Текст книги "Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети"

Это не цензура. Это – аутсорсинг

Еще одна причина, по которой цензура в интернете малозаметна, заключается в том, что осуществляют ее вовсе не правительства. Хотя в большинстве случаев достаточно заблокировать доступ к определенной записи в блоге, содержащей критику, проще удалить эту запись. У правительств таких полномочий нет, зато компании, владеющие блог-платформой, могут сделать это во мгновение ока. Заставить компании контролировать Сеть в соответствии с широким набором рекомендаций – мечта любого правительства. Компании несут все расходы, делают всю грязную работу и выслушивают проклятия пользователей. Они же успешнее выловят нежелательный контент, поскольку знают свои онлайновые сообщества лучше цензоров. Наконец, ни один пользователь не может приказать компаниям, как им вести дела, поэтому апелляции к свободе слова в таких случаях обычно бессмысленны.

Неудивительно, что китайские цензоры пошли именно этим путем. Согласно исследованию, проведенному Ребеккой Маккиннон, бывшим шефом пекинского бюро Си-эн-эн, изучающей в фонде “Новая Америка” китайский сектор интернета, цензура контента, создаваемого китайскими пользователями, “в высшей степени децентрализована”: ее “осуществление предоставлено самим интернет-компаниям”. Чтобы доказать это, Маккиннон в середине 2008 года открыла анонимные аккаунты на десятке китайских блог-платформ и оставила в каждом блоге более ста записей, касавшихся различных спорных вопросов – от коррупции и СПИДа до независимости Тибета. Целью эксперимента была проверка, будут ли удалены эти записи, и если да, то как скоро. Результаты различались в зависимости от компании. Самые бдительные удалили около половины записей Маккиннон. Одна компания подвергла цензуре лишь одну запись. Китайские интернет-компании выступили несогласованно – именно так и происходит, когда правительство приказывает прибегать к цензуре, но не уточняет, что именно следует запрещать, и оставляет это на усмотрение запуганных менеджеров. Чем большая свобода действий предоставлена компаниям в интерпретации правил, тем меньше вероятность угадать, будет ли удалена “крамольная” запись в блоге. Подобная кафкианская неопределенность может причинить больше вреда, чем сама цензура: активистам трудно планировать кампанию, если нет уверенности, что их сетевой контент уцелеет.

Это значит, кроме прочего, что насколько бы плохими ни казались “Гугл” и “Фейсбук”, они все же лучше большинства компаний, работающих в странах с авторитарными правительствами. Транснациональные компании обычно с неохотой играют роль цензоров, поскольку это может дорого им обойтись, к тому же в этом случае они столкнутся с валом обвинений на родине. Местным же компаниям на это наплевать: азербайджанские социальные сети скорее всего не собираются вести дел с США или Западной Европой и не боятся, что их осудят на слушаниях Конгресса.

На этом поле Запад определенно проигрывает. Пользователи обычно предпочитают местные сети глобальным – они обычно быстрее, проще в обращении и соответствуют местным культурным нормам. Если вы оцените рынок интернет-услуг в большинстве стран с авторитарным режимом, то, вероятно, увидите по меньшей мере пять местных альтернатив любому заметному стартапу из Кремниевой долины. Если учесть, что общее количество китайских интернет-пользователей составляет более 300 миллионов, 14 тысяч китайских клиентов “Фейсбука” (данные 2009 года) – это капля в море, точнее – 0,00046 % пользователей.

Интернет-компании, однако, не единственные медиаторы, которых можно принудить к удалению контента. Рунет, например, полагается на коммьюнити, сходные с группами в “Фейсбуке”, которые ведут модераторы. Сетевая социальная активность в России базируется на “Живом журнале”. Когда в 2008 году сообщество автолюбителей в ЖЖ превратилось в место обмена информацией о волне протестов водителей во Владивостоке, недовольных политикой властей, ФСБ немедленно потребовала у его модераторов удалить соответствующие записи. Модераторы подчинились, однако сообщили о произошедшем в последней своей записи на странице сообщества (через несколько часов исчезла и она). Формально, однако, никто ничего не блокировал – это и есть скрытая цензура, бороться с которой труднее всего.

Чем больше посредников появляется при опубликовании и распространении информации, тем больше возникает контрольных пунктов, в которых эту информацию можно незаметно убрать или исказить. Сторонники “дилеммы диктатора” сильно недооценили роль сетевых медиаторов: ведь кому-то приходится обеспечивать доступ в интернет, размещать блог или сайт, модерировать сетевое сообщество или делать так, чтобы это сообщество заметили поисковые программы. До тех пор, пока эти организации-медиаторы будут зависеть от государства, найдутся способы заставить их содействовать цензуре, которая никак не скажется на экономическом росте.

“Умная” толпа? Совсем не обязательно

Очень жесткие законы об оскорблении величества, существующие в Таиланде, карают любые высказывания (в том числе в блогах и в “Твиттере”), оскорбительные для королевской семьи. Но контроль над быстро растущей таиландской блогосферой оказался непростой задачей для полиции. В начале 2009 года один из членов Национальной ассамблеи Таиланда, лояльный королю, предложил новый вариант решения трудной задачи. Власти открыли сайт “Защитим короля” (ProtectTheKing.net), чтобы подданные могли сообщить о сайтах, якобы содержащих оскорбительную для монарха информацию. После этого, по данным Би-би-си, всего за сутки правительство Таиланда заблокировало доступ к пяти тысячам крамольных ссылок. Неудивительно, что создатели сайта “забыли” предусмотреть возможность разблокирования сайтов, закрытых по ошибке.

Сходным образом власти Саудовской Аравии позволяют гражданам докладывать о гиперссылках, которые те сочтут оскорбительными, и в результате каждый день в Комиссию по коммуникациям и информационным технологиям поступают сообщения о 1200 ссылках. Это позволяет правительству сравнительно эффективно осуществлять цензуру. По данным журнала “Бизнес уик”, в 2008 году в цензурном подразделении комиссии было всего двадцать пять сотрудников, правда, многие из них окончили ведущие западные университеты, такие как Гарвард и Карнеги-Меллон.

Самое любопытное в саудовской системе цензуры то, что она хотя бы извещает пользователя, почему заблокирован сайт. Во многих странах пользователь просто увидит сухое извещение вроде “Страница не может быть отображена”, оставляющее в неведении относительно того, заблокирован ли этот сайт либо недоступен по техническим причинам. В Саудовской Аравии на заблокированные порнографические веб-страницы помещается текст, подробно объясняющий причины запрета и содержащий ссылки на опубликованную в “Дьюк ло джорнал” статью о порнографии, написанную американским правоведом Кассом Санстайном, а также на 1960-страничный “доклад Миза”, подготовленный в 1986 году комиссией Генпрокурора США по порнографии. (Для большинства не-юристов это гораздо менее привлекательно, чем порносайты.)

“Краудсорсинговая цензура” становится популярной и в демократических государствах. Власти Великобритании и Франции разработали сходные схемы для собственных граждан: им предлагается сообщать в компетентные органы о детской порнографии и некоторых других видах нелегального интернет-контента. Поскольку сайтов и блогов с незаконными матариалами появляется все больше, краудсорсинговые схемы скорее всего получат широкое распространение.

Власти Таиланда, Саудовской Аравии и Великобритании полагаются на бескорыстие граждан, китайские же предлагают денежное вознаграждение тому, кто поделится с ними ссылкой на порносайт. Нашел порносайт? Донеси, получи деньги. Заметим, эта схема не лишена недостатков. В начале 2010 года, когда она начала действовать, был отмечен резкий рост числа поисковых запросов от тех, кто ищет порнографию. Но кто знает, сколько видеороликов пользователи прежде загрузили и сохранили у себя? А главное – сколько веб-страниц, не имеющих сексуального содержания, были закрыты таким образом?

В некоторых случаях прямое вмешательство государства и не требуется. Отряды лоялистов пользуются сетями для осуществления цензуры, обычно уничтожая группы оппонентов в социальных сетях. Самая известная из таких сетей – таинственная организация “Силы еврейской обороны в интернете”. Это произраильское сообщество произвело сенсацию. Его члены находят в “Фейсбуке” антиизраильские группы, проникают в них, становятся администраторами и в конце концов разваливают их. Одним из наиболее заметных достижений “Сил еврейской обороны в интернете” стал вывод из игры почти 110 из 118 тысяч членов мощной арабоязычной группы, симпатизирующей “Хезболла”.

Иногда персонал “Фейсбука” успевает вмешаться и предотвратить полное уничтожение группы, но часто – нет, и тогда сетевой социальный капитал, на формирование которого ушли месяцы, бывает пущен по ветру за считаные часы. Важно понимать, что в интернете все большую ценность приобретают сообщества, а не блогеры-одиночки. Следовательно, современная цензура будет все сильнее стремиться не просто блокировать доступ к контенту определенного рода, но уничтожать целые сообщества.

Вашей философии не снилось

Если вы поклонник философии и хотите провести год-другой за границей, то Саудовская Аравия – не то место, куда вам стоит отправиться в первую очередь. Возможно, из-за того, что занятия философией поощряют свободомыслие и сомнения в непогрешимости властей (или просто усугубляют проблему безработицы), изучение этой дисциплины в вузах запрещено, как и философские книги. Объясняя свое нежелание включать изучение философии в школьный курс, директор по планированию отдела образования города Джидда заявил в декабре 2005 года, что “философия – это предмет, восходящий к грекам и римлянам… Нам не нужна такая философия. Коран – вот сокровищница исламской философии”.

Современно мыслящие члены гражданского общества Саудовской Аравии надеялись добиться некоторой самостоятельности в киберпространстве. Их надежда не была напрасной: интернет быстро заполнил пустующую нишу, и они получили почти бесплатный и легкий доступ к философским книгам, видеозаписям лекций, научной периодике. Однако единой базы гиперссылок на этот контент не было. Поэтому несколько саудовцев, получивших образование в США, открыли интернет-форум “Томаар” (Tomaar), чтобы беседовать о философии и обмениваться гиперссылками. Сайт пользовался грандиозным успехом: всего за несколько месяцев он значительно разросся, и его посетители перешли также к обсуждению ближневосточной политики и спорных социальных вопросов (поскольку форум был арабоязычным, там оказалось много пользователей из других арабских стран). На пике популярности на форуме насчитывалось более двенадцати тысяч активных участников, которые ежедневно оставляли в среднем тысячу записей.

Однако радость была недолгой. Вскоре правительство отметило феноменальный успех “Томаар” и “выключило” форум для саудовских пользователей. Но справиться с возникшей проблемой труда не составило. За последнее десятилетие – в основном в ответ на ужесточение цензуры в китайском интернете – было придумано множество способов преодолеть правительственные запреты. Дело в том, что правительства не могут ликвидировать интернет-контент, который им не нравится (особенно если он хранится на иностранном сервере), зато могут лишить своих граждан возможности добраться до этого контента, потребовав у поставщиков услуг интернета запретить соединение с определенным URL-адресом. Эту преграду легко обойти, подключившись к третьему компьютеру и добравшись до желаемого контента при помощи его интернет-соединения. В этом случае правительство увидит, что вы подключились к некоему случайному компьютеру в Сети, но не узнает, что вы ищете запрещенный контент. Поклонникам “Томаар” здорово пригодились эти инструменты: они смогли посещать сайт, несмотря на запрет. (Разумеется, если очень много пользователей обращаются к одному и тому же компьютеру или же его IP-адрес становится широко известным, власти могут понять, что происходит, и перекрыть доступ к нему.)

Ликование было недолгим. Вскоре “Томаар” стал недоступен даже тем, кто добирался до него в обход цензурных ограничений. Сверхпопулярный сайт “съедал” слишком много трафика, и американская хостинговая компания сообщила администраторам “Томаар”, что разрывает с ними контракт. Сайт стал сетевым “беженцем”. Происходило что-то странное, но администраторы “Томаар” не могли понять, что именно (ни один из них не был компьютерщиком: первый работал продавцом в магазине дорогой домашней электроники, а второй служил в банке финансовым консультантом).

Через некоторое время выяснилось, что “Томаар” стал мишенью длительной кибератаки, предпринятой, чтобы сделать сайт недоступным. Тактика, о которой идет речь – распределенная атака типа “отказ в обслуживании” (DDoS-атака), – становится все более популярной, когда требуется заткнуть рот оппонентам. Веб-сайт может принять ограниченное количество клиентов. Популярные сайты наподобие CNN.com могут принять одновременно миллионы посетителей, в то время как большинство частных сайтов едва ли справятся с сотней-двумя одновременных обращений. Цель DDoS-атаки – исчерпать ресурсы сайта, направляя туда несуществующих посетителей. Откуда берутся все эти воображаемые посетители? Их генерируют компьютеры, зараженные вирусами и вредоносными программами с целью получить контроль над ними и использовать их по собственному усмотрению. Зачастую возможность устроить DDoS-атаку можно купить или продать на аукционе eBay всего за несколько сотен долларов.

Поскольку жертву атакуют одновременно тысячи компьютеров, определить заказчика нападения почти невозможно. Так вышло и в случае “Томаар”. Логично предполагать заинтересованность саудовского правительства в прекращении работы сайта, однако серьезных доказательств его вмешательства нет. Но хостинговая компания, обслуживавшая “Томаар”, не оставила произошедшее без внимания: DDoS-атаки едят трафик, потом нужно все чистить, да и платить по счетам приходится именно хостингу. Вот почему сетевое инакомыслие может легко сойти на нет. Если вы располагаете информацией, обнародование которой может повлечь за собой DDoS-атаку, хостинговые компании задумаются над тем, стоит ли предоставлять вам трибуну. Поскольку деловые организации тоже часто становятся объектами DDoS-атак, уже есть рынок услуг по защите сайтов (например, можно запретить их посещение с компьютеров из определенных регионов). Однако сайтам, существующим на общественных началах, такой сервис обычно не по карману. В конце концов “Томаар” нашел новую хостинговую компанию, но кибератаки не прекратились. Сайт “лежал” в среднем одну неделю из четырех. Это подорвало боевой дух сообщества и опустошило кошельки его основателей, наивно полагавших, что цена онлайнового инакомыслия равна плате за хостинг.

Ситуации, подобные той, в которой оказался “Томаар”, возникают все чаще, особенно если речь идет об активистах и правозащитных организациях. Мьянманские СМИ в изгнании “Иравади”, “Миззима” и “Демократический голос Бирмы” пережили масштабные кибератаки (самые тяжелые пришлись на 2008 год, первую годовщину “шафрановой революции”). То же самое довелось пережить белорусскому оппозиционному сайту “Хартия’97”, российской “Новой газете”, казахстанской оппозиционной газете “Республика” и даже местным подразделениям “Радио Свобода”.

Те, кто ведет собственный блог, также становятся жертвами нападений. В августе 2009 года, в первую годовщину российско-грузинской войны, Cyxymu, один из самых популярных грузинских блогеров, подвергся ожесточенной DDoS-атаке, которую зарегистрировали даже гиганты вроде “Твиттера” и “Фейсбука”, где Cyxymu параллельно вел блоги. Диссиденту заткнули рот: все интернет-платформы, на которых он открыл аккаунты, стали мишенью интенсивных DDoS-атак, так что администраторы этих платформ подверглись нешуточному давлению – и, конечно, не смогли сопротивляться соблазну попросту удалить аккаунт жертвы, чтобы не страдали остальные клиенты.

DDoS-атаки представляют собой серьезную и малоизученную пока угрозу свободе слова в интернете. Атаки учащаются, и их целями становятся не только сайты официальных органов и деловых предприятий, но и частных лиц. В прошлом для того, чтобы маргинальное сообщество было услышано, как правило, было достаточно доступа в Сеть и, возможно, оплаты его счетов за пользование интернетом. Теперь все не так. Чтобы быть услышанным в Сети, если речь не идет о редких твитах и записях в блогах, нужно заботиться об администрировании сервера, запасных хранилищах на случай DDoS-атак и даже о покупке дорогостоящих услуг по защите от таких нападений.

Худшая сторона ограничения свободы выражения с помощью DDoS-атак заключается в том, что эта практика ведет к недооценке масштаба распространения интернет-цензуры в мире. Традиционное представление о цензуре до сих пор в значительной степени основано на логической схеме “заблокировано/разблокировано”, которая в случаях блогера Cyxymu или сайта “Новой газеты” не имеет большого смысла. Технически сайт может быть разблокирован, но для пользователей неделю в месяц он будет недоступен.

Чтобы решить эту задачу, нужно не только предложить новые критерии определения интернет-цензуры, но и придумать что-то новое, помимо обычных средств борьбы с ней вроде обходных путей к запрещенному контенту. В результате DDoS-атак пользователи даже в тех странах, где интернет не блокируют, не могут посетить атакуемые сайты. Испытанные средства здесь бесполезны. Мы имеем дело уже не с брутальными советскими агентами, которые глушат “Радио Свобода”. Теперь это по большей части никому не известные люди (может, находящиеся на содержании у Кремля, а может, и нет), которые устраивают засады поблизости от здания, откуда собирается вещать новое “Радио Свобода”. “Антиглушилки” не помогут: сотрудники радиостанции просто не смогут попасть на работу и выйти в эфир.

Когда крушат не те стены

Те, кому небезразлична свобода слова в интернете, уже не могут себе позволить рассуждать о цензуре, основываясь на устаревших моделях времен холодной войны. Прежняя модель предполагала, что цензура стоит дорого и по карману только правительству. В наши дни, хотя многие инструменты цензуры (такие как “Гриндэм”) по-прежнему обходятся недешево, некоторые все же дешевы и продолжают дешеветь (например, DDoS-атаки). Это позволяет правительствам отклонять обвинения в свой адрес (ведь это не они осуществляют цензуру) и сильно искажает реальную ситуацию с цензурой в мире. Во многих случаях государству вообще нет нужды во что-либо вмешиваться: лоялисты могут самостоятельно организовывать DDoS-атаки. Доступность кибератак привела к демократизации цензуры, а это неизбежно отразится на свободе мнений. Поскольку цензура все чаще осуществляется медиаторами (например, социальными сетями), а не государством, защититься от цензуры можно, найдя способы оказать не только политическое, но и коммерческое давление на главные действующие лица.

Также становится ясно, что авторитарные режимы могут и будут развивать сложные информационные стратегии, которые способствуют экономическому росту, одновременно позволяя не терять контроль над деятельностью оппозиции в интернете. Не стоит тратить все силы на сокрушение неких воображаемых стен (то есть на то, чтобы сделать всю информацию доступной) лишь ради того, чтобы обнаружить: государство доверило цензуру аутсорсерам, организующим DDoS-атаки. Это еще одна причина, по которой “виртуальные стены” и “информационные занавесы” представляются ошибочными метафорами, мешающими нам сформулировать, в чем именно заключается угроза свободе интернета. Они подталкивают политиков к поиску путей преодоления информационной блокады. Это, конечно, полезно, но только если по ту сторону барьера что-нибудь есть. Представьте разочарование человека, пробившегося сквозь файерволы и обнаружившего, что информация, к которой он стремился, уничтожена организатором кибератаки или рьяным сетевым медиатором!

Многое предстоит сделать для того, чтобы защититься от этой новой, более агрессивной цензуры. Нужно готовить “зеркала” сайтов, которые подвергаются DDoS-атакам, или учить делать это администраторов: многие из них самоучки и не всегда способны справиться с проблемой. Нужно учиться искажать, скрывать или даже сознательно засорять свой “социальный граф”, представляя его так, что он окажется бесполезным для тех, кто будет пытаться блокировать информацию исходя из демографических характеристик пользователей. Можно придумать, как изобразить любого пользователя инвестиционным банкиром, который хочет читать “Файнэншл таймс”. Можно затруднить захват и уничтожение групп в “Фейсбуке” и других социальных сетях. Или, например, найти способ извлекать пользу из таких методов, как краудсорсинг, в борьбе с цензурой в интернете, а не в облегчении работы цензоров. Если лоялисты рыщут во Всемирной паутине в поисках крамолы, то почему бы оппозиционерам не искать сайты, нуждающиеся в дополнительной защите?

У западных политиков большой выбор возможных шагов, и все их стоит тщательно взвесить с учетом незапланированных негативных последствий, которые может вызвать каждый из этих шагов – зачастую за границами региона, где эти меры будут приняты. Разумеется, крайне важно продолжать финансировать разработку инструментов для доступа к заблокированным сайтам: блокирование сетевых адресов остается главным методом контролирования интернета. Но политики не должны упускать из виду новую, потенциально более опасную угрозу свободе мнений, которую несет интернет. Борьба со старыми, уже рассыпающимися барьерами – неважный фундамент для политики. Иначе случаи вроде российского (редко применяется фильтрация интернета, но есть множество других способов продемонстрировать возможности правительства) будут неизменно озадачивать западных наблюдателей.

Главное, о чем следует помнить: если различаются контексты, различаются и проблемы. Следовательно, нужны нестандартные решения и стратегии. Интернетоцентризм (это пагубное стремление ставить интернет-технологии выше среды, в которой они будут применяться) рождает у политиков ложное чувство комфорта, пустую надежду на то, что некая универсальная технология снесет все файерволы на своем пути, решив таким образом проблему контроля над интернетом. События последнего десятилетия, для которого характерны усиление и усложнение контроля, позволяют сделать вывод о том, что авторитарные режимы добились больших высот в преследовании инакомыслия, причем вовсе не обязательно с привлечением высоких технологий. Большинство файерволов, которые предстоит уничтожить, имеют скорее социальную или политическую, чем технологическую природу.

Проблема в том, что именно те, кто конструирует (нередко при финансовой поддержке западных правительств и фондов) орудия для разрушения файерволов, имеющих технологическую природу, доминируют в публичной дискуссии. В их интересах преувеличить действенность собственного продукта и скрыть наличие других, не связанных с технологиями, угроз свободе выражения. Тем самым технари вводят в заблуждение политиков, а те принимают неверные решения о распределении ресурсов для борьбы за свободу интернета. Чжоу Шиюй, основатель группы технической поддержки Фалуньгун (группа создает и распространяет ПО, с помощью которого можно пробиться на сайты, блокируемые китайским правительством), полагает, что “сражение за интернет свелось к потасовке за доступ к деньгам”. Он также заявил в интервью “Нью-Йорк таймс”, что “на каждый доллар, который тратим мы [США], Китай тратит сто, а может быть, несколько сотен” (это был аргумент в пользу того, чтобы выделять больше средств на продвижение подобных инструментов в Иране). Это в высшей степени неверно и лицемерно и напоминает споры времен холодной войны об отставании по числу ракет, только на сей раз речь идет о том, чтобы обогнать врага в цифровых вооружениях.

Такого рода аргумент консервирует миф о “дилемме диктатора” и о том, что авторитарные правительства уязвимее для технологической угрозы, чем они кажутся. Однако даже если такая манипуляция общественным мнением может быть устранена, следует помнить, что нельзя справиться с цензурой, не занимаясь решением двух других проблем – слежки и пропаганды. Децентрализация интернета делает сравнительно легкой бесконечную мультипликацию каждого байта. Но за это приходится платить, ведь одновременно возникает возможность создавать новые, более оперативные и зачастую более легитимные СМИ, которые сделают государственную пропаганду правдоподобнее. Более того, можно проследить, как информация распространяется в киберпространстве, и больше узнать о тех, кто ее распространяет. Информация тяготеет к свободе, но этого мало: свободными должны быть и те, кто ею обменивается.