Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

Наполеон в Москве: продолжение гражданской войны в России

Когда мы проходили, улицы были полны тяжелоранеными. Страшно подумать, что большая часть их – свыше 26 000 человек – сгорела.

Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц об оставлении Москвы.

Взятие Москвы довершило раздражение умов, недовольство достигло высшей степени, и вас уже не щадят. Если это уже дошло до меня, то судите об остальном. Вас вслух обвиняют в несчастье Вашей Империи, во всеобщем и частном разрушениях, и, наконец, в том, что Вы погубили честь страны и свою собственную. И это не мнение какого-то одного класса, все соединились против Вас. Не останавливаясь на том, что говорят о роде войны, которую мы ведем, одно из главных обвинений против Вас заключается в том, что Вы нарушили слово, данное Москве, которая Вас ожидала с крайним нетерпением, и в том, что Вы ее забросили, все равно, что предали. …я предоставляю Вам судить о положении вещей в стране, глава которой презираем.

Из письма великой княгини Екатерины Павловны брату – Александру I, сентябрь 1812 г.

Множество французов отчаянно огорчены несчастьями, обрушившимися на вашу прекрасную Москву. Заверяю вас, что лично я плачу и сожалею об этом, ибо она стоила того, чтобы сохранить ее. Если бы вы остались дома, она и сохранилась бы. Оплакивайте же, русские, оплакивайте вашу бедную страну. Вы сами виноваты во всех злоключениях, которые приходится ей выносить.

Запись, оставленная в 1812 г. гвардейским конным гренадером Бро в Большой книге посетителей Московской городской Думы.

I

Москва 1812 года… На мостовых слышится перестук повозок и всадников, надоедливый дежурный перезвон бесчисленных колоколов, грубые крики кучеров, полицмейстеров, разносчиков горячих пирожков и питья. Но шум ветра и листвы той эпохи доносит до нас и эхо французских и моцартовских арий конца восемнадцатого века, разученных с акцентом русскими дворянами, сентиментальные признания в темных аллеях, скрип пера, бравурные эпиграммы пьяных гусарских вечеринок, звон флютов для шампанского (завезенных или выдутых уже на русских стеклянных мануфактурах по французским образцам) и ирландских рюмок для крепких напитков. Многие звуки мы можем слышать и сейчас: даже тот же тон соприкасания бокалов, некоторые из которых сохранились у коллекционеров до сей поры – и чьим нутром, например, я все еще пользуюсь в свое удовольствие. Да и крики приматов, и их верных друзей (собак, лошадей и канареек) не сильно изменились.

Что же уникального, свойственного если не конкретно 1812 году, то эстетике того времени, мы имеем шанс почувствовать, чтобы перенестись на 200 лет в прошлое? Безусловно, это первый русский вальс: вальс ми-минор, написанный современником событий Александром Сергеевичем Грибоедовым (1795–1829).[1118]1118
  Подробнее об этом удивительном человеке: Грибоедов: энциклопедия. СПб., 2007; Лебедев А.А. Грибоедов. Факты и гипотезы. М., 1980; Летопись жизни и творчества А.С. Грибоедова, 1791–1829. М., 2000; Bonamour J.A.S. Griboedov et la vie littéraire de son temps. Paris, 1965; Kelly L. Diplomacy and murder in Tehran: Alexander Griboyedov and Imperial Russia’s Mission to the Shah of Persia. L., 2002; Kosny W.A.S. Griboedov – Poet und Minister: Die Zeitgenossische Rezeption seiner Komödie «Gore ot uma» (1824–1832). Berlin, 1985.


[Закрыть] Эта прекрасная, светлая, печальная – и в то же время легкая и гармоничная мелодия века классицизма – еще и память моего недавнего детства. Запись вальса звучала в фильме-спектакле «Горе от ума» Малого театра 1952 г., который я часто пересматривал еще в ранней юности (постановка: Пров Михайлович Садовский-младший, режиссеры Сергей Алексеев и Виталий Войтецкий, в главных ролях – уже немолодой, но опытный Чацкий Михаил Царев, Константин Зубов, Ирина Ликсо, Игорь Ильинский и др.).

Сам великий драматург, пианист, композитор и дипломат (поляк по происхождению рода: Ян Гжибовский (Jan Grzybowski), в начале XVII века переселился из Речи Посполитой в Россию) в 1812 году был корнетом. 8 сентября 1812 г. Грибоедов заболел – и до ноября в расположении полка не появлялся, оставаясь во Владимире. Прибыв к месту службы, корнет попал в компанию «юных корнетов из лучших дворянских фамилий»: князя Голицына, графа Толстого, графа Ефимовского, Алябьева, Шереметева, Ланского, братьев Шатиловых (с некоторыми Грибоедов состоял и в родстве). В письме к С.Н. Бегичеву (1785–1859) Грибоедов признавался: «Я в этой дружине всего побыл 4 месяца, а теперь 4-й год как не могу попасть на путь истинный».[1119]1119
  Интересные отрывки из данной переписки – см.: Бегичев С.Н. Записка об А.С. Грибоедове. // А.С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1929, с. 3–15.


[Закрыть]

Я неслучайно так подробно остановился на личности Грибоедова: именно ему суждено было оставить нам в подарок виртуозный портрет москвичей образца 1810-х годов (в изначально запрещенном русской цензурой «Горе от ума»). Пожилой и глупый вельможный барин-русак, мечтательно вспоминающий о пошлостях при дворе Екатерины II, ждущий рождения собственного незаконного ребенка от «докторши»; его дочь, тайком проводящая ночи с манерным и слащавым карьеристом Молчалиным; пронырливая служанка, подслушивающая и покрывающая эту «бездуховность» (или оно и есть та самая «духовность» —?); дубоголовый и примитивный полковник русской армии Скалозуб; капризные и наполовину выжившие из ума богатые старухи и их приживалки; странные маргинальные типы, вертящиеся в кругах знати на правах шутов – и, конечно, один единственный искренний и думающий человек, вернувшийся из путешествия по Европе и негодующий на все вышеперечисленное (за 200 лет что-то принципиально поменялось?). Я, к слову, напомню: все вышеперечисленные были людьми православными – и жили в той России, «которую мы потеряли» (не перестаю оплакивать сию страшную потерю…).

И, тем не менее, «Горе от ума» – это, прежде всего, произведение искусства слова. Это радость от классицистической формы строфы и композиции (кстати, недавно я записал видеоролик со знаменитым монологом Фамусова для своего телецикла «Духовные скрепы»: он доступен в YouTube).

Как сейчас, так и тогда Москва была разнолика своим обществом. Здесь жили и те типы, которых прекрасно описали А.С. Грибоедов, Н.В. Гоголь и А.Н. Островский, но встречались и удивительные исключения – люди образованные, тонкие, думающие. Провинциальность, эклектика и безвкусица окружала искусственные островки подлинной красоты предметов классицизма. Французские ампирные подсвечники и вазы, кожаные книжные переплеты, костюмы, камеи и фарфор стиля английского Регентства, английские же тонкие рюмки с цветной филигранью в ножке, сервизы Мейсенского и Гарднеровского фарфора, гравюры с живописных оригиналов эпохи барокко, Людовика Возлюбленного (Le Bien Aimé), Директории и Консульства, сами полотна итальянских мастеров прошлых веков и филигранно исполненные миниатюры на слоновой кости – вот, что могло усладить взор эстета 1812 года. Здесь же обитали и многочисленные бюсты Бонапарта-консула, гравюрки и литографии (совсем юная для тех лет техника печати) с его изображением: эти напоминания о гениальном баловне Судьбы оказались в России весьма в моде еще в 1798–1800-х годах…

Подмосковные усадьбы, совсем недавно отстроенные по канонам европейской архитектуры семнадцатого и особенно восемнадцатого века, поражали богатством коллекций предметов европейского искусства. Представим, что вечером 13 сентября 1812 года мы с вами стоим посреди Галереи (Танцевального зала) дворца графов Шереметевых (усадьба Кусково): она создана в подражание Зеркальной галерее (Galerie des Glaces) Версальского дворца. Вечерняя заря струит свой сонный свет сквозь пышный хрусталь огромных люстр топазового нацвета, но позолота рам еще не потускнела. Узоры в виде кругов наборного паркета словно задают метафору спирали Истории, горельефы на темы античности не отвлекают, а только напоминают о дне сегодняшнем. Бог Аполлон как всегда правит «небом» – плафоном, расписанным Луи Лагрене-старшим. Тишину нарушает только шаг изящного каблука и пронзительная мысль о надвигающихся событиях… Вскоре в усадьбу войдут части корпуса героя Бородинского сражения маршала Мишеля Нея. Его прихода ожидает Итальянский домик, Голландский домик, Швейцарский домик, барочный павильон «Грот», павильон «Эрмитаж», Американская оранжерея – и другие знаменитые сооружения, выстроенные для забав русских хозяев усадьбы Кусково.

Но вернемся в город. Если Петербург изначально строился как некая идеальная калька с Европы, то допожарная Москва – это большая почти азиатская деревня с низкими деревянными строениями, в которую как с неба опустились особняки и дворцы европейского образца, а в ее центре располагалась крепость стиля средневековой итальянской Ломбардии (он же – Кремль…). Европейские здания и экипажи, французские и английские наряды элиты выглядели неким инородным, возможно, колониальным элементом посреди хаоса русских избушек, церквей и колоколен провинциального византийского ордера, напоминающим глазу путешественника минареты. И все же восхитительные дворцы, недавно отстроенные в стиле французского неоклассицизма, бульвары и садики богачей – все это могло прельстить взор поэта: нужно было только взойти на колокольню Ивана Великого (Москва располагалась на равнине – и чтобы узреть ее красоты, необходимо было подняться повыше ее максимум двухэтажных зданий).

Блеск куполов, печной дым, запах цветов, лошадиного и птичьего помета, водки, кожаных книжных переплетов и французского одеколона – вот тот букет, который «цвел» в Москве времен Александра и Наполеона. Ее символы: Царь-пушка, которая никогда не стреляла, и Царь-колокол, который никогда не звонил…

Город населяли 275 547 жителей.[1120]1120
  Тартаковский А.Г. Население Москвы в период французской оккупации в 1812 г. // Исторические записки, 1973, т. 92, с. 366.


[Закрыть] Сердце «второй столицы» билось на центральных улицах, переполненных французскими магазинами, мастерскими и даже театрами («А все Кузнецкий мост, и вечные французы, Оттуда моды к нам, и авторы, и музы: Губители карманов и сердец!»). Хлебосольная и чванливая, барственная и провинциальная, роскошная и бедная, несколько отставшая по своим ментальным особенностям от петербургской, московская знать, была внешне разделена на франкофилов, англоманов и нескольких чудаков, одетых во французские сюртуки и толкующих во французских креслах о русской «исконности». Некоторые шутки в этом духе доходили до весьма мастерских поделок и мистификаций, возможно (возможно…), розыгрышей. Мне вспоминается в этой связи «Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова» (др. – рус. Слово о плъку Игорєвѣ · Игорѧ сына Свѧтъславлѧ · внука Ольгова) – произведение, которое пытаются датировать концом двенадцатого века, хотя оно не совпадает со стилем того времени, не имеет последователей в ближайшие эпохи и отдает сильным сентиментализмом, свойственным драматургии и вообще литературе конца восемнадцатого века. Показательно, что оригинал именно этого странного сочинения сгорел в московском пожаре вместе с многочисленными бухгалтерскими отчетами…

Рукопись «Слова» якобы хранилась лишь в одном списке, входившем в сборник летописей, принадлежавший одному из наиболее известных коллекционеров русских древностей, графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину (1744–1817) – члену Российской академии, третьему президенту Академии художеств, 11-му обер-прокурору Святейшего Синода, управляющему Корпусом чужестранных единоверцев (это заведение имело отношение к идеям Екатерины II расширить империю за счет греческих территорий, принадлежавших Османам).[1121]1121
  Об этом историческом деятеле подробнее: Вяткин В.В. Алексей Иванович Мусин-Пушкин. // Вопросы истории, 2013, № 9, с. 20–32; Логутова Е.В. К истории художественных выставок в Санкт-Петербурге XIX – начала XX в. // Труды Исторического факультета Санкт-Петербургского университета, 2010, вып. № 2, с. 284–293.


[Закрыть] В Москве наш герой жил на Елоховской улице 2/1 (замечу, что особняк восстановлен после пожара 1812 года). Алексей Иванович был большим поклонником великого скульптора эпохи Наполеона – Антонио Кановы, создателя знаменитой статуи императора. Во время президентства Мусина-Пушкина собрание Академии пополнилось копиями шедевров мастера: отливки из гипса бюста «Гения смерти» и двух скульптурных групп – «Амур и Психея», а также «Психея с бабочкой».[1122]1122
  Кириченко Е.И. Президенты Императорской Академии художеств. К 250-летию Академии художеств. М., 2008, с. 104.


[Закрыть] Как и Наполеон Бонапарт, А.И. Мусин-Пушкин являлся кавалером ордена Святого Благоверного Князя Александра Невского (награжден был в 1796 году, но затем отовсюду уволен…).

Мне удалось выяснить, что первое печатное известие о находке «Слова» появилось не в России, а за границей – в гамбургском журнале «Spectateur du Nord» (октябрь 1797 года): «Два года тому назад открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием: «Песнь Игоревых воинов», которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами». Анонимным автором процитированного текста, возможно, являлся в будущем официозный историограф, а пока писатель-сентименталист, автор «Бедной Лизы» и, что нам сейчас интереснее, «Натальи, боярской дочери» (1792) и «Марфы-посадницы, или покорения Новагорода» Н.М. Карамзин (1766–1826). А «Оссиановские поэмы» (на их упоминание почему-то не обращают внимания) – это, как доподлинно известно, мистификация шотландского поэта Джеймса Макферсона (1736–1796), который опубликовал прозаические переводы на английский язык нескольких поэм, принадлежавших, по его уверениям, кельтскому барду аж III века Оссиану.

В «Историческом содержании песни» (это предисловие к первому изданию 1800 года) повторены практически те же самые выражения. Данное издание вышло без каких бы то ни было указаний на лиц, трудившихся над расшифровкой памятника, его переводом и подстрочными объяснениями. Почти сразу после публикации «Слова» многие специалисты (к примеру, М.Т. Каченовский и О.И. Сенковский) заявили, что мы имеем дело с мистификацией восемнадцатого века (кстати, подобными интеллектуальными шутками занимались в кругу Мусина-Пушкина). В дальнейшем это же мнение поддерживали выдающиеся французские слависты Луи Леже (1843–1923) и Андре Мазон (1881–1967). Так же считал и советский историк, доктор исторических наук А.А. Зимин (1920–1980).[1123]1123
  Обо всем этом споре детальнее: Зимин А.А. «Слово о полку Игореве». СПб., 2006.


[Закрыть] Однако в новейшее время лингвист А.А. Зализняк (1935–2017) постарался доказать подлинность произведения – за что и получил Государственную премию Российской Федерации (ну раз премию дали – значит, будем доверять…).[1124]1124
  Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста. М., 2008.


[Закрыть]

Однако все вышесказанное имело отношение лишь к забавам нескольких европеизированных лиц из знати (тот же А.И. Мусин-Пушкин с 1772 по 1775 год жил за границей). Что касается простонародья – то оно было в прямом смысле слова диким по своему развитию (о крепостных крестьянах и говорить нечего). К примеру, А. Рязанцев свидетельствует: «После известия об объявлении войны московский люд собрался на площади и стал рассуждать. Прежде всего, единодушно было решено, что война – это кара Божия, и следует усердно молиться, а один купец высказался, что он давно чуял что-то неладное: и каша у него в горшке неладно варилась, и домовой расшалился, и кот Васька стал недобро гудеть. Стали усиленно распространяться небылицы о французах, вот одна из них: «Французы, оставя христианскую веру, обратились в идолопоклонство, изобрели себе какого-то бога Умника и раболепно поклоняются ему, что этот чурбан Умник приказал им всем быть равными и свободными, запретил веровать в истинного Бога и не признавать никаких земных властей…»[1125]1125
  Голденков М. Наполеон и Кутузов: неизвестная война 1812 года. М., 2010, с. 190–191.


[Закрыть]

Затем тот же очевидец передает представление москвичей низших сословий, рисующее их «не людьми, а какими-то чудовищами с кровью налившимися глазами, с медным лбом и железным телом, от которого, как от стены горох, отскакивают пути, а штыки и сабли ломаются, как лучины».[1126]1126
  Там же, с. 192–193.


[Закрыть] А когда Великая армия вступала в Москву, то толпы народа около двух часов спорили – союзные ли это англичане и шведы, пришедшие защитить Москву, али кто еще?[1127]1127
  Там же, с. 193.


[Закрыть] Поручик И.Т. Радожицкий (1788–1861) записал: «Суеверные, не постигая, что совершается перед их глазами, думали уже, с падением Москвы, видеть падение России, торжество Антихриста, потом скорое явление страшного суда и кончину света».[1128]1128
  Ливен Д. Россия против Наполеона: борьба за Европу 1807–1814. М., 2012, с. 315.


[Закрыть] И вы хотите в этой «палате номер шесть» устроить праздник сознательности и наскрести смыслов на «Отечественную» войну? Нет, ну для распила юбилейного бюджета можно праздновать что угодно, конечно… Вообще же, читая источники о бреднях, которыми власти пичкали русское население в 1812 году, живо вспоминаешь и ту пропаганду (о «страшных и бездуховных» европейцах и американцах), которой одурманивают население и в наши дни.

Подобное невежество энергично подогревал психически неадекватный генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин. Вот что вспоминал по этому поводу Егор Андреевич Харузин (1802–1875) – выходец из богатой купеческой семьи, предок которого, астраханский князь Мурза Абдрахман Хорудза, обосновался в России еще во времена Ивана Грозного (1530–1584): «2 сентября (по старому стилю – прим. мое, Е.П.) 1812-го г. Пред вступлением неприятеля в Москву были распущены в массах среднего сословия жителей ни на чем не основанные нелепые слухи (вероятно, от гр. Ростопчина в видах сдержанности населения и особенно распущенных фабричных), что якобы скоро должны прибыть к нам вспомогательные английские войска; чему простодушно тогда верили и неглупые люди. Но чтобы Москва была отдана без кровопролитной битвы, того – после мистификаций ростопчинских афиш – никому и в голову не приходило.

Вследствие такой настроенности вступающих французов многие приняли за англичан-союзников и владельцы дома (существующего и теперь на своем месте, против Рождественского монастыря), где жили наши родные и где мы с матушкой были захвачены, поспешили с такой радости отличиться гостеприимством, выславши с своим сыном и служанкою за ворота двора два горшка с маслом и с полдюжиною хлебов. Следовавшие мимо французы, видя такую любезность, спешились и начали хватать подаваемые им помазанные маслом ломти хлеба; к ним присоединились и прочие товарищи…»[1129]1129
  1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995, с. 164.


[Закрыть]

Но вернемся все же к так называемой элите. Про франкофилов и галломанию мы уже говорили, теперь обратимся к англоманам. В 1812 году в Москве даже существовал Английский клуб, однако в него старались подчас попасть весьма колоритные персонажи. Вот что нам известно об одном из них: «Среди четырех господ, забаллотированных 20 декабря 1802 года, была одна московская знаменитость – актер Сила Николаевич Сандунов (груз. ზანდუკელი: 1756–1820 – прим. мое, Е.П.). Его настоящая фамилия Зандукели, и происходил он из грузинских дворян, как, скажем, и князь Багратион, ведущий свое происхождение из царского грузинского рода. Однако Зандукели занялся делом низким и для дворянина непристойным. Служил чиновником, а потом стал вдруг играть на сцене Московского Петровского театра. К тому же и роли он любил преимущественно слуг-пройдох, чаще всего бывающих умнее своих господ… Супруга Сандунова – выдающаяся певица Елизавета Семенова, рожденная Уранова, происхождением, наоборот, не блистала, зато блистала талантами… Жизнь ведь не сцена, где Сандунов провалов не знал. К тому же знаменитые семейные скандалы актерской четы, веселившие всю Москву, должны были быть приняты во внимание при приеме в Английский клуб, где скандалов вообще старались не допускать. Однако История привела всех к общему согласию. Бессмертные Сандуновские бани, которые содержала эта чета, не слишком надеясь на мизерное актерское жалование, стали любимым после Английского клуба местом пребывания многих его членов. И более ничего Силу Николаевича с Английским клубом не связывало. Кстати, злые языки в Москве говорили, что не самой последней причиной семейных скандалов Сандуновых была как раз дележка доходов от банного промысла…

До некоторой степени Сила Николаевич мог утешиться тем, что в день его забаллотировки из состава клуба был исключен за злостную клевету в общественном месте один из старейших членов – господин Галлиндей, «как разглашающий во многих домах, что он имеет сомнение как в целостности кассы, так и в верности счетов, вверенных одному из господ старейшин Дмитрию Евсеевичу Цицианову (1747–1835: также из грузинского княжеского рода Цицишвили; этот «русский Мюнхгаузен» славился своими невероятными рассказами – прим. мое, Е.П.)».[1130]1130
  Буторов А.В. Московский Английский клуб. Страницы истории. М., 1999, с. 22.


[Закрыть]

Уже в июле – августе 1812 года многие представители дворянства стали чувствовать неладное и постепенно готовиться к отбытию из Москвы (хотя абсолютное большинство пребывало во власти обмана, чинимого властями). В то же время Ростопчин подумывал об удалении из города особенно заметных сенаторов: подозрительный ко всем, он особенно не доверял людям видным. Мы же можем вспомнить и то, что в 1612 году самые именитые бояре России присягнули польскому королевичу…

Запалив костер войны, царь Александр и его министры принялись изыскивать «патриотов» буквально всюду: даже в московских психбольницах, тюрьмах и среди разного рода маргиналов. Сразу после открытия кампании министр полиции А.Д. Балашов предписывал Ф.В. Ростопчину: «Содержащихся в смирительном и работном Московских домах за пьянство и распутство мещан и господских людей взять в рекруты с зачетом и отправить во вновь формируемые полки. Не имеющие ремесла, жилища и состояния отставных и нижних классов гражданских чиновников праздношатающихся, при первом новом с стороны их проступке, отсылать к военному начальству для обращения в военную службу нижними чинами».[1131]1131
  Искюль С.Н. Год 1812. СПб., 2008, с. 88.


[Закрыть] Отнюдь не удивительно, что подобные кадры вскоре превратятся в вооруженное сборище мародеров и насильников.

Министерство по православным делам (так называемый Синод) также приказало церквям отчислять часть доходов от своего бизнеса. В синодском Указе от 25 июля (ст. стиля) значилось: «…из прибыльной суммы, получаемой от свечной в церквах продажи и поступившей в Санктпетербургский и Московский Опекунские советы, для обращения из процентов, отдать пособие к составлению новых сил…»[1132]1132
  Там же, с. 89.


[Закрыть] Тяжелее всех было помещикам (в том числе подмосковным), у которых правительство забирало на свои капризы собственность (рабов): «Помещики-бедняги пишут слезные прошения начальникам ополчений, указывая на тяжелые условия своей жизни. За помещиком Тайдаковым Нижегородской губернии числится 13 душ: а берут воина…»[1133]1133
  Там же.


[Закрыть]

С каждым днем трагикомедия набирала обороты, превращаясь в фарс: 16 августа император и самодержец Всероссийский Александр I своим указом разрешил следующее – забирать в рекруты людей со следующими «пороками и недостатками» (сохраняю орфографию Высочайшего подлинника):

«Редковолосых.

2-е. Разноглазых и косых, ежели только зрение их позволяет прицеливаться ружьем.

3-е. Имеющих бельмы, или пятна на левом глазе, лишь бы правой глаз был совершенно здоров.

…4-е. Заик и косноязычных…

5-е. Неимеющих до 6 или 8 зубов боковых, лишь бы только были в целости передние, для скусывания патронов необходимые.

6-е. С маловажными на черепе наростами, непрепятствующими носить кивер и каску.

7-е. С недостатком одного пальца на ноге, естьли только представляемый в рекруты не может затрудняться в свободной и скорой хотьбе.

8-е. Имеющих на левой руке один какой-либо сведенный (скрюченный) палец непрепятствующий заряжать и действовать ружьем.

9-е. Кастратов, т. е. неимеющих двух яиц, или детородного уда, но только совершенно здоровых».[1134]1134
  Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830, т. 32, № 21198.


[Закрыть]

Вы только представьте этот кошмар в стиле нидерландского художника Иеронима Босха (Ерун Антонисон ван Акен: около 1450–1516): Великая армия европейцев должна была просто испугаться одного вида сих «чудо-богатырей» – и обратиться в бегство еще до сражения… Да, что и говорить: были люди в то время – не то, что нынешнее племя интернета и атеизма.

Слыша о подобных указах из Петербурга, свидетельствующих о панике в тамошних кабинетах, некоторые прозорливые москвичи поняли, что ситуация аховая, что лубочные «ростопчинские афишки» – и стали постепенно проявлять свой «патриотизм» в сторону отъезда из «матушки-Москвы» (и ее древних святынь).

Сам же царь Александр действительно впал в почти дамскую истерику. Хотя война только началась, и Наполеон преследовал убегающую русскую армию в направлении Москвы, русский император буквально видел Петербург в руках победителя. Он не надеялся ни на талант и отвагу своих генералов и армии, ни на патриотизм атомизированного населения, который он пытался возбудить самыми низкими ухищрениями и манипуляциями. Уже 16 июля (!) 1812 г. он приказал председателю Комитета министров графу Н.И. Салтыкову начать подготовку эвакуации Петербурга (я сохраняю орфографию подлинника): «Все сии обстоятельства заставляют помыслить заблаговременно о предмете разговора нашего незадолго перед моим отъездом, то есть о возможности неприятеля пробраться до Петербурга. Я бы желал, чтобы Ваше Сиятельство внимательно подумали о сем предмете и, по крайней мере, чтобы уже решено было по здравом размышлении все то, что надобно будет увезти из Петербурга, и о способах сего увоза (…).

Совет. Сенат. Синод. Департаменты Министерские. Банки. Монетный двор. Кадетские корпуса. Заведения, под непосредственным начальством Императрицы Марии Феодоровны состоящие. Арсенал. Архивы. Коллегии Иностранных дел. Кабинетской (архив – прим. мое, Е.П.). Из протчих все важнейшия бумаги. Из придворнаго ведомства: серебро и золото в посудах. Лучшия картины Эрмитажа, также и камни резные хранящиеся также в ведении придворном одежды прежних государей. Сестрорецкой завод с мастеровыми и теми машинами, которыя можно будет забрать.

По достоверным известиям, Наполеон в предположении вступить в Петербург намеревается увезти из оного статую Петра Великаго… то обе статуи Петра I-го, большую (имеется в виду скульптура Э.М. Фальконе – прим. мое, Е.П.), и ту, которая перед Михайловским замком (Б.К. Растрелли – прим. мое, Е.П.), снять и увезти на судах, как драгоценности, с которыми не хотим разставаться.

…Я бы думал также разобрать бережно дом его, возле крепости состоящий, и равномерно на галиоте увезти – все трофеи, хранящиеся в крепости, в Исакиевской церкви, в арсенале, в Петергофской слободской церкви…

Везти можно все сии предметы водою по Мариинскому каналу и частию, что можно, сухим путем, в наряженных подводах. …Статую Суворова с Царицынскаго луга (работа М.И. Козловского, Александр I присутствовал на ее открытии которой в мае 1801 г. – прим. мое, Е.П.). Лучшие мраморныя статуи из Таврическаго дворца».[1135]1135
  Император Александр Павлович и его время. Исторические материалы, к нему относящиеся. 1804–1820. // Русская старина, 1881, № 11, с. 663–665.


[Закрыть]

Таким образом, все самое важное для государства предполагалось удалить аж в Казань! И при таких параноидных планах царя (спустя всего три недели после начала кампании!) мои коллеги-исследователи спорят об итогах Бородина – насколько исход сражения мог бы повлиять на решение царя пойти на мир и перестать мучить собственный народ?! Традиционно считается, что Аустерлиц был образцом полной победы Наполеона: но (об этом историки не задумывались) после Аустерлица он вовсе не стал преследовать разбитую русскую армию, а после Бородина двинулся дальше. И по итогам Аустерлица жаждущий крови и не щадящий своих солдат и бюджет Александр продолжил войну в 1806–1807 гг. Но в 1805 году Наполеон получил мир от императора Австрии, у которого не было безразмерной страны и рабски послушного населения.

Так упаковывали экспонаты из Императорской Академии художеств: в 213 ящиках уместились «формы античных фигур», в 39 – учебные модели античной архитектуры (а где же т. н. «исконно русские» шедевры?!). Мраморная статуя Екатерины II и бронзовая статуя императрицы Анны Иоанновны (1693–1740) с арапчонком «в обвертке» были помещены в отдельные крупные ящики.[1136]1136
  Московский университет и С.-Петербургский учебный округ в 1812 г.: Документы Архива М-ва нар. Просвещения. / Сост. и ред. К.А. Военский. СПб., 1912, с. 335–336.


[Закрыть] Паковали также архивы и разные другие хранилища. Отмечу, что некоторые вещи при попытке эвакуации бессмысленно потонули еще в самом начале пути. Еще были эвакуированы 205 воспитанников Академии художеств (вскоре 48 исключили «за дурное поведение»…). Среди прочих на телегах по направлению к Петрозаводску отправлялись и награжденные золотыми медалями молодые дарования Сильвестр Щедрин (1791–1830), Константин Тон (1794–1881), Михаил Теребенев (1795–1864).[1137]1137
  Там же, с. 339–344 и др.


[Закрыть]

Но пока еще летом 1812 года мирная православная жизнь в первопрестольной продолжается: работорговля идет полным ходом! Продавали не только людей, но и средства улучшения жизни: «Продается мазь для избавления от клопов в баночках, от которой точно исчезают… каждая баночка по 15 к. сер., Хамовнической части 1 квартала под № 87, в приходе Неопалимыя Купины, на валу, в доме Г. Василькова у нанимающих. Спросить служителя Александра Петухова».[1138]1138
  Московские ведомости, № 51, 26 июля.


[Закрыть]

Развлечений было множество – и все заграничные! «Московские ведомости» от 22 июня (№ 50) радуют новостями: «С дозволения Правительства. Г-н Транже и недавно приехавшая кампания Г. Роббе, показывавшая свое искусство в С. Петербурге имеет честь известить Почтеннейшую публику, что с 23 числа сего месяца каждое воскресенье, вторник и четверток откроют они представления свои в Нескушном саду.

Кампания сия покажет искусство свое на лошадях.

Молодой Американец будет волтижировать и показывать искусство свое.

… Г-жа Роббо, бывшая мамзель Хиарини покажет искусство свое, никогда здесь виданное.

Кампания сия будет делать разныя сальтомортальныя скачки взад и вперед. Молодой Роббе будет скакать трампелино через шесть человек и через шесть лошадей…»

И естественно учили французский язык. Газета «Московские ведомости» от 17 июня (№ 45) объявляет: «В новооткрытом книжном магазине Ивана Готье (органичное имя – прим. мое, Е.П.), состоящем на Никольской улице в доме И. Глазунова, бывшем Графа Шереметева, между Синодальной Типографией и Ремесленной управой под № 3 продается на днях отпечатанный Новый Самоучитель Французскаго языка или Способ в скорейшем времени не только малолетним, но и всякого возраста людям научиться, без помощи наставника, читать и правильно произносить по-французски, с приобщением употребительных в обществе разговоров, сочинен. Матвеем Блемером. М. 1812. В тип. Решетникова».

Однако в почете был не только французский язык: «На Никитской, близ дому Г. Пашкова, в доме купцов Якобиев у нанимающаго Николая Иванова поступил в продажу самой старой Ямайский Ром, превосходный как во вкусе, так и по запаху, также разные Голицынския сладкия и на манер Французской водки, особливо Кизлярская, которая почти ничем не уступает настоящей Французской» (Московские ведомости, № 53, 3 июля). Вот оно как: оказывается, образцовой водкой в России считалась водка французская!

На самом деле, документы свидетельствуют о повальном увлечении изучением европейских языков (особенно французского и немецкого). У нас сохранилось множество ведомостей «по полицейской части», в которых перечислены имена и все подробности, касающиеся учителей – на каждый район города их приходилось по несколько десятков![1139]1139
  Пример: ЦИАМ. Ф. 46. Оп. 8. Д. 511. Л. 69–69 об., 83.


[Закрыть]

Любопытно узнать, какие среди прочих книги читал немногочисленный в России класс обученных грамоте людей? Обратимся, к примеру, к рекламным объявлениям в одном из январских выпусков (за 1812 г.) газеты Санкт-Петербургские ведомости:

– Оракул гадательный, или Астролог, славного Тихобраге, состоящий из 12 разных книг… (речь идет о Тихо Браге /лат. Tycho Brahe: 1546–1601/ – датском астрономе, астрологе и алхимике);

– Новый полный и подробный сонник, означающий пространное истолкование каждого сна, второе издание, 1811 г., с картинками, цена 2 р. 50 коп.;

– Брюсов календарь на 200 лет, 1 р. 20 коп. (имеется в виду календарь, названный по имени Якова Брюса /James Daniel Bruce: 1670–1735/ – сподвижника Петра I; полное название первого издания сочинения: «Календарь или месяцеслов христианский. По старому стилю или исчислению на лето от воплощения Бога Слова 1710. От миробытия 7217. Напечатан в Москве, лета Господня 1709. Декабря в день»);