Текст книги "«Машина времени». История группы. Юбилейное издание"

Макаревич Андрей. Интервью 2018 года

В разгар чемпионата по футболу мне удалось зазвать Андрея МАКАРЕВИЧА в студию проекта «Мимонот». Кое-что из того разговора оставлю здесь. Моим напарником в беседе стал главред радио Mediametrics Олег Дружбинский. Существенный момент: когда готовил расшифровку интервью для этой книги не без досады обнаружил, что некоторые аспекты уже обсудил с тем же собеседником за пять лет до этого (см. беседу 2013 года), то есть память меня ох как подводит. Повторы решил зачистить из той «юбилейной» беседы, хотя на аналогичные вопросы АВМ ответил летом 2018 года лаконичней и суше.

– Начну с вопроса от Марьяши Ефремовой (жены барабанщика «МВ» – Е.Д.): «Как считаете, популярность в нынешнее время – результат упорной работы или везения? Если бы “Машина” начинала свою деятельность сегодня, с одной стороны, в условиях жесткой конкуренции, с другой, полной свободы деятельности?». То есть, сформулирую так: изменились ли возможности достижения успеха?

– Возможности изменились сильно.

Но начать надо с того, что мы никогда не ставили себе задачу быть услышанными.

– Да ладно.

– Абсолютно.

– То есть человек, который берет в руки гитару и выходит на сцену, не жаждет быть услышанным?

– Он хочет, чтобы на него девушки смотрели большими глазами.

На том отрезке жизни этого было вполне достаточно. Для меня полное счастье было иметь инструмент, громкий усилитель, слушать любимую музыку, извлекать звуки из электрогитары, и чтобы меня все оставили в покое. И мы в таком коконе существовали несколько лет. Играя, репетируя.

– Как «оставили в покое»? То есть все легенды про гонения, запреты…

– Это позже началось, нас еще знать никто не знал. Мы школу закачивали.

– То есть были оставлены в покое прямо в самом начале?

– Нет, в школе некоторые учителя шпыняли, а вот Тамара Александровна, например, учительница физики, любила. Она пускала нас в класс свой репетировать после уроков и даже нам давала установку «Кинап». Помнишь, такая была для демонстрации учебных фильмов. С буквами К-К. И это была по тем временам чудовищно громкая штука, я тебе скажу. Вот мы через это бренькали.

«Кто это в очках?» – уточнил у меня Андрей. Ответил: «Олег Газманов» (фото Владимира Веленгурина, круиз «Мисс Пресса»)

Просто мы в очень удачное время родились и были молодыми. То электричество, которое было в воздухе, которое дало заряд огромным количествам групп по всему миру, которые заставляют и Мика Джаггера, и Пола Маккартни в их возрасте до сих пор выходить на сцену, – вот оно иссякло. Нет больше этого электричества.

Никто не объяснил, что такое рок-н-ролл, а воздух этот уже закончился. И надо было честно смотреть в глаза жизни, не рвать на себе волосы, а признать, что появилось что-то другое.

Это произошло где-то в середине, в конце девяностых. Вот так.

– Это глобально закончилось или только у нас?

– Конечно, у нас все с запозданием происходило, у нас оно еще живо. Вот так обстоят дела.

– Ваш друг, Борис Борисович Гребенщиков, утверждал, что «рок-н-ролл мертв» еще в 1983-м году, если мне память не изменяет.

– Борька очень чувствительный человек в этом смысле.

Я бы не занялся музыкой сегодня. Наверное, художником работал бы. Я, собственно, и так этим занимаюсь, но посвящал бы этому больше времени…

Хотел бы быть предельно точным в формулировках. Я никогда никого ни к чему не призывал. Потому что песня – это не воззвание, не политический лозунг, хотя многим очень хотелось бы именно так их видеть. Песни – это мое высказывание и не более того.

Возникает какой-то комплекс ощущений относительно того, что происходит вокруг, относительно того, что я чувствую внутри. По этому поводу может появиться песня. Упаси Бог ее воспринимать как какую-то инструкцию, манифест или воззвание. Кто и как ее понял, это вообще проблема этих людей, тут я не обязан каждому разжевывать и вкладывать в голову.

– Было за полувековую историю «Машины времени» такое, что песни трактовались не так, как задумывались автором? Вот про «Марионетки» – там был какой-то бунтарский посыл, или это была песня про кукл?

– Нет, это не про марионеток, эта песня про людей, но почему-то это все сводилось либо к съезду партии, либо к съезду комсомола.

– Но был же некий политический контекст.

– Потому что у нас все больные головы на политический контекст.

И мне было даже обидно. Потому что вообще это про то, как устроено человеческое общество. Оно было так устроено столько, сколько существует. Причем тут эта партия? Про нее забудут через 100 лет.

– Еще вопрос от общих знакомых, от Маргариты Шол, первого и единственного пока официального фотографа группы «Машина времени»: «Нет ли желания возродить уже с “Машиной времени” очень славную, но совсем забытую “Песенку про счастье” из репертуара “Оркестра Креольского Танго” про фантики, которых со временем очень не хватает?».

– С «Машиной» мы ее не играли никогда, она вообще не очень «машинская» по музыке. С ребятами спокойно можно сыграть ровно в тот момент, когда желание возникнет.

Меня удивило признание Андрея: начни сначала сейчас, стал бы художником

– У «ребят» «желание возникнет»? «Машина» – это ведь диктаторский коллектив или там решения коллегиальные принимаются?

– Он не диктаторский, ну, в общем, как-то ко мне прислушиваются все-таки.

– Кому из участников пришла идея перестать исполнять «Старый корабль» в первоначальном варианте?

– Это вообще происходит… Что-то можем менять. Я взял список неполный, там все равно песен 500 где-то. Играем мы на концерте 35. Ну, на 45-летие 45 сделали номеров. В какой-то момент, играя песню, вдруг чувствуешь, что она больше не вштыривает. Мы ее можем играть, мы ее помним отлично, на нас самих вдруг перестает тащить. И мы, не глядя друг другу в глаза, ее вычеркиваем из программы. И заменяем какой-то другой.

– Вы были романтическим юношей? Или здравым смыслом отличались и понимали расклад?

– Читали мы все в детстве одни и те же книги, а характеры у нас, тем не менее, немножко разные у всех. Я не готов измерять степень собственного романтизма, со стороны виднее, наверное. Мне кажется, что я не чрезвычайно романтичный.

– Как вы считаете, что важнее, профессионализм, знание нотной грамоты, сочинение мелодии или драйв, как у Виктора Цоя?

– Если человек знает, как вести себя на сцене, как встать так, чтобы девочки с ума сошли, это профессионализм тоже. Как подать свой текст, почему в его песни должно быть три аккорда, а не восемь. Это тоже профессионализм.

Но вообще рок-н-ролл появился как абсолютно народное, дилетантское искусство. Никто там в консерваториях не обучался. И именно за счет этого, за счет своей простоты и иллюзии ощущения того, что «я так могу», Цой стал популярен за считанные годы.

– Очень часто слышу такой тезис: сейчас с деньгами можно из любого сделать звезду, все от бюджета зависит.

– Ерунда. Чушь полная. Можно, но в таком случае это будет искусственно надутый шарик: пока в него будут вдувать денежки. Но на следующий день о нем забудут.

– У группы «Машина времени» никогда не было продюсера или продюсером был Андрей Вадимович Макаревич?

– Если говорить о продюсере записи, то этим Саша Кутиков занимался всю жизнь. И сейчас мы садимся писать, потому что надо же к пятидесятилетию записать несколько новых песен. И вот он и будет опять записывать, как обычно.

– Бывает ли, что родственники, жены, дети, братья оказывают влияние на политику в группе?

– Не буду комментировать. Я не женат, может быть, именно поэтому.

– Нет, я хочу вспомнить Вадима Григорьевича Макаревича. Вы прислушивались к советам отца? Потому что ваш папа очень активно, как мне вспоминается, переживал за группу и был как бы в процессе.

– Отец переживал за группу, он нам очень помогал, но он никогда нас не учил играть музыку.

Таких людей не было вообще рядом.

– Почему?

– Повезло.

– Это ответ.

– Я думаю, что нам, в общем, везло.

Если считать, что бутерброд должен 50 раз упасть маслом вверх и 50 маслом вниз, то у нас он маслом вверх падал гораздо чаще. Но я знаю таких людей, у которых он всегда маслом вниз падает, например.

Это труднообъяснимые вещи.

Я думаю, что, во-первых, не надо быть свиньей. Это очень важно. Тогда как-то вокруг тебя атмосфера лучше сделается, и люди удивятся и станут относиться к тебе лучше, а это важно.

– Про свинью, кстати. Вы ведь дружите с Александром Борисовичем Градским. Бывало так, что он вас, как и очень многих, обижал своим колким замечанием, комментарием? Профессионально я имею в виду, не в человеческом плане.

– Надо сказать, что Саша за последние лет пятнадцать стал гораздо деликатнее.

В начале семидесятых, кажется, что горы тряслись, самолеты падали с неба. Потом как-то нет.

Градский нам больше, между прочим, помогал, мы же на него, как на бога смотрели в 71-м году. Когда мы в бит-клуб поступали, все наши кумиры нас заклевали вдруг, сказав: «Эти люди играть и петь не умеют». У нас было два усилителя на всю группу, и один еще сгорел во время концерта, и мы все воткнулись в одну какую-то коробочку. Это было чудовищно, и настроение у нас было плохое. А Градский сказал: «вы все козлы и дураки, а вот они станут великой группой».

Ну, как нам было после этого к нему относиться?

Потом он нас привел в «Энергетик»… Нет, Стасик нас туда привел. Намин.

Мы все в одной комнате варились, сидели на репетиции у «Скоморохов», смотрели, как они пели. Как Фокин барабанил, как Леша Козлов играл, как у Стаса группа «Блики» играла, как команда «Второе дыхание» выступала. Это все было страшно важно, потому что мы были в самом низу пищевой цепочки.

– А Юрия Фокина после этого переманили? Он же играл в «Машине».

– Мы его не переманивали особенно, просто летом поехали на юг играть в сборной такой солянке, там Сережа Грачев был, была половина «Лучших годов» (группа такая) и нас они взяли с Кутиковым.

Они нас взяли, думаю, потому что у нас уже было два «Regent 60», – это мощные ламповые усилители – а у них ни черта не было кроме желания жить красиво. И мы играли с ними в международном студенческом лагере, где количество девок раз в 10 превышало количество юношей. Это было очень важно.

И потом с Фокиным поиграть, – это была мечта. А затем «Лучшие годы» развалились, и мы Юрку забрали к себе. Недолго он с нами проиграл, но все равно это была школа потрясающая.

– Говоря о Фокине, не могу не вспомнить про…, используем термин «топливо». Почему мемуары Кита Ричардса читаю, любого западного музыканта, они очень спокойно пишут и про вещества, и про алкоголь. Известно, что «Сержант Пеппер» записан под ЛСД, то есть Lucy in the Sky with Diamonds, как мы знаем, это, собственно, оно и есть. У нас почему никогда даже рок-музыканты не упоминают о «топливе» как инструменте сотворчества?

– Когда какому-нибудь российскому рок музыканту, который на этом деле сидел, исполнится 75 лет, он тоже спокойно и честно напишет о том, что было 50 лет назад.

– В этом дело?

– Я думаю, что да. Потом я тебе могу сказать, что, скажем, «Машину времени» это не коснулось вообще.

– Ой, в «Машине времени» не выпивали, не курили?

– Выпить мы любили и любим, но это я выношу за скобки.

– Все разговоры про Александра «Полковника» Зайцева, клавишника вашего, это все выдумки?

– Это не разговоры, он что-то принимал, но, зная наше отношение к этому, это делал в глубокой тайне от нас.

Вообще, он был нормальный, застенчивый человек. Ты, допустим, ешь лягушек, а мы, предположим, едим сыр. Будешь ты с нами за одним столом есть лягушек живых? Нет, наверное.

– Про 75 лет когда прозвучало, я подумал, сейчас же Макаревичу – 64. Есть культовая вещь When I’m 64 с упомянутого «Сержанта».

– Я проснулся в этот день, зная, что ко мне в клуб придут люди поздравлять с этой датой. Представил себе, как они меня будут заставлять петь эту песню со сцены. И мне стало чудовищно нехорошо. Я подумал, сколько же идиотов по достижении 64 лет поют эту песню.

Песня – продукт такого жанра, который долго не должен жить.

– Ого! Вот это да!

– Все песни, которые живут больше 50 лет, – исключения из правил. У меня дома огромная коробка, где собраны пластинки: хиты, радиочарты американских поп-джазовых радиостанций, начиная с начала 30-х и заканчивая концом 60-х гг. Там 100 дисков, каждый по 60 минут. Безумное количество красивых мелодий, чудесных аранжировок и замечательных вокальных партий. Ну, мода такая была. Была мода на красивую, мелодичную музыку свинговую. Невероятной красоты вещи. Это были лучшие песни. Мы не знаем ни одной, ребята, сегодня.

Андрей в Домбае, начало 1982 года, до разгромной статьи в «КП» 3 месяца

– Возвращаясь к песне «Когда мне будет 64». Известно высказывание знаменитое Мика Джаггера, что рок-н-ролл нельзя играть после 30. Боженька его наказал, потому что он сейчас козлом скачет в свои 900.

Сейчас не вспомнить кто снимал тогда Андрея, но за кадром его первая жена

– Всех бы так наказывал боженька.

– А вы, когда начинали музыкальную карьеру, не видели себя профессиональным музыкантом?

– Да нет, конечно.

– «Битлз» любите по-прежнему?

– Даже, может быть, и больше.

– То есть за прошедшие 50 лет не изменились музыкальные пристрастия у Андрея Макаревича?

– Абсолютно, они расширились. Потому что я, скажем, с джазовой музыкой познакомился лучше за последние лет пятнадцать. Хотя нравилась она мне и раньше. С самого начала. Отец слушал джаз все время, он его играл на фоно, тоже, кстати, будучи самоучкой абсолютным. И у меня просто не хватало времени на эту музыку, у меня рок-н-ролл забирал все двадцать четыре часа. Поэтому я так поздно приехал к тому, чем я сейчас занимаюсь.

Это и «Yo5», и «Джазовые трансформации», это и диск-джаз, и всякоепрочее.

Круг, разделенный на секторы, – это жанры музыки, которые сейчас выпускаются. Я с ужасом и изумлением увидел, что джаз занимает 2 %. Это не у нас, это в мире.

Мне казалось, что это все-таки весьма популярный жанр сегодня, потому что есть джазовые музыканты, собирающие стадионы, как Джейми Каллум, например. И их много, их очень много.

И джаз сегодня совсем не мертвый, он получил опять толчок развития после того, как рок-н-ролл увял.

Но это всего 2 %. Просто когда ты оказываешься внутри этой среды, тебе кажется, что весь мир из этих людей и стоит. А их оказывается немного. Меня это совершенно не волнует.

– Но все-таки «Машина времени» по масштабу не может сравниться ни с одним из сайд-проектов музыкантов «Машины времени», я правильно понимаю?

– Чем ты измеряешь масштаб?

– Но не коммерческий успех…

– А что еще?

– Количество поклонников.

– Это и есть коммерческий успех.

– Ну хорошо, тогда про составную коммерческую. Я правильно понимаю, что «Yo5» Макаревича, «Нюанс» Кутикова, «Сталкер» Державина и все прочие, они даже близко не лежали с «Машиной времени»?

– Ну, разумеется.

– Ваше отношение к рэпу?

– Никакого у меня нет к этому отношения.

Меня это не торкает.

– А вы видели все эти баттлы знаменитые?

– Все нет. Какой-то один посмотрел минуты две, и мне стало неинтересно.

Мне показалось, что очень плохими стихами люди друг друга обсирают, причем явными заготовками. Подготовиться можно было и лучше.

– Верно ли я помню, что у Андрея Макаревича нет песен, посвященных семье, отцу, матери, сестре, племяннику?

– Нет.

– А девушкам посвящались песни, не так ли?

– Конкретным девушкам – нет.

– Разве поэт не держит в голове какой-то конкретный образ?

– Мало ли, что он держит, так он тебе и расскажет. Ну, если это не посвящение конкретной девушке, то это, в общем, и не посвящение вообще.

Нет, я терпеть не могу вот этих конкретностей. Не знаю. Какая-то песня на заказ получается.

– А вы можете работать на заказ?

– Да, могу.

Во-первых, довольно часто обращались и киношники, и театральные режиссеры. Это интересная задача, потому что ты влезаешь в какую-то шкуру, в которую тебе бы самому не пришло в голову влезть.

Или вот, например, я уже много лет с журналом «Русский пионер» сотрудничаю, у них каждый номер – это тема определенная. Сегодня будет тема «кровать», например. Думаешь, елки-палки, надо написать рассказ, в жизни никогда про это не думал. Садишься, и получается очень забавная вещь. Самому же это надо еще сидеть, ковыряя в носу, про что же я сегодня буду рассказывать. Так что нет, это бывает, это бывает.

– Где вы себя комфортнее ощущаете, в какой стихии, как художник или как сочинитель? Если бы надо было выбрать, либо мы отказываемся от живописи, либо от сочинительства писательского, чем бы пожертвовали?

«Генералы идеологического фронта кричат в телевизоре про Украину… Возмущаются, негодуют, язвят, иронизируют, даже сочувствуют»

– Вопрос некорректный.

Но вот в процессе рисования я удовольствие получаю.

В процессе писания – не могу сказать, что сам процесс мне доставляет удовольствие. Но зато потом приятно. Раз, ничего, даже получилось, не стыдно вовсе.

– А из музыкальных номеров есть такие, за которые прямо стыдно?

– Но не то, что стыдно.

Ну конечно, было, это естественно. Нам было по семнадцать лет. Что мы могли писать?

– Башмет однажды мне интереснейшую историю рассказал, что ему приснилась тема, потом ему Ростропович объяснил, чья это мелодия. На плагиате себя не приходилось ловить, таком, неосознанном, – сел и содрал?

– Мы раньше страшно переживали. Мы начинали делать песню и затем друг у друга мучительно выясняли, а у кого же мы ее сперли, на что она похожа. Я сейчас к этому по-другому отношусь.

Я думаю, насколько хорошо песня получилась.

«Битлз» гениальнейше писали, они, совершенно не стесняясь, заявляли, вот мы услышали у Чака Берри рок-н-ролл, нам понравилась вот эта строчка, и мы из нее сделали песню.

У них лучше получилось.

Маргулис Евгений. Опрос 2018 года

Блиц-опрос провел, удачно застав тезку online в Фэйсбуке. Мнение МАРГУЛИСА мне лично всегда интересно.

– Можешь назвать 10 лучших песен команды за всю историю?

– Десять «Машины»?

Вряд ли наберу, но из любимых это:

1. «Ты или я».

2. «Костер».

3. «Три окна».

4. «Паузы».

5. «Костер».

– А 10 лучших своих?

– Своих?

1. «Шанхай блюз».

2. «40 лет».

3. «Земляничные поляны»

4. «Ок».

5. «Про себя»

6. «Город»

В принципе все неплохие, и за них не стыдно!

– И, наконец, десятку лучших русскоязычных?

– Это практически все песни Леши Романова

Плюс:

1. «Сука-любовь» (Михей).

2. «Алкоголь» (Сплин).

3. «Объясни мне» (Uma2rman).

4. «Глупенькая песня» (Чиж).

«Машинисты» друг о друге

Специально для этой главы ничего не записывал, просто понадергал из разных бесед, без какого-либо умысла и без системы.

КУТИКОВ О МАКАРЕВИЧЕ И ПОДГОРОДЕЦКОМ

Несмотря на то, что мы играли в разных группах, с Макаревичем мы дружили всегда. То есть «Машина времени» для меня всегда оставалась чем-то родным, и сейчас это так. Это не бизнес и не способ зарабатывания денег. Для меня «Машина» – часть моей души. Поэтому процесс воссоединения в 1979 году был, в общем-то, естественен… Андрей в то время чувствовал себя неудовлетворенным тем, что происходило в группе… Прошел год, и группа развалилась, но удачно развалилась. Из двух групп было создано три, с моей точки зрения, замечательные группы. Это «Воскресение», новая «Машина времени», «Автограф», который был рожден на остатках, на пепелище «Високосного лета». Как раз в это время Андреем была написана «Свеча»…

На студии в ГИТИСе у нас было очень интересно, своего рода, «афинская школа». На базе студии существовала комиссия при Академии наук СССР по комплексному изучению резервных возможностей человека. Все последователи альтернативных форм обучения, йоги, уфологи, маги приходили туда. Там было много интересных людей: за два года общения с ними я научился большему, чем за все предыдущие годы своей жизни, хотя, конечно, среди этих людей было очень много шарлатанов, аферистов и ненормальных.

Как-то раз кто-то из знакомых привел на студию Петра Подгородецкого, который только вернулся из армии и работал аккомпаниатором в эстрадно-цирковом училище – аккомпанировал молодым циркачам на уроках хореографии. Это был абсолютно безголовый юноша – очень веселый и ни о чем не думающий. Энергия выливалась из него цистернами. Он очень хорошо играл на инструменте, и поскольку записи в студии чередовались с вечеринками и посиделками, достаточно быстро Петя стал неотъемлемой частью нашего студийного пространства.

ПОДГОРОДЕЦКИЙ О МАРГУЛИСЕ

Женя Маргулис – единственный из состава, кого я могу отметить. Все остальное – махровая самодеятельность.

КАПИТАНОВСКИЙ О ЗАЙЦЕВЕ

Заяц поступил как настоящий дурак. Запил, закололся, исчез, а потом вернулся чуть ли не за полчаса до первого концерта во Дворце спорта, – розовый, чисто выбритый, да еще и нахамил Макаревичу, считая, что ничего плохого не сделал.

И это после того как группа, разыскивая его, целую неделю обзванивала больницы, морги и т. п.

Конечно, его сразу уволили.

МАРГУЛИС О МАКАРЕВИЧЕ

Когда в разговоре о его «квартирниках» Маргулис заметил, что на днях ждет Макаревича с новой программой. Я спросил «А нравится то, что в джазе делает Андрей Вадимович? Это джаз вообще?». Цитирую ответ:

«Я не знаю, что это такое. И в принципе меня это никогда не интересовало. Потому что если мне хочется послушать джаз, я поставлю себе Фрэнка Синатру.

Я хочу посмотреть, что из себя представляет джазовая инсинуация, джазовая трансформация Андрея Вадимовича. Потому что, мне кажется, песня на русском языке в какой-то джазовой аранжировке – это примерно как песня Высоцкого с оркестром «Мелодия» – что-то, отдающее кабаком.

Потому что я не думаю, что он будет играть какую-то зарубежную классику. Он, наверное, будет исполнять какие-то песни, либо написанные для этого проекта, либо то, что мы играли раньше – интересно посмотреть. Но подкалывать не буду. Я посмотрю просто на реакцию народа, потому что вторую часть… я знаю, что она пройдет на ура. Нам есть о чем поговорить и что вспомнить».

РЫЖЕНКО О МАКАРЕВИЧЕ

Я его уважаю как автора, как музыканта и как человека тоже.

Но Макар же очень закрытый человек и редко выходит на откровенность.

Очередной раз, я помню, мы набухались где-то на гастролях, редкий случай. И он говорит: «Серега, ты же, – говорит, – музыкант от бога. А я архитектор, конструирую все это».

Я всегда говорил, что он великолепный менеджер.

И в этом проклятие этой страны. Здесь нет института менеджеров и никогда не было! Ты сам должен делать все, и все на своем горбу тащить, как Юра Шевчук. То есть если ты лидер отечественной мега-группы, ты должен быть таким еще и мега-коммерсантом при этом. Либо так и сиди на жопе в кустах.

‹…›

Мне всегда безмерно нравилась группа «Машина времени». Надо сказать, что я и на гитаре научился играть именно на песне «Марионетки». Они же единственные из наших групп сделали сингл такой на катушечке крошечной, и там были как раз «Марионетки», «Ты можешь ходить как запущенный сад». И меня поразили эти две вещи, конечно. Там был замечательный драйв, осмысленность происходящего, то есть хорошая работа со словом и отличное качество звучания. То, чего я ни у кого из наших доморощенных команд не слышал. То есть я понял, что эти люди умеют сделать правильный продукт, который меня грел.

РЫЖЕНКО О ЗАЙЦЕВЕ

Саша очень как-то не афишировал историю с наркотиками.

Я помню, мы жили в одном номере во Владивостоке во время гастролей, а там спать очень тяжело, 7 часов разница. Падаешь, немножко выпив, а потом просыпаешься и всю ночь не спишь. Я смотрю, Зайцев что-то бродит и в каком-то странном настроении. Я говорю: «Что с тобой?» – «Да как-то так, голова что-то». Я говорю: «Может, тебе что-то седативное принять?» Он мне: «Я выпил пять таблеточек папаверина». Я удивился, но не придал этому никакого значения. Почему человек бродит, что у него там в голове. Он был вообще такой вещью в себе, «Полковник».

Но исполнительный. Делал все, что от него требовалось. Но какой-то самостоятельной искры я в нем не нашел. Но это мало, в ком есть. То есть все, что нужно Зайцевым делалось, но делалось как-то так.

РЫЖЕНКО О ЕФРЕМОВЕ

Валера – вот он Ринго Старр.

Я помню, как-то на репетиции говорю: «Валера, может быть, нам тут синкопку такую вставить, сделать так». Он так, раз. Я говорю: «Нет, ты не понял». С третьего раза я сказал: «Знаешь, Валера, играй как играл, на этом закончим тему».

ЕФРЕМОВА О РЫЖЕНКО

Помню такой момент: мы заезжаем за Рыженко, чтобы ехать в аэропорт, я уже водила машину. Отвозила и привозила Валеру на вокзал или в аэропорт.

И вот мы приехали в старые арбатские переулки. И Сергей выходит, а у него вот такой фингал под глазом! Он… с тещей подрался.

Там какие-то терки были все время с тещей. Я это помню. И Сережа, поскольку был человек эмоциональный все-таки, он все время приходил и жаловался на тещу.

То есть, о музыканте через 50 лет впечатления про фингал.

Вот ты говоришь: «Хороший музыкант».

А я: «Рыженко – это теща».

Почему теща, я не знаю, война шла повсеместно.

ЕФРЕМОВА О КУТИКОВЕ

Я, Кутиков и Ефремов едем на машине, сентябрь месяц. Едем не на гастроли, а отдыхать. И у меня перетрясается каждая шмотка, каждые трусы, каждая колготка. Лишнего не брать.

А ребята на гастролях, на этих базах купили чемоданы пластиковые с ручками, ходили такие модные. И они были у всех, включая нас.

Ну, в общем, платье нельзя, это нельзя, то нельзя; упаковывается все в маленькую сумочку на двоих.

Ладно, соглашаюсь.

Почему лишнего не брать? Потому что надо везти канистры, с бензином-то проблемы были. Это 1981 или 1982 год.

Короче, канистры с бензином занимали весь багажник. И в 5 часов утра мы договариваемся встретиться у кафе «Лира». С субботы на воскресенье утром, Москва пустая. Такой сентябрьский день, я помню, солнечный.

И мы сидим, ждем Кутикова. И вот Саша идет. И за собой тащит на ручке на этой огромный этот чемодан! Я устроила истерику. Кричу: «Как можно, Кутиков – мужик, а я девочка». Валера говорит: «Саш, я ей трусы лишние запретил взять». Кутиков спрашивает: «Ну, ладно, что мне, возвращаться?»

В общем, в результате мальчики ехали в комфорте, а я с этим огромным чемоданом в салоне на заднем сидении, чертыхаясь.

Ну, это полбеды. Когда мы приехали в Сочи, там нестыковка была, и первую ночь мы втроем ночевали в одном номере, потому что не освободился второй. И Кутиков открывает чемодан, который занимал весь проход. И там лежат: плавки, пляжные тапочки, махровый халат и пара джинс. То есть он был пустой.

Я это ему до сих пор припоминаю. Хотя уже 21-ый век.

ДЕРЖАВИН О МАРГУЛИСЕ

Когда я делал музыку к мультику «Удивительные приключения Хомы», там нужна была песенка. Написал стихи Саша Меламуд, я создал музыку. И получилась восхитительная песенка друзей:

 
Ярко светит солнце, и земля согрета,
Бабочки летают, все цветет вокруг.
Я пою об этом, потому что лето,
Потому что рядом друг!
 

Мультфильм для детей от четырех до шести, отличная песня, слова восхитительные. И кому-то надо ее петь. Но сам я не хотел, потому что сам написал, сам спел… Как-то нескромно. Я думал, кого бы позвать.

И вспомнил, что Маргулис – в соседнем переулке. И позвонил. Говорю: «Женька, приходи ко мне сейчас, я тут в студии песенку для мультика записываю». «Что за песенка?». «Да вот, хомячка и суслика». «Ох», – говорит он. Я: «Будешь петь партию суслика, вы похожи». И он пришел и спел. Это было совершенно замечательно, и Катя Семенова тогда спела.

Вот это огромное удовольствие, когда можно позвонить людям, которые действительно что-то умеют. А Катя очень много спела для детских мультфильмов и не только.

Потрясающая получилась песня, она у нас сейчас такая закрытая поздравительная песня на всех днях рождения. То есть мы выходим и вместо «Шанхай блюза» вот это исполняем. Потрясающе. Она очень ироничная, очень хорошие слова. Со смыслом и с хорошим чувством юмора.

КУТИКОВ О МАКАРЕВИЧЕ И САЙД-ПРОЕКТАХ

За долгие годы существования «Машины времени» Андрей стал для журналистского сообщества основным представителем бренда. Он чаще всех давал интервью. И это нормально, потому что я всегда считал, что каждый должен заниматься своим делом. Андрюша очень хорошо говорит, пишет. И вообще публичная деятельность для него – естественное состояние.

Мое естественное состояние – находиться в студии, заниматься записью, выпуском альбома. Что называется, «работать в лавке». Заниматься внутренними делами «Машины». И так далее.

И поэтому журналисты, конечно же, в первую очередь обращают внимание на жизнь Андрея Макаревича и на его новые проекты. А уже во вторую очередь на жизнь других музыкантов «МВ» и на их проекты.

ДЕРЖАВИН О ПОДГОРОДЕЦКОМ

Давно знакомы, да. Мы в хороших отношениях, общаться в последнее время не приходилось, но то, что я вижу в Youtube часто где-то, по телевизору, мне очень нравится. Петя ужасно талантливый человек, на самом деле, это передалось, видимо, генетически ему. Очень яркий. Наверное, я не открою секрет, если скажу, что очень многие музыканты учились у него в свое время.

Я помню себя в школе и помню какие-то песни; я слышал, как он играет и разбирал эти фрагменты. У Криса Кельми я тоже много взял, у его «Рок-Ателье», когда вышла «Юнона и Авось». Там столько музыки было потрясающей.

Вообще, мне нравится всегда находить что-то удивительное и разбирать, как это устроено.

Меня недавно потрясла такая история. Дочка вдруг влюбилась в «Новых бременских». И вдруг Филипп Киркоров зазвучал у нас в доме с утра до вечера. И там колыбельная – она звучит и звучит, звучит и звучит.

Мне стало интересно, я полез в интернет. А у нас с ней есть такая игра, – я ей иногда аккомпанирую то, что ей нравится, она это напевает. Или какие-то песенки с ней сочиняем. И тут я попробовал сыграть эту колыбельную, чтобы она спела, и понял, что на третьем такте сломался.

Мне стало очень интересно, потому что я играю все, что слышу, сразу – говорят, что у меня абсолютный слух. Я полез в интернет, увидел, что написал это произведение… ух, не соврать бы, по-моему, Артемьев.

И дальше я сел его разбирать. Там серьезное произведение. То есть если абстрагироваться от формы, от песни, это может быть что-то такое серьезное симфоническое, очень интересная гармония, интересные ходы гармонические.

И у Петра были очень интересные ходы, я помню.

КУТИКОВ О МАКАРЕВИЧЕ

Отличником я никогда не был – слишком абстрактно мыслил и чувствовал мир. Не могу сказать, что школа как-то ключевым образом на меня повлияла. Все самое важное началось после ее окончания. Когда мне было девятнадцать лет, я познакомился с Андрюшей Макаревичем – ему тогда было семнадцать, и он учился на первом курсе МАРХИ. Мы сразу обнаружили, что у нас масса общих музыкальных пристрастий, в том числе и «битлы».

Но это было даже не главное. Меня всегда привлекали люди, которые обладают более высоким интеллектом, кругозором, уровнем образованности, чем я. И всегда было интересно общаться именно с ними, учиться у них чему-то новому. Андрюша был как раз из тех людей. Например, блестяще разбирался в литературе, в частности, в поэзии.