Текст книги "Кержаки (сборник)"

Кержацкий характер. Мнения и суждения

Слово «кержаки» имеет в литературе устойчивое определение: выходцы с речки Керженец в Нижегородской губернии. Однако именно там староверов издавна называли калугурами.

На Урале оханские староверы всегда называли себя кержаками, хотя имели вятское происхождение. Некоторые этнографы утверждают, что выходцы из Пермской и Вятской губерний считали себя кержаками.

Порой нелестны многочисленные суждения о кержаках, об устройстве их жизни и особом характере. Своеобразие поведения кержаков нередко просто высмеивали: «Вот какие эти кержаки смешные были! Не пускали к себе никого, только из своей посуды ели, чудаки!» Так ведь некому пускать-то было! Те, кто пускал, вымерли давно от вши тифозной, или сифилиса, или холеры. Центр России эти напасти периодически просто опустошали, а здесь, на Урале, Бог миловал. А все потому, что кержаки самостоятельно, задолго до европейской науки, разработали детальный гигиенический комплекс жизни, ввели строжайшую чистоплотность, уходя при необходимости в карантин. Тем они и спасались. И не только сами. Хорошо известно, что, узнав о надвигающейся чуме, московская знать отводила своих детей в семьи староверов. Для спасения. «Вера старая, крепкая, оборонит», – так думали и те, и эти.

Мы-то, теперешние, оснащенные научными знаниями, можем поглубже осмыслить? «Бесы ищут по ночам немытую посуду нерадивых хозяек (кержаки про таких хозяек покрепче выражались: засранки, да и все!). И тамока имя, бесовьям-те, полное раздольё! Уж они тамока и купаются, и свадьбы играют, и бесят родят. И как ты станёшь из той посуды исть, оне, бесовья-те, в рот заскочат и загубят». И если заменить слово «бесы» словом «микробы», что получится? Современное научное наставление по санитарии и гигиене. И представьте только: это суждение было создано не позже XVI века, пять столетий назад! Это что, «дичь и темнота»? Или это и есть культура?

Старообрядческое сообщество было предельно закрытым, к чужим относилось недружелюбно. По этой причине суждения о них были, например, такими: «Это был сильно развитой народ, хитрые мужики, чрезвычайные начетчики и буквоеды, народ надменный, заносчивый, лукавый и нетерпимый в высшей степени». Так Ф. М. Достоевский писал о сибирских старообрядцах. Суждение, думается, искреннее. Кержаки те еще люди были, если говорить о характере.

Кержака упертого, его, и верно, не нагнешь. Ему что? Он вон в чисто поле выйдет, лаптем землю поковыряет, в затылке почешет да и возьмет от этой землицы все: и пропитание, и одёжу, и дом поставит, и мельницу изладит. Лет через пять вместо голого места – полное хозяйство и в ребятах прибыток. Что ему, мужику, графья-дворяне, которые не уважают его? А он от Ильмень-озера до Оби всю землю прошел и обжил. Всех накормил и одел-обул. Он себя уважает, хотя и слабо знает свой исторический путь. Мужик свою значимость чувствует.

Российское общество этой значимости не чувствовало никогда. Отношение к кержакам было завистливо-неприязненным, описание их быта высасывали из пальца, поскольку внутри никто из описателей не бывал. И чего-чего только не напридумано, какого бреда не нагорожено! И в семьях террор, и в религиозной жизни истязательства! Староверы, мол, упорно цеплялись за уже отжившие традиции! Интересно, где это в России бытовали, но отжили традиции чистоплотности, трезвости и общей целесообразности жизни? А если были, то почему же их считать отжившими? Чего ж за них не цепляться?

Чтобы не одичать, культурные навыки нужно не выкидывать, как хлам, а накапливать, передавать от семьи к семье, от поколения к поколению. Понимать и ценить их нужно! Ведь, как ни суди, на нашей суровой земле до староверов никто успешно не крестьянствовал; а их с корнем повыдирали – земля вновь дикой делается…

Самое главное, что никогда не понимали и не ценили, – стремление и способность кержаков жить в согласии. Рассыпанная по всей России диаспора староверов была самоуправляющимся, самодостаточным сообществом, которое выживало в любых (в любых!) природных и социальных условиях. Если была возможность, староверы работали на заводах, занимались ремесленничеством и торговлей. Если таких условий не было – уходили в изоляцию, на полное самообеспечение.

Старообрядчество имело крепкие семейные устои, поддерживаемые и укрепляемые всей сутью жизни крестьянина. В семье, где иногда насчитывалось по 18–20 человек, также все строилось по принципу старшинства. Во главе большой семьи стоял старейший мужчина – большак. Ему помогала хозяйка – большуха. Авторитет матери – большухи – был непререкаем. Дети и невестки называли ее ласково и почтительно: «маменька». В семье сложились и поговорки: жена для совета, теща для привета, а нет милей родной мамоньки; материнская ладонь высоко поднимается, да не больно бьет; материнская молитва со дна моря достанет.

Авторитет главы семейства? Да, был, но не авторитарным было это сообщество. Держалось оно не на страхе, а на совести членов семьи, на уважении к нему, большаку. Такое уважение заслуживалось только личным примером, трудолюбием и добротой. И опять вопрос: отжившее это или это недостижимое?

А отношение к детям? Счастлив был тот ребенок, который родился в кержацкой семье или хотя бы смог ощутить тепло рук деда и бабки. Ведь дом с детьми – базар, без детей – могила, а один и у каши сирота.

Воспитанием детей занимались все, вся община. Но так как в любой семье почитание и уважение старших было нормой для всех, то и прислушивались всегда к слову и мнению старшего по возрасту или положению в общине: разумное родится только от разумного.

В семьях иногда жили вместе по три поколения. «Старик в нормальной семье не чувствовал себя обузой, не страдал от скуки. Всегда у него имелось дело. Он нужен был каждому по отдельности и всем вместе». Исстари сложилось: старый ворон мимо не каркнет, а прожитое, что пролитое, – не воротишь.

В старообрядческих семьях воспитывалось особенно почтительное, можно сказать святое, отношение к труду. В большой крестьянской семье трудились (робили) все, от мала до велика, и не потому, что кто-то заставлял, а потому, что от рождения каждый день видели пример в жизни. Трудолюбие не навязывалось – его как бы впитывали. На работу благословение просили! Младшие члены семьи обращались к старшим: благослови, тятя, на работу.

«Нравственная суровая простота деревенского быта, – писали современники, – была чиста и выражалась заповедью неустанного физического труда, молитвой Богу и воздержанностью от всяких излишеств». Подражание старшим считалось хорошим тоном, и девочки возле матери, старших сестер или невесток, а мальчики с отцом и братьями в неустанных заботах о семье приобретали знания и умения, так необходимые в будущей самостоятельной жизни. Дети принимали участие во всех работах: мальчики с пяти-шести лет выезжали на пашню, боронили, возили снопы, а уже в восемь лет им доверяли пасти скот и выезжать в ночное. Девочек с этого же возраста обучали ткачеству, шитью, рукоделию и, конечно же, умению вести дом: все должно быть трудово, а не трудово – грех.

Ребенок усваивал трудовые навыки и на посиделках. Слово «посиделки» означало не просто сидеть, просиживать место. На посиделках обсуждали, как прошел день или год, решали проблемы, заключали выгодную сделку, сватали невесту, пели, плясали и многое, многое другое. А чтобы руки не были в праздности, обязательно делали какую-нибудь работу. Женщины вышивали, шили, а мужчины мастерили нехитрую домашнюю утварь, упряжь и т. д. И все это в глазах детей приобретало элемент нерасторжимости, необходимости – так делали и жили все. А как же иначе?

В старообрядческих семьях лень была не в почете. О ленивом человеке говорили: «На работушку у него волосок не стряхнись, а с работушки головушка не оторвись; сойдутся сонливый да ленивый, так быть ли им богатыми? Не та ленива ленивица, что баню не топит, а та ленива ленивица, которая в готовую не ходит».

Подлинное основание жизни человека – труд. Безосновательна жизнь человека, который развлекается. Низменна жизнь человека, который ворует. Запечатление трудового действия происходит с младенчества и активно усваивается в 10–14 лет.

Характерной чертой семейных традиций староверов было серьезное отношение к браку. В основе норм поведения молодежи – крестьянский взгляд на семью как на важнейшее условие жизни. Встречи молодых людей находились под постоянным контролем старших, зависели от общественного мнения села и традиций различных семей. Причем очень строго следили за тем, чтобы не было браков «по родне», то есть между родственниками. Еще в девичестве девушкам внушали, что чужая шуба не одёжа, чужой муж не надёжа. А парню наказывали так: «Женись, чтоб не каяться, любить да не маяться; женился на скорую руку да на скорую муку».

Четкие нормы поведения создавали основу самодисциплины и исключали вседозволенность. Общим было требование соблюдения чести, порядочности, скромности. Это находило отражение в сложившихся представлениях о хорошей невесте и о хорошем женихе.

Сватовству и созданию брачных союзов посвящено множество шедевров русского устного народного творчества: поверья, бывальщина и, конечно же, пословицы и поговорки. Общественное мнение осуждало неуживчивость и сварливость характера, эти качества считались «наказанием Божиим». Про злую жену говорили: «Лучше хлеб есть с водой, чем жить со злой женой; назло мужу сяду в лужу; железо-то уваришь, а злую жену не уговоришь». А жениху внушали: «Жена мужу не прислуга, а подруга; за хорошей головой жена молодеет, а за плохой как земля чернеет».

Семьи старались жить так, чтобы не причинять горя и неприятностей один другому. Не принято было заводить ссоры, обманывать кого-то, подшучивать или насмехаться над кем-либо.

Конечно, крестьянская среда была и не без уродов. Но принятая система устройства семьи уверенно сохраняла устойчивость, так как на нарушителей находили управу. Если в какой-то семье не было мира, если муж бил жену, то заступаться никто не бегал. Уж тут так: твоя семья, твои порядки. Но вот подрастут сыновья и дочери – и тогда сам не сможешь к своим дочерям сватов дождаться, и твое сватовство никто не примет. Парень к вдовице какой уйдет, да и то в другую деревню. Или в дом возьмут девку из погорелой семьи, которой деться некуда. А своим девкам или вековать, или за вдовцов соглашаться идти. И дурная слава семьи годами тянется за каждым, совсем невиноватым. Семья, где не смогли наладить мир, постепенно рассыпалась, исчезала. Раздор в семье осуждали, боялись пуще огня.

Одной из особенностей характера большинства старообрядцев является трепетное отношение к данному слову и к правде. Молодым наказывали: «Не разжигай, туши, пока не разгорелось; будешь лукавить, так чёрт задавит; иди в овин да шути там один; обещаха недахе – родная сестра; клевета, что уголь: не обожжет, так замарает; ты на правде стоишь, трудно тебе, да стой, не вертись».

Спеть похабную частушку, произнести скверное слово – это значило опозорить себя и свою семью, так как община осуждала за это не только того человека, но и всех его родных. Про него брезгливо говорили: «С этими же устами да за стол сядет».

В старообрядческой среде считалось крайне неприличным, неловким не поздороваться даже с малознакомым человеком. Поздоровавшись, надо было приостановиться, даже если очень занят, и непременно побеседовать. И рассказывают: «Был грех и у меня. Молода была, но замужем уже. Шла мимо тяти и просто сказала, мол, здорово живешь, и не поговорила с ним. Так он меня пристыдил, что спросить бы хоть надо было: как, мол, ты, тятя, живешь?»

Пьянство очень осуждали, говорили: «Мне еще деданька наказывал, что хмеля-то нисколько не надо. Хмель-то, мол, держится тридцать годков. А ну как умрешь пьяный? Уж не видать потом светлого места».

Курение также осуждалось и почиталось за грех. Человека курящего не допускали к святой иконе и старались как можно меньше с ним общаться. Про таких людей говорили: «Кто курит табак, тот хуже собак».

И еще несколько правил существовало в семьях староверов. Обязательно должны быть переданы по наследству, в основном своим детям, молитвы, заговоры и другие знания. Нельзя передавать знания людям, старшим по возрасту. Молитвы нужно обязательно заучивать наизусть. Нельзя рассказывать молитвы посторонним, так как они от этого теряют силу.

Для меня очень важно то, что, по убеждению староверов, молитвы, заговоры, все накопленные знания обязательно должны быть переданы по наследству детям. С этим чувством я и писала книгу.

Пермская изба – вятская – новгородская

В 2005 году Новгородский информационно-аналитический центр сообщил: «… Уникальная находка под Великим Новгородом: деревенская изба, построенная в позапрошлом веке. Краеведам пришлось выкупить ее у наследников хозяина. На демонтаж старинного дома в деревне Вотроса работники Новгородского музея деревянного зодчества отводили неделю. Провозиться пришлось в два раза дольше – уж больно ладно построена северная изба. Уникальный состав Новгородской земли сохранил миру знаменитые берестяные грамоты. А традиционное для этих мест бездорожье сберегает архитектурные древности. Только в такой деревне, куда цивилизация явно припозднилась, могла в нетронутом виде остаться традиционная изба-двойня: два сруба – летний и зимний – под одной крышей… Скрупулезно обмеренные и помеченные бревна сруба погрузят на лесовозы. После реставрации дом из деревни Вотроса станет украшением Новгородского музея. Ему уже приготовлено место на этой древнерусской улице…

А. Н. Радищев отметил, проезжая в 1790 году мимо оханских деревень Пермской губернии: «Строение такое: две избы, между ними – сени. Избы по крестьянскому состоянию очень хорошие». Изба на две половины вплоть до коллективизации была наиболее типовым видом крестьянского жилища в Пермском крае. Это уникальное жилище, давшее жизнь неисчислимой народной массе, появилось на Новгородской земле. С запада на восток был направлен вектор движения, переносившего крестьянскую культуру, сердцевиной которой был дом. Ареал распространения избы поражает воображение. От новгородского Ильмень-озера до Камы прошагала эта изба за многовековую историю крестьянских миграций.

Новгородская изба в Оханском уезде

Такое жилище трудно даже назвать избой – это усадьба. Она включала в себя собственно избу, двор и ряд хозяйственных построек. Изба состояла из зимней и летней половин, разделяемых сенями. В рубленых (теплых) сенях были кладовые, а также ход на чердак, там хранились необходимые в хозяйстве вещи.

На улицу всегда выходила зимняя (отапливаемая) половина избы. Летняя половина просторнее, чем зимняя. Мастерство плотников было очень высоким: внутри избы в границу между стесанными бревнами невозможно было и лезвие ножа просунуть. Пол, потолок и стены женщины регулярно мыли и драили голиками и дресвой, мелко истолченным камнем.

Такая изба мгновенно создавала ощущение надежности, незыблемости устройства жизни. И все мастер изладил, нигде-то он промашки не дал. Все подогнано, сделано раз и навсегда.

Постройки параллельного избе ряда имели хозяйственное значение. В зависимости от состоятельности хозяев это были сараи для скота, дров, сена, мастерские и кладовые. На улицу выходили также ворота и калитка. С тыльной стороны усадьбы имелись площадки, где обрабатывали зерно (сушили, молотили, провеивали), здесь был еще въезд. Двор усадьбы в зависимости от сезона то вытаптывался до земли, то вновь зарастал травой.

… На таком дворе в усадьбе моего деда Григория Филипповича Турова я когда-то сделала свои первые шаги по ласковой травке-муравке…

Всему голова

Основой крестьянского хозяйствования было выращивание ржи, основой питания – ржаной хлеб. Вроде всегда она была, рожь-то? В том-то и дело, что не всегда. Рожь, плебейка по происхождению, длительное время считалась сорной примесью пшеницы. Она выживала в самые неблагоприятные годы, когда основной посев погибал. И черный ржаной хлеб считался хлебом неурожая. В древнерусских государствах рожь сеяли только на холодных новгородских землях, где пшеница зачастую просто не вызревала.

Новгород, всегда обращавший невзгоды природы себе на благо, отличился и тут. Именно на возделывании ржи вырос великий северный новгородский крестьянин, раньше других освоивший так называемую паровую систему земледелия и озимые культуры.

Рожь, высеваемая в середине августа, подымается при осенних дождях и кидает свои корни на глубину до 1 метра. Ей уже никакие сорняки нипочем. Рожь справляется даже с таким злодеем полей и огородов, как пырей. Единственный сорняк, который кое-как гнездится на обочине ржаного поля, это василек. Наверное, если бы хотели наши предки извести на поле васильки, то что-нибудь придумали бы и обязательно извели. Но уж так хороши ржаные поля в уборе синего цвета, что издавна прощали васильку его «сорнячество» и злодеем не считали. А может, в васильке была некая польза, незнаемая нами теперь?

Рожь является идеальной культурой для посева на вновь возделываемых землях. Современные агрономы говорят, что рожь улучшает, окультуривает поля. После ржи хорошо растут овощи. Уже давным-давно наши предки этим пользовались, сея после убранной ржи репу, основную овощную культуру тех времен. Репой питались сами, ею кормили скот. В союзе с рожью репа не занимает дополнительной площади, вырастает как бы между делом.

Рожь способна расти даже на самых бедных и, что очень важно, закисленных почвах, и очень резко увеличивается ее урожай при внесении в почву навоза. Значит, хочешь иметь хороший урожай – держи скот.

Рожь дает богатый урожай, если посеяна именно тогда, когда нужно. Не раньше и не позже. Умирать готовься, а рожь сей – так мужики говорили.

Ум и сноровка нужны, чтобы собрать все зерно, до единого зернышка. Поскольку спелая рожь быстро осыпается, жнут ее в состоянии восковой, то есть неполной, спелости. Если сжать раньше, чем нужно, урожай будет ниже, зерно получится тощее, всхожесть его хуже. Если запоздать – зерно осыплется.

Крепостного крестьянина отвлекали на господскую работу, и свое поле он обрабатывал урывками, поэтому никогда не мог получить хороший урожай ржи. Убогим и тощим становилось его поле. Что уж говорить про советского колхозника, вынужденного сев и уборку начинать по команде из райкома партии! Рожь – она для свободного крестьянина. Получать высокий урожай ржи мог только работящий, мастеровитый, экономически свободный мужик. Многие секреты возделывания ржи так и остались утраченными. Например, в современных условиях никто не пытается так собрать рожь, чтобы можно было сеять нынешними семенами, – не умеют! Не дает всхожести ржица крестьянская, да и все тут. Приходится засевать прошлогодними семенами, деньги тратить на хранение семян. Вот уж поистине: что имеем, не храним – потерявши, плачем.

Вкус ржаного хлеба многим кажется грубоватым, он труднее переваривается. Но! В зернах ржи содержится 11–12 процентов белка, 67–69 процентов углеводов, до 2 процентов жира, около 3 процентов клетчатки, а также ферменты, витамины В₁, В₂, Е, РР, каротиноиды. В ржаной муке имеются линолевая и другие жирные кислоты, необходимые для сердечной деятельности человека. Не многие продукты развивают у человека столь стойкое привыкание, как ржаной хлеб.

Получить качественный и вкусный ржаной хлеб очень непросто. Выпечь ржаной хлеб гораздо тяжелее, чем пшеничный. Клейковина зерна ржи менее прочная, по сравнению с пшеничной. С квашней хозяйка обращалась, как с живым существом, спокойно и ласково. Пока хлеб выпекался, нельзя было ни кричать, ни стучать, ни грубо разговаривать.

Крестьянский хлеб пекли из муки с крестьянской мельницы-зернотерки, при помоле сохранявшей в муке исходные биологические структуры зерна. Поэтому рискну предположить, что в ржаной квашне, видимо, частично происходили те же биохимические процессы, что и в прорастающем зерне ржи. К тому же использовались при выпечке хлеба не дрожжи, а специальные закваски, культура которых во многом утрачена.

Правда, сейчас сухие закваски для хлебопечения уже появляются в продаже, но пока не в Перми. Их, судя по сообщениям в Интернете, покупают русские эмигранты в США, Австралии и Новой Зеландии.

Ржаной хлеб ныне производят, даже разрабатывают новые его сорта и рецептуры. Так, хлебопеки Самары сообщают о 200 видах ржаных изделий. В Перми их делают всего четыре-пять, да и тесто выстаивают на дрожжах, а не на закваске, но все же хоть что-то есть.

Кержацкие квас и брага, уникальные крестьянские продукты из ржаной рощи, ныне полностью исчезли из жизни. Всю технологию их получения я помню прекрасно: моя мама умела делать эти напитки. Для изготовления основного крестьянского напитка – кваса – использовалась роща, которая употреблялась и в пищу, особенно детьми. Роща – это слой пророщенной в темноте ржи, образованный переплетенными ее корнями и ростками.

С проращиванием зерна тоже, конечно, не все просто. Казалось бы, рожь – культура озимая: урожай собрали, и можно проращивать. Вот пшеницу сразу после уборки прорастить невозможно, для этого требуется яровизация, то есть обработка холодом. Она ж весной всходить должна, пшеница-то, а не осенью! Рожь в этом смысле просто вне конкуренции. Но чтобы всхожесть была не через зерно, а полная, требовалось парить рожь, то есть выдерживать на солнце несколько дней, а если погода не позволяла, прогреть его на печи. И только потом зерно размачивали и проращивали.

Для этого служили специальные большие плоские ящики – растильницы. Размоченное зерно насыпали слоем 4–5 сантиметров, накрывали чистым полотном, затем половиком и ставили в затемненное место. У нас дома – в чулан или под кровать. Через несколько дней получался слой дернины из корней и проростков, который растеребливали и сушили на горячей печи. Часть рощи запаривали (солодили) в корчаге в печи и тоже сушили. После размола высушенной рощи получалось так называемое брашно, из которого делали квас.

Добавив мед и хмель, из того же сырья (чем больше солода, тем лучше) изготавливали и брагу. При длительной выдержке в крепко закрытой корчаге, бочонке или фляге можно было получить напиток крепостью в 5–7, а то и 9–10 градусов.

Важно то, что прорастающее зерно, его ростки и корни обогащены биологически активными веществами. Современной наукой они настоятельно рекомендуются для детского питания, а также для восстановительных диет. А биологически активное вещество – это что-то вроде команды для организма: расти, развивайся! Человек ведь существо информационное, и тут подсчетом белков-жиров-углеводов не обойдешься. При изготовлении кваса не происходит сильного нагрева, вся биологическая ценность рощи сохраняется полностью. Кроме того, при брожении дополнительно образуется витамин Е, влияющий на сексуальную функцию организма.

Патент на квас из ржаной рощи исторически принадлежит нашим предкам.

Это были вкусные, сытные и очень полезные напитки каждого дня, жидкий хлеб. Стоит задуматься: напиток из пророщенного зерна – каждый день веками!

Очень вкусны и квасок, и бражка, но сейчас их даже в деревне не найти, извели полностью. Почему? Очевидно, все дело в том, что пророщенная в темноте рожь (роща) до сих пор непревзойденное сырье для самогона.

Госмонополия на водку в России то крепла, то ослабевала. Оставим в стороне мрачные, как раньше говорили, годы царизма. Тогда победа осталась за кержаками. Советская власть, уничтожив традиционную крестьянскую культуру, извела и брагу. Бабушек, которые умели ее ставить, честили самогонщицами и фляги ядреной медовухи выливали прямо в пыль деревенских улиц.

Да и мельниц по деревням не стало, так как мельников раскулачили, а пруды спустили. Размолоть рощу стало негде. Брагу уничтожили, в деревню пришла казенная водка, деревня начала наконец, как вся Россия, платить водочный налог.

А квас ныне делают из сухариков. Это название одно, а не квас. В целом отношение к этому напитку невежественное и высокомерное. (Даже патриотизм провинциальный в насмешку называют «квасным».) А мне кажется, что утрата ржаного кваса и браги в рационе питания современного человека невосполнима и совершенно недопустима.