Текст книги "Смертельный мир"

Глава пятая
«Отомсти!»

Цесаревна Купафка пришла к Фролу сразу после угасания второго и оставалась рядом с ним всю ночь. И всю ночь Фрол рассказывал ей о потустенном мире. Она поила его брагой, давала есть хлеб и поджаренную рыбу.

Сознавая, что нельзя терять силы, что нужно хоть как-то восстановиться, он не отказывался от питья и еды, хотя, казалось бы, кусок не должен лезть в горло. Фрол потребовал, чтобы девчонка накормила и напоила Никуса. Атаман пил, но не закусывал и через некоторое время окончательно опьянел. Ноги его подогнулись, но привязанные к перекладине руки не позволили упасть, и Никус так и уснул в полувисячем положении. Наверное, для него это был лучший вариант ожидания мучительной смерти.

Ничего кроме смерти не ожидал и Фрол. И хотя девчонка несколько раз повторила, что выбрала его в женихи, что завтра состоится их венчание, а для этого они уедут с Княжьего острова в женское царство, под крылышко ее бабки царицы Гущи, он не воспринимал эти слова всерьез. Разве князья отпустят на волю человека, ставшего свидетелем беспредельного ужаса, что творился в стенах крепости? Да никогда!

– Расскажи мне о своем мире, – попросила цесаревна.

– Что именно? – спросил Фрол.

– Все, – ответила она.

Он подумал немного, а потом начал смеяться.

Рассказать – все?! Рассказать семнадцатилетней девчонке об огромнейшем мире! Девчонке, которая никогда не читала книг, не видела нарисованных картин, не слышала настоящей музыки! Которая даже представить себе не может, что такое лед, снег, дождь, роса, огонь, молния! Которая никогда не видела настоящего солнца, не видела птиц в небе! Не говоря уже о чудесах техники. Не говоря, хотя бы, о тех же самых магазинах…

Чем больше Фрол себе это представлял, тем сильнее смеялся. Смеялся и плакал сквозь слезы. Плакал о том, что теперь и сам никогда ничего этого не увидит, не услышит, не почувствует. И вдруг сквозь слезы, рассмотрел, что стоящее перед ним чернокудрое создание, эта, так называемая, цесаревна, тоже готова вот-вот расплакаться. Вдруг понял, что она, обделенная все тем, что было дано ему в недавней жизни, гораздо несчастливее его, познавшего все в полной мере.

– Вот представь себе, – сказал он, догадавшись, что девчонка готова вот-вот убежать. А она повернулась к нему спиной и… не сдвинулась с места.

– Представь себе, что ты поднялась на башню крепости герцога Делавшока и смотришь, как бойцы Горного королевства сражаются с бойцами княжества. Ты следишь с этой высоты за князем Самаром. Как он на лошади сталкивается с одним из врагов и протыкает ему грудь шпагой. И вдруг ты словно бы оказываешься рядом и видишь, как из раны горного бойца хлынула кровь, и слышишь его предсмертный хрип. Потом ты видишь на расстоянии протянутой руки, как другой горный опускает шпагу на шею князю Самару и отрубает ему голову. И уже в следующее мгновение ты видишь крепость герцога Делавшока и башню, на которой стоит прекрасная чернокудрая девушка, наблюдающая за сражением князей с горными…

– Ты хочешь сказать, что я вижу себя? – спросила Купафка, резко развернувшись.

– Да. А потом ты видишь, как эта же девушка, то есть, ты подходишь к пленнику, привязанному к столбу, и поишь его брагой. И в следующее мгновение ты видишь со стороны, как занимаешься с ним любовью. А еще чуть позже видишь, как кормишь грудью своего ребенка…

– Как такое может быть? – глаза Купафки расширились. – Я не понимаю…

– Такое может быть только в кино. Это настоящее чудо – кино.

– Чудо…

– Да.

– Расскажи… мне… все…

Сначала он рассказал о том, как еще дошкольником поймал на удочку своего первого окунька в подмосковной речушке Истра. Цесаревна слушала, не перебивая, а он уже не мог остановиться и рассказывал, рассказывал. Время от времени открывал глаза, и тогда Купафка подносила к его губам фляжку. Он делал пару глотков и продолжал рассказывать…

О первом падении с велосипеда; о школе и о предметах, которые преподавали учителя; о том, как учился играть на гитаре и распевал с друзьями песни любимой группы «Чиж и С»; о футболе и хоккее, о подмосковных лесах с белыми, подосиновиками и лисичками, и о карельских болотах с морошкой и клюквой; о своих первых соревнованиях по спиннингу и о пограничных войсках, в которых прослужил два с лишним года; об автомобилях, поездах и метро, катерах и подводных лодках, самолетах и космических кораблях; о горах Домбая и о полузатопленной Венеции и самом высоком в мире небоскребе, что на острове Тайвань, где Сергей побывал в прошлом году; о свой любви к Ново-Иерусалимскому монастырю и о том, какая красивая Москва; о книгах и телевидении; о кино и о своей профессии каскадера…

Кажется, он иногда отключался от действительности. Во всяком случае, когда в очередной раз приложился к фляжке, почувствовал, что брага в ней оказалась пошипучей и покрепче прежней – значит, цесаревна принесла взамен опустошенной новую фляжку. Фрол рассказывал всю ночь, а когда зажглось второе солнце, понял, что это его последнее утро…

– Скажи мне, Серега, – попросила вдруг Купафка, – вот ты говорил, что твой мир очень красивый, что в нем очень много чудес… А наш мир – красивый?

– Что? Ты говоришь про мир за стеной?

– Да. Ведь ты видел его оттуда…

– Нет. В отличие от тебя, цесаревна, твой мир некрасив. И очень жесток.

– Ладно, – сказала Купафка, и Фрол вместо фляжки вновь увидел в ее руке кинжал. А за ее спиной – приближающуюся группу в килтах и кольчугах. Впереди шел высокий мощный мужчина преклонного возраста. Все остальные хоть в чем-то были на него похожи. Цесаревна тоже увидела их и, юркнув Фролу за спину, торопливо зашептала ему на ухо:

– Это князь Низлый и его потомство. Сегодня они станут либо твоими палачами, либо дальними родственниками.

– Кем-кем?

– Родственниками!

Фрол почувствовал, что Купафка делает что-то с веревкой на его левом запястье.

– Я же тебе говорила, что моя старшая сестра должна обвенчаться с внуком князя Низлого…

– И, что с того?

– А я обвенчаюсь с тобой!

И тут, почувствовав резкую боль в руке, Фрол закричал. А Купафка, вновь оказавшаяся перед ним, показала ему что-то красное и, словно тюбиком с губной помады провела этим по своим губам. Фрол посмотрел налево, на свою окровавленную кисть, из которой на землю падали частые капли.

– Пожалуйста, потерпи, – подскочила к нему маленькая дьяволица. – Этот ритуал придумала моя бабка. Невеста отрезает жертвенный мизинец своему будущему мужу и съедает его…

– А-а-а-а! – заорал Фрол не столько от боли, сколько от беспомощности и от абсурда всего происходящего. – Ненавижу! Ненавижу всех вас! Всех, всех, всех!!!

– Серега, соглашайся, ты отомстишь! – доносилось со стороны Никуса.

– Серега, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не кричи, – лицо Купафки, приподнявшейся на цыпочках, было очень близко, и брызги слюны, срывавшиеся с губ Фрола, попадали на ее окровавленный рот. – Они казнят тебя. Посадят на кол…

– Ненавижу!!!

– Я тоже их всех ненавижу, – совсем тихо сказала Купафка. – И я очень хочу, чтобы ты забрал меня в свой мир…

– Ненависть, это хорошо, – раздался сухой старческий голос. – От ненависти до любви – один шаг…

– Князь Низлый, – Купафка склонила голову перед подошедшим высоким мужчиной. – Исполняя договор, заключенный между вами и моей бабушкой, царицей Гущей, я выбираю себе в мужья вот этого человека. И предъявляю его жертвенный мизинец, остатки которого доем сегодня перед нашим венчанием.

С этими словами девушка впилась зубами в только что отрезанный мизинец Фрола, и истекающий кровью каскадер услышал характерный хруст. А князь Низлый, будучи чуть ли не в полтора раза выше молодой цесаревны, вдруг начал хохотать. Она жевала сырое человеческое мясо, рядом на кресте-коле истекал кровью разбойник Фрол, на соседнем кресте-коле что-то неразборчивое кричал атаман Никус, а старый князь и его сыновья, внуки и внучки громко хохотали…

– Молодец, девочка, – наконец успокоился Низлый, вытирая выступившие слезы. – Ты сделала свой выбор, а я не нарушу уговор. Обещаю. Тем более что этот пришлый не сделал нам ничего плохого. Но ответь мне только на один вопрос. Почему – он, а не кто-то из князей, или хотя бы из княжеских бойцов?

Купафка чуть замешкалась, потом, бросив быстрый взгляд на княгиню Углу, сказала:

– Потому что… мне кажется… он – настоящий жеребец…

Новый взрыв хохота. И под этот хохот и взмах руки князя Низлого княгини Угла и Щеппа подошли к Фролу, разрезали ножами стягивающие его путы и вместе с Купафкой, подставившей обессиленному разбойнику свои хрупкие плечи, потащили на выход из крепости.

Фрол плохо соображал, что происходит. Но все-таки нашел в себе силы обернуться на Никуса. К его кресту-колу успели подкатить конструкцию, похожую на широкую стремянку, и трое бойцов уже затаскивали наверх упирающегося атамана. Смотреть, что будет дальше, Фрол не смог. Но когда у ворот крепости новоиспеченного жениха начали грузить на телегу, до его ушей донеслись крики друга-каскадера, из которых он разобрал лишь одно слово: «Отомсти!»

Глава шестая
Типичный обряд венчания

Много лет тому назад по прихоти Творца в мире за стеной были изготовлены пять одинаковых двуконных карет, каждая из которых была рассчитана на кучера и двух пассажиров. Принадлежали кареты пяти самым влиятельным людям мира, в настоящее время – королям Халимону и Гурлию, князю Низлому, царице Гуще и кардиналу Манаю.

Опять же, по прихоти Творца кареты для всех без исключения считались неприкосновенными, и в большинстве случаев использовались для парламентерских переговоров. В истории мира за стеной не было случая, чтобы кареты и их пассажиры подвергались нападению.

На исходе сорокового года существования мира за стеной, восьмого сентября, сразу после зажигания третьего солнца, одна такая карета выехала из монастыря кардинала Маная и покатила, к Женскому монастырю царицы Гущи. Путешествия, которое при неспешной езде и без непредвиденных задержек должно было занять не более получаса.

Лошадьми правил правая рука кардинала, лейтенант Молдавец. Сам кардинал сидел в карете спиной к возничему в глубокой задумчивости. Глазеть по сторонам у Маная не было никакого желания, – дорога, знакомая каждым поворотом, каждым деревцем, каждым камнем на обочине давно обрыдла. Да и подумать было о чем.

Слишком много событий случилось в мире за стеной за последние дни. Слишком много крови пролилось. Манай не мог припомнить, чтобы всего за неделю с жизнью рассталось так много дворян, не говоря уже о простых бойцах. По его подсчетам, за это время численность жителей мира сократилась чуть ли не на две трети. Но что настораживало больше всего, так это полное отсутствие новых пришлых. Причин тому могло быть несколько. К примеру, Творец решил поставить очередной эксперимент, суть которого – временное прекращение поставки «свежатины», либо у него вышел из строя выборочный преобразователь… Что на самом деле казалось маловероятным, так как преобразователь бесперебойно работал такой долгий срок. Самым страшным, что могло произойти, так это несчастье с самим Творцом. Неужели слухи о пришлом Фролме верны? Неужели и в самом деле Творец, будучи при смерти, объяснил этому пришлому принципы действия выборочного преобразователя, чтобы в перспективе тот занял его место?!

Надо же было такому случиться, что этот Фролм буквально выскользнул из его рук! Да еще и не один раз! Да еще и при таких загадочных обстоятельствах!!! Где он сейчас? Об этом оставалось только догадываться.

Ох, нельзя было его упускать! Манай винил себя, что после неудавшейся облавы в Тусклом лесу, не предпринял все возможные меры к поиску исчезнувших разбойников. Помешала война с Лесным королевством. Тогда война казалось важнее, чем поиски пришлого и горстки разбойников. А вчера – новая напасть – обычно не враждовавшие в глобальных масштабах князья неожиданно напали на крепости Делибалта и Делавшока и захватили их, перебив всех бойцов и самих герцогов. Хорошо хоть, Халимон без проволочек отправил свои войска, чтобы вернуть крепости, и, слава Творцу, преуспел в этом. Но какой ценой! Ведь если бы бойцы маркизов так же неожиданно не напали на Лесное королевство, армии короля Гурлия со стороны горных практически некому было бы противостоять.

На сегодняшний день военное равновесие было более менее восстановлено. Но что произойдет завтра? Что предпримет царица Гуща, пригласившая кардинала Манная в свои владения, чтобы совершить обряд венчания?

Подобные обряды в мире за стеной случались нечасто и в них участвовали исключительно дворяне. И только кардинал имел законное право благословить молодых. Манай терялся в догадках, – почему именно на следующий день после развязывания войны с Лесным королевством женскому царству приспичило устраивать венчание…

– Ваше преосвященство, – отвлек кардинала от раздумий Молдавец, – к нам гонец из крепости герцога Делибалта. Кажется, это лейтенант Галлузо.

– Придержи лошадей, – велел Манай.

Это и в самом деле оказался лейтенант Галлузо – вассал барона Ольшана и до недавнего времени тайный агент кардинала. Недавно по согласованию с Ольшаном, лейтенант Галлузо был переведен в кардинальскую жандармерию.

– Ваше преосвященство, – подскакав к остановившейся карете, лейтенант спрыгнул с лошади и поклонился кардиналу. – В крепости герцога Делибалта обнаружен капитан Клюгк.

– Живой? – Манай привстал.

– Так точно. Но потерял много крови…

– Ну?!

– Видимо, кто-то из князей при штурме крепости хорошенько саданул ему шпагой по спине. И, посчитав, что этого достаточно, не стал добивать…

– Выживет?

– Должен, – убедительно кивнул Галлузо. – Недавно пришел в сознание. И я прикрепил к нему отдельную сиделку.

– Все правильно. Еще прикрепи отдельного стражника, – приказал кардинал. – За его жизнь и здоровье будешь отвечать лично. Вообще-то надо перевезти его в монастырь… Но это чуть позже. Лейтенант Галлузо, ты меня понял?

– Так точно, Ваше преосвященство!

– Я навещу нашего э… раненого еще до угасания второго солнца. Постарайся сделать все, чтобы он был вменяем и мог отвечать на вопросы.

– Я все сделаю…

– Молдавец, трогай!

Карета неторопливо поехала дальше.

– Каким образом Клюгк попал в крепость Делибалта? – спросил кардинал. – Лейтенант, ты докладывал, что он оказался в плену у шайки атамана Никуса.

– Я лично слышал его голос, Ваше преосвященство, – отозвался Молдавец. – Вот почти дословно, что Клюгк сказал полковнику Касочу: «Атаман Никус обещал, что если вы начнете атаку, он тут же перережет мне горло».

– Значит – не перерезал. Почему?

Вопрос повис в воздухе. Меж тем карета миновала очередной поворот и поехала вдоль обрывистого берега озера. Справа показался Княжий остров, мощная крепость на сужающемся мысу. От ворот крепости до берега было не меньше сорока шагов, попасть в нее можно было по длинному выдвижному мосту, который задействовали в исключительных случаях. Подобных вчерашнему, когда князья начали войну. Сам же Княжий остров за всю свою историю ни разу не подвергался нападению – слишком печально могло это закончиться для нападавших.

На территории острова, наверняка, находились люди, которые знали ответы на вопросы кардинала, но сейчас Манай предпочел бы с ними не общаться.

Княжий остров остался позади. Карета катила по извилистой лесной дороге, на которой почти никогда не проходило серьезных боев. Разве что могли проявиться мелкие шайки разбойников. Не успел Манай подумать об этом, как из-за очередного поворота навстречу выскочили три всадника, резко осадивших лошадей.

– Спокойно, лейтенант! – предостерег кардинал Молдавеца, в руках у которого оказался заряженный арбалет.

Волноваться и в самом деле не было необходимости. Если разбойники все-таки и могли по забывчивости, либо по отчаянию рискнуть напасть на карету, то предводитель троицы, князь Кырда, которого узнал кардинал, на такое кощунство ни за что бы не осмелился. Хотя бы потому, что в свое время Манай благословлял Кырду на венчание.

– Ваше преосвященство! – без лишних церемоний обратился князь к кардиналу. – Может быть, вы знаете, что происходит? Сегодня в Женском монастыре должно состояться венчание моего сына, князя Ембека. Такова была договоренность царицы Гущи с князем Низлым! Но старая карга не открыла мне ворота. Мне – отцу жениха!! В чем дело, Ваше преосвященство?

– Когда начинается война, все известия доходят с некоторой задержкой, князь, – немного снисходительно сказал Манай. – Но я направляюсь в Женский монастырь именно для проведения обряда венчания. Непонятно, какая шлея попала под хвост царице, но вскоре все станет ясно…

– А не могли бы вы передать старой…

– Я не веду, переговоров, князь, – перебил возмущенного Кырду кардинал. – Для этого существуют парламентеры…

– Что ж, парламентеры ей могут очень понадобиться! – повысил голос князь и поскакал со своими людьми прочь.

* * *

Женский монастырь, или как еще по другому называли обитель царицы Гущи – Октаэдр, на самом деле не являлся октаэдром, как таковым. Да монастырь имел восемь башен и восемь стен, но стены эти были построены по замысловато-изогнутой линии, две из них уходили в сторону, к обрывистому берегу озера, внутреннее же пространство было заключено среди шести стен, построенных под разными углами. Такова была прихоть Творца, сорок лет назад построившего Октаэдр собственными руками и окрасившего стены монастыря в бирюзовый цвет. Со временем стены, конечно же, потускнели, но оставались не менее прочными, чем после постройки.

В отличие от князя Кырды, карету Маная пропустили в Женский монастырь без малейшей задержки. Царица Гуща лично вышла встречать кардинала. Им обоим было что вспомнить, о чем поговорить. Так же, как и князь Низлый, они более сорока лет назад вместе познали «прелести» жизни в мире настольном. Тогда Тамара прямо-таки сияла своей восточной красотой, и не только Артур Манаев был в нее влюблен. Но именно он повлиял на ее судьбу в мире за стеной, упросив Творца при одном из первых своих обратных преобразований, сохранить Тамаре жизнь и возвеличить, произведя в царицы. Старушка Гуща никогда об этом не забывала.

Впрочем, сейчас для воспоминаний не было времени. Тем более кардинал Манай забыл обо всем, когда увидел тех, кого ему предстояло сегодня обвенчать. Во-первых, должно было состояться не одно венчание, а два. А во-вторых… Молодожены, которые предстали перед ним первыми, оказались никем иными, как принцем Ащуком, левая кисть которого была забинтована, и дочерью Гущи – царевной Векрой! Когда-то ему уже доводилось ее венчать, причем дважды, и вот – опять? Да еще и с кем!

У кардинала возникло желание протереть глаза. Неужели царство объявило войну Лесному королевству только для того, чтобы освободить Ащука и породниться с королем Халимоном? Породниться и – объединить военные силы? Царство всегда было союзником Лесного королевства, а теперь оно, словно в тисках окружено с двух сторон. В таком случае короля Гурлия и всех лесных ждет неминуемый крах! Эти мысли промелькнули в голове Маная, прежде чем он обратился к невесте:

– Царевна, я не буду спрашивать, любите ли вы своего суженого. Ответьте лишь – почему вы выбрали именно его?

– У принца Ащука оказался очень вкусный мизинец, – ответила Векра, не моргнув глазом. – А еще мне понравилась его задница. На ней такой симпатичный шрам…

– Принц! – тут же обратился кардинал к Ащуку, которого знал с пеленок, и который при упоминание о шраме заскрипел зубами. – А вы, конечно же, берете царевну в жены благодаря неожиданно возникшей любви?

– Нет! – ответил Ащук, бросив быстрый взгляд на Векру. – Благодаря давно возникшей ненависти. Ненависти к Лесному королевству! Которое после объединения наших с царевной усилий, должно прекратить свое существование!

– Благословляю вас на мир, э… – кардиналу захотелось поправить самого себя и вместо «на мир» сказать «на войну», но он сдержался, – и любовь. Отныне вы муж и жена. Можете поцеловать друг друга.

Манай успел подумать, что молодые не последуют его предложению, а если и поцелуются, то наспех, формально. Но неожиданно Ащук и Векра слились в долгом поцелуе, перешедшем в обнимания, тисканья, страстные вздохи, и лишь когда царевна, теперь уже – принцесса, впилась пальцами муженьку в зад, тот вскрикнул и отпихнул ее от себя…

Да, таких молодых кардиналу венчать еще не доводилось. Но он тут же забыл об Ащуке и Векре. Во втором женихе он ожидал увидеть князя Ембека, о котором так беспокоился отец. Вместо князя под ручку с молоденькой цесаревной Купафкой к нему подходил тот самый пришлый Фролм! Так же, как и у Ащука, левая кисть его была перебинтована, а значит, осужденный на смерть беглый убийца тоже пожертвовал своим мизинцем и тоже венчается. Да еще с кем!

Кардинал встретился с Фролмом взглядом. Пришлый был даже не столько спокоен, сколько флегматичен. Казалось, происходящее ничуть его не волнует. Но кардинала Фролм узнал, Манай понял это по легкой ухмылке, скользнувшей по губам приближавшегося к нему преступника.

Но где же князь Ембек? Кардинал обернулся, кивком подозвал стоявшую поблизости царицу Гущу и задал ей этот вопрос.

– Молодого князя убили лесные, – сообщила Гуща. – Не исключено, что самолично граф Винсепто. – И, видя, что нахмурившийся кардинал, о чем-то сосредоточенно думает, добавила:

– Кстати, Ваше преосвященство, вам известно, что младший сын Гурлия, принц Читко тоже убит?

– Вот как? – Манай не удержался от того, чтобы с усилием потереть ладонями лицо. – И это может означать только…

– Войну не на жизнь, а на смерть, – с улыбкой пожала плечами царица.

– А князья?

– У меня с Низлым был заключен договор об объединении наших усилий, – призналась Гуща. – Они идут войной на горных, мы – на лесных. Залогом союза должно стать венчание наших потомков: его внук должен был обвенчаться на одной из обитательниц царства, предположительно на цесаревне Скорпе, моя младшая внученька Купафка – выбрать в мужья кого-нибудь с Княжеского острова. Купафка женишка себе нашла, пусть и не из князей, но с виду крепкого. А вот князек Ембек, увы, ушел в мир иной. А здесь ни с того ни с чего и дочуре моей страсть взыграла. Чем, мол, я хуже дочери, тоже, мол, венчаться хочу. Да не абы за кого, а за самого принца! А что – ее право! Да и выгодно это венчание и царству нашему, и королевству Горному.

– Но князья-то как? – вновь спросил Манай.

– А что нам они? – царица презрительно усмехнулась. – Две крепости герцогских захватили, а удержать не смогли. И Ембек этот погиб по глупости. Если честно, я рада, что Винсепто его проткнул, а то, глядишь, взял бы князек в жены мою Скорпу, и, что дальше? Какое может быть потомство у гомика и лесбиянки? А если уж на то пошло, нашему царству гораздо выгоднее объединиться с вами, чем с князьями. Что князья? И сколько их осталось? Заперлись на своем острове, вот и пускай остаются там вымирать…

– Вымирать… – вздохнул кардинал. – Да, Тамара, натворила ты дел.

«С другой стороны, – подумал Манай, – Творца всегда радовали войны, интриги, казалось бы, совершенно немыслимые союзы, неожиданное развитие событий. Вот, пожалуйста, за последние дни событий в мире за стеной произошло столько, что на три года хватит. Но сам-то Творец, почему никак на это не реагирует? Где новые пришлые? Где он сам? А вдруг этот Фролм и в самом деле может хоть как-то прояснить ситуацию?»

– Цесаревна Купафка, – обратился кардинал к девушке, вцепившейся в руку этого самого пришлого, и слово в слово повторил вопрос, заданный ее матери:

– Я не буду спрашивать, любите ли вы своего суженого. Ответьте лишь – почему вы выбрали именно его?

– Потому что он – настоящий жеребец! – выкрикнула цесаревна.

И вновь кардинал услышал, как скрипнули зубы, на этот раз другого жениха.

– А с тобой, пришлый Фролм, я должен поговорить наедине, – сказал кардинал.

– Нет! – неожиданно возразил тот. – У меня нет секретов от моей будущей супруги, – и с некоторой наглецой добавил, – Ваше преосвященство.

У Его преосвященства отвисла челюсть. Этот… выскочка… Это… ничтожество еще смеет противиться ему – самому влиятельному человеку мира за стеной?!

– Девочка, отойди-ка в сторонку, – не повышая голоса, велел Манай.

– Нет, – набычилась Купафка. – Я не собираюсь покидать своего будущего супруга…

– Хорошо, – кардинал сумел подавить едва не вырвавшееся ругательство и прошипел девушке в лицо:

– В таком случае цесаревне Купафке, наверное, будет небезынтересно узнать, что ее потенциальный супруг, который, кстати, после обряда венчания получит титул цесаревича, то есть, потенциального наследника престола, на самом деле беглый убийца, прежде осужденный Горным королевством на смертную казнь путем четвертования?!

– Если Горное королевство и женское царство собираются стать союзниками, о таком пустяке, как убийство, придется забыть, – парировала Купафка.

– Ты не понимаешь! – Манай потряс кулаками. – Не знаешь…

– Сегодня ночью, – осмелилась перебить кардинала цесаревна, – я узнала от будущего цесаревича очень-очень много нового. Например, то, что я дочь самого Творца…

– Что? – Манай поперхнулся. – Как? Как Творца?!

– Вот так, – Купафка состроила гримасу. – Творца Максима Николаевича. И мое имя и отчество – Купафка Максимовна.

Из возникшего ступора кардинала вывел голос Фрола:

– Они – одно лицо, Ваше преосвященство. Царевна Векра обратно преобразовывалась, когда Максим Николаевич был в самом соку. Вполне…

– Как он выглядит? – кардинал снизошел до того, что схватил жениха за грудки.

– Руки – прочь, – тихо сказал Фрол и предупреждающе передернул буграми мышц. Отчего и Купафка, и Манай вздрогнули. Цесаревна с новой заинтересованностью посмотрела на жениха снизу вверх, кардинал отдернул руки. Но вопрос повторил:

– Каким ты видел Творца?

– Высокий, седовласый, кареглазый, – как ни в чем не бывало, начал перечислять Фрол. – В юности, наверняка, был очень сексапильным. На подбородке – ямочка, точь-в-точь такая же, как у нее, – жених кивнул на невесту. – И разрез глаз… Да ты сам-то сравни, Твое преосвященство…

– Не сметь обращаться со мной на равных! В этом мире…

– За что… ТЫ… боролся… на то… ТЫ… и напоролся, – с небольшими паузами выдал Фрол.

И эта неторопливость, размеренность, спокойствие в интонации пришлого подействовали на кардинала словно ушат холодной воды. Он вдруг понял, что это никакая не бравада, что стоящий перед ним человек действительно непрост и даже опасен. Он вдруг представил, что в эту самую минуту Творец пристально наблюдает за всем происходящим. Представил, что если сам сделает что-то не так, то стоящий перед ним пришлый, не просто напряжет мышцы, но и задействует вложенную в них силу, а Творец так и будет продолжать наблюдать, как его наместнику-кардиналу, к примеру, свертывают шею.

– Хорошо, перейдем на вы, – преодолел спесь кардинал. – Просто ты… вы должны кое-что знать. В отношении вас приговор о четвертовании все равно бы не состоялся.

– Хм, – усмехнулся Фрол, – благодаря принцессе Истоме? – и почувствовал, как напряглась вцепившаяся в его руку Купафка.

– При чем здесь Истома? – вскинул брови кардинал. – Ах, да… Нет! Принцесса Истома никогда не просила короля помиловать кого-то из осужденных на смерть. Это у нее такая игра…

– Сволочь, – процедил Фрол.

– Да, – согласился кардинал. – Но вместо нее ваше помилование у короля Халимона выпросил я.

– Неужели кое о чем догадались, Ваше преосвященство? Или кто-то о чем-то донес?

– Что вы знаете? – отмел несущественное кардинал. И бросил короткий взгляд на цесаревну, давая жениху понять, что лучше бы она не присутствовала при откровениях. Однако Фрол так не считал. Более того, ему необходимо было еще больше слушателей.

– Ваше преосвященство, – Фрол буквально подавлял своей уверенностью. – Лично вы узнаете самое главное. То, что сказал мне Творец, перед тем, как преобразовать. Но прежде мне необходимо оправдать свое честное имя в глазах… моей обожаемой невесты, а также ее матери, ее бабушки, принца Ащука.

– Что это значит? – насторожился кардинал.

– Если лично вы не участвовали в махинациях полковника Касоча и капитана Клюгка, то можете не беспокоиться…

– Касоч? Клюгк?!

– Они самые…

Чем дольше длился разговор между кардиналом и Фролом, тем большее недоумения у обитателей женского царства вызывала эта полемика. Но если до царицы Гущи, царевны Векры, принца Ащука и остальных доносились лишь обрывки разговора, то цесаревна Купафка слышала все! И с каждой фразой кардинала, или ее жениха, она все сильнее прижималась к Фролу, все сильнее впивалась пальцами ему в руку. Фрол это чувствовал и… контролировал. Как всегда контролировал свои мускулы: когда необходимо – напрягая, когда нет – расслабляя.

– Что ж, попробуйте оправдаться, – после некоторого раздумья принял решение кардинал, и поманил рукой тех, кого перечислил пришлый.

Фрол дождался, когда слегка недоумевающие его потенциальные родственники приблизились, и абсолютно спокойно вкратце рассказал им о своих приключениях, последующие за вынесением приговора королем Халимоном, вплоть до попадания на Княжий остров. Конечно же, опустив подробности пребывания в апартаментах принцессы Истомы.

– Интересно получается, – воскликнул Ащук, как только Фрол закончил не очень длинный рассказ. – Насколько я понял, наш женишок утверждает, что главный злодей не он, а Касоч?

– Ну-у, – пожал плечами кардинал. – Насколько мне известно, разбойники, у которых оказался господин Фролм, все погибли. Зная нрав принцессы Истомы, можно быть уверенным, что она будет все отрицать. Остаются два, так сказать, заговорщика – Касоч и Клюгк. Полковник в настоящий момент тяжело ранен, но если он и в самом деле виновен, то вряд ли в этом признается. А вот капитан Клюгк…

– Кстати, где он? – спросил Ащук.

– В надежном месте. И сегодня же он сможет либо подтвердить, либо опровергнуть ваши слова, пришлый Фролм.

– Цесаревич Фролм, – поправила кардинала Купафка.

– Девушка, разве вы не хотите дождаться ясности с вашим женихом? Ведь если его слова – ложь, то…

– А ей-то, что за дело? – вмешалась вдруг царевна Векра. – Убивал ее жених генерала Лесного королевства, или не убивал, перерезал горло начальнику тюрьмы королевства Горного или нет. Моя дочь сегодня выполнила некий обряд, и теперь, как я вижу, очень желает, чтобы Ваше преосвященство провели еще один обряд. Пусть хотя бы одну ночь, она побудет в качестве жены, а завтра – поглядим. Если Фролм виновен во всех смертных, и интересы царства окажутся выше интересов цесаревны, значит, она всего-навсего станет вдовой.

– Действительно, – поддержала дочь царица Гуща. – Ваше преосвященство, исполните то, для чего мы вас пригласили. А уж потом будете все выяснять. Поверьте, из Женского монастыря, так просто, как из тюрьмы короля Халимона, наш молодой человек не убежит.