Текст книги "Хроники крылатых. Книга первая. Йэндум"

3 глава
Из разных видов

– Дарин? Дарин, Вы ведь меня слышите?

Она обреченно вздохнула, этот человек действовал ей на нервы с самого дня знакомства.

– Да, – она кивнула, для наглядности, – разумеется, я Вас слышу.

– Очень хорошо, – старик обрадовался, будто ей удается делать что-то архисложное, – не игнорируйте, поговорите со мной. Назовите мне ваше полное имя.

– Дарин Фаркас, – обреченно выдыхает Дарин.

– Где Вы находитесь?

– Мы с Вами находимся в психиатрической лечебнице.

– Хорошо, – (что в этом хорошего?) – как долго вы пребываете тут?

– Я… – Дарин еле заметно дернулась, снова этот звук – тихое тиканье над левым ухом.

– Дарин?

– Я не… Я… – сколько времени прошло с того дня? – Я не знаю.

– Четвертый день, Дарин. Вы знаете, почему тут оказались?

– Ну, разумеется! – глупые до абсурда вопросы начинали раздражать. И этот назойливый звук выводил из себя, казалось, она сойдет с ума, если это тиканье не прекратится…

– Скажите мне, Дарин, что произошло, почему Вы оказались тут?

– Думаю, Вы и так знаете, Вы же мой врач.

– Не надо так, госпожа Фаркас. Я ведь только хочу помочь разобраться в этой непростой ситуации.

Это правда: и то, что он искренне хотел помочь, и то, что ситуация была непростая. Очень и очень непростая. Ей одной точно во всем этом не разобраться, но вряд ли пожилой доктор, со странной, несимметричной плешью, сможет помочь.

– Я заперлась в подсобке, в магазине, где работаю. И не хотела выходить. Немного неловко получилось… все это.

– А перед этим, что было до того, как Вы заперлись в подсобке?

– Я разбила стулом шкаф-витрину. И окно. Ну, и окошко в двери. И, боюсь, под конец, ножка стула отломилась, так что я сломала и его тоже. А я ведь была против, того чтобы они заказывали мебель в «Лерой», но кто станет слушать простого продавца. Ну, теперь-то они жалеют, наверняка жалеют, этот стул был последним из шести, а ведь еще и двух месяцев не прошло с покупки…

– Почему Вы это сделали?

Дарин молчала. Тиканье до поры до времени затихло.

– Дарин, не молчите. Нам с Вами понадобилось время, чтобы наладить контакт, помните? Вы игнорировали меня все это время, не надо так больше, хорошо? Говорите со мной, пожалуйста, говорите вслух.

– У меня… этот звук в ушах. И я просто хотела тишины.

Доктор повел головой, с таким видом, будто в эту секунду понял все. Но скорей всего он просто пытался размять затекшую шею.

– Звук в ушах?

– Тиканье. Похоже на тиканье… не знаю, – замялась она под конец.

– И когда это тиканье появилось?

– В тот день, когда… ну, все это произошло.

– А позже Вы слышали это тиканье? Может сейчас?

Нет, невозможно чтобы он знал.

Дарин совсем не нравилось это место. Здешний воздух был как жидкий желатин – тяжело дышать, передвигаться, трудно думать. Люди вокруг будто заколдованные. На одном из групповых занятий, пациент, сидящий рядом с ней, ел карандаш. Отгрызал куски, тщательно пережевывал и глотал. Когда медбрат наконец заметил это и привычно отобрал огрызок, Григорий должно быть смутился своей выходке и не нашел себе другого оправдания кроме как обвинить во всем ее: «Она сказала, что я должен его съесть! Я боюсь ее! У нее странные глаза!» Что странного в ее глазах? Дарин постоянно приходилось напоминать себе, где она находится и кто ее окружает, чтобы не возмущаться их поведению, чтобы не воспринимать ничего всерьез. Что там пациенты, если даже доктор тут был странный.

– Нет, – спокойно ответила она, – с тех пор ни разу. И в целом, мне кажется, я намного лучше себя чувствую. Знаете, последние два года я работала без отпуска, может, у меня переутомление. В вашей больнице, хоть это и не самое спокойное место, но все же, тут я хорошо отдохнула. Я думаю съездить в горы, к подруге. Сейчас рано для лыж, но свежий воздух и отдых на природе поставит меня на ноги, я уверена.

И улыбка. Не радостная или счастливая улыбка, ни в коем случае! Скорей немного усталая, адекватная ситуации.

Эти беседы с доктором выматывали. С тех пор как попала сюда, Дарин большую часть времени сидела в палате. Ее соседкой была женщина средних лет, имени ее Дарин не знала. И сегодня, после разговора с доктором Дарин вернулась в палату, хотя можно было бы погулять во дворе – погода стояла прекрасная. Можно было бы, но беседа слишком ее вымотала.

По всей вероятности, доктор ей верил. Дарин видела это по его лицу. Да, ей пора уходить отсюда, добрый доктор ничем ей не поможет. Глупо было с ее стороны идти на работу в утро после… инцидента. Но тогда ей казалось, что она может забыть об увиденном, отодвинуть подальше и затмить новыми воспоминаниями. Но не вышло.

В понедельник Дарин немного помутилась рассудком, кажется доктор считает, что у нее случился нервный срыв. Невыносимый шум, создаваемый людьми был половиной беды, страшней было чувство, что за ней кто-то наблюдает. Это чувство было почти осязаемым и это не было паранойей, вызванной вечерними событиями, Дарин видела кого-то, силуэт за окном, но солнце, бьющее в стекло, не позволило рассмотреть. И тогда появилось это тиканье в ушах. Ей вдруг стало очень страшно, угроза была настолько велика, что не было смысла бежать – ей не спастись как бы быстро, как бы долго она не бежала.

Тем вечером, когда Дарин увидела драку крылатых людей, было положено начало чему-то, и она знала, что это не остановить. Любая попытка это предотвратить будет подобна попытке потушить огонь, поливая его спиртом.

С тех пор ей перестали сниться сны, и галлюцинаций больше не было, но несмотря на это тревога только росла. Что-то бледное и темноглазое нависало над ее лицом по ночам – страх становился почти осязаем. И у нее два варианта на выбор: либо она возьмет себя в руки, либо на самом деле сойдет с ума.

Дарин поступила сюда в понедельник вечером, тогда же во время ужина к ней подсел один из пациентов – долговязый смуглый парнишка лет пятнадцати, с темными глазами и тонким горбатым носом. Дарин решила просто не обращать на него внимания – если хочешь чтобы кто-то ушел лучше всего просто игнорировать его присутствие.

– Я вижу, куда ты смотришь, – тихо сказал парень, а смотрела Дарин в окно, – я знаю, кого ты ждешь, я тоже их жду, – Дарин скосила на него глаза, а он продолжал, – уже недолго, Дарин, совсем скоро они придут за нами. Продержись еще немного.

Когда он успел узнать, как ее зовут? Дарин не отвечала, она на него даже не смотрела, будто вид на задний двор интереснее того, что он говорил.

– Меня зовут Риши. Ты не хочешь со мной разговаривать? Если это так, то просто скажи, глупо вот так просто молчать, прикидываться ненормальной. Я знаю, что ты не сумасшедшая, как, кстати, и я. Я тоже не сумасшедший.

Дарин не ответила. С тех пор Риши садился с ней рядом, где бы ни увидел: в столовой, в гостиной, в беседке во время прогулки, иногда болтал, о погоде, здешних порядках и тому подобному, но чаще он молчал. Они могли полдня провести в молчании, сидя у окна. Дарин не обращала на него внимания, но и не прогоняла. Странное дело – от болтовни мальчика тревога отступала. Звук стихал. А вчера Риши сказал: «Приглядись и увидишь, как мы отличаемся от них», и он был прав: чем-то Дарин и Риши были неуловимо схожи между собой и тем же отличались от остальных. Как вороны от страусов – и то и другое – птицы, но какие разные.

4 глава
Пугливый доктор и чертовщина Карлоса Буковски

Неизмеримо далеко от Дарин, Риши, дурдома и города, в котором все они находились, на чердаке маленького деревенского домика шла бурная деятельность. Болезненно худой, почти иссушенный старик в потрепанном костюме-тройке серого цвета, вихрем носился по пыльной комнате. Помещение было заставлено высокими стопками книг и бухгалтерских журналов, всевозможными столиками, стеллажами, мешками, наполненными чем-то мелким и острым. Старик искал и не находил что-то уже час и был сильно подавлен. Поначалу он злился, потом расстраивался, теперь же просил вещь каким-нибудь чудом найтись. Понадобилось минут двадцать уговоров, прежде чем она, наконец, нашлась – тонкая старая записная книжка, со всякими вшитыми в нее инородными листками, исписанными от края до края.

Со двора раздался собачий вой, медлить более никак нельзя, и не страшно, все, что было нужно Карлос нашел. Он засунул блокнот в сумку из тонкой кожи, и закинув ее на спину, побежал к лестнице.

Во дворе его ждала телега, запряженная двойкой. Какой контраст между потрепанной телегой и этими прекрасными животными! Так же и он – ему давно пора на покой. И пусть его извинят: он слишком стар, чтобы снова лезть в дела сильных мира сего.

Через два часа утомительной скачки по ухабистым сельским дорогам, Карлос проехал табличку с названием селения. Семнадцать лет назад Закон потребовал от него закрыть все открытые им Двери. И он выполнил приказ. Почти. Осталось только две двери, о них не знал никто, даже девочка.

Тут, в Юше, сохранилось одно из последних свидетельств существования его эпохи. Таких как он уцелели единицы, а скоро не станет и их. Они давно уже не могут свободно жить в этом мире, но в последние годы ситуация резко ухудшилась – они либо вне закона, либо на службе у Горна. Третьего не дано. У них нет такой роскоши как право на нейтралитет. Карлос – исключение. Слишком старого и больного чтобы приносить вред или пользу, его оставили в покое. Хотя иногда Карлос подозревал, что это не просто так, есть подвох.

В Юше был только один паб – Горбатый Слон. Когда-то Карлос сам приложил руку к его открытию, но нынешний владелец – внук знакомца старика, не знал Карлоса, и это к лучшему.

Пробраться к потайной двери было легко – в заведении всегда полно народу, худой невысокий старик не бросается в глаза. Потайная дверь – скорей люк на полу в коридоре. Карлос выждал, пока узкое пространство коридора совсем опустеет, прежде чем, ловко подцепив, поднял крышку-дверь в погреб.

Старик спустился по деревянным ступенькам и оказался в сырой комнате пять с половиной на семь метров, с рыхлым земляным полом. Карлос закопал в углу заплечную сумку, но сперва дрожащими пальцами погладил вышитую эмблему на правой ручке. Потертые, совсем обесцвеченные временем нитки когда-то были насыщенно-голубыми. Он последний из давно упраздненного отдела Кудэ. Теперь отделы, отряды, группы называют по номерам и выполняемым функциям, в его же время отрядам давали имена, не названия.

Карлосу Буковски было грустно, тоскливо до рези в сухих глазах: вместе с этой сумкой он хоронил целую эпоху, и больно было оказаться единственным, пришедшим на похороны.

Наверху воцарилась тишина, и он понял, что его нашли. Возможно, за ним даже следили. Он закончил с полом и подбежал к дальнему от лестницы углу. Там Карлос нашел кружок, нацарапанный на стене, и начертил прямоугольник двери так, чтобы круг оказался посередине будущего прохода. Мела оставалось совсем мало – только на один прямоугольник, на одну дверь в полтора метра высотой и полметра шириной. Проход только в одну сторону. Как велик был соблазн остаться, но Карлос не мог. Он не вынесет новости о начале войны с Рибтахом. А то, что они пришли за ним, значит только одно: Горн окончательно свихнулся и решил пойти войной на сверхдержаву.

Карлос трижды постучал в центр прямоугольника. Тот отозвался эхом и опустел внутри, открывая вид на темный коридор. Всего пара шагов и слишком долгое существование Карлоса Буковски в этом мире закончится.

Карлос исчез в темноте коридора и когда на лестнице появились люди в серой форме, проход в стене уже зарос. Полицейские спустились в погреб и обыскали помещение, учитывая, что оно было не большим и пустым – много времени это не заняло.

– Здесь пусто, капитан! – крикнул один.

На лестницу ступили тяжелые ботинки на рифленой подошве, и солдаты неосознанно вытянулись по стойке смирно. Капитан вышел на освещенный пятачок и обвел комнату взглядом и в конце концов уперся в пол под ногами.

– Ломайте пол, – не долго думая приказал капитан.

– Удивительно… капитан, пол залит цементом, вряд ли он мог что-то тут спрятать.

Капитан еще раз обвел комнату взглядом и остановился на спорщике.

– Переломать весь пол, копать метр вглубь.

– Да, капитан.

– Скажи, Сантано, тебе обязательно постоянно спорить с ним? – недовольно прогундел себе под нос Иго, стоило капитану скрыться наверху.

– Удивительно! Мало того что преследование политических преступников не нашего отдела работа, так еще и тратить время на совершенно бесполезную хрень?! – возмущался удивляющийся Сантано, недобро блеснув карим глазом на друга, – посмотри на этот пол! Когда бы старик успел что-то сюда заныкать?!

– По мне так пол слишком ровный для этого места. Идеальный я бы сказал, – Иго с намеком посмотрел на Сантано.

– Постой-ка, Иго, ты думаешь старикан его… это самое?

– Именно так я и думаю, это магия. Несите инструменты! Будем ломать.

Сантано горестно вздохнул:

– Проклятый Кралик, это его работа! Вот так и получается, что он ни черта не делает, а вся его работа всегда выполнена…

– Капитан решил лично заняться делом Буковски. И лучше бы тебе перестать оспаривать его решения и приказы… хотя бы на людях.

Карлос Буковски потерял сноровку. Нет, он не знал, что его хитрость с полом была раскрыта, данная мысль пришла к нему, когда он лежал на дороге, сбитый машиной. Выйдя из коридора, он оказался прямо посередине скоростной трассы. Благо, автомобиль ехал относительно медленно – водитель боялся заснуть за рулем.

Тот же добросовестный водитель отвез его в больницу. Когда Карлос узнал, что его старыми мозгами займется невролог по имени Адам Уолкер, он понял, что если он и потерял сноровку, то дух Удачи, нависающий над его головой всю жизнь – нет. Таким образом, даже промашка стала для Карлоса Буковски счастливым случаем.

Дежурство доктора Уолкера почти закончилось, когда привезли мужчину сбитого машиной. Водитель, утверждал, что старик возник посреди дороги, «как из воздуха». Удивительно, учитывая, что водитель даже не был пьян. Но что еще более удивительно – немногочисленные свидетели подтвердили его слова.

Доктор первым делом отправил пострадавшего на томографию головного мозга, так как первичный осмотр ничего не дал. Уолкер в своем кабинете просматривал снимки, когда медсестра сообщила, что пациент очнулся.

Старик не отвечал на вопросы, совсем ничего не говорил и не шевелился. Полицейским не удалось узнать ни есть ли у него родственники, ни как он оказался на дороге. На все вопросы пострадавший только неопределенно качал головой.

Доктору Уолкеру стало очень неуютно под пронзительным взглядом серых как ртуть глаз старика. Доктору показалось, что его пришпилили к дощечке и рассматривают под увеличительным стеклом. Он только вошел в палату, а уже хотелось поскорей закончить осмотр и скрыться от изучающих глаз. Уолкер проверял реакцию зрачков пострадавшего, когда тот вдруг зашевелился, старик перепугал персонал, мертвой хваткой вцепившись в плечо Уолкера. Если бы не медсестры, перед которыми молодой доктор не мог опростоволоситься, он, наверное, дальше всех отскочил бы от пациента. Но ему пришлось сделать усилие, заставив себя остаться на месте.

– Не бойтесь, у человека травма мозга, он может вести себя немного неадекватно, – обратился Уолкер к медсестрам.

Он, было, улыбнулся, но тут поймал взгляд старика. Ясный осмысленный взгляд, не потускневших от времени глаз. Старик хотел что-то сказать, но не мог, только хватал ртом воздух. Уолкер наклонился, пытаясь разобрать шепот. Нехорошее предчувствие, очень нехорошее…

– …ри.

– Что? Я не слышу, – так же тихо произнес доктор, он мигом забыл, что в палате есть еще кто-то кроме них двоих.

Тут старик нахмурился, будто только понял, что его не слышно. Он закрыл глаза на пару секунд, когда же открыл и заговорил – изо рта у него при каждом слове вырывался пар, будто он находился на морозе.

– Мне нужна Ваша помощь, – произнес он с мягкостью, не вяжущейся с намертво вцепившейся в Уолкера рукой.

– Конечно, – ответил доктор, недоуменно рассматривая пар, – Ваши снимки…

– Нет! На это нет времени! Передай ей… передай, сразу как увидишь…

– Ч-что? Кому? Назовите Ваших родственников, и мы с ними свяжемся, – нервно улыбнулся Уолкер. И почти жалобно: – Мари, запиши…

– Нет! Визири! Капитан Визири. Передайте, что я все спрятал в Юше, под Горбатым Слоном. Только ей. Никому больше!

– Кому? Это Ваша родственница? Где мы можем ее найти? Она живет в этом городе? Повторите имя…

– Она сама тебя найдет, – старик слабо улыбнулся и отпустил его плечо, – и скажи ей, скажи, что я прошу прощения за то, что снова втгиваю ее в это, а теперь… я не могу остаться, понимаешь, Адам, не могу, он откинулся на подушку и закрыл глаза, – я стар и болен, от меня будет больше вреда, почти никакой пользы. Я сделал все, что было в моих силах… а ее часы заведены и скоро зазвонят. Ей придется проснуться.

Доктор в растерянности смотрел на пострадавшего. У него не было переломов, никаких повреждений внутренних органов, мягких тканей… Должно быть, только сотрясение мозга. Хотя симптомов нет… и томография ничего не выявила.

Уолкер повернулся к Мари:

– Нужно сделать еще пару анализов… – но та его не слушала.

Мари во все глаза уставилась ему за спину, старик резко сел на кровати и притянул Адама за шкирку, как шкодливого щенка, доктор даже не успел испугаться, старик прижал ладонь к его лбу и что-то тихо прошептал.

Всего за секунду мир Адама распался на куски и резко собрался снова в одну картину. Картинка перед глазами перестала мерцать, но определенно, место, в котором он оказался, не было палатой скорой помощи. Он стоял по грудь в густом бордовом тумане, когда перед ним возникла размытая человеческая фигура. Ее очертания становились все резче, и вот напротив стоит женщина в синем мундире. С Адама ростом, не слишком худая, но будто вся состоящая из углов, шатенка, волосы собраны в узел на затылке. Она стояла, сцепив руки за спиной и грозно насупив черные брови, и смотрела на доктора недобрым взглядом.

Адам задохнулся, не в состоянии выдохнуть. Почему-то каждая мелочь во внешности незнакомки была очень важна. Он должен был запомнить все от степени волнистости волос до точного оттенка карих глаз.

«Такой она мне запомнилась… И ты запомни, запомни, как она выглядит. Передай ей все, что я сказал. Не спутай ни с кем»

«Что это?» – выдохнул Адам

«Капитан Дарин Визири»

– …доктор Уолкер?

Адама будто выдернули из тумана, и он оказался лежащим на полу больничной палаты, залитой холодным светом от лампы накаливания. Старик потерял сознание, и Адам не мог спросить, что это было, не мог нормально соображать. Даже если у старика нет сотрясения, он все равно безумен. Хотя, что тогда сказать о самом Адаме? Он ведь сам все это видел. Только что, своими глазами.

Адам ощущал неясную угрозу, исходящую от пациента. Не физическую, нет, вздумай он напасть, Адам в два счета скрутил бы сухого старичка, нет, угроза была другой, находилась на другой плоскости, непонятной, непосильной разуму Адама. Эти мистическая штука, которую сделал старик, была выше его понимания и пугала необъяснимостью. Адам понятия не имел, как обращаться с подобной жутью и до этого дня считал, что что-то такое, удивительное-жуткое-абсурдное-сверхъестественное возможно только в кино. Но старик со своей жутью только косвенно связан с этой угрозой, и если она исходит не от него, то от кого?

Доктор Уолкер назначил пациенту еще несколько анализов, и так как угрозы для жизни и здоровья не было – ушел, оставив пациента на заботы Мари. Ужасно хотелось курить, и почему-то, начисто умыться с мылом.

Уолкер шел по коридору по направлению к курилке, чихнул, а подняв голову, нашел себя стоящим перед зеркалом. Он шел к курилке, а оказался перед зеркалом в туалете. Лицо было мокрым, вода из открытого до упора крана, брызгала на халат, отскакивая от раковины. Адам никогда не открывает кран до конца, всем известно, что напор тут слишком сильный… как он тут оказался? Он не будет паниковать, он в состоянии держать себя в руках. Адам шел в курилку, но передумал и решил умыться? И стоит так уже минут пятнадцать. Он наконец выключил кран, ударив по ручке, но халат и рубашка в районе живота уже насквозь промокли.

Адам как на иголках вытерпел эти три часа до конца смены, еще немного и он уйдет отсюда, подальше от жуткого старика. Где то через час после поступления, неизвестный впал в кому. Причины все еще не установлены. Для его возраста у неизвестного прекрасное здоровье по всем показателям и не понятно, почему он друг перестал дышать, а мозговая активность упала до критической отметки.

Адам шел к лифту, он уже надел пальто, не забыл ключи от машины, и нет причин не пойти домой. Полищук уже заступил на смену, всех своих пациентов перед уходом Адам проверил и он может уйти… Адам вздохнул, приняв поражение, нужно еще раз осмотреть старика. Палата неизвестного находилась тремя этажами выше. Перед лифтом стояло еще четыре человека.

– Здравствуйте доктор Уолкер, – две медсестры красиво улыбались, но Адам только кивнул. Сейчас ему не до них. С той секунды как он встал перед лифтом, его как будто в воду погрузили. В ушах шумело и снова возникло это нехорошее предчувствие. «Держи себя в руках, Адам Уолкер, держи себя в руках. Просто странный день. Сегодня просто такой день… магнитные бури или что-то со звездами»…

Выйдя из лифта, он почти побежал к палате. В коридоре Адам разминулся с парой подозрительных типов, трудно сформулировать мысль, но было что-то такое в их глазах… точнее – не было, ничего не было, никакого выражения, эмоций или блеска. Мертвые, страшные глаза.

– Доктор Уолкер! – по коридору, к нему на встречу шла Мари, – я думала Вы уже ушли. Представляете, у нашего неизвестного объявились родственники. Немного странные конечно, но и он…

– Где ты была?

– В ординаторской, – растерянно пролепетала медсестра.

– Ты пустила их к нему?

– Ну, да… я говорила, что он в коме, но они все равно хотели его увидеть.

Доктор вбежал в палату. Тишина оглушала. Глубоко вздохнув, он отдернул шторку – кровать была пуста. Он повернулся и чуть не налетел на улыбающуюся Мари.

– Где он?

– Ох, да, они так и не встретились, он ушел раньше, – ответила медсестра.

– Как ушел? Куда ушел? – опешил доктор, даже отступил на шаг.

– Я не знаю, он не сказал…

– Мари! Как ты могла его отпустить?! Почему не вызвала охрану?! Не молчи, черт возьми! – но Мари молчала, ее глаза были пусты и беззаботны… – что с тобой?

– Со мной? Все хорошо, доктор, а Вы будто не в себе, говорите сам с собой, затем падаете в обморок перед пациентом. Вы в порядке?

Адам покачнулся, пульсация в черепе стала нестерпимой, и комната исчезла во тьме. Очнулся он в своем кабинете, кто-то уложил его на кушетку и накрыл его же халатом. Сколько он тут пролежал? Комната уже наполнилась предрассветными лучами солнца. Но Адам, будто ничего не видел вокруг. Неужели опять? Глинка говорил, что наступила ремиссия, что метастаз нет… Адам зажмурился и прижал ладони к глазам, чтобы наверняка не проскользнуло и лучика света. Он долго так лежал, больница ожила шумом и вибрацией, когда он, наконец, отнял руки от лица. Хватит рефлексировать, нужно позвонить Глинке и записаться на прием.

Адам подскочил на диване, перед ним стоял силуэт, навязанный стариком. Это все не взаправду, рак головного мозга еще не то может. И все же…

Казалось, она заслоняет весь мир, и нет теперь ничего важней в жизни Адама, чем найти ее.