Текст книги "Оттенки (не)любви"

7

Майя прилетала во Внуково. Лучше бы в Домодедово.

Аэропорт – город безумных страстей и умопомрачительной скуки; усталое безразличие вперемешку с эйфорией; красные от усталости глаза на загорелых, вымученно улыбающихся лицах.

В зоне прилета людей было немного. Пара таксистов коршунами кружили по залу. Наметанным глазом они вылавливали простачков, чей вид кричал об отсутствии в телефоне приложения «Яндекс. Такси». Группа молодых людей, три девушки и два парня, стояли кружком и неестественно, с надрывом хихикали. Крупный, с беспорядочными седыми бровями мужик пузом закрывал обзор автоматических дверей, за которыми на ленте, испуганно выглядывая хозяев, ползли чемоданы.

Зоя чувствовала себя неловко. С Майей она не виделась семнадцать лет. Детство как сон. Нельзя быть полностью уверенным, что на самом деле, а что привиделось.

Кто они друг другу теперь? Как им разговаривать? О чем?

Матовое стекло расползлось, открывая беззубую пасть внутреннего зала, и Зоя увидела ее, ту самую девочку из детства: крупную, улыбчивую, живую.

Густые волосы плотным покрывалом ложились на плечи. Сильно отросшая челка облепила широкие скулы. И это выражение лица, перманентно выражавшее насмешку. Не над кем-то конкретным, над самой жизнью. «И че? Че ты мне сделаешь?» – как бы говорили ее неровные губы и по-сиамски скошенные глаза.

Майя тоже моментально узнала Зою и ринулась к ней.

– Привет, малышка! Как же я рада тебя видеть!

Майя на секунду задержала взгляд на подруге, решая стоит ли произнести заготовленную фразу. Но разве Майя когда-нибудь сомневалась? Промолчать – все равно что утопить котенка. Невозможно ни в каком измерении.

– Зоя, ты такая красотка! Я тебе даже завидую.

Не подобрав слов, чтобы возразить, Зоя промямлила:

– И я очень рада. Спасибо.

Девушка чувствовала, как сухость во рту превращается в удушающий смерч. Ей хотелось скорее выбраться из полыхающего ослепительными рекламными баннерами ада на свежий воздух, к серому подмосковному небушку.

Но Майя не унималась:

– Я серьезно. Признайся, ты скрываешь ото всех жениха-красавчика, чтобы не увели?

Не понимая, нужно ли отвечать, Зоя рассеянно улыбалась и мысленно прокладывала маршрут до стоянки, где ее ожидала успокаивающая прохлада гладкого руля и волнующее тиканье поворотников.

Вдруг на девушек налетели молодые ребята, что толпились неподалеку. Возбужденные, смешные, они теребили в руках телефоны, запинаясь, здоровались; смущаясь, предлагали сфотографироваться. Перед ними была популярная блогерка Доржу-джу – по крайней мере, так им внушил Ютуб.

Майя пошла на опережение, включила запись и начала стримить.

– Друзья, я в Москве! Десять минут как прилетела, а меня уже встречает мой маленький фан-клуб! Ребят, помашите моим подписчикам – обернулась она к счастливчикам позади себя – Вот они, самые преданные фанаты. Спасибо за этот теплый прием. Вы такие котики!

Майя крутилась на месте, держа телефон над собой и создавая 3D-обзор происходящего. Подростки махали руками и кривлялись, как обезьянки. Зоя вдруг поняла, что и она попадает в кадр. Стараясь не привлекать к себе внимания, она медленно сделала три шага назад. Решила переждать на безопасном расстоянии, пока детишки удовлетворят жажду прикосновения к чему-то популярному.

В машине тувинская подруга не замолкала ни на минуту. Зоя вспомнила недавние опасения, что им не о чем будет разговаривать, и усмехнулась. Похоже, зря волновалась.

За два часа пути лед сдвинулся, заполняя многолетний пробел в отношениях. Было бы безумием считать их теперь полноценными подругами, ведь у них не было общих историй, они не переживали лучшие и худшие моменты вместе. По крайней мере, неловкости больше не было.

Зоя помнила, как выглядит мир, откуда только что явилась Майя. Ее присутствие заставило девушку физически ощутить тепло дошкольной беззаботности, тягучесть безвременья и запах кызыльских дворов.

Она почувствовала благодарность, будто Майя прилетела не устраивать собственную жизнь, а помочь Зое найти свою.

Навигатор утверждал, что прибытие в место назначения состоится через пятнадцать минут, но на МКАД никто не застрахован от попадания в глухую пробку. Эти бесчисленные развязки. Словно спрут, раскинувший бетонные щупальца, смеется над тщетными попытками глупых людишек разъехаться. Он-то знает: чем шире дороги, тем больше автомобилистов.

Зазвонил телефон – Зоя поморщилась. Это была мама. Девушке не хотелось говорить с ней при Майе, но не ответить страшнее.

– Да, мам… Угу… Встретила… Угу… Едем. Да, белье постелю. Еда есть, все нормально.

Нажав отбой, Зоя прикрепила телефон к магнитному держателю на торпеде, развернула вкладку с навигатором и стала проверять наличие «кровавых» отрезков на пути. Она не торопилась продолжить беседу.

Майя, на время разговора погрузившаяся в смартфон, вырвалась из зыбучих песков просматривания сторис и спросила:

– Это тетя Люба звонила? Как она?

Но не дав ответить снова затараторила:

– Такая веселая всегда была! Помнишь, после садика проходили мимо гастронома, и она нам каждый раз покупала что-нибудь вкусненькое, чупики или жвачки. Моя мама жутко ругалась за это.

– В больнице она, до пятницы пробудет.

– А что случилось? – в голосе звучала непритворная тревога.

– По гинекологии проблемы, ничего серьезного.

Зоя сосредоточенно смотрела на дорогу, стараясь не пропустить съезд. В таком случае пришлось бы наматывать круги по бездушной кольцевой, отдавая почести бетонному монстру.

– У вас с мамой какие-то проблемы? Извини, что лезу не в свое дело.

Внутри Зои все сжалось, дышать получалось через раз. Она ненавидела говорить про мать. Не потому, что стеснялась ее или была обижена, просто люди отчего-то принимались жалеть или, еще хуже, давать советы, когда понимали специфику их отношений.

Было глупо скрывать, что у них есть разногласия. Несмотря на раздражение одной и неуемное желание другой участвовать в жизни дочери, обеим было странно слышать, что, оказывается, в каждой семье должно произойти нечто, что называют модным словом «сепарация».

Когда у детей и родителей нет финансовой возможности жить отдельно, не стоит читать им лекции по психологии.

– Зойка, что-то не так?

– Да нет, все нормально.

Зоя почувствовала, как слова поднимаются из потайного кармашка, просятся наружу.

– Понимаешь, моя мама из тех людей, которые слишком много смысла вкладывают в молчание. Я постоянно должна находиться на связи. Если пропущу звонок или долго не буду отвечать на сообщение, она тут же решит, что я обиделась, начнет вспоминать, в чем провинилась, строить абсурдные доводы. Ее маниакальный страх еще больше испортить наши отношения сводит меня с ума.

– А у вас плохие отношения? – вкрадчиво спросила Майя.

Поняв, что ее занесло, Зоя обреченно вздохнула.

– Не то чтобы… Мне иногда хочется просто помолчать. Не знать, что у нее, не рассказывать, что у меня. Побыть в вакууме. Почувствовать, что я могу сама решать, когда мне говорить, а когда… Ну ты понимаешь.

– Скажи ей об этом.

Если бы можно было так просто сказать родителю, а может, и ребенку, что ты думаешь на самом деле. Кажется, это способно причинить лишь боль. Или нет? Или это действительно единственное противоядие?

– Я не смогу.

– Почему?

– Почти всегда такие разговоры заканчиваются слезами и извинениями, которых я не могу принять.

Губы подруги сохраняли форму улыбки, но в глазах не было ни веселья, ни удивления. Зоя подумала, что видит выражение лица человека, которому предложили выпить песок и тот не понимает, то ли это шутка, то ли другие знают нечто, чего не знает она.

Подумав, Майя спросила:

– А если ты скажешь «я тебя прощаю»? Что тогда произойдет?

Напряженное молчание резало на дольки щелканье поворотника.

Через минуту Зоя заговорила, нехотя выдавливая из себя каждое слово:

– Это бы означало, что я была обижена, а теперь нет. Но это не так.

– Что именно не так? Что обижена или что простила?

Беседа прервалась внезапным:

– Вот здесь мы и живем.

Зоя зарулила в продолговатый двор с машинами, мордами припаркованными на газоне. Иначе никак – проезд узкий. Кирпичная пятиэтажка цвета разварившейся гречки выглядела так, будто в ней жили беженцы. Половина балконов не застеклены. Другие – по старинке с деревянными рамами. За ними громоздились сокровища: велосипеды, детские ванночки, лыжи, лопаты. Что скрывали тряпичные цветастые шторки в крайних секциях, даже представить страшно. А над всем этим гирлянда бельевой веревки с колготочками, пеленками, растянутыми на коленках трениками и прочими атрибутами бедности.

– Старый дом. Квартира от бабушки досталась. На новое жилье пока не заработали, – неожиданно весело сказала Зоя. – Ты представляла Москву как-то иначе?

– Да, – наигранно надувая губы, ответила Майя.

– От МКАД до Сахалина Россия одинаковая. Только внутри Садового почувствуешь, что такое Москва.

Майя недоверчиво прищурилась на подругу, и они облегченно расхохотались.

8

Лера взглянула на часы. Семь. С улицы доносился скрежет. Так близко, будто скребли по черепной коробке.

«Какого хрена?! Нашли время снег чистить».

Поднялась, обогнула кровать и плотно прикрыла окно. Стало чуть тише, но боль в висках только усилилась.

Вода, аскофен, горячий кофе. Срочно!

В полумраке комнаты она не сразу поняла обо что споткнулась.

«Господи, он тут! Спит на полу. Как и обещал».

Лера плеснула в стакан воды, в последнюю секунду заметив, что его дно не прозрачное – темно-красное. Пересохшее озерцо вчерашнего веселья.

«Ладно, хуже не будет».

Она выудила из сумки таблетки, стараясь не шуршать упаковкой, выдавила две и проглотила обе разом. Затем взяла с кровати подушку и легла на пол рядом с Кириллом.

Ей хотелось побыть с ним, пока пронзительный свет нового дня не отдалил их на расстояние случайных встречных. Во сне он еще красивее. Губы расслаблены, ресницы обнимают гладкую смуглую кожу. Спящий зверь.

Вчерашние слова, взгляды, ненавязчивые прикосновения к ее руке, щеке, шее – все это всплывало в памяти, заставляя нечто внизу живота тревожно шевелиться.

Кофе перехотелось.

Как давно она не испытывала подобных чувств? Страшно думать о таких вещах с похмелья. Изменится ли теперь ее жизнь, или она вернется домой и заживет как прежде? Как прежде…

Снова погружаясь в сон, Лера думала о Лондоне. О том, как он приземлится в стране, где она никогда не бывала, будет улыбаться некрасивым британкам, источать феромоны в залах, наполненных эксцентричными писательницами. Она уснула, уткнувшись ему в грудь, мечтая о том, чтобы время остановилось.

Когда солнце преодолело утреннюю лень и холодным свечением натянуло на мир серебристо-серый полог, Кирилл осознал, что спит в обнимку с девушкой, а его мужское естество демонстративно этому радуется.

Он погладил Леру по голове. Светлые волосы гладкими ручейками раскидало по подушке. Одежда мятая: уснула, как и он, не переодеваясь. Светлые соринки с пола приклеились к черной футболке. Кирилл протянул руку, аккуратно снял одну из них и вдруг понял, что хочет оберегать эту девушку вечно. Неважно от чего: злых монстров или мусора на одежде.

Он не был сентиментальным, но, как любой писатель, старался быть внимательным к мелочам, запоминать их с жадной дотошностью.

Кирилл попытался зафиксировать ускользающий поток мыслей. В голове прозвучало слово «трогательность». Трогательный момент, трогательная девушка, трогательный поступок. Почему в том, что имеет такое воздушное свойство, зашифровано слово «трогать»? Ведь трогательное как раз трогать совсем не хочется, только смотреть и наслаждаться.

Стараясь не шевелиться, парень нащупал в кармане телефон, открыл приложение Google Docs и стал делать записи.

Он напряженно пялился в экран, когда Лера проснулась во второй раз.

– Привет.

– Доброе утро.

– Во сколько у тебя самолет?

– В семнадцать десять.

– Так мало времени осталось.

Кирилл убрал телефон и положил тяжелую горячую ладонь ей на плечо:

– Пойдем позавтракаем.

Они стояли на крылечке. Секвойя в красных глиняных горшках закрывала парочку от взглядов персонала и постояльцев. Панорамные окна первого этажа поблескивали карамельными огоньками в перепутанных змейках, разбросанных по узким подоконникам.

Подмосковье почти всю зиму на грани плюса – влажно, промозгло, небо окрашено поблекшей синевой. Кирилл закурил, затянулся разок, и вдруг призраком соединились два утра. Это было вчера. Чужая, холодная Лера пролетела мимо. Погруженная в пугливое вязкое состояние побега, она меньше всего ожидала зацепиться за кого-то так крепко, что внутри будет саднить и жечь.

Казалось, пьяные разговоры, пугающие восхитительные прикосновения – это всего лишь короткая игра. Игра в один раунд: привет – пока. Ее даже не будут терзать угрызения совести, ведь фактически измены не было. И все же беглянке становилось дурно от мысли, что сейчас они попрощаются. А впереди дорога домой.

Два часа за рулем пролетят так быстро, что она не успеет как следует разрыдаться и вдоволь помолчать. Горячая, разбухшая, не успеет остыть и поправить макияж, натужно улыбаясь отражению в автомобильном зеркальце.

Он дотронулся до ее пальцев, и Лера неожиданно нырнула кистью в его ладонь. Словно ребенок, испугавшийся большого жука.

Кирилл четко определил для себя смысл происходящего. Мысленно он разрабатывал план: когда снова сможет оказаться в Москве, где они встретятся, куда будут ходить и что делать.

Недосказанность может убить зарождающуюся любовь. Тем не менее он не станет делиться планами сейчас. Он напишет ей вечером или завтра. Спросит, как дела. Спросит обо всем, что она сама захочет ему рассказать. Заговорит о новой встрече. Убедит, если понадобится. А потом все пойдет своим чередом.

Сейчас же нужно сказать главное, а лучше сделать, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной, какой выглядит. Чтобы ей стало тепло и легко. Чтобы им стало так вместе.

Чувства трусливые, чуть отведешь от них взгляд – тут же притворяются чем-то другим.

Кирилл стремительно приблизился, заглянул в ее глаза так глубоко, что внутри что-то дрогнуло. Она почувствовала его крепкую руку на затылке и губы обожгло чем-то вязким, поглощающим, необходимым. Поцелуй щекотал, разжигал аппетит. Хотелось маленьким глоточками вобрать всю нежность, всю безысходность их положения.

Когда губы разомкнулись, они разом поняли, что все изменилось. Теперь они не те, кто стоит перед обрывом в нерешительности – прыгнуть или повернуть обратно. Никакого «обратно» больше не было. Их слизало с берега прожорливой волной, и теперь оставалось лишь держаться друг за друга как можно крепче, иначе оба сгинут, пропадут.

Лера зажмурилась, чувствуя, что задыхается. Соленым заволокло глаза, засвербело в носу. Кирилл на мгновение отстранился. По его лицу промчались удивление, затем умиление и только после – горькое понимание. Он тяжело вздохнул и покрепче прижал к груди свою Леру.

9

Майя проснулась от ритмичного хлюпающего звука. Она открыла глаза, и в полной темноте казалось, звук окружал ее. Хлюп, хлюп, хлюп. Потом вдруг все стихло, но через пару мгновений снова – хлюп, хлюп. Майю это разозлило. Она решила встать и включить свет, но тут поняла, что оно приближается. Это было не просто хлюпанье, а клокочущая вибрация.

Растопырив пальцы обеих рук, Майя в панике начала водить по одеялу захватывая пространство над ним, пока вдруг не наткнулась на что-то шерстяное, упругое. Что-то подставило упрямый череп под ее ладонь, и девушка с облегчением поняла, что это кошка. Майя снова провалилась в сон, успев несколько раз потрепать зверя за те места, которые он подставил.

Утром она первым делом принялась искать домашнего питомца. Казалось странным, что за предыдущий день он ни разу не попался ей на глаза. И миски с лотком не видно. Может, приснилось.

Заспанная Зоя вошла в кухню, когда подруга на четвереньках высматривала следы кошачьего корма.

– Доброе утро. Ты чего там?

Майя вздрогнула:

– Кошку вашу ищу.

– Муську, что ли?

– Ага, значит, это кошка и она существует! – воскликнула подруга. Потом резко поднялась, чуть подпрыгнув, словно мультяшный зайчик, и стряхнула мусор, прилипший к ладоням. – Она напугала меня ночью. Сначала вылизывалась прям под ухом, потом полезла нежничать.

– Признала, значит. Наша Чучундра чужих не любит, шуганая. Я ее Чучундрой, кстати, называю, – между делом пояснила Зоя, – да и старая она. А ты ее разве при свете не видела?

– Нет.

– Не пугайся, если что. Видок у нее жуткий.

– Это как?

Зоя тяжело вздохнула.

– Мы ее такую с улицы взяли. Точнее, Захар. Увидел кошку полудохлую на обочине – и домой притащил. Машина, может, сбила.

Жаждавшая незамедлительно познакомиться с престарелой сожительницей, Майя стала расхаживать по квартире, выискивая тайник. Зоя перемещалась вслед за подругой, продолжая рассказывать:

– Кое-как выходили, думали, умрет. Мы с Захаром в школе еще учились, кучу карманных денег на ветеринара и лекарства потратили. Я сначала не хотела ее оставлять, но Захар вцепился намертво. Он во втором классе был, мелкий еще. Сидел рядом и плакал. У меня чуть сердце не разорвалось. В общем, жизнь зверюге спасли, но ее вид… Как бы это сказать? Может напугать неподготовленного человека.

Майя обошла, казалось, всю квартиру и начинала терять терпение, в то время как интерес, напротив, усиливался. И тут Зоя как ни в чем не бывало отодвинула шторку, скрывавшую небольшое углубление в стене – что-то вроде самодельной антресоли, только не сверху, а на уровне ног, напротив двери в туалет. Кошачья пещерка была уютно обставлена мягкой овальной лежанкой, мисочками и лоточками.

Майя бесцеремонно отодвинула загораживающую свет Зою и постаралась выманить зверя.

Сначала Муся не подавала признаков жизни, демонстрируя лишь взъерошенный бугорок спины. Цвета он был неоднородного, черно-коричневого. Черепахового.

Майя аккуратно провела ладонью по спинке. Кошка вздрогнула и повернулась мордой. Один глаз у нее был смещен чуть вниз и до конца не открывался. Над ним, словно волдырь вздувшейся пластмассы, нависал горбатый полуголый череп. Зоя протиснулась вперед и двумя руками вытащила Муську из убежища. Чучундра безвольно топорщила лапы и недовольно по-старчески фыркала.

Майя с жалостью вздохнула:

– Хорошо, что кошкам плевать, как они выглядят.

Зоя неопределенно пожала плечами.

Проблемы были не только с мордой. Хвост оказался переломлен пополам под углом девяносто градусов и выглядел как согнутая проволока. Кошка тут же начала выказывать недовольство горловым хрипом, который, как пояснила Зоя, и был ее «мяу».

Вдруг кошка совсем взбеленилась: царапая хозяйку, вырвалась из рук и шмыгнула обратно в домик.

Было начало восьмого. Бум-бум, тры-ы-ы-ынь – загремела входная дверь. Так с добрыми новостями не приходят.

В коридоре царил полумрак. Две девушки, босые, в трусах и растянутых футболках, застыли, словно алебастровые изваяния.

Зоя растерянно хлопала глазами.

– Спроси, что нужно. Давай же! – подтолкнула Майя оцепеневшую подругу к двери.

Зоя глянула в глазок, и сердце ухнуло. Трое в темно-сером, с нашивками. Пипец.

– Что вам надо? – сиплым голосом проговорила она.

– Самсонов Захар Султанович тут проживает?

Зоя взглядом вцепилась в подругу. Словно это Майя, а не она, пять лет училась на юрфаке. Словно Майя бывала в таких ситуациях сотню раз и точно знала, как действовать, чтобы не сделать хуже.

Майя прочитала этот взгляд, отодвинула Зою от двери, зачем-то нагнулась и громко проговорила в замочную скважину:

– Предъявите документы, пожалуйста.

В округлом задверном мире начали переглядываться, нетерпеливо топтаться на месте, щелкать застежками папок.

Предъявили удостоверения. Гости оказались из районного ОВД [8]8
  ОВД – орган внутренних дел.


[Закрыть]: следователь, два оперативника и понятые.

– У нас постановление на обыск, – прогромыхал один из них.

– Обыск – это хреново, – прошептала Майя. – Если есть бумага, то очень хреново! Ладно, надо открывать, пока ломать не начали.

– Подожди, штаны надо надеть.

– Бляха, точно!

Кинулись по комнатам, натянули первое, что попалось под руку.

Зоя ломанулась в комнату брата, заперто. Тот, похоже, и не думал просыпаться. В висках пульсировало.

Сдавленно крикнула:

– Захар, ну-ка вставай быстро! Ты не слышишь, стучат?

Грозовыми тучами застелили узкое пространство коридора крупные душные мужские тела. Разуваться не стали. На полу оставались мокрые лужицы с оседавшей на дне грязью.

Майя с переодевания не вернулась, и Зоя встречала гостей одна.

– Оперуполномоченный Кондрашов, – представился первый. – Вы кем подозреваемому приходитесь?

– Сестра.

– Документы и телефон приготовьте и пройдите на кухню, не стойте тут.

Зоя, услышав слово «телефон» будто очнулась, поняла, что нужно куда-то звонить, спрашивать, что делать. Но куда? Кому? Понятное дело – звонить некому.

Захар из комнаты не выходил, хотя все слышал: понял уже, что пиздец пришел. Страх сделал ноги ватными.

«Может, не ко мне? – Мысли лились медленно, как тягучая карамель. – Может, это за подругой Зойкиной? Мало ли зачем она вообще в Москву приехала… Или к матери. У нее в друзьях много мутных типов водится. За Зоей вряд ли – безобидная, как косуля. Если за мной, почему? Из-за Андрюхи? Блядь! Это худшее, что со мной случалось!»

В комнату вошли.

– Гражданин Самсонов?

– Да, – пробормотал Захар и сам не узнал свой голос.

– Старший лейтенант Бирюлин.

Опер протянул ему бумагу – постановление на обыск. Захар бы и без бумажки все отдал. Он вырос на криминальных сериалах и знал, любые попытки защищаться, словно зыбучие пески, затянут в еще большие неприятности.

– Документы, телефоны, ноутбуки, камеры выкладываем на стол. В руки ничего не берем, пока не разрешат.

В крохотную спальню неуклюже протиснулись еще двое – понятые. Захар успел одеться и стоял по центру, словно только что перенесся сюда из другого места.

Пространство сужалось.

Оперативник не моргая смотрел прямо в глаза. Захар попятился назад, к окну. Присел, достал из валявшегося на полу рюкзака паспорт. Телефон с первых секунд был в руках, но он про него забыл. Теперь вспомнил. Положил все на стол.

Когда в дом без предупреждения приходят с оружием, каждый становится беспомощным зверьком. Роптать звери не могут. Кажется, что они знают о тебе больше, чем ты сам. А если не знают, то обязательно узнают. Это неизбежно. Попался.

Зоя отыскала Майю на балконе. Та разговаривала по телефону. Точнее, говорили на том конце, а она интенсивно мотала головой и угукала. Завершила звонок. Вышла.

– Так, не кипишуем. Знаешь, что он натворил?

– Понятия не имею.

– Значит, нужно узнать.

На кухню вошли двое. Полицейский по-хозяйски сел за стол, опрятно укрытый кремовой скатертью, начал раскладывать бумаги. Щуплый лысеющий мужчина в очках и потертой дубленке стоял в дверях.

– Протокольчик сейчас составим, – неуместно весело произнес Кондрашов.

Майя включила камеру на телефоне и направила на непрошенных гостей.

– По какой статье предъявляется обвинение? – решительно спросила она.

– Часть вторая статьи 6.21 КоАП, – как ни в чем не бывало проговорил опер.

– Так это «административка». Могли бы повесткой вызвать, – проронила Майя.

Кондрашов приподнял бровь, зыркнул на нее. Понял, что она снимает.

– А вы кем приходитесь подозреваемому?

– Никем, я здесь ночевала просто, проездом в Москве. Могу билеты показать.

– Вы бы выключили телефон, гражданочка, мешаете оперативно-следственным мероприятиям.

Майя опустила телефон, но запись не остановила.

Полицейский повернулся к Зое, нервно теребившей рукав футболки:

– Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних с использованием сети «Интернет». И… – повысил он голос, – статья 282 УК. Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства.

Усмехнулся и подытожил, хоть его и не спрашивали:

– От двух до пяти лет.

Девчонки молчали.

– Сейчас мы соберем всю технику, которая может содержать контент, недопустимый на территории РФ, а потом гражданин Самсонов… – он коротко взглянул в бумаги и с нескрываемой издевкой в голосе продолжил: – Захар Султанович проедет с нами в отделение полиции для дачи показаний. После мы его отпустим с подпиской о невыезде, и будете ждать повестки в суд. Ваши телефоны мы тоже изымем, это улики.

Все это он говорил мягко, словно рассказывал заученную до оскомины сказку.

Зоя швырнула смартфон на стол, будто он жег ей руку. Майя запротестовала:

– Вы не можете забрать мой телефон, я не являюсь членом семьи, не проживаю в этой квартире.

Кондрашов спорить не стал, молча продолжил писать.

– А с чего вы взяли, что он этим занимается? – тихо поинтересовалась Зоя.

– Выявлено в ходе планового мониторинга социальных сетей на предмет обнаружения противозаконных действий, – с задором ответил мент.

– А этот товарищ разве не должен при выемке улик присутствовать? – Майя указала на мужичка в очках, который уныло мялся в дверном проеме.

Кондрашов злобно глянул на девушку, потом на мужичка. Тот, не дожидаясь возможных последствий, провалился в черноту коридора.

Захара увезли.

Зоя села на его кровать. Комната была выпотрошена и освежевана. Пол устелен одеждой, тетрадями, дисками. Ящики шкафов и комодов дразнились и дурашливо топорщились.

– Хорошо еще, что мама в больнице, не видит этого всего.

Майя присела рядом и невесело улыбнулась.

– Собирайся, поедем в участок. Не сядет твой братишка – отобьем.

Девушка потрясла в воздухе телефоном, словно это революционный флаг:

– У нас есть главный козырь.