Текст книги "Огни возмездия"

– Это был плохой вопрос, – сказала она.

– Нет… хороший, – поправил ее Тау. – Внутри есть окна?

– Окна?

– Кто-то может попасть в ваши покои иначе? Не через эту дверь?

– А, окна… Нет. Тебе нужно осмотреть покои? – спросила она.

– Осмотреть… э-э… нет. Если нет окон, то не нужно.

– И других дверей тоже нет.

– Да, это хорошо. Я… мне как раз стоило спросить, нет ли их.

– Так нам запирать?

– Эту дверь?

– Она тут единственная, – ответила она.

– Да, думаю, вам стоит ее запереть.

– Тогда мы запрем. Мы переоденемся и ляжем спать. Тау сомневался, что ему следует отдавать честь после этих слов, поэтому он просто стоял и не двигался.

– Эм-м… продолжай нести службу, чемпион.

Это наставление не помогло. Ему не оставалось ничего, кроме как стоять на месте. Она будто бы поняла это, потому что тут же исчезла за дверью и закрыла ее за собой. А мгновение спустя он услышал, как щелкнул замок.

– Сик, что это вообще было? – пробормотал Тау, снова почесав голову. Нога отозвалась болью, и ему захотелось дать ей отдохнуть, но он не позволял себе прислониться к двери. Богине не понравится, если королева услышит, как он прислоняется, и она снова выйдет из покоев.

Вместо этого он сделал два шага к стене и прислонился к ней. Помассировал ногу рядом с повязкой. Не помогло.

Тау поморщился от нового приступа боли. Он не мог представить, как вынести столь бесконечные, непрекращающиеся муки, если они распространятся по всему телу. Они сведут его с ума. Кого угодно свели бы. Жрица, подумал он, была, пожалуй, права. Стоило позволить ей отрезать ногу.

Он закрыл глаза, отгоняя эту мысль. Драконья кровь, так или иначе, действительно могла распространиться. Ему не придется терпеть эту боль долго – лишь до тех пор, пока он не убьет Одили. Тау открыл глаза. Лишь до тех пор, а потом он…

В пяти шагах от себя, на углу коридора, за которым его не видели остальные стражники, Тау заметил демона. Существо сидело на задних лапах, по-звериному их подогнув. На плоской морде было три глаза без век и оскаленная пасть с острыми, как кинжалы, зубами.

Тау оттолкнулся от стены, руки уже схватились за мечи, когда сзади налетел сквозняк. Оторвав взгляд от угрозы спереди, он развернулся и увидел королеву. Клинки пришлось отвести.

Циора отпрянула. На ней была лишь тонкая ночная рубашка из мерцающего прозрачного материала. Она выглядела…

Демон!

Он снова повернулся к твари, выставив мечи перед собой, но обнаружил, что драться ему не с кем. Тварь исчезла, и коридор был пуст.

Тау повернулся к королеве.

– Здесь только мы, – сказала она, переводя взгляд с его лица на клинки.

Тау выдохнул, все еще высматривая чудовище, но того уже не было. Оно исчезло, словно и не бывало. Опустив плечи, он убрал мечи в ножны.

– Я подумал, я… – Сначала в конюшне, теперь в коридоре. Видения становились все более яркими.

– Нам следовало постучать, прежде чем открыть дверь. Чтобы тебя предупредить.

Эта мысль показалась ему странной – чтобы она стучалась, выходя из собственных покоев.

– Простите, – сказал он. – Я… я не в себе.

– На тебя слишком много всего навалилось в столь короткий срок. Невозможно оставаться в лучшей форме, – сказала она, милостиво его прощая.

Тау опустил голову. Его трясло, он опасался за свой рассудок.

– Мы не могли уснуть, – сказала она. – Мы пытались, но… чемпион, можешь… можешь зайти? – спросила королева, отступая в глубь покоев и освобождая ему путь.

СКОРБЬ

Действительно, в комнате не было ни других дверей, ни окон, но это не мешало ее великолепию. Высота потолков была вдвое больше роста Тау, а стены были выкрашены в мягкий зеленый цвет молодой травы, влажной от дождя. Справа стоял низкий столик с парой стульев, и у всего гарнитура были резные ножки в виде драконьих лап.

В другой части комнаты, за зоной отдыха, располагалась более крупная мебель, назначения которой Тау не смог определить. Один деревянный предмет, высотой с него самого, скрывал свое содержимое за двумя закрытыми дверцами на лицевой стороне. Другой был шире и ниже, с полками, и на них было столько одежды, что хватило бы шестерым женщинам на три жизни.

«Расточительно», – подумал он, отворачиваясь к кровати.

Кровать была ему, по крайней мере, знакома, пусть тоже не без странностей. Во-первых, она была огромной, шире и длиннее той, на которой они с Зури когда-то…

Тау хотел проглотить ком в горле, но оно совершенно пересохло. Он отвернулся от кровати, прогоняя воспоминание.

– Ты видишь комнату, но не тех, кто в ней, – сказала королева.

Чтобы не смотреть на ее ночную рубашку, Тау не сводил взгляда с ее лица.

– Я мало видел подобного, моя королева.

– Ты о комнате? – спросила она.

Он кивнул.

– Для тебя это непривычно?

Он подтвердил и это.

– Значит, в своей королеве ты уже не видишь ничего необычного?

– Разве это так? – Тау готов был решить, что она сердится.

Но раздражение это, если это действительно было оно, тут же исчезло за ее привычной маской равнодушия.

– Сказав, что мало подобного видел, ты имел в виду такие покои?

– Не совсем такие, – ответил он, – но… мне вспомнились гостевые комнаты в моем Исиколо.

– В… Южном?

– Да, моя королева.

– Но там ты учился. Это был твой дом. Зачем тебе было жить в гостевых комнатах?

– Жить? Нет, моя королева. Я там не жил. Меньшим не позволяли…

Теперь настал его черед смутиться.

– Тогда что?

У Тау пересохло во рту.

– Я бывал в тех комнатах, чтобы увидеться с подругой. – Она выжидающе склонила голову набок, и Тау прочистил горло. – Я навещал Одаренную Зури Убу в гостевых комнатах Исиколо, когда она там ночевала.

Она по-прежнему держала голову прямо.

– Одаренную, которая… – Она моргнула. – Вы были… близкими друзьями?

Это Тау едва ли хотелось обсуждать.

– Можно и так сказать.

Ее выражение лица не изменилось, но он снова почувствовал – он был готов в этом поклясться – ее раздражение.

– Нам не нужно знать, как это можно назвать, – сказала она. – Мы хотим знать правду. Как бы ты это назвал?

– Как бы я это назвал? То, что я чувствую сейчас? – проговорил Тау. – Я бы назвал это скорбью.

Его голос сорвался на последнем слове, и он умолк. Она тоже молчала, и напряжение между ними стало почти осязаемым.

– Нам жаль, – сказала она наконец. – Это было жестоко. – Она выдержала паузу. – Не стоило вмешиваться в твое…

Тау кивнул и опустил подбородок, стараясь совладать с чувствами.

– Твоя нога, – проговорила она, чеканя каждое слово. – Наверное, она болит?

– Болит.

– Прошу, садись, – предложила она, указав ему на стул.

Тау должен был охранять ее, а стражам едва ли полагалось сидеть, но он был слишком изнурен, чтобы беспокоиться о приличиях. Он присел на стул – его подушки показались ему мягче самих облаков, и не отрывая глаз от пола, Тау услышал, как королева зашуршала простынями на кровати.

– Мы сожалеем о твоей потере, чемпион Соларин.

Не доверяя своему голосу, он поднял глаза. Она лежала под одеялом в окружении множества подушек. Циора казалась такой миниатюрной, юной и слегка неуверенной.

Ему хотелось спросить, зачем ему сидеть здесь, в ее комнате. И еще больше – спросить, почему она считала себя способной привести их всех к лучшему будущему, и каким, во имя Богини, она это будущее видела. Но он не спросил. Он был здесь, чтобы ее охранять, а не надоедать.

– Мы хотим, чтобы наш народ жил достойно, – сказала она, поразив его тем, насколько близки оказались ее слова его мыслям. – Мы хотим исправить ошибки, которые совершили.

Пожалуй, он мог себе позволить уточнить.

– Ошибки? – переспросил он.

– Наше отношение к Меньшим, наше отношение к ксиддинам. Это не то, чего желает Богиня, и нам едва удалось остаться в живых, потому что мы не жили как положено.

– Не жили?

– Нет.

– И вы нас спасете? – спросил он.

Она посмотрела на него так проницательно, словно заглядывала в душу. Ему это не понравилось.

– Мы спасем друг друга, – сказала она.

Он усмехнулся так сдержанно, как только мог.

– Королевы, правившие до нас, не слушали.

– Своих советников?

Она покачала головой.

– Свою Богиню.

От подобных разговоров Тау всегда становилось неуютно, и он уже начал жалеть о том, что спросил.

– Не слушая ее по-настоящему, мы едва не ступили на ложный путь, – сказала она. – Но заговор, нарушенный мир и даже перемена в Меньших, после того, что они увидели в тебе, – это все часть большего – того, что приведет нас к лучшей жизни.

Ему хотелось ответить, что без тех, кого он лишился, лучшей жизни быть не могло.

– Вы правда в это верите? – спросил он вместо этого.

Его вопрос, казалось, удивил ее, она не смогла скрыть этого за своей маской.

– Да, – ответила она. – Мир пошатнулся, и нам предстоит это исправить.

– Для кого, моя королева? Для Вельмож? Для Меньших?

Она ответила размеренно, понизив голос, будто выдавая опасную тайну.

– В нас больше общего, чем различий, – сказала она.

– Что? – переспросил Тау. Ведь это были слова Джавьеда.

– Мы здесь, чтобы все исправить, – сказала она.

Он едва не замотал головой, но вовремя смог сдержаться. Он видел, что она действительно верила в то, что говорила, но это не имело значения.

Сколько они уже так жили? Могла ли королева, девушка из касты Придворных Вельмож, оказаться той, кто все изменит? Он не представлял лучшей жизни без отца, Зури, Джавьеда, без братьев по оружию, что ушли к Богине. Он потерял слишком много, и от этого было больнее всего.

И все же, Тау не мог не видеть надежд всех тех, кого он потерял, в этой странной королеве. Она обладала силой, смелостью и страстью, и как бы это ни было невозможно, он не был настолько бессердечен, чтобы позволить ей гнаться за своими фантазиями о лучшем мире в одиночку. Он не мог так поступить с этой юной королевой, и прямо сказал ей об этом:

– Вам следует отдохнуть. И пока я чемпион, клянусь: я буду защищать вас, и если настанет день, когда я не сумею этого сделать, рядом окажутся люди, которые встанут на вашу защиту вместо меня.

Он надеялся, что его слова ее утешат, помогут ей уснуть. Он говорил то, что думал. Он представлял, как она возьмет Пальм в осаду. Он видел это и думал, что его слова успокоят ее. Но он забыл, что говорил с монархом, ведущим войну.

– Люди вроде вас, чемпион Соларин? – спросила королева Циора, садясь в постели. – Неужели это возможно?

Тау прикусил язык, раздумывая, чем может обернуться правда, но все-таки его любовь к отцу, Зури, Джавьеду взяла верх, и он решил довериться королеве и ее надеждам на лучшую жизнь. Он решил, что если уж он сражается на ее стороне, то они разобьют всех, кто им воспротивится.

– Возможно, – сказал он.

Она наклонилась вперед, и он заметил, что маска бесстрастия исчезла.

– Как?

Глава пятая

НЕВРЕДИМ

– В мире мертвых я провел больше времени, чем в мире живых, – сказал Тау королеве. – В Исиколо я узнал, что… – Ему хотелось найти слова, которые не покоробили бы ее. – Богиня велела мне отправиться в Исихого и обрести там подлинную силу, и во мгле темного мира я ждал прихода демонов и сражался с ними.

Она наклонилась вперед.

– Демонов нельзя убить, по крайней мере, мне это не удается, но как бы то ни было, я могу возвращаться в Исихого снова и снова, сражаться и учиться всем способам, какими человек, демон или любое живое существо стремится причинить вред другому. При этом время во мгле идет по-другому, и я могу обучаться дольше, чем кто-либо.

Королева стиснула пальцами краешек простыни.

– Богиня, она послала тебя к нам для… этого.

Тау ничего не ответил.

– Расскажи поподробнее, – попросила королева. – Исихого забирает твою душу, но не тело, а время, что ты там проводишь, не делает твоих рук и ног сильнее в этом мире.

Тау кивнул.

– Мое тело отточило навыки в Исиколо, но настоящее значение имеет не тело, а разум.

Она сдвинула брови.

– Разум?

– Моя голова полна… насилия. Его способов, вариаций, самой его сути, и когда я дерусь… – Тау чувствовал, как закипает кровь от одних лишь слов об этом, – я чувствую, как все будет или как должно быть. Словно вспоминаю слова знакомой песни, которые вот-вот прозвучат.

Королева пристально взглянула ему в глаза.

– Богиня показывает тебе будущее?

– Нет, просто… я пережил столько насилия, что оно стало частью меня, – сказал он. – Я вижу все возможности и вероятности. – Он старался объяснять понятнее. – Представьте, что бросаете в меня камень…

– Камень?

– Он еще не упал, ему еще лететь, но я знаю, куда он упадет. Я могу перехватить его в воздухе, потому что я практиковался так часто, что знаю, где он окажется.

– Это больно? – спросила она.

Он сразу понял, что она имела в виду.

– Это сопряжено с муками, моя королева.

– А боль утихает? Ты… привыкаешь?

– Нет.

– Тогда что тебя заставляет все равно делать это?

Тау задумался над ответом.

– У всего должны быть последствия, – сказал он. – Зло должно быть наказано, иначе оно продолжит свое дело, пока не поглотит все хорошее.

Королеву это не убедило.

– Ты делаешь это, потому что сражаться со злом – твоя священная миссия?

Тау обвел глазами комнату, раздумывая: какую часть правды ей открыть?

– Абаси Одили убил отца просто так, – ответил он. – Убил так легко, потому что не считал жизнь, которую отнял, достаточно ценной. Вельможи думают, что мы меньше стоим, меньше чувствуем, но они не правы, я им это докажу.

– Ты их накажешь?

– Его – да, – ответил Тау, чувствуя, как колотится сердце. – Я уничтожу его на глазах у толпы Вельмож. Я лишу его достоинства и человечности, потому что хочу, чтобы все видели, как это легко и отвратительно – заставить кого-то перестать быть личностью.

– Значит, ты будешь бороться со злом, сея зло?

– Нет, – ответил Тау, – я возвращу себе человечность, уничтожив того, кто отрицает ее во мне. Нельзя уговорить человека отказаться от власти над тобой. Его нужно заставить это сделать.

– Тау, – ему было непривычно слышать свое имя из ее уст, – разве ты не оправдываешь таким образом свое право причинять вред? И кто, кроме тех, кто поддался злу, может решить, что имеет такое право?

Она перевернула все сказанное с ног на голову.

– Вы обещали мне Одили, – напомнил он.

– И мы сдержим свое слово, чемпион.

– Как и я. Вы можете рассчитывать на мою преданность, – сказал Тау, опасаясь, не выглядит ли он торгующимся.

В ее взгляде мелькнуло сочувствие, но исчезло так быстро, что Тау сомневался, что действительно видел его.

– Позволь задать тот же вопрос иначе, – сказала она. – Как ты это выдерживаешь? Сражения, смерти, ужасы. Как ты остаешься невредим?

Вопрос показался Тау слишком прямым, и он старался не отводить взгляда от ее лица, боясь, что если оглядится вокруг, увидит демонов.

– Точно не знаю.

– Зато мы, возможно, знаем, – сказала она. – Невредимым ты остаешься по воле Богини, и тебе следует уважать Ее веру в тебя. Ты говоришь, что Вельможи хотят, чтобы ты казался меньше, чем есть, но думая лишь о мести, ты сам унижаешь себя. Тау Соларин, ты здесь не ради того, чтобы убить лишь одного человека, – сказала Циора. – Ананти бережет тебя не ради этого.

– Возможно, – сказал Тау, стремясь закончить разговор.

– Скажи мне, – продолжила королева, меняя тему, – ты можешь перенести в Исихого других, чтобы они делали то же, что и ты?

– Могу, – ответил Тау, вспоминая старого Батрака, которого не сумел спасти от меча Отобонга. Будь у Тау больше людей с его умениями, меньше невинных бы погибло, больше битв было бы выиграно. Вместе они сумели бы изменить мир так, как он не сумел бы в одиночку.

– Они смогут выдержать? – спросила Циора.

– Да, если я выберу нужных людей.

– Богиня назвала их имена?

Хранить молчание, когда кто-то нес нелепицу о Богине, было одно, но напрямую лгать о том, что Она называла ему чьи-то имена, – совсем другое, и на это Тау пойти не мог.

– Полагаю, я знаю, кого выбрать, – сказал он.

– Ты слышишь Ее голос?

Прикусив внутреннюю сторону щеки, он покачал головой.

– Тогда мы не должны позволять другим это делать.

– Моя королева…

– Риск слишком велик. Без Ее руководства нельзя давать власть тем, кто ее недостоин. Если создашь группу Ингоньям-убийц, только представь, что случится, когда они отвернутся от нашей цели.

– Моим братьям по оружию можно доверять…

Она покачала головой.

– Если они осознают, какую власть ты им даешь, и если они окажутся недостойны, то мы… ты выпустишь в мир больше зла, чем когда-либо сумеешь обуздать. Волею Богини ты невредим, Тау Соларин, но даже при этом внутри тебя идет страшная борьба. Поклянись нам, что никому не откроешь этот путь.

– Королева Циора…

– Поклянись.

Тау не мог достаточно быстро разобраться в собственных чувствах, чтобы понять: расстроен он этим внезапным поворотом или испытывает облегчение. Как бы то ни было, выбора ему не оставили.

– Клянусь, – ответил он.

Она склонилась к нему и сказала так тихо, что он едва ее расслышал:

– Хватит тебя одного.

Не для Арена, не для Ойибо или Джавьеда, или…

– Одного тебя достаточно, – сказала она.

…Зури. У него защипало в глазах, выступили слезы.

Ему хотелось отвернуться, но он не мог: он не был уверен, что не увидит демонов.

– Тау, – сказала она, и, слезы Богини, его имя прозвучало из ее уст с искренним теплом и доброжелательностью. – Хватит тебя одного.

Он опустил голову, чтобы смахнуть слезы, довольный уже тем, что Циора проявила достаточно такта, чтобы позволить ему немного посидеть молча.

– Мы сожалеем обо всех, кого ты лишился, – сказала она через некоторое время.

Не поднимая головы, Тау благодарно кивнул.

– Мы рады, что ты здесь, – сказала она, укладываясь в кровать.

Тау поднял голову и увидел, что она полностью расслабилась. Совершенно успокоилась в его присутствии. Их беседа, его признание и ее толкование его слов сделали свое дело. Она действительно верила, что его к ней привела Богиня.

Королева закрыла глаза, ее дыхание замедлилось, и очень скоро она уснула. Умиротворение, которое приносила ей его преданность, заставило Тау задуматься о том, не стоило ли ему самому чаще молиться. Но эта мысль вызвала у него лишь грустную улыбку. Молитвы не могли дать ему того, чего он хотел.

Закрыв глаза, Тау позволил своей душе выйти на свободу. Он не делал этого слишком долго. Достаточно, чтобы у него возникло ощущение, будто демоны ищут его, а не наоборот.

Он умирал тринадцать раз, и каждая новая смерть была страшнее предыдущей, каждая приносила мучения. Он мог бы успеть больше, прежде чем решимость шла на убыль, и он винил в нежелании продолжать сражаться тяжелую ночь и еще более тяжелый день. Но прежде чем страхи и сомнения сумели захватить его, Тау прогнал их и закрыл глаза.

Бои, в которых следовало побеждать, начинаются внезапно, независимо от того, насколько воин устал, ранен или занят другими делами. Это Тау хорошо знал. Как знал и то, что разница между теми, кто пал, и теми, кто устоял, в том, что последние продолжали бороться, несмотря на любые обстоятельства, невзирая на трудности и вопреки своим страхам.

Едва Тау позволил своей душе вырваться на свободу, он услышал, как щелкнул замок спальни королевы. И хотя его разум и тело противились столь грубому вмешательству, Тау с усилием вернул себя в Умлабу и выхватил мечи. Но перед ним оказалась всего лишь визирь.

ПРЕДАННОСТЬ

Подавив крик, Нья отпрянула, ударившись спиной о приоткрытую дверь.

Тау убрал мечи в ножны.

– Визирь, – поприветствовал он ее, низко поклонившись, чтобы не выдать своего смущения, и думая, что ему пора бы перестать угрожать клинками всем подряд.

– Дай Меньшему меч и моргнуть не успеешь, как он лишит себя достоинства, – сказала Нья, потирая шею одной рукой, а второй закрывая за собою дверь. – Почему вы здесь?

– Королева попросила.

– Попросила? О чем?

Тау выпрямился во весь рост, но его голос опустился до шепота.

– Полагаю, это касается только меня и королевы, – ответил он, раздражаясь от того, что ему не хватало роста, чтобы смотреть на визиря сверху вниз, и чувствуя, как краснеет от собственных слов.

– Как вы смеете даже предполагать… – прошипела она. – Кем вы себя возомнили, вы…

– Не так мы хотели проснуться, – сказала королева, садясь и потягиваясь, отчего рукава ее ночной рубашки скользнули от запястий к локтям.

Тау отвернулся и уставился в пол, краснея вдвое сильнее прежнего от осознания того, что королева наверняка слышала его слова.

Совладав с мимикой, Нья слегка поклонилась.

– Моя королева.

– Долго мы проспали? Не может быть, чтобы наступил новый день. Неужели сейчас вечер?

– Прошу прощения, – сказала Нья. – Солнце еще светит, и если бы я могла быть уверена, что вас можно еще на пару промежутков оставить здесь одну, – она перевела на Тау острый, как кинжал, взгляд, – я бы так и поступила, однако новые известия не допускают промедления.

Тау отважился взглянуть на королеву. К счастью, рукава вновь прикрыли ее запястья, но увидев ее лицо, он уже не думал, куда отвести взгляд. Циора была изнурена, а Нья явилась, чтобы обременить ее еще сильнее.

– Королеве нужен отдых, визирь, – сказал он.

Тау не боялся Ньи, но она ответила ему таким взглядом, что он судорожно проглотил ком в горле.

– Я служу королеве Циоре с самого ее детства. Я была рядом с ней дольше, чем вы можете себе…

– Нья, – вмешалась королева.

Тау видел, что спасением дочери визиря он немного смягчил ее отношение к нему, но это означало лишь то, что в ее глазах он вырос из иньоки в идиота. То есть стал менее опасен, однако по-прежнему остался существом, которому в приличном обществе было не место.

Нья повернулась к нему спиной, словно могла таким образом стереть его с лица земли, и обратилась к королеве:

– С фронта пришло донесение. От генерала Биси.

– Мы опоздали? – спросила королева. – Неужели Мирембе и Отобонг передали Биси известие? – Она широко распахнула глаза. – Он идет на нас?

– Дело не в них, – сказала Нья, – и Биси еще никуда не идет.

– Тогда в чем дело?

– В Одили.

Услышав это имя, Тау стиснул зубы.

– Понятно, – ответила королева, сбрасывая одеяло и спуская ноги с кровати. – Собери Совет Стра… Чемпион, соберешь тех, кто остался нам верен? Похоже, до окончания войны мы не можем себе позволить даже короткой передышки.

Тау отдал ей честь.

– Визирь, прошу, останьтесь. Поможете нам одеться и заодно расскажете, что случилось.

– Моя королева, – поклонилась Нья.

– Сбор в конюшне через половину солнечного промежутка.

– В конюшне? – удивилась Нья.

Циора кивнула.

– Да, там нужно кое-что сделать.

ВОЗМОЖНОСТЬ

Отдыхать было некогда: до начала военного совета оставалось всего полпромежутка. Чувствуя себя плохо подготовленным к возложенным на него обязанностям, Тау отправился в лазарет. Хадит стал гранд-генералом королевы, и Тау молился, чтобы он пришел в себя. Возможно, это было жестоко – надеяться на помощь брата по оружию, когда еще и суток не прошло с тех пор, как он был ранен, но Тау понятия не имел, кого ему собирать, но думал, что Хадит мог бы назвать ему пару имен.

Чем ближе он подходил к лазарету, тем сильнее чувствовал вину. Он уже несколько дней не навещал Джабари. Тяжело было находиться рядом с другом, когда не можешь отделаться от чувства, что подвел его.

– Чемпион! – Двое Ихаше, охранявших дверь лазарета, резко выпрямились и отдали ему честь.

Сопротивляясь желанию оглянуться, чтобы проверить, не реагируют ли они так на кого-то другого, Тау кивнул этим двум чистокровным, явно старшим по возрасту, и шагнул к двери. Один из Ихаше распахнул створки, и Тау вошел в палату с желтоватыми стенами.

Вдоль стен лазарета тянулись ряды коек, а сводчатые окна выходили на тенистую террасу. Когда Тау в первый раз навещал Джабари, это место его смутило. Лазарет представлял собой капитальное строение, напоминавшее палатки, которые были у Ихаше и Индлову на Королевской Сече. Тау сказал об этом Хадиту, а тот ответил, что на самом деле так выглядели все лазареты.

Спустя много циклов после того, как омехи впервые высадились на Ксидде, они жили в палаточных лагерях. В битвах, которые непрестанно велись в тот ранний период, медики спасали раненых и провожали в последний путь погибших в таких палатках. И то ли в надежде почтить те отчаянные времена, то ли просто потому, что не задумывались об иных формах, жрецы Саха строили свои лазареты в виде палаток.

Задумавшись о том, как облик прошлого становится обликом настоящего, Тау увидел Хадита.

Его брат по оружию лежал на койке у окна. Его глаза были закрыты, а лицо выглядело напряженным, словно даже дыхание давалось ему с трудом. На стуле рядом с его койкой сидел Удуак. Они держались за руки, запястье за запястье, и подбородок Удуака был опущен к груди. Здоровяк спал, и Тау знал: он не уходил с тех пор, как его сюда пустили.

– Брат, – позвал Тау, положив руку здоровяку на плечо.

Удуак открыл глаза и поднял голову.

– Фу!

– Что?

– Ужасно выглядишь, – пояснил он.

– А сам, думаешь, лучше?

Удуак слабо улыбнулся Тау и повернулся к Хадиту.

– Мне нужно с ним поговорить, – сказал Тау.

– Когда проснется.

– Нужен его совет.

– Когда проснется.

– Так, ладно, я проснулся, и что? – сказал Хадит и поморщился, коснувшись перевязанной груди.

– На что ты, по-твоему, надеялся, Хадит? – спросил Тау.

– Когда?

– Сам знаешь, когда.

– Когда я дрался с разъяренной ксиддинкой? Я думал, что наш Ингоньяма проигрывает, и что он погибнет, если я не помогу.

– Он погиб.

– Знаю, но я пытался это предотвратить.

– Глупо драться с разъяренной…

– Тебе ли винить кого-то в глупости? – сказал Хадит, и Удуак утвердительно хмыкнул.

Тау не сразу нашелся с ответом:

– Я знаю, кем, наверное, кажусь, но я стараюсь как могу.

– Не могу не заметить, что мне повезло учиться у лучших, – усмехнулся Хадит.

– Тебя едва не убили, – парировал Тау.

– Едва!

– Ты… ты не сможешь больше драться.

Хадит хотел было пожать плечами, но поморщился от боли и замер на середине движения.

– Не буду особо скучать по этим танцам с мечами. Это все равно была растрата моих талантов.

На словах он храбрился, но Тау видел, что стояло за ними.

– Мне жаль, – сказал он.

– Не стоит.

– Правда жаль.

– Ладно. Я все-таки принадлежу касте Правителей, и уверен, учитывая события последних дней, что королева найдет мне хоть какое-то местечко в своей бюрократической администрации.

Тау услышал, как зло прозвучали слова Хадита, и поспешил исправить ситуацию.

– Тебе еще никто не сказал?

– Чего мне не сказали? – спросил Хадит.

– У королевы есть для тебя должность.

– Смело с ее стороны, – сказал Хадит. – Я ведь мог и не пережить эту ночь.

Тау пожал плечами.

– Жрица говорит, это чудо, что ты так легко отделался. Что только легкое пострадало.

Хадит покосился на Тау.

– Только оно.

– Ему нужен отдых, – сказал Удуак.

– Чего она от меня хочет, наша королева? – спросил Хадит.

– Чтобы ты отдохнул, – ответил Удуак.

– Она назначила тебя своим гранд-генералом.

Хадит непроизвольно попытался сесть, и Тау увидел, какой болью отозвалось это резкое движение.

– О Богиня, как больно! – простонал Хадит. – Ты сказал «гранд-генералом»?

Тау кивнул:

– Она объявила об этом перед жителями Цитадель-города.

Хадит попытался рассмеяться.

– Смеяться тоже больно, – сказал он.

– Гранд-генералом? – переспросил Удуак. – Скажи ей, что он не сможет.

– Я должен ей сказать об этом? – спросил Тау.

– Ты же чемпион, – ответил Удуак.

– Ты же это не всерьез, – воскликнул Хадит. – Она что, хочет нового переворота? Я ведь Меньший, и мое назначение лишь усилит противостояние между кастами вместо того, чтобы сгладить его, как она того хочет. Сделав меня военным правителем, она увеличит раскол, который ей нужно сократить. Зачем, во имя любви Ананти и ненависти Укуфы, она… – Хадит снова попытался сесть. – Тау!

Тау развел руками.

– Она попросила моего совета.

– Нет, неправда, – понял Хадит. Его глаза забегали: он лихорадочно размышлял. – Она попросила тебя им стать!

– Нэ? – только и смог ответить Тау.

– Не нэкай мне! Она попросила тебя стать командующим, а ты сказал ей, что я справлюсь лучше.

– Тау… – прорычал Удуак.

– Ну, это правда, – признал Тау.

– Нсику! – воскликнул Удуак.

– Что сделано, то сделано, и я настаиваю, что это было верное решение, – сказал Тау. – Стань я гранд-генералом, мы не протянули бы и сезона.

– Я Меньший, Тау, – сказал Хадит.

– Как и я! А ты сам говорил, что нам нельзя допустить, чтобы это слово, которым они нас называют, полностью отражало нашу суть. Ты сам говорил, что это нужно изменить, и я знаю: это трудно, но сейчас у нас есть возможность сделать это. Думаешь, если отказаться, сразу станет легко? Неужели твои идеалы, твои принципы были важны только тогда, когда не доставляли тебе неудобств? Неужели ты не видишь, что…

– Хватит!

– Нет! В этом я прав и…

– Хватит, Тау. Когда выиграл спор, лучшее, что можешь сделать – это заткнуться и принять свою победу.

– Победу?

– Это опасно… даже глупо, но ты прав. Это реальный шанс что-то изменить, и что бы я был за человек, если бы им не воспользовался?

– Ты был бы жив, – ответил Удуак.

– Все равно немногие из нас такое переживут, – сказал Хадит. – А так у нас хотя бы будет право голоса в вопросе о том, как нам строить свою жизнь.

Удуак убрал руку, отпустив Хадита.

– Удуак… – начал Хадит.

– Какую жизнь? – спросил здоровяк, оглядываясь вокруг.

Хадит снова протянул руку к Удуаку.

– Ту, которую мы сами сможем построить, приложив все силы.

– Королева созывает своих… советников, – сказал Тау, возвращаясь к насущным делам. – Что-то случилось с Одили и генералом по имени Биси.

– Биси? Он командует одной из наших воинских яростей. Это наш величайший герой войны, – сказал Хадит.

– Как скажешь.

– Ты не знаешь, кто это, да, Тау?

Тау скрестил руки на груди.

– Как… как ты учился в Ихаше Исиколо, если не знаешь даже…

– Сам знаешь, как я учился, – ответил Тау.

Хадит, не сводя с него взгляда, медленно моргнул.

– Ты прав. Знаю.

– Королеве нужны советники, в том числе военные, и я должен помочь их собрать. Так вот, ты ее гранд-генерал. Кого мне следует позвать?

– Меня, – ответил Хадит, протянув Тау свободную руку, чтобы помог ему встать.

– Нет! – возразил Удуак.

– Помогите мне! Оба!

– Нет! – отрезал Удуак. – Тебе нужно отдыхать.

– Отдохну, когда умру. Помоги мне. Это приказ.

– Приказ?

– Приказ твоего гранд-генерала!

Удуак рассмеялся.

– Сейчас позову жрицу. Она тебя не отпустит.

Действительно, Хадит недавно перенес операцию, и в планы Тау не входило свести на нет труды целительницы, спасшей друга.

– Хадит, можешь просто сказать мне, кого позвать на совет и что там говорить?

– Ты знаешь, что случилось с Биси и Одили?

Тау покачал головой.

– Тогда давай узнаем. – Хадит снова потянулся к Тау. – Скорее. Мне будет больно, поэтому нам нужно спешить, пока не кончились силы.

– Я иду за жрицей, – заявил Удуак, вставая.

– Жрица Хафса Экин, похоже, любит пересказывать одни и те же истории, – сказал Хадит Удуаку. – Мне, как и Тау, она рассказала, какое счастье, что копье меня не убило. И насколько я помню, она назвала это чудом и сказала, что, по ее мнению, уже сегодня я смогу встать с кровати. Так вот, я к этому готов.