Текст книги "В борьбе за трон"

Взгляд Сэррея невольно скользнул по обнаженным плечам и груди вдовствующей королевы и, встретившись с ее глазами, смущенно опустился вниз. Ее слова зажгли кровь в жилах молодого человека. Вдовствующая королева так прекрасно понимала его чувства и смеялась над подобной любовью!.. Какую же любовь она могла бы предложить взамен?

– Разве не всякая любовь – царство сладких иллюзий и грез? – спросил Роберт дрожащим голосом.

– Нет, Сэррей, – возразила вдовствующая королева, – гордые, сильные души не довольствуются мечтами и грезами; они борются на земле и побеждают. Только пустые, тщеславные женщины любят, чтобы их идеализировали, обоготворяли; это – кокетки с холодными сердцами, желающие сначала вызвать страсть, а затем насмеяться над нею. Гордая, сильная женщина тоже с удовольствием видит любимого мужчину у своих ног, но она не играет его чувством; она говорит мужчине, какой ценой он может заслужить ее любовь. Чем выше она стоит, тем труднее добиться ее расположения, но тем более чести покорить ее, тем сильнее и радостнее успех. Однако куда мы зашли? – улыбаясь прервала себя вдовствующая королева. – Я ведь позвала вас не для того, чтобы говорить о любви. Право, не знаю, каким образом мы коснулись этой темы.

– А я знаю, ваше величество! – живо воскликнул Роберт. – Вы хотели показать мне, как я был глуп и слеп, принимая отражение солнца за светило и не замечая самого солнца. Я поддавался чарам кокетки и не видел роскошного цветка, опьяняющего своим ароматом; я забыл о храме, где в сиянии лучезарной красоты царствует богиня. Вот где этот храм, вот пред кем я должен преклонить колени! Скажите, ваше величество, какой ценой я могу приобрести ваше расположение? Если бы вы даже потребовали для этого моей смерти, то и тогда цена вашей любви не показалась бы мне слишком высокой.

Роберт бросился на колени и, весь дрожа от страсти, схватил руку королевы.

– Если бы в тот день, когда вы прибыли сюда, вы склонились так предо мной и спросили меня, чем можете заслужить мою любовь, – прошептала вдовствующая королева, кладя другую руку на плечо Роберта, – то я ответила бы вам, что мне нужна только ваша верность. Но вы этого не сделали, так как видели перед собой лишь Марию Сейтон. За это я возненавидела вас так, что хотела даже убить! Теперь я чувствую себя отмщенной. Ступайте к Марии Сейтон и наслаждайтесь ее любовью!.. При случае я замолвлю за вас словечко. Вы знаете, я слишком горда для того, чтобы быть соперницей своей же фрейлины.

– Да, вы правы, вы можете меня только презирать, – воскликнул граф Сэррей, вскакивая с пола. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что я могу носить в своем сердце чей-нибудь другой образ, а не ваш. Вы открыли мне глаза, и я вижу теперь, как я был глуп и слеп. Вы отталкиваете меня – я подчиняюсь вашей воле, но уверяю вас, что те муки, которые я стану испытывать вдали от вас, будут гораздо чувствительнее, чем терзания пытки, которой вы пугали меня. Прощайте, ваше величество! Вы больше не увидите меня, и если вам придет когда-нибудь в голову мысль, что я оскорбил вас, то вы можете успокоить себя тем, что жестоко отомстили мне за эту обиду.

С последними словами Роберт хотел уйти, но вдовствующая королева удержала его.

– Роберт, – прошептала она, – я все прощу, если увижу, что могу верить вам, что вы действительно забыли Марию Сейтон и хотите принадлежать мне.

– Душой и телом! – пылко воскликнул Сэррей, опускаясь на колени и охватывая руками стан вдовствующей королевы. – Если вы – демон-искуситель, я продам вам свою душу, отрекусь от ее спасения и готов собственной кровью подписать свое отречение.

– Так вы могли бы серьезно полюбить меня? – спросила вдовствующая королева полусомневающимся-полузавлекающим тоном.

– Испытайте меня, ваше величество, и если окажется, что я лгу, то прикажите вашим слугам убить меня и вздернуть мое тело на виселицу.

– Роберт, – нежно проворковала вдовствующая королева, обнимая графа, – если кто-нибудь настолько полюбит меня, что будет готов отдаться мне всей душой и телом, если кто-либо не побоится умереть за меня, не испугается пересудов и насмешек, то я сделаю такого человека самым счастливым на земле, я разделю с ним королевскую корону.

– Приказывайте! – воскликнул Роберт, сверкая глазами. – Скажите, что нужно делать? Хотите, чтобы я убил регента и подговорил к восстанию благородных шотландцев?

– Ты способен это сделать, Роберт? – спросила Мария Лотарингская.

– Я все, все сделаю! Приказывайте! – воскликнул Сэррей, прижимая к губам руки вдовствующей королевы.

– В таком случае я посвящу тебя в свои рыцари! Преклони колени! Я надену на тебя знаки моего ордена, – улыбаясь проговорила вдовствующая королева и, отстегнув бант со своей кружевной косынки, прикрепила его к плечу Роберта. – Теперь скажи мне, что тебе сообщил посланный регента, – продолжала она, – у тебя не должно быть от меня тайн.

Роберт с ужасом взглянул на вдовствующую королеву, которая с улыбкой требовала от него бесчестного поступка. Только теперь Сэррею стало ясно, какую ошибку он сделал в порыве страсти.

– Ты колеблешься? – с укором проговорила вдовствующая королева, приподнимаясь с места и снова, как бы случайно, спуская накидку со своих плеч. – Ведь ты только что уверял, что принадлежишь мне душой и телом, и уже колеблешься? Ведь ты поклялся мне в беспредельном послушании!

– Но еще раньше я присягнул регенту хранить его тайну, – возразил Роберт. – Я могу убить регента по вашему желанию, но не имею права нарушать клятву.

– У тебя честная душа, Роберт, – растроганным голосом заметила вдовствующая королева. – Но если бы ты только знал, как я ненавижу регента!.. Я вся дрожу, когда слышу его имя! Одной его смерти для меня мало. Я хочу сначала низвергнуть его, уничтожить, оскорбить, как самого низкого человека, а затем только убить. Если ты исполнишь это, то заслужишь мою любовь. Скажи, разве любовь королевы менее ценна, чем слово, данное негодяю, который воспользовался твоей юношеской неопытностью и восторженностью для своих личных целей? Разве не более благородно защищать слабую женщину, чем в союзе с сильным мужчиной нападать на нее и шпионить за ней? Если ты даже нарушишь свое слово, данное регенту, то и в этом нет никакого бесчестия. Ведь ты обещал регенту свое содействие, не зная еще того, что он потребует от тебя. Ты поклялся ему в верности, думая, что участвуешь в рыцарском поступке, а не в мошеннической проделке.

– Я дал клятву регенту защищать вашу дочь от козней Генриха Восьмого, – возразил Роберт. – Скажите мне, ваше величество, что вы не ведете переговоров с англичанами, и тогда я без всяких колебаний перейду на вашу сторону.

– Я не принимаю никаких условий, Роберт, – ответила вдовствующая королева, – мне нужно повиновение, слепое повиновение, иначе я не поверю твоей любви. Я вижу, впрочем, и без того, что ты не любишь меня. Для Марии Сейтон ты готов был пожертвовать своей честью, а для меня не можешь! Уходи отсюда, я не признаю торга. Кто хочет покоиться в моих объятиях, тот должен принадлежать мне всецело, а не наполовину. Ты – холодный, расчетливый любовник. Ты взвешиваешь свое чувство, вместо того чтобы сгорать от страсти; ты торгуешься там, где каждый с радостью отдаст все, что имеет. Уходи, я не хочу больше ничего от тебя.

– Ваше величество!.. Клянусь вам… – пробормотал Роберт.

– Вон! – резко прервала его вдовствующая королева, вскакивая с места, и остановилась перед коленопреклоненным молодым человеком в виде разгневанной богини. – Тебе, верно, хочется, чтобы я позвала своих людей и приказала вывести тебя отсюда?

Роберт задрожал от угроз королевы и, задыхаясь от страсти, охватил руками ее колени.

– Я повинуюсь вам, повинуюсь, – прошептал он, – я схожу с ума. Приказывайте – у меня нет воли, нет силы сопротивляться вам. Позвольте мне поцеловать вас… Мне нужно забыться, чтобы не слышать укоров совести, не помнить того, чего требует моя честь.

Вдовствующая королева опустилась на кушетку и завернулась в свою шелковую мантию.

– Такого послушания мне не нужно, – тихо проговорила она. – Тебе не следует бороться с собой, чтобы повиноваться мне; ты должен исполнять мою волю так же легко и свободно, как это делает моя собственная рука. Но я верю в твое доброе намерение служить мне и потому могу успокоить тебя: я с большим удовольствием увижу свою дочь в могиле, чем отдам ее в руки Генриха Восьмого. Моя дочь, дочь француженки, найдет приют во Франции, раз ей не дают им пользоваться у себя на родине.

– О, как вы были жестоки, что не сказали мне этого сразу! – воскликнул Роберт. – Чего мне стоило заглушить свою совесть!.. А между тем, если бы я знал истину, я с радостью повиновался бы вам, без всяких оговорок. Вы говорите, что я пожертвовал бы своей честью для Марии Сейтон, если бы она потребовала этого? Да, это так, но в следующую же минуту я убил бы себя или предал бы в руки регента, чтобы он беспощадно наказал меня. Я не был бы в состоянии вынести ваш гнев и сделал бы все, что вам угодно. Но разве вы могли бы уважать бесчестного человека, могли бы довериться тому, кто нарушил свою клятву?

– Не знаю! – задумчиво ответила вдовствующая королева. – Однако ты должен оставить меня, – прибавила она, как бы вдруг заметив, что Роберт остается слишком долго с ней наедине. – Мои придворные дамы, вероятно, негодуют, что ты уже целый час сидишь в моей комнате. Скажи скорее, что тебе сообщил посланный регента?

Сэррей не колеблясь рассказал ей все то, что узнал от Брая.

– Прекрасно, – заметила вдовствующая королева, когда Роберт окончил свой рассказ, – мы найдем средство перехитрить этого Брая. Узнай, как он думает расположить своих людей. Сегодня ночью мы с тобой увидимся и переговорим о дальнейшем. Время проходит, а мой посланный, которого я отправила в Дэмбертон, может каждый день вернуться обратно. Приходи ко мне вечером, как только я отпущу своих камер-фрейлин. Войди в ту комнату, из которой ты тогда следил за мной, оттуда пройди по галерее до лестницы, где тебя будет ждать наш духовник. Никто во всем замке, за исключением этого священника, не должен знать, что ты – мое доверенное лицо. Бант спрячь! Ну, иди!.. Я надеюсь на твой ум; думаю, что у тебя хватит ловкости для того, чтобы обмануть посланца регента.

Вдовствующая королева сделала такой величественный знак рукой, чтобы Сэррей удалился, что юноша вздрогнул.

– Можно мне поцеловать вашу руку? – смущенно спросил он.

Королева смеясь протянула ему руку и прошептала:

– Сначала месть, а затем награда!

IV

Когда Роберт, выйдя от королевы, проходил по комнате, в которой собралась свита, ему казалось, что все присутствующие видят на его лбу печать предательства. Он, собственно, не нарушил своего слова, так как поклялся положить свою жизнь за Марию Стюарт и ни одной минуты не сомневался, что регент точно так же, как и Мария Лотарингская, преследуют лишь личные цели; но сознание того, что он пошел на сделку, точно продал себя, угнетало его до последней степени. Совсем иначе чувствовал он себя, когда его сердце было полно любовью к Марии Сейтон. Но молодая девушка позорно осмеяла его любовь!

«А можно ли верить Марии Лотарингской? – вдруг подумал Роберт. – Не изменит ли и она? Она потребовала от меня самой большой жертвы и затем отпустила так холодно, точно совершенно позабыла, какую цену предлагала за эту жертву. Может быть, теперь, достигнув своей цели, она оттолкнет меня? Нет, нет, это невозможно! – поспешил успокоить себя Роберт. – Если бы Мария Сейтон не обманула меня, – продолжал он развивать свою мысль, – то вдовствующей королеве не удалось бы достигнуть своей цели».

Вся горечь, накопившаяся в душе Роберта при сознании, что он нравственно опустился, была направлена теперь против Марии Сейтон, той девушки, которую он любил чистой, бескорыстной любовью! Она же посмеялась над его святейшим чувством и хвастливо разболтала о том, что произошло в башне замка.

В коридоре Роберта встретила сама Мария Сейтон.

– Вы были очень долго у вдовствующей королевы, – прошептала она, – если вы рассердили ее, то будьте осторожны: Мария Лотарингская и так страшно зла на регента за его письмо. Заставляйте слуг пробовать все кушанья и напитки, которые будут подаваться вам. Но что с вами? Почему вы так странно улыбаетесь? Вы смеетесь над моими опасениями? Право, вы еще не знаете характера Марии Лотарингской.

Молодая девушка проговорила последние слова с видимой тревогой; в ее дрожащем голосе чувствовалось горячее, непритворное чувство. В другое время оно не ускользнуло бы от внимания Роберта, но теперь оскорбленное самолюбие, сознание своего неблаговидного поступка делали его глухим и немым ко всему окружающему.

– Берегитесь, прекрасная леди, – насмешливо ответил он, – я могу возгордиться и подумать, что вы желаете из ревности очернить свою повелительницу.

– Из ревности? – воскликнула Мария, и краска негодования залила ее щеки, а глаза вопросительно смотрели в лицо Роберта, как бы сомневаясь, действительно ли он позволил себе такую грубую выходку,

– Да, из ревности и досады, что, может быть, и другой женщине удалось подурачить влюбленного пажа, – ответил Сэррей. – О, я знаю, что тут не может быть и речи о ревности любви, так как я никогда не был настолько тщеславен, чтобы надеяться на серьезное чувство с вашей стороны. Да, прекрасная миледи, я был уверен, что вы можете снизойти лишь до мимолетной милости.

– Вы были совершенно правы, Роберт Говард, – гордо заметила Мария Сейтон, хотя ее голос дрожал от обиды, – Мария Сейтон не отдает своей любви глупцам, а тем более жалким людям.

Затем она повернулась к Сэррею и быстрой походкой направилась к двери.

– Я был бы жалким человеком, прекрасная леди, если бы вам удалось завербовать меня в число ваших глупых поклонников! – крикнул Роберт вслед молодой девушке, изнемогая от чувства стыда, горечи и раскаяния.

Мария Сейтон остановилась у дверей; на ее глазах дрожали слезы, а лицо приняло выражение горя и презрения.

– Роберт Говард, вы достигли того, что я стала презирать вас, – проговорила она, – ваши недостойные насмешки доказывают, что вы не заслуживаете ни участия, ни сострадания.

Молодая девушка давно скрылась, а Роберт все стоял на одном месте, точно пригвожденный. Слова Марии Сейтон проникли в его душу.

– Слишком поздно, – прошептал он, – всякое сомнение вызвало бы насмешку над самим собой. Ну что же, пусть презирает! Я и сам презираю себя. Но разве не хвастала она пред другими своей властью надо мной? Если она даже никогда не любила меня, то та минута, в какую я хотел пожертвовать для нее всем, тоже должна была быть для нее святыней. Нет, нет, нужно выбросить ее образ из своего сердца; оно поругано, ее образ загрязнен, иллюзии рассеялись. Только холодный разум не обманывает. Я покажу Марии Сейтон, что быстро утешился и презираю ее не меньше, чем она меня. Мария Лотарингская поступает честнее. Она требует, но предлагает и награду за свои требования.

Роберт вернулся к Браю в сильно возбужденном состоянии; его глаза сверкали мрачным огнем, лицо горело, сердце учащенно билось.

– Честное слово, женщины, видно, разгорячили вас, – засмеялся стрелок, увидев Роберта и испытующе глядя на него. – Могу себе представить, сколько они испускают яда по поводу письма графа. Да, Джеймс Гамильтон не станет рассыпаться в комплиментах.

– Этого никто не требует, – недовольным тоном возразил Роберт, – но – простите меня, Уолтер! – нельзя не сознаться, что не особенно благородно третировать женщину, сидевшую когда-то на шотландском троне, как презренную тварь.

– Вот вы что говорите? – проворчал стрелок. – Вижу, что бабьи слезы тронули ваше сердце! А я, приятель, скорее поверю клятвам влюбленного, чем слезам женщины!

– Что же? Каждый молодец на свой образец! – пренебрежительно заметил Сэррей.

– Замолчите, Роберт Говард, – воскликнул Уолтер, вскакивая с места. – Даю вам слово, что, если бы кто-нибудь другой произнес эту фразу и таким пренебрежительным тоном, я, нисколько не задумываясь, поднял бы против него свой меч. Но на вас я не сержусь. Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что мое сердце не остается непреклонным перед слезами одной из женщин; поэтому ваша фраза неуместна. Я не похож на вас лишь в том отношении, что умею отличать голубя от крокодила. Эта вдовствующая королева – холодная, гордая, бессердечная женщина. Она готова пожертвовать собственным ребенком для удовлетворения своего тщеславия; и доказательств этого недалеко искать. Ее слезы – это слезы бессильной злобы. Для того чтобы отомстить, она готова пустить в ход и нож и яд; она ни перед чем не остановится.

– Но она все-таки женщина. Не забывайте этого, Уолтер Брай! – возразил Роберт.

– Называйте ее женщиной, если хотите, хотя в ней нет ни одной женской черты, за исключением ревности и низменной злобы, – проговорил Брай. – Скажите, кто из женщин способен предложить свою руку и сердце мужчине, которого она ненавидит, с единственной целью разделить с ним власть?

– Разве вдовствующая королева способна на это? Не думаю! – усомнился Роберт.

– Не только способна, но и предлагала себя в жены регенту, – ответил Брай. – Регент отклонил эту честь, и с тех пор Мария Лотарингская ненавидит его с удвоенной силой. Она противится союзу с Францией, к которому стремится регент, имея в виду благо Шотландии и Марии Стюарт.

– Это неправда! – горячо возразил Роберт. – Наоборот, вдовствующая королева желает, чтобы ее дочь поехала во Францию.

– Да, для того, чтобы надеть на себя шотландскую корону, она готова расстаться с дочерью, – заметил Брай. – Регент требует, чтобы Мария Стюарт приехала во Францию не только как невеста дофина, но и как шотландская королева; он хочет сохранить для Марии Стюарт корону. Только на таких условиях регент соглашается, чтобы Мария Стюарт вышла за французского дофина. Вдовствующая королева желает во что бы то ни стало отделаться от дочери и таким образом лишить регента возможности управлять государством от имени Марии Стюарт. Она соглашается на брак принцессы без всяких условий. Надеясь на помощь вдовствующей королевы, французы отклоняют справедливые требования регента. Всем известно, что вдовствующая королева тайно принимает французов, идущих против регента. Чтобы не дать возможности этим заморским птицам перелететь на наш берег, я везде расставлю свою стражу. Я надеюсь, что вы, как честный человек, не измените клятве, данной регенту, несмотря ни на какие женские слезы. Ну, спокойной ночи! Завтра навестите меня, мы еще с вами потолкуем.

Роберт проводил стрелка до его лодки. Протягивая ему руку на прощанье, Сэррей не мог смотреть прямо в глаза товарищу.

От внимания Брая не ускользнуло смущение Роберта, и он, пожимая руку молодого человека, сказал:

– Берегитесь женщин!.. Предостерегаю вас еще раз. Женщина, достойная любви, должна приноравливаться к мужчине. Женщинам больше всего нравится твердый характер. Они смеются над слабыми мужчинами и играют ими. Будьте же настоящим мужчиной, Сэррей, и не забывайте данного слова!

С последними словами Брай отчалил от берега.

– Будьте настоящим мужчиной, – повторил Роберт слова приятеля, возвращаясь в замок. – Хорош же я мужчина! Я – раб, продавший свою волю. Но Уолтер Брай вовремя предостерег меня. Посмотрим, достойна ли награда вдовствующей королевы той жертвы, которую она потребовала от меня! Настоящая женская любовь подчиняется воле мужчины, женщина уважает лишь сильный характер! Если уважение – непременное условие любви, то вдовствующая королева не может любить меня, так как ей не приходится уважать меня. Да и большую ли цену имеет ее любовь?!

Глава 7. Нападение

I

Вдовствующая королева отпустила своих приближенных дам. Она была все в том же легком туалете, в котором принимала Роберта Говарда. Все свечи были погашены, за исключением одной, стоявшей на ночном столе. Вдовствующая королева приподнялась, как только умолк последний звук в соседней комнате, и три раза ударила по ковру, висевшему над постелью. Вслед за этим дверь тихо открылась, и в комнату вошел духовник.

– Готово письмо? – спросила вдовствующая королева, дружески приветствуя его.

– Письмо здесь, но кто его доставит в Дэмбертон? – ответил священник. – Весь берег охраняется стражей регента, а в нашем замке поселился его паж, который усердно следит за тем, что происходит вокруг.

– Этот паж сам и доставит письмо! – спокойно заметила вдовствующая королева. – Он перешел на мою сторону.

– Перешел на вашу сторону? – изумленно воскликнул священник. – Да сохранит вас Бог от подобной мысли. Роберт Говард – самый хитрый юноша из всех, кого я знаю.

– Но вместе с тем и человек, очень чувствительный к женской красоте. Надеюсь, что вы простите мне, если я покаюсь вам, что несколько пококетничала с этим молодым человеком. Я нисколько не горжусь той победой, которую одержала над этим мальчишкой.

Он уже успел разболтать мне то, что ему сообщил посланец регента. Теперь он должен доставить письмо в Дэмбертон, позвать Монтгомери и переправить мою дочь во Францию! – закончила королева.

– А что дальше, ваше величество? – спросил священник.

– Затем, я надеюсь, глоток подслащенного вина избавит меня от присутствия этого милого юноши; вот это и будет ему той наградой, о которой он мечтает. А может быть, регент, узнав о его измене, повесит его своевременно и тем избавит меня от лишних хлопот! – спокойно ответила вдовствующая королева.

– А вы уверены, что он исполнит ваше приказание? – сомневающимся тоном заметил священник. – Будьте осторожны, ваше величество! У Марии Сейтон сегодня заплаканы глаза, и я замечаю, что она недоверчиво посматривает на вас и меня.

– Тем лучше, – возразила вдовствующая королева, – это доказывает, что яд уже начал действовать и Мария Сейтон не станет предостерегать этого мальчишку против моих козней. Однако пора ввести его. Он ждет вас у маленькой лестницы. Пойдите за ним и приведите сюда!

Духовник повиновался и через несколько минут вернулся с Робертом.

– Вы аккуратны, – проговорила вдовствующая королева, с улыбкой отвечая на глубокий поклон графа Сэррея. – Та просьба, с которой я сейчас обращусь к вам, доказывает величайшее доверие с моей стороны. Вы, кажется, говорили, что имеете право оставить наш замок на некоторое время?

– Совершенно верно, ваше величество, мне дано это право, так как та сторона берега тщательно охраняется! – ответил Роберт.

– А вы знаете, как расположена стража? – спросила королева.

– Я не расспрашивал об этом, ваше величество, из боязни возбудить подозрение! – заметил Сэррей. – Но я могу посмотреть, в каких пунктах стоят часовые.

– Прекрасно! В таком случае займитесь этим, а затем вы поедете в Дэмбертон и передадите это письмо барону д’Эссе! – приказала вдовствующая королева. – От него вы получите дальнейшие инструкции.

– Ваше величество, я узнал кое-что, что должен сообщить вам раньше, чем исполню ваше приказание, – ответил граф Сэррей.

– В таком случае, говорите! – разрешила вдовствующая королева.

– Простите, ваше величество, но то, что я хочу сказать, не должен слышать никто, кроме вас. При нашем разговоре не может быть свидетелей! – заметил Роберт.

Королева сделала нетерпеливое движение рукой и показала знаком духовнику, что просит его удалиться.

– Будьте здесь поблизости! – прибавила она.

– Ваше величество, и стены имеют уши. Я должен быть убежден, что его преподобие никоим образом не может слышать нас! – настаивал Сэррей.

– Ну, делайте как хотите, хотя вы невыносимо требовательны!

Сэррей почти насильно вывел духовника королевы из комнаты, проводил его до лестницы и запер за ним входную дверь.

Когда он вернулся к королеве, то нашел ее нетерпеливо шагающей взад и вперед по комнате.

– Что означает ваш поступок? – холодно и властно спросила она. – Где же обещанное вами слепое повиновение?

– Ваше величество, я думал, что уже в достаточной степени выказал свое послушание, – возразил Роберт дрожащим от волнения голосом. – Я выдал вам тайну Брая, которую тот доверил мне. Кроме того, я смертельно оскорбил Марию Сейтон. Каких же еще доказательств нужно, чтобы убедить вас, что я – ваш раб, слепо подчиняющийся вашему настроению?

– Я не сомневаюсь в тебе, Роберт, – смягченным тоном ответила королева, – я только не понимаю, почему мой духовник не мог слышать то, что ты хочешь сказать! Ну, говори!..

– Я люблю тебя, Мария, сгораю от страсти и требую награды, которую ты мне обещала! – воскликнул Роберт, обнимая королеву.

– Вы с ума сошли! – крикнула Мария, негодующим жестом отталкивая Сэррея.

– Нет, Мария, но у меня тоже должно быть доказательство, что я не буду обманут. То поручение, которое вы мне даете, может стоить мне жизни, а потому я имею право просить обещанной награды! – спокойно возразил Роберт.

Королева побледнела, и ее глаза мрачно засверкали.

– А если я откажу вам в ней? – гневно спросила она. – Если я не исполню ваших дерзких требований? Что будет тогда?

– Тогда я спрячу ваше письмо у себя, как защиту от вашего гнева, и буду считать, что наш договор расторгнут! – ответил Роберт.

– Отдай письмо, – прошипела вдовствующая королева, вся дрожа от гнева, – сейчас же отдай письмо, мальчишка, иначе никакие силы на земле не спасут тебя от моей мести.

– От вашей мести? – повторил Роберт. – За что же вы собираетесь мстить мне? За то, что я потребовал обещанной награды? Невелика же ваша склонность к тому человеку, которому вы хотели принадлежать, если вы грозите ему местью!.. Я не так низок, чтобы предать женщину, если она даже обманула меня, но не желаю также быть игрушкой ее настроения. Если я прошу вас быть моей, то это не значит, что я требую слишком многого, – ведь я рискую для вас своей жизнью; вы не согласны исполнить мою просьбу, следовательно, и сами не имеете права ничего требовать от меня. Что касается этого письма, ваше величество, то будьте уверены, что я не злоупотреблю им, как, надеюсь, и вы не злоупотребите той тайной, которую я доверил вам.

Вдовствующая королева закусила губы, чтобы ни одним звуком не выдать того, что происходило в ее гордом сердце. Паж снова перехитрил ее, и на этот раз она сама вложила ему в руки оружие, чтобы он погубил ее. В руках Роберта было письмо, из которого регент мог узнать не только ее планы, но и всех сообщников. Вдовствующая королева не могла позвать никого на помощь, так как все узнали бы, что она, по собственному желанию, впустила ночью к себе в спальную графа Сэррея. Поэтому у нее оставался лишь выбор или уступить наглому требованию пажа, или оставить письмо в его руках и жить в постоянной тревоге, что он умышленно или по неосторожности выдаст ее тайну регенту.

Гордость не позволяла вдовствующей королеве остановиться ни на одном из двух выходов. Мария Лотарингская считала за оскорбление, что ничтожный паж осмеливается претендовать на обладание ею, совсем забывая, что она обещала свою любовь Роберту в награду за то, что он пожертвовал для нее своей честью и выдал ей чужую тайну. Игра, которую вела вдовствующая королева, была так чужда ее характеру, что она сейчас же позабыла ее, как только Роберт сошел со сцены. Теперь, в критическую минуту, у нее не хватало силы снова начать игру и выбрать для этого подходящую роль.

Правда, на миг вдовствующей королеве пришла в голову мысль постараться обмануть снова Роберта и в то время, как он будет в ее объятиях, убить его; но она была слишком рассержена и никак не могла совладать с ролью кроткой, любящей женщины.

– Держите у себя это письмо! – наконец проговорила она, обдавая Роберта взглядом ненависти. – Что же делать!.. Я слишком быстро поверила вам. Ступайте теперь к графу Аррану и похвастайте, что обманули женщину, которая была так слаба, что отдала в ваши руки свою тайну. Я предпочитаю подвергнуться самой строгой мести со стороны своего смертельного врага, чем протяну кончики пальцев наглецу, осмеливающемуся посягать на женщину, малейшее внимание которой такая милость, что за нее можно заплатить жизнью.

С последними словами вдовствующая королева гордо указала графу Сэррею на дверь и повернулась к нему спиной.

– Ваше величество, за эту милость, о которой вы говорите, я заплатил тем, что гораздо дороже жизни – своей честью, – воскликнул Роберт. – Ведь не я первый осмелился поднять на вас взор; вы сами заговорили о любви, вы сами хотели этого. Ваша игра удалась. Вы можете смеяться над моей доверчивостью, моим легкомыслием, но сердиться на меня у вас нет никаких оснований; наоборот, вы могли бы иметь что-нибудь против меня, если бы ваши чары оказались недействительными, если бы я остался равнодушен к вашей красоте. Вы мало знаете меня, ваше величество. Очнувшись от опьянения, в котором я находился, когда вы рисовали мне чарующую картину вашей любви, я нашел, что с моей стороны было бы слишком дерзко мечтать об обладании вами; кроме того, я убедился, что не способен на измену. То, что я сделал, выдав вам тайну Брая, сделано мною в невменяемом состоянии… Повторяю, я находился в опьянении. Теперь я пришел к вам с целью просить вас вернуть мне мое слово, которое я вам дал в забвении страсти; я думал, что вы не станете настаивать на том, чтобы я сделался изменником, так как, по моему мнению, если женщина хоть сколько-нибудь интересуется мужчиной, она не пожелает, чтобы он совершил низкий поступок. Но я ошибся. Вам нужна была только моя измена, и, раз вы добились своего, у вас не осталось даже ласковой улыбки, даже участливого слова для человека, пожертвовавшего ради вас своей честью. Вы не дали себе труда, ваше величество, поддержать во мне возбужденную вами иллюзию; это так возмутило меня, что я начал требовать исполнения нашего условия, я хотел доказать вам, что данное слово и для вас обязательно; я должен был убедить вас, что я не так глуп, как вы, по-видимому, думаете. Можете быть спокойны! Я не принадлежу к числу тех низких людей, которые пользуются чьим-нибудь доверием для предательства. Вот ваше письмо; возвращаю вам его обратно; я слишком горд для низкой мести, предоставляю это вам!

Роберт бросил письмо на пол, к ногам королевы, и вышел из комнаты через потайной ход.

У лестницы его нетерпеливо поджидал священник.

– Вам придется поискать другого посыльного для королевы, – быстро и отрывисто обратился к нему Сэррей, – но только предупредите ее, что я вместе со стрелками регента зорко буду охранять берег и следить за тем, что происходит в замке. Я никому никогда не донесу о том, что знаю, но зато с удвоенным рвением постараюсь наверстать упущенное время. Я был слишком снисходителен, так как считал строгость регента к вдовствующей королеве несправедливостью; теперь же, конечно, я этого не думаю.