Текст книги "Шестой моряк"

Агнирсатьюкхерг по прозвищу Змееглавец единственный общался с вдохновителем заговора и знал его хотя бы по голосу. Если, конечно, это был вдохновитель, а не простой связной, раздававший налево-направо неподдельные магильоны…

Лиалкенкиг же Плешивец сделал так, чтобы никто из караульных ничего лишнего не слышал и не видел. Иными словами, отвел всем глаза. Поначалу я думал, что тем самым он позволил проникнуть в королевские покои кому-то постороннему. Судя по всему, нужды в этом не было. В спальне Свирепца попросту открылся портал.

Когбосхектар по прозвищу Без Прозвища, ни в чем предосудительном не замешанный, был необходим, чтобы подтвердить правдивость слов своих спутников. Возможно также, что в случае крайней необходимости его каким-либо образом попытались бы оговорить и употребить в качестве жертвенного барана. Или, принимая в расчет его размеры, жертвенного быка.

Ах, если бы у меня на руках был заветный магильон!.. Если бы я успел выпотрошить сознание Плешивца метко нацеленными вопросами в присутствии жрецов!.. Если бы он не вышвырнул меня из своего тела в темницы Узунтоймалсы!..

Не проще ли было, коли уж так хочется занять трон, просто взять и прирезать короля, задушить его же подушками… да мало ли что?

Но Свиафсартон ни единого мига не сомневался, что король жив. На глупца он не похож… а зачем ему искать мертвого короля?

Впрочем, есть еще предположение Лиалкенкига насчет причин, побудивших Свиафсартона обратиться за помощью ко мне: «Скорее, он рассчитывал, что ты не возникнешь вовсе». То есть, господа синклит, все средства испробованы, король не обнаружен, так что давайте, помолясь Ийдебгеттауру и Мриосианзу, выбирать себе нового правителя из тех, что есть под рукой…

Стоп, стоп… Искали ли короля в городе? Наверняка. Перевернули ли все до последней халупы вверх дном? Определенно. Много ли преуспели в поисках? Результат всем известен. Иначе спал бы я себе да спал в теплой земле внутри Каменного Алтаря…

А где короля искать не стали бы вовсе?

Например, там, где его однажды уже не нашли. В его спальне. Нет, у колдунов на такие фокусы должен быть особый нюх. Разве что все они, без изъятий, состоят в сговоре – во что верится с трудом.

Например, там, где искать бесполезно. То есть, где королю находиться ну никак не положено.

В Узунтоймалсе.

Да, в Узунтоймалсе…

И вот что, господа мои.

Я нашел короля.

Я нашел его еще час назад.

Я даже был в его теле.

Кабы Хинорнуогниг Блажнец не уболтал меня, я догадался бы сразу.

… Есть старинное правило, безотказно действующее во всех мирах. Если достаточно долго баламутить воду, то янтарь всплывет сам собой. Если старательно помешать похлебку, мясо непременно поднимется со дна. Встань посреди леса, маши руками, и на тебя выбредет златорогий олень. Просто начни действовать, и цель сама тебя найдет…

– Итак, демон, ты выполнил Веление? – слышу я голос Свиафсартона Страхостарца.

– Я не демон. И я выполнил Веление, мой господин.

– Ты хочешь сказать, что нашел короля?

– Да, мой господин.

– Ты нашел короля Итигальтугеанера Свирепца?!

– Да, мой господин.

– Где же он?

– В одной из камер Узунтоймалсы, что расположены в третьем ряду первого уровня, под галереей, что ведет к залу синклита. С одной стороны – камера, в которой находился лишенный имени и памяти безумец, выдававший себя за королеву Оридибиклиру, по диагонали, через проход, заточен был степной вождь Саллами офн улг Сичханз, а прямо напротив – Энарайфагатуад Стрелоглазец, первый королевский зодчий. Велите послать кого-нибудь, пусть принесут… тело.

– Что это значит, демон?

– Я не демон…

– Заткнись и отвечай на вопрос. Ну, чего молчишь?

– Ты велел мне заткнуться, мой господин, и я ответил на твой вопрос мысленно.

– Хорошо… гм… ототкнись и повтори ответ вслух.

– Это значит лишь то, о чем ты уже догадался, мой господин Свиафсартон Страхостарец: все названные мной люди мертвы. Даже Энарайфагатуад, которого вы не найдете в его камере, потому что он совершил побег перед тем, как умереть посреди выгребных ям Охифурха.

– Следует ли из твоих слов, что король тоже мертв?

– Самым непосредственным образом, мой господин.

– Король мертв? Король – мертв?!!

– Да, мой господин.

– Но тогда ты не выполнил Веление!!!

– Напротив, мой господин. Я выполнил его, и выполнил буквально. Ты велел мне найти короля, и я нашел его.

Не так уж я и уверен в своих словах, как хочу выглядеть. В конце концов, тот волосатый бедняга тоже не был королевой, хотя искренне в это верил…

Создатель, мне и в самом деле нужен был тот магильон!

Но – встань посреди леса и маши руками…

Дверь зала распахивается. На пороге в лучах первого солнца возникает мрачная фигура в глухом сером плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Через плечо, будто узел грязного белья, переброшено тело без признаков жизни. Кому, как не мне, знать, во что превращается человеческая плоть после Измещения…

– Кто посмел?! – рычит Свиафсартон и в сердцах бьет своим посохом в мраморноплитчатый пол. Из-под изостренного оконечия посоха вырывается сноп искр. – Я еще не распорядился!..

– Значит, я предвосхитил твое желание, Страхостарец, – шелестит фигура бесцветным, неживым голосом.

Шаркая ногами, она проходит на середину зала. Не дойдя нескольких шагов до меня, сваливает ношу на мрамор. Затылок мертвеца с деревянным стуком бьется о пол.

– Кто это? – вопрошает Свиафсартон, изо всех сил стараясь сохранить величественные интонации.

Остальные маги-мудрецы, похоже, утратили дар речи.

– Это тело еще недавно принадлежало королю Итигальтугеанеру Свирепцу, – отвечает фигура. – После встречи с демоном, которого ты поднял из ада, Страхостарец, в нем сохранилось слишком мало жизни…

– А ты… ты… кто?.. – заплетающимся не то от бешенства, не от страха языком спрашивает архимаг.

– … как и во мне, – заканчивает фразу фигура.

И откидывает капюшон.

Это Лиалкенкиг Плешивец.

Вернее, тело Лиалкенкига, в котором не бьется сердце, не струится по жилам кровь, уже началось разложение, но все еще упрямо трепещет живое сознание прежнего хозяина.

Не стоило тебе сражаться со мной, боевой колдун.

Ты стал пленником собственного трупа. Когда плоть твоя сгниет и отстанет от костей – что ты станешь делать с этой падалью?

Я бывал в твоем положении, я знаю, что это за дерьмо.

Но и в таком жалком состоянии Плешивец не утратил всех своих знаний. И, кажется, намерен обратить их против меня.

Лиалкенкиг наносит удар.

Не хочу даже знать, как называется это заклинание. Длинная, шипящая по-змеиному зеленая искра прямо мне в лицо. В мое прекрасное юношеское лицо!..

Он хочет лишить меня подарка, моего нового, молодого, сильного, прекрасного тела.

Будь ты проклят, колдун!

Измещение.

Я архимаг Стиганбахебр, и я видывал-перевидывал этих шустриков, которые только и знают, что пулять друг в друга «зелеными змеями». Сейчас я порву его пополам, а потом еще раз пополам, и еще раз… вот только вспомню, как это делается.

Арноарупт, мой несравненный, восхитительный, божественный Арноарупт лежит рядом с вонючей венценосной стервятиной, и ангельское лицо его похоже на обугленную головешку.

– Где? – шипит омертвелыми голосовыми связками Лиалкенкиг. – Где ты, демон? Кем ты прикинулся на сей раз?!

– Я не демон!.. – срывается с моих трясущихся губ.

О, это старческое тщеславие, эти оковы тела!..

Архимаг Стиганбахебр, ужас степей и гроза цитаделей, в гневе сравнимый с мифическим царем драконов Рхоазедбиагойком, креатор доброго десятка истребительных заклинаний, ни одного из которых он, траченный молью маразматик, не помнит, получает «зеленую змею» в тыкву, как простой селянин, обрызгавший навозом бесценный дворянский плащ.

Измещение.

Я Биаплегдикон, и я хотел бы знать, что за бесчинство здесь творится, и почему все смотрят на происходящее, как бараны на новый плетень, и не хочу думать, что все ждут, когда я предприму свои меры, чтобы навести должный порядок в синклите.

Да ведь этот несчастный полутруп, Лиалкенкиг, ясно видит, кто угнездился во мне! И он, кажется, намерен меня убить!

Я хочу домо-о-ой!..

Измещение.

Я… я… чтоб мне до скончания веку гнить в Узунтоймалсе, если я спросонья помню, как меня зовут!

Измещение.

Попробуй поймай меня, Плешивец!

Создатель, есть ли среди этих ветхих бздунов хотя бы кто-то, сохранивший боевые навыки?! Ведь я должен положить конец этой чехарде!

Измещение.

И снова Измещение.

Сколько их там осталось, этих живых развалин?

Лиалкенкиг, зеленый, мерзостный, оскалясь на шакалий манер, садит с обеих рук «зелеными змеями». И всякий раз попадает в уже оставленных мной мертвецов. Он слишком увлечен своим занятием, чтобы обратить внимание на то, что творится у него за спиной.

А за спиной у него творится нижеследующее: открывается дымный портал.

И оттуда вылезает, сморкаясь и харкая, мой старый знакомец Ульретеогтарх по прозвищу Говенная Морда.

Что же он делает, мой старый знакомец?

А вот что: тычет своим костылем в спину разбушевавшемуся трупаку с отнюдь нестарческой силой. Так, что костыль с хрупаньем выходит у Лиалкенкига из груди. И, заметьте, ни капли крови.

Лиалкенкиг теряет равновесие и бьет зелеными искрами мимо цели, прямо себе под ноги. Его плащ занимается призрачным пламенем. А сам Плешивец падает ничком и, кажется – к собственному недоумению, умирает окончательно.

– Э-эй! – окликает Ульретеогтарх медовым голосом. – Где ты, сыно-ок?

Нашел дурака. Так я и откликнулся! Лежу себе тихонько, стариковской морщинистой мордой в пол, виду не подаю, что жив, и очень, очень внимательно слушаю…

– Дурно же ты распорядился моим подарком, – ворчит гнусный нищеброд. – Если бы я знал, что ты не сбережешь моего Арноарупта, хер бы ты его получил…

Он, кряхтя, высмыкивает костыль из лиалкенкиговой спины, кряхтя, переворачивает тело на спину и, кряхтя, склоняется над ним.

– Э, да тут есть кое-что из моих цацек, – объявляет Ульретеогтарх с детской радостью.

И вытягивает из-за пазухи Плешивца магильон.

На него, страшно скособочившись и угрожающе воздев посох, надвигается Свиафсартон.

– Так вот кто! – хрипит он, брызжа слюнями и вращая зенками. – Вот кто стоял за всем!.. Будь ты проклят перед всеми богами, Иаруахриаскийт Мраколюбец!

– Угомонись, старина, – мурлычет Говенная Морда. – У тебя уже нет короля, которому ты поклялся служить. Все же, скудоумная это была затея – вызывать демона решать людские задачи. Ты не хуже меня должен был предвидеть, что все обернется горами трупов…

– Ты подбросил свой магильон во дворец!

– Иначе я не смог бы открыть междусферный портал в спальне короля, ты это знаешь не хуже моего…

– Ты спровадил Свирепца в Узунтоймалсу!

– Ну, спровадил. Ну, виноват…

– Зачем?!

– Не хотелось мне убивать его сразу. Слишком легко он расплатился бы за мои десять лет изгнания. Я тоже хотел промариновать его в темноте и вонище тот же срок. Ты ведь знаешь: я люблю добрую шутку… Да твой демон поломал мне все планы. Кстати, где он?

– Где-то здесь, – говорит Свиафсартон, неожиданно быстро успокаиваясь. – Я все еще его ощущаю.

– Я тоже. Пусть его, он нам больше ни к чему…

– Что ты намерен делать теперь?

– То, чего и всегда домогался: занять трон этого королевства. Не забывай, я намного младше тебя, и король из меня будет хоть куда.

– Ну-ну… король Говенная Морда… А со мной-то что?

– Мой старый друг, я же не собираюсь распускать синклит! Подозреваю, однако, что тебе потребуется время, дабы заполнить вакансии…

Что ж, я выполнил Веление. И я свободен. Этот мир принадлежит мне, пока мое новое тело не умрет.

Только… я не хочу оставаться в этом больном, разваливающемся на куски старческом каркасе, который, вдобавок ко всему, еще и обделался.

Но Веление уже не диктует мне правила игры, а древний Уговор возвращает мне всю мою силу без изъятий.

И вот что я собираюсь сделать.

Обратить время вспять. Я уже делал это не раз. Ничего сложного, поверьте. И даже порой без пагубных последствий. Кроме тех случаев, когда последствия оказываются невероятно пагубны. Но не будем о печальном. Итак…

– … Но тогда ты не выполнил Веление!!!

– Напротив, мой господин. Я выполнил его, и выполнил буквально. Ты велел мне найти короля, и я нашел его.

Поворачиваюсь и быстрым шагом устремляюсь к двери, что распахивается мне навстречу.

Тело Лиалкенкига Плешивца с перекинутым через плечо телом короля Итигальтугеанера в вялом замешательстве уступает мне дорогу.

Боевой колдун… пускай даже почти совсем мертвый… ты все равно должен был почуять меня.

Но теперь правила изменились. Теперь я не желаю, чтобы меня чуяли все кому не лень. И я для Плешивца – никто, просто сопляк в белом тряпье.

Я бегу навстречу восходящему солнцу и знаю, что он глядит мне вслед, силясь уразуметь, кто я такой и от чего улепетываю.

Но он так и не разумеет, – мертвые мозги туго соображают! – и просто закрывает за собой дверь зала.

Я несусь пустынными коридорами, по запаху утренней свежести определяя, где же выход из этого проклятого дворца.

Занятно: как у них там станут развиваться события в мое отсутствие? Ведь все пойдет по-другому. Вообще все. Лиалкенкиг хочет мстить, «зеленые змеи» чешутся в рукавах – да только кому? Меня уже нет. Потом из портала явится Говенная Морда – и окажется перед синклитом живых и очень, оч-чень раздраженных архимагов. Любопытство одолевает невыносимое. Вернуться посмотреть одним глазком?..

– Эй, Скользец!

Принцесса Аталнурмайя Небесница, немного заспанная и оттого в особенности соблазнительная, выглядывает из своей спаленки.

– Как ты хорош! – шепчет она восхищенно. – Как ты прекрасен, демон! Я хочу тебя, хочу всего и сразу!..

– Я не демон, Небесница. Я даже не Скользец. И ты никогда не узнаешь моего имени.

– Мне не интересно твое имя.

– Зато ты можешь узнать правду о том, что случилось с твоим отцом.

– Я знаю. Его похитили и убили.

– А ты знаешь, кто похитил? И кто убил?

– Мне не интересно, кто это сделал. Пойми, Скользец: мне не нужна ваша правда. Мне не нужно искать отца. Я даже рада, что этот грубый скот сгинул навсегда. Мне всего-то нужен ребенок от демона, – она чувственно прикрывает глазки. – А теперь еще и сам демон – потому что только демон может быть так красив!

– И все же, я не демон, Небесница. И я не передаюсь половым способом.

– Да, я помню, ты говорил… – надувшись, ворчит она. – Эта странная история, которую ты неуклюже пытался выдать за сказку… про короля, его дочку и колдуна, которых звали одинаково. – Ее личико вдруг озаряется. – Может быть, мы пойдем в мои покои, чтобы ты мог ее дорассказать?

– Нет, принцесса.

– Это нечестно! Нечестно! – Глаза Небесницы полны слез. – Ты трахал меня в обличьях самых уродливых мужиков, а теперь превратился в ангела и загордился?!

– Прости меня, принцесса.

– Один только раз! Еще разочек! Последний!

– Нет, принцесса. Я спешу. Впрочем… ты можешь уйти из этого дворца вместе со мной. Хочешь?

Ее слезы моментально высыхают.

– Нет! – возмущенно восклицает Аталнурмайя. – Как ты посмел такое предлагать! Я принцесса. Мое место – в королевском дворце. Что бы тут ни происходило с королем… Как я могу уйти?!

– Этот дворец полон трупов. И число их будет множиться с каждым часом.

– Это не важно. Скоро здесь появится новый король. Чтобы стать законным правителем, он должен породниться со своим предшественником. Таковы правила игры, не я их устанавливала…

Где-то я уже слышал эти слова.

Но для меня игра закончена.

– Прощай, Небесница. Могу дать напоследок один совет…

И замолкаю.

Совет, в общем-то простой: никогда не призывайте на помощь в своих человеческих делах силы первобытной Тьмы. Так и запишите в своих паршивых скрижалях. Запишите это три раза. Никогда. Никогда. Никогда. Запишите это сто раз и самыми большими буквами, какие найдете. Никогда, никогда, никогда…

А стоит ли его давать?

Все едино, принцессы ничего не решают.

И не было еще случая, что хотя бы в одном из миров последовали разумному совету.

Все, все, подальше отсюда. Подальше от дворцов, королей, принцесс, колдунов. К свиньям их всех. Век бы их не видеть. Хотя такое редко удается… Затеряться в городах, смешаться с толпой, уйти в леса, подняться в горы, легко и неприметно жить и спокойно умереть отшельником.

И хорошо бы следующими стали птицы.

Часть вторая
Самая младшая Эдда

Я знаю, что звук в вакууме не распространяется. А теперь задавайте свои вопросы.

Джордж Лукас

1

Жил человек по имени Откель Разумник. Он был сыном Торгрима Дырявой Лодки. Он жил в Бьёрндале – Медвежьей долине, неподалеку от Холостяцкого залива, на берегу Овечьей реки. Жены у него не было, потому что ни одна женщина не ужилась бы с человеком, который, глядя на небо, говорил о звездах, глядя под ноги, говорил о травинках, глядя же на женщину, не говорил ни о чем. У Откеля Разумника был друг по имени Оттель Долдон. Он был сыном Торхадда Среднего Пальца. Шли слухи, что он берсерк. Да он сам же их и распускал. Напивался, бывало, и начинал кричать: «Я, мол, берсерк! Всех порублю! Всех порву, как Фенрир[1]1
  Фенрир – излюбленный персонаж скандинавской мифологии, чудовищный волк, дитя великанши Ангрбоды, рожденное от бога Локи, как гласило пророчество – всем прочим богам на погибель. При попытке обуздания оттяпал руку Тюру. Впоследствии не раз оправдывал дурную репутацию, жрал всех и вся. Пророчество тоже сбылось.


[Закрыть] тряпку!..» Но проверить это не было возможности, потому что давненько что-то никто не воевал и не грабил чужие хутора. Оттель жил по соседству, на другом берегу Овечьей реки, где держал большое стадо овец и несколько коров. Жены у него тоже не было, потому что женщинам не нравилось, когда кто-то, глядя на них, говорит о других женщинах. Словом, оба друга жили пустодомами, и не походило на то, чтобы в их жизни могло что-то перемениться.

Еще в том же конце Медвежьей долины жил человек по имени Хрейн Тёртый. Он был остер на язык и был известен своими выходками далеко за пределами Холостяцкого залива. Однажды Хрейн Тёртый сидел за столом с человеком по имени Хродкетиль Зеленый. Выпорожнив целый рог браги, Хрейн задумался, а после вдруг сказал такую вису[2]2
  Виса – особый жанр поэзии, встречающийся в исландских сагах; стихотворные строфы, в вычурной форме перефразирующие отношение персонажа к происходящим событиям.


[Закрыть]:

 
Бродят по долине
Два больших придурка.
Хоть один – Разумник,
Прозван так затем лишь,
Что двоих Долдонов
Для одной долины
Непомерно много.
 

– Чем тебе насолили Откель и Оттель? – удивился Хродкетиль Зеленый.

Хрейн Тёртый снова призадумался, а потом сказал:

– Ничем они мне не насолили. Просто такой уж я человек, что люблю острое словцо.

– Когда-нибудь ты огребешь неприятностей, – сказал Хродкетиль.

– Это уж точно, – согласился Хрейн Тёртый. – Огребу как пить дать.

– Как ты думаешь, что случится, если друзья из Медвежьей долины услышат твою вису? – спросил Хродкетиль.

– Да уж ничего хорошего не случится, – сказал Хрейн Тёртый. – Только как они ее услышат, если я уже сказал эту вису и меньше всего намерен повторять, особенно в их присутствии? Вот разве что ты им ее скажешь.

– Вряд ли я так поступлю, – заверил его Хродкетиль Зеленый.

Вечером того же дня Хродкетиль Зеленый сидел за столом у Оттеля Долдона, в гостях у которого был Откель Разумник. И он повторил им вису, придуманную Хрейном.

– А ведь Хрейн Тёртый прав, – поразмыслив, сказал Оттель. – Ничего хорошего нет в том, чтобы два разных человека имели одинаковое прозвище.

– Только виса у него неправильная, – прибавил Откель. – Не хватает одного стиха. Зря говорят, что Хрейн Тёртый искусен в словах.

– Я-то думал, что вы пойдете и снесете ему башку, – сказал Хродкетиль. – Хутор его спалите, а жену его Мимру-бьярмку[3]3
  Бьярмы – финское племя, населявшее земли на побережье Белого моря.


[Закрыть], всех его рабов и весь скот заберете себе.

– Хорошее дело, – сказал Оттель Долдон.

– Может быть, однажды мы так и поступим, – согласился Откель Разумник. – Хрейн Тёртый давно уже напрашивается, чтобы огрести мздюлей.

Наверное, здесь больше нечего сказать о Хрейне Тёртом и его остром языке.

2

Однажды утром Оттель Долдон пошел доить коров, потому что рабов у него не было, как и жены, а родители давно умерли, так что даже эту работу ему приходилось выполнять самому. Когда подойник наполнился, Оттель собрался перелить молоко в жбан побольше. Однако ему не понравился запах, который исходил от молока. Вначале Оттель подумал, что молоко скисло прямо в корове. Он обрадовался, что не нужно будет ждать, пока получится простокваша. Но потом решил, что хорошего в том мало, потому что здоровая корова никогда не доится кислым молоком. Оттель звал эту корову Дочь Ярла[4]4
  Ярл – знатный глава рода.


[Закрыть], хотя никогда не произносил этого имени при посторонних, и она была его любимицей. Поэтому ему вовсе не улыбалось, чтобы Дочь Ярла заболела и ее пришлось бы пустить под нож. Вот он и отважился попробовать молоко на вкус. Это было не самое мудрое решение, если только Оттель не собирался весь оставшийся день провести в нужнике. Но на сей раз все обошлось. Если не считать того, что на вкус молоко оказалось чистой брагой. Оттель снова обрадовался, а потом снова огорчился, потому что, как ни крути, а коровы не должны доиться брагой.

Оттель перелил молоко от Дочери Ярла во флягу и отправился с ней к другу. Он перешел Овечью реку по Овечьему броду, миновал Овечью рощу и вскоре постучал в дверь дружнего дома.

– Послушай, Откель, – сказал Оттель. – Моя корова доится брагой.

– О какой из своих коров ты говоришь? – спросил Откель. – О Дочери Ярла?

– О ней самой, – отвечал Оттель. – Удивительно, что ты знаешь, как я ее называю.

– Да это все знают, – сказал Откель.

– Тогда ответь мне, – промолвил Оттель, – это хорошо или плохо, что Дочь Ярла дает брагу вместо молока?

– Это хорошо, – сказал Откель. – Потому что теперь ты всегда можешь быть пьян, просто выгоняя свою корову на пастбище. Но это плохо, потому что теперь в твоем доме будет меньше сыра и масла.

– Ты очень умный, – сказал Оттель. – Но сыра и масла в моем доме и раньше никогда не бывало в изобилии. Как ты думаешь, что стряслось с моей коровой?

Откель посмотрел на миску с молоком от Дочери Ярла и сказал:

– Никогда не видал белой браги.

– Что это значит? – поинтересовался Оттель.

– А то, – ответил Откель, – что если ты думаешь, будто все дело в траве, на которой паслась твоя корова, то заблуждаешься. Если бы дело было в траве, то и молоко было бы другого цвета.

– Никогда не видел зеленого молока, – поразмыслив, возразил Оттель.

– Надеюсь, и не увидишь, – сказал Откель. – Когда корова ест зеленую траву, то дает белое молоко. Если бы она паслась на красной траве, то, быть может, давала бы синее молоко. И ты бы наверняка заметил, что на твоем выгоне растет красная трава.

– Ну и что? – спросил Оттель.

– А вот что, – ответил Откель и сказал такую вису:

 
От травы зеленой
Молоко белеет,
От травы багряной
Молоко синеет,
От травы лиловой
Молоко желтеет.
Быть не перестанет
Молоком при этом.
 

– Ты сам-то понял, что сказал? – удивился Оттель.

– Странно, что ты не понял, – ответил Откель. – Трава здесь ни при чем.

– Я и не говорил, что дело в траве, – возразил Оттель. – Кто вообще начал говорить о траве?

– Не важно, – сказал Откель. – Я думаю, что во всем виновата Хейд с Утиного утеса. И настало самое время ее в этом уличить.

– Хорошее дело, – сказал Оттель. – А что значит «уличить»?

– Это значит припереть ее к стене и наговорить всяких гадостей прямо в личико, – пояснил Откель. – А то и чего похуже сотворить.

– Мне все больше нравится эта затея, – сказал Оттель.

3

Жила женщина по имени Арнора. Кто был ее отец, неизвестно, потому что она пришла на Утиный утес невесть откуда. Она жила в маленькой хижине, держала немного овец, и нельзя было сказать, что жизнь ее балует. Нрава она была независимого, собой весьма хороша, хотя никто не мог назвать точное число прожитых ею зим. Росту в ней было никак не меньше шести футов, волосы были медного цвета, а лицо белее свежих сливок. Один глаз у нее был голубой, а другой темно-зеленый. Платье она носила небогатое, но чистое, а передник ее был вышит непонятными узорами. Накидку она скрепляла костяной застежкой в форме черепахи, а бусы ее были из чистого янтаря. И зимой и летом она ходила босиком. Словом, всякий, кто ее встречал, терялся в догадках, бедная ли перед ним женщина или зажиточная. Все звали ее Хейд Босоногая, потому что считали колдуньей, а в Стране Льдов спокон веку всех колдуний называли Хейд.

Откель и Оттель решили, что это по вине Хейд Босоногой молоко обернулось брагой. Они взяли мечи и направились к ней на Утиный утес.

Путь их лежал мимо кузницы. Там кузнец Вермунд по прозвищу Сухой ковал меч. Он делал это в одиночку, потому что его подручный Харек по прозвищу Курятник спал в углу кузницы, укрывшись медвежьей шкурой. Вермунд орудовал огромным молотом, один раз попадая по слитку железа, из которого должен был получиться меч, а другой раз непременно рядом, по наковальне. При этом он не переставал бормотать себе под нос какие-то заклинания. Откель и Оттель задержались посмотреть. Наконец Откель спросил:

– Почему ты работаешь один? Верно, ты не доверяешь изготовление волшебного меча никому, кроме самого себя?

– Нет, – сказал Вермунд. – Эта свинья Харек напился парного молока и сомлел так, что не то что молот, а и свой уд не удержал бы двумя руками.

Тогда Откель задал следующий вопрос:

– Почему ты бьешь один раз по железу, а другой раз по наковальне? Какой в том смысл? Не означает ли это, что ты призываешь в помощники самого Вёлунда, князя альвов[5]5
  Вёлунд – бог-кузнец, властитель альвов, второстепенных персонажей скандинавского пантеона, связанных с силами природы.


[Закрыть]?

– Это означает лишь то, что я нынче завтракал ячменной лепешкой и большой миской парного молока, – сказал Вермунд.

– А что за странные слова ты приговариваешь при этом? – спросил Откель. – Не взываешь ли ты к Тюру Однорукому[6]6
  Тюр – однорукий бог-хранитель воинских традиций. Руку потерял при попытке унизить Фенрира.


[Закрыть], чтобы он даровал этому мечу голод битвы и жажду крови?

– Я взываю ко всем асам[7]7
  Асы – верховные боги скандинавского пантеона.


[Закрыть] сразу, – ответил Вермунд, – чтобы они даровали хороший дрын в задницу тому, кто так упоил меня с утра пораньше.

– Как ты думаешь, – спросил Откель, – добрый у тебя получится меч?

– Вообще-то я хотел выковать орало для Грейпа по прозвищу Фрукт, – сказал Вермунд. – А теперь уж и сам не знаю, что выйдет из этой затеи.

– Хорошее дело, – сказал Оттель.

И они двинулись дальше. По дороге они заходили к Глуму, сыну Гнупа, что жил неподалеку от Хагаля, сына Хавара, и держал десять лошадей, с которыми не знал сладу и понятия не имел, зачем они ему нужны; к Асвальду Треснутому, сыну Гудрона Кипучего; к Хьяльмару Рукохвату, сыну Осмнагли Головоногого, который снабжал треской всю Медвежью долину и приторговывал с соседями из Сонной лощины; к Мёрду Наглому, сыну Нагли Мордастого, который первым напивался на свадьбах и последним отдавал долги; к Арнстейну Носатому, сыну Фрейстейна Плутоватого, внуку Хавстейна Хитрозадого и племяннику Эйстейна Кудреватого, которого все прочили в годи[8]8
  Годи – правитель территории, председательствовавший на тинге и имевший право заседать на альтинге.


[Закрыть], как и его отца, деда и дядю, но надежды на то было мало, потому что на тингах[9]9
  Тинг – в средневековой Скандинавии общее собрание жителей территории для легитимного разрешения споров.


[Закрыть] отчего-то не жаловали носатых, плутоватых, хитрозадых и кудреватых; к Хродкетилю по прозвищу Зеленый, сыну Бьяргмода по прозвищу Толстый, который передавал новости от дома к дому, даже те, что не следовало бы выносить и за ворота хлева, везде ел, пил и жрал на дармовщину и ни разу еще не получил за это причитающейся вздрючки; к Хвати, сыну Мунди; к Ёрунду, сыну Ёкуля; к Арни Железному, сыну Свартньёгра Законоговорителя, самому сильному человеку в долине, который хотел стать конунгом[10]10
  Конунг – военный вождь, местный король.


[Закрыть] или хотя бы ярлом, и потому изо всех сил делал вид, что он не только сильный, но и умный; к Хербьёрну, сыну Херфинна и Хердис, жену которого звали Хергерд, и она была дочь Хергрима и Херрид, и с ними жил взрослый сын Херлейв, женатый на Херрёд, дочери Херварда и Хертруд, а другого сына звали Херлауг, и он сватался к Хервер, дочери Херли и Херню, но пока не получил согласия; к Грейпу по прозвищу Фрукт, сыну Лейвмунда Кислого, который, похоже, нескоро дождется своего орала; к Фроди Мохноногому, сыну Дроги Мохнорылого; к Брюнки Короткому, сыну Хаки Защитника; к Харри Красному, сыну Мёрда Толстого; к Храппу Громкому, сыну Асруна Вонючего; к Колли Рыжему, сыну Лаки Полосатого; к Старри по прозвищу Черт, сыну Скальпа по прозвищу Лысый; словом – ко всякому, что жил в Медвежьей долине и в ее окрестностях. И всюду им говорили, что хозяин выпил с утра свежего молока и теперь не имеет сил привечать гостей.

Лишь один человек не пил нынче свежего молока. Звали его Браги Любитель, он был сыном Бранди Ценителя, а жену его звали Бьёрк Косоглазая, и она была дочерью Хромунда Косолапого. Но и Браги не смог принять гостей как положено, потому что лежал пьяный еще с прошлого вечера.

4

Наконец Откель и Оттель завернули к Хрейну Тёртому.

– Выходи, Хрейн! – закричал Оттель. – Пришла пора тебе ответить за твои слова.

Навстречу им вышла жена Хрейна по имени Мимра-бьярмка.

– Кто вы такие и зачем пришли? – спросила она самым визгливым голосом, какой только может быть у женщины.

– Я Откель Разумник из Медвежьей долины, – сказал Откель, – а это Оттель Долдон из Медвежьей долины. И не прикидывайся, что видишь нас впервые в жизни.

– Удивительно, – сказала Мимра, – как это вы нашли друг друга.

– Мы идем, чтобы наказать Хейд Босоногую за ее колдовство, – сказал Откель, – а сюда зашли, потому что нам все равно в эту сторону.

– За какие такие слова мой муж должен отвечать перед вами? – не унималась Мимра-бьярмка.

– Уж и не упомню, – сказал Оттель. – Он много чего говорил о нас с Откелем.

А Откель сказал:

– Пускай твой муж, если он настоящий мужчина, ответит за свою вису, которую сочинил про нас в присутствии Хродкетиля Зеленого.

– А, это где он говорит, что двух Долдонов многовато для одной долины? – спросила Мимра.

– Точно, – подтвердил Оттель.

– А нет ли у вас желания посчитаться с Хродкетилем Зеленым? – продолжала Мимра.

– Хорошее дело, – сказал Оттель.

– Возможно, – согласился Откель. – Но за что же нам убивать Хродкетиля?

– За то, что он переносит сплетни от дома к дому скорее, чем ветерок долетает с одного конца долины до другого, – ответила Мимра.

– Но ведь у нас нет пока другого способа узнавать свежие новости, – сказал Оттель.

– А еще при этом он ест, пьет и жрет на дармовщину, – сказала Мимра.

– Пожалуй, ты права, женщина, – сказал Откель. – Возможно, мы так и сделаем после того, как разберемся с твоим мужем и его висой про нас с Оттелем. За новости полагается платить, но не такую цену.

– Что же неправда в этой висе? – спросила Мимра. – Может быть, то, что тебя, Откель, сын Торгрима Дырявой Лодки, прозывают Разумником?

– Нет, – сказал Откель. – Это чистая правда, как и то, что я сын того человека, которого ты назвала.

– Тогда, Оттель, сын Торхадда Среднего Пальца, может быть, тебе не по нраву то, что когда в Медвежьей долине кого-то называют Долдоном, то сразу вспоминают о тебе?

– Нет, – сказал Оттель. – Не стану спорить, это мне по нраву.

– Или, может быть, ты хотел бы, чтобы в Медвежьей долине еще кого-то называли Долдоном? Например, того же Хродкетиля? Или Харека? Или даже колдунью Хейд? Хейд Долдонша – как тебе это понравится? Что тогда будет на весеннем тинге или, страшно сказать, на альтинге[11]11
  Альтинг – орган всеобщего народовластия в Исландии.


[Закрыть], когда годи выкликнет человека по прозвищу Долдон? Вся Медвежья долина закричит: это я Долдон, это мои овцы, это мои коровы, это мои рабы!