Текст книги "Муромское Заочье-2. Очерки о родном крае"

Преобладающей отраслью экономики оставалась торговля.

Недельные народные торги бывали с 1 декабря по 1 февраля «в четверток, пяток и субботу», на которые крестьяне из Саранского, Темниковского, Керенского, Верхнопутского, Тамбовского и Арзамасского уездов привозили хлеб.

А сверх того торговали санями, дровнями, горшками, мылом, лесом, дранью, тёсом, маслом и прочим деревенским продуктом.

В весеннее, летнее и осеннее время торги были только по субботам и торговали теми же самыми вещами.

Стечение народа бывало зимой до 3.000, а в прочие времена года – до 1.000 человек.

Годовая «ярмонка» начиналась с 20 июня и длилась десять дней до 1 июля.

На неё из городов Юрьев-Польского, Арзамаса и Касимова съезжались купцы с различными товарами. Привозили парчу, шёлковые и бумажные ткани, немецкие и российские сукна.

А из сёл Хохломы и Иванова приезжали с мылом, юфтью и дублёной кожей («дупленинной работы»).

Из Мурашкина, Богородского и Павлова Нижегородского уезда приезжали с мылом и разной железной мелочью.

Из Керженца и Елатомского уезда приезжали с деревянной, а с Мальцевских заводов Владимирской округи – со стеклянной и хрустальной посудой.

С заводов Баташовых Меленковской округи – с полосным железом, чугунными котлами, горшками и прочей мелочью.

Из города Риги – с косами, а из Тамбовского, Верхоломовского и Пензенского уездов – с лошадьми.

Стечение народа на этой ярмарке бывало от 6 до 10 тысяч человек.

По наименованию продаваемых товаров можно судить о промышленности Муромского и соседствующих с ним уездов.

В этом году в Муроме действовали каменные два мужских и один женский монастыри, один штатный каменный собор, одиннадцать каменных и пятнадцать деревянных церквей.

Промышленные заведения: мучной завод, водяная мельница, 21

кожевенный завод, один сальный, 9 солодовенных, 6 кирпичных заводов и одна полотняная фабрика.

Торговые: 112 лавок, 15 питейных заведений.

Домов в городе было 940, в которых жили люди всякого звания.

Купцов и членов их семей было 1.474, мещан – 2.059, дворовых людей -78 человек.

Всё городское население составляло 3.671 человек.

Муром в XIX веке.

Через сто лет в чём-то Муром оставался прежним, а в чём-то сильно изменился.

Домов стало немногим больше.

С годами их количество то увеличивалось, то уменьшалось.

К примеру, если в 1812 году было 1.120 домов, из них 99 каменных (в 1789 году в городе не было ни одного каменного дома, кроме архимандричьих келий у зажиточных людей), то в 1849 году их стало 1.074, из которых 89 принадлежали купцам и мещанам.

В городской черте Муром занимал 298 десятин земли под строениями и улицами, 543 десятины в 8 кварталах были предназначены под застройку домов, но ещё не застроенных, и до 8.450 квадратных сажен под садами и огородами, состоящими в частном владении.

Главное украшение города – церкви. В Муроме их 12 приходских, 3 монастыря и городской собор.

Всех же отдельно стоящих храмов 23. Соборных храмов – 2 холодных и 1 тёплый.

В монастырских церквях 3 тёплых храма.

Престолов во всех церквях 50. Торговых площадей 4.

Первая – гостинодворская; вторая – сенная и хлебная; третья – конная, мясная и дровяная; четвёртая – соборная и ярмарочная.

Две из них вымощены камнем. Улиц и переулков 97, из них мощёных камнем 8.

Собственно улиц 24: Московская; Соборная или Баташевская;

Бульварная или Муромцева, что прежде была Елина; Сретенская или Училищная, что была Калачная; Козьмодемьянская бывшая Коняхина; Николоможайская или Антонова; Спасская, что была Мазурина; Красногорская, что была Шешина; Фабричная или Матаньина; Воздвиженская; Пятницкая; Касимовская; Вознесенская; Мяздрикова; Напольная; Ивановская; Успенская; Благовещенская или Нижегородская; Зимняя, она же Царская; Пушкарская; Кожевенно-береговая; Кожевенно-нагорная или Георгиевская; Козверечковская или Миллионная; и Рождественская, что была Билина.

Кроме того было 13 съездов к Оке: Матаньин, Кушельников, Киселёв, Воеводский, Никольский, Бесецкий, Инвалидный, Клееварный, Бучегский, Пятницкий, Воздвиженский, Гундобин и Прокофьев.

Мостов насчитывалось два, один каменный и один деревянный; и одна земляная дамба с каменной аркой.

В конце 1849 года население города составляло 9.109 человек, из них: монахов и белого духовенства 256, военнослужащих и гражданских чинов 142, отставных 68, почётных граждан 83, разночинцев 25, купечества 1.427, мещан и посадских людей 5.295, рабочих 22, вечно цеховых 1.

Служащих нижних воинских чинов 180, кантонистов 82, отставных 234, проживающих по паспортам 35, вольноотпущенных, но не приписанных ни к какому званию 41, живущих в домах помещиков дворовых людей 315 и по паспортам ещё 11, крестьян казённых 130 и помещичьих 175, воспитывающихся в разных заведениях 488.

Сверх постоянных жителей Мурома до 2.500 человек ежегодно находилось временно приходящих для работы на фабриках, заводах и других ремесленных заведениях каменщиков, плотников, кровельщиков, штукатуров, маляров и других чернорабочих.

В 1849 году заключено 93 брака, родились 394, умерли 256 человек.

В это время в городе действовали уездные и приходские училища.

В духовных училищах учился 301 мальчик, в светских – 178 мальчиков и 9 девочек.

Работали больница и богадельня, а также городская тюрьма.

В качестве продовольствия в город по приблизительным данным было привезено в течение года 28.000 кулей ржаной муки, 35.000 четвертей/Четверть – мера зернового хлеба. Куль (или четверть) равен 17 вёдрам/ ржи, 36.000 – пшеницы, 6.500 – ячменя и 23.000 – разных круп.

До трети этого количества потреблялось собственно жителями.

Остальное раскупалось жителями уезда или отправлялось рекой в верхние города.

В течение 1849 года было забито 1.750 быков, 3.500 баранов, 1.250 телят.

Кроме того зимой из окрестных селений привозилась ещё мёрзлая говядина, свинина и солонина до 4.500 пудов.

Свежей рыбы жителями города потреблялось большое количество.

Её ловили в Оке, озёрах, а большей частью рыбу привозили зимой с Волги и Урала.

Дрова привозились в город: до 25.000 возов сухим путём и до 50.000 возов водными путями. Большей частью они поставлялись из уездов Муромского, Судогодского и Меленковского, а также Ардатовского Нижегородской губернии, где ещё много было лесов, продаваемых помещиками на корню.

Также дрова доставлялись по Оке из Тамбовской губернии.

Некоторые из беднейших жителей топили печи хворостом и кустарником ивняка, тальника и частично дубняка, растущего в луговых местах за Окой, для удобства очищая их к сенокосу.

Главное занятие жителей – торговля, разные ремёсла, мануфактурная фабричная и заводская промышленность.

Торговля находилась в хорошем состоянии.

В наивысшей степени была развита торговля зерновой мукой различных хлебных злаков («хлебом») и скотом.

«Хлеб» закупался с декабря по апрель в торговые дни в самом городе у поселян, приезжавших из низовых губерний, и сплавлялся с Моршанской пристани, откуда, например, в 1849 году на 124 судах было сплавлено до 78.176 четвертей. Этим торгом в особенности занимался торговый дом Зворыкиных, и обороты их составляли до 300.000 рублей серебром.

Значительно способствовала развитию Мурома, ежегодно проводимая 25 июня ярмарка, на которую привозилось товаров на сумму до 120.000 рублей серебром и более.

Это были хлеб, кожа, сукна, разные шёлковые и бумажные материи, золотые, серебряные, медные, железные, чугунные изделия и разного рода хрустальная, фарфоровая и фаянсовая посуда.

Торговых лавок и других заведений в Муроме находилось 159, в том числе с красным товаром 12, хлебным 45, москательных и других мелочных лавок было 82. (Для сравнения: в 1812 году лавок было 129).

Сверх того трактиров и гостиниц было 4, харчевен 1, погребов с виноградными винами 5 и питейных домов 16.

Старинная и характерная для Мурома торговля – муромские калачи.

Их выпекание и прежде было преимущественным производством муромцев. Даже на гербе Мурома появился калач (прежде герб Мурома изображал спускающуюся руку, держащую полковое знамя).

Калачных пекарен было до 20. Мастера и сами хозяева так изучили все пропорции к составлению рецептуры, что муромские калачи отличались от других самой формой (пеклись по заказам в 10, 15 и более фунтов) и славились особенно приятным вкусом и величиной.

Значительно были развиты ремёсла. Мастеровых насчитывалось 210 человек: портных – 45, сапожников – 35, кузнецов – 60, оловянщиков – 6, слесарей – 8, столяров – 25, красильщиков – 10, шорников – 8, живописцев простой руки – 2, маляров – 8, мастеров золотых и серебряных дел – 3.

Полотняных фабрик было 13, значительнейшие из которых принадлежали купцам Перлову, Суздальцевым и Коломнину.

В 1849 году на всех фабриках было выработано полотен «фланских» и простых, равендуку, парусины, армейских и гвардейских полотен до 79.315 кусков; и сверх того куски раздавались крестьянам Муромского, Судогодского и Вязниковского уездов для ткачества в светёлках на 2.750 станах.

Суровая пряжа, «шадрик», поташ, известь, применявшиеся в производстве, покупались большей частью в Ярославской и Костромской губерниях и на Нижегородской ярмарке.

Сбывали ткани в Санкт-Петербурге, Москве, на Нижегородской ярмарке, и в самом Муроме, где они покупались больше разными комиссиями от казны и для Таганрогского и Астраханского портов.

Из 13 заводов: 2 кожевенных, 1 салотопенный, 2 щетинных, 2 мыловаренных, 1 чугунный, 1 клеевой, 1 восковых свечей и 3 сальных свечей.

На двух кожевенных заводах купцов Мяздриковых в 1849 году было выделано 30.700 кож красной юфти.

На мыловаренном заводе было выработано до 12.500 пудов мыла разных сортов.

Тюлений жир для этого завода покупался в Астрахани, а другие материалы – на Нижегородской ярмарке.

На салотопенном заводе вытапливалось в год до 2.200 пудов сала, но большей частью оно покупалось в Саратовской губернии.

На заводе сальных свечей производилось до 4.000 пудов свечек и сбывались они в Муроме, Владимире и на Нижегородской ярмарке.

На восковом заводе свечей белого и жёлтого воска выливалось до 370 пудов.

Топлёный воск, белая светильня и бухарская бумага покупались в Москве, Ростове и на Макарьевской ярмарке в Нижнем Новгороде.

На двух щетинных заводах купцов Мяздриковых производилось 1.580 пудов выделанной щетины.

Невыделанная щетина покупалась во Владимирской, Симбирской и Саратовской губерниях, а готовый продукт сбывался в Санкт-Петербурге.

На клеевом заводе купца Стулова выпускался до 600 пудов в год разного рода мездровый клей из бараньих ног и из овчинной квашеной стружки.

Чугунный завод купчихи Зворыкиной производил выделанного чугуна до 4.000 пудов, а сбывались чугунные изделия на Нижегородской и Ростовской ярмарках.

Но главным источником богатства жителей Мурома была Ока.

По ней на разных судах доставлялись жизненные припасы и материалы для торговли и промышленности. И по ней же происходила отправка местных товаров мануфактурной и заводской промышленности. Весной, с открытием судоходства, с верхних пристаней Оки, Цны и Мокши к Мурому, числом в 500 и более, приплывали мокшаны /Речные суда на реке Мокше, длиной 16–30 сажен, глубиной 2–3 аршина с крышей конём, грузоподьёмностью 3–5 тысяч четвертей хлеба/ С разным «хлебом», неся на себе от 20 до 60 тысяч пудов груза. От 10 до 40 таких судов останавливались у Мурома для продажи хлеба оптом и в розницу, а из остальных одни суда шли до Клязьминских городов (Гороховец, Ковров, Владимир), а другие шли до Нижнего Новгорода, или вверх по Волге.

Некоторые муромские торговцы имели свои мокшаны, барки и полубарки /Барки и полубарки – общее название плоскодонных судов для клади. Грузовое, грубой постройки на деревянных гвоздях, судно, идущее одну путину по воде, а затем – в ломку. В разных местах их называли – бархаты, беляны, гусянки, струги, коломенки, межеумки, байдаки, берлинки, мокшаны, унженки, белозёрки и прочее).

Среди них были также коломенки /Применяемые на Волге и Каме суда грузоподьёмностью 7-12 тысяч пудов, длиной 15–20 сажен, и шириной 2–4 сажени/, расшивы /Большие парусные суда на Каспийском море, а плоскодонной постройки и на Волге. Длиной 8-24 сажени, глубиной 10–12 четвертей, грузоподьёмность 12–24 тысячи пудов, от кормы отгорожена казёнка – каюта лоцмана/, кладнушки /Речные суда для перевоза кладей (грузов)/, и тихвинки /По названию города на Мариинском речном сообщении речное судно, перевозящее от 2 до 12 тысяч пудов/.

В течение лета по Оке шли волжские кладнушки и камские шитики /Мелкие речные суда на Каме и Волге, как тихвинки, крытые округлой палубой/ С льняной пряжей для фабрик, шадриком /Шадрик – от «шадра», «ноздреватый», чёрный, грязный, не переваренный поташ/ и пшеницей.

А Белозерские дегтянки /Речные и озёрные суда, обработанные дёгтем/ везли товар для кожевенных заводов.

Длинные плоскодонные гусянки /Название от реки Гусь. Крытая барка на Оке и Цне, длиной более 20 сажен, шириной – 5 и глубиной – 1,5 сажени. Палуба четырёхугольная, свешена по корме и носу. Судно ходит под парусом, на вёслах и потесях, а также по завозу/, с нагруженными в Москве товарами, плыли на Нижегородскую ярмарку и оттуда возводились вверх по Оке коноводной тягой.

Кроме этого по Оке к Мурому приходило много разного леса, сплавляемого по Мокше и Тёше.

Сухопутное снабжение было по песчаному грунту и в большей части затруднительно. В эти годы предполагалось устроить Симбирское «шоссе» /всесезонная гужевая дорога/, которому при отправке товаров и продуктов в тот край придавалось большое значение.

Глава 7
Памятные события

В прошлых столетиях Муром постигали различные бедственные события: неприятельские нашествия, разбойные нападения, голод, пожары, эпидемии моровой язвы и холеры.

Нашествие монголо-татар.

В 1537 году Муром подвергся новому нападению монголо-татар.

Казанский царь Сафа-Гирей «яко змий, вынырнув из хврастия», неожиданно подступил к нему с большим войском и сжёг городское предместье. Однако самого города он взять не смог.

Услышав, что на подмогу к муромцам идет войско из Владимира и земли Мещерской (от Касимова), казанский хан обратился в бегство и оставил рассеянными толпы монголо-татар в добычу русскому ополчению.

Эти лаконичные летописные сведения не раскрывают всей трагедии, происходившей на муромской земле.

Войско Сафа-Гирея вероятно пришло с правобережья Оки незамеченным, так как тогда там были дремучие леса, и фактор неожиданности монголо-татарам был обеспечен.

По пути они грабили и убивали жителей селений правобережья, но каких – неизвестно. Муромцы, разумеется, уже знали о подходе передовых монголотатарских отрядов и послали гонцов во Владимир и Касимов за помощью.

Но монголо-татарское войско, не взяв сам город (кремль), сожгло слободы и посад, разграбило их и убило много жителей.

В первой половине XVI-го века Сафа-Гирей чуть ли не ежегодно опустошал нижегородские, костромские, галицкие и муромские места, уводя в плен русских людей.

В 1551 году в Казанской земле пленных русских было более 100 тысяч человек. Они жили в невыносимых условиях, работая на землях или во дворах татарской знати. Их продавали на невольничьих рынках Крыма, Средней Азии, Северной Африки, заставляли переходить в мусульманскую веру.

Кто знает, скольких наших предков постигла эта участь?

Голод и мор.

В древние времена Муромскую землю нередко настигали страшный голод и мор.

В 1570 году многие жители Мурома вымерли от голода и моровой язвы.

В поисках пропитания часть жителей разошлась по окрестным городам и селениям.

В этом же году как раз и прославилась своим благочестием жена известного в то время помещика Иулиания Осорьина.

Само население крепостных деревень, нередко в антисанитарных условиях скученное в курных избах, становилось жертвой массовых эпидемий, уносивших десятки и сотни людей работоспособного возраста.

А об эпидемии холеры уже 1771 года священник Михаил Херасков писал:

– «В продолжение месяца палило солнце так, что всё начало было вянуть и сохнуть. Грусть и тяжёлое уныние стали чувствоваться не только в людях, но и в самой природе. Всё грозило чем-то страшным. Слышны стали боязливые речи о странствующей около наших пределов непрошенной и свирепой гостье, одно имя которой наводит тоску и внушает тревожные опасения. Ко всему этому присоединяются известия о пожарах, дым и смрад которых густым туманом доносится и до наших жилищ. Не сами ль мы почасту привлекаем к себе гибель и смерть? Известно, что все почти болезни и всякого рода заразы появляются там, где непроходимая нечистота и неряшество. А ведь надо признаться, что всего этого многое множество обретается не только в захолустных каких-нибудь деревеньках, но и у городских жителей».

Холера вновь появилась во Владимирской губернии в 1830 году.

Первым городом был Муром, потом она открылась в Гороховце, в Гороховецком и Шуйском уездах.

Начавшись 8 сентября, она продолжалась до 17 ноября.

За это время из 90 заболевших выздоровели только 18 человек.

В 1831 году в Муроме холера началась 6 июля.

Начавшись в мае в Шуйском уезде в селе Тейково, она затем распространилась на Шую, Гороховец, Вязники и Гороховецкий, Ковровский, Суздальский и Муромский уезды, унеся 178 жизней.

А закончилась она только 30 сентября.

В 1848 году холера была уже во всей губернии.

А началась она 25 апреля, и длилась до 5 ноября.

Из 30.471 заболевших умерли 15.836 человек.

В 1860 году холерой в губернии заболели 1.731, умерли 612 человек.

Но в обоих случаях эпидемия обошла Муромский уезд.

В 1871 году эпидемия свирепствовала в губернии с 13 июня до 22 октября.

О степени её жестокости можно судить по официальным данным, печатавшимся еженедельно в Губернских Ведомостях. И на этот раз больше пострадало сельское население.

Условия для развития холеры лежали в способе строений изб.

С трёх сторон, кроме лицевой стороны, к ним примыкали крытые дворы, заваленными разного рода нечистотами. От этого почва дворов глубоко пропитывалась довольно давно гниющими продуктами.

По отсутствию или очень малому проветриванию дворов вследствие такого их устройства, отсутствию отхожих мест и помойных ям, можно было судить о степени чистоты воздуха.

Разлагающиеся органические продукты в крытых дворах сёл являлись разносчиком холерного яда.

За это время в губернии заболели 12.386 человек, умерли – 4.833.

В Муромском уезде она началась 19 июля и до окончания 1 октября из 791 заболевшего жителя умерли 160.

Смутное время.

Великая смута 1606–1612 гг. охватила все классы общества Московского государства и широкой волной разлилась по всей России.

После гибели первого самозванца Лжедмитрия на царство бояре избрали Василия Шуйского.

Избрание происходило не только без совета со всей землёй, но и «на Москве не ведяху многие люди», то есть не ведали об этом. Оно не принесло желаемого успокоения в обществе.

На сцену вновь выступило имя царевича Дмитрия, и было встречено с ещё большим доверием, чем прежде.

«Все мы ему рады», – говорили Стародубцы (на Клязьме) подьячему Алексею Рукину, сообщившему им весть о новом самозванце.

Такое настроение было среди низших и высших слоёв населения.

Один за другим на сторону самозванца стали переходить города Переяславль Залесский, Суздаль, Ростов, Владимир, Вязники, Гороховец, Лух и Балахна.

Муром с уездом присоединился к Лжедмитрию П-му без больших усилий, «без взятья».

В отписке окольничего Ивана Годунова гетману Яну Сапеге о приведении к присяге Мурома нет указаний на дату, но из другого его письма видно, что 13 ноября 1608 года он был уже в Тушине при Лжедмитрии П-ом.

Предположительно Муром присягнул самозванцу в конце октября – в начале ноября 1608 года.

По этому поводу неизвестный летописец писал:

– «Греха ради, наши грады все Московского государства от Москвы отступиша. Немногие грады стоят в твёрдости – Казань, Великий Новгород, Смоленск, Нижний, Переславль Рязанский, Коломна, Царство Сибирское, только городов стояху в твёрдости, а то все прельстишася на дьявольскую прелесть».

Общество раскололось на две части.

Одни «целовали крест» Василию Шуйскому, другие – Лжедмитрию П-му, власть которого держалась за счёт польского оружия.

Но на восток от Арзамаса часть татарского и черемисского населения, принявшая сторону Лжедмитрия II-го, подступила к Нижнему Новгороду, чтобы привести его к «крестному целованию» самозванца.

Игумен Тихоновой Луховской пустыни Иона 21 ноября 1608 года через крестьянина Якунку Полуектова послал грамоту, в которой предлагал государевым воеводам, дьяку, приказным и всем нижегородским служилым людям повиниться Дмитрию Ивановичу и «крест целовать».

В ответ архимандрит Вознесенского Нижегородского монастыря Иоил написал:

– «В Нижнем Новгороде воеводы: князь Александр Ондреевич Репнин, Ондрей Семёнович Олябьев, дьяк Василий Семёнов и дворяне, и дети боярские, и старосты, и целовальники, и все земские люди… хотят за Государево Царство и Великого князя Василия Ивановича и всея Русии Московскаго и крестное целование помереть».

Иоил пытался склонить к верности Шуйскому и балахнинцев, «чтобы христианская невинная кровь не лилась и, чтобы балахонцы во единой мысли с нижегородцами были».

Но те не вняли просьбе.

По приговору нижегородцев воевода Алябьев, подкреплённый понизовыми людьми Фёдора Ивановича Шереметева, «под Балахной воров побили и Балахонского воеводу Степана Голенищева и иных многих лутчих людей привели в Нижний».

После этого посадские и всякие другие люди Балахны присягнули Шуйскому.

А после того, как под Нижним Новгородом верные Шуйскому ратники разогнали людей Лжедмитрия II-го, боярский сын Павел Дураков из Гороховца, 7 декабря 1608 года писал гетману Яну Петру Павловичу Сапеге:

«Изменники, выьиед из Нижнего, дрались по самую Балахну. Балахонские мужики царю изменили, и учали государевых людей имати, и поймали сына боярского суздальца Елизаръя Реденкого, да гороховца сына боярского Ивана Гриденкого, да атамана казачья Тимофея Тоскаева и послали в Нижний Новгород. Да того же дни прибежали из Стародуба губной староста Иван Мёртвой да Муромец сын боярской Иван Дурасов, а были посыланы для государева дела; сказывали де им Стародубской волости села Яковского крестьяне, которые были под Нижним в полках, Ивашко Кузаев да Петрушко Гусенин, что под Нижним государевых людей изменники Нижегородцы разогнали. Да того же дни приезжали с Павлова павловские стрельцы, которые пришли от государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Ру сии, из его государевых полков, Степанко Иванов с товарищи, 14 человек, да павловец посадский человек Василий Прокофьев сын Везниковец с детьми, и сказали перед нами в расспросе, что хотели их переимати павловские мужики и отвести в Нижний к изменникам. И ты, господин, пришли людей, чтобы государеву делу порухи не было и тех бы нам городов изменникам не подати, которые Государю Дмитрию Ивановичу крест целовали… Да ты, Ян Пётр Павлович Сопега, отпиши и царю Дмитрию Ивановичу, что б нам холопам своим вскоре велел свой царский указ учинить».

Но ещё 5 декабря 1608 года нижегородцы разгромили подступивших к их городу татар, черемисов, арзамасцев и «иных всяких подымных людей».

Они гнали их более 15 вёрст и били, «знамёна и набаты поймали, а ушло тех воровских людей немного, порознь» и то только потому, что наступила ночь.

Обезопасив тылы, и, ободрённые успехом, нижегородцы решили привести в «единомыслие» с собой и другие ближайшие местности – Ворсму, Павлово, Арзамас и Муром с окрестностями.

С этой целью они сразу же после победы над татарами и арзамасцами направились к пределам Муромского уезда.

Узнав о движении и цели нижегородских отрядов, без сопротивления и добровольно сдался Павлов Острог.

Но Ворсма воспротивилась и выслала навстречу свой отряд, который в пяти верстах от Ворсмы был разбит, а беззащитную Ворсму нижегородцы выжгли.

По-возможности, нижегородцы старались избегать кровопролития, и, прежде чем приступить к таким решительным мерам, посылали грамоты с увещанием к покорности не только в города, но и в сёла.

Одна из них, посланная в Муромский уезд, по счастливой случайности дошла до нашего времени.

– «Лета 1608 декабря в 10 день по Государеву Цареву и Великого Князя Василья Ивановича всея Ру сии указу, от воеводы Ондрея Семёновича Олябьева, в Стародуб Вотцкой, старостам и целовальникам и всем крестьянам в село Яковцево, да на Пурех, да на Вачю.

За грех всего православного крестьянства враг смутил многих, не одних вас. И вы б, помня Бога и Пречистую Богородицу и всех Московских Чудотворцев, от прародителей своих и как отцы и деды Московскому Государю служили и прямили; и вы б, помня прежнее Государево Царево и Великого Князя Василья Ивановича всея Русии крестное целование, ныне так же, ко Государевой милости к крестному целованию приехали, от всех вас лутчих человек с десять и с повинной челобитной, в село Давыдово, или где съедете воеводу Ондрея Семёновича Олябьева.

А не будете с повинной тотчас, ныне, в субботу, и воевода Ондрей Семёнович Олябьев (а с ним многая рать на вас пойдёт) так же учинит, как над Ворсмой: побили наголову и в полон поймали, и выжгли; под Нижним канун Николина дни мордву, и бортников, и арзамасцев, и иных многих воров побили наголову; а под Балахной воров же, атамана Тимоху Таскаева с товарищи побили наголову и повесили в Нижнем; а Балахну взяли; а Юрьев Повольский и Галич, и Кострома, и Ярославль, и Вологда, и Переславль, и иные многие города обратились и Василью Ивановичу крест целовали; а воровских людей, которые смуту учинили, и Литву, многих побили, а иных привели с собою вместе к Олябьеву.

А вас смутил Суздалец, сын боярский Степан Суровотцкой с товарищи; и Степан ныне в Нижнем сидит в тюрьме.

А вы б не блюдясь ничего, ехали с повинной тотчас.

К сей памяти воевода Ондрей Семёнович Олябьев печать приложил».

Грамота эта была отправлена 10 декабря 1608 года в день взятия Ворсмы.

Указание на село Давыдово, куда должны были явиться челобитчики, свидетельствует о том, что Алябьев намеревался идти через него на Арзамас, но произошедшие затем события изменили его план.

11 декабря он получил весть, что Павлово, принявшее сторону Шуйского, осаждено литвой, бортниками и стрельцами.

В этот же день он пришёл к Павлову и освободил осаждённых. И отсюда от имени нижегородских воевод Алябьев отправил в Муром грамоту с предложением стоять заодно с нижегородцами против воров, в противном случае обещал пойти на муромцев войной.

По-видимому, Алябьев этим пока и ограничился, так как из сохранившихся документов не видно о его активных выступлениях в Муромском уезде.

Причиной тому было обстоятельство, что в это время Муром находился под защитой отряда поляков пана Соболевского, пришедшего сюда из Владимира 10 декабря 1608 года.

Другая причина – новое враждебное движение мордвы и черемис, поход на Нижний Новгород воеводы князя Вяземского, что побудило Алябьева вернуться в Нижний.

7 января 1609 года нижегородцы разбили отряд Вяземского, а его раненого захватили в плен и повесили.

Об этом поражении муромцы узнали первыми от сбежавшего с поля битвы боярского сына Андрея Ивашева.

Встревоженные муромские воеводы Никифор Плещеев и Карп Навалкин 8 января отправили гетману Сапеге просьбу «отписать» Дмитрию Ивановичу, чтобы он прислал для защиты Мурома отряд ратных литовских людей.

Одновременно князь Иван Волховский, Иван Чертков, Андрей Ивашев, Пётр Храпов, Афанасий Свечников, Василий Алексеев и протодиакон Еремей поехали к Владимирскому воеводе Вельяминову просить помощи муромцам для защиты от нижегородцев.

А из-под Нижнего шли вести всё более тревожные. Прибывший в Муром сын казнённого воеводы князя Вяземского Иосиф сообщил, что «нижегородцы, государевы изменники, собираются и хотят приходить на Муром».

И вскоре Алябьев пошёл в Муромский уезд.

Так как посланная ранее «увещательная грамота» не возымела действия, то по пути к Мурому 14 января 1609 года Алябьев выжег село Яковцево.

В ночь на 15 января его отряд остановился на отдых в Озябликове.

Затем он сжёг село Клин.

Постигла ли такая же участь Вачу и другие селения, нигде не сказано.

По словам муромцев нижегородцы действовали с такой жестокостью и изуверством, что «и церкви Божии зажигали, и образы кололи, и людей секли».

16 января передовые отряды Алябьева стояли уже в 20 верстах от Мурома.

Не получив своевременной помощи от пана Сапеги и воеводы Вельяминова, муромцы уступили и «нам Великому Государю, – как говорится в грамоте к ним Шуйского, – добили челом и вины свои принесли, и наших людей в город пустили, и крест нам целовали».

Но когда имел место этот факт точно не известно.

Во всяком случае, целование креста Шуйскому муромцами на этот раз не происходило.

Какие-то неизвестные обстоятельства во второй раз помешали Алябьеву с понизовыми людьми, уже близко стоявшими около Мурома, приступить к самому городу.

Поэтому муромцы ещё некоторое время оставались верными самозванцу.

Это подтверждается письмом от 29 января 1609 года владимирского воеводы Вельяминова к пану Сапеге, где он обещает прислать тому белого ястреба, которого хочет достать в Муроме у какого-то боярского сына, на что он вряд ли бы мог надеяться, если бы муромцы были бы уже под присягой Шуйскому.

И только 18 марта 1609 года о присяге муромцев Шуйскому сообщил Вельяминову бежавший из Мурома Василий Толбузин.

Деятельное участие в этом принимали, кроме Алябьева, князь Иван Волховский и Андрей Микулин.

Таким образом, сдача Мурома происходила в середине или конце марта 1609 года.

После этого Муром больше не изменял Шуйскому.

По сравнению с другими городами и уездами Муром легче пережил это смутное время благодаря своему географическому положению.

Хотя, находившиеся в Муроме рота пана Александра Крупки и другие отряды, бесчинствовали, вели себя, как завоеватели, убивали дворян, боярских детей, простых людей, грабили и жгли, не смотря на то, что муромцы в то время были ещё верны самозванцу.

Крестьянские волнения.

В 1761–1975 годах вследствие усиления закабаления начали происходить волнения помещичьих и государственных крестьян.

Побеги от помещиков достигли огромных размеров.

Недовольство условиями жизни постепенно переросло в крестьянскую войну (1773 – 1775 гг.) под руководством Е.И.Пугачёва.

Молва о восстании в Кижах (1769 – 1771 гг.), московском «чумном бунте» в 1771 году, волнениях на Лике в 1772 году достигла и Муромских пределов.

Проходя в июле – августе 1774 года основными силами через Нижегородские земли (Курмыш), Чувашию (Алатырь), Мордовию (Саранск), Пугачёв увлекал на свою сторону всё больше и больше крестьян.

Отдельные его отряды доходили до Темникова и далее по направлению к Мурому, многие жители которого влились в восставшие отряды.