Текст книги "Острова и море"

– Она тебя страшно вымотала, Дэви, – сказал Роджер. – Я не хочу допустить, чтоб она тебя замучила.

– А у кого торчит в чертовой пасти крючок? Не у меня – у нее. – Голос Дэвида дрожал. – Не она меня мучает, а я ее мучаю, паскуду такую.

– Говори что хочешь, Дэйв, – сказал Роджер.

– Подлая тварь. Сука мерзкая.

– У него слезы текут, – сказал Эндрю, который тоже поднялся на мостик и стоял рядом с отцом и Томом-младшим. – Он и ругается, чтобы с собой совладать.

– Помолчал бы ты, наездник, – оборвал его Том-младший.

– Наплевать – пусть она меня доконает, эта чертова сука, – сказал Дэвид. – Вот черт! Нет у меня к ней ненависти. Я ее люблю.

– Тебе лучше помолчать, – сказал Эдди мальчику. – Береги дыхание.

Он переглянулся с Роджером, а тот пожал плечами, показывая, что не знает, что делать дальше.

– Если не перестанешь так волноваться, заберу у тебя удилище, – сказал Эдди.

– Я всегда волнуюсь, – ответил Дэвид. – Просто не говорю об этом, никто и не знает. Сейчас мне не лучше – и не хуже. Болтаю себе – вот и все.

– Тогда замолчи и успокойся, – посоветовал Эдди. – Возьми себя в руки, оставайся невозмутимым, и мы не оставим ее в покое.

– Я буду с ней до конца, – сказал Дэвид. – Мне стыдно, что я ругал ее. Не хочу говорить о ней ничего плохого. Эта рыба – самое лучшее, что есть в мире.

– Энди, принеси мне бутылку чистого спирта, – попросил Эдди. – Хочу растереть ему руки, плечи и ноги, – сказал он Роджеру. – От ледяной воды у него могут начаться судороги.

Эдди снова взглянул на часы в каюте и сказал Роджеру:

– Прошло уже пять с половиной часов. – И повернувшись к Дэвиду: – Ты не перегрелся, Дэви?

Дэвид покачал головой.

– В середине дня солнце шпарит вовсю. Этого-то я и боялся. Теперь, Дэви, с тобой уже не случится ничего плохого. Будь спокойнее и добивай эту проклятущую рыбу. Надо прикончить ее засветло.

Дэвид кивнул.

– Ты видел раньше, папа, чтобы рыба так боролась? – спросил Том-младший.

– Видел, – ответил Томас Хадсон.

– Часто?

– Не помню, Томми. В этой части Гольфстрима попадаются страшные рыбы. А вот некоторые большие рыбины ловятся легко.

– А почему так?

– Думаю, они просто старые и жирные. Некоторые такие старые, что им и так пора подохнуть. А другие теряют силы и надрываются на крючке.

День клонился к вечеру, им давно уже не попадался ни один катер, и они находились равно далеко и от острова, и от большого маяка Айзекса.

– Попробуй еще подтянуть, Дэви, – сказал Роджер.

Мальчик наклонился, потом, упершись ногами, откинулся назад, и удилище слегка приподнялось.

– Пошла, – сказал Роджер. – Теперь подбери леску и еще подтяни.

Мальчик подбирал и наматывал леску на катушку.

– Она поднимается, – сказал Роджер Дэвиду. – Продолжай в том же духе.

Дэвид не останавливался и работал как автомат, а точнее, как очень уставший мальчик, работающий как автомат.

– Время подошло, – объявил Роджер. – Она действительно всплывает. Дай немного вперед, Том. Будем тащить ее с левого борта.

– Есть дать немного вперед, – ответил Томас Хадсон.

– Теперь сам соображай, – сказал Роджер. – Надо аккуратно подтянуть рыбу так, чтобы Эдди мог ее загарпунить, а мы – набросить петлю. Я буду ее затягивать. Томми, ты спустись вниз, держи спинку кресла и следи, чтобы леска не запуталась в удилище, когда я буду затягивать петлю. Леска должна быть свободной на тот случай, если придется рыбу отпустить. Энди, ты во всем помогай Эдди. Когда он попросит, передашь петлю и дубинку.

Рыба все поднималась, и Дэвид все так же ритмично делал свое дело.

– Том, тебе лучше спуститься и править отсюда! – крикнул Роджер.

– Я как раз спускаюсь, – ответил Томас Хадсон.

– Извини, – сказал Роджер. – Дэви, помни, если рыба дернет и мне придется ее отпустить, держи удилище выше, чтоб леска не запуталась. И ослабь тормоз, как только я начну затягивать.

– Ровней наматывай леску, Дэви, – сказал Эдди. – Нельзя, чтоб ее заклинило.

Томас Хадсон спрыгнул в кокпит и взял в руки нижний штурвал. Теперь он не мог видеть, что происходит в глубине, зато ему было гораздо легче управлять катером в сложных условиях и общаться с остальными членами экипажа. Странно, подумал он, оказаться на одном уровне с происходящим после того, как в течение долгих часов созерцал действие сверху. Все равно что переместиться из ложи на сцену или на ринг или оказаться у загородки вдоль трека. Люди стали больше и ближе, они казались выше ростом, не укороченные ракурсом.

Он видел окровавленные руки Дэвида, и глянцевито поблескивающие кровавые подтеки на его ступнях, и следы ремней на спине, и отчаяние на лице сына, когда он повернул голову, поднимая удилище. Томас Хадсон посмотрел в сторону каюты и увидел, что медные часы показывают без десяти шесть. Теперь, когда он был так близко к морю, оно казалось ему другим, и, глядя из тени, на согнутое удилище Дэвида, он видел белую леску, уходящую под углом в глубину, и удилище, равномерно двигавшееся вверх-вниз. Эдди стоял на коленях у края кормы с гарпуном в обожженных солнцем веснушчатых руках и всматривался в почти фиолетовую воду, пытаясь разглядеть там рыбу. Томас Хадсон оценил взглядом веревочные узлы на гарпуне и то, что сама веревка была прочно привязана к опоре на корме, а потом вновь перевел взгляд на спину Дэвида, на его вытянутые ноги и длинные руки, державшие удилище.

– Видишь ее, Эдди? – спросил Роджер, державший спинку кресла.

– Еще нет. Води ее, Дэви, продолжай водить.

Дэвид в том же темпе поднимал и опускал удилище и наматывал леску. Катушка уже раздулась от лески и с каждым движением Дэвида становилась все толще.

Но вот рыба на мгновение замерла, удилище сразу согнулось, а леска стала разматываться.

– Нет. Только не это! – вскрикнул Дэвид.

– Все может быть, – сказал Эдди. – Никогда нельзя знать.

Дэвид медленно приподнял удилище, с трудом преодолевая его тяжесть, и вслед за этим леска как ни в чем не бывало стала вновь легко и равномерно наматываться на катушку.

– Рыба задержалась только на минуту, – сказал Эдди.

Сдвинув на затылок старую фетровую шляпу, он продолжал всматриваться в чистую, темно-фиолетовую воду.

– Вон она, – сказал он.

Томас Хадсон отпрянул от штурвала и посмотрел за борт. В глубине рыба выглядела маленькой и укороченной, но вскоре, когда он опять взглянул на нее, она уже значительно увеличилась и продолжала расти – не так быстро, как набирающий скорость самолет, но так же неуклонно.

Томас Хадсон тронул Дэвида за плечо и вернулся к штурвалу. И тут он услышал голос Эндрю: «Ой, посмотрите!», и на этот раз увидел рыбу со своего места. Она плыла рядом с катером – бурая, резко увеличившаяся в длину и ширину.

– Держать тот же курс, – сказал Роджер, не оглядываясь, и Томас Хадсон ответил:

– Есть держать тот же курс.

– О господи, только взгляните на нее, – сказал Том-младший.

Теперь она выросла до громадных размеров, такую меч-рыбу Томас Хадсон прежде не видел. Ее спина была уже не бурая, а багрово-синяя, и она медленно плыла в том же направлении, что и катер. Двигалась она за самой кормой, справа от Дэвида.

– Держи ее в движении, Дэви, – сказал Роджер. – Все идет хорошо.

– Дай чуть вперед, – сказал Роджер Хадсону, не сводя глаз с рыбы.

– Есть чуть вперед, – ответил Томас Хадсон.

– Мотай на катушку, – сказал Эдди Дэвиду. Теперь Томас Хадсон видел выступивший из воды канат шок-лидера.

– Еще немного вперед, – попросил Роджер.

– Есть еще немного вперед, – повторил Томас Хадсон. Он следил за рыбой и медленно направлял катер туда, где она плыла. Теперь ему была видна вся багровая длина ее тела, огромный, мощный, торчащий вперед меч, рассекающие воду боковые плавники и могучий хвост, который, почти не двигаясь, управлял движением рыбы.

– Еще немного вперед, – сказал Роджер.

– Есть немного вперед.

Теперь шок-лидер лески был в пределах досягаемости.

– Ты готов, Эдди? – спросил Роджер.

– Конечно, – ответил Эдди.

– Следи за ней, Том, – сказал Роджер и, нагнувшись, ухватил шок-лидер. – Ослабь тормоз, – попросил он Дэвида и стал осторожно подводить на тяжелом шок-лидере рыбу ближе к гарпуну.

Рыба все поднималась, шириной и длиной напоминая огромное затонувшее бревно. Дэвид следил за ней и одновременно поглядывал на удилище, следя, чтобы его не обмотала леска. Впервые за шесть часов он не испытывал напряжения ни в спине, ни в плечах, ни в ногах, и Томас Хадсон видел, как подергиваются и подрагивают мышцы его ног. Эдди перегнулся через борт с гарпуном в руках, а Роджер медленно и равномерно тянул шок-лидер.

– Она потянет больше тысячи фунтов, – сказал Эдди и очень тихо добавил: – Крючок висит на волоске.

– Сможешь до нее дотянуться? – спросил Роджер.

– Пока нет, – сказал Эдди. – Веди легче, не спеши.

Роджер продолжал поднимать стальной канат, и огромная рыба постепенно приближалась к борту.

– Крючок вот-вот слетит, – сказал Эдди. – На честном слове держится.

– А сейчас сможешь дотянуться? – все тем же невозмутимым голосом спросил Роджер.

– Еще нет, – ответил Эдди все так же тихо. Роджер поднимал рыбу со всей возможной осторожностью, но вдруг выпрямился, напряжение ушло из его тела, в руках он держал ослабевший канат.

– Нет! Нет! Нет! Пожалуйста, нет! – выкрикнул Том-младший.

Эдди прыгнул за борт и плавал в воде, пытаясь, если удастся, всадить в рыбу гарпун.

Но все было напрасно. Огромная рыба постояла в глубине, похожая на гигантскую темно-фиолетовую птицу, и потом медленно пошла вниз. Все смотрели, как она опускается, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчезла.

На спокойной морской поверхности плавала шляпа Эдди, а сам он держался за гарпун. Веревка от гарпуна была закреплена на корме. Роджер обнял Дэвида, и Томас Хадсон увидел, как содрогаются плечи мальчика. Но он оставил сына на попечение Роджера.

– Спусти Эдди трап, пусть он заберется на палубу, – сказал он Тому-младшему. – А ты, Энди, возьми удилище и вынь его из гнезда.

Роджер поднял Дэвида, отнес его к правому борту и там положил на койку. Он не выпускал мальчика из рук, а тот лежал, уткнувшись лицом в подушку.

Промокший до нитки Эдди влез на катер, с него стекала вода, и он стал раздеваться. Эндрю выудил гарпуном его шляпу, а Томас Хадсон спустился вниз за рубашкой и джинсами для Эдди и за рубашкой и шортами для Дэвида. Его удивляло, что он ничего не чувствует, кроме жалости и любви к Дэвиду. Схватка с рыбой лишила его всех других чувств.

Когда он вновь поднялся на палубу, Дэвид лежал голый, лицом вниз на койке, а Роджер растирал его спиртом.

– Болят плечи и копчик, – пожаловался Дэвид. – Там, пожалуйста, полегче, мистер Дэвис.

– Там ссадины, – сказал Эдди. – Твой отец смажет эти места меркурохромом. Не бойся, больно не будет.

– Надень рубашку, Дэви, – сказал Томас Хадсон. – А то холодно. Том, принеси ему какое-нибудь одеяло из легких.

Томас Хадсон смазал натертые лямками места на спине меркурохромом и помог сыну надеть рубашку.

– Мне уже ничего, – произнес Дэвид безжизненным голосом. – Можно кока-колы, папа?

– Конечно, – ответил Томас Хадсон. – А потом Эдди принесет тебе супу.

– Я не голоден, – отказался Дэвид. – Пока не могу есть.

– Что ж, подождем, – сказал Томас Хадсон.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, Дэйв, – сказал Эндрю, подавая ему бутылку с колой.

– Никто этого не знает, – сказал Дэвид.

Томас Хадсон указал старшему сыну курс, каким идти к острову.

– Смотри, чтобы моторы работали синхронно – по триста оборотов, Томми, – сказал он. – Маяк мы увидим еще до темноты, а потом я уточню направление.

– Ты подходи ко мне, папа, чаще. Скажи, тебе так же плохо, как мне?

– С этим ничего не поделаешь.

– А Эдди все-таки попробовал, – сказал Том-младший. – Не каждый прыгнет в океан за рыбой.

– И ему почти удалось, – отозвался отец. – Однако вонзи он гарпун в рыбу не с катера, а в воде, могло бы случиться всякое.

– Эдди бы справился, – убежденно произнес Том. – Как сейчас, моторы работают синхронно?

– Прислушивайся, – ответил отец. – Суди не только по приборам.

Томас Хадсон подошел к койке и сел подле Дэвида. Тот был завернут в легкое одеяло, и Эдди возился с его руками, а Роджер – с ногами.

– Привет, папа, – сказал мальчик, глянул на отца и отвел глаза.

– Мне очень жаль, Дэви, – сказал Томас Хадсон. – Ты сражался великолепно, такого я в жизни не видел. Ни Роджер, ни кто-нибудь другой не провели бы схватку лучше.

– Большое спасибо, папа. Но, пожалуйста, не будем об этом.

– Хочешь что-нибудь, Дэви?

– Если можно, еще кока-колы, – сказал Дэвид.

Томас Хадсон вынул из ящика со льдом бутылку и откупорил ее. Он сел рядом с Дэвидом, и мальчик выпил колу, держа бутылку в той руке, которую уже обработал Эдди.

– У меня готов суп. Он сейчас греется, – сказал Эдди. – А чили разогреть, Том? Еще есть салат из морепродуктов.

– Давай чили, – сказал Томас Хадсон. – Мы с утра не ели. А Роджер за весь день не выпил ни глотка.

– Только что прикончил бутылку пива, – возразил Роджер.

– Эдди, а сколько она на самом деле весила? – спросил Дэвид.

– Больше тысячи фунтов, – ответил Эдди.

– Спасибо за то, что прыгнули за ней, – сказал Дэвид. – Большое спасибо вам, Эдди.

– Да ладно. А что еще было делать, черт возьми? – сказал Эдди.

– Неужели в ней действительно тысяча фунтов, папа? – спросил Дэвид.

– Даже не сомневайся, – ответил Томас Хадсон. – Мне никогда не попадались такие огромные рыбины – ни марлины, ни меч-рыбы.

Солнце село, и катер скользил по спокойной поверхности моря, а работающие моторы с силой толкали его вперед по той же воде, по какой они так медленно плыли все эти долгие часы.

Теперь Эндрю тоже сидел на краю широкой койки.

– Привет, наездник, – сказал ему Дэвид.

– Если бы ты выловил эту рыбу, то, наверное, стал бы самым знаменитым мальчиком в мире, – восхищенно произнес Эндрю.

– Не хочу быть знаменитым. Сам им становись.

– А мы бы прославились, как твои братья, – сказал Эндрю. – Серьезно.

– А я – как твой друг, – поддержал его Роджер.

– А я – потому что управлял катером, – сказал Томас Хадсон. – А Эдди – как гарпунщик.

– Эдди по-любому всегда на высоте, – сказал Эндрю. – А Томми прославился бы как разносчик коктейлей. Все увлечены схваткой, а Томми поставляет горючее.

– А как же рыба? – спросил Дэвид. – Разве она не прославилась бы? – Он себя, похоже, чувствовал лучше. По крайней мере, голос у него звучал как обычно.

– Рыба прославилась бы больше всех, – горячо произнес Эндрю. – Она бы обессмертила себя.

– Надеюсь, с ней ничего не случилось, – сказал Дэвид. – Надеюсь, она в порядке.

– Рыба точно в порядке, – успокоил его Роджер. – По тому, как она боролась с крючком в пасти, нет никаких сомнений, что она цела и невредима.

– Когда-нибудь я расскажу вам, как все было, – пообещал Дэвид.

– Расскажи сейчас, – взмолился Энди.

– Я устал, да и слова мои будут звучать как бред.

– Ну, расскажи. Хоть немного, – просил Эндрю.

– Даже не знаю. Стоит, папа?

– Давай, – сказал Томас Хадсон.

– Так вот, – заговорил Дэвид с закрытыми глазами, – в самые тяжелые минуты, когда я был чуть живой, я не знал, кто из нас кто.

– Я тебя понимаю, – сказал Роджер.

– И тогда я полюбил ее больше всего на свете.

– Так и полюбил? – спросил Эндрю.

– Да. Полюбил.

– Вот те на! – сказал Эндрю. – Этого мне не понять.

– Я так ее полюбил, что когда она показалась, у меня чуть сердце не разорвалось, – проговорил Дэвид, так и не открывая глаз. – Я хотел только одного – увидеть ее ближе.

– Понимаю, – сказал Роджер.

– Плевать, что я ее упустил, – сказал Дэвид. – Не нужен мне рекорд. Я только думал, что он нужен. Теперь мне радостно, что с ней все хорошо и со мной тоже. Мы не враги.

– Хорошо, что ты поделился этим с нами, – сказал Томас Хадсон.

– Большое спасибо вам, мистер Дэвис, за те слова, что вы сказали мне, когда я первый раз ее упустил, – произнес Дэвид по-прежнему с закрытыми глазами.

Томас Хадсон так никогда и не узнал, что ему сказал Роджер.

10

Вечером, во время затишья перед тем, как поднялся ветер, Томас Хадсон сидел в своем кресле и пытался читать. Остальные уже легли, но он знал, что не сможет заснуть, и решил провести время за книгой, пока не почувствует сонливости. Но чтение на ум не шло, и тогда он стал думать о прошедшем дне. Мысленно он перебрал все события с начала до конца и подумал, что все сыновья, кроме Тома, далеко отошли от него, или он отошел от них.

Дэвид тянулся к Роджеру. Томас Хадсон хотел, чтобы Дэвид взял от него то лучшее, что проявлялось у друга в конкретном действии и совсем не проявлялось в его жизни и работе. Дэвид всегда был загадкой для Томаса Хадсона. Любимой, но все же загадкой. А вот Роджер понимал его лучше, чем родной отец. Томаса Хадсона радовало, что они так близки, но сегодня ему было от этого как-то не по себе.

Еще ему не нравилось поведение Эндрю, хотя он понимал, что Эндрю есть Эндрю, он всего лишь маленький мальчик и его нельзя судить строго. Ничего плохого он не делал и на самом деле вел себя хорошо. Но было в нем что-то, что не внушало доверия.

Плохо и эгоистично оценивать людей, которых ты любишь, думал он. Разве не лучше просто вспомнить события прошедшего дня, а не губить его, подвергая убийственному анализу? Иди спать, сказал он себе, и постарайся уснуть. И пошло все к черту! И пусть утром жизнь пойдет своим чередом. Мальчики скоро уедут. Вот и сделай все, чтобы последние дни на острове были для них радостными. Я старался, сказал он себе. Я старался, чтобы им было хорошо и Роджеру тоже. Да ты и сам был счастлив, прибавил он. Еще как счастлив! Но что-то сегодня испугало тебя. Впрочем, каждый день, подумал он, приносит что-то пугающее. Иди-ка спать, и, если повезет, успеешь выспаться. И не забудь: завтра всем должно быть хорошо.

Ночью подул сильный юго-западный ветер, и к рассвету он достиг почти ураганной силы. Пальмы гнулись к земле, ставни хлопали, бумаги разлетались, и волны накатывали на берег.

Когда Томас Хадсон спустился к завтраку, Роджера уже не было. Мальчики еще спали, и он просмотрел почту, пришедшую с рейсовым судном, доставлявшим с материка раз в неделю лед, мясо, свежие овощи, бензин и прочие товары. Ветер был такой силы, что ему пришлось поставить чашку с кофе на письмо, чтобы его не унесло.

– Хотите, закрою двери? – спросил Джозеф.

– Пока не надо. Ничего ведь еще не разбилось.

– Мистер Роджер пошел прогуляться по берегу, – объявил Джозеф. – Направился на другой конец острова.

Томас Хадсон продолжал просматривать почту.

– А вот газета, – сказал Джозеф. – Я ее разгладил утюгом.

– Спасибо, Джозеф.

– Мистер Том, скажите, это правда, что говорят про рыбу? То, что рассказал Эдди?

– А что он рассказал?

– Какая огромная она была и как он чуть не всадил в нее гарпун.

– Все верно.

– Боже правый! Если бы мне не пришлось переносить с этого парохода лед и продукты, тогда я тоже был бы с вами. Нырнул бы и загарпунил эту рыбу.

– Эдди тоже нырял, – сказал Томас Хадсон.

– Он мне этого не говорил, – сбавил тон Джозеф.

– Принеси, пожалуйста, еще кофе, Джозеф, и папайю тоже, – попросил Томас Хадсон. Он проголодался, а от ветра аппетит только прибывал. – А бекон в этот раз не привезли?

– Думаю, удастся кое-что найти, – сказал Джозеф. – А у вас сегодня хороший аппетит.

– Попроси, пожалуйста, Эдди зайти ко мне.

– Эдди пошел домой заняться своим глазом.

– А что у него с глазом?

– Кто-то крепко врезал кулаком.

Томас Хадсон догадывался, почему это могло случиться.

– Больше ему ничего не повредили?

– Его вообще здорово избили, – сказал Джозеф. – Во всех барах, где он рассказывал эту историю, его били. Люди никогда не поверят в такое. А жаль.

– А где он дрался?

– Спросите лучше, где он не дрался. Он дрался везде, где ему не верили. Но никто так и не поверил. Поздно ночью, когда многие уже не знали, о чем идет речь, ему говорили, что не верят, просто для того, чтоб его подначить и вызвать на драку. Он дрался со всеми известными драчунами острова. Сегодня вечером, и это так же верно, как то, что вы сейчас завтракаете, с Мидл-Ки кое-кто приедет, чтобы назвать его лгуном. С тех пор как на Мидл-Ки идет строительство, там завелось несколько отчаянных драчунов.

– Будет лучше, если с ним пойдет мистер Роджер, – сказал Томас Хадсон.

– Вот это да! – Лицо Джозефа просияло. – Значит, повеселимся.

Томас Хадсон выпил еще чашку кофе, съел охлажденную папайю, политую свежим соком лайма, и четыре ломтика бекона, принесенные Джозефом.

– Вижу, у вас проснулся аппетит, – сказал Джозеф. – А когда это случается, мне хочется воспользоваться этим и подкормить вас.

– Я много ем.

– Иногда, – сказал Джозеф.

Он принес еще чашку кофе, и Томас Хадсон отнес ее на письменный стол – ему нужно было ответить на два письма, чтобы отослать их с обратной почтой.

– Сходи к Эдди домой, пусть напишет, что нам надо заказать на следующий рейс, – сказал он Джозефу. – А потом принеси список мне на проверку. Для мистера Роджера кофе остался?

– Он уже пил.

Томас Хадсон дописывал письма наверху, когда пришел Эдди со списком необходимых товаров. Эдди выглядел ужасно. Примочки глазу не помогли, губы и щеки распухли. Одно ухо распухло тоже. Разбитые губы он смазал меркурохромом, и яркий цвет придавал ему вид далеко не трагический.

– Прошлым вечером я вел себя по-дурацки, – сказал он. – Кажется, здесь все, что нужно, Том.

– Надо было сегодня отлежаться дома и ни о чем не думать.

– Дома мне хуже, – признался Эдди. – Сегодня лягу пораньше.

– И не лезь больше в драку из-за этой истории, – сказал Томас Хадсон. – Ни к чему хорошему это не приведет.

– Тут я и спорить не буду, – сказал Эдди, еле шевеля рассеченными и опухшими губами. – Я дрался за правду и ждал, что она возьмет верх, но все время налетал кто-то новый и поддавал мне так, что я летел со своей правдой кверху задницей.

– Джозеф говорил, ты дрался не один раз.

– Пока кто-то не отвел меня домой, – сказал Эдди. – Думаю, это сделал добряк Бенни. Только благодаря ему и констеблю я не пострадал.

– Считаешь, ты не пострадал?

– Пострадал, но все-таки жив остался. Эх, жаль, вас там не было, Том!

– Я этому рад. А кто-то действительно хотел тебя по-настоящему угробить?

– Да нет, не думаю. Они просто хотели убедить меня, что я заливаю. А констебль мне поверил.

– Да ну?

– Да, сэр. Он и еще Бобби. Только они и поверили мне, больше никто. Констебль сказал, что посадит в тюрягу того, кто меня первый ударил. Сегодня утром он спросил, помню ли я этого первого. Я сказал: помню, но я ударил раньше. Да, плохой вечер выдался для правды, Том. Хуже не бывает.

– Так ты все-таки настроен сегодня стряпать?

– А почему бы и нет? Привезли отличное мясо для стейков. Настоящая вырезка. Взглянули бы вы на это мясо – красота! На гарнир хочу подать картофельное пюре с подливкой и лимскую фасоль. Для салата у нас есть кочанный салат и свежие грейпфруты. Мальчики любят пироги, а у нас есть консервированная малина с ежевикой, пирог с такой начинкой получится отменный. А на десерт подам мороженое, его тоже привезли. Как вам такое меню? Хочу от души накормить этого упертого Дэвида.

– О чем ты думал, когда прыгнул в море с гарпуном?

– Хотел всадить в нее гарпун как раз позади плавника, она бы дернулась, тут ей и конец! А я бы драпанул во всю мочь – и обратно на катер.

– А как она выглядела под водой?

– Широкая, как лодка, Том. Спина бурая, черный глаз – с вашу кисть. Брюхо отливает серебром, а на меч и смотреть страшно. Она опускалась довольно медленно, но я все равно не мог следовать за ней: древко гарпуна держало меня на поверхности. Нырнуть я не мог. Так что все было впустую.

– А она тебя видела?

– Даже не скажу. Она выглядела так, словно все ей по барабану.

– Думаешь, она сильно вымоталась?

– Да она была при последнем издыхании. Наверное, решила сдаться.

– Такую мы больше не встретим.

– Да уж. Никогда в жизни. А мне наука – не надо заставлять других верить в то, что сам видел.

– Мне хочется нарисовать эту рыбу для Дэвида.

– Только нарисуйте все по-настоящему. Не с причудами, как вы иногда рисуете.

– Эта картина будет точнее фотографии.

– Вот это мне нравится.

– Только будет очень трудно писать то, что под водой.

– Эта картина будет похожа на ту, что висит у Бобби? Где смерчи?

– Нет, она будет совсем другая и, надеюсь, лучше. Сегодня же начну делать к ней наброски.

– А мне нравится картина со смерчами, – сказал Эдди. – Бобби без ума от нее, и вот ему почему-то верят, когда он рассказывает, что видел столько смерчей, сколько там нарисовано. Но картину с рыбищей потрудней будет написать.

– Как-нибудь справлюсь, – сказал Томас Хадсон.

– И как она выпрыгивает из воды, удастся нарисовать?

– Думаю, да.

– Тогда напишите две картины, Том. Одну – как она выпрыгивает из воды, а вторую – как Роджер подцепляет ее, Дэви сидит в кресле с удилищем, и я там тоже, на корме. Потом можно будет их сфотографировать.

– Сегодня же начну делать наброски.

– Если я вам понадоблюсь, буду на кухне, – сказал Эдди. – Мальчики еще спят?

– Все трое.

– После этой рыбы мне стало на все наплевать, – сказал Эдди. – Но ребят надо хорошо накормить.

– Хорошо бы на этот глаз пиявок поставить.

– Да плевать на него! Вижу, и слава богу!

– Не буду будить мальчиков – пусть спят, сколько хотят. Джо скажет, когда они встанут, и я накормлю их завтраком. А если заспятся – дам чего-нибудь легкое, чтобы не испортить аппетит к ленчу. Вы еще не видели мясо, что вчера доставили?

– Нет. Дороговато, черт возьми, но оно того стоит, Том. Никто на острове за всю жизнь не едал такого. Хотел бы я взглянуть на тех бычков, которые дают такое мясо.

– Низкорослые, брюхо почти земли касается, и в ширину почти такие же, как в длину, – сказал Томас Хадсон.

– Мясистые, должно быть, – восхищенно произнес Эдди. – Хотелось бы хоть разок взглянуть на эдаких. У нас корову режут только перед тем, как она и так вот-вот околеет от истощения. Мясо тогда сильно горчит. У местных бы крыша поехала только от вида такого мяса. Они бы не поняли, что это такое. Их могло бы и вырвать.

– Мне нужно закончить с письмами, – сказал Томас Хадсон.

– Виноват, Том, ухожу.

Разобравшись с почтой, ответив на два деловых письма, которые прежде он намеревался отправить со следующим судном, проверив лист закупок на следующую неделю, подписав чек на этот заказ плюс десять процентов налога на импорт с материка, Томас Хадсон пешком направился на пристань, где судно уже готовилось к отправке. Капитан принимал заказы от жителей острова на продукты, ткани, лекарства, скобяные товары, запасные части и прочие товары, доставляемые на остров с материка. Одновременно трюмы заполнялись живыми лангустами и прочей морской живностью, на палубе стояли ящики с раковинами, пустые канистры для бензина и дизельного топлива, а к капитанской каюте тянулись люди, дожидавшиеся своей очереди на сильном ветру.

– Как дела, Том? – крикнул из окна каюты капитан Ральф. – Эй, вали-ка из кабины, парень, и дожидайся своей очереди, – сказал он дородному негру в соломенной шляпе. – Кое-что, к сожалению, пришлось заменить. А мясо хорошее?

– По словам Эдди, великолепное.

– Рад этому. Давайте сюда письма и список. Ветер все усиливается. Хочу отплыть до отлива. Извините, приходится спешить.

– Увидимся на следующей неделе, Ральф. Не буду вас задерживать. Большое спасибо, дружище.

– Постараюсь привезти все по списку. Может, вам деньги нужны?

– Нет, спасибо. У меня остались еще с прошлой недели.

– Смотрите, а то у меня сейчас наличности много. Ну, как хотите. Теперь ты, Люций. Что тебе надо? На что потратишь в этот раз денежки?

Томас Хадсон прошел по причалу, где молодые негры смеялись, глядя, что вытворяет ветер с ситцевыми платьями девушек и женщин, а потом направился по коралловой дороге к «Понсе-де-Леон».

– А, Том, входите и присаживайтесь, – пригласил его мистер Бобби. – Где вы пропадали? Мы только что закончили уборку и открылись. Входите и начните свой день как положено.

– Не рано ли?

– Чушь! Есть хорошее импортное пиво. И «Песья голова» тоже есть. – Он вытащил из ящика со льдом бутылку пльзенского, открыл и передал Томасу Хадсону. – Вам ведь стакан не нужен, так? Выпейте бутылочку и тогда решите, будете продолжать или нет.

– Тогда не смогу работать.

– Черт с ней, с работой! Вы и так слишком много работаете. Надо поберечь себя, Том. Жизнь-то одна. Нельзя все время рисовать.

– Вчера мы выходили в море, и я не работал.

Томас Хадсон смотрел на большой холст с нарисованными смерчами, висевший на стене в глубине бара. Хорошая работа, подумал он. В полную силу его сегодняшних способностей.

– Пришлось картину перевесить выше, – сказал Бобби. – Один джентльмен вчера перебрал и все пытался забраться в лодку. Я предупредил: если он проткнет ногой холст, заплатит десять тысяч долларов. Констебль меня поддержал. Кстати, у констебля появилась одна идея, и он хочет, чтобы вы ее воплотили в картине, которую он повесит у себя дома.

– А что за идея?

– Этим он не поделился. Только сказал, что идея стоящая и он хочет обсудить ее с вами.

Томас Хадсон внимательно вглядывался в картину. Она выглядела изрядно потертой.

– Она надежно сработана, ей-богу, – с гордостью проговорил Бобби. – На днях один джентльмен напился и запустил в смерч кружку с пивом – хотел его сбить. А разве что-нибудь видно? Даже вмятины не осталось. Пиво стекло с нее, как водичка. Да, Том, вы сделали ее на совесть.

– Тяжело ей, однако, приходится.

– Пока по ней этого не заметно, честное слово, – сказал Бобби. – Но я все-таки повешу ее выше. Вчерашний джентльмен заставил меня поволноваться.

Он вручил Томасу Хадсону еще бутылку холодного пльзенского.

– Том, я хочу сказать – мне очень жаль, что так получилось с рыбой. Эдди я знаю с детства и никогда не слышал, чтобы он врал. По крайней мере, в серьезных делах. То есть если попросишь его говорить правду.

– Скверная история. Даже не хочется говорить об этом.

– И это правильно, – сказал Бобби. – Я просто хотел, чтобы вы знали – мне очень жаль. А почему бы вам не перейти от пива к чему-нибудь более основательному? Никуда не годится – начинать день в унынии. Что мне принести, чтобы вы почувствовали себя лучше?

– Я в полном порядке. Думаю днем поработать, так что нельзя расслабляться.

– Ну, хорошо. Если я не могу поднять вам настроение, может, это сделает кто-то другой. Гляньте-ка на эту яхту. Крепко ее, должно быть, потрепало на подходе.

Томас Хадсон посмотрел в открытую дверь и увидел входившую в гавань красивую белую яхту типа плавучего дома. Такие обычно фрахтуют на материке, чтобы в тихий день, вроде вчерашнего, при спокойном море проплыть вдоль цепи островов Флорида-Кис и благополучно пересечь Гольфстрим. Но сегодня судну с небольшой осадкой и громоздкими палубными сооружениями, видимо, пришлось туго. Томас Хадсон недоумевал, как оно сумело преодолеть отмель в такую волну.