Текст книги "«Поздравь Танюшку!»"

– Поздравь Танюшку!

Я вздрогнула от неожиданности и проснулась. «Господи! Да поздравлю я твою Танюшку! Если бы еще знать от кого поздравлять!» – в раздражении подумала я и потихоньку вылезла из кровати. Спустилась на кухню, сварила кофе и вышла на террасу, навстречу новому дню. Солнышко только вставало, окрашивая небо, как романтичный художник, очаровательной палитрой смешанных цветов, от светло розового до фиолетового, оставляя позади себя остатки ночи, в виде тонкой рваной полосы серо-синего цвета, которая все глубже и глубже уходила за горизонт. Ветерок игрался с моими волосами, донося тихий шелест моря и запах белой гортензии с ближайшей клумбы.

Эх, как хорошо! Я потянулась, размышляя. Вот как передать поздравление Татьяне? Вот это, действительно, вопрос! Тут же не только ему помочь, но и целому роду! Жуть, какая то! Сегодня целый род, а завтра меня целый девизион просить будет о помощи?! Надо что-нибудь придумать! В смс, что ли, написать?

– Доброе утречко, солнышко! – схватив меня в охапку, прошептал, неожиданно вышедший на террасу муж. – Опять что то снилось?

– Да, – ответила я, растворяясь в его объятьях, – серия восемь, дубль стосорокпервый, фильм “Поздравь Танюшку!”

– И что? Придумала, как поздравить? – пытаясь отхлебнуть из моей кружки уже остывающий кофе, спросил он.

– Давай, налью тебе горячий, посидим на качеле и я тебе расскажу, пока Митя спит? – предложила я.

– Для этого мне надо будет тебя выпустить?! – усаживаясь на качелю-миниатюрный диванчик, со мной на руках, спросил Данила. – Нет, рассказывай так.

Я рассказала свой сон, любуясь светло-зелеными глазами своего мужа.

– Род-это уже серьёзно! – ответил он. – Ты знаешь, что у каждого человека должна быть поддержка рода? И чем благополучней и ровней жизнь у каждого члена семьи, тем благополучней, будут жить его дети. И наоборот. Знала?

– Слышала что то, – ответила я, – но не придавала этому значение, сказать честно! Это же только одна из теорий!

– Да, одна из теорий, – согласился муж, допивая мой кофе, – но не безосновательная теория, скажу тебе. Сегодняшний сон тому потверждение! Не знаю, в чем заключается твоя помощь этому человеку, но если за него просит весь род, то значит по его вине, точнее из-за его проступка произошла какая-то дисгармония и от этого страдают живущие ныне родственники! И проступок достаточно серьезный, я думаю.

– Почему? – спросила я.

– Потому что, с обычными родовыми наслоениями, которые складываются из бытовых проблем, человек может справиться и при жизни. Например, молодая, симпатичная женщина, имеет высшее образование и хорошую работу, очень хочет создать полноценную семью, с самодостаточным здоровым мужчиной, но.. Но, как назло, ей встречаются только асоциальные элементы – алкоголики и наркоманы. Другой пример, мужчина-трудяга имеет аналитический ум и коммерческую жилку, работает на трёх работах плюс подрабатывает разными способами, но… Он вечно без денег, хотя стабильно получает три зарплаты и деньги за колым, но, самым непостижимым образом, еще и умудряется копить долги. Как думаешь, в чем может быть причина?

– Не знаю, даже. Может быть, эта женщина не правильно себя ведет? А мужчина имеет какие-либо вредные привычки? – размышляла я.

– У мужчины нет вредных привычек, он, действительно, хорошо зарабатывает, но постоянно появляются непредвиденные расходы, деньги утекают сквозь пальцы. И его преследует постоянный страх, как выжить. У женщины и правда неправильное поведение, оно заключается в чрезмерной опеке над мужчиной. Самодостаточному мужчине, как ты понимаешь, опека не нужна. И идёт это, скорее всего, из рода, память рода.

– Да почему же сразу память рода?! – воскликнула я. – Мужчине надо, просто, избавляться от страха, а женщине повышать самооценку и менять модель поведения с мужчинами. Я думаю, род тут ни при чем!

– А откуда у мужчины, по-твоему, появился этот страх? – усмехнулся, лениво потягиваясь, муж. – И у женщины, откуда такая модель поведения?

– Да много может причин на самом деле, – ответила я, наблюдая за, летавшими над море, чайками, – может у женщины мать опекала отца, а мужчина жил в очень бедной семье, и оттуда страх бедности.

– Ладно, – рассмеялся Даня, кусая меня за ухо, – может и от этого. Да вот только мужчина жил в обычной семье со средним доходом, он не был раньше ни бедным, ни богатым, а вот в начале прошлого века, его прадед по материнской линии был раскулачен, так называемым “комитетом бедноты” и умер в страшных мучениях. Мать его тоже страдала страхом нищеты, но она не была добытчиком в семье. Вот тебе память рода!

– Ну, вот мать и передала ему этот страх, – сказала я, – не на каком-то там ментальном уровне, а вполне вербально, если в семье этого мужчины постоянно были разговоры о возможной бедности. Обычная установка с детства!

– Да, отчасти, – подтвердил муж, – а у женщины мать и бабушка тоже жили с асоциальными элементами, одна с алголиком, другая с игроманом.

– Вот ещё одна установка с детства,– усмехнулась я, – она просто не видела другого отношения к мужчинам кроме, как опёка. И поэтому она, непроизвольно, притягивает к себе таких мужчин!

– Видишь ли, все не совсем так просто, как кажется на первый взгляд, – сказал муж, – мы привыкли списывать многие проблемы взрослой жизни на установки детства, а это не правильно. По праву рождения, в определенной семье, мы уже получаем определённые модели поведения ценности и страхи, и развиваемся в определённой колее заложенной нашими предками. Ты же не станешь, утверждать, что новорожденные все одинаковы и не имеют своих отличительных черт характера? Да? И поэтому так важно принимать и понимать, что ты являешься частью целого рода. Знать его сильные и слабые стороны, достижения и преступления предков. Ведь программа не может быть только положительной! И, к счастью, со многими из них, если они не несут за собой смертельную угрозу другим людям, можно справиться при жизни, не прибегая к помощи свыше.

– Не стану, конечно, – улыбнулась я, – эти кулечки с самых первых дней уже показывают свой характер! Ты считаешь…

Но договорить я не успела, в дверях показалась растрёпанная головка Митюши, и прозвучал его торжественный голос:

– Я выспайся!

– Он выспался и все! Пляшите скоморохи – играйте на дуду! – расмеялся Данила. – Да, сын? Иди к нам!

– Что за скомоохи? – удивился сын, потирая глазки.

– Я, мама и Вадим! – смеялся муж. – Мы твои скоморохи!

– А, вадно! – снисходительно согласился сын, махнув рукой, и пошлёпал босыми ножками к нам.

– Видишь, какой малыш, а уже со своими привычками, – смеялся муж, – откуда взялась эта буква “А” в начале каждого предложения?

– По роду пришла, однозначно, – воскликнула я в ответ, сквозь смех и строго добавила, – по твоему роду! Купеческому!

– Что за ирония, мадам? – наигранно нахмурил брови профессор Гамов.

Глава 6.

– Да просто скажи, как есть, – убеждала меня Ольга, таща прогулочную коляску, полную игрушек, по песку, которая ежеминутно застревала маленькими колесами в песке, – да что ж ты будешь делать то с ней?!

– Зачем ты вообще ее поволокла? – удивилась я, глядя на психующую сестру. – Давай перенесем? Да и зачем ты нажимаешь на нее посильней? Она от этого ещё больше закапывается!

– Думала, так проще будет, свалю все игрушки и довезу, – ответила Ольга и, что есть силы, навалилась на коляску.

– Аааа! С ума сошли что ли?! – донесся до нас гневный голос из-под панамки, одиноко лежащей на пустынном, с утра, пляже.

– Господи, это что ещё такое?! – ошарашенно отпрыгивая, воскликнула сестра.

Мы уставились на шевелящуюся панамку, из-под которой доносилась брань.

– Шляпу то поправьте! – услышали мы бухтение. – Закопался с утра, как нормальный человек, пока народу нет. Суставчики полечить! Но не тут-то было! Прут, как на бронестранспортере! Шляпу поправьте, говорю! Чуть без ног не оставили…

Мы с Ольгой удивленно переглянулись, еле сдерживая смех, и вместе подошли к панаме.

– Вы бы, уважаемый, сказали бы спасибо, что шляпу вашу ножкой еще никто не поддел! – усмехнулась сестра, поднимая панамку, под которой показалась физиономия лысого мужчины лет шестидесяти. – А то ходили бы с макияжем остаток отпуска! Караул, хотя бы, выставили! Или периметр флажками отметили!

– Да попросил внука посидеть рядом часок, так он закопал меня и ускакал, торопыга, – возмущенно ответил мужчина, – шляпой прикрыл, чтобы не напекло макушку, и сказал, что через час откопает, а тут вы со своей телегой! И чего с утра то претеся?!

– Так время уже одинадцатый час, уважаемый, – усмехнулась Ольга, – дело к обеду уже!

– Как одинадцатый?! – удивленно проворчал мужчина. – Я с восьми утра тут лежу!

– О! Так суставчики то конкретно оздоровились, можете откапываться! – рассмеялась Ольга, надевая шляпу. – Внучок то на радостях, теперь только вечерком за вами прибежит! Не раньше!

– Помогите мне! – потребовала панама.

– Давай, дядя, сам, – ответила Ольга, предупредительно схватив меня за руку, – заодно и потренируешь суставчики свои.

– Нахалка… – буркнул мужик, интенсивно шевеля песком.

– Пойдем, – сказала мне сестра,– не переживай, вылезет этот хам.

– Может, все-таки, поможем? – предложила я, глядя на бурливший над мужчиной песок.

– Пойдем, – повторила она, кивнув на детей, старших и младших, которые бегали за надувным мячиком в метрах десяти от нас, – если минут через пять не вылезет, Андрюшу с Вадимом отправим на раскопки.

Когда мы подошли к детям, мужчина стоял уже во весь рост, отряхивая песок с необъятного пуза, бросая на нас гневные взгляды.

– Я же говорила, вылезет, – рассмеялась Ольга, – тоже мне песчаный лекарь! Ты телефон взяла?

– Взяла, – ответила я, уссаживаясь на деревянный шезлонг.

– Пошли тогда на пирс, позвонишь Татьяне, – предложила Ольга, – пока пацаны играют.

– Может смс хватит? – с надеждой возразила я. Пирс тоненькой чертой виднелся не менее чем в киллометре от нас, идти в такую даль совсем не хотелось. – Сейчас смс напишу, если не уйдет, тогда пойдем на пирс.

– Пошли, заодно и пофоткаемся там! – настаивала сестра, вываливая игрушки из коляски, и строго сказала старшему сыну. – Так! Андрей! За детьми смотрим! Мы отойдем ненадолго, Миша с Даней придут скоро.

– А вы куда? – спросили хором Вадим с Андреем.

– Куда, мам? – поддерждал их Митюша.

– Ка ми? – пробормотал Тема, потряхивая ручками на руках у старшего брата.

– Нет, ну во всем отчитаться надо, – закатывая глаза, сказала Ольга.

– На пристань мама хочет сходить, – показывая вдаль, ответила я Артемке.

– И я хочу! – требовательно сказал Митюша.

– И я! – приготовился захныкать Тема.

И тут непонятно откуда поднялся ветер, подхватил надувной мяч, которым играли дети, и понёс по берегу в сторону пристани. Сыновья побежали, с ликующим криком, за ним, мы, естественно, за ними. Мяч, докатившись до камней у пристани, остановился и замер.

– Мужики нас потеряют, – тяжело дыша от быстрого бега, сказала Ольга, – иди, звони быстрей.

– Зато домчались за пять минут, – улыбаясь, ответила я и оглянулась вокруг,– смотри, а тут берег совсем другой!

Берег и правда здесь был каменистый, в отличии от нашего песчаного, на дне виднелись ежи и звездочки, покрывавшие сплошным ковром скользкие камни дна. Большой металлический пирс был обложен огромными темными валунам, покрытыми тонким слоем мха. Пока дети увлеклись разглядыванием и собиранием звезд и ракушек, я аккуратно полезла на камни повыше, чтобы позвонить, раз уж оказались в зоне доступа. Набрала номер Татьяны, глядя на деления в телефоне, которые показывали всего одну маленькую чёрточку, не переставая удивляться, тому, что у нас еще есть, забытые сотовыми операторами, уголки без связи и интернета (речь идёт о бухте “Триозёрье”, Приморского края, Дальнего Востока). В принципе, то, что нужно для отдыха от пыльного и суетливого города.

Дозвонившись, я поздравила бывшую коллегу и, услышав, что она пребывает в прекрасном настроении, решилась и сказала:

– Татьян, ты только не смейся, но меня тут несколько ночей подряд, во сне, какой-то мужчина просит тебя с днем рождения поздравить и говорит, что любит, и чтобы ты не переживала за него. Ухажер какой-то тайный, что ли?

– Ухажер?! – рассмеялась она и сказала. – Да вроде все ухажеры остались в далеком прошлом! Но все равно, спасибо! Будем считать, что это папа мой так меня поздравляет! Очень приятно!

– Почему папа? – удивилась я.

– Так мои, вроде бы все, меня наяву поздравили! – воскликнула Татьяна и печально добавила. – А папочка мой умер несколько лет назад!

– Извини, – проговорила я и поздравив ещё раз, попрощалась.

– Спасибо, Ева, – ответила Татьяна, – заходи ко мне, как вернешься с отпуска, чай попьём, расскажешь подробней сны свои, я тебе фоточки папули своего покажу, и разберёмся он или нет.

Я клятвенно заверила ее, что обязательно приду, сбросила вызов. Ольга нетерпеливо переминалась с ноги на ногу на берегу, с Темой на руках, в ожидании меня.

– Что она сказала? – крикнула она, когда я спускалась с последнего, на этом аварийном пирсе, камня. Он был настолько древним, что казалось сваренные, сто лет назад, металические балки, качались от малейшего дуновения ветерка.

– Говорит, папа ее, скорее всего, – крикнула я в ответ.

– Папа? – удивилась Ольга. – Странный папа, какой то!

– Почему странный то?! – улыбнулась я, подходя к ней. – Почему это не может быть ее папа?

– Как то не вяжется его образ с образом отца! – сказала Ольга. – Ладно, теперь ждём, что он нам расскажет о себе.

– Нам ли?! – усмехнулась я.

– Ну, тебе! – поморщилась Ольга. – А ты нам! Какая разница!?

Глава 7.

Старая маленькая часовня, в бело-серых тонах, местами замшелая, окруженная разномастными памятниками и крестами. Вон новенький широкий памятник из чёрного мрамора, вокруг него ограда из тяжёлых чёрных цепей, с привалившимися к ним похоронными венками. А вон старый, когда то белый, огромный памятник в виде ангела, немного покосившийся и заросший высокой травой. Вокруг все было подернуто белесой дымкой, как и тогда в квартире Рудака и стоял шелест летней листвы и щебет маленьких пичужек, одна из которых прыгала с оградки на оградку, как будто что-то искала.

И что я здесь делаю?! Размышляя во сне, я неторопливо брела по узкой тропинке между секторами кладбища.

“ Спасибо, что поздравила Татьяну, – услышала я уже знакомый голос за спиной, – это я тебя сюда привел.”

“Зачем? Ты так и будешь прятаться у меня за спиной?”– проворчала я.

“Нет, – услышала я тихий смех, – можешь поворачиваться”.

Моему взгляду предстал молодой мужчина, лет сорока – среднего роста, худощавый, темные вьющиеся волосы причудливо вились вокруг высокого лба. Одет в стиле а-ля 90ые – джинсы “варёнки”, как будто вываренные самостоятельно на кухне в ведре с белизной, голубая джинсовая куртка и клетчатая флисовая рубашка под ней. Мужчину можно было бы назвать вполне привлекательным, если бы не тусклый, полный страдания взгляд карих глаз, которые даже, не смотря на легкую улыбку, оставались печальными.

“Здравствуйте”, – растерянно сказала я.

“Здравствуй, Евлалия, здравствуй! – все так же улыбаясь, сказал мужчина и показал рукой вперед. – Пойдём, я тебе кое-что покажу.”

Мы прошли немного вперёд и оказались у широкой кованой оградки, крашенной в серебристый цвет. За ней находились три захоронения, два высоких памятника из серого мрамора были без надписей, а на третьем, пониже, белыми витееватыми буквами, было написано “Гаврил Косачек”. Под именем шли цифры, но как не пыталась я их разглядеть, так и не смогла, они плыли у меня в глазах, словно под толщей воды.

“Не напрягайся, не стоит, – сказал мужчина, – ты и имя мое видишь здесь духовное, не мирское”.

“Зачем ты тогда мне его показываешь?” – удивилась я.

“Так положено, – с улыбкой ответил он, – поверь здесь не меньше заморочек, чем в миру. Даже больше!”

“Я это уже слышала, – усмехнулась я, – а другие памятники и правда без подписи? Или я их не вижу?”

“Без подписи,– ответил он, – они ещё только ждут”.

“Кого?”– испугалась я, почему то сразу подумав про Танюшку.

“Нет, не ее! – улыбнулся во весь рот Гаврил. – Однако ты любопытна без меры, Евлалия! Не ожидал!”

“Говори, зачем привёл!” – огрызнулась я, удивляясь своему раздражению. Ведь к Рудакам я испытывала набор светлых чувств, от нежности до жалости, а тут.. Тут глухое раздражение, с примесью злости и одновременно стыд за свои эмоции к незнакомому мне человеку.

“Татьяне расскажи про сон, она должна понять! – попросил он. – За чувства свои не стыдись, верные они. Я понимаю”.

“Слушай! Понимает он! – огрызнулась опять я, не в силах перебороть себя. – Ты можешь просто объяснить и все? Я уже передала Татьяне поздравление, и она знает, что ты ее отец. Зачем столько туману? Почему я должна лишний раз ее растраивать?”

Вокруг резко закрутился вихрь, поднявший неведомо откуда взявшуюся осеннюю листву, обвивая меня и Гаврила, словно воронкой. Он приблизился ко мне почти вплотную, и я почувствовала его ледяное дыхание, колючий взгляд его карих глаз оказался в сантиметре от меня, заполнив собой все остальное пространство и злобный голос произнес: “Потому что я не отец! Не отец! Они должны были помнить меня! А они забыли! Забыли! Забыли!”

Я подскочила, в ужасе, с кровати. Сердце отчаянно колотилось, перед глазами кружились в быстром вихре взгляд мужчины и три серых памятника, в ушах стучал злобный голос и слово: “Забыли!” Из моих глаз непроизвольно брызнули слезы, я, пытаясь сдержать рвущееся наружу рыдания, выскочила из спальни.

– Ева! Солнышко! – громким шепотом сказал, сгребая меня в охапку, выскочивший за мной, муж. – Что случилось? Ты плачешь что ли?!

Успокоиться я не могла долго, поток слез казался нескончаемым, как и обуревавшие меня чувства. Чувства злости на весь мир, одиночества и забвения, чувство горечи о бесцельно прожитых годах и потери близких мне людей. И как не пыталась, я себя уговорить, что это не мои чувства, не получалось. До тех пор пока на смену не пришло всеобъемлющее чувство жалости к этому незнакомому мне Гаврилу. Я еще не знала, что с ним произошло, но знала, что он чувствовал при жизни! И от этого мне стало его безумно жалко и хотелось помочь ему избавиться от этих страшных эмоций.

– Ты меня пугаешь, Ева! – прошептал мне на ухо муж. – Может можно что-то сделать, чтобы тебе не снились эти ужасные сны? Тебе легче?

– Да, – еще всхлипывая, ответила я, обнимая мужа, насколько могла крепко, – спасибо, любимый мой. Мой самый родной. Я так рада, что вы у меня есть! Так рада!

И поток слез облегчения вперемешку со смехом счастья полился на плечо мужа.

– Кошмар! – растрогался муж, щипая меня за бока. – Боюсь даже представить себе, что тебе приснилось, что ты так заговорила!

Глава 8.

– Мужчина! – возмутилась Ольга, обращаясь к стоящему впереди пожилому мужчине с закинутыми за голову руками. – Немедленно отойдите в сторону! Слышите меня? Немедленно! От вас на меня тень падает и мне холодно!

Я захлебнулась от смеха, глядя, как мужчина, недоуменно посмотрев на мою сестрицу, лежавшую на шезлонге, в ослепительно белом купальнике с модными перекрещивающими тоненькими лямочками на загорелом плоском животе, отходит в сторону. Взгляд его с недоуменного быстро перерос в заинтересованный, и он сказал с заигрывающей улыбкой:

– Могу согреть, если позволите!

– Не позволю, – резко ответила Ольга, откидывая длинные черные волосы назад, поудобней укладываясь на шезлонг и громко прошептала, – тоже мне, юнец – молодой к…

– Оля! – перебила я, сквозь смех, не давая закончить столь пошлую фразу.

– А что?! – возмущено, посмотрела она на меня. – Сколько ему лет? 85? 90? А стоит посреди пляжа, в стрингах красуется! Тьфу! Еще ручонки наверх закинул!

– Стерва, ты Ольга! – укоризненно сказала я, смеясь. – И что с того, что ему столько лет? Нельзя постоять что ли?

– Да с чего бы я стерва-то?! – возмутилась сестра. – Стоять то можно! Но стринги?! Ты видела эту красоту на дряблом теле?! Бррр! Да я себе не могу позволить в стрингах на пляж выйти! А он то куда?!

– Прекрати, – шикнула я, переживая, что мужчина услышит. В чем то, конечно, она права, но осуждать открыто незнакомого человека-это верх неприличия и безтактности! Не голый же он стоит!

– Да ладно тебе! – воскликнула сестра. – На чем мы там остановились? А то малыши скоро уже проснутся, а мы все поговорить не можем!

– А на чем мы остановились?! Я сон тебе свой рассказала и вдруг тебе мужчина в стрингах помешал. Ты бы лучше порадовалась за него! В таком возрасте и живёт полноценной жизнью, – с усмешкой, ответила я.

– Да рада я, рада за него! – поморщилась Ольга и спросила. – Значит Гаврил Косачек? А как у Татьяны фамилия?

– Сейчас Власова, в девичестве не знаю, – ответила я.

– Надо узнать! – сказала Ольга. – Беги за телефоном, пойдём на пирс сходим.

– Да успокойся ты! – воскликнула я. – Приедем домой и все узнаю. Зачем человека лишний раз дергать?!

– Нет, я поражаюсь с твоей выдержки, – возмутилась Ольга, – неужели тебе не интересно, кто он и что он натворил?!

– Интересно, конечно, – ответила я, – но вдруг там что-то страшное, а тут я с такими вопросами к Татьяне. Не хочется ей больно сделать! Понимаешь ты или нет?

– Ну да, – расстроенно согласилась сестра, – как там все сложно! Скажи?

– Может там то, и нет. Сложно с миром живых связь держать, – предположила я, – подумай сама, если бы все было бы просто, мы бы знали, что после смерти происходит! А нам приходится только догадываться!

– Точно, – сказала сестра, опрыскивая себя водой из пульверизатора, – я знаешь, что вспомнила? Помнишь, Женьку Левшову?

– Помню, конечно, – ответила я, вспомнив девочку из нашей школы, которая некоторое время жила в Ольгином доме. Ее родители, из так называемых интелигентных алкоголиков, оба педогоги в третьем поколении, пили сильно, но тихо. Без мордобоя, и сборищ приятелей, строго вдвоем, после короткого рабочего дня, под декламации стихов Маяковского и песен Высоцкого. Когда Женя училась во втором классе, мама её умерла от цирроза печени, и остались они с отцом вдвоём. Роль хозяйки дома легла полностью на плечи девочки, а та из-за страха перед интернатом старалась на всю катушку и дома чистота-порядок, и отец всегда чистый, побритый, в отутюженной одежде, хоть и пьяный. Помню, в какой ужас привел меня рецепт лукового супчика, рассказанный Левшовой в одинадцать лет. Мы, конечно, ее жалели и подкармливали, чем могли, хотя это было довольно сложно, слишком обидчивая она была.

– Помнишь, мы, лет в четырнадцать, ездили с ней в “Комету”? – прервала мои воспоминания сестра. – И она там рассказывала, что по ночам к ней приходит мать?

– Помню, – ответила я, вспомнив наш пионерский лагерь, – мы сначала пугались, а потом решили, что она специально придумывает, чтобы привлечь к себе внимание.

– Это вы, но не я! – с пренебрежением воскликнула Ольга. – Какое внимание?! Если там и, правда, двери открывались сами по себе, вещи падали посреди ночи!

– Падали, конечно, – усмехнулась я, – а как им не падать, если ты их комком запихивала и дверь захлопывала?!

– Ой, да не в этом дело! – поморщилась сестра, вставая с шезлонга. – Пойдем в воде посидим чуть-чуть? Невозможно лежать уже.

– Пойдем, – согласилась я. Солнце стояло высоко над горизонтом и пекло нещадно.

– Так вот! Пока, вы посмеивались в стороне над бедной девчонкой, – заходя в прохладную воду, сказала сестра, – я выяснила у неё все подробности. Оказывается, спустя три года после смерти матери, она стала приходить к ней сначала во сне, с одним единственным словом: “Забыл!”. Ничего не напоминает?

– Нет, – с иронией, ответила я, наслаждаясь прикосновением морской воды к горячему телу.

– Шутишь? – изогнув одну бровь, нахмурилась сестра. – Ну, шути, шути! Так вот, затем она стала появляться и наяву, по ночам и опять твердила одно и то же. Женька выпросила отца, чтобы тот взял ей путевку в лагерь в надежде, что там мать не станет её преследовать, но в “Комете” она разошлась ещё пуще, выкидывая вещи из шкафов и тряся её кровать. Беспрестанно повторяя: “Отец, Жека! Отец! Молись, доча! Молись!”. В итоге она уехала еще до окончания смены. Помнишь? И странным образом вещи перестали выпадать из шкафов, а шашечки на кроватях перестали дребезжать среди ночи. Скажешь, нет?

– Скажу, не помню про шашечки, – усмехнулась я, – зато помню, что фантазия у тебя всегда была на грани фола! И еще помню, что когда мы школу пошли осенью, Жени уже не было.

– Да, не было! – воскликнула Ольга, крутясь, на манер юлы, в воде. – Ее кто то из родственников забрал, а отца куда-то пристроили на лечение. А еще лет через десять в нашем доме стала появляться, периодически, монашка.

– Как появляться? – испугалась я.

– Да не в том смысле, – воскликнула сестра, взмахнув рукой, поднимая сноп брызг, – реальная монахиня-сестра Евгения. Я Иринку, соседку, распросила, оказывается это наша Женька, ушла от мира, за мать с отцом молится.

– Чушь, Оля! – мотнула я головой, протестуя. – Ну, чушь же! Сама подумай, каково девочке с детства было с такими родителями?! Ясное дело, с психикой проблемы! Сама подумай, какая мать будет так истязать своё дитя? Тем более после смерти!

– А если не чушь?! – воскликнула Ольга. – Дети же и в семьях бичей живут и психика у них, дай Бог каждому! А у нее?! Да, алкоголики! Но тихо, чисто и поесть всегда было, скромно, но было. Я вот думаю, может и Гаврил этот тоже просто алкоголик?

– Не знаю, все может быть! – ответила я. – Только, неужели алкоголику на том свете покоя нет? Их, наоборот, говорят, Бог бережет.

– Бережет! – ответила Ольга. – Только в пьяном бреду они на многое способны, может, натворил чего. А знаешь, что?! Помнишь, мы передачу смотрели про одержимость? Там говорили, что многие алкаши одержимы! Помнишь?

– Ну, там то наговорят! – усмехнулась я, направляясь к берегу. – Хватит выдумывать! Зачем гадать? Узнаю у Татьяны, когда приедем, и придумывать ничего не придётся!

Глава 9.

И всё-таки в пробках есть своя прелесть! Когда ещё появится возможность неторопливо разглядеть великолепие осеннего дня. Словно золотые слитки с красноватыми вкраплениями, листья, украсили проплывающию мимо деревья, и щедро осыпали дорожки. Воздух вокруг стал каким-то насыщенным, даже тягучим, как жидкий мед, а в душе нарастал тоскливый восторг с ностальгическими нотками. Странная смесь, да? Но именно такие эмоции вызывает во мне осень, тем более так резко наступившая для меня осень. Еще вчера было лето в Приморье, шелест волн и голубое сияние неба, изумрудная зелень на близлежайщих сопках, и вчера же, вечером, приехав домой, я погрузилась в волшебную осень. Она меня, можно сказать, оглушила, окутала плотным одеялом, оставив в моей душе минимальную смесь эмоций: восторг, тоску о прошедшем лете и ленивое ожидание чего-то очень-очень хорошего. Я ехала к Татьяне на дачу, в плотном графике дежурств нет времени на бесполезные чаепития, поэтому пришлось рулить за город, в один из пригородных поселков, в которых из жителей осталось от силы два-три человека, а остальные участки облюбовали дачники. Танюшка, одетая в тельняшку с вытянутыми на коленях трикотажными штанами, еще советского производства, заправленными в коричневые резиновые сапоги, в бейсболке на голове, встретила меня возле ворот.

– Здравствуй, красавица! А, загорела то как! – обняла меня Татьяна. – Молодец, что приехала! Мы с Василичем сегодня с утра по грибы сбегали, белых в этом году уродилось, жуть!

Василич, он же Сергей Васильевич, муж Татьяны. Сколько ее знаю, он всегда был Василичем, то ли пятнадцатилетняя разница в возрасте, тому виной. То ли его профессорский взгляд поверх очков, лежащих на кончике носа, но по-другому его мало кто называл. Только если студенты в колледже, где он преподавал латинский язык. Мы прошли на просторную веранду дачного дома, залитую золотом осеннего солнца, где стоял сладковатый грибной аромат. Грибы были всюду, в тазах, корзинах, ведрах, а посреди этого лесного великолепия сидел Василич в резиновых медицинских перчатках на руках и чистил-перебирал крепенькие грибочки.

– Здравствуй, Ева,– ответил на моё приветствие он и указал на стол уставленный, всевозможной тарой, – бери стул, присаживайся к столу. Как дела то? Маленький как? Чего не привезла то? Побегал бы на свежем воздухе, а то сидите в городе, маринуетесь.

Василич сдвинул к краю стола, заполненную грибами, посуду. Выудил из-под стола вазочки с сушками и конфетами, слушая мой рассказ о поездке на море. Я достала, привезенные мной подарки с Приморья – свежие морепродукты и купленные по дороге, пироженные.

– Ну, зачем же ты!? – проворчал Василич.– Лучше б ребятишкам своим, что полезное купила.

Он взмахнул рукой в перчатке, показывая в угол веранды, где лежали оранжевые с зеленоватыми полосами, пузатые тыквы и сказал:

– Но где вам знать, что полезно?! Я тебе уже и тыковку приготовил, еще урожай по мелочи. Тыкву то умеешь готовить?

– Умею, конечно. В микроволновке за десять минут, – улыбнулась я.

– В микроволновке?! – с ужасом произнес он и посмотрел на меня так, как будто у меня вмиг выросли оленьи рога. – Тыкву?! В микроволновке?! Кошмар! Татьяна, да где ж ты запропастилась? Ты слышала?! Тыкву в микроволновке!

– Василич, прекращай! 21 век, а ты микроволновке удивляешься! – весело воскликнула, входящая задом на веранду Танюшка, – Помоги лучше. Вот чаек нам заварила дачный, с мятой и смородиновым листом, грибочки с картошечкой подоспели уже. Ева, расскажи уже ему рецептик, а то не угомониться же.

– Да, Ева, расскажи, пожалуйста, – попросил Василич.

– Ничего сложного, тыкву нарезаю дольками, пересыпаю сахаром и в микроволновку на десять минут, – с улыбкой рассказала я, – можно так есть, а можно и в кашу добавить. Можно медом полить, семечки и орешки добавить. Очень вкусно.

– Правда, вкусно? – недоверчиво спросил Василич. – Как так тыкву отдельно от каши готовить? Вот мы раньше на ночь в духовку ставили…

– Раньше, Василич, – смеясь, перебила Танюшка, – вы много чего на ночь делали. А сейчас все по-другому. Годы, знаешь ли!

– Хех, – крякнул от неожиданности Василич и пробурчал, – по-другому у них…

– Ладно, Ев, кушай, давай, – засуетилась Танюшка, – свеженькое все. Я тебе грибов ведерко приготовила. Управишься сама с ними? Можешь сварить и заморозить, а потом суп варить, картошку жарить. Зимой то ух, как хорошо!

– Управлюсь, конечно, спасибо, Танюш, – ответила я, – да не надо было беспокоиться!

– Да какой там беспокоиться!? Не выдумывай! – махнула рукой Татьтяна и с улыбкой, спросила. – Скажи лучше, там по мою душу никто больше к тебе не приходил?

– Приходил! – воскликнула я, радуясь, что Татьяна сама начала этот разговор.