Текст книги "Сочувствую ее темным духам… (1-12)"

Раздался звонок. Майкл поспешил открыть дверь.

– Привет, – Майкл обнял мать и придержал дверь, чтобы она могла пройти. Мать внимательно оглядела сына, сын так же внимательно смотрел на мать.

Она здорово исхудала. Седых волос на голосе прибавилось, они поредели, их русый цвет стал блеклым. Мешки под глазами свисали вниз, взгляд был несколько отстраненным. Майкл почувствовал как защипало в глазах, вместе с тем он вспомнил последнюю их встречу, которая окончилась неприятной ссорой. Возникло неловкое молчание.

– Давай я тебе кофе наведу, – предложил Майкл, провожая мать в гостинную.

– Лучше чай.

– Чая у меня нет.

– Мне кофе нельзя, у меня гипертония.

Майклу стало стыдно: ему нечего было предложить приехавшей матери. Он стал копаться в холодильнике в поиске чего-нибудь съестного. Амалия снисходительно смотрела на старания сына.

– Стакан воды, если можно, я не голодна, – сказала она.

Майкл поспешил выполнить просьбу, налил в кружку воду из-под крана. Мать скептически посмотрела на содержимое кружки и дрожащими пальцами поставила ее на стол, едва не опрокинув. Майкл, заметив это, встревожился. "Тут явно не только гипертония" – подумал он.

– Чем ты болеешь? – прямо спросил Майкл.

– Только сильно не переживай, хорошо? – слабо проговорила мать. – Уже ничего исправить нельзя. Я не хотела тебе сообщать, но скрывать это бессмысленно, тебе Клод и так все бы рассказал…

Амалия сделала паузу. Майкл молчал, опасаясь, что услышит самое худшее…

– У меня рак желудка. Неоперабельный.

Майкл почувствовал, что его внутренности скрутило невидимой рукой. В его груди образовалась пустота. Сказанное не сразу уложилось в его голове…

Но сознание Майкла, на удивление, оставалось ясным. Казалось, прошла вечность, прежде чем Майкл тихо произнес:

– Когда это началось?

– Где-то год назад.

– И все это время ты мне ничего не говорила?

– Я не хотела тебя расстраивать. Я и… и мужу не сразу сказала об этом, Клод тоже не сразу узнал, а ты… ты живешь отдельно, не общаешься с нами, я думала, что будет правильным ничего не говорить об этом, но ты… ты же мой сын, ты должен знать об этом.

Майкл молчал, он не знал, что ему сказать.

– Но все не так плохо, – продолжала мать. – Я прохожу паллиативную химиотерапию, рост опухоли контролируется, месяц назад мне проводилась гастроэнтеростомия, чтобы восстановить прохождение пищи. Доктор Ларрсон остался доволен результатом, он сообщил, что ситуация с моим раком стабилизировалась, опухоль не разрастается.

– Это же рак. Гарантий дать никто не может. Какая стадия?

Мать помешкала, потом ответила.

– Четвертая.

Майкл сел на стул и уткнулся лицом в ладони. В его памяти прорисовались неприятные воспоминания: ссора с матерью, его слова, сказанные ей в последний раз, когда он ее видел. Чувство стыда ворвалось в его грудную клетку, заполнив собой пустоту, которая там находилась.

Мать села рядом с Майклом и посмотрела на него. Чувствуя взгляд матери, Майкл отвел лицо от ладоней, но взглянуть на мать не решился. Он тихо сказал:

– Прости.

– За что? – спросила Амалия.

– За все… за то, что я наговорил тебе. Я не знал тогда… что ты уже…

В уголках глаз защипало, он быстро сморгнул и отвернулся в сторону, стараясь избегать материнского взгляда.

– Я сама виновата, – сказала Амалия. – Я к тебе всегда относилась не должным образом. Я была для тебя плохой матерью. Вот видно и получила то, что заслужила.

Майкл заставил себя взглянуть на мать.

– Не говори так, – медленно произнес он. – Ты этого не заслужила. Во всем, что случилось виноват он… и… и я, но никак не ты.

– Я выбрала его, а не тебя, – виновато произнесла мать, смотря в противоположную стену невидящим взглядом, – Какая же тогда я мать?

– Так и сын из меня никудышный, – сказал Майкл. – Ты тут ни в чем не виновата, я…

– Я тебе не уделяла должного внимания, – перебила его мать. – Я думала, что я делала правильно, когда меняла свою жизнь. Я не осознавала, что пренебрегала тобой. То, что я от тебя услышала тогда, было твоей ответной реакцией, я понимаю, почему ты так сказал и знаю, что на самом деле ты так не думаешь.

– Мне не следовало так себя вести, – сказал Майкл. – Я не должен так говорить. Я был черств к тебе, был для тебя плохим сыном…

Майкл хотел такого разговора. Он хотел услышать от нее слова, действительно материнские, показывающие, что она не равнодушна к нему, что ей неловко от того, как сложилась его жизнь, что из-за ее выбора он лишился счастливого детства и способности воспринимать чужие переживания. Но Майкл сомневался в том, что разговор состоялся бы, если бы его мать была здорова, если бы у нее не было желания излить свое горе сыну, так обделенному материной лаской.

– Ты не черств, Майкл, – мягко сказала мать. – Ты повел себя так, как повел бы любой на твоем месте.

– Мне все равно стыдно, – признался Майкл. – Во мне нет ни человечности, ни сопереживания. Я тебе не звонил, ты первая позвонила мне, хотя я… я повел себя тогда как последний…

При матери он не мог произнести слово, которое пришло ему на ум.

– Я себя скверно чувствую, – продолжал Майкл. – Все, чего я хотел добиться, ускользало от меня. То, что я делал, я считал правильным, но со временем это приносило мне только вред. Вот и сейчас – ты приехала ко мне, сообщила ужасную правду, я себя чувствую преотвратно, я переосознаю все свои поступки – все они привели… не к тому, что я ожидал.

– О чем ты? – удивленно спросила мать. – Какие поступки?

– Разные, – уклончиво ответил Майкл. – Долго рассказывать. Как бы там не было, все это не идет в сравнение с тем, что приходится переживать тебе. То, что ты приехала ко мне, помогло мне осознать что то, от чего я страдал – это сущие пустяки. Я такой дурак.

– Что за поступки? – вновь спросила мать.

– Не имеет значения. Это прошлое.

– Но я хочу знать, – настаивала мать. – Мне действительно хочется знать, как ты живешь, что у тебя за проблемы…

– Несущественные, – сказал Майкл. – Было бы что-то важное, сравнимое с твоей болезнью, я бы тебе сказал.

– Не думаю, – задумчиво произнесла Амалия. – Ты всегда был скрытным. И упрямым. Потому не буду допытываться, сам скажешь, если захочешь. Помню, ты в пять лет съел весь малиновый джем, который я купила на день рождения Клоду. Ты до последнего отнекивался, говорил, что Клод сам его взял, несмотря на то, что пальцы твои были испачканы джемом.

– Да уж, – пытался улыбнуться Майкл. – Но честно, ничего страшного не случилось, просто я зацикливаюсь на некоторых проблемах.

– Какие? – спросила мать. – Девушка?

– Нет, – с улыбкой ответил Майкл. – Уже нет.

Мать внимательно посмотрела на сына.

– Ты с кем-то недавно расстался?

– Хм… да. Буквально три часа назад.

– Не переживай, – весомо заявила мать. – По юности все через это проходят, прошлые отношения это своего рода опыт, найдешь себе другую пассию и прежних ошибок не совершишь, будет на что опираться.

– Да я уже не переживаю, – честно ответил Майкл. – У меня несколько другая проблема. Не могла бы ты поговорить с Филом по поводу моего… мотоцикла?

Мать тяжело вздохнула.

– Могу, но… ты же знаешь, что он ответит.

– Просто попробуй, – сказал Майкл. – Это было бы важно для меня. Не хватает мотоцикла. Просто бы сесть на него и умчаться куда-нибудь по пустынной дороге. Это заметно скрасило бы мою жизнь.

– Может и к лучшему, что у тебя сейчас нет мотоцикла, – рассудительно заметила мать. – Знаешь, сколько аварий случалось с мотоциклистами? И сколько из них кончались летальным исходом?

– Сколько? – немного вызывающе спросил Майкл.

– Ну… много, – уклончиво ответила мать. – Ты сам об этом знаешь прекрасно, но ты все равно надевал шлем и уезжал куда-то, несмотря на огромный риск, несмотря на мои предупреждения…

– И без очевидных рисков можно кончить летальным исходом, – спокойно отметил Майкл. – Заболеть, например. Как ты сейчас…

– Давай не будем говорить о моей болезни, – с ноткой раздражения перебила его мать. – Я тебе сказала, что ситуация стабилизировалась, это лучшее, на что сейчас я могу рассчитывать.

– Но не просто так ты же сюда приехала? – спросил Майкл. – Если бы не твоя болезнь, вряд ли бы мы с тобой свиделись.

– Так ты не рад, что я приехала? – сощурив взгляд, спросила мать.

– У тебя четвертая стадия рака, как я могу теперь вообще радоваться? – вопросом ответил Майкл.

– О болезни я могла бы сказать тебе по телефону, – сказала мать. Черты ее лица заметно напряглись. – Я приехала, чтобы просто увидеть тебя, посмотреть, как ты живешь, все ли с тобой в порядке.

– Раньше же почему не приезжала? – спросил Майкл. Жалость к матери мгновенно испарилась, появилась ярость, которая стала для него удивлением. – У нас было предостаточно времени, чтобы обсудить мою жизнь, но сделала это ты тогда, когда поняла, что времени у тебя совсем не осталось!

– Ты что… ты уже хоронишь меня? – запинаясь, спросила мать, удивленная резкостью слов сына.

– Вовсе нет, – твердо ответил Майкл, – но ты сама понимаешь, что такой вариант весьма вероятен.

– Если тебя гложет чувство ненависти к Филу, то это не повод перекладывать свою ненависть на меня! – вспылила мать.

– Я тебя не ненавижу, – спокойно сказал Майкл. – Я тебя люблю, и я очень не хочу, чтобы наш разговор кончался очередной ссорой. Просто я хочу поговорить с тобой начистоту, без притворства.

– Я уже сказала тебе, что я была для тебя плохой матерью. Именно это объясняет наши редкие встречи.

– До Фила ты была обычной матерью… – начал было Майкл, но мать его оборвала.

– Откуда ты знаешь, какой я была? Ты был совсем еще маленьким.

– Я в этом уверен, – просто ответил Майкл. – Ты сама это знаешь, притворяться не надо.

– Ты к чему завел такой разговор? – недовольно спросила мать.

– Хочу с тобой честно поговорить. Пока… пока есть такая возможность.

Наступило неуютное молчание. Спустя пару мгновений мать спросила.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Правду.

– Я жду твоего вопроса.

– Вопрос все тот же. Почему же ты раньше не приезжала ко мне? Только про то, что ты была плохой матерью говорить не надо – во-первых, это не причина, а лишь уход от ответа, а во-вторых, это не правда, и доказательство тому Клод.

– Я думаю, ты знаешь, почему, – проговорила мать, смотря под ноги.

– Фил? – высказал догадку Майкл.

– Именно, – подтвердила мать.

– Обязательно под него прогибаться? У тебя свое-то мнение есть?

– Есть, но… Зачем ты начинаешь эту тему, ты же знаешь, что ни к чему хорошему это не приводит? – Мать умоляюще посмотрела на Майкла, взгляд того не смягчился, мать поспешно добавила. – Мне врач сказал, что следует избегать нервных стрессов, это негативно влияет на мое здоровье…

– Неужели за все эти годы ты ничего не хотела изменить? – спросил Майкл. Данный вопрос созрел у него давно, и ему не терпелось услышать на него ответ. – Неужели тебя устраивало твое положение, положение, в котором оказался я? Неужели ты получила то, чего хотела?

– Ты же знаешь, что нет! – воскликнула мать. – Никого это не устраивало. Меньше всего я хотела, чтобы вы с Филом ссорились. К тому у нас родился Клод. Я хотела, чтобы он был счастлив. И мне искренне жаль, что ты вырос в гораздо более худших условиях, чем он.

– Первый блин комом? – саркастически спросил Майкл.

– Тебе все равно, что я чувствую, да? – жалобно спросила мать.

– А тебе?

– Неужели все это из-за мотоцикла? – с видом человека, на которого снизошло озарение, произнесла Амалия.

– Это вишенка на торте, – философски молвил сын. – А торт многослоен.

– Ну и на каком слою торта засела твоя любимая мать? – спросила Амалия, пытаясь копировать сарказм сына.

– Ни на каком, – ответил сын. – Ты его испекла.

Амалия моргнула и непонимающим взором уставилась на Майкла.

– В смысле… То есть, ты… ты винишь во всем меня?

– Я этого не говорил, – пояснил Майкл. – Просто торт ты приготовила Филу, ты сделала все возможное, чтобы торт был на заглядение, чтобы Фил пальчики облизывал. И сама, я уверен, им власть налакомилась.

– Кончай с этими идиотскими сравнениями! – рявкнула мать.

– Хорошо, – безмятежно произнес Майкл. – Давай без сравнений, начистоту, как и должно быть. – Он набрал воздух в грудь и быстро заговорил. – Ты позволяла Филу унижать меня, выкинуть из дома, ты и пальцем не пошевелила, чтобы облегчить мою участь. После этого тебе хватает наглости заявлять о том, что ты просто плохая мать, что во всем виноват Фил, да? Фил, конечно, та еще сволочь, но не он заставил тебя отречься от меня, если бы я что-то для тебя значил, никакой Фил не смог бы остановить тебя, и ты бы регулярно приезжала ко мне, а не тогда, когда ты смертельно больна, когда ты вдруг осознала, какой вред ты причинила мне, вычеркнув меня из своей жизни.

Майкл замолчал и стал часто дышать, словно пробежал стометровку.

– То есть, так ты хотел избежать ссоры? – спросила мать. Ее глаза хоть и заблестели, но сурово смотрели на своего сына, от материнского тепла, которым они сияли при первых минутах встречи, не осталось и следа.

– То, что я говорю как есть, на духу, вовсе не означает, что я хочу поссориться, – заметил Майкл. – Выяснение отношений не всегда подразумевает под собой споры и конфликты.

– Не умничай, – осадила его мать. – Тебе и правда легче от того, что ты сказал?

– Нет, – признался Майкл. – Но я поступил правильно.

– Тебе приходило в голову что от твоих правильных поступков может быть плохо другим людям? – спросила мать. Ее глаза, все еще мокрые, метали молнии. – Ты не думал, что сейчас не время говорить о моих ошибках? Не думал, что ты слишком юн, чтобы судить меня?

– Неубедительный довод, – холодно сказал Майкл. – Я, конечно, расстроился, узнав, что ты больна, но твоя болезнь не должна стать оправданием твоих действий по отношению ко мне. Да и то, что я младше тебя, и то, что я твой сын, не должно являться барьером в выяснении отношений.

– Ты так и будешь осуждать меня за ошибки прошлых лет? – гневно произнесла мать. – Ты жив и здоров, у тебя своя жизнь, чего же ты вспоминаешь прошлое? Если ты и совершал ошибки, то у тебя есть достаточно времени, чтобы их переосмыслить… в отличие от меня. Так что не надо припоминать мне то, что я совершила когда-то, сейчас не время для этого.

– Времени потом может и не быть, – жестко сказал Майкл.

Амалия встала и посмотрела на сына с холодной яростью.

– Ты хочешь поскорее свести меня в могилу, сынок?

– Нет. Смысла нет. Все наследство достанется Филу или Клоду.

Амалия отвесила пощечину сыну.

– Ты бессердечный ханжа! В этом нет моей вины! Я тебя не так воспитывала!

Майкл усмехнулся, потирая покрасневшую щеку.

– Ты меня никак не воспитывала.

– Видимо, ты заслужил, что люди к тебе так относятся, – с издевкой произнесла мать. – Ты циничен и злопамятен, и пока не изменишься, будешь сам от этого страдать.

– В любом случае моих страданий ты не увидишь, – с желчью сказал Майкл. – Вряд ли ты вернешься после моих нелицеприятных слов, даже если излечишься от рака, верно?

– Так ты действительно хочешь моей смерти? – сделала вывод мать. – Ты даже не отрицаешь этого.

– Не нужно бросаться громкими словами, – раздраженно бросил Майкл. – Ты же знаешь, что я не хочу твоей смерти…

– Я уже не уверена в этом. Я тебя давно не видела. И спеси в тебе не поубавилось… Так или иначе, после моей смерти тебе будет очень больно вспоминать о том, что последние слова, сказанные мне, были словами упрека, – назидательно прошипела мать, понизив голос.

– Это не последние мои слова, – так же как и мать, тихо произнес Майкл. – Тебе будет проще забыть свое равнодушное обращение со мной, зная, что я сам был груб с тобой. Ты не будешь зря терзать себя, если будешь знать, что твой сын сам обращался с тобой грубо. Несмотря на наши ссоры, я люблю тебя, и сожалею, что я не в меру циничен, что ты больна, и что наши отношения не такие сердечные, какими они должны быть у матери с сыном.

– Ты не сделал ничего, чтобы наши отношения улучшить, – сказала Амалия. – Хотя возможность у тебя была.

– У тебя тоже она была, так что ты ничем не лучше меня.

Мать прикрыла глаза. Майкл чувствовал стыд и облегчение одновременно.

– Мне, наверное, лучше уйти, – сказала Амалия и утерла рукавом джемпера скопившиеся в уголках глаз слезы. Майкл разочарованно взглянул на мать. Необходимо вырулить конфронтацию в другое русло.

– Ты так не поняла, – с досадой произнес Майкл. Внутреннее нутро призывало его смягчить сложившуюся ситуацию. – Я всего лишь хотел, чтобы ты не сожалела обо мне, не сожалела о своих поступках, связанных со мной.

– Для этого ты мне грубил? – изумилась мать. Ее голубые глаза забегали, казалось, в поиске смысла. – Зачем?

– Своего рода, радикальная психотерапия, – ответил Майкл. – Я не хотел, что ты мучила себя угрызениями совести.

– Психотерапия, значит? – переспросила мать. – Мне ведь больно от твоих слов. Я же не хочу думать о тебе плохо.

– Главное, чтобы ты о себе не думала плохо, – сказал Майкл.

Мать посмотрела на сына, и Майклу показалось, что взгляд ее смягчился.

– Зачем тогда ты сознался в этом?

– Не знаю, – пожал плечами Майкл. – Посчитал нужным это сказать. Хотел быть до последнего честным с тобой. Политика правды.

Мать подняла брови.

– Ты что, уже ее читал?

– Нет, – ответил Майкл. – Но собираюсь. Даже купил, хотя мог прочитать в онлайне. Хочу узнать, что пишет противник.

Мать слегка смутилась, но улыбнулась своему сыну.

– Ты необычный, Майкл. Сказать мне упреки и пытаться направить их на мое благо – только ты до такого мог додуматься.

– Но мы же выяснили отношения, – слегка улыбнувшись, произнес Майкл. – И ссоры как таковой не было.

– Я ведь еще не ушла, – заметила мать, и Майкл испустил грустный смешок.

Майкл встал и приобнял свою мать.

– Прости… за психотерапию. Как-то не так все получилось.

– А оно всегда так, – заключила мать. Что-то непонятное было в ее словах, Майкл не мог понять что. – Выходит не так, как было задумано. И это не наша вина. Такова жизнь.

Амалия чмокнула сына в щеку, в которую совсем недавно влепила пощечину.

– Постарайся никому таким способом не облегчать страдания, – прошептала она.

– Надеюсь, не придется, – ответил Майкл, внезапно почувствовав жжение в горле. – Я тебя провожу.

Дойдя до парадной двери, мать обернулась и окинула взглядом скромное жилище сына. Она вздохнула.

– Не все дамы любят такое прибранство, Майкл. Будешь кого сюда приводить – постарайся прибраться.

– Те, кто вытерпит мой характер, вытерпит и "убранство". Счастливо доехать, мама.

– Пока, сынок.

Майкл закрыл дверь. Взгляд его осмотрел прихожую. Мать была права; несмотря на его сегодняшнюю уборку, его жилище явно нуждается в улучшении. Обои кверху отклеились от стен, обнажая потрескавшуюся штукатурку, софа в дальнем углу полупустой гостинной совсем провисла и больше походила на гамак. "Хорошо, что Ребекка не успела здесь побыть" – подумалось Майклу. Вдруг он почувствовал, что хочет спать – последствия ночных бдений давали о себе знать. Он направился к кровати восполнять недополученный ночью сон.

"Зря я так поступил" – огорченно думал Майкл. – "Я просто полное ничтожество. Хорошо хоть выкрутился – соврал матери про психотерапию. И хорошо, что не получилось пробраться в дом – Фил получил бы возможность избавиться от меня, а состояние матери только ухудшилось бы".

Сознавая ужас сказанных слов, Майкл лег на кровать и закрыл глаза. "Мать права – мой цинизм до добра меня не доведет". Вдруг он кое-что вспомнил. Майкл подскочил, взял телефон и, стремясь хоть как-то облегчить свое состояние, изменил имя одного абонента – вместо "Амалии" написал "Мама".

СТРАЙКС

Как же так?

Поздний вечер понедельника. Дорога к ночному клубу постепенно заполнялась молодыми юношами и девушками. Это был не просто клуб – это был клуб «Ореол», одно из самых дорогих заведений Мельбурна, посещение которого прибавляло посетителям респектабельности в глазах их более бедных друзей. Несмотря на престиж «Ореола» его посещала самая разношерстная публика. Одни были модниками, чьи родители позволяли себе ежемесячный отдых на Мальдивах; другие – позерами, влезавшими в долги, чтобы потусить в самом дорогом ночном клубе города; третьи – беззастенчивыми девицами, длина юбок которых не превышала уровень их интеллекта; четвертые – скромными девушками, чья скромность оканчивалась после третьего коктейля с апельсиновым ликером, благодушно предложенным либо богатым модником, либо кажущимся таковым позером. Одним из таких позеров был молодой юноша с взлохмаченными светлыми волосами, чья упругая походка за сотни метров привлекала к себе взгляды молодых тусовщиц, вызывая у них коротенькие, будто дозированные, смешки. Подобное поведение заводило юношу, он нагло им улыбался и заискивающе подмигивал. Этого юношу звали Клод Фохё.

Несмотря на внимание противоположного пола, Клод чувствовал себя удрученно по пути в ночной клуб. Очередная знакомая на ночь вряд ли пустит его к себе домой. А в свой дом Клод не мог никого пригласить – отец перестал выезжать из дома, засел у себя в комнате и все ждал каких-то грабителей. Отец полагал, что грабители очень хотели попасть внутрь, но не смогли обойти защиту дома. Из этого он сделал вывод, что грабители попытаются пробраться к нему еще раз, уже используя другие методы. В доме работала превосходная сигнализация, на входной двери стоял замок, работающий от отпечатка пальца, ночью на окна ставились выдвижные решетки. Сколько бы Клод не объяснял отцу, что улучшать охрану дальше некуда – бесполезно. Своим присутствием он только портил все планы Клода – отцу явно не понравится, что сын водит малознакомых девушек в родительский дом – особенно с учетом недавней попытки взлома. Но взломы взломами, а вечеринки по расписанию, так что Клод, по обыкновению выпросив деньги у родителей, направился в ставший давно любимым "Ореол" в центре Мельбурна.

Был третий час ночи. Изрядно выпивший Клод со очередной спутницей выходил из клуба. Спутница опьянением ничуть не уступала Клоду. В дерзком неоне и желтых фонарях различались ее каштановые волосы, слегка растрепанные. Доверив Клоду свою сумку, она, облокатившись на него и слегка пошатываясь, рассказывала ему о злоключениях, случившихся с ней ранее днем.

– Представляешь, я сегодня со своим парнем рассталась… – небрежно бросила спутница.

– Да? – изобразив интерес, протянул Клод. – Как же так?

– А вот так. Я ему позвонила и бросила, он не достоин видеть меня.

– По телефону расстались? – заплетающимся языком переспросил Клод. – Как же так?

– А вот так. Не могу его видеть, просто бесит меня. Ой! – Девушка покачнулась и вцепилась в джинсовую жилетку Клода, чтобы не упасть.

– Держись, подруга, я здесь!

– Держусь… Он игнорировал меня, никуда не звал, вот и пусть страдает в одиночестве…

– Как же так? – в очередной раз протянул Клод, не зная, что ему сказать.

– А вот так. Я же страдать не буду, правда, Клод? Я же найду себе парня получше! – Последнюю фразу она произнесла на высокой ноте.

– Я не знаю, кем был твой парень, но я точно лучше, – самодовольно проговорил Клод.

– Он был ничтожеством.

– Ты встречалась с ничтожеством? Как же так?

– А вот так. Невезение чистой воды, – с упором на последнее слово, выпучив глаза, сказала девица. – А почему у такого симпатяжки нет девушки? – вдруг спросила она. – Не могу поверить, что девчонки на тебя не клюют.

Клода польстила ее фраза насчет симпатяжки, но сам вопрос его позабавил. Девица явно туго соображает, раз задает такие вопросы.

– Клюют еще как! – важно произнес он. – Куча денег,Ауди А9, да я… я в ней всех девчонок перетра…возил.

– Чувство собственной важности у тебя зашкаливает, – медленно произнесла девица.

– Это достоинство, а не важность, – поправил ее Клод.

– Может, я увижу твои достоинства? – игриво спросила девица, приобняв Клода за плечо.

Клод задумался. Девица первой проявила инициативу, но как назло, именно сегодня…

– Не сегодня. У меня сегодня предки дома.

Девушка резко остановилась.

– Такой альфа-самец, как ты, живет у родителей?

– Временно.

– Как же так? – передразнила она Клода.

– А вот так, – передразнил ее в ответ Клод. – Давай лучше поедем к тебе, – предложил он после небольшой паузы.

– У меня аналогичная ситуация, – заплетавшимся языком кое-как проговорила девица.

– Как же т… А завтра?

– Не могу, завтра мои тоже дома, – покачала головой девица.

– А в среду?

Снова качание головой.

– Что же ты предлагаешь?

– Нейтральная территория, – с важностью заявила девушка.

– Таковой нет, – огорченно произнес Клод.

– Ну… тогда не знаю, – безмятежно произнесла подруга.

Клод тяжело вздохнул. Куча друзей, а на ночь остановиться не у кого. Видимо, сегодня ему ничего не светит. Как же так! Клоду уже надоело зависеть от родителей и их прихотей. Когда же у него будет свое жилье? Лучше бы родители выгнали его из дома, как Майкла, чтобы у него появился наконец-таки…

Стоп… Как же он раньше не догадался?

– Хотя, один вариантик у меня есть, – задумчиво протянул Клод. – Надо кое-кому позвонить. Возможно, ("мы с тобой переспим") мы сможем провести ночь вместе.

– Ого! Какие у тебя планы! – иронически произнесла девушка и усмехнулась. – Хочешь сразу взять быка за рога?

– Да-да, – расеянно произнес Клод, набирая номер. – Кстати, – остановился он и посмотрел на подругу, явно вспомнив что-то важное, – как тебя зовут?

Подобный вопрос словно бы отрезвил девушку. Она нахмурилась.

– Ты что, уже забыл? – сердито спросила она, освобождаясь от объятий Клода. – Ребекка.

Выдержав паузу, она в ярости вскрикнула:

– Ты, козел, хочешь только на ночь со мной замутить, даже имя не потрудился запомнить?

– Нет, но…

– Отдай мне мою сумочку, – потребовала Ребекка.

– Прошу, не уходи, я просто немного пьян, вот и забыл…

– Я не уйду, – заверила Ребекка.

Клод не стал ее слушать. Его рука, не занятая телефона, медленно двигалась к талии Ребекки. Отойдя в сторону, Ребекка просто сорвала сумку с плеча Клода и замахнулась ею для удара.

– Что ты делаешь?.. Черт!

Удар пришелся прямо в лицо. Свободной рукой Клод схватился за левый глаз – острый угол сумочки угодил в нижнее веко. А обидчица развернулась и неровным шагом побрела обратно в сторону жилых кварталов

– Постой! – воскликнул Клод, щурясь от боли. – Вернись, я прощу тебе этот удар!

– Простишь? – обернувшись, переспросила Ребекка. – Ну прямо камень с души!

– Тупая ты дура! – крикнул Клод, вытирая заслезившийся глаз. – Что в твоей сумке? Диплом по отпугиванию от себя парней?

– Планшет, который даже с разбитым экраном стоит дороже твоей понтов! – зло ответила Ребекка. – А теперь прощай, выпендрёжник, лучше иди кадрить школьниц!

Ребекка ускорила шаг и вышла к повороту на жилые кварталы.

– Эй, ты… Ребекка! – крикнул он ей вслед, но ее шатающаяся тень, словно дразня, обрела упругую, почти подпрыгивающую походку, после чего скрылась за углом.

– Если ты сейчас же не вернешься, то хрен ты когда в своей жизни покатаешься на Ауди А9! – зашел с козырей Клод.

– Выпендрёжник! – послышалось из-за угла.

Клод мутным взглядом уткнулся в стену, за которой скрылась Ребекка – после пяти коктейлей сложно было вспомнить свое имя, не то, что имя малознакомой особы.

– Какая ты обидчивая, – с досадой подумал Клод. – так у тебя никогда не будет парня…

– Алло! – прозвучало из трубки.

Клод вовсе забыл, что держал в руке телефон, с которого совершался исходящий вызов.

– Да, здорово, Майк, – Клод поднес к уху телефон. – Ты спишь?

– Для этого ты и будил меня – спросить, сплю ли я? – сонно пробурчал Майкл. – Что-то случилось?

– Да, – с трудом ответил Клод. – Я немного пьян…

– Да ладно? – протянул Майкл.

– Представь себе, – сказал Клод, не поняв сарказма. – Я хотел привести к тебе свою подругу, но она ушла, я думал, что ты будешь у своей, хотел уточнить, уже набрал, но подруга обиделась, женщины все такие, звонок пошел, ты взял трубку, и в общем вот как-то так…

– Понятно, – сказал Майкл, хотя спросонья он ничего не понял.

– Извини, что разбудил, не пропадай, братан…

– Не пропаду, – зевнул в ответ Майкл. – Счастливо… Хотя, постой, Клод, не ложи трубку!

– Да, да?

– Ты что будешь делать завтра днем?

– То же, что и сегодня.

– Надо поговорить. Мы можем встретиться?

– Конечно, – удивленно ответил Клод. – А что, что-то случилось?

– Завтра, – твердо сказал Майкл. – Обо всем мы поговорим завтра. Ты сейчас… не в нужной кондиции.

– Я соображаю, – слегка обиженно сказал Клод. – Я не сильно наклюкался.

– Утро вечера мудреннее – если у тебя не похмелье, – изрек Майкл. – Подъезжай лучше завтра ко мне, хорошо?

– А-а, ладно, – ответил Клод, не в состоянии придумать аргументы для возражения.

– Счастливо отоспаться!

– А-ага…

Смерть Оуэна

Майкл написал Клоду сообщение, чтобы тот смог приехать к нему к двум часам дня – в надежде, что к этому времени его брат будет в состоянии воспринимать информацию. Поздний звонок Клода натолкнул Майкла на один план, который прямо-таки жаждал встретить чье-нибудь одобрение. В реализации этого плана и нужна помощь Клода.

13.50

Майкл знал, что еще рано беспокоиться, но все же не мог отогнать мысль, что Клод не приедет – своего братца Майкл не без оснований считал беспечным. В ожидании брата Майкл запасся пивом, любимыми сигаретами "КлайдсХэвен" – пачки данных сигарет были обезличены, и чтобы они были узнаваемыми, производители создали форму пачки в виде гроба – неплохой маркетинговый ход, только поддерживающий действующую в Австралии антитабачную кампанию. На гробы, как и на обычные пачки, были нанесены пугающие изображения последствий курения – беззубые рты с обезображенными губами и распухшими языками, омертвевшие конечности жуткого вида и почерневшие легкие, несомненно, пораженные раком. Курение в Австралии давно стало явлением редким и немодным, но Майклу были чужды современные тенденции. Вот и сейчас – он рассматривал пачки с различными дефектами курильщиков, выкуривая очередную сигарету и запивая ее громадными глотками пива.

13.55

Скучно. Интернет Майклу отключили за неоплату. Телевизор считался Майклом неким реликтом прошлого, потому большую часть времени он был выключен. Читая на пачке предупреждение о том, что курильщика неизбежно постигнет рак легких, Майкл вспоминал свою мать, ее рак, правда не легких, а желудка, вспоминал вчерашний разговор, оставивший в его груди огромный ком, который никак не желал уменьшаться. Обвинения в адрес матери сорвались с его губ против его воли, он не хотел причинять ей вред в самый тяжелый период ее жизни. Он испытывал некоторое облегчение от того, что смог замять нарастающий конфликт выдуманной "радикальной психотерапией", но на размер кома в груди это никак не влияло.

14.00

Время пришло. Майкл не удивился, что Клода еще нет – пунктуальность не являлась отличительной чертой сводного брата, но несмотря на это, Майкл стал ощущать легкое раздражение. Допив остатки пива, которое изначально хотел разделить с Клодом, Майкл улегся на софу, простонавшую характерным для нее скрипом, и закурил еще одну сигарету.