Электронная библиотека » Евгений Алехин » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Девственность"


  • Текст добавлен: 14 февраля 2023, 14:14


Автор книги: Евгений Алехин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Читал, потом готовил есть. Видимо, случайно включил вайфай, и электронная книга, не спросив разрешения, обновилась. По глупости недавно я купил себе «Киндл», не изучив вопрос. Винить тут некого, кроме себя – нужно прочесть тысячу отзывов, если не хочешь, чтобы реальность тебя изнасиловала. Оказалось, что на «Киндл» просто так не закинуть тексты ни фб2, ни епаб: нужно установить дополнительную программу, откалибровать, так сказать, файлы, и только потом ты сможешь что-то читать. Но я справился, спокойно воспринял, что это часть реальности, которую нужно преодолеть. Калибратор почему-то копировал книги так, что они сохранялись в двух экземплярах, и приходилось убирать одного из близнецов-файлов. Но сейчас, с обновлением, возникла новая проблема. С первой проблемой я разобрался. Нашел, закинул те романы из далекой юности, которые сейчас требовались мне.

До обновления ты мог нажать на циферку над словом, которое требует разъяснения – пройти в конец книги по сноске и тут же вернуться на исходное место, чтобы продолжить чтение. Но эти председатели говна из «Амазона», видимо, совсем упоролись, и с обновлением возможность вернуться в исходное место исчезла. Вместо нее теперь красовался возврат к содержанию, в раздел Библиотека. Несколько часов изучения инструкции, попыток откатить прошивку, многочисленные сбросы, а также создание нового аккаунта на «Амазон» ничего не дали.

– Ты сука, ты блядь, ты мразь, ты тварь. Я понимаю, что я должен с тобой сделать, но не сделаю этого. Вся эта энергия, эта темная сила, которую вы, гниды, те, кто делает такие устройства, поднимаете со дна моей души, либо будет направлена на вас, либо трансформируется в созидательное творчество.

Мне хотелось позвонить кому-то. Я даже набрал своего приятеля, который живет здесь рядом и с которым мы пишем песни. Но тут же сбросил. Что я мог ему сказать? «Привет, Сева. Я хочу разъебать электронную книгу, потому что новая прошивка – это ад. А еще я очень одинок и хочу любви, но не понимаю, как до нее дорасти». – А Сева бы ответил: «Ты старше меня на три года, Женя, и сам знаешь, что хуй я в чем преуспел, только двоих детей сделал от разных женщин, но сам постоянно в агонии от мыслей, что смерть заберет меня раньше, чем я поумнею! Обнял, брат!»

В одежде лег под одеяло, пытаясь плакать, но выходило только злобное рычание. Мне одиноко, блядь, одиноко нахуй, и сам я в этом виноват.

Мне позвонили из «Икеа». Извинились, сказали, что деньги вернут, а с «Деловыми линиями» разберутся. Я не верил своим ушам.

– Спасибо, вы спасли мою жизнь.

Вышел на улицу, прогуляться по деревне. Настал вечер, турнички ждали меня. Подтянулся одиннадцать раз и сказал:

– Спасибо, дорогие шведы. Вы очень обходительны, спасибо-спасибо! Ничего о вас не знаю, только то, что живете вы на Балтийском море и убиваете себя почем зря. Но меня-то спасли. Спасибо.

Ой, это не вы! Не вы убиваете себя! Я спутал Швейцарию и Швецию, ну не идиот ли? Похоже, у меня слабоумие. Похоже, я расист!

Единственный швед, которого я вспомнил, – актер Дольф Лунгрен (чья карьера взлетела после того, как он сыграл Ивана Драго, противника Рокки Бальбоа, Сибирского быка). В принципе, даже если они кончают с собой реже, чем мы, русские, Дольф вполне может быть в зоне риска. Я представил, как он, еще не старик, но уже перезрелый мачо и пьяница, печально и благородно машет мне своей огромной рукой с другой стороны материка: хоть уже и занес ногу со скалы над холодными и неспокойными водами Балтики, но все еще морально помогающий другим людям. Его пытливый взгляд еще секунду направлен в объектив камеры, но вот кадр снят. Дольф отворачивает свое не умеющее улыбаться лицо обратно в бездну; ничего вокруг больше нет, только он – и пустота.

* * *

Последний раз я видел Элеонору в Москве десять лет назад. Было пять утра, я ехал на работу в офис, находившийся на дальней «Кунцевской». В вагоне метро почти никого не было. В состоянии полусна заметил, как она вошла в вагон, сонная и нездоровая с виду. Элеонора не стала садиться, просто стояла и смотрела на дверное стекло, туда, где надпись «Не прислоняться» летит через тьму тоннеля, прорезаемую трубками, проводами и черточками. То мне казалось, что это Элеонора, то казалось, что это не она. Стеснялся подойти, засыпал и просыпался, когда объявляли очередную станцию.

Когда понял, что следующая – моя, прошел и встал рядом, теперь точно стало понятно, что это – Элеонора.

– Привет, – сказал я или даже не сказал, а просто подумал.

Протянул руку, ладонью к ней, она ответила. Была поздняя осень, время и без того сонное, я какое-то время соприкасался с маленькой рукой Элеоноры в перчатке.

Она так ничего и не сказала, и я вышел. Еще повернулся, когда двери закрылись, последний раз отделив Элеонору от меня, а взгляд ее так ничего и не выражал, я даже не понял, узнала она меня или нет, ни улыбки, ничего, никакого признака, никакого ответа. Но не было у меня беспокойства в то утро, только апатия. Ведь и я тоже не улыбнулся, не обнял ее, скорее, продолжал спать. А она спасла меня за пару лет до этого, и, может быть, ей теперь самой нужна была помощь. Кажется, мне всегда было известно, что она умрет раньше. Первая – умрет первой.

Секундочку.

А как же Тумас Транстремер? У меня даже его книга стихов лежит на подоконнике, притом в оригинале – ее мне прислала слушательница репа, проживающая в Швеции. Ведь я даже пытался учить шведский язык в начале 2019. Врубал записи чтений стихов Транстремера, открывал оригинал в одной вкладке и в другой перевод, выписывал слова, произносил стихи за Транстремером, и мой мозг погружался в мрачно-романтические галлюцинации. Еще я тогда пытался учить французский, немного немецкий и целыми днями дрочил гитару. Друзья, у которых я жил, и те, с которыми переписывался в то время, заподозрили неладное, когда я перестал спать. Так и стали подкармливать меня нейролептиками.

Ну их, этих шведов.

* * *

Сегодня ночью приснился кошмар, но не испугал меня. Это был какой-то мрачный сюжет с огромным количеством насилия, и смертельного, и приводящего к инвалидности. Например, мою спутницу (по ощущениям, эту героиню будто играли несколько европейских актрис по очереди, с каждой монтажной склейкой лицо менялось) избили настолько, что она лишилась глаз. Их ошметки были размазаны по лицу, но она скорее злобно рычала, чем была в отчаянии. Сперва я был внутри, в кошмаре, был героем и переживал все как участник, пытаясь оказать сопротивление злу, воплощенному в жестоком маньяке-антагонисте. Но я действовал хладнокровно, переживая события как тяжелую службу, которую тем не менее принял. К концу сна все это переместилось в маленький телевизор с выпуклым экраном, стоящий в пустой комнате на табурете. Меня уже не было, а если был, то как растворенный в воздухе наблюдатель. Воздух в комнате – вот кем был я. Таков мир, с этим бессмысленным злом. Неужели ничего и никогда не изменить? Когда проснулся, не было и тени страха, лишь задумчивый паралич.

Немного погуглил по ключевым образам сна. Среди прочего бреда нашел такую трактовку: неуверенность в себе, одиночество, страх жить реальной жизнью. Наверное, все так и есть.

С тех пор, как я сходил к Чудо-деду и вслух заявил о своем решении (можно с прописной буквы: Решение!), чувствую себя очень одиноким.

II

Дошел до Чудо-деда, и расхотелось писать прозу. Ей на смену пришли дни овощного существования. Спал часов по двенадцать. Толком не помню, как написал несколько стихов и смонтировал ряд видосов. Будто зомби был занят этим. Успевал только делать текущие дела (удаленно), которые и делами-то не назвать: отправил файлы в типографию, повысил свою бывшую любовницу до сотрудницы. Теперь она управляет моим книжным издательством в Москве, пока я лениво распоряжаюсь через «Телеграм».

Только вчера стало хорошо. Благодаря, видимо, тому, что начал практиковать интервальное голодание. Появилась энергия, и сперва было непонятно, что с ней делать. Прежде подышать кислородом, потом возвращаться к творчеству. С утра решился дойти до края острова, до одного мыса. Так я оказался на местном кладбище, где мне встретились пять собак. Некоторые лаяли и бегали вокруг, норовя укусить, оставшимся было плевать. Я поднял руки, чем заставил их сосредоточиться. Сказал жестко, но без агрессии:

– Коллеги! Я вас не знаю и знать не желаю. Считайте, что я – один из покойников. Кто подойдет близко, получит по морде. По ебалу, проще говоря. Вкурили?

Собаки перестали лаять и пропустили меня к обрыву. Сзади – материк, спереди – океан и точки грузовых судов. Если вы не понимаете себя, горячо рекомендую добраться сюда или любого другого моря в это время года. Осеннее море расскажет вам все, что нужно знать о вас самих.

Я решил, что моим коленям необходимо авокадо и кокосовое масло. Что ж, вот и цель: сесть в маршрутку, доехать до города, зайти в магазин, погулять по центральной набережной. Набке, как говорят местные.

Напротив меня в дороге сидела девочка-подросток, которая спала и одновременно жевала жвачку. Ее голова почти падала то влево, то вправо, но возвращалась на место – девочка держала все под контролем, и челюсти работали как надо. Да, башка замирала в паре сантиметров от плеч соседей, с тем чтобы вернуться в исходное положение. Один раз, не просыпаясь, девочка даже надула пузырь. Сейчас в основном жуют без страсти, а в моем детстве жвачка была настоящим праздником и культом: «Турбо», «Бомбибом», «Лав из». Вкладыши, дырявые желудки. На мои семь лет бабушка подарила семь жвачек. Я сделал из них слоеный пирог и засунул в пасть.

– Даже ни с кем не поделишься? – удивилась бабушка.

– Не додумался, прости!

– Я-то что прости. Вон с Лешей поделишься, может?

Тогда я достал изо рта пожеванную массу, промыл под краном, скорее чтобы удобнее было разделить без липких слюней, чем из гигиенических соображений, и выдал сводному брату (на четыре с половиной года старше). Он с благодарностью взял, пихнул в пасть, у него и мысли не возникло, чтобы побрезговать таким даром. Чавкали на пару несколько часов.

Мы проехали грунтовку, и я достал электронную книгу. Все равно качало, но я вцепился в прибор, представив, что снимаю видео на ходу. Все-таки опытный оператор без проблем стабилизирует данную ситуацию. Но тут меня взбесил еще один момент: после режима сна книга иногда переставала показывать прогресс чтения.

Это были дневники Фаулза, самое начало (притом что я не читал его романов), но, сходив по первой же сноске, не смог вернуться обратно. Слово «Подж» было помечено циферкой. Что такое? Имя, или духовный сан, или же какое-то сокращенное ругательство, ставшее прозвищем человека? Не прочитав пояснений, нажал кнопочку назад, чтобы проверить. В надежде на чудо, что удобство навигации вернется в мир моего чтения. Нет. Выбросило в главное меню. Эта книга должна быть уничтожена. Не дневники Фаулза, но устройство, с которого я их читаю. «Киндл» явно пытается меня убить.

Обида пронзила целиком, и всю оставшуюся часть поездки приходилось сдерживаться, чтобы не выбежать из маршрутки и не начать долбить свой ебук о первую попавшуюся остановку. Но на конечной, встроившись в поток высираемых маршруткой человечков, уже расплачиваясь (как тут принято – на выходе), успокоился.

Дальний Восток – не место для решившего сэкономить на еде. Упаковка из двух авокадо сорта хасс обошлась почти в четыре сотни. В Калининграде ровно в два раза дешевле, вот вам и разлет цен. Чтобы получить небольшую скидку, украл несколько диетических батончиков. На набережной не спеша съел все, и было очень хорошо. В последнем батончике, правда, попалась косточка – решил впредь не связываться с этой маркой. Наверное, третий был лишним, в этом ли смысл неудачи?

Я реально стал ощущать, что моим больным коленям становится лучше от авокадо и 16-часовых промежутков без еды. Ребята, завтра я еще кокосовое масло куплю! Будете как новые! У меня все записано, я знаю, что теперь надо есть. Экстра верджин, чтобы вернуть вам девственность.

Перелез через перила на бетонный волнорез – сделать снимок рыбака. С пятого раза получился хороший кадр, кажется, он подойдет для обложки сингла из двух песен: призрак и катехон. Черная фигурка с удочкой в дождевике, маленькая, как персонажи фильмов Дэни Вильнева, наедине с этой реальностью, зажатая между двух бесконечностей: моря и густого облачного неба.

Выбравшись обратно на набережную, почувствовал счастье творческой удачи; как вдруг вспомнил про «Киндл». Ждать я больше не мог, достал из рюкзака электронную книгу, подошел к какому-то каменному постаменту:

– Хочешь меня выебать, сука? – спросил сквозь зубы и сильно шваркнул книгой о край.

Прохожий парень сзади икнул и сказал:

– В курсе, он реально меня испугал!

– Пойдем, пойдем отсюда, – ответила ему спутница.

Местные часто так говорят: «в курсе» – без всякого смысла, а еще очень часто – «получается». У Вероники, королевы «Приусов», бывало, в одном предложении что-то получалось два-три раза. Ладно, с книгой ничего не произошло. Ни царапины, ни следов удара, никаких последствий. Экран не треснул, она включилась как ни в чем не бывало. Я сел на лавочку, порылся в меню, нашел способ опять включить прогресс чтения, после чего немного почитал и пошел на остановку. Буду привыкать, буду учиться смирению. Все-таки это настоящее волшебство, что с книгой ничего не случилось, значит, нам уготована долгая совместная жизнь.


Это был срыв, но не совсем запой – скажем, полузапой продолжением почти две недели. В течение дня я держался, а вечерами пил. Лето было очень жаркое, но я не мог пользоваться кондиционером, дышать высушенным воздухом было ново и вызывало кашель, поэтому потел и летел от слабого к крепкому. Каждый день звонил режиссер Максим из Москвы, но когда у них еще было утро, мне уже тяжело было прикидываться трезвым. В какой-то момент он все-таки уговорил меня сниматься. Что-то щелкнуло во мне, и я понял, что на крючке. Может, тут моя пьянка и помогла ему в найме.

В тот разговор я смотрел в окно на закат над сопками, а Максим пересказывал новую версию сценария. «Тезисно, – говорил я, – будь краток». – «Хорошо, хорошо», – отвечал он. Но все равно не мог остановиться, пока не проговорит каждую сцену. В довесок он еще прислал видео с мест, где будут проходить съемки. Якутия, золотодобывающий завод; фрагменты нового мира – и еще съемки с лодки в море Лаптевых. Нам предстоит побывать на новейших территориях для меня. Ему нужен был мой и только мой лик в этих локациях. В конце рассказа персонаж остается один, без семьи, на маленьком острове, в маленьком заброшенном маяке. На острие смертельной агонии. Отец покончил с собой, брат утонул. Мне (герою) остались только видения.

«Туман» – так Максим хотел этот фильм назвать.

– Ладно, я верю, что это главная роль. Теперь похоже, что фильм может получиться.

– Он точно получится. Твоя роль – главная, и никто ее лучше тебя не сыграет.

Я отключился, сделал глоток и подумал: ну вот, зачем я ввязался во что-то еще? Мне ведь и так слишком много всего, что есть в жизни. Я ведь ничего не ищу, особенно взаимодействия с алчными и вздорными богами киноиндустрии.

Но теперь нужно было готовиться к роли. Нужно было лететь в Москву на репетиции и примерку костюмов.

Первая сцена по сценарию – встреча с братом, когда кино-я только что откинулся после отсидки. В те дни я стал воспринимать свой алкогольный крен как тюрьму, как ненаписанную предысторию. Мой герой еще сидит, а я еще пью. Но когда начнется работа в команде, мы с ним встретимся в одном теле. Я завяжу и буду жить трезво, а кино – это как стих, как вспомогательный образ. Запой – тюрьма.

Каждый вечер толерантность росла, приходилось выпивать все больше, и теперь действовал только крепкий алкоголь, без которого спать не удавалось. Утром желудок было не заставить работать, лицо приобрело цвет матери-земли. Нужно было выпить несколько литров воды и проблеваться, чтобы употребить дозу опохмелки и после этого что-то съесть. Тем не менее я вел дневник от лица своего героя в духе записных книжек Камю. Несколько раз я уже снимался в фильмах и выбрал для себя такой формат подготовки. Играть что-то я не собирался и не умел, нужно было стать персонажем, медленно перебраться – из себя в него.

Я тогда жил не на острове, а в самом Владивостоке, в роскошной хате, но неудобном районе. В последний перед Чудо-дедом вечер выпил уже две бутылки коньяка в харю. Одну, пока ждал Севу в гости с работы, и вторую, пока мы болтали о творчестве. Сева работает оперным певцом в местном филиале Мариинского театра, также играет в кавергруппе, а еще он спродюсировал альбом моих верлибров – написал великолепный эмбиент к стихам. Сева не поехал на Русский остров, где живет, так как был слишком пьян, чтобы садиться за руль, и вырубился у меня в кухне-гостиной. Вероника в ту ночь не пришла, ночевала у себя.

Я был очень пьян и залег на огромной кровати в спальне, как упал в кому. Но проспал лишь час и, проснувшись в ужасе среди ночи, понял: я готов затребовать у Вселенной, воззвать к помощи, попросить о дарах, – как велел делать печально известный комик по имени Джим Керри. Вселенная, помоги избавиться от тяги.

Мне нужна помощь, сам не могу оттолкнуться от дна. Решение я принял еще полгода назад, на реабилитации, но оно по-настоящему вызрело лишь сейчас. До этого всегда была фига в кармане. Я хочу жить трезво, без панических атак, без похмельной злости, без страха умереть от сердечного приступа, без этой беспорядочной ебли, без животного вдохновения. Мне нужно двигаться на ровном, как Сновидцу-По-Призванию. Готов подняться на следующую ступень, как бы стерильно и одиноко на ней ни оказалось.

В липких отходняках ворочался в постели до наступления утра. Потом стал тихонько убираться, стараясь не разбудить Севу, выливал пиво из недопитых бутылок. Я сварил Севе кофе, он встал и сразу принялся разминать голову, махать руками и петь какие-то рабочие фрагменты на разных языках. Русский, английский, немецкий. В общем, готовился к рабочему дню.

– Ты говорил, что брат в завязке. Узнай номер Чудо-деда, – попросил я.

– Какого нахуй деда?

– Ну, который заговорил или закодировал твоего брата. В жопу выебал, я не знаю. Как в том анекдоте. Про закодированного у кузнеца.

– Да, в курсе, я тогда тебе щас скину номер Гриши просто. А че за анекдот?

Пока Сева пересылал мне номер брата, я рассказал ему анекдот. Мужик выходит из тюрьмы, хочет отпраздновать, но все собутыльники говорят, что их закодировал кузнец. Ладно, мужик тоже идет к кузнецу, просит закодировать его. Кузнец пристегивает наручниками к верстаку и трахает в очко. Потом говорит: узнаю, что пьешь, всей деревне расскажу.

– А, вот что, – лишь усмехнулся Сева. Мне тоже это уже не казалось смешным.

Через несколько часов я был в поселке Трудовое. Надпись на калитке сообщала, что дом охраняется крупной собакой. Чтобы быть пунктуальным, я несколько минут походил по пыльной дороге, потом позвонил в звонок. Голос из динамика велел ждать, потом высунулся Чудо-дед. Он оказался крепким мужиком под полтинник.

Чудо-дед сухо и строго пожал мою руку:

– Проходите.

Полуврач-полусвятой, он переоборудовал гараж под процедурный кабинет для изгнания бесов.

Тут были старенький музыкальный центр, несколько икон, свечи, стул и плетеное кресло. Меня Чудо-дед усадил в кресло. Я вспомнил фильм со Шварценеггером, кажется, назывался он «Клон», что удивил меня в отрочестве. Клоны-наемники там шли на смерть не раздумывая, зная, что в следующую минуту после того, как умрут, появится их двойник, наделенный памятью только что умершего. Они меня восхищали, в этом была настоящая самоотверженность, когда ты не зациклен на сиюминутном своем существовании. С другой стороны, мне казалось, что это сатанизм – настолько презирать оригинал, данный Богом.

Я и моя болезнь стали единым целым, мы как будто по очереди выходим к рулю, пока второй набирается сил и отдыхает в театральной могилке. Но мы так срослись, и границ между Я и Оно совсем нет, градиент настолько зернист, неоднороден, что совсем непонятно, где тут отрезать сиамского близнеца.

– На какой срок вы хотите отказаться от алкоголя? Год-три-пять?

– Навсегда, – твердо сказал я. Обратной дороги не было.

– Это правильное решение.

– Иначе нет смысла.

Чудо-дед поднес палец к губам: «ш-ш-ш».

Я вспомнил ночь в рехабе. На соседней койке похрапывал сосед, а я смотрел на верхушки заснеженных елей через окно. Звездное небо говорило: «Не бойся». Ели походили на пару замерзших в неудачной попытке разрушения Годзилл. Нарушая режим, поднялся с постели, тихонько стал спускаться с третьего этажа. Первые две недели на реабилитации я курил сигареты, иногда желание курить было нестерпимым, так одна тяга мимикрирует под другую. Уже зная, какие ступеньки не скрипят, спустился мимо комнаты админа. Вышел на веранду, занесенную февральским снегом, босиком. Глядя на луну, сказал себе, что смогу. Ноги кололо и жгло лютой ледяной коркой. Было где-то –12. Я скурил полсигареты, потом взял бычок в левую руку и вжег его в правую, между большим и указательным пальцем. В том месте, где обычно держу рюмку. Но шрама почти не осталось, и через четыре месяца случился первый срыв. Потом еще один – меньше чем через месяц случился второй срыв, который заканчивался здесь и сейчас.

– Ясно, – сказал Чудо-дед и уставился мне прямо в глаза. – Как пытались бросить?

– Дважды завязывал сам на долгий срок. В этом году полежал на ребе.

– Тут где-то?

– Под Петербургом.

– И сколько они брали?

– С меня пятьдесят тысяч… Это со скидкой.

– Фу, – Чудо-дед скорчил брезгливую гримасу.

Я попытался задать какой-то вопрос, но он резко махнул рукой и начал говорить. Он говорил минут 25, все время глядя мне в глаза. Первые пару недель я помнил его монолог, но когда начинал записывать по памяти, вся магия пропадала. Думаю, этот дед – не просто врач на пенсии, но правда святой. Он много лет проработал наркологом и теперь миксовал разные практики лечения, вкладывая свое внутреннее пламя, к которому следовало искренне потянуться. Искренен ли я?

В принципе, почти все, о чем он говорил, я читал в литературе, обсуждал эти вопросы с ребятами в психушке и на реабилитации. Но Чудо-дед имел убедительный голос. Я смогу, я смогу, я смогу.

Он дошел до кульминационного, как я понял, места, и перешел на «ты»:

– Запомни. Первое. Не существует никакого повода. Хорошо тебе или плохо, праздник или горе. Нет повода. Нужно выпить со всеми – выпей компот.

Я кивнул.

– Второе. Можно разливать, можно смеяться с другими. Но ни в коем случае не пробовать. Ты не самый умный. Ты болен. Кто-то может выпить рюмку, у кого-то дома есть бар и он каждый день проходит мимо бутылок. Но это не твой случай. Можно обмануть других, реже себя, но ты никогда не обманешь болезнь.

Я кивнул.

– Третье. Кефир или квас – сколько в живот влезет. Но пиво, лекарство на спирту, нулевка – все это исключить.

– Нулевка?

Он опять: «ш-ш-ш».

– Раньше я разрешал безалкогольное, и многие срывались. Запомни, что такие поддавки добром не закончатся. Рано или поздно за компанию на шашлыках или в гостях ты глотнешь обычного пивка. А как только алкоголь окажется в тебе, если ты алкоголик… А ты алкоголик, как мы сейчас поняли… Твоя болезнь проснется. Через несколько дней ты будешь в запое.

Я дернулся в сторону рюкзака.

– Можно мне взять ручку и блокнот?

Чудо-дед опять отмахнулся:

– Я сейчас повторю это двадцать раз. Не надо ничего писать. Сердце открой.

Он повторял, он искал свежие образы. Болезнь можно поставить на паузу, но не отмотать назад. Ведь он прав, у меня было всего два непродолжительных срыва после ребы, но я быстро дошел до новых рекордов.

Раз мне пришлось позвонить другу, чтобы не покончить с собой. Нужно было, чтобы кто-то услышал, как я плачу и боюсь. Есть только один человек, которого я решился потревожить этой ерундой. Во второй раз я без гондона в первую же встречу трахнул девчонку-кореянку во все три отверстия. А через несколько дней гулял с другой девчонкой по центру Владивостока и начал ей сперва отлизывать, а потом и присовывать прямо на улице. Если бы не знакомство с Вероникой (наши сексуальные отношения начались прямо в офисе у друга-басиста, где я ночевал пару дней до того, как заехал в квартиру), я бы катился дальше, пока кто-то не подобрал бы меня. Сопротивляемость алкоголю заканчивается. Вероника все-таки спасла меня, спасибо ей, что бы ни случилось после, спасибо тебе, Вероника.

Чудо-дед велел закрыть глаза, а сам орудовал со свечами. Потом взялся за мою макушку и грудь. Мы простояли так минут пять.

– Что вы чувствуете?

– Некоторую панику.

– Сейчас какое-то тепло, холод, что-то происходило?

– Мне было страшно. Но я не почувствовал сверхъестественного. В экзорцизм ваш поверил, но не буквально.

Чудо-дед замер с непроницаемым лицом, видимо пытаясь что-то внушить. Еще я понял, что ему не нравится моя педантичная манера изъясняться. Врачи этого не любят, они считают, что разговор – это лишь фоновая музыка, а для меня он – способ отфильтровать смыслы. Но факт в том, что хоть потусторонние вещи со мной происходят, сейчас подыгрывать Чудо-деду я не стал.

Все, может, и случилось, но без спецэффектов.

– Спасибо. Думаю, я вас понял. Просто понял.

Достал пять тысяч, расплатился и двинул на выход.

– Удачи вам, – сказал он.

Мне захотелось освоить эту профессию, и если не так ей распоряжаться, то вложить этот опыт в книги. Все мои романы – это борьба с болезнью. Но пока, видимо, лишь на время удавалось одолеть симптомы. Алкоголизм возвращался с новой силой.

У меня есть ответ: навсегда. Если и будет срыв, то я выберусь. Внимательно рассмотрел свои руки; близился вечер. Вот они пальцы, вот они ногти, фаланги, сгибы, вены, по которым течет моя кровь: будь честен. В деревенском магазинчике неожиданно обнаружилась пачка копченого тофу, которую я съел на остановке. Потом набрал Веронику, она должна была скоро закончить смену и выдвигаться ко мне. У меня где-то валялась одна таблетка феназепама, что нынешней ночью была необходима.


У нас случилась неделя тихого счастья. Во всяком случае, мне казалось, что это чувство обоюдное. Прежде всегда важнее всего был запах, а тут чувство прорастало как-то иначе. Питалась Вероника абы как, курила и, что самое мерзкое, – потребляла молочные продукты и (по временам, кичась этим и описывая подробности в своем вк-паблике) даже страдала запорами. То есть это была не та женщина, которая пахла свежими цветами. Но ленивая косолапая походка, шутливые интонации, восторженно наигранное отношение к хую давали чувство реальности, жизни в моменте. Если я один, дни проносятся мимо, даже когда удается подчинить себе режим, много работать и заниматься спортом. Грезы выходят на первый план. Теперь появилась возможность без всяких ссор пожить, как, может быть, живут нормальные люди.

Когда у Вероники были выходные, мы ездили в места купания, любимым из которых для меня стал малюсенький пляж в поселке Рыбачий. Можно было обойти скалы, и ты оставался наедине с Тихим океаном. Прыгаешь вниз головой и плывешь. Пару раз я ездил с ней по заказам. Разглядывал районы города, когда она надевала рабочую футболку, хватала сумку-холодильник и доставляла корейскую еду. У нее были мелкие рабочие шутки, типа называть персонал давалками Миринэ, или стишок, в котором «холодная лапша, ведь курьерка Вероника доставляет не спеша».

У нее были смутные творческие планы, она знала по именам многих здешних музыкантов и вскоре по моей просьбе привезла в квартиру гитару и маленький комбик. Мы часто валялись в обнимку и предавались мечтам о творчестве. Еще я рассказывал о своем опыте – как записывался с тем или тем музыкантом, реп-певцом, и прочий-прочий кал.

– У меня будет альбом «Мои бомжи». Про всех неудачных ебырей (так она говорила, через Ы). На тебе его и закончу.

– Да, недаром меня называют Принцем Бомжей.

– Так тебя зовут? Не слышала.

– Это мое тайное имя, да, я Супербомж.

– Хороший бомж, чтобы закончить карьеру шалавы.

– Хороший бомж – это не бомж!

– То есть плохой все-таки?

– Чем хуже бомж, тем он лучше, – согласился я.

Я делал свои дела, иногда ездил к Севе на Русский остров записывать музло. Вечером перед моим вылетом мы пошли в кино. Я купил билеты, и, чтобы убить лишнее время, мы поднялись в ресторан, где Вероника пила пиво, а я – чай. После сеанса ей нужно было за руль, поэтому она взяла только 0,33.

– Как раз выссу, и в тачку, – заявила Вероника.

Я протянул руку и засунул палец в пену. Возникло искушение облизать его, даже время слегка замедлилось, но я просто вытер жижу о салфетку. Веронике принесли пасту, а мне овощной салат, посыпанный семечками. Порция была так себе, но все равно мне очень не хотелось улетать: август – лучший месяц во Владивостоке.

– Зачем я ввязался в кино это?

– Но это же интересно, вот и ввязался. А я тебя очень жду.

Мы стояли в очереди за попкорном у входов в кинозалы, когда пришло сообщение от Кости: Элеонора умерла.

Я ничего не сказал вслух, просто прошел к столику в ближайшем кафе и сел. Мелькнула мысль, что надо бы дать Веронике карточку, чтобы она не платила своими деньгами, но руки не слушались, тем более голос. Вероника расплатилась, подошла и спросила, что случилось, когда я растирал между пальцев несколько слезинок, которые выпали из глаз.

Я вдохнул и выдохнул, но сразу не вышло ответить.

– Эй, Супербомж, ты чего? Женя?

– Надо посидеть.

Вероника села напротив и просто ждала.

– Прости. Моя первая девушка умерла.

Вероника взяла меня за руку.

– Понимаешь. Хрен с ним, если вторая или третья. Но первая – это другое.

– Понимаю. Остальных будто и не было.

Такое участие проявила Вероника, что я понял: совершил ошибку. Нужно было сейчас сохранить это в себе, отмахнуться и не раскрываться. Но я уже открылся, и теперь не смогу ни в чем ей соврать. Я предварительно проиграл, она меня бросит. Но у меня есть какое-то время. Мы зашли в зал и выключили телефоны. Сложно сказать что-то положительное о фильме Найта Шьямалана «Время». Я пил пепси, ел попкорн и старался не пропускать ни одной сцены, чтобы прошлое не проникло в этот хороший день, не всосало обратно. Правая рука лежала между ног Вероники. Актеры бегали по фантастическому пляжу – на котором время стремительно бежало и заставляло их стареть на несколько лет в час, – как стадо овец по пустырю в момент землетрясения. Гарсиа Берналь выглядел так, будто его карьеру не восстановить после этого провала.

Когда режиссер появился в кадре, я шепнул Веронике, что это он.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации