Текст книги "Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России"

Некоторые эксперты считают это нарушением прав пациентов. Ведь в тюремной психбольнице покамерное содержание, она не рассчитана на длительное пребывание там человека, тем более больного.

В одной из камер мы обнаруживаем сразу несколько человек, которые сидят уже больше года. Сквозь решетку на окне к ним пытается пролезть голубь. К концу нашей беседы он это все-таки виртуозно сделает. Заключенные с восхищением смотрят на него.

В очередной узкой мрачной камере – отставной офицер разведки Сергей Глазов, устроивший стрельбу в МФЦ Рязанского района Москвы (двое убиты, четверо ранены). Он сам и его адвокат Петр Колдов уже рассказывали о результатах экспертизы, сделанной в Центре им. Сербского, так что секрета нет: признан невменяемым. Суд еще не назначал ему принудительное лечение, но Глазов сам добровольно проходит терапию. И надо сказать, это тот случай, когда улучшение, что называется, налицо.

Еще до нашего визита в психбольницу его адвокат сказал нам, что Глазов пошел на поправку, что он наконец осознал произошедшее, признал свою вину и скорбит об убитых. Помню, в первые дни в СИЗО он твердил: «Я не мог никого убить, потому что стрелял в сторону. Это провокация! Покажите мне трупы. Почему мне их никто не показывает?!» Сейчас Глазов спокоен, рассуждает логично. На условия (а они в его камере плохие) не жалуется. Выходит, при правильном лечении эти жуткие стены не помеха для выздоровления.

Оказалось, что Глазов хочет… жениться. Это довольно неожиданно, но чего только в психбольнице не происходит. По закону право сочетаться законным браком он имеет, тем более что дееспособности его никто еще не лишал. Да и кому от этого будет хуже? Кстати, свадьбы нередко случаются даже в психбольницах специализированного типа с интенсивным наблюдением, куда отправляют совершивших преступление по приговору суда.

Пятый этаж. Отделение реабилитации для заключенных наркоманов.

Вообще это лучшее место в психбольнице. После всего, что мы видели раньше, я даже восхищенно ахнула. Камеры так не похожи на те, что внизу, что их даже и камерами не хочется называть. Это настоящие палаты – простые и светлые, с больничными кроватями (а не стандартными железными нарами). На стенах картины, на подоконниках цветы. Чистота, свежесть. И люди, которые там находятся, похожи не на несчастных арестантов, а на выздоравливающих пациентов. На этаже есть отличный спортзал и несколько комнат для групповой терапии (они со всеми атрибутами – мягкими креслами, «звездным небом», релаксирующей музыкой и т. д.)

– Я хотел бы возвращаться сюда снова и снова, – искренне говорит один из пациентов.

Это и понятно: в обычной камере ему такие блага бы и не снились.

До недавнего времени в отделении была трудотерапия: шили кепки, игрушки, делали поделки. Но потом почему-то все это запретили.

– Ну почему нельзя сделать все этажи такими же, как этот? – скорее риторически задаю вопрос главврачу, понимая, что обращаюсь не по адресу.

В самом углу коридора серая железная дверь. Она опечатана, так что заглянуть туда нельзя. Именно за этой дверью прятали лабораторию, где занимались майнингом.

На самом деле двух сотрудников «Бутырки» – заместителя начальника по охране и главного инженера – можно, так сказать, пожалеть. Как они сами рассказывали, денег вложили в оборудование много, а отбить траты не получилось. Статью вот только себе заработали… Вреда от того, что они тут криптовалюту пытались делать, психбольным точно не было. Ущерб государству – траты на электроэнергию, и все.

– Что с ними теперь будет? – волнуются коллеги. – Может, их простят?

Это вряд ли.

Обитатели «Бутырки», пожалуй, больше других верят в чудеса, потому что почти из окна каждой камеры виден красивый храм. В медицину они тоже верят. Пациенты «Кошкиного дома» пьют таблетки и молятся, чтобы не страдать самим и не заставлять страдать других.

Внутренний двор «Кошкиного дома»

В Национальном медицинском исследовательском центре психиатрии и наркологии имени Сербского проходят судебно-психиатрическую экспертизу те, в чьем психическом здоровье сомневаются следователи. Я постараюсь описать вам один из своих визитов туда в 2022 году. На момент посещения там содержалось 59 «стражных» пациентов – так называют тех, кто прибыл из СИЗО.

Центр Москвы, Кропоткинский переулок, жилой квартал. Прямо посреди многоэтажек стоит высоченный бетонный забор, поверх которого видны спирали колючей проволоки. «Главная психушка СССР» – так долгие годы называли Центр им. Сербского – до сих пор носит печать своего мрачного прошлого. А ведь когда-то здесь был обычный полицейский участок, куда свозили в том числе пьяных прохожих. В архиве, по словам сотрудников, есть сведения, что сюда доставляли нетрезвого философа-писателя Александра Герцена.

Вход в Центр психиатрии им. В. П. Сербского

С тех пор как на этом месте возникла именно психиатрическая клиника (называлась она тогда Пречистенская психиатрическая лечебница для заключенных), минуло 100 лет. Точнее, Центр им. Сербского отметил свой вековой юбилей в мае 2021 года. Наивно было бы полагать, что здание осталось в первозданном виде, но внутри многое действительно словно бы законсервировалось. Особенно впечатляют характерные для больниц советской эпохи огромные дверные проемы и высокие потолки, а также мраморные лестницы.

Нынешний главврач центра Григорий Фастовцов по нашей просьбе открыл небольшое помещение, которое можно было бы назвать музейной комнатой (тут же проходят выездные судебные заседания и вообще много чего другого). Там на нас со стен смотрели портреты руководителей учреждения. Среди них были и высокопоставленные сотрудники КГБ…

КПП Центра психиатрии им. В. П. Сербского

А вообще мало кто хотел бы оказаться здесь, скажем, в 1940–1970-е годы. В этот период «ставили диагнозы» и «лечили» врачи, которые носили погоны и часто забывали про клятву Гиппократа.

Вот только один факт из истории «главной психушки СССР». В 1938 году здесь появилось специальное отделение, куда помещались подследственные, обвинявшиеся по статье 58 УК РСФСР – «Контрреволюционная деятельность». Медики на полном серьезе доказывали, что человек, будучи в трезвом уме и здравой памяти, не станет спорить с действующей властью…

Интерьер «кабинета Сербского» собран из личных вещей основоположника психиатрии, заведующего кафедрой психиатрии Московского университета

Вообще, к тому времени здесь проводились судебно-психиатрические экспертизы по всем наиболее важным уголовным делам. Когда появились диссиденты, врачи этой больницы придумали и стали активно использовать диагноз «вялотекущая шизофрения», который потом был осужден на международном уровне.

– Это кабинет Сербского, который на самом деле здесь ни разу не был, – говорит Фастовцов.

Если бы великий Владимир Петрович только мог догадываться, во что превратится психиатрия, как ее будут использовать в своих целях спецслужбы… Впрочем, в стенах этого здания было немало и хорошего. В 1920-х годах медики активно продвигали в жизнь идеи Ломброзо о том, что психически здоровый человек в принципе не пойдет на преступление. Собственно, это то, о чем мы, правозащитники, говорим и сейчас: если у человека есть преступные намерения, то ему требуется психологическая или психиатрическая, а также социальная помощь. И сейчас в Центре им. Сербского идет работа по изучению преступников и предотвращению самых страшных преступлений. Со времен, когда здесь были маньяки Чикатило и Пичушкин, врачи Центра исследовали не одну сотню серийных убийц и насильников.

Поделки и картины, написанные душевно больными людьми, хранятся тут же

Итак, на момент нашей проверки в Центре находились 52 мужчины, 7 женщин и ни одного несовершеннолетнего. Почти все пациенты обвинялись в тяжких преступлениях (убийства, изнасилования, грабежи) и были направлены на судмедэкспертизу следствием или судом. За безопасность этих заключенных-пациентов отвечают сотрудники ФСИН, которых тут несколько десятков.

Вообще, те, кто возвращался из Центра им. Сербского в СИЗО, обычно жаловались на несколько вещей: отсутствие зеркала и туалета в палате, ограничение времени просмотра телевизора, скудный перечень литературы.

Мужское отделение. Большая палата на 10 человек. Три окна, на которых вместо решеток прямоугольник ограждения. Железные кровати, привинченные к полу. Ни тумбочек, ни умывальников, вообще ничего лишнего. Из «аксессуаров» только узенькая вмонтированная в стену полка для книг.

– Но пациенты могут выходить в коридор в течение дня, – говорит персонал. – И тут вот, пожалуйста, висит большое зеркало. А это туалет. Вот душевая – и снова: сколько хочешь, столько и мойся. А это комната для просмотра телевизора. Два часа в день могут тут проводить.

– Что смотрите? – спрашиваем у арестантов.

Смотрят в основном фильмы, спортивные передачи и немного новостей, чтобы не отставать от жизни. Пульт им в руки не дают (он у сотрудников, которые переключают на тот канал, который просят заключенные).

– Мы тут, конечно, под надежной защитой, но вот хотелось бы побриться одноразовым станком, а не дают, – сетует мужчина. – Здесь почему-то разрешена только электробритва. Пусть позволят в присутствии сотрудников одноразовым станком воспользоваться, очень прошу вас.

Нам обещают, что конкретно этому пациенту пойдут навстречу. При этом поясняют, что все правила тут продуманы с целью не допустить суицидов, травм, нападений, побегов. Последние, между тем, тут нередко случались за столетнюю историю. И кирпичные стены пациенты разбирали, и через забор во время прогулки пытались перепрыгнуть, и заложников брали…

Пока мы ходили по палатам, подошло время обеда. Кормили пациентов куриным супом с макаронами, отварным картофелем с мясом. Потом мы найдем в «музейной комнате» меню почти столетней давности. Так вот, в этот же день тогда подавали лапшу и картофельное пюре. Чувствуется, как говорится, преемственность.

Палата в Центре им. В. П. Сербского

– Мне бы табачку своего хотелось бы, – выступает вперед один из арестантов. – Табак, с которым я приехал сюда из СИЗО, лежит на складе. Ну и книги. Кстати, вообще хотелось бы классической литературы – французской, немецкой, английской. Тут очень скудный библиотечный фонд. А с воли передать книжки практически невозможно – не принимают.

– Так он, наверное, хочет не просто классику, а книжки по сатанизму, – предположил сотрудник.

Заключенным, который просил табаку и книжек, оказался Александр Перевозчиков-Хмурый. Александр – один из четырех молодых людей, которые проходят экспертизу на вменяемость. Вместе с ним в ритуальных убийствах подозревается его супруга Татьяна, а также сожители Андрей Трегубенко и Ольга Большакова.

Эта история такая мрачная, что даже не хочется посвящать читателя в детали. Версия следствия: жительница Подмосковья Ольга Большакова увлеклась сатанизмом, стала своего рода учителем в этой сфере. У нее собирались молодые люди, которых она посвящала в разные таинства. Во время таких месс она и познакомилась со своим будущим сожителем и подельником Андреем Трегубенко.

Дальше – больше. Религиозно-мистическое движение поклонения Сатане подразумевает жертвоприношения. В материалах дела говорится об убийстве девушки в лесу в Карелии (удары, по версии следствия, наносил Трегубенко) и мужчины в Ленинградской области (участие, как считают следователи, принимали Александр и Татьяна Перевозчиковы-Хмурые). Дело ведет Главное следственное управление СКР, четырем молодым людям вменяется статья 105 УК РФ «Убийство», но вот часть этой статьи у каждого своя, в зависимости от выполняемой роли.

Следствие вроде как настаивает: организатор именно Ольга. У нее, кстати, двое детей – двух и четырех лет.

– С кем сейчас ваши малыши? – спрашиваем у молодой женщины, которая содержится в палате одна.

– С бабушкой, – отвечает Ольга.

– Как вам тут условия? К вам нормально относятся?

– Я тут уже две недели. До этого была в СИЗО Петрозаводска, Санкт-Петербурга и Москвы. Лучше всего в «шестерке»[11]11
  Единственный столичный женский изолятор носит номер 6. – Прим. авт.


[Закрыть]. Тут тоже неплохо. Я читаю в основном. Детективы. Священник отец Владимир приходил, но я скорее атеистка…

У женщины, кажется, не совсем здоровый взгляд. В какой-то момент она чуть не расплакалась. Возможно, это потому, что осознаёт, что ее ждет, хотя, напомню, пожизненного срока для женщин нет.

Ее бывший сожитель (они якобы расстались незадолго до ареста) Андрей Трегубенко в момент нашей проверки в кабинете психолога рисовал чудищ. Надо сказать, что рисовал талантливо, но страшно. Сам он весь в татуировках (даже на лице есть черепа), которые сделал самостоятельно.

– Все рисунки имеют оккультное значение, – говорит Андрей. – Но знаете, это все ведь давно было. И детей мы родили уже после всего… Я к вере пришел, осознал, что совершил страшное. Это бес попутал! Я все рассказал, на сотрудничество со следствием пошел. Сейчас хотел бы исповедаться. Попросите, чтобы отец Владимир зашел ко мне в палату. Пожалуйста! Мне тут не хватает религиозной литературы. Я бы читал и молился.

Трегубенко рассказывает, что сатанистов на самом деле только в Москве десятки, на их руках много крови. Врет? А если и правда знает «адреса, пароли и явки»?

Вообще в Центре им. Сербского сатанисты не редкость. В начале 2000-х все первое отделение было отдано именно под таких пациентов.

– Заходишь в палату, а там на тебя смотрят «вампиры», – рассказывает один из врачей. – Они выглядели прямо как персонажи фильмов ужасов.

Почему люди приходят к этому – вопрос открытый. Вот, скажем, Большакова, судя по всему, пыталась искать себя в творчестве, освоила несколько профессий (в том числе парикмахера). Но все это ей не приносило ни славы, ни денег. А вот когда она с таинственным видом стала рассказывать о мистическом учении Сатаны, люди к ней потянулись.

– Желание власти, превосходства приводит к изменению, – считает главврач. – Вменяема она или нет – решение примет медкомиссия по итогам полноценного обследования, которое пока еще не завершено.

Все рекомендации мы, правозащитники, для Центра вынесли. Одно из них – провести ремонт в женских палатах (там штукатурка прямо свисает кусками со стен). Просили мы и внимательнее относиться к желанию пациентов больше смотреть развлекательный контент, чем новостной. Что уж скрывать – некоторые передачи плохо действуют на психику…

На сайте центра есть телефон горячей линии, куда может позвонить и каждый вольный, ощутивший, что потерял почву под ногами в связи с последними событиями. От депрессии до преступления зачастую путь недалек. А еще в центре ожидают проявления «украинского синдрома» по типу «афганского» и «чеченского». Люди с неподготовленной психикой, прошедшие боевые действия, после возвращения нередко совершают тяжкие преступления. Главврач Центра им. Сербского провел целое исследование на эту тему на примере пациентов-военнослужащих. Но это уже другая история.

Глава 5
Приключения иностранцев за решеткой

В московских СИЗО на начало июня 2022 года находятся 2737 иностранцев. Это фактически треть от всех арестантов столицы. 111 человек – из дальнего зарубежья, и они совсем не говорят по-русски. Граждане США, Франции, Германии, Ирана, Индии, Гватемалы, Македонии, Сенегала, Колумбии, Сирии, Чада, Эфиопии… В списке есть даже Северная Корея!

Те иностранцы, кто признал себя виновными, кивают на трагическое стечение обстоятельств, незнание российских законов. Есть и такие, кого в тюрьму привел водоворот почти детективных событий. Как бы то ни было, судьба многих из них за решеткой печальна: несколько иностранцев сошли с ума (сейчас в психбольнице), несколько серьезно заболели. А, к примеру, гражданин Ганы умер от инсульта…

Треть московских заключенных – иностранцы. Но это соотношение не особенно заметно, когда заходишь в камеры, и вот почему. Многие из таких сидельцев отлично говорят по-русски и даже внешне не всегда выделяются.

Итак, статистика. Больше всего иностранцев-заключенных из Узбекистана (673), Таджикистана (586), Киргизии (462), Украины (245) и Белоруссии (227). Чуть меньше – но все равно довольно весомо – из Азербайджана (156), Армении (115), Молдовы (65). Как заявляет МВД, в прошлом году иностранцами в России было совершено больше 36 000 преступлений. Многие арестованы как раз в столице.

Двери в коридорах СИЗО с решетками. Больше всего иностранцев пугают именно они

Неужели все они приехали в Москву, чтобы воровать, торговать наркотиками, грабить, насиловать и убивать? На этот вопрос любой из них ответит отрицательно. Каждый поведает историю, которая может вызвать сочувствие.

– Приехал на заработки на стройку, – рассказывает один из таких сидельцев. – Хозяин обманул, я взял деньги и банковские карты из его куртки, которую он оставил в вагончике, и ушел.

– Я устроился по объявлению курьером, – говорит другой. – Не знал, что доставлять надо будет запрещенные психотропные вещества.

– Работал в кол-центре, а оказалось, что это мошенническая организация, – поведал третий.

Собственно, это типичные рассказы, а главные статьи, по которым обвиняются иностранцы, – «Кража», «Распространение наркотиков», «Мошенничество». Немало также тех, кто обвиняется по статьям 322 («Незаконное пересечение границы») и 322.1 («Организация незаконной миграции»). Однако есть и такие, кого подозревают в грабежах и даже в чем-то пострашнее. Сделала ли их озлобленными и жестокими жизнь в столице или они приехали сюда такими?

Особенно впечатляют истории жителей стран дальнего зарубежья (таких больше 100 человек). Некоторые могут показаться фантастическими, как, например, рассказ одного афроамериканца про колдовство, которое якобы и привело его из ЮАР в русскую тюрьму.

В любом случае – и когда вина очевидна, и когда нет – судьи всегда избирают иностранцам самую жесткую меру пресечения. Случаи, когда бы заморского гостя отпускали под домашний арест или подписку, единичны (если честно, в этом году я о таких не слышала). Ведь кто может ручаться, что он придет к следователю на допрос, а не умчит из страны?

Следователи, прямо скажем, не особенно стараются соблюдать права заключенных-иностранцев. После того как у задержанных забирают телефоны, те остаются без какой бы то ни было связи с родными, при этом работники органов их не оповещают. Так что человек для его далекой семьи пропадает без вести.

Адвокаты по назначению появляются только в момент, когда следователю нужно что-то подписать. Переводчика порой приводят лишь для видимости соблюдения законности.

– Узбекам будто специально приводят переводчиков с киргизского языка, а они его не понимают, – рассказывает один из сотрудников СИЗО. – Эфиопам и нигерийцам, которые почти не говорят по-английски, предоставляют только переводчика с английского. Вьетнамцам вообще никого не приводят. В итоге иностранцы подписывают бумаги, в которых ничего не понимают, а потом жалуются.

Помочь им могли бы посольства, но те редко это делают.

Вот список самых безнадежных (по результатам мониторинга правозащитников) посольств в плане защиты интересов их граждан, попавших за решетку: Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Куба, Северная Македония, все африканские государства.

Прослеживается закономерность: именно те заключенные, которым не оказывается посольская и консульская помощь, часто пытаются свести счеты с жизнью. Вообще, количество неоконченных (так называют те, которые удалось предотвратить) суицидов среди иностранцев самое высокое. И оконченных, увы, тоже…

Есть только две страны, граждане которых категорически не хотят возвращаться на родину, – Северная Корея и Туркменистан. Говорят, что там в тюрьмах невыносимые условия, пытки… Но зато посольство Северной Кореи всегда внимательно следит за своими гражданами, попавшими в московские СИЗО.

До недавнего времени в СИЗО № 4 находился кореец Джо Сонгвук, попавший туда за драку с таксистом (вменили статью 111 УК РФ). Сотрудники посольства добились его передачи на родину. Что его, правда, ждет теперь, никто не знает…

А еще многие за решеткой серьезно заболевают от стресса и тревоги. В больнице «Матросской Тишины» находится кубинец, у которого огромная – величиной с яблоко – опухоль на шее. Вывозить его в гражданскую профильную клинику на обследование и операцию почему-то не спешат.

На днях умер от инсульта другой заключенный «Матросской Тишины», 50-летний гражданин Ганы Офори Абрахам Нана.

– Он два с половиной года ждал, когда из его посольства кто-то придет, но так и не дождался, – говорит медик СИЗО. – У него 132-я статья – обвинялся в изнасиловании дочери. Но он говорил, что это неправда. Чтобы доказать свою невиновность, он пытался учить русский язык, но без адвоката и переводчика его жалобы, скорее всего, были написаны так, что понять их было невозможно. Он был глубоко верующим человеком, говорил, что принял бы любое несправедливое обвинение, но только не в сексуальном насилии над дочерью. Суд назначил ему 13 лет. Апелляция оставила приговор в силе. И вот это его убило.

Разбросаны иностранцы из дальнего зарубежья по всем СИЗО Москвы, что создает массу проблем. Правозащитники давно просили помещать чужеземцев в какой-то один изолятор, который можно было бы приспособить под их нужды.

Как именно? Во-первых, набрать туда несколько сотрудников, владеющих хотя бы английским и испанским. Во-вторых, наполнить библиотеки литературой на разных языках. В-третьих, решить вопрос с перепиской (переводить на русский их послания). В-четвертых, организовать удобный доступ работников посольств. В-пятых, повесить для них в камерах наглядные материалы, объясняющие их права и обязанности. Ну и прочее.

До недавнего времени у сидельцев-иностранцев не было выбора: или выучить русский, или остаться без медицинской и прочей помощи (впрочем, одно не исключает другого). Помню, как американский пожарный изъяснялся с сотрудниками СИЗО с помощью рисунков. Но, поскольку был он не великий художник, картинки, которые показывал надзирателям, не всегда трактовали правильно.

– Что это нарисовано? Нога?

– Ес, ес.

– Куда-то хочешь пойти? На прогулку?

– О ноу, ноу. Пейн.

– А, «пейн» знаю. Это «болеть».

– Ес, ес.

– Ударился, что ли?

– Ноу…

В общем, такой диалог мог идти долго и необязательно приводил к пониманию между сторонами. Как-то была свидетелем трогательной сцены: сотрудник СИЗО успокаивал плачущего испанца, который что-то у него просил. Не понимая ни словечка, «режимник» (сотрудник отдела режима) кивал головой и говорил: «Да-да, все будет, все обязательно будет, родной. Ну-ну-ну, успокаивайся. Потерпеть надо просто. Скоро на суд, переводчика дадут».

Русский язык иностранцам дается тяжело и обычно заканчивается освоением языка блатного.

– Хата хороший, «шконка» хороший, а еда мало, – улыбается афроамериканец.

Больше ничего сказать по-русски он не может, но жестами показывает, что у него проблемы со здоровьем.

Должности уполномоченного по правам иностранных граждан в УФСИН нет. Надеюсь, пока. Ведь появился кандидат на нее – человек, чье имя теперь знает каждый иностранец-заключенный.

Отабек Джумабаев пришел в УФСИН по Москве в июле прошлого года. Он знает девять языков: английский, испанский, французский, немецкий, японский, арабский и тюркскую группу (узбекский, турецкий, киргизский). По одному из образований он социальный педагог и психолог. Отабек ездит из одного СИЗО в другое, от одного иностранца к другому, чтобы поговорить, успокоить, вывести к доктору и решить миллион разных проблем.

– Он объяснил доктору, что у меня болит, – говорит по-французски афроамериканец. – Мне наконец стали давать таблетки, которые помогают!

– Отабек помог мне написать письмо домой, – добавляет другой. – Первое за два года!

Мы с Отабеком заходим в камеру № 602 СИЗО «Водник», где сидят только иностранцы. Благодаря ему появились такие специальные камеры в этом изоляторе (а с июня 2022 года они будут также в СИЗО № 2 и СИЗО № 3).

– Мы собрали здесь всех иностранцев из дальнего зарубежья, кто был в тяжелом психологическом состоянии, – говорит Джумабаев. – Никто из них не знает русского.

Заключенные по очереди рассказывают мне о своих злоключениях. Отабек синхронно переводит. Арестанты смотрят на него с благодарностью.

– Я не понимаю, в чем меня обвиняют, – рассказывает 37-летний американец армянского происхождения Андрэ Хачатурян. – Я летел из Америки в Армению с пересадкой в Москве. У меня есть разрешение на оружие, и я свой пистолет зарегистрировал перед посадкой на самолет, сдал его в багаж. И вдруг меня в транзитном пункте – в московском аэропорту – попросили выйти для оформления каких-то документов. Как только я вышел из нейтральной зоны, меня задержали. Как такое может быть? Это же похищение. Я вообще не собирался выходить в Москве, а оказался в вашей тюрьме.

Андрэ вменили часть 1 статьи 226.1 УК РФ «Контрабанда оружия». В США его признали политическим заключенным.

А вот в деле с другим американцем не все, мягко говоря, однозначно. 64-летний уроженец Техаса Барнс Дэвис Томас подозревается в педофилии (статья 132 УК РФ «Насильственные действия сексуального характера»). По версии следствия, его жертвами стали сыновья 7 и 11 лет. Издевался он над ними в те периоды, когда они гостили у него (с их матерью-россиянкой мужчина в разводе). Что примечательно, в США ему было предъявлено такое же обвинение и дело даже дошло до суда. Однако суд присяжных посчитал, что доказательств недостаточно. Его бывшая жена увезла двоих сыновей в Москву.

– Я приехал в Россию увидеть детей и был арестован, – говорит Дэвис.

Если говорить откровенно, ему повезло, что он попал в камеру № 602. В обычной он вряд ли спокойно бы дожил до суда с учетом отношения заключенных к педофилам.

Вообще, всего в московских СИЗО содержатся на данный момент трое граждан США. Еще один находится в изоляторе № 12, что в Зеленограде. Это бывший сотрудник посольства США в Москве, в последнее время работавший учителем в англо-американской школе, Марк Фогель. Его обвиняют в контрабанде наркотиков: перевозил марихуану в упаковках для линз.

Сам Марк рассказывал членам ОНК, что страдает сильными болями и вещество использовал в лечебных целях. Его супруга (в прошлом тоже работник посольства) из России уехала и вроде как даже писем не пишет. Но кто точно поддерживает всех заключенных-американцев, так это посольство США. Это, пожалуй, единственное дипведомство, представители которого ходят на все заседания судов над своими гражданами.

Вперед выходят два гражданина Китая. Один пожилой, второй совсем юный. 62-летний Дэцин попал за решетку по подозрению в махинациях с криптовалютой (вменили ему, однако, часть 4 статьи 158 «Кража в особо крупном размере»).

21-летний студент четвертого курса РУДН (Российского университета дружбы народов) Ли Вэньхао был задержан вместе со своей девушкой на почте, когда пытался отправить в Китай медали. Он покупал их, как думал, легально и не подозревал, что может попасть под статью. Вменили ему статью 226.1 УК РФ («Контрабанда культурных ценностей»). Несчастный студент уже не надеется окончить свой вуз. Но вообще, это вполне реально, хотя и невероятно трудно. Мы объяснили, как можно выпутаться из такой ситуации.

42-летний гражданин Северной Македонии Филипп Димишковский подозревается в контрабанде наркотиков. По версии следствия, он с женой отправлял чуть ли не грузовик с наркотой (больше 300 килограммов) из Астрахани через Москву в одну из европейских стран. Арестованы, кстати, оба. Но Филипп, кажется, в этой истории не главная скрипка. Он в основном сидел дома, присматривал за детьми. А вот супруга всегда была очень активна. Ее брат – владелец большого бизнеса, в том числе сети казино.

49-летний гражданин Индии Джигнеш Патель рассказывает, что занимался бизнесом, связанным с алмазами и бриллиантами, и якобы его заказали конкуренты. Версия следствия: продавал драгоценности без сертификатов (вменяют ему статью 191 УК РФ «Незаконный оборот янтаря, нефрита или иных полудрагоценных камней, драгоценных металлов, драгоценных камней либо жемчуга»).

– Из посольства Индии никто не пришел после моего задержания, – рассказывает он. – А ведь я в Индии платил большие налоги. Но обо мне забыли, меня бросили…

Сидельцы камеры рассказывают, что хорошо уживаются, хотя не всегда понимают друг друга. Индус не знает китайского, американцы не говорят по-испански и т. д.

Отабек провел в СИЗО № 5 эксперимент с переводом писем.

– У нас есть планшет, на который закачаны программы перевода с разных языков, – говорит он. – Заключенный вбивает туда свое письмо, планшет переводит, потом это читает цензор, и мы отправляем письмо на двух языках (родном и русском) на родину иностранца. Все письма, которые отправили таким образом, были доставлены. Эксперимент признан удачным. ФСИН закупила планшеты для всех СИЗО Москвы, так что в ближайшее время иностранцы смогут писать на родину не только из «Водника».

В прошлом году в московские СИЗО попали сразу 322 кубинца. Число невероятное: неужели сразу больше трех сотен выходцев с Острова свободы нарушили закон? И тут есть своя интрига.

Было две волны миграции, которыми кубинцев «занесло» в «тюремную гавань». Первая пришлась на сентябрь. Тогда в Россию стали массово приезжать кубинцы, простые крестьяне, жизнь которых из-за коронавируса и последующего кризиса стала еще тяжелее, чем прежде (хотя, казалось бы, куда уж тяжелее).

Поскольку въезд в Россию для граждан Кубы безвизовый и разрешается им здесь находиться до трех месяцев «в туристических целях», они потянулись в Москву в надежде что-то заработать. В Люблино появился свой кубинский городок, временные жители которого пытались как-то обустроиться. А дальше – наркотики, проституция, хулиганство и уличный грабеж…

– Большинство из них малограмотные, – говорит Отабек. – В Москве они, что называется, пустились во все тяжкие. Женщины не предохранялись во время занятий проституцией, потому заражались венерическими заболеваниями. В СИЗО есть беременные кубинки, которые не знают, кто отцы их будущих детей. А в тюрьму эти женщины попали за наркотики.

Двух беременных кубинок я встретила в начале июня в одной из камер женского СИЗО № 6.

– Кушать, кушать, – просила одна из них, с огромным животом.

Женщинам на последних месяцах беременности все время хочется есть, так что тюремной пищи (хоть для беременных назначено усиленное питание) не хватает. Другим присылают передачи и посылки со всякой снедью, а этим – ничего.

– Трусы, – просила еще одна беременная кубинка.