Текст книги "Сердце-Камень. История о Ните Какот Амундсен, Камилле Карпендейл и Руале Амундсене"

В это время Амундсен, кроме того, не был столь эмоционально увлечен ею, как Нитой. Прибыв с девочками на американский континент, он отправил письмо своему другу Фредрику Херману Гаде и рассказал о том времени, когда «Мод» вмерзла в лед у мыса Сердце-Камень. Письмо не сохранилось, но Амундсен, видимо, много раз упоминал Ниту, потому что в ответном письме Гаде был удивлен, что у Амундсена «появилась дочь»[54]54
  «появилась дочь» – см. письмо от 30 июля 1921 от Фредрика Хермана Гаде Руалу Амундсену. Ркп. Nor 2 (127), Библиотека Хоутона, Гарвардский университет.


[Закрыть]. В другом письме от 1921 года Амундсен писал о своих планах относительно девочек:

(Камилле) я думаю дать такое абразавание, штобы лет черес пять, когда она вирнёца дамой, она умела памочь сваим соплеменникам. Ф первую очиредь необходимы чистоплотность и понимание. Она очень смышленая, бес труда фсему выучица. Фторая – Каконита – «моя собственная малышка». ‹…› На фсем свете не сыскать девачки прелесней. Она для меня совершенно как родная дочка и дамой никогда не вернёца.[55]55
  «я думаю дать…» – это цитата из неидентифицированного письма, приводится в [Bomann-Larsen 2011: 304].


[Закрыть]

Каумалло, Талурнакто, Тоннич, Маниратча

Почему Амундсен взял на себя заботу о Камилле и Ните, что побудило его перевезти их через весь земной шар в Норвегию? В самой полной и достоверной на сегодняшний день биографии Амундсена Тур Буманн-Ларсен[56]56
  Тур Буманн-Ларсен (р. в 1951) – норвежский писатель и художник. На русском языке в серии «Жизнь замечательных людей» опубликована его книга «Амундсен» (М.: Молодая гвардия, 2005).


[Закрыть] пытался объяснить это особенностями характера Амундсена. Буманн-Ларсен исходил из того, что Амундсен близким отношениям чаще предпочитал полярные исследования. Он отправлялся в очередные путешествия, одновременно дистанцируясь от новых любовниц и все больше и больше ссорясь с семьей. По словам Буманн-Ларсена, это сделало его одиноким, но затем появилась Нита и восполнила его потребность в человеческой близости: тепло детского сердца растопило лед в сердце знаменитого полярника[57]57
  Психологическое объяснение удочерения Ниты Тур Буманн-Ларсен представил так: «эта была реакция на уровне чувств, привязанность к определенному человеку» см. [Bomann-Larsen 2011: 296; в русском переводе: Буманн-Ларсен 2005: 147]. В последней биографии Амундсена Александр Вистинг объясняет аналогичным образом, см. [Wisting 2011: 365].


[Закрыть].

Эта идея может показаться привлекательной, если бы не одно «но». Амундсен был довольно типичным западным «альфа-самцом» начала ХХ века: уделял приоритетное внимание своей карьере, мог быть деспотичным и не заботиться о семье. Взяв девочек на шхуну, он не только стремился скрасить свое одиночество и унять боль в сердце. Он долгое время был увлечен идеей переселения коренных жителей арктического побережья в Норвегию. Нита и Камилла – не первые, на ком он эту идею реализовал.

* * *

Первыми были инуиты Каумалло, Талурнакто, Тоннич и Маниратча. Амундсен встретил их во время плавания на «Йоа» по Северо-Западному проходу в 1903–1905 годах из Гудзонова залива на востоке Канады до Аляски. Тогда, как и впоследствии на «Мод», экипаж «Йоа» постоянно контактировал с коренными народами. Инуиты приходили на корабль, чтобы обменять кожу и меха на металл и дерево, или просто из любопытства, а иногда и попросить милостыни. Норвежцам, со своей стороны, временами требовалась помощь в работе. Кроме того, экипажу, отправлявшемуся в неизведанные земли, было удобно иметь на судне инуита, который может общаться с местными жителями. По словам Амундсена, инуиты, которых они взяли на борт, сами согласились отправиться в Норвегию, а норвежцы хотели, чтобы те пообщались с лингвистами, рассказали о различных аспектах своей жизни, а затем вернулись в Канаду.

Первым кандидатом на такой переезд был Каумалло, мальчик-инуит лет десяти, которого Амундсен взял на борт «Йоа» на короткое время в 1904 году. Каумалло был сиротой и страдал несколькими заболеваниями, включая ревматизм. Вначале он получил то же лечение, что и Нита семнадцать лет спустя. Его вымыли и остригли, дали новую одежду, еду и собственную койку. Но желудку Каумалло было трудно привыкнуть к новому рациону, поэтому его посадили на диету из овсянки. «Он очень обиделся, – писал Амундсен. – И в конце концов он отказался есть. Создалась такая обстановка, что мне не оставалось ничего иного, как только отправить его снова на берег. На другой же день он опять был такой же чумазый и страшный, как и раньше»[58]58
  «Он очень обиделся…» – см. [Amundsen 1907: 129–130]. Здесь цит. по русскому изданию [Амундсен 1935: 181]. Это главный источник планов Амундсена о переселении инуитов. Планы также были описаны в [Hansen 1912: 115].


[Закрыть]. Это все, что Амундсен написал о Каумалло, который поднялся на борт и исчез менее чем через одну страницу в книге Амундсена «Плавание Северо-Западным проходом на судне „Йоа“». Его отстраненные записи об этом инуите мало напоминают полные теплоты воспоминания о Ните.

После Каумалло были Талурнакто и Тоннич. Амундсен описывает их подобным образом: они попали на борт, потому что были среди инуитов, интересовавшихся норвежцами. Затем они захотели отправиться в Норвегию, но вскоре, по словам Амундсена, потеряли мотивацию; при этом о причинах этого он пишет мало и расплывчато, за исключением одного случая, который, тем не менее, вызывает больше вопросов, чем ответов. По словам Амундсена, Талурнакто передумал ехать в страну белых людей, когда норвежцы показали ему фотографии с недавней англо-бурской войны в Южной Африке[59]59
  Эпизод с фотографиями англо-бурской войны упоминается в [Amundsen 1907: 204]. История о том, как норвежцы напугали Талурнакто (которого Хелмер Хансен называет Далонакто), что из него могут сделать чучело, взята из [Hanssen 1941: 48–49].


[Закрыть]. Вероятно, сцены насилия, увиденные им на фотографиях, настолько напугало Талурнакто, что он подумал, будто белые собираются его убить. Хельмер Хансен, в свою очередь, объяснил это тем, что норвежцы передумали брать Талурнакто с собой. Должно быть, они отговорили его от поездки, сказав, что из него могут сделать чучело, как из животного, если он приедет в Норвегию.

Последним инуитом, которого Амундсен взял на борт «Йоа», был семнадцатилетний Маниратча. Похоже, у него с Амундсеном установились самые близкие отношения. Мы ничего не знаем о происхождении или биологической семье Маниратчи. По словам Амундсена, он жил с приемным отцом-инуитом, который согласился отдать его за напильник и старый нож. Когда Маниратча поднялся на борт, его также вымыли, обработали средством от вшей и одели в старую норвежскую одежду. «С первой же минуты Манни завоевал сердца всех», – писал Амундсен о Маниратче[60]60
  «С первой же минуты Манни завоевал сердца всех» – см. [Amundsen 1907: 215]. Здесь цит. по русскому изданию [Амундсен 1935: 360].


[Закрыть]. Его прозвали Манни. Он прожил на «Йоа» всю зиму, ходил в норвежской одежде, научился обращаться с винтовкой, проводил уборку судна, рубил дрова и носил воду. Одетый как норвежцы, он вместе с ними посещал племена инуитов, играл с членами экипажа «Йоа» в карты, учился у них обращаться с часами, простужался и болел вместе с ними. Амундсен охарактеризовал его как веселого и доброго юношу. Вероятно, весной 1905 года Маниратча снова стал подумывать о возвращении к инуитской жизни. Некоторое время он жил вдали от «Йоа», но все же вернулся назад.

Планы Амундсена привезти с собой Маниратчу в Норвегию были трагически сорваны. 21 июля 1905 года «Йоа» находилась у острова Гершеля[61]61
  Безымянный остров был в 1826 г. назван экспедицией Джона Франклина именем Джона Гершеля, известного английского ученого, друга Франклина.


[Закрыть] в море Бофорта, недалеко от границы между Аляской и Канадой. Пролив между южным берегом этого голого плоского острова и материком в начале лета освобождается ото льда. В это время здесь пролетают стаи уток, направляясь к летним гнездовьям. Маниратча в тот день рано покинул «Йоа», чтобы поохотиться на птиц на парусной лодке в проливе – в последний раз его видели стоящим в лодке недалеко от судна. Видимо, Маниратча попал в шторм, а поскольку он, как и большинство инуитов того времени, не умел плавать, его участь была предрешена.

Когда Маниратча утонул, «Йоа» оставалось всего несколько дней пути до Аляски и завершения путешествия через Северо-Западный проход. «Для всех нас было тяжелым ударом потерять так Манни… – написал Амундсен в „Плавании Северо-Западным проходом“. – Мы все полюбили мальчика, и нам очень хотелось привезти его с собою в цивилизованный мир и посмотреть, что может там из него выйти»[62]62
  «Для всех нас было тяжелым…» – см. [Amundsen 1907: 286]. Здесь цит. по русскому изданию [Амундсен 1935: 454].


[Закрыть]. Эти слова Амундсена можно воспринимать двояко. С одной стороны, заявление о теплом человеческом отношении к инуиту напоминает его более поздние записи – сначала о Ните, а потом о Камилле. Вместе с тем очевидно, что речь идет о некоем эксперименте на людях.

После смерти Амундсена делались мало доказательные заявления о том, что во время экспедиции на «Йоа» у него были отношения с инуитками, в результате которых даже родились дети[63]63
  Утверждения о том, что инуит по имени Люк Икуаллак, должно быть, был биологическим сыном Амундсена, зачатым во время экспедиции на «Йоа» в 1903–1906 гг., появились в канадском документальном фильме «Ослепляющее море» (The Blinding Sea) режиссера Джорджа Томбса. Однако тесты ДНК, проведенные в сотрудничестве TV2 и музея «Фрам», не обнаружили никакой родственной связи, см. URL: https://www.tv2.no/a/3692744/ (дата публикации: 27.01.2012, дата обращения: 08.04.2018). Что касается экспедиции на «Мод» в 1918–1921 гг., в архивных материалах нет сведений о сексуальных контактах норвежцев с туземцами.


[Закрыть]. Контакты Амундсена с коренными народами временами оставляли желать лучшего – и не из-за личных отношений. Все же это безжалостно: брать инуитов на борт, позволять им жить там какое-то время, имея в планах приобщить их к цивилизации, а затем постоянно заменять их новыми. Амундсен был далеко не единственным, кто считал западное воспитание привилегией, в то же время рассматривая его как своего рода научный эксперимент. Такие представления были вполне типичны для эпохи колониализма начала XX века. Представители западных цивилизаций были уверены, что их общество более развито, – и это давало им право, полагали они, переселять аборигенов и наблюдать за их адаптацией со стороны.

* * *

Решение Амундсена взять Ниту и Камиллу, следовательно, было результатом представления о том, что жить в Норвегии и ходить там в школу – очевидная привилегия для девочек. В этом выражалась его сильная вера в буржуазное воспитание и социальную адаптацию. Идеалы такого воспитания много обсуждались в обществе того времени. В XIX веке считалось, что любовь своих родителей дети должны заслужить. Для этого им надо быть добропорядочными, прилежными и послушными, неприхотливыми и самодостаточными, не жаловаться по пустякам. В начале ХХ века представление о добропорядочном ребенке изменилось: он должен был быть, помимо всего прочего, крепким и энергичным. Цель воспитания – вырастить здорового, выносливого ребенка, чтобы он мог выдержать все, что выпадет ему в жизни. Понятно поэтому, что Амундсен считал вполне оправданным свое решение забрать детей у биологических родителей и перевезти их на другой конец земли. Он стремился сделать так, чтобы они стали такими же, как он сам: неприхотливыми, сильными и стойкими.

В период между двумя войнами детские психологи стали активно пропагандировать другой подход: идеальный ребенок – это счастливый ребенок. Ник Ваал[64]64
  Ник Ваал (имя при рождении – Каролина Швейгор Николаусен) (1905–1960) – норвежский психиатр, «мать норвежской детской и подростковой психиатрии», член норвежско-датской и немецкой психологических ассоциаций, участник норвежского Сопротивления в годы Второй мировой войны.


[Закрыть] в 1937 году написала: «Все мы, у кого есть дети, несомненно, от всего сердца хотим, чтобы дети выросли в более счастливых и психически здоровых людей, чем наше поколение»[65]65
  «Все мы, у кого есть дети…» – эта цитата Ник Ваал взята из: Rudberg M., Dydige, sterke, lykkelige barn: Ideer om barneoppdragelse i borgerlig tradisjon. Oslo: Universitetsforlaget, 1983 [Rudberg 1983: 209]. Изложение исторических идеалов буржуазного воспитания детей основано на книге Рудберг.


[Закрыть]. Такое представление о воспитании детей в межвоенный период было не столь распространено, как сегодня, когда стало уже привычным. Современным родителям важно, чтобы ребенок был психически и эмоционально устойчив и соответствующим образом строил свои отношения с другими людьми. Требование эмоциональной близости с ребенком делает обязательным и физическое присутствие взрослого рядом. Крепких и сильных детей легче отослать из дома; детей же, которые должны быть счастливыми, нужно держать рядом.

Амундсен был человеком межвоенного периода еще и потому, что он жил где-то между традиционной верой в добропорядочного и крепкого ребенка и идеей о том, что дети должны быть в первую очередь психически здоровыми, как выразилась Ник Ваал. Ежедневная забота, которую он проявлял к Ните и Камилле на борту «Мод», свидетельствует о его желании сделать их счастливыми и любимыми. Похоже, он любил Ниту, что легко понять по нескольким простым признакам: у него теплело на душе, когда он ее видел. Он был счастлив, когда была счастлива она. Он чувствовал ее любовь и то, как она на него влияла.

Принятие Амундсеном Ниты под свою опеку в 1921 году – это история о том, как эмоциональная связь между ними быстро развивалась и крепла. Через шесть недель после того, как она взошла на борт, Амундсен написал в дневнике об успешном сватовстве Какота. Его намерение завести новую жену означал, что у Ниты, скорее всего, появится мачеха. Этот эпизод, возможно, подтолкнул Амундсен впервые письменно заявить, что он намеревается удочерить Ниту. Он объяснял это любовью, причем такого рода, что ему невыносима была мысль о разлуке:

«Я палюбил её и ни хател бы видеть на папечении мачихи».

Я очинь люблю её, а ана миня

После это в дневнике были такие же очевидные выражения любви:

«Каконита – мая малинькая приемная дочь – типерь полнастью предана мне. Я думаю, ана любит „бета-папу“».[66]66
  «Я палюбил её…», «Я очинь люблю её, а ана миня», «Каконита – мая малинькая приемная дочь…» – см. [Amundsen 1920–21, записи от 20.02, 25.05 и 20.03]. Отношения между Какот и Пеппеао описаны в [Amundsen 1920–21, записи от 19.02, 20.02, 27.02, 22.03].


[Закрыть]

Особый фонетический стиль письма Амундсена может показаться странным, когда он пишет о снаряжении для нарт или измерениях температуры, но такое «детское» письмо производит впечатление интимности и откровенности, когда он упоминает Ниту:

«Я очинь люблю её, а ана миня».

Амундсен покинул «Мод» вместе с Нитой, будучи эмоционально привязанным к ней. Такие же отношения впоследствии сложились у него с Камиллой. Эмоциональная связь между людьми – вполне реальная, однако уязвимая под влиянием внешних обстоятельств сила. Когда Амундсен отправился с девочками по всему миру, он также подверг испытанию и связь между ними.

Часть 2
Переезд

Миник, Хелена и Айло

Днем 27 мая 1921 года Нита, Оскар Вистинг и Руал Амундсен покинули «Мод» и отправились на восток по санной трассе в сопровождении эскимоса и русского торговца. Вокруг мыса Сердце-Камень лежал густой туман. Ехать было тяжело, из-за весенней распутицы между торосов образовались лужи. Амундсен сидел в нартах и держал Ниту обеими руками, чтобы она не упала в соленую ледяную воду. Ночью путешествие продолжилась – она спала в его объятиях. Туман сопровождал их почти сутки до самого конца пути. На подходе к мысу Дежнева установилась теплая и солнечная погода. В то же самое время Камилла, вероятно, гостила у своей семьи – согласно дневнику Амундсена, Вистинг отвез ее туда за несколько недель до начала путешествия на восток. Камилла, Нита и Амундсен должны были вместе пересечь Берингов пролив, отправиться в Ном, а затем в Сиэтл. Там они собирались встретить остальную команду, следовавшую на «Мод»[67]67
  Описание пути от «Мод» в Ном и условий перехода через Берингов пролив по большей части основано на [Amundsen 1920–21, записи за период 27.05–30.05.1921].


[Закрыть].

Мыс Дежнева. Амундсен уже третий год подряд вынужден был наблюдать здесь за тем, как Северный Ледовитый океан постепенно приходит в движение. Весна начала разрушать прочный ледяной панцирь. В мелководном проливе ветер и течение взад и вперед гоняли серые льдины, которым море придало причудливые формы. Льдины были узкие книзу и широкие кверху, поскольку лед тает быстрее у поверхности воды. Было важно выбрать время для переправы через Берингов пролив, когда дует умеренный ветер, а море достаточно свободно ото льда. Мыс Дежнева, раньше называвшийся мысом Восточный[68]68
  Мыс открыт во время экспедиции Семена Дежнева в 1648 г. Был назван Восточным и нанесен на карту в 1778 г. английским мореплавателем Джеймсом Куком. Шведский полярный исследователь Эрик Норденшёльд в 1879 г. обогнул мыс во время своего плавания Северо-Восточным проходом и предложил назвать его мысом Дежнева – по имени первооткрывателя. В канун 250-летия открытия мыса его предложение было принято: по ходатайству Русского географического общества мыс Восточный в 1898 г. был переименован.


[Закрыть], расположен всего в восьми милях от самой западной оконечности Аляски. Тем не менее в начале прошлого века частые штормы и неустойчивая ледовая обстановка делали возможным переход через пролив только летом. С мая начинались серьезные переправы на плоскодонных судах, которые могли пересечь пролив в промежуток между двумя штормами.

Нита и Камилла знали лишь, что они должны по морю отправиться в новую страну – вряд ли они знали какие-то детали будущего путешествия. Возможно, им более или менее подробно объяснили, что их путь лежит через Берингов пролив, через большие города, через новый океан – и в итоге приведет их в неизвестную им страну, в Норвегию. Наверняка кто-то рассказывал им о поездах, пересекающих американский континент, и об огромных пассажирских пароходах, бороздящих Атлантику. Вряд ли они поняли что-то – кроме того, что их путешествие будет очень далеким и очень долгим. Они представляли свое будущее в стране где-то за горизонтом, как и все дети, не обременяя себя мыслями, что же в итоге их ждет.

В 1837 году два десятилетних мальчика из королевской семьи в Ашанти[69]69
  Феодальное государство на территории современной Ганы (Западная Африка), существовавшее с конца XVII по XIX век.


[Закрыть] были переданы нидерландскому посланнику. Им предстояло получить образование в Европе, о которой они ничего не знали. Артур Жапен в своем романе[70]70
  Arthur Japin, The two hearts of Kwasi Boachi. London: Vintage, 2001.


[Закрыть] описывает мальчиков так: они были удивительно спокойны, когда голландцы вывезли их из Ашанти, несмотря на то, что вся их привычная жизнь оставалась позади. «Путешественник всегда на шаг опережает собственные эмоции, – комментирует Жапен. – Новые впечатления затмевают беспокойство о том, что было покинуто»[71]71
  «Путешественник всегда» – см. Arthur Japin, The two hearts of Kwasi Boachi. London: Vintage, 2001 [Japin 2001: 49].


[Закрыть][72]72
  Перевод Д. Солдатовой.


[Закрыть].

История мальчиков из Западной Африки свидетельствует о том, что у Ниты и Камиллы были своего рода товарищи по всему земному шару – дети других коренных народов со схожими судьбами, которым тоже приходилось совершать длительные путешествия. Трое детей из северных регионов, которые жили примерно в то же время, что и Нита и Камилла, позже описали историю своего переселения.

* * *

«Я жил в маленьком иглу с отцом. Моя мать умерла, и у меня не было братьев и сестер, поэтому я очень любил своего отца, а он – меня. Он обещал сделать мне маленький каяк, когда я вырасту, и купить нож, когда вернутся торговцы. Он и другие люди увидели большой корабль, когда тот был далеко в море, и отправились к нему на каяках. Я стоял на берегу и смотрел. Вскоре лейтенант Пири и белые люди вышли на берег и попытались с нами поговорить. ‹…› Затем лейтенант Пири спросил, не отправится ли кто-нибудь из нас с ним туда, где есть большие дома, вокзалы, огни и много людей, где солнце зимой светит каждый день и где людям не нужно носить тяжелые меха, чтобы согреться. Он убедил моего отца и храброго мужчину Нуктака, самых сильных и мудрых вожаков нашего племени, поехать с ним в Америку. Нам обещали теплые дома в стране солнечного света, а также винтовки, ножи, иглы и многое другое. Так мы все отправились в Нью-Йорк»[73]73
  «Я жил в маленьком иглу…» – см. [Harper 2000: 19]; «Помимо безнадежности и одиночества…» – см. [Harper 2000: 34]. Описание жизни Миника в этой главе, в главах «Ураниенборг» и «Нита, Какот» основано на биографии Харпера, которая, в свою очередь, базируется на первоисточниках. Самым важным из них является приписываемый Минику текст, который был напечатан в приложении к журналу San Francisco Examiner от 09.05.1909.


[Закрыть].

Инуит Миник написал это в 1909 году, спустя десять лет после того, как приехал с отцом жить в Нью-Йорк. Миник красочно повествует о годах, проведенных им в этом городе. В целом он довольно радужно описывает и свою предыдущую жизнь в Гренландии с сильным и мудрым отцом. В то же время в его повествовании говорится о той власти, которую пришельцы с Запада могли иметь над коренными народами, используя технологии и знания, неведомые инуитам. В случае с Миником это был Роберт Пири, еще один знаменитый полярный путешественник. Пири стал всемирно известным, когда был признан первым человеком, побывавшим на Северном полюсе в 1909 году и опередившим, среди прочих, Амундсена. До этого в течение многих лет Пири исследовал районы вокруг Северо-Западной Гренландии и острова Элсмир, населенные инуитскими охотниками и рыбаками.

Как и в случае с Амундсеном, Пири долгое время обдумывал идею переселения представителей коренных народов на Запад. В 1894 году он привез в Америку своего первого инуита, девочку-подростка. Одну зиму она прожила с семьей Пири, а потом вернулась в свой родной город в Западной Гренландии. Затем в экспедиции 1897 года он предложил остаться в Америке инуитам Нуктаку и Кисуку, а также Минику, сыну Кисука, жена которого незадолго до этого умерла во время эпидемии. Пири взял с собой в Нью-Йорк в общей сложности шесть инуитов из Гренландии. Менее чем через год четверо из них умерли от гриппа – болезни, против которой у инуитов не было иммунитета. Только один выжил и вернулся в Гренландию. Среди умерших был Кисук. Миника усыновила семья Уильяма Уоллеса, управляющего зданием Американского музея естественной истории в Нью-Йорке и коллеги Пири.

В некотором смысле мотивы Пири в приобщении коренных народов к цивилизации напоминали мотивы Амундсена. Пири тоже рассматривал переселение как своего рода естественный эксперимент. Он сотрудничал с Американским музеем естественной истории в Нью-Йорке и с тамошними этнологами. Рубеж XIX–XX веков – это время, когда подобные музеи на Западе собирали и экспонировали не только орудия труда коренных народов, но и человеческие останки. Сегодня это вызывает недоумение – напрашиваются аналогии с тем, как выставляют на всеобщее обозрение чучела и части тела разных животных. Однако в то время это было общепринятой практикой – расистские и научные модели мышления не были так уж далеки друг от друга. Демонстрировать толпе представителей коренных народов, в том числе используя средства массовой информации, было способом заработка, а Пири постоянно искал средства для своих экспедиций.

Пири лично мало интересовался привезенными им на материк шестью инуитами. Похоже, он не проявлял того эмоционального участия, которое было свойственно Амундсену в его заботах о судьбе чукотских девочек, он никогда не выказывал особой готовности помочь Минику в выпавших на его долю испытаниях. Случай Миника – печальный пример того, чему могут подвергнуться дети, которых перевезли на Запад. После смерти Кисука в феврале 1898 года руководство Американского музея естественной истории выставило его забальзамированное тело в Отделе культуры инуитов. А чтобы ввести Миника в заблуждение, устроило его отцу фальшивые похороны. Отчим Миника все это знал и в какой-то мере, вероятно, даже участвовал в «похоронах». Самому Минику настоящая судьба его отца стала известна много лет спустя, когда о ней поползли слухи в его школе. О том времени, когда умер его отец, Миник позже писал:

«Помимо безнадежности и одиночества, кто знает, каково это: испытывать жгучее желание вернуться домой и в то же время осознавать, что у вас нет никакой надежды? Нет, это невозможно понять».

Автобиография Миника была впервые опубликована в газете San Francisco Examiner, одном из первых изданий желтой прессы, спекулирующей на драматических событиях. Неизвестно, в какой мере редакция газеты изменила стилистику текста, но есть подозрения, что в угоду требованиям журналистики того времени он был переделан. Текст Миника полон пафосных фраз и восклицаний, содержит описание тех событий его жизни – порой самых эффектных, а иногда и отвратительных, – которые могли бы привлечь аудиторию и сделать Миника также своего рода выставочным экспонатом, на этот раз для читателей.

* * *

Судьба других аборигенов, перевезенных на материк, менее драматична, их повседневная жизнь на новых землях складывалась вполне благополучно. Подобные эксперименты проводились и в XX веке, так что часть переселенцев еще и сегодня живет среди нас. В 1950-х годах Дания запустила в Гренландии, тогдашней своей колонии, проект переселения детей-инуитов, потерявших одного или обоих родителей. Датский Красный Крест совместно с другими организациями отправлял таких детей на корабле в Данию.

Хелене Тиесен было пять лет, когда ее отец умер от туберкулеза. Вскоре в их дом пришел священник и беседовал с ее мамой, Магдаленой Расмуссен. Хелене не разрешили присутствовать при разговоре.

«Потом моя мама села передо мной на корточки и сказала: „Ты поедешь на очень большом корабле“. Я не поняла ее. Она объяснила, что вскоре придет большой корабль, который отправится очень далеко, в совершенно другую страну под названием Дания. Что на этом корабле также будут другие дети и что Дания почти что рай, с высокими деревьями и множеством красивых цветов. А потом она добавила, что теперь, после смерти отца, не может присматривать за всеми нами, тремя детьми. Я стояла неподвижно и смотрела в одну точку. Мать ушла, а я в дверях кухни увидела старшую сестру. Она выглядела расстроенной и сказала, что мне повезло: я отделалась от мытья полов».

Хелена помнила, как много времени прошло от разговора с матерью до отъезда, как сильно она нервничала в это время и никак не могла понять, почему ей нельзя остаться дома. В день отъезда семья проводила ее на корабль. Вместе с другими детьми она поднялась на борт (всего на корабле был 21 ребенок), в новом платье, которое специально к отъезду сшила ей мать. Корабль отплыл на юг, и мама махала ей с набережной, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчезла. «Мне было очень жаль, что я уже не могу помахать ей», – писала Хелена[74]74
  «Потом моя мама села передо мной»; «Мне было так жаль…» – цит. по: Tine Bryld, I den bedste mening. København: Gyldendal, 2010 [Bryld 2010: 25 и 26]. Описание жизни Хелены в этой главе, в главах «Ураниенборг» и «Нита, Какот» основано на кратком автобиографическом тексте в [Bryld 2010] и на книге: Helene Thiesen, For fid og god opførsel – vidnesbyrd fra et eksperiment. Milik publishing, 2011.


[Закрыть]. Воспоминания она писала, будучи взрослой, но все же какие-то мелочи застряли в памяти: темное море под ногами, когда она поднималась по трапу; страх, что чемодан, стоящий на полу каюты, исчезнет; линия горизонта, окружившая со всех сторон корабль в открытом море; свое удивление при виде датчанина, жующего «красный цветок» – помидор.

Дальнейшая судьба этих детей складывалась по-разному. Одни попадали в семью к опекунам, которые, возможно, впоследствии становились их официальными усыновителями. Других – самых маленьких – отправляли в детские дома, а детей постарше – в школы-интернаты. Хелену, как и остальных детей с корабля, поначалу поселили в общежитии, затем на некоторое время разместили в частных домах датчан. Некоторых усыновили, но Хелена не оказалась в их числе. У нее была экзема, и ее временно поселили в семье доктора. На Рождество дочь доктора получила в подарок большую красивую куклу, а Хелена – маленькую. «…У меня нет радостных воспоминаний о том времени», – писала Хелена[75]75
  «…У меня нет радостных воспоминаний…» – см. [Bryld 2010: 28]. «Я попала…» – см. [Thiesen 2011: 40].


[Закрыть]. Она не хотела разговаривать с опекунами и считалась трудным ребенком. Когда экзема прошла, девочку переселили в другую семью, которую она вспоминает с большой теплотой: «Я попала в прекрасное просторное место, наполненное радостью».

Инуитские семьи в Гренландии приходилось долго и упорно убеждать, чтобы они отпустили своих детей в Данию. Иногда родителям не хватало информации о том, что ждет их детей на материке, иногда они не все понимали из объяснений – а от этого напрямую зависело их решение. Для многих из них было важно, чтобы дети жили в лучших условиях, нежели здесь, в многодетных и бедных семьях. Датчане со своей стороны тоже имели самые лучшие намерения, но несколько иного рода. В 1950-х годах Гренландия была относительно бедной, система школьного образования оставляла желать лучшего. Идея заключалась в том, чтобы инуитские дети получили хорошее образование в Дании, выучили датский язык, вернулись домой и способствовали строительству современной Гренландии.

Такое изъятие из семей имело свои положительные стороны, как и в случае Ниты и Камиллы. Инуитские дети хорошо питались, получали образование – более качественное, чем их соотечественники у себя на родине, большинство возвращалось и обустраивалось на родине. Но за такие блага порой следовала суровая расплата. Не всегда образование инуитов было столь же качественным, что и их датских сверстников. Выучив датский, многие из них забывали родной язык и, вернувшись в Гренландию, обнаруживали, что они не понимают своих соотечественников, а те – их. Вступив в подростковый возраст, они нередко портили отношения с приемными родителями (а то и с родными), поразительно большое количество страдало алкоголизмом. Ощущение неприкаянности оставило на них глубокий отпечаток.

* * *

Айло Гауп родился в июне 1944 года на горе Равдооайви (Рёйехудет), на полпути между Гуовдагеайдну (Каутокейно) и Квэнангсботн[76]76
  Гора Рёйехудет расположена между населенными пунктами Каутокейно и Квэнангсботн, фюльке Тромс-ог-Финнмарк в Северной Норвегии.


[Закрыть]. Его мама, Эллана-Бирет была матерью-одиночкой: ребенок родился вне брака. Через несколько лет после окончания Второй мировой войны маленького Айло взяла под опеку семья из Ларвика[77]77
  Ларвик – коммуна и одноименный город (административный центр коммуны) на юго-востоке Норвегии.


[Закрыть] – прямо из больницы в Гуовдагеайдну, где он находился вместе с матерью, страдавшей маститом. В автобиографии Айло, будучи взрослым, описывал это событие так:

«Однажды в гости пришла женщина. Сестра Карен делала вид, будто это обычная посетительница. Но я знал, кем она была. Сестра Карен выпроводила меня из комнаты в коридор. Я знал, что они будут говорить обо мне. Через некоторое время я снова вошел. Они закончили разговор. Я знал, что эта женщина теперь моя мать».[78]78
  «Однажды в гости пришла…» – см. Ailo Gaup, Min mor på vidda // Knut Johansen (red.) I min mors hus: tretten sønner forteller. Oslo: Pax Forlag, 1989 [Gaup 1989: 30]. Изложение жизни Гаупа в данной главе, в главах «Ураниенборг» и «Нита, Какот» основано на этом тексте.


[Закрыть]

Неудавшиеся попытки обмануть ребенка вполне могли объясняться благими намерениями – как в Норвегии, так и в Гренландии и на Чукотке, но Айло описывает это переселение как начало долгих мрачных лет в его жизни. Семилетний мальчик ехал на автобусе, корабле и поезде на юг, на ферму недалеко от Ларвика. Все вокруг него пришло в движение, ничто больше не казалось незыблемым. Он ничего не встречал в своей жизни огромнее, чем увиденные им во время путешествия деревья; летняя ночь была темнее, нежели та, к которой он привык дома. В первую ночь он спал в двух креслах, поставленных друг напротив друга. Автобиография Айло вся пронизана ощущением временности; это чувство не покидало его все детство и юность, пока он жил в Ларвике. В отличие от Хелены Тиесен он так и не переехал в лучшее место, ему пришлось жить в доме, где его бесконечно наказывали и давали очень мало любви. «Я должен был быть здесь, но мне здесь не место»[79]79
  «Я должен был быть здесь…» – см. [Gaup 1989: 32].


[Закрыть]. Отношения в семье на ферме в Ларвике были такими: «ее я должен был называть матерью», «его – отцом», а «его я должен называть братом»[80]80
  «я должен был называть» – см. [Gaup 1989: 3 и далее].


[Закрыть]. Единственные радостные события, упоминаемые Айло, которые отвлекали его от горестных мыслей, – это чтение увлекательного романа или поездки на автобусе в школу в Ларвике.

В девятнадцатилетнем возрасте Айло Гауп навсегда покинул дом опекунов и больше никогда туда не возвращался. В автобиографии он рассказывает о становлении себя в молодости – и в личном, и в политическом плане. Завершив образование и приобретя опыт практической журналистской деятельности, он вернулся жить в свою саамскую общину. Айло принадлежал к тому поколению саамов, которое одержало важные победы в борьбе за права коренных народов на международном уровне. Он выучил язык, глубоко отождествлял себя со своим народом, его культурой и мифами. Стал шаманом и писателем, автором ряда романов и стихов, посвященных жизни саамов, мифам и окружающей среде в Северном Калотте[81]81
  Северный Калотт – часть заполярной Фенноскандии, район исторического расселения саамов. Иногда его отождествляют с Лапландией. Регион не имеет четких границ, его контуры на карте напоминают головной убор с округлым верхом (фр. calotte) – отсюда, по одной из версий, и произошло его название.


[Закрыть]. Айло знал, что его судьба была предопределена свыше. «Я – стружка, которую повернул большой магнит», – написал он в одном из стихотворений[82]82
  «Я – стружка…» – см. Ailo Gaup, I Stallos natt. Oslo: Gyldendal, 2012 [Gaup 2012: 21].


[Закрыть].

В автобиографии Айло описывает детство и юность мрачными красками, считая эти годы потерянным временем. Жизнь взрослого Айло Гаупа была совсем другой, насыщенной событиями и интересной. Таким образом, мальчика Айло оставили дважды: сначала мать, а затем и он сам, став взрослым.

* * *

Легко представить себе Камиллу и Ниту, которые тоже пересекают Берингов пролив – если не одинокие, то, по крайней мере, совершенно потерянные. Да, Амундсен сопровождал их, опекал и показывал путь – но они все равно покидали родные места, уезжали в неизвестность, не предполагая, что их ждет впереди. Однако мы уже знаем, что история Ниты и Камиллы далеко не уникальна – в разное время то же самое происходило и с Миника, и с Хеленой, и с Айло, и с другими детьми и взрослыми в течение многих сотен лет.

«…Его Величество сможет лично увидеть семерых (коренных жителей), которых я поймал и взял на борт, чтобы они могли выучить наш язык и вернуться», – писал Христофор Колумб испанскому королю Фердинанду в 1492 году после своего первого путешествия в Америку[83]83
  «…Его Величество сможет…» – цитата Колумба взята в: Nayan Chanda, Bound Together: How Traders, Preachers, Adventurers and Warriors Shaped Globalization. New Haven: Yale University Press, 2008 [Chanda 2008: 209]. О женщине-инуитке и ее ребенке из Лабрадора см. Bernadette Andrea, The Violence of Transnationalism and Indigenous Women’s Resistance. The SSEMW Blog, 27.02.2017, URL.: http://ssemw.org/blog/andrea/ (дата публикации: 27.02.2017, дата обращения: 11.04.2018). Представление о связи между глобализацией и миграцией основано на: David Held et al., Global Transformations: Politics, Economics and Culture. Cambridge: Polity Press, 1999 [Held 1999: 283 и далее]. Информация об истории переселения в США, Австралию и Канаду, в основном, взята из: Margaret D. Jacobs, A Generation Removed: The Fostering and Adoption of Indigenous Children in the Postwar World. Lincoln: University of Nebraska Press, 2014. Также использовался центральный государственный отчет о жестоком обращении с переселенными детьми аборигенов, Интернет-источник, URL: http://www.humanrights.gov.au/publications/bringing-them-home-report-1997 (дата публикации: 1997, дата обращения: 09.04.2018).


[Закрыть]. Спустя более чем пятьдесят лет появились истории об одной инуитской женщине из Канады, которую поймали, перевезли в Нидерланды и показывали за деньги. Рассказывали, что с ней был семилетний ребенок.

Переселение аборигенов на Запад на самом деле старо, как сам колониализм. В XVII и XVIII веках, возвращаясь из своих странствий, путешественники всех сословий и профессий – будь то исследователи, солдаты, купцы и миссионеры – привозили с собой аборигенов. За легендой о Покахонтас стоит реальная история XVIII века об индийской женщине, которая вступила в контакт с поселенцами в американских колониях, поехала с ними в Англию, жила и умерла там. Позже концерн Walt Disney Company придал событиям романтический оттенок[84]84
  Речь идет о диснеевском мультфильме «Покахонтас» (1995), рассказывающем о любви дочери вождя индейской племени и бледнолицего золотоискателя.


[Закрыть]. В том же XVIII веке появился роман Даниеля Дефо о Робинзоне Крузо, оказавшегося на необитаемом острове в Карибском море и встретившего там туземца, которого он назвал Пятницей. Большинство людей знают историю в общих чертах, но немногие помнят, что ближе к концу романа Робинзон забирает Пятницу в качестве своего слуги в Англию.