Текст книги "Водные ритуалы"

17. Улица Сан-Франциско

22 ноября 2016 года, вторник

Вскоре раздался еще один звонок, на этот раз от Эстибалис.

– Жду тебя в аптеке твоего друга Асьера, – бросила она мне, и голос ее не предвещал ничего хорошего. – Я нашла его тело, оно лежит на полу.

Я пулей помчался вниз по лестнице, стараясь ни о чем не думать; в мозгах все еще стоял туман от недавнего крепкого сна.

Мне не приходило в голову, что с Асьером может случиться что-то плохое. Он был слишком устойчив – скала, а не человек, что-то непоколебимое и цельное. За почти четыре десятилетия нашего знакомства я ни разу не видел, чтобы он дрогнул или сломался.

Нет, с ним ничего не могло случиться.

Я добрался до заведения своего друга минут через пять, Эстибалис кивнула мне с порога.

В аптеке, которая некогда перешла к Асьеру по наследству, время словно остановилось: пол шашечками, как шахматная доска, флаконы из лиможского фарфора, где хранились активные вещества, старинные медные весы.

Но, увидев Асьера в забрызганном кровью белом халате, неподвижно лежащего на полу девятнадцатого века, я почувствовал, как мое сердце будто провалилось вниз. Я бросился к другу, пытаясь нащупать у него пульс.

Эстибалис озабоченно смотрела на меня.

– Успокойся, Унаи. Он не мертв, просто без сознания. Не знаю, почему, черт возьми, «Скорая» до сих пор не приехала, – я вызвала ее давным-давно. У Асьера рассечена бровь, поэтому столько крови. Похоже, его ранили в голову и оставили лежать в нокауте.

Было чуть больше половины восьмого, Витория лениво просыпалась. Большинство лавочек Старого города открывались после десяти, но на улицы уже выходили сонные люди, добиравшиеся до работы на автопилоте. Никто и представить себе не мог, что на полу в аптеке лежит окровавленный фармацевт.

Я не мог прийти в себя от потрясения. Мимолетная мысль о том, что друг, которого я знал с первого класса, может быть мертв, парализовала меня, и на мгновение я усомнился, насколько разумным было мое решение вернуться в полицию, тем более в отдел уголовного розыска, работа в котором подразумевала столкновение с мертвыми телами каждые несколько недель. Готов ли я к этому? Я действительно этого хочу?

К счастью, голова у Асьера оказалась покрепче моей – по крайней мере, затылочная кость, где растущая на глазах шишка свидетельствовала о том, что кто-то ударил его по затылку. Но больше всего впечатляла кровь, хлеставшая из правой брови.

Потом я заметил, что в руке у него что-то зажато, и это мне не понравилось. Я взял салфетку из туалета для персонала, чтобы вытереть кровь, а заодно осторожно, потихоньку от Эстибалис, разжал кулак.

«Позволь мне для начала поговорить с ним», – умолял я Эсти взглядом, когда мы тащили тело Асьера в заднюю комнату, где у него имелся небольшой кабинет.

Напарнице это вряд ли пришлось по вкусу, но она вняла моим просьбам и согласилась.

В подсобке стояла софа, на которую мы уложили Асьера. Вскоре он зашевелился и открыл глаза. Лицо его исказила гримаса острой боли.

«Как ты?» – жестом спросил я друга. В этот миг я ненавидел себя за то, что не могу говорить. Я даже не смогу объяснить ему, как переволновался за него, как на долю секунды испугался, что он мертв.

– Круто меня отделали, – с отвращением пробормотал Асьер, глядя на окровавленный халат. – Помоги мне избавиться от этого дерьма. Через полчаса придут фармацевты; не хочу, чтобы они знали о случившемся. Слышишь меня? Они ничего не должны знать.

«А что случилось?» – Я показал ему экран мобильного.

– Какой-то придурок подкрался сзади, ударил меня по голове, и я потерял сознание. Скорее всего, какой-то начинающий наркоман… как же я от них устал! Давай посмотрим, не украл ли он что-нибудь, – сказал он, силясь подняться.

Я удержал его и вновь уложил на софу.

«Ты его не видел?» – настаивал я, тыча пальцем в экран. Раздраженно подумал: «Почему ты лжешь мне, приятель?»

– Я стоял у электрической панели и включал свет; сдуру оставил дверь незапертой, и кто-то ударил меня сзади.

«Все равно не верю», – подумал я.

«Асьер, перед тем как напасть сзади, тебе рассекли бровь; ты защищался, у тебя костяшки пальцев разбиты в кровь. Ты видел его, чувак. Ты знаешь, кто он, но не хочешь говорить. Что, черт возьми, здесь происходит?» – писал я, теряя терпение.

– Скорее всего, наркоман. Я ничего не видел, – упорствовал он.

«Это не тот район, где наркоманы бродят средь бела дня. Мы приехали, потому что кое-что обнаружили, расследуя убийство Аны Белен Лианьо. Ты действительно намерен все отрицать?» – написал я, немного устав от упорной лжи Асьера.

– Что отрицать?

«Что ты открыл с ней совместный счет, когда она выиграла в лотерею».

– Я не обязан ничего тебе объяснять, Унаи. Это личная тема.

«Она перестанет быть таковой, как только ты окажешься подозреваемым в убийстве».

– У тебя уже есть ордер на арест?

«Ты совсем идиот, приятель…»

«Пока нет, но, если ты откажешься давать показания, инспектор Гауна арестует тебя за отказ сотрудничать с полицией. Она имеет все необходимые полномочия. – Я показал ему экран, раздосадованный тем, что он заставил меня написать эти слова. – Есть еще кое-что, о чем я также хочу тебя спросить. После того, как я на днях рассказал тебе, что Ана Белен мертва, ты что-то говорил своей жене?»

Арасели, жена Асьера, была хорошим человеком, но в прошлом у них уже возникали проблемы из-за ее патологической ревности к его бывшим девушкам, да и после женитьбы Асьер был далеко не святым. Интересно узнать, каким образом мой приятель справился с непростым делом – сообщить Арасели о смерти Аннабель Ли. В самом деле, очень интересно.

– Не втягивай в это Арасели, Кракен, – бросил он мне, и лицо его в нескольких сантиметрах от моего побагровело от ярости. – Или мы с тобой поссоримся. Арасели ни в чем не виновата. Даже не думай с ней разговаривать.

«А может, ты не хочешь, чтобы я ее видел, потому что вы сцепились друг с другом, и это ее лицо ты пометил костяшками пальцев?» – подумал я.

В этот момент к нам подошла Эстибалис, никогда не отличавшаяся ангельским терпением; на ее лице было написано «вы уже и так поговорили достаточно».

– Привет, Асьер. Вижу, ты не хочешь облегчить наше расследование и собираешься подать жалобу на невидимого наркомана?

– А что, это поможет? Вы побежите его арестовывать и принесете мне в наручниках на подносе? – ответил он: за это время к нему вернулся обычный язвительный тон.

– Не валяй дурака, так ты ничего не добьешься, – ответила Эстибалис. – Ответь на вопрос, и я перейду к делу. Итак, почему ты снял двести тысяч евро со счета, который вы поделили с Аной Белен Лианьо за два дня до ее смерти?

Я эту подробность не знал, Милан ничего мне не сказала. Слова Эсти потрясли меня. 200 000 евро? Для чего понадобилось Асьеру столько денег?

– Я уже сказал своему другу Кракену, что не собираюсь ничего объяснять, пока у вас не будет судебного ордера, – ответил он.

Взглянув на мрачную физиономию Асьера, я понял, что мы ничего от него не добьемся. Вообще ничего.

– А что сказала Ана Белен, узнав, что ты отщипнул кусочек от ее приза? Может, она возмутилась, вы поссорились, и она назвала тебя вором, который воспользовался удобным случаем? – не отступала Эстибалис, войдя в роль. – И ты убил ее, чтобы забрать половину, прежде чем она от тебя отстанет, – ведь деньги на общем счете принадлежат тебе по закону?

– Вы тычетесь, как слепые щенки. Удачи, – пробормотал Асьер.

В это время прибыла «Скорая». Носатый парень в фельдшерской форме принялся обрабатывать ему бровь, которая все еще кровоточила.

– Вы – козлы, и скоро об этом узнает весь Старый город. Большое спасибо, Кракен, за твою легендарную сдержанность. Большое спасибо, – сказал Асьер, когда фельдшер направился к «Скорой» в поисках перевязочного материала, и бросил на меня такой испепеляющий взгляд, что напрочь испортил мне остаток дня.

Я узнал наше давнишнее соперничество, хотя еще недавно мне казалось, что оно уже позади.

Мы с Эстибалис покинули столетнюю аптеку; обоими нами владела такая ярость, что и язву желудка недолго заработать.

– Пойдем, приглашаю тебя позавтракать на Продовольственный рынок. Этот твой приятель оказался таким поганцем, что я чуть не сперла у него леденцы, но удержалась, представь себе… Давай-ка это отпразднуем, сегодня великий день, – убитым тоном предложила Эсти.

Заказав в «Чики» на Продовольственном рынке омлет, Эстибалис подошла к бару и вернулась к нашему столу с двумя экземплярами «Коррео Виториано» и «Диарио Алавес».

– Ты ничего не заметил, Унаи? – Она внимательно посмотрела на меня, перелистывая страницы «Диарио Алавес».

– Н… не, – вслух сказал я.

– Наш друг Лучо молчит, как мертвец. В его газете ни слова об Ане Белен Лианьо. И в «Корео Виториано» тоже. Но Лучо был на похоронах, а значит, все знает. Я так понимаю, это ты ему рассказал.

«Ему, Асьеру и Хоте. Ана Белен была подругой нашей юности. Они имеют право знать», – возразил я.

– Ты герой эвфемизмов, – иронично заметила Эсти. – Но, возвращаясь к Лучо: впервые за всю свою долгую жизнь вижу, что он отказывается от скандального заголовка.

«Я предупредил его о тайне следствия. Приходится ее соблюдать», – заметил я.

– Да, но Лучо мог бы сообщить о смерти художницы-комиксистки Аннабель Ли, не связывая ее с находкой беременной альпинистки в туннеле Сан-Адриан. Однако все-таки молчит, – возразила она.

«Вероятно, чтит память Аннабель Ли», – написал я, но даже сам в это не поверил.

– А может, не хочет, чтобы об этом узнали, – заметила Эсти с набитым ртом.

* * *

Через час, хорошенько заправившись углеводами, мы вошли в кабинет доктора Гевары во Дворце правосудия, расположенного в конце проспекта Гастейс.

В пятницу, последовавшую за нашим собранием, вскрыли тело Аннабель Ли, и мы получили отчет. Но после встречи с Гектором де Кастильо в Музее археологии Кантабрии у нас возникли предположения, которые срочно нужно было проверить.

Судмедэксперт ждала за столом у себя в кабинете. Приветливо поздоровавшись, она пригласила нас сесть.

– Как прошли выходные? Пришли в себя после истории с градом?

– Жизнь продолжается, надо двигаться дальше. А как вы? – ответила Эстибалис, усаживаясь в кресло.

– Если честно, меня потрясла смерть Куэсты. Мы часто работали вместе на визуальных осмотрах. Очень тяжело, но ты верно говоришь, надо двигаться дальше… – Она вздохнула. – Чем я могу вам помочь?

– У нас есть вопросы насчет смерти Аны Белен Лианьо. Линия расследования заставляет нас подозревать в ее убийстве ритуальный элемент, – начала Эстибалис.

– Ваша задача – найти объяснение тому, что они сделали с этой бедной матерью, – спокойно перебила ее врач. – Согласна: за годы работы ничего подобного я не видела. Повесить человека за ноги со связанными руками и лишить жизни, погрузив голову в котел с водой… Признаться, необычная смерть.

«А что, если это не одна, а три смерти?» – написал я в мобильнике.

– Что значит «три»? Не понимаю твоего вопроса, Айяла.

– Коллега хочет знать, есть ли вероятность того, что Ана Белен Лианьо была убита во время кельтской церемонии под названием Тройная Смерть. Она заключается в том, чтобы сжечь, повесить и утопить жертву. В нашем случае не хватает одной стихии: огня. Мы внимательно прочитали отчет о вскрытии, просмотрели все фотографии трупа: те, что были сделаны при визуальном осмотре, а также те, которые вы нам прислали. Только один вопрос, доктор, – сказала Эстибалис, выбрала одну из фотографий с изображением шеи Аннабель и показала судмедэксперту. – Взгляните на эти два прокола на шее: не мог их оставить электрошокер «Тейзер»?

Судмедэксперт отвела руку с фотографией подальше от лица, чтобы внимательно ее рассмотреть, затем надела очки-полумесяцы, висевшие на золотой цепочке.

– Я не специалист по электрошокерам, – заметила она, спокойно изучая снимок. – Но вы правы, эти проколы идеально соответствуют следам, оставляемым таким оружием. Они были на одной из гематом, и я подумала, что это мелкие царапины от ударов, которые она сама себе нанесла. Что же касается Тройной Смерти, как вы ее называете, жертва действительно была жива, когда ее голову погрузили в котел. Мы нашли воду в легких, так что она все еще дышала и, конечно, сопротивлялась. Получается, сначала она была неподвижна, парализованная «Тейзером», но затем подвижность к ней вернулась, и она захлебнулась в котле. Возможно, это выглядело так: убийца или убийцы выстрелили ей в спину, ее парализовало, и этого времени оказалось достаточно, чтобы связать ей руки, обмотать ноги веревкой и повесить на дереве. Затем ее голову погрузили в Кабарсенский котел. Далее шок закончился, мышцы снова стали послушны, и она попыталась высвободить голову, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своего сына.

Я сглотнул слюну, услышав последние два слова: Аннабель ожидала мальчика. Вскрытие показало, что плоду было двадцать недель, а значит, половые признаки уже определялись.

Этот факт делал трагедию более реальной: убийца или убийцы отняли две жизни. И это вновь привело меня к неизбежному вопросу: кто был отцом сына, которого ожидала Аннабель Ли?

Я знал, что можно извлечь ДНК – у доктора остались образцы тканей матери и плода, они могут храниться в течение нескольких месяцев – и сравнить ее с образцом ДНК потенциального отца, но для этого понадобится ордер судьи Олано, а мы его не получим, если не укажем мотивы преступления и не докажем, что подозреваемый причастен к убийству Аны Белен Лианьо. Тем временем расследование так и останется на мертвой точке.

На данный момент у нас был банковский счет, соединяющий Ану Белен с Асьером, но этого недостаточно, чтобы судья Олано подписал ордер, обязывающий Асьера пройти тест на отцовство.

Во всяком случае, я попытался добыть кое-какие доказательства и отправил Арасели сообщение по «Ватсапу». Я хотел знать, имеет ли она какое-либо отношение к разбитой брови Асьера, а заодно увидеть ее саму: нет ли у нее на лице каких-либо подозрительных синяков.

«Кайхо[21]21
  Привет (баск.).


[Закрыть], Арасели. Можно с тобой повидаться?» – написал я.

«Что-то случилось, Унаи?» – ответила она через мгновение.

«Нет, ничего, – соврал я. – Просто хотел выпить с тобой кофе, чтобы наверстать упущенное. Как в старое доброе время».

«Конечно. Надеюсь, сможем встретиться на следующей неделе. Я все эти дни в Деусто. Сплошные лекции, ты же знаешь».

«Сообщи, когда вернешься, и договоримся о встрече». – И я попрощался.

Домой мы с Эстибалис возвращались в полнейшем унынии. По дороге почти не общались. Оба понимали: если подозрения подтвердятся и в смерти Аны Белен участвовала огненная стихия – иначе говоря, если мы имеем дело с той самой кельтской Тройной Смертью, – дела наши плохи. Ритуальное преступление, связанное скорее с обрядом и жертвоприношением, чем с личностью жертвы… Это означает, что оно может повториться.

Что же касается убийства Ребекки Товар, трудно представить, что в нее тоже стреляли из «Тейзера»: в 1993 году этих шокеров еще не было в Европе. К тому же теперь невозможно узнать, сожгли ли каким-либо образом ее тело, сняв с дерева в Фонтибре. Может быть, именно поэтому оно так и не нашлось…

Подумав об обгоревшем теле Ребекки, я подавил рвотный спазм. Для такой нежной девушки это было бы слишком мрачным и страшным концом.

18. Бульвар Фрая Франциска

23 ноября 2016 года, среда

Ложась спать, я поставил будильник на шесть. На улицу вышел около половины седьмого: Витория была озябшей и темной, но я этого не замечал. Пересек парк Флорида, который в эти часы казался холодной сырой пещерой, и замедлил темп, выйдя к бульвару Сенда.

Там я ее и нашел: она бежала по тротуару в своих белых рейтузах. Увидев меня, удивилась. Я предположил, что все это время она не прекращала тренировки и теперь вернулась к маршрутам, по которым мы когда-то бегали вместе.

Эта предутренняя встреча была для меня возвращением в прошлое лето, в первые дни августа. К взаимному притяжению, которым мы наслаждались в то время, не зная, что где-то впереди нас ждет смерть.

Теперь нас ждала жизнь, и мы оба о ней знали.

Следовало вести себя с ней честно. Пришло время перестать быть наперсточником, поднять все три наперстка и показать, что под ними.

– Инспектор Айяла или Унаи? – спросила она, когда я остановился, преградив ей путь.

«И то и другое», – написал я.

– Как скажешь, – сказала она, внимательно изучая выражение моего лица.

Мы стояли под уличным фонарем, струившим желтый свет; небо еще не окрасилось густой синевой виторианских восходов.

«Мы так остынем. Побежали потихоньку, мне нужно кое-что написать». – Я показал ей мобильник, и мы направились в сторону бульвара Фрая Франсиско.

– Ладно, начинай, – согласилась она.

«Инспектор Гауна установила личность владельца банковского счета жертвы. Асьер Руис де Асуа, фармацевт, женат. Вчера кто-то напал на него рано утром, когда он открывал свою аптеку, но писать заявление Асьер отказался».

– Да, я в курсе. Ты что-то хотел добавить?

«Да, Альба. Есть кое-что еще, но я молчал, поскольку хотел, чтобы ты разрешила мне участвовать в этом расследовании, и боялся рисковать».

Альба посмотрела на меня внимательно, ничего не понимая, затем остановилась и сложила руки на груди.

– Унаи, расскажи мне все, пожалуйста, – сказала она; голос ее звучал напряженно.

«Жертва была моей первой девушкой, – признался я. – А заодно и Асьера – мы с ним были из одной компании. И Лучо, журналиста из «Диарио Алавес». И еще одного нашего общего приятеля, Хосе Хавьера Уэто по кличке Хота».

Альба выслушала мое признание и нахмурилась, пытаясь угадать, что все это может значить.

– Ты хочешь сказать, что четверо друзей из твоей компании спали с одной и той же девушкой? Прямо как в том анекдоте про виторианские тусовки, где у всех все общее?

«Нет, конечно, – ответил я: мне было не до шуток. – Для всех четверых она была первой. Это произошло в июле 1992 года; мы получили стипендию и поехали строить кельтскую деревню в Кантабрии. И еще кое-что: Ребекка Товар, четырнадцатилетняя девочка, подвешенная за ноги на дереве в Фонтибре, а также ее отец были в том же лагере».

– Хватит, Унаи. Пока достаточно. Теперь с тобой говорит твой шеф, который за тебя поручился.

«Нас проконсультировал специалист по кельтской культуре: возможно, способ умерщвления обеих женщин – ритуал жертвоприношения, который практиковали более двух тысяч лет назад по всей территории кельто-иберийского влияния, включая эти земли, а также Кантабрию. Кельтская Тройная Смерть: жертвы сожжены, повешены и утоплены в воде, символизирующей плодородие. Поскольку мы подозреваем, что Ребекка тоже была беременна, это означает ритуальные наказания: кто-то решил, что из обеих получатся плохие матери. Согласно обряду, нерожденный ребенок будет передан трем Матрам, богиням-матерям из кельтского пантеона».

– Боже, неужели снова… Только не психопат, – прошептала Альба, поднеся руки к лицу: в этом жесте сквозило отчаяние. Она всегда была сдержана в выражении своих эмоций, и меня поразила уязвимость, которой Альба не стеснялась в моем присутствии.

– Что ты думаешь обо всем этом как психолог-криминалист? – спросила она.

«Чтобы стать серийным убийцей, нужно совершить три убийства, соблюдая между ними период затишья, ты и сама это знаешь. Но мы не можем игнорировать сходство в почерке обоих убийц, да и жертвы похожи: незамужние беременные женщины. Выглядит все это так себе, Альба. Я бы сказал, похоже на начало серии. К сожалению, буря в Сан-Адриане послужила на руку убийце или убийцам. Думаю, что если те же убийцы действовали в Фонтибре, труп они спрятали, опасаясь выдать себя полиции. Тело Аны Белен, вопреки всем расчетам, обнаружили горцы: зимой это место пустынно, к тому же преступление было совершено в будний день. Убийца собирался вернуться за котлом, украденным, скорее всего, для обряда. Молчание прессы, как и безнаказанность злодеев, стала, возможно, роковой ошибкой. Они обнаглеют, поверят в свою неуязвимость. Боюсь, это может сократить период затишья».

Прочитав мое сообщение, Альба опустилась на скамейку напротив виллы София, дворца девятнадцатого века в восточном стиле, будто бы прилетевшего в наш город из «Тысячи и одной ночи» и мало напоминающего резиденцию леэндакари[22]22
  Леэндакари – глава автономного правительства Страны Басков (баск.).


[Закрыть], и неподвижно смотрела на странный шар, венчающий его купол, на минареты, словно где-то там был спрятан ключ к тайнам всего мироздания.

– Итак, ты ни слова не упомянул о том, что знаком с жертвой, и все равно влез в это дело. Я готова была за тебя поручиться, при том, что сама я сейчас в непростой ситуации и из-за беременности меня, возможно, ожидает скандал; а ты… ты скрыл от меня эту информацию? Что за нечистоплотность?

Я кивнул: она была права.

– Унаи, ты не имеешь права нарушать правила и иерархию из-за личных мотивов. Ты нас всех подставляешь; ты уже делал это однажды. Как ты можешь преспокойно вернуться к работе, скрыв от меня такие важные для расследования данные?

«Не забывай, что мы вдвоем взбесили твоего мужа, из-за нас погибли девушка Германа и брат Эстибалис. Не хочу быть к тебе несправедливым, но ведь и ты нарушала правила, Альба».

– И буду расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь, – прошептала она.

«Не надо о том, что нельзя исправить. Прошлое есть прошлое, – ответил я. – Давай о другом: о том, что никто, кроме меня, не раскроет это дело. Я знаю окружение, жертв и вероятных подозреваемых. Позволь мне продолжать. Эстибалис так же упряма, как и я, расследование она ведет безупречно, но не была знакома ни с одной из жертв. Я могу оказать следствию неоценимую помощь. Наша общая цель – изловить мерзавца – или мерзавцев, не забывай об этом».

– Не забываю, Унаи. Ни на минуту не забываю. Ты – один из лучших профайлеров в стране, и мы совершим непростительную ошибку, если откажемся от твоей помощи. Но, прошу тебя, не скрывай от меня ничего; подобное не должно повториться. Не превращай мою работу в ад, договорились?

Я кивнул. Альба встала со скамьи, посмотрела на часы – и вскоре затерялась посреди Сенды. Только тут я заметил, что уже рассвело.