Текст книги "Неприятности в пясках"

Неприятности в пясках
Евгений Макаренко

© Евгений Макаренко, 2024

ISBN 978-5-0064-5189-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НЕПРИЯТНОСТИ В ПЯСКАХ

1

На часах прохожего, остановленного властным жестом Качмарека, было ровно шестнадцать часов. Следующим жестом детектив дал прохожему понять, что тот может идти, и, повернувшись к мокрому от пота пану Яцеку, произнёс:

– Закат через четыре минуты.

Неприлично отъевшийся Мулярчик радостно кивнул головой, «угукнул», и мысленно перекрестился три раза. Сегодня у помощника детектива выдался непростой денёк: ему удалось расклеить девяносто рекламных листовок – все, что они с Влодьзимежем успели изготовить накануне ночью. И восемьдесят девять раз давно уже немолодому, страдающему четвёртой стадией ожирения человеку, приходилось уносить ноги от разъярённых дворников и просто сознательных граждан. Восемьдесят девять раз его догоняли, от чего теперь жутко болели спина, лицо и уши, а костяшки пальцев обильно кровоточили. Только раз пану Яцеку удалось уйти от ответственности за административное правонарушение – после того как приклеил лист бумаги с координатами качмарекова логова и составленного полногрудой пани Плужек текста на дверь полицейского участка. Впрочем, ни он, ни его начальник данному факту удивлены не были.

– А я ведь говорил… – Начал было неприлично отъевшийся Мулярчик, потирая ушибленную носком армейского ботинка ягодицу.

– По статистике, – Прекратил нытьё Влодьзимеж. – Девяносто девять процентов сказанного вами – откровенная чушь! И вы, пан Яцек, прекрасно об этом знаете!

– Ах, ты ж, щенок! – Подумал про себя помощник детектива. – Ты же до вчерашнего вечера и слова такого – статистика, никогда не слышал.

Расклейку объявлений – акт вандализма по здешним законам, изначально планировалась производить под покровом ночи, но в процесс обсуждения вмешалась полногрудая пани Плужек, на минуту отвлекшись от написания очередного романа. Размахивая свежим номером газеты «Лиходейский Быдгощ», она сообщила, что:

– Девяносто процентов совершаемых в Быдгоще среди бела дня преступлений остаются нераскрытыми только потому, что остальные десять – не дело рук одиозного мэра Енджеевича и, цитата: «евойной» клики!

Неприлично отъевшийся Мулярчик засомневался, взял из рук писательницы газету и убедился, что там так и было написано: «евойной». Пан Яцек не поленился, стал читать дальше и выяснил, что кто-то особо одарённый в полицейском руководстве решил, что в светлое время суток если кто-то и безобразничает, то ему и «евойной» клике простительно – ибо кто, дорвавшись до корыта, будет вести себя как-то по-другому? Другие же, совершаемые в лучах солнца преступления, выглядели детской шалостью на фоне бурной деятельности Енджеевича и на них можно смело закрывать глаза. А далее журналист задавался вопросом: почему бы не сократить бюджет быдгощской полиции в два раза, если статистика упрямо утверждает, что половину суток эта самая полиция фактически бездействует?

– Разве ж можно такое печатать? – Изумлённо спросил пан Яцек. – Ведь кое-кто может это прочитать и сделать соответствующие, заведомо неверные выводы!

– Уже. – Деловито изрёк Качмарек и сообщил об изменении плана.

По мнению детектива, не понаслышке знавшего своего помощника, и трезво оценивавшего уровень дарованной тому небесами везучести, будет куда правильнее, если его днём поймают и побьют дворники, нежели ночью выпишут нешуточный штраф блюстители порядка.

– Уж лучше мы купим на сэкономленные деньги курицу гриль.

– Да почему сразу я?! – Возмутился неприлично отъевшийся Мулярчик.

Мужчина и вправду не понимал, почему этим нехитрым делом – расклейкой объявлений, не может заняться быстроногий, юркий, а главное компактный молодой человек!

– Один шанс из тысячи, что между так близко посаженными лопатками окажется булыжник!

– Потому что в нашем тандеме я мозг, а вы всё остальное. – Ответил Влодьзимеж. – А один шанс из тысячи, между прочим, это целых десять процентов, что, согласитесь, не мало.

– А ещё у нашего начальника огромное расстояние между ушами. – Вмешалась в беседу полногрудая пани Плужек. – Лично я бы, будь у меня булыжник, целиться ему между лопаток не стала.

– Теперь-то вам ясно? – Спросил Качмарек помощника и перевёл настороженный взгляд на секретаршу – было бы здорово сейчас выяснить, уж не посмеялись над ним сейчас?

Можно было просто у неё об этом спросить, но что тогда делать, если прозвучит неподходящий ответ? Детектив достал из кармана карандаш и блокнот и записал, что иногда лучше оставаться в неведении. А потом немного подумал и дописал, что о людях, особенно близких, надо думать только хорошее, даже если это полногрудая пани Плужек – психика будет невредимее.

Всю дорогу домой пан Яцек жаловался на боли и судороги и пытался выяснить: нельзя ли помимо курицы гриль выделить средства на покупку какой-нибудь лечебной мази?

– Нельзя. Ни мази нельзя, ни курицы гриль. – Сухо ответил Качмарек. – Все так называемые средства мы с вами куда-то дели.

Неприлично отъевшемуся Мулярчику в значительной мере не понравилось услышанное «мы». Заработанная на последнем деле сумма была весьма приличной, и единственным на что после долгих уговоров расщедрился детектив, был пирожок с ливером. Напрашивался закономерный вопрос «Где деньги?!» и Влодьзимеж, не дожидаясь его озвучения, заявил, что на днях в их офисе установят телефонный аппарат и от полногрудой пани Плужек, наконец, будет хоть какая-то польза.

– Здравствуйте, рада сообщить, что вы позвонили в детективное агентство доктора Качмарека. Чем я могу вам помочь? Будет говорить она в трубку.

– Кто?! Полногрудая пани Плужек?! – Удивлённо спросил пан Яцек и посмотрел на начальника взглядом человека, осознающего, что его хотят бессовестно облапошить.

Ответом на вопросы стал тяжёлый вздох детектива – ему, равно как и неприлично отъевшемуся Мулярчику, было понятно, что писательница – самый никчёмный работник в их предприятии. А те инструкции, что им так долго и тщательно писались, на самом деле, предназначались пану Яцеку, функционал которого теперь рискует существенно расшириться, но об этом Качмарек сообщит ему немногим позже – после того как телефон будет установлен, а на дверях подъездов и автобусных остановках появится обновлённые объявления.

Следующий километр парочка не перекинулась и фразой, и лишь в двух шагах от дома, Влодьзимеж соизволил признаться, что ещё пару дней без клиентов и неприлично отъевшемуся Мулярчику придётся крутить на паперти шарманку, дабы прокормить себя и своего начальника.

– Ну, и зачем мне такой начальник? – Нашёл в себе мужество огрызнуться пан Яцек.

– Ну, так поищите себе другого. Вам сколько лет? Под восемьдесят?

– За семьдесят. – Ответил помощник детектива.

– Не вижу разницы.

У помощника детектива было, что на это ответить, но он решил не развивать тему и не портить себе вечер, равно как и отношения с руководителем. На паперть так на паперть – любой нищий скажет, что куда приятнее побираться, имея директора и крышу над головой, нежели без оных.

Полногрудая пани Плужек сидела в кресле с видом, какой бывает у зловредных старушек, удачно выплеснувших из окна помои на головы расфуфыренных молодух – видать написала сегодня нечто достойное пера Сервантеса. Женщина сразу же обратила внимание на потрёпанный и унылый вид пана Яцека, но выяснять, что произошло, и тем более выражать сочувствия даже не подумала. Она не стала бы этого делать, вернись он домой без уха – по её мнению этот старик был сам виноват в своих бедах, ибо никто не заставлял его вручать жизнь в лапы столь мутного персонажа, коим являлся Качмарек.

– Почему у нас так холодно? – Нервно спросил писательницу Качмарек и демонстративно поёжился.

– А это потому, что у вас был клиент. – Ответила она.

Встрепенувшийся Влодьзимеж не стал тратить время на выяснение того, каким образом связаны оба обстоятельства, и забросал секретаршу вопросами о том, кто это был, чего хотел и вернётся ли снова? Женщина нехотя объяснила, что – гость, мужчина лет пятидесяти, первые полчаса прорыдал, пока она не догадалась накормить его фенибутом, а затем, успокоившись, рассказал про уже немолодого пуделя по кличке Олаф, по недоразумению затерявшегося в болотах неподалёку от Райгрода. И теперь хозяин Олафа ищет парочку смельчаков, согласных отправиться в полную опасностей экспедицию по поиску лохматой потеряшки.

– А ещё он, между прочим, интересовался, умеете ли вы прыгать с парашютом, обезвреживать мины и сооружать долговременные огневые точки из подручных материалов. Я, на всякий случай, ответила, что за мизерную плату вы умеете и не такое. Он очень обрадовался и пообещал вернуться примерно через час

– Ну, а холодно-то у нас почему?! – Визгливо прокричал огорошенный полученной информацией Качмарек, колени которого заметно дрожали и не только от холода.

2

Для инспектора полиции Смыка слово «долго» означало временной промежуток в семьдесят два часа – именно столько он грустил о потере верного и незаменимого пятнадцатилетнего сына капитана Пильха. Этот добрый молодец променял службу в полиции на педагогику, но обещал пану Людвику вернуться через пять лет и сразу в должности министра внутренних дел. Этому должны были способствовать трудолюбие младшего Пильха, дисциплинированность, природная смекалка, обаяние, решительность и позолоченный «Вальтер» с буквами А и Н на рукоятке.

Все семьдесят два часа вселенской тоски нетрезвый Смык налево и направо жаловался на отсутствие перспектив и просил помянуть его слова, когда его прогноз сбудется, и быдгощскую полицию разгонят по причине её бесполезности и бессмысленности, и даже снимать котиков с веток будут приезжать специалисты из Слупска. Одной из тех, кому плакался пан Людвик, оказалась потомственная гадалка Изольда Брюховецкая с Пловецкой улицы. Достав из колоды пикового валета, она покачала головой, поцокала языком и сказала:

– Явится тебе пухлый муж с раскосыми глазами и будет тот муж мудр не по годам! И будет осыпать тебя своими мудростями, да так, что иной раз волком выть будешь, но в то же время станет для тебя надеждой и опорой и будут тебя через его эрудицию ценить и уважать в самой Варшаве!

Инспектор Смык даже всплакнул от столь оптимистичного прогноза и попросил Изольду, если ей будет нетрудно, вынуть ещё хотя бы одну карту, ибо, как говаривали в школе полиции: много информации не бывает. Попросил и пожалел – Изольда вынула червонную даму.

– Будет тебя эта дамочка унижать, травить и презирать. По костям твоим и другим внутренним органам на самый верх лезть. И не будет тебе от неё ни днём покоя, ни ночью – хоть в окно прыгай!

Пан Людвик неспешно утёр слезу, с минуту пристально посмотрел на Изольду и задал ей голосом рявкающим и неприятным два вопроса:

– И кто ж меня, интересно знать, будет уважать в Варшаве, если я в окно выпрыгну? И какой толк от мудрого пухлого мужа под боком, если один чёрт не за горами погибель?

В ответ на это гадалка пожала плечами и достала третью карту – козырного туза!

– Будет тебе через него спасение!

– И как я узнаю, что ты меня не обманываешь и туз это действительно козырный?

– А потому я тебя не обманываю, что колода у меня непростая, а волшебная! В ней все карты – козыри! С вас, пан Людвик, пятьдесят злотых.

Выписав Изольде с Пловецкой улицы крупный штраф за незаконное предпринимательство, инспектор Смык отправился в участок и, в пяти метрах от собственного кабинета встал, будто вкопанный – на лавке у стены он увидал полного мужчину азиатской внешности. Увидав пана Людвика, гость растянул лицо улыбкой, резво вскочил и, широким шагом преодолев отделявшее его от полицейского расстояние, протянул пухлую ладонь.

– Урукбай уулу Байболот!

– Неужели проклял? – Мрачно подумал инспектор, и не сразу, но позволил гражданину пожать дрожащие два пальца правой руки, после чего предательски осипшим голосом предложил проследовать за ним в кабинет.

Секретарша Лода Хоревич старательно натирала многочисленные награды начальника зубным порошком.

– А у меня для вас две новости! – Радостно воскликнула она, увидав Смыка.

– Озвучь. – По-прежнему сипло потребовал пан Людвик и позволил себе хорошенечко откашляться.

– Вас в коридоре дожидается посетитель. – Озвучила женщина и указала зубной щёткой на азиата, стоявшего теперь по правую руку от инспектора.

– Большое спасибо. – Ответил полицейский, вместо того, чтобы обидеть Лоду, как того очень хотелось. – А вторая?

Хоревич виновато улыбнулась и протянула шефу кусочек металла, по очертаниям которого Смык сразу же сделал вывод, что когда-то это был орден Белого орла – награда вручённая ему три года назад президентом Польши! Пан Людвик густо покраснел, набрал в грудь как можно больше воздуха, но обидеть секретаршу не успел из-за вмешательства пухлого мужа.

– Ещё одно неопровержимое доказательство того, что у цыган ничего покупать не следует. – Важно и с чудовищным акцентом заявил Байболот и дружески похлопал инспектора по плечу, вероятно желая поддержать и успокоить.

От этого комментария Смыку захотелось завыть волком. Сомнений не оставалось – азиат и есть пиковый валет напророченный Изольдой с Пловецкой улицы. Полицейского охватило нестерпимое желание поставить, неважно как там его зовут, на четвереньки и вытолкать пинками обратно в коридор, но вспомнились и слова гадалки о надежде и опоре.

– Дать ему, что ли, второй шанс? – Подумал пан Людвик и прошагал в кабинет и увлёк за собой пухлого мужа.

Усевшись в кресла, инспектор и Байболот долго смотрели друг на друга, пока обоим стало неловко, и мужчины переключились на изучение собственных ногтей.

– Предложить ему, что ли, чаю? – Снова подумал Смык, но вспомнив изречение азиата о купленном у цыган ордене, отказался от этой затеи. – Посидим ещё пару минут, и скажу, что у меня срочное дело в другом конце города. Надежда и опора мне бы не помешала, но уж точно не такая хамоватая, как этот, как его там. Уж кто-кто, а пятнадцатилетний сын капитана Пильха такого пренебрежения к субординации себе не позволял.

Инспектор взглянул на часы и почесал подбородок.

– Всё дело в том – Неожиданно открыл рот Байболот. – Что мне очень бы хотелось работать в полиции под началом человека, о котором сложено столько легенд. Под вашим началом, пан Смык!

– Обо мне слагают легенды? – Удивлённо спросил инспектор и с недоверием посмотрел в прищуренные глаза посетителя. – Хотелось бы услышать хотя бы одну.

Глазки азиата быстро забегали, ладошки вспотели, на смуглых пухлых щёчках выступил румянец. Пауза излишне затянулась.

– Если через секунду не откроет рот – выкину в окно. – Подумал пан Людвик.

И Байболот будто прочитал его мысли. Урукбай как следует откашлялся, смочил горло слюной и произнёс следующее:

– Не знаю, правда ли, но мне рассказывали, что целых четыре тюрьмы в Польше доверху укомплектованы постояльцами, обезвреженными и пойманными лично вами.

– Продолжайте. – Довольно улыбаясь, произнёс инспектор Смык, когда азиат решил выдержать паузу в надежде услышать комментарий полицейского.

– А ещё говорят, не знаю, правда ли, что невиновных среди них – тридцать процентов. Это я к тому, что вы лучший из лучших!

Пан Людвик побагровел, мелко затрясся и указательным пальцем указал Байболоту на окно.

– Мы не можем вас взять на работу, потому что вы не поляк!

Урукбай покачал головой, достал из кармана фотографию и протянул её Смыку. На карточке президент Польши Млокосевич обнимался с Байболотом и улыбался так, будто ему кто-то сказал, что под Краковом обнаружили нефтяное месторождение.

– Обратите внимание на глаза пана президента. – Посоветовал азиат.

Пан Людвик присмотрелся и увидел, что в те словно опустошили перцовый баллончик – такими они были отёчными и красными от слёз.

– Это единственно верная реакция на ту историю, что я рассказал пану президенту. И, если у вас найдётся пара свободных минут, повторю её вам.

Смыку не хотелось слушать никаких историй. Ему хотелось остаться одному, выпить чашечку кофе, пригласить Лоду Хоревич и сделать выволочку за изувеченный орден. Однако же гнать из кабинета человека знакомого с президентом представлялось опасным и легкомысленным, и пан Людвик решил, что секретарша подождёт, а сам он потерпит.

– Много-много лет назад, одну молодую и красивую польскую девушку из Быдгоща, которую звали Агнешка, угораздило отправиться в туристическую поездку в Бишкек. В первый же вечер, гуляя по парку, она познакомилась с моим отцом и уже через три минуты забеременела мною. А потом была пышная свадьба и тихая счастливая семейная жизнь в затерянном в горах ауле. Всякий раз, когда отец терял бдительность, мама предпринимала попытки сбежать назад в Польшу, но всякий раз терпела неудачу. А в один прекрасный день Агнешка подготовилась к побегу как никогда качественно – обзавелась ружьём, запасом еды на месяц и машиной, и почти добралась до китайской границы, где и настиг её муж с тремя двоюродными братьями по отцовской линии. Завязалась перестрелка в ходе которой одна из пуль случайно ранила китайского пограничника. Китайское руководство неверно оценило сложившуюся ситуацию, и, по сути, с танками, авиацией и артиллерией вмешалось в обычный семейный конфликт. В тот день я… Я… Стал сиротой. – Байболот разрыдался и потянул руки к Смыку, но был грубо одёрнут. – И ещё, если вы до сих пор не догадались, я – по маме поляк.

– Чушь какая-то. – Подумал инспектор. – Но если Млокосевич действительно рыдал над этой историей, то чёрта с два я за него опять проголосую.

– А несколько месяцев назад в Бишкеке меня познакомили с вашим президентом. – Продолжил гость. – Он неясно зачем прилетал в Киргизию, и на той встрече велел найти вас, если я вдруг когда-нибудь окажусь в Польше.

– Зачем? – Сухо и с ноткой недоверия в голосе спросил инспектор.

– Он сказал, что в моём лице вы найдёте надежду и опору. – Пожав плечами, ответил азиат и смахнул последнюю слезу.

Пан Людвик в который раз за день побагровел, а его глаза налились кровью – он не раз становился жертвой мошенничества – уж такой он был человек, но ещё никогда в собственном кабинете.

– Скажите, знакома ли вам Изольда Брюховецкая с Пловецкой улицы?! – Заорал он и стукнул кулаком по столу. – Когда вы виделись с ней последний раз, сколько заплатили и что она вам за эти деньги наговорила?! И настоятельно рекомендую указать адрес фотоателье, в котором вам сделали эту фотокарточку!

– Клянусь честью отца, что не знаю никакой Изольды Брюховецкой! – Закричал в ответ Байболот и вскочил на ноги. Для пущей убедительности он изо всех сил вытаращил глаза, но они как были узкими, так и остались, а потому не произвели впечатления на оппонента. – Я ни слова вам не наврал! Вероятно, ваш президент посчитал, что только вы поможете мне отыскать родственников по материнской линии!

– Но в таком случае, не вы мне должны стать надеждой и опорой, а я вам! – Парировал пан Людвик.

– Меня это устраивает. – Уже спокойно ответил азиат и снова уселся в кресло. – И поймите правильно – я пока ещё не слишком хорошо знаю польский и мог в своём рассказе что-то напутать. И я знал, что вы можете мне не поверить, а потому вот.

Байболот протянул Смыку напечатанной на казённой бумаге письмо с подписью и печатью президента.

– Разве эта ваша Изольда Брюховецкая смогла бы состряпать подобный документ?

Инспектор быстро прочёл письмо, какое вполне можно было счесть рекомендательным и в то же время оно содержало в себе просьбу оказать содействие Урукбаю уулу Байболоту в поисках польских родственников.

– А потом я решил, – Сказал азиат, дождавшись, когда письмо будет дочитано Смыком до конца. – Что у вас и без меня дел по горло и будет неплохо устроиться с вашей помощью в полицию и лично провести расследование. Вначале следует выяснить, кто из быдгощских Агнешек много-много лет назад улетал с концами в Бишкек и родил там Байболота. А уже потом…

– Довольно. – Заткнул азиата полицейский и ещё раз перечитал письмо. Ошибки быть не могло – гражданин в кресле напротив -протеже президента. И если он хочет стать полицейским, то пусть – ни от кого не убудет. По крайней мере, платить ему зарплату пан Людвик будет не из собственного кармана.

– Кем вы трудились в Киргизии? – Спросил пан Людвик, протягивая Байболоту направление в отдел кадров.

– Скотоводом. – Ответил азиат.

– Отлично. Значит, вы без труда найдёте общий язык с будущими коллегами.

Смык дождался, когда его новый сотрудник покинет кабинет, развернулся в кресле на сто восемьдесят градусов и плюнул в висевший на стене портрет президента Млокосевича. И, спроси его кто-нибудь сейчас, зачем он это сделал, пан Людвик вряд ли бы что вразумительное ответил.

Инспектор напряг мозг и попытался вспомнить, чего ещё такого предсказывала Изольда Брюховецкая с Пловецкой улицы. Было что-то в её рассказе о червонной даме, что попытается морально подготовить его к суициду. Можно было бы себя успокоить мыслью о том, что гадалка представляет собой типичную шарлатанку и мошенницу, но только с пухлым пиковым валетом с раскосыми глазами, в котором отчётливо угадывался Байболот, она не ошиблась. Вернуться бы к Изольде сейчас и спросить, что будет, если червонную дамочку тихонечко придушить в тёмной подворотне, как только она объявится, но вряд ли она, обиженная штрафом, изложит что-то дельное. Правда, никто не помешает раздобрить её угрозой очередного денежного наказания, и тогда она скажет: дави эту гниду, Смык, ничего не бойся. Но когда, спустя время, по городу разнесётся весть о замученной блондинке – а какой ещё цвет волос должен быть у червонной дамы, Брюховецкая первая побежит ляпать языком о слетевшем с катушек инспекторе, на которого следствию стоило бы обратить первоочередное внимание.

– Стало быть, если карты не врут, то ничего хорошего и Изольду в Быдгоще не ждёт. – Резюмировал Смык. – А если она не только грамотно предсказывает, но и сильна в логических цепочках, то ищи её теперь свищи по всей Польше. А ещё, вспоминается, она трепалась о каком-то тузе, но о нём я поразмыслю позже.

Спустя три дня пан Людвик стоял в вестибюле полицейского участка с кружкой кофе в руке и расспрашивал Байболота о том, как продвигается розыск его польских родственников.

– Кропотливо изучаю архивы, – Пояснил азиат. – Но об успехах говорить пока рановато.

– Уж не те ли архивы ты изучаешь, что по решению мэрии были безжалостно преданы огню два года назад? – Нахмурившись, спросил Смык и сделал жадный глоток.

– Зачем? – Ответил на вопрос вопросом Байболот и голос его, уличённого в бессовестной лжи, был невыразительно глух.

– Затем, что окопавшихся там крыс иначе было не победить. Тем более что они с могучим аппетитом доедали последнюю тонну бумаги и с нескрываемым интересом поглядывали в сторону библиотеки Казимира Великого.

Враль часто моргал глазами и безуспешно искал нужные слова. И только скрипнувшая входная дверь спасла его мозг от нравоучительной лекции о пользе правды при общении с вышестоящими инстанциями. Порог здания переступила эффектная блондинка в красном пальто и микрофоном, крепко зажатым в правой руке. За ней по пятам следовал сорокакилограммовый очкастый оператор.

– Надо было брать к себе надеждой и опорой Изольду Брюховецкую. – Подумал пан Людвик, безусловно распознавший в вошедшей предвещенную червонную даму.

– Хотелось бы увидеться с инспектором Смыком! – Громко сообщила девица цель визита в участок и указала оператору точку, с которой тому следовало бы снимать предстоящий разнос представителя власти.

Инспектор хоть и знал от ведуньи о предстоящей встрече со злом, психологически готов к ней не был – испугался, запаниковал и, совершенно интуитивно, подтолкнул навстречу репортёрше Байболота. Сам же отошёл в сторону, дабы не попасть в кадр. Азиат, не ожидавший такого поворота, не представлял куда ему смотреть, что говорить и делать. Пан Людвик, на котором на считанные секунды остановился его взор, смущённо улыбался, будто извиняясь, пожимал плечами, разводил руками и молчал.

– Вы Смык? – Недоверчиво спросила журналистка, глядя Байболоту в его узкие глаза, и тот, для консультации, снова посмотрел на инспектора и по его кивку понял, что с этой секунды он действительно Смык.

– Ну, и кто теперь скажет, что от судьбы не уйдёшь? – Подумал настоящий пан Людвик.

– А то кто же. – Неуверенно промямлил новоиспечённый. – А что?

– А можно вопрос, так скажем, не для протокола? Кто вы по национальности?

– Поляк. – Уверенно ответил смыкозаменитель. – Всё дело в том, что много-много лет назад…

Истинный пан Людвик, догадавшись, о чём сейчас будет говорить журналистке Байболот, зашёлся неистовым кашлем, чем и привлёк к себе внимание окружающих.

– Извините. – Сказал раскрасневшийся инспектор и, словно невзначай, покручивая указательным пальцем у виска, дал подчинённому указание трижды подумать, перед тем как что-либо ляпнуть.

– В следующий раз пережёвывайте. – Недовольно брякнула репортёрша и презрительно посмотрела на Смыка.

– Хорошо. – Ответил полицейский, и собственный ответ огорчил его настолько, что он раскраснелся ещё больше и решил, что сегодняшний день и вечер посвятит поиску идеального, но запоздалого ответа на хамство девицы, личность которой казалась пану Людвику знакомой. Где-то он её видел и как не силился – не мог вспомнить. То, что она в городе совсем недавно – факт, иначе инспектору было известно о ней всё, равно как и о других местных журналюгах, паразитирующих на преступности. И она бы настоящего Смыка ни с кем не спутала. Но если она не местная, то, во-первых: где же он всё-таки мог ей ранее видеть и, во-вторых: почему позволяет себе бесстрашие и наглость в общении с могущим оказаться обидчивым и мстительным полицейским? И тут же пан Людвик подумал, что первое и второе могут быть никак не связаны, но формулировать мысли по-новому времени не было.

– Меня зовут Ида Дрозд. И я представляю телеканал «Криминальная культура». И у меня к вам столько неудобных вопросов, что даже если вы на каждый из них будете отвечать только «да», «нет», «не знаю», материала для моей авторской программы появится на добрых восемь лет вперёд.

– Только если вы каждый вопрос будете задавать по часу. – Нашёлся киргизский поляк и осторожно взглянул на начальника, ища одобрения, и получил его в виде смущённой улыбки.

Смык успел неоднократно убедиться, что Байболот сыплет мудростями вперемешку с околесицей, а это означает, что сейчас настало время несуразностей, да ещё и сказанных от его, пана Людвика, имени. Идея с подменой была не только спонтанной, но ещё и отвратительной – инспектора в Быдгоще знают все и как интересующаяся криминалом общественность отреагирует на назвавшегося Смыком Байболота и какому адресату будет писать гневные письма – одному богу известно. Прямо сейчас – в эту секунду, пану Людвику следовало оттолкнуть азиата в сторону и попытаться объяснить Дрозд, что она только что стала свидетельницей того, что нынешняя полиция настолько весела, находчива и остроумна, что даже самому обворованному и избитому гражданину поможет сохранить позитивный настрой в трудную минуту. А если она скажет, что-нибудь про цирковые училища с углублённым изучением криминалистики?

– Ладно. – Подумал пан Людвик. – Спешить не будем – одного звонка кое-куда и всё что наснимала эта Дрозд, отправится на помойку и она следом туда же. Пущай дурашка вволю порезвится.

– Для начала мне бы хотелось услышать ваш комментарий о ходе расследования гнусного преступления на улице Мечислава Карловича совершённого в прошлую среду. – Быстро проговорила Ида и прижала микрофон к губам Байболота, да так, что тому потребовалось сделать два шага назад.

– Хоть бы он сказал, что следствию уже известны подозреваемые, имена, которых, он, по понятным причинам, оглашать не станет, дабы их адвокаты не возбудились раньше времени. – Так думал Смык, глядя на подопечного. – Хоть бы, хоть бы, хоть бы…

Но тот к кому он обращал мысль, телепатией не славился.

– Дело всё в том, – Промямлил азиат, которому ни о каком преступлении на улице Мечислава Карловича известно не было, но при этом хотелось продемонстрировать начальству чудеса импровизации. – В прошлую среду на указанной вами улице зафиксирован десяток преступлений, каждое из которых стоило бы назвать гнусным, поэтому хотелось бы услышать от вас уточнение…

– Я про вооружённое ограбление магазина для взрослых.

– Ах, это? А что там пропало?

– Вы хотите, чтобы я перечислила?

– Нет. Могу только сказать, что следствие считает, что кто бы ни совершил это, как вы выразились, гнусное преступление, он либо извращенец, либо женщина. И очень скоро он будет пойман.

– А как бы вы объяснили тот факт, что во время следственного эксперимента из магазина вынесли больше товара и наличных денег, чем это удалось непосредственно грабителям?

И на этом вопросе Байболот сломался. Все ответы, что приходили ему на ум, способны были либо поставить под угрозу карьеру Смыка, либо и вовсе стереть её в порошок. К тому же неясно было: в действительности ли имел место двойной грабёж магазина, либо эта Дрозд только что сама всё выдумала – вон как хитро улыбается, змея.

– Дурак. – Думал в эту секунду про азиата пан Людвик. – Вместо того, чтобы просиживать штаны в сгоревшем архиве, изучал бы сводки.

– Что? Так и будем в молчанку играть? Думаете, моим зрителям будет интересно смотреть на то, как представитель закона парадирует двоечника-пятиклассника? Смык? – И, к ужасу пана Людвика, Ида Дрозд обратилась последней фразой именно к нему. – Думаете, я вас не узнала?

Байболот облегчённо выдохнул, смахнул рукавом со лба пот, выступивший в результате неимоверных умственных усилий, и сделал спиной вперёд два шага в направление коридора, в темноте которого намеревался скрыться, но вовремя опомнился – подобную трусость начальство могло ему и не простить.

– В том, что она меня разоблачила, ничего удивительного нет. – Размышлял инспектор, вглядываясь в лицо Иды. – Могла видеть на фотографиях или архивных плёнках. Удивительно то, что и я её видел. Но, всё-таки, где? Вероятнее там же где и она меня. На какой-то фотографии? Возможно.

Немая сцена затянулась настолько, что скучно стало даже Байболоту, от чего он зевнул, даже не потрудившись прикрыть пухлой ладошкой львиных размеров пасть.

– Адам, ты снимаешь?! – Спросила Дрозд, обращаясь к оператору.

– Нет. – Испуганно ответил Адам. – Ничего же не происходит.

– Идиот! – Закричала девушка. Чуть позже она объяснит этому молокососу, что не ему решать – происходит что-либо или нет. В институте её учили, что всё что угодно можно преподнести лопуху-обывателю так, чтобы у него волосы на голове стали дыбом.