Текст книги "Огни возмездия"

Тау пристально смотрел на него, но взгляд Хадита был сосредоточен на королеве, и он притворился, будто вообще ничего не говорил.

– Ихаше, – обратилась королева к Хадиту, – если отрубить голову иньоке, это спасет нас от укуса?

– У этого создания много голов, моя королева, – ответил Хадит, – но отрубить нужно ту, которая выказала явное намерение укусить.

Циора склонила голову и обратилась к Келлану.

– Уведи этих предателей скорее, Келлан Окар, – сказала она. – Мы полагаем, что до конца этого долгого дня нашему чемпиону понадобятся его братья по оружию.

Циора повернулась к Тау и Хадиту, и хотя тени от прикосновения Мирембе все еще терзали Тау изнутри, он старался держаться прямо.

– Чемпион Соларин, у тебя и твоих людей было совсем немного времени для скорби и исцеления ран, и нас… нас это очень печалит, – сказала королева.

Он снова почувствовал эту странную близость. Она говорила с ним, как с близким товарищем, с которым не виделась очень давно. Она говорила так, что он почти верил: она сама испытывала боль из-за его потери. Ее глаза говорили ему, что это было правдой.

– Но время и бури не ждут ни женщин, ни королев, и перед вами стоит задача, – сказала она. – Чемпион, ты соберешь бойцов, чтобы выследить ксиддинов? Сделаешь ли ты все необходимое, чтобы залатать брешь в нашем королевстве?

– Моя королева, как я могу оставить вас после того, что произошло? – спросил Тау. – Как я смогу защитить вас, если уйду? – Он сам был удивлен тому, что так говорил, но это было совершенно искренне.

– Ты весьма любезен, но у нас есть королевская стража и мы сами не беззащитны, – ответила она, бросив взгляд на Мирембе, которая сидела, съежившись у пары стульев. – Мы будем осторожны в ожидании вашего возвращения, чемпион Соларин.

Ее ответ прозвучал мягко, но Тау почувствовал себя немного глупо оттого, что подумал, будто лишь он один стоит между королевой всех омехи и теми, кто мог желать ей зла. Но все равно часть его желала остаться с нею.

– Чемпион Соларин, я прошу тебя совершить нечто ужасное, – сказала она. – Ты отнимешь жизнь у вождя Ачака?

И он ответил королеве. И поклялся Богине.

– Не только у него, – сказал он.

Глава вторая

ХАФСА ЭКИН

Солнце еще не зашло, но Хафса Экин была уверена, что день закончится трагедией, которая уже началась и не замедлит продолжиться. Она спешила к внутреннему двору крепости, поглядывая вокруг – не встретится ли по пути кто-то, с кем можно было бы поделиться ужасными новостями. Ей сказали, что королева выйдет провожать Ихаше и Индлову на битву, но Хафса не исключала, что сначала им, возможно, придется драться прямо в крепости.

Генерал, которого она опекала, сбежал. Тот, кому она перевязала обрубленную руку и за кем она, стараясь, как могла, ухаживала все утро, бесследно исчез из лазарета. Стражники, которые его охраняли, были мертвы. Два ее лучших врача тоже погибли. Это было ужасно, непостижимо, но это было еще не все.

Хафса никогда не видела такого прежде, такое вообще мало кто видел, но она читала об этом в дневниках своего ордена, и скрюченные тела мертвецов с открытыми в беззвучном крике ртами сразу навели ее на вполне определенные мысли.

А уж когда она выяснила природу оружия, убившего стражей и врачей, ее страхи практически подтвердились.

Впадая с каждым вдохом во все большее отчаяние, она перешла с быстрого шага на бег. Хафса и торопилась, и боялась, что может оказаться в центре побоища, но еще больше она опасалась того, что уже опоздала.

Полуразрушенный двор с обожженными стенами и засыпанной землей трещиной, из которой, предположительно, появился дракон, был похож на муравейник. Солнце скрывали грозовые тучи, и брусчатка внутреннего двора крепости была скользкой от проливного дождя. День был туманным и словно бы нереальным, но по двору в организованном хаосе сновали самые разные бойцы в кожаных доспехах, серой форме и бронзовых латах.

Несколько солдат заметили ее, но у нее не было времени на жреческие приличия. Королева тоже была здесь, живая и здравствующая, и Хафсе хотелось, чтобы так было и впредь.

Рядом с королевой Циорой стояла ее визирь со своей дочерью Чибуйе. Королева сидела на корточках перед ребенком и улыбалась. Наблюдать за проявлением любви было так умиротворяюще.

Хафса никогда не хотела иметь детей, но с первых мгновений заговора в совете, когда визирь ворвалась в ее лазарет и отдала ей на попечение своего ребенка, она не могла перестать восхищаться яркой и улыбчивой Чибуйе.

Она заботилась о девочке в те дни, когда визирь непрестанно работала над восстановлением того, что разрушил советник Одили. И хотя сама Хафса была далека от того, чтобы делиться с родителями своими заботами, за время, проведенное с девочкой, она многое поняла о том, что такое воспитание детей, и чувствовала себя совершенно спокойно, зная, что Чибуйе с ней ничего не угрожает.

– Хафса! – воскликнула девочка, увидев ее.

Даже при всем ужасе и потерях этого дня от голоса Чибуйе у Хафсы поднялось настроение, и она помахала малышке, прежде чем встать на колени и склонить голову перед королевой.

– Это жрица Экин, ваше величество, – представила ее Нья, и в ее голосе отчетливо слышался вопрос: что Хафса здесь делает?

– Моя королева! – не поднимая головы, поприветствовала Хафса Циору и без промедления продолжила:

– Вам небезопасно здесь находиться.

– Объясни, – велела Нья.

– Встань, – приказала королева одновременно с визирем.

Хафса подняла голову. Нья смотрела на нее сурово, но взгляд королевы был более… мягким. Она не выглядела испуганной, но лишь потому, что пока не знала о том, что произошло.

– Стражники и двое врачей убиты. Генерал… – Хафса не знала, как сформулировать то, что хотела сказать. – Королева Циора, у меня есть причина считать, что…

Хафса едва не вскрикнула. Он возник рядом с королевой, будто из воздуха, но скорее, она просто не заметила, как он подошел. Как вообще получилось, что никто его не заметил.

Он был черен, как уголь, с бритой наголо головой и неестественно гладким лицом, если не считать страшного шрама, тянувшегося от носа к правой щеке. Это явно был Меньший, но одетый в цвета чемпиона – черно-красную кожу – и с двумя мечами по бокам.

Она, конечно, о нем слышала, и это должно было показаться нелепым: видеть Меньшего в одежде чемпиона. Но почему-то нелепо это не выглядело. Скорее пугающе.

«Его глаза», – подумала она. Что-то в них заставило ее вспыхнуть, а сердце забиться учащенно. В них было что-то такое, от чего ей хотелось бежать без оглядки.

– Моя королева, мы готовы… – Его голос прозвучал как скрежет металла по стеклу, словно изъеденный ржавчиной скальпель вонзился Хафсе в позвоночник.

– Не сейчас, чемпион, – сказала Нья.

Чемпион поморщился, и Хафса отпрянула.

– Жрица, говори быстрее, – приказала ей Нья.

– Я… я… – попыталась начать Хафса.

– Мы готовы выступать, моя королева, – настаивал он.

– Соларин! – воскликнула Нья.

Чемпион перевел взгляд с лица Хафсы на визиря, и только тогда она поняла, как сильно были напряжены мышцы ее спины и плеч.

– Ребенок? – спросил он, глядя на Чибуйе.

– Моя дочь, – ответила Нья.

Меньший… нет… чемпион изогнул бровь.

– У вас есть дочь?

– А у вас – глаза и уши, – заметила Нья. – Жрица Экин, ты говорила об опасности.

Прежде чем он успел снова посмотреть на нее, заставив растеряться, Хафса сделала вдох и выпалила:

– Генерал Отобонг бежал из лазарета. Люди, которые его охраняли, убиты, как и мои врачи.

Чемпион выхватил мечи раньше, чем Хафса успела расслышать лязг лезвий. И на этот раз она не смогла сдержать вскрика.

– Удуак, Хадит, ко мне! К королеве! – крикнул он и обвел взглядом двор, высматривая опасность.

– Это не все, – сказала Хафса, но ее голос заглушили тяжелые шаги бойцов, которые бросились к королеве. – Опасайтесь их оружия. Они используют яд.

– Там! – коротко крикнул самый крупный Меньший, какого только доводилось видеть Хафсе. Она могла бы даже принять его за Малого Вельможу, если бы не серая форма Ихаше и отсутствие избыточной мускулатуры, характерной для мужчин касты Вельмож. Давным-давно, в последний год своего обучения, она хотела написать трактат о физических различиях между Меньшими и Вельможами, но ее советник предостерег ее от этой темы, объяснив, что…

– Там, сверху!

Она проследила за пальцем Меньшего и увидела на крепостной стене солдата. Это был Индлову, который стоял, опершись локтями на ограждение крепостной стены. Он опирался, чтобы придать твердость рукам с длинной полой трубкой, из которой он целился в них. Оружия, прижатого к его губам, омехи не использовали, но Хафса сразу его узнала и поняла, что сейчас будет.

– Нет! – крикнула она, когда ассасин дунул в трубку, послав им сквозь вечерний воздух саму смерть. Мелькнули черные кожаные доспехи – чемпион заслонил королеву и успел отодвинуть Чибуйе себе за спину. Хафса услышала звук вонзившегося дротика – глухой, влажный.

От этого звука, похожего на удар веслом по воде, Хафса напряглась всем телом. Но ранило не ее. Чемпион с перекошенным лицом и слезящимися глазами застонал от боли.

– Выньте дротик! – крикнула она, стыдясь облегчения, нахлынувшего на нее от того, что осталась невредимой.

В отличие от него. Он закрыл Чибуйе и королеву своим телом, а Хафса, непроизвольно испугавшись, что у ассасина могло быть несколько дротиков, отскочила в сторону.

– Хадит, останься с нами, – приказал чемпион. – Удуак, останови его!

Огромный Меньший вместе с одним из Индлову помчались к лестнице, ведущей на стену. Хафса осторожно ухватилась за кончик дротика, торчавшего из правого бедра чемпиона, вытащила его и бросила на землю.

Она почувствовала его взгляд, подняла голову и вздрогнула.

– Не трогайте дротик, – сказала она, отводя глаза и замечая красно-черную кровь, сочившуюся из раны. Дротик казался такой мелочью, но был способен легко убить человека.

– Королева Циора, девочка, вы в порядке? – спросил он.

Королева, отброшенная на землю своим чемпионом, прижимала к себе Чибуйе.

– Мы в порядке, – сказала она, обращаясь скорее к плачущему ребенку, чем к чемпиону. – В порядке.

– Чибуйе! Циора! – воскликнула визирь, подбегая и обнимая ребенка и королеву.

Хафса видела, как взволнована Нья, но ей было не до нее. Ей нужно было найти что-нибудь острое, и в поле зрения оказались мечи чемпиона.

– Мне нужен один из ваших мечей, – сказала она.

Чемпион взглянул на нее, и его тяжелый взгляд вновь заставил Хафсу вздрогнуть. Он отвернулся, приказал своим людям охранять королеву, встал и попытался броситься за преследователями ассасина. Но споткнулся, едва не упав, и схватился за ногу.

– Вы не понимаете, – сказала Хафса.

Он покачал головой и захромал к стене.

– В чем дело, жрица? – спросила королева.

Жить чемпиону оставалось недолго, и Хафса не могла понять, почему он счел столь необходимым вступить в бой, когда ассасин был почти схвачен.

На крепостном валу четверо солдат приближались к убийце справа, и еще трое – слева. Он мог бы успеть добежать до лестницы раньше, чем солдаты, но тогда ему путь преградили бы Индлову и огромный Меньший. Выбор был прост: остаться на валу и сражаться против семерых или попытать удачи против двоих.

Он предпочел двоих.

Но Хафса поступила бы иначе. Чемпион спешил к подножию лестницы, а Хафса, сама не зная почему, воспользовалась бы шансом против солдат на стене.

– Жрица? – снова обратилась к ней королева.

– В дротике яд, моя королева, – сказала ей Хафса. – Это драконья кровь.

Меньший по имени Удуак встретил ассасина на лестнице, и как бы Хафса ни ненавидела насилие, она не могла отвести от них взгляда, даже если бы ей пообещали лекарства от всех болезней мира. Удуак ударил первым, обведя своим огромным мечом крутую дугу, но промахнулся, когда противник отскочил назад, приземлившись двумя ступеньками выше и оказавшись вне досягаемости.

Тем временем Индлову, прибежавший вместе с Меньшим, проскочил мимо него и атаковал. Двое Индлову, ассасин и лоялист, обменялись ударами, но оба были заблокированы. Затем, воспользовавшись своим более выгодным положением на лестнице, ассасин пнул лоялиста под шею, выведя из равновесия, и прежде чем лоялист успел его восстановить, ассасин рубанул его мечом.

Хафсе захотелось отвернуться. Она не хотела смотреть на убийство, но лоялист еще не был повержен. Он поднял меч, и лезвие ассасина врезалось в него. Блок вышел не вполне удачным, и ассасин сумел лишь срезать кусочек плоти между шеей и плечом лоялиста, но не отнять жизнь.

Спасшись, лоялист отскочил в сторону, позволив огромному Меньшему занять свое место и продолжить атаку. Они проделали это так плавно, словно исполняли знакомый танец, и Хафса непроизвольно открыла рот, когда Меньший, не теряя ни секунды, взбежал по лестнице, чтобы обрушить свой исполинский меч на голову ассасина.

Ассасин, как челнок, заметался из стороны в сторону. Каким бы невесомым ни казался меч Меньшего в его ручищах, нанести сильного удара ему не удалось.

Внезапно раздался потрясенный крик – кричал лоялист, который уже не участвовал в бою, и которому больше не грозила опасность. Однако вопль оказался таким громким, что мог бы разорвать в клочья его горло.

– Слезы Богини, – проговорила Хафса, увидев, как мужчина споткнулся на лестнице.

Он схватился за порез на шее и согнулся пополам от боли, запрокинув голову под невероятным углом. Вены напряглись так, что стали заметны даже с большого расстояния. Он покачнулся, сделал шаг, другой и пролетел дюжину ступенек лестницы, упав на брусчатку двора.

– Клинок ассасина! – крикнула Хафса огромному Меньшему, оставив королеву и подбегая к раненому лоялисту. – Он отравлен!

Хафса упала на колени перед корчившимся от боли раненым.

– Не шевелитесь, – сказала она, обхватив его голову руками, пытаясь осмотреть рану. – Не шевелитесь!

Лезвие ассасина оставило лишь неглубокий порез на шее Индлову, который выглядел бы довольно невинно, если бы не крошечные брызги черной драконьей крови, пузырившейся по краям разорванной плоти. Хафса знала, что лучший способ спасти отравленного – вырезать пораженную область, предотвратив распространение яда, прежде чем тот достигнет сердца или мозга, но яд попал в шею, а это оставляло ей лишь один вариант.

– Послушайте меня, – сказала она кричащему воину, пытаясь пробиться к его агонизирующему сознанию. – Я вам сейчас кое-что дам. Оно будет горьким на вкус, но вам нужно будет это прикусить и проглотить сок. Вам станет легче.

Его зрачки были расширены, а глаза едва не вываливались из орбит, но она все же смогла привлечь его внимание, и он кивнул, протянув дрожащую руку в отчаянной попытке получить хоть что-то, способное облегчить страдания.

Не отпуская его головы, удерживая, насколько могла неподвижно, Хафса обыскала внутренние карманы своей мантии, чтобы достать нужный мешочек, стараясь при этом не замечать надежды, отразившейся на лице отравленного. Достав наконец снадобье, она развязала мешочек и высыпала содержимое себе в ладонь. У нее остался лишь один шарик промасленных трав, и он был слишком мал. Она едва не зарыдала.

Раненый потянулся к снадобью, положил шарик в рот, прожевал и проглотил. Хафса сидела рядом. И она знала: того, что он принял, было мало. В последние дни она была слишком занята ранеными в битве между приверженцами королевы и предателями Одили, и ей некогда было пополнять запасы лекарств.

Он закричал еще громче и забился в агонии, а через несколько минут все закончилось. Но ей казалось, что прошла вечность. Его остекленевшие глаза были устремлены на нее. Ей виделось в них обвинение, словно он ее проклял. Она пообещала ему унять боль. Но солгала.

Словно бы издалека, она услышала, как бронза лязгнула о бронзу, и, слишком опустошенная, чтобы испугаться, подняла глаза. Ассасин был близко, всего в паре ступенек над двориком. Он заставил огромного Меньшего уступить ему дорогу, грозя отравленным лезвием.

Хафса увидела, как подбегают еще несколько верных королеве Индлову, а со стены спускаются семеро солдат. Положение ассасина было практически безнадежным. К тому же у подножия лестницы его ждал чемпион.

Ассасин, очевидно, тоже это понимал. Он оглянулся, увидел, что путь наверх заблокирован, и спрыгнул вниз, оказавшись рядом с Хафсой и мертвым Индлову. Убийца потянулся к ней, она отпрянула, скорее инстинктивно, чем осмысленно, но внезапно почувствовала, как кто-то отбросил ее от ассасина.

Это был чемпион. Он оттащил ее, встав между нею и убийцей.

– Вдохни глубоко, – сказал чемпион отравителю, – это будет твой последний вдох.

Вблизи можно было наконец рассмотреть лицо ассасина – тонкое, более миловидное, чем заслуживал убийца.

– Укуфа ждет нас обоих, – сказал он. – Дротик, что вытащили из твоей ноги, был пропитан драконьей кровью. Чувствуешь ее огонь, Меньший? Уже жжет? – Ассасин улыбнулся и указал в сторону мертвого Индлову. – Боль это только начало.

Его жест привлек внимание Хафсы к мертвецу, и как только она взглянула на него, ассасин пошел в атаку. Он пытался отвлечь чемпиона, но уловка сработала на ней.

Боковым зрением Хафса увидела, как убийца направил отравленный клинок чемпиону в грудь, и едва она открыла рот, чтобы предупредить его, ее окатило кровью.

Только что чемпиону грозило смертельное ранение, а в следующее мгновение он отвел одним из своих мечей руку ассасина, обезвредив его ядовитое оружие. Но кровь пролил второй меч чемпиона. Он вошел по рукоять в открытый рот убийцы и вышел с задней стороны его черепа, вибрируя, как натянутая струна.

Мертвое тело ассасина упало рядом с Хафсой, и ее предостерегающий крик превратился в вопль ужаса.

– Успокойся, – сказал ей чемпион, присев на корточки и тяжело дыша. – То, что он сказал – правда? Дротик был отравлен?

Понимая, что потрясена до глубины души, она все же сумела кивнуть и пробормотала:

– Вы убили его…

– Убил, – подтвердил он.

– Чемпион Соларин! – крикнул один из воинов, стоявших на стене. – Крепость покидают пять лошадей с четырьмя всадниками. И генерал среди них!

– Кто еще с ними? – спросил чемпион.

– Два Индлову и седовласая женщина.

– Мирембе, – сказал чемпион с отвращением. – Бежит, бросая свой совет.

Хафса, содрогаясь всем телом, подумала, что должна спасти Меньшего.

– Дайте мне ваш меч, – попросила она уже во второй раз.

– Зачем? – спросила Нья, спешившая к ним. Она была уже в нескольких шагах.

– Я должна вырезать яд, прежде чем он сделает свое дело.

– Что с королевой Циорой и вашей дочерью? – спросил чемпион у визиря.

– Они в безопасности. Они… Спасибо, чемпион. В безопасности, – ответила Нья.

Чемпион опустил плечи и кивнул отяжелевшей головой.

Хафса потянулась к одному из его мечей. Чемпион стремительно спрятал его в ножны и схватил ее за запястье. Он смотрел на мертвого лоялиста.

– Почему я должен тебе верить? – спросил чемпион. – Его ты спасти не смогла.

– Было слишком поздно, – сказала Хафса. – Он был ранен в шею, и яд распространился по всему телу. Если он доходит до головы или сердца, то это смерть. Я ничем не могла помочь.

– Он жжет, – сказал он.

Она кивнула.

– И будет гораздо хуже.

– Спаси его, – сказала Нья. – Делай, что должна.

– Яд у него в ноге, – пробормотала Хафса.

– Нужно ампутировать? – спросил чемпион.

– Иначе вы умрете, – сказала она.

– Ты не отрежешь мне ногу, – возразил он, оглядываясь через плечо.

Она повернулась и увидела, что к ним подошла королева. Чемпион, как ни в чем не бывало – словно Хафса не сказала ему секунду назад, что его жизнь уже почти в вечных объятиях Богини, – заговорил с королевой.

– Пять лошадей покинули крепость, – сообщил он. – Там Отобонг, Мирембе и двое Индлову. Последняя лошадь без наездника. По-видимому, она предназначалась их ассасину.

Королева Циора смотрела на чемпиона так, словно ничего, кроме него, на свете не существовало.

– Ты отравлен?

– Мы должны их остановить. Они знают, что у вас есть агенты в Пальме. Нельзя допустить, чтобы они встретились с Одили.

Королева повернулась к Хафсе.

– Я слышала, что ты сказала. Спаси его.

И она вновь обратилась к чемпиону:

– Дай жрице свой меч.

– Нет.

– Чемпион, мы ваша королева и вы сделаете…

– Нет!

К ним подошел еще один Меньший.

– Тау прав, моя королева. Мы должны остановить Мирембе и Отобонга. – Меньший покосился на Хафсу, словно оценивал, можно ли ей доверять, учитывая то, что он собирался сказать. – Они слишком много знают.

– Это не имеет значения, Хадит, – ответила визирь Меньшему. – Они ушли. Вам ни за что не догнать их пешком.

– Тогда мы не будем гнаться пешком, – сказал Хадит. – Сколько лошадей у нас осталось?

Хафсе отчаянно хотелось вселить здравый смысл в каждого из присутствующих. Сейчас было не время говорить о лошадях. Чемпиону следовало отрезать ногу.

– Сколько они взяли? Пять? – переспросила Нья. – Значит, осталось три. Но мало кто умеет ездить верхом.

– Я могу, немного, – заявил Келлан Окар, подбегая. Хафса его знала. Его все знали.

– Я тоже, – сказала Нья. – И, Ингоньяма Окар, хотя я знаю вашу репутацию воина, но нам вдвоем не справиться с четырьмя противниками. У них три Индлову, а Мирембе – могущественная Одаренная.

Королева, словно выйдя из задумчивости, подняла взгляд и отвернулась от чемпиона.

– Мы поскачем на первой из трех лошадей, Ингоньяма Окар и Ихаше Удуак могут сесть на вторую, а ты, Нья, возьмешь третью.

– Что? Нет! – воскликнула Нья. – Королева Циора, вы не можете принимать участие в погоне после…

Королева вскинула руку.

– Нам уже начинает надоедать, когда нам говорят «нет». – Она скользнула взглядом мимо чемпиона и пристально посмотрела на Хафсу. – Жрица Экин, мы призовем королевских стражников, чтобы они держали чемпиона. Спасите ему жизнь.

– Я никому не позволю отнять мою ногу! – ответил Тау.

Королева обрушилась на него:

– Это приказ, чемпион. Как вы смеете! Мы не желаем смотреть, как вы умираете.

– Удуак! – позвал чемпион.

– Нэ? – отозвался огромный Меньший, подходя к ним.

Чемпион вынул из ножен клинок из драконьей чешуи, стянул часть кожаных доспехов, закрывавших отравленную ногу. И хотя сделать это наверняка было больнее, чем если бы он посыпал рану солью, он вынес эти муки достаточно мужественно. От этого сочетания безумия и соблюдения приличий Хафсе хотелось смеяться, но ситуация стала еще безумнее.

– Удуак, вырежи рану с ядом, – сказал он.

Хафса фыркнула: как бы часто ей ни доводилось встречаться с идиотским легкомыслием мужчин, оно всегда вызывало у нее удивление.

– Так нельзя, – сказала она. – Прошло слишком много времени. Яд мог распространиться. Нужно отнять всю ногу.

– Удуак, жрица встревожена, – сказал чемпион. – Вырежи большой кусок.

Огромный Меньший хмыкнул и взял черный клинок.

– Вы не понимаете, – сказала Хафса, стараясь подбирать слова, которые точно будут понятны Меньшим. – Даже если вы вырежете основную часть яда, остатки уже ушли далеко. Того, что останется, хватит, чтобы остановить ваше сердце, но яд причинит невообразимую боль. Она сведет вас с ума. Вы умрете, моля о скорейшей кончине.

Чемпион сфокусировал взгляд на жрице. Она побледнела и подумала, что он уже безумен.

– Боль? – переспросил он, словно в бреду. – Боль перестала на меня действовать тысячу жизней назад. – Не отводя от нее глаз, он обратился к огромному Меньшему. – Режь поглубже, Удуак. Нам нужно убить вождя и отвоевать город, а я и так уже потерял слишком много времени.

Не говоря ни слова, Удуак направил лезвие к истекающей кровью ноге чемпиона, но тот так и не сводил взгляда с Хафсы.

Она не могла вынести такой глупости.

– Дайте мне! – воскликнула она, пытаясь выхватить клинок у огромного Меньшего, но его хватка была тверда, как гранит, и она осталась ни с чем. – Послушайте, – сказала она чемпиону, – ваш человек скорее всего сделает вашу ногу бесполезной, и от нее толку будет не больше, чем если ее просто отрезать. Позвольте мне это сделать. Я отрежу, насколько смогу, немного и не задену мышц и крупных артерий.

Этот довод возымел действие, чемпион скрепя сердце согласился, и, как любила говаривать старая наставница Хафсы, пришло время провернуть в ране нож.

– Это чрезвычайно глупо, но если это все, что вы позволяете, то останетесь со страшной раной, хромотой и жгучей болью, – сказала она ему. – И это лишь до тех пор, пока яд не зайдет так глубоко, что вам покажется, будто вы заживо сгораете изнутри. – Она сделала паузу для пущего эффекта, чтобы он получше вдумался в ее слова. – Неважно, – наконец добавила она. – У вас много острых игрушек. Вам не составит труда покончить с этим самому.

Он кивнул.

– Порез неглубокий, жрица, – сказал он. – Нога должна еще работать.

Этого она не ожидала. Она применяла этот подход сотни раз, и стоило ей должным образом объяснить пациентам глупость их намерений, они всегда соглашались с нею.

Она задумалась, не успел ли яд подействовать на его сознание, но по единственному взгляду в его глаза поняла: подействовал яд или нет, он уже все твердо для себя решил.

Огромный Меньший вручил ей клинок.

– Чемпион… – начала она, предпринимая еще одну попытку.

– Разве нам не следует сделать это поскорее? – спросил он.

– Повязки! – крикнула она опешившему Ихаше. – Принесите мне повязки.

Она вонзила клинок в рану. Из бедра чемпиона хлынула кровь. Хафса изо всех сил старалась представить себе путь, по которому яд распространился по его телу. Кто-то дал ей повязки. Она не знала, был ли это все тот же Ихаше, и не потрудилась на него взглянуть.

Она осмелилась подумать, что это могло сработать. Возможно, чемпион и поживет еще какое-то время. Клинок был острее, чем все скальпели, которыми она работала прежде, и разрез прошел чисто. Досадно было думать, что они потратили столь ценный материал, как драконья чешуя, на мечи, вместо того чтобы изготовить из нее хирургические инструменты.

Завершая зловещую операцию, она подрезала волокна отравленной плоти и удалила их из изуродованной конечности. Кого-то вырвало. Это была Чибуйе. Девочка наблюдала за происходящим, широко распахнув глаза и раскрыв рот.

– Чибуйе, тебе не следует здесь быть, – сказала Хафса, бросая омертвевшую плоть на землю, чтобы освободить руки и перевязать рану. Но девочка не двинулась с места, а Хафса была слишком занята, чтобы ее прогнать.

Чемпион, не проронивший ни звука во время операции, так и не сводил взгляда с Хафсы. Поэтому, когда королева положила прохладную руку ей на плечо, она содрогнулась.

– Моя королева? – сказала Хафса.

– Он будет жить?

– Не думаю, что его убьет яд, по крайней мере не в прямом смысле, – сказала Хафса, наложив последнюю повязку и предоставив чемпиону со стоном натягивать на ногу кожаный доспех. – Но его боль никогда не прекратится и не ослабнет, и я думаю, что, когда воля окончательно его покинет, он погибнет от собственной руки.

– Я умру не так, – ответил Тау, словно его слова могли на что-то повлиять.

Хафсе хотелось сказать ему, что никому нет дела до того, что он думает о своей кончине, и особенно Богине.

– Дай ему все что нужно. Делай то, что должна, – приказала Хафсе королева. – Нья, вели готовить лошадей. Нам нужно выследить предателей.

Визирь приблизилась к королеве.

– Вы должны понять, что это более чем неразумно. Если вы станете преследовать Мирембе и потерпите неудачу, то Одили победит, и народ омехи перестанет существовать.

Королева взглянула на чемпиона и ответила:

– Мы умрем не так.

Визирь сжала губы так крепко, что могла бы поцеловать ими жука.

– Циора!

– Нья, ты сама сможешь справиться с Мирембе?

Визирь ничего не ответила.

– Тогда готовь лошадей, – велела королева. – Мы не допустим, чтобы эти предатели добрались до Одили.

Нья поклонилась королеве и шепнула что-то дочери, которая подошла к Хафсе.

– Жрица, – сказала Нья, – я попрошу вас еще об одном…

– Конечно, я позабочусь о ней до вашего возвращения, – сказала Хафса.

Визирь поцеловала девочку в лоб, пробормотала Хафсе слова благодарности и отправилась выполнять приказ.

Когда она ушла, королева обратилась к Ихаше и Индлову:

– Воин, который сражался и пал за нас, будет удостоен должной чести, – сказала она. – Разожгите для него погребальный костер. Пусть пламя поглотит его тело и освободит душу. И под звездами этой ночи он отправится к Богине, без оков и стыда.

Несколько бойцов выступили вперед, чтобы поднять тело своего павшего брата.

– Келлан Окар, ты сказал, что умеешь ездить верхом, и ты поедешь. Твой меч нам пригодится. Нам нужен воин, который сможет его поднять, – сказала королева, и красавец-Вельможа едва не потерял равновесие, спеша отдать честь. – Жрица, оставайся поблизости. Вероятно, ты понадобишься нам снова, прежде чем все это закончится.

От слов королевы воспоминания о тревогах и потерях этого дня волной захлестнули Хафсу. Солнце еще не зашло, а уже столько людей погибло и стольким предстояло погибнуть.

– Я тоже поеду, – сказал чемпион, пытаясь подняться.

Хафса фыркнула и настолько властно, насколько могла, решительно отрезала:

– Ни в коем случае!

– Теперь наш черед тебе отказать, – сказала ему королева. – Нет!

Пациент Хафсы с усилием поднялся, хотя было видно, что ему больно ступать на раненую правую ногу.

– Я больше не ваш чемпион? – спросил он.

Хафса едва не задохнулась от такой глупости. Но увидела, что королева задумалась. И лишь потому, что Хафса понимала кое-что в людях, иначе не возглавляла бы медицинский орден Саха, она увидела – хотя и не понимала, почему именно это сработало, – что чемпион нашел самые нужные слова.

– Тогда поспеши, чемпион, – сказала королева, уходя. – Предатели не станут ждать.

Ужасно хромая, с тем же выражением лица, что принимало лицо умбуси ее феода перед тем, как она собиралась содрать кожу со спины впавшего в немилость Меньшего, чемпион последовал за королевой.

Глядя ему вслед, Хафса Экин обняла Чибуйе и впервые с тех пор, как стала жрицей, задумалась о том, как рассудит произошедшее Богиня. Она думала о том, не сделало ли ее спасение одних жизней соучастницей в убийстве других.

ПОВОДЬЯ

Тау было так больно, что он едва мог думать, а при каждом шаге бегущей под ним лошади ему казалось, что ногу рубили топором. Боль была почти такой же сильной, как в ту минуту, когда жрица резала его плоть.

– Вижу их лошадей вдалеке! – воскликнула Нья.

Визирь скакала на гнедом коне справа от Тау, за ее спиной сидел Удуак. Он держался за нее так крепко, что ей приходилось бить его по рукам, напоминая, чтобы не ломал ей ребра.

– Где они? – спросила королева.

– В тысяче шагов впереди и немного слева, – ответила Нья.

Тау посмотрел налево. Келлан сидел на белой лошади, скакавшей рядом с ним, но Тау сомневался, что Окара можно было назвать всадником. Келлан смотрел в одну точку, сгорбившись в седле и ворча себе под нос, и казалось, он в любой момент мог вылететь из седла.