Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

13 сентября чиновник Московского почтамта А. Карфачевский сообщал, что в городе сновали «одни раненые солдаты, бывшие в деле под Можайском, разбивали питейные домы и лавочки на рынках».[1279]1279
  Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты. М., 2012, с. 293–294.


[Закрыть] Ему вторит асессор Сокольский: «У Покровского монастыря встретили около 5 000 раненых, кои разбивали кабаки; нашим многие грозили страшною опасностию…»[1280]1280
  Там же, с. 294.


[Закрыть] Из рапорта надворного советника А.Д. Бестужева-Рюмина министру юстиции (еще о событиях 13 сентября): «Волнение в народе было сильное, грабили даже домы; пьянство и озорничество оставалось без всякого опасения быть наказану».[1281]1281
  Там же, с. 293.


[Закрыть] Из письма Ф.В. Ростопчина – С.К. Вязмитинову: «…в числе едва 10 тысяч человек в Москве жителей оставшихся, наверно 9 тыс. было таких, кои с намерением грабить не выехали да и по входе французов продолжали и с казаками и с жителями окрестных селений, в первые три или четыре дня».[1282]1282
  Там же, с. 294.


[Закрыть]

Когда же Великая армия вышла из Москвы – начался настоящий ад. Еще царский историк в юбилейном издании 1912 года вынужден признать следующее: «Казаки внушали серьезные опасения московским жителям. Крестьяне захватывали и тащили, что попадалось под руки; на Мясницкой, с верхнего этажа дома Салтыкова выбрасывали мебель прямо на мостовую и увозили поломанные столы и стулья. Из Казенной палаты растаскивали медные деньги. Крестьяне Звенигородского и Дмитровского уезда набрали денег, серебряных и золотых часов, богатых материй, сукон, голов сахару. Спеша задобрить господ, они встречали их хлебом-солью и косвенно делали участниками грабежа, внося вперед часть оброка. В гостином дворе и других местах открылся рынок; провизию скупали нарасхват, не успевали донести домой и поедали дорогой. Купцы, в свою очередь, наживались, обманывая французских пленных, не понимавших счета русской монеты. …Но и сами власти оказывались порой не без греха. Ростопчин забрал из магазина уехавшей француженки Шальме столовый сервиз, разрешив своему другу Булгакову взять из того же магазина два сервиза, табаку и парфюмерных товаров. Общий убыток по Москве и Московской губернии доходит до 321 миллиона».[1283]1283
  Отечественная война и ее причины и следствия… с. 128.


[Закрыть]

Это поразительно: самые разные сословия превратились в банду грабителей. Какая же дикость и ненависть друг к другу жила в русском обществе той эпохи? И, безусловно, позорнейшим образом выглядит русский дворянин и активный «профессиональный патриот» Ростопчин, который по сути своей оказался мелким воришкой, которому место за решеткой. Да, были воры «в наше время» – немногие вернули мебель…

Показательно, что похожее уже происходило во время пожара в Москве, в Китай-городе в середине XVII века. Из следственного дела о том пожаре и мародерстве (в современной орфографии и пунктуации): «москвичи открывали тюрьмы и выпускали колодников, разбивали лавки, громили богатые дома, растаскивали товары. При этом черные посадские люди сносили все в одно место, а затем поровну его делили».[1284]1284
  Векслер А.Г. Москва в Москве. М. 1968, с. 106.


[Закрыть]

На многие документы никогда не обращали внимания мои предшественники – авторы монографий о 1812 годе. Чем больше первоисточников я изучаю – тем очевиднее становится главный коллективный грабитель: и это отнюдь не наполеоновские солдаты. Еще один объемистый и показательный документ находится в ОПИ ГИМ (Ф. 56. Ед. хранения 175. Л. 1–172). В нем сообщается о поведении местных жителей, русских солдат и французов в усадьбе и в районе Кусково. Из показания Семена Скворцова: «Кладовая… разбита была третьего числа сентября (по старому стилю – прим. мое, Е.П.), то есть во вторник, проходящими чрез Кусково и останавливающимися во оном российскими военными. И по разбитии… тащили из оной с собою кто, что мог, имение ж то становили в кладовую уже тогда, когда российские военные проходили Кусково и довольно уже из них ходящих по саду, и сначала, то есть с понедельника начали производить грабеж в домах, а во вторник добрались и до кладовой…» Далее сообщается, что служащие усадьбы боялись защищать имущество, ибо русские солдаты бесчинствовали.

В том же документе значится показание столяра Алексея Шибанкова: «По вшествии в Москву неприятеля и по вступлении в село Кусково российских войск, из коих казаки, 4 человека, начали ломать состоящую под церковью с казенным и обывательским имением кладовую, которую, разломав, выбрав из оной сундуки, разломали, и имение брали по себе, где хранилось и его, Шибанкова имущество».

Еще позорнее проявили себя местные дворовые. В материалах следствия перечислены десятки воров из их числа. Так у дворового Фирса Сироткина «по обыску оказалось»: «Два зеркала в простых крашеных рамах из управительского дома. Один стол красного дерева с полами. Два стула, обитые трипом, который снят. 6 штук холста хрящу снятого со стульев».

У дворового Семена Селуянова:

«Два образа без окладу.

41 тарелка фарфоровых двух сортов.

3 купидончика фарфоровые с кувшинами.

Поддон хрустальный от плато.

Одно блюдо фарфоровое японское.

18 колокольчиков медных небольших.

4 кожи с подушек кресельных.

Две рогожки плетеные.

Волосу, снятого с канапе и кресел, 2 пуда».

Вы только представьте: до какой же степени надо не верить в православные заповеди, как надо ненавидеть владельца усадьбы, насколько необходимо забыть о деле «спасения отечества», как надо не верить в то, что русская армия и хозяева одолеют Наполеона и вернутся, до какой степени надо быть дикарем, чтобы не просто стащить, а содрать, разрушить прекрасные образцы мебели, чтобы сотворить подобное?! Какая уж тут «Отечественная» война – курам на смех! После таких «патриотов» французам просто нечего было бы грабить (хотя многие представители той же дворни причитали – и переваливали вину на иностранцев). И, кстати, они ведь не ограбили самих этих бандитов! В самом цитируемом мной расследовании, которое проводили российские власти, отмечается именно тот нюанс, что воры и не надеялись, что французы уйдут, а русские власти и хозяева вернутся: «…все обстоятельства, а особливо умолчание о находящейся в руках их чужой собственности, доказывают паче, что люди сии, пользуясь замешательствами, сами растаскивали господское добро и хотели оным поживиться, не предвидя последовавшей перемены, то и заслужили они, яко слуги неверные и люди недобрые, примерное наказание».

Данный пространный документ можно цитировать долго: дворовые и прочие жители растаскивали все самым варварским образом – у них находили просто выдранные части театральных декораций, куски дорогих обоев из господского дома, множество фарфоровых купидонов, десятки листов железа с крыши, перламутровые подносы, куски обивки со стульев и тому подобного. Очень надеюсь, что после придания мной широкой огласки этим документам, перечисленная информация попадет и в СМИ, и в учебники.

Но нечистоплотностью, как я уже говорил, отличался и сам генерал-губернатор Москвы. В ЦИАМ (Ф. 16. Оп. 6. Д. 2920. Л. 1–1об., Л. 11–11об.) хранятся обойденные вниманием историков интересные источники. После войны жена одного из иностранных жителей Москвы (известного доктора Сальватори) обратилась с просьбой на имя лично царя Александра I о возвращении ценных вещей, отобранных обер-полицмейстером при аресте (без суда и следствия) в июне 1812 года. В итоге сам обер-полицмейстер П.А. Ивашкин (уже замешанный в поджогах) был вынужден все свалить на Ростопчина, которому отвез «ящик» с вещами. На юридическом языке это называется организованной преступной группой.

Итак, исключительно русские первоисточники, официальные документы, находящиеся в свободном доступе в российских архивах, безоговорочно подтверждают то, что грабили Москву и подмосковные усадьбы, прежде всего, сами русские. Сказалась базовая разобщенность общества, ненависть крепостных рабов к помещикам и городским жителям, варварские порядки, царившие в среде казаков и деклассированное состояние армейцев (еще и деморализованных поражениями в битвах).

Более того: мы располагаем огромным массивом источников о том, что именно французы нередко были единственными избавителями от русских мародеров! Все это позволило знаменитому ученому-историку и эрудиту, выпускнику Колледжа Королевы (Квинс-колледж) Оксфордского университета А.С. Замойскому утверждать: «Самой надежной гарантией безопасности для жителей выступало наличие у себя на постое высокопоставленного военного. Как вспоминала одна служанка, пока у них жил французский офицер, никаких проблем не возникало, когда же он съехал, дом подчистую разграбили русские. В другом случае толпа грабителей покушалась на дом, но хозяин его, москвич, послал слугу известить адъютантов квартировавшего у него французского маршала, и те немедленно отправили вооруженный патруль для ареста негодяев».[1285]1285
  Замойский А. Указ. соч., с. 179.


[Закрыть]

Сын помещика из Калуги Г.А. Козловский, оставшийся в сентябре 1812 г. в Москве, очень подружился с приветливыми французскими офицерами, вместе с ними обедал, играл в шахматы, под их защитой гулял по Москве. А единственной угрозой он, по собственному признанию, считал русских: «В те дни приходилось больше опасаться русских крестьян, чем французов».[1286]1286
  Там же, с. 179–180.


[Закрыть] Свидетельствует курьер гвардейского конно-егерского полка Жан-Мишель Шевалье: «Почти во всех домах, куда мы заходили, оставались только женщины, дети и старики, в большинстве своем слуги, ибо хозяева уехали. Мы не только уважали и защищали их, но и подкармливали, ибо делились с ними всем, что удавалось раздобыть».[1287]1287
  Там же, с. 180; проверено мною по: Chevalier J.-M. Souvenirs des guerres napoleoniennes. P., 1970, p. 208.


[Закрыть]

Прославленный художник-баталист и хроникер наполеоновских походов Альбрехт Адам (1786–1862) вспоминал, что поселился у одного москвича: и вместе с ним они дружески проводили время, вместе отправлялись на поиски съестных припасов.[1288]1288
  Замойский А. Указ. соч., с. 180.


[Закрыть] Несколько итальянских солдат так сдружились с «хозяевами», у которых встали на квартире, что в момент расставания плакали и те, и другие.[1289]1289
  Там же.


[Закрыть] Другой показательный случай, отмеченный в источниках, повествует о солдате Великой армии, который обнаружил в развалинах бедную русскую женщину на последней стадии беременности (ведь ее еще и кто-то из местных бросил…): привел в занимаемую квартиру и накормил.[1290]1290
  Там же.


[Закрыть]

Бывали и весьма приятные открытия и находки. Лейтенант старший аджюдан 5-го тиральерского полка Молодой гвардии барон Поль Шарль Амабль Бургуан (или Бургуэн: 1791–1864) поселился во дворце самого Ростопчина. В библиотеке автора лубочных «патриотических» афишек он обнаружил множество европейских книг, среди которых было и сочинение его собственного отца – всемирно известного дипломата (при Наполеоне – посол в Копенгагене, а затем в Стокгольме) и литератора, Жана-Франсуа де Бургуана (1748–1811)! На форзаце юный барон написал: «Как же приятно сыну найти работу отца так далеко от родины. Я лишь сожалею, что привела меня сюда война».[1291]1291
  Там же.


[Закрыть] Отмечу, что русские авторы той «героической» и «исконной» эпохи не могли похвастаться тем, что их произведения украшают полки европейских библиотек (даже в переводе – я уже не говорю о том, чтобы, к примеру, французы учили русский язык…).

Многие офицеры Великой армии были весьма любознательны. Они исследовали здания, сохранившиеся после пожара, осматривали гробницы царей в Кремле.[1292]1292
  Там же, с. 182.


[Закрыть] Знаменитый военный живописец, в 1812 г. – бригадный генерал, состоящий для особых поручений при маршале Л.Н. Даву, Луи-Франсуа Лежен (1775–1848) встретил собственную сестру, жившую в России уже 20 лет.[1293]1293
  О Л.-Ф. Лежене подробнее: Biographie des hommes vivants: ou histoire, par ordre alphabéthique, de la vie publique de tous les hommes qui se sont fait remarquer par leurs action oui leurs écrits, t. IV, P., 1818, p. 181–182.


[Закрыть] Среди прочих встреч, напоминавших о Франции, были и эмигранты, уехавшие после революции. В Москве также остались некоторые жившие здесь немцы, итальянцы и англичане (которые были не прочь развлечь армейцев).[1294]1294
  Замойский А. Указ. соч., с. 182.


[Закрыть]

Итак, приятные неожиданности встречались, но все же основные краски эмоций иностранцев были в темных тонах. Гвардейский конный гренадер Бро оказался подле Большой книги посетителей Московской городской Думы. Вот какую надпись он в ней оставил для Истории (я напомню, что русские армейцы его чина были практически поголовно неграмотными): «Множество французов отчаянно огорчены несчастьями, обрушившимися на вашу прекрасную Москву. Заверяю вас, что лично я плачу и сожалею об этом, ибо она стоила того, чтобы сохранить ее. Если бы вы остались дома, она и сохранилась бы. Оплакивайте же, русские, оплакивайте вашу бедную страну. Вы сами виноваты во всех злоключениях, которые приходится ей выносить».[1295]1295
  Там же. Подчеркну: А. Замойский цитирует документ по подлиннику, опубликованному в известном многотомном сборнике коллекционера Петра Ивановича Щукина (1853–1912) «Бумаги, относящиеся до отечественной войны 1812 года», изданном в России еще в 1897–1908 гг. (ч. 1–10).


[Закрыть]

С данным тезисом невозможно поспорить: ни один европейский город, куда антифранцузские коалиции (после поражения самих агрессоров-зачинщиков) заводили французскую армию – ни один не был подвергнут ни грабежам, ни пожарам! Почему? Потому что их власти, солдаты и жители вели себя цивилизованно, соблюдали собственные законы и нормы европейского поведения. Чиновники и попы не бежали, губернаторы не сжигали собственные города вместе с собственными же ранеными. Крестьяне – жившие вокруг, к примеру, Вены, Мюнхена, Берлина, Варшавы и т. д. – вот эти крестьяне не врывались в города, не грабили соотечественников. В «бездуховных» европейских армиях не было такого многотысячного количества мародеров, как в русской армии.

Любопытно: один находчивый москвич устроил из части своего имущества «роль лавки» – и иностранные солдаты моментально (автоматически) стали не мародерами, а покупателями («это спасло нас от жестоких грубостей»).[1296]1296
  Москва в 1812 году. Воспоминания, письма и официальные документы из собрания отдела письменных источников Государственного исторического музея. М., 2012, с. 363.


[Закрыть] Уже известный нам Ф. Ансело передает в своих записях рассказы москвичей-очевидцев событий о том, что французские солдаты не столько мародерствовали, сколько, как обычно (в Европе), пытались купить необходимое: «…они предлагали платить за то, что им было нужно, но где было найти магазины и продавцов в городе, оставленном на волю огня, где каждый старался спрятать то необходимое, если удалось его спасти?»[1297]1297
  Ансело Ф. Шесть месяцев в России. М., 2001, с. 133.


[Закрыть]

В отечественной околонаучной исторической пропаганде и публицистике любят разглагольствовать о совершенно исключительной, нигде более не встречаемой «нравственности», присущей лишь «той России, которую мы потеряли». Но ряд французских первоисточников оставляют в этой связи множество вопросов (это если не считать еще и всего того, что мы знаем о крепостном строе и придворном лицемерии). К примеру, старший аджюдан 111-го линейного полка Луи Гардье записал такое тревожное впечатление: «Как очевидец, могу свидетельствовать, что видел много неприличных картин и предметов обстановки, и распутство особенно отвратительным образом проявлялось в домах высшей знати».[1298]1298
  Замойский А. Указ. соч., с. 180.


[Закрыть] В этой связи сложно не вспомнить кресла Екатерины II с украшениями в виде огромных эрогированных фаллосов, десятки табакерок с двойным дном и порнографическими картинками (доступны в запасниках музеев и на антикварных аукционах), а также множество историй о непотребствах помещиков с крестьянками разных возрастов (один случай М.И. Кутузова чего стоит) и незабвенные «срамные» сочинения Ивана Семеновича Баркова (1732–1768), столь популярные у местной знати. Однако наивным французским солдатам все это казалось вопиющим.

И вот от темы позорной педофилии помещиков и непристойных эротических стишков, популярных в петербургском и московском свете, мы переходим к церковному сюжету. Российские сочинители любят обвинять европейских солдат в неуважении к церквям в Москве. Подобное обвинение есть верх низости и абсурда: только что сами русские во главе с православным генерал-губернатором спалили город ЦЕЛИКОМ – вместе с храмами! Французы же укрывались от непогоды в любых зданиях, хотя бы частично сохранившихся после этого варварского преступления (да и не в пример русским, они ни одну церковь не взорвали).

Кроме того, мы должны учитывать: на дворе уже стоял девятнадцатый век! Европейцы привыкли к разоблачениям религиозных мифов, проделанным блестящим пером Вольтера (Франсуа-Мари Аруэ: 1694–1778), с которым, к слову, вела активную переписку уже упомянутая императрица Екатерина (сама же она во время литургии раскладывала пасьянс!). А великий французский математик, механик, физик и астроном (а также масон – почетный великий мастер Великого востока Франции) Пьер-Симон, маркиз де Лаплас (1749–1827) в своей «Небесной механике» уже объяснил движение небесных тел: и для этого ему не потребовалось «гипотезы бога». Именно этого великого ученого Бонапарт, став консулом, назначил на пост министра внутренних дел (подобное и есть пресловутая «военная диктатура»?). В 1812 г. Лаплас опубликовал другой свой важнейший труд – «Аналитическая теория вероятностей» (метафорично, учитывая события тех месяцев).[1299]1299
  Одна из важнейших работ П.-С. Лапласа и его русскоязычная биография: Laplace P. S. Le Systeme du Monde. P., 1795 (русский перевод: Лаплас П.С. Изложение системы мира. Л.: Наука, 1982); Воронцов-Вельяминов Б.А. Лаплас. М.: Наука, 1985.


[Закрыть] Французы и русские в целом в 1812 году оказались как бы в разных веках: но, если кто-то не поспевает за прогрессом, наукой, знаниями – в конце концов, за веком, то это не вина тех, кто поспевает…

Примечательно, что один из самых известных атеистов той поры – участник вынужденного наполеоновского похода в Россию великий писатель Стендаль уже смеялся над примитивным сознанием невежественных людей. Так, во время путешествия в Рим он с юмором констатировал: «В соборе св. Петра вы могли заметить, что современные крестьяне до сих пор думают, будто глава апостолов с большим вниманием следит с неба за тем, как чтут его бронзовую статую, находящуюся в церкви Ватикана».[1300]1300
  Стендаль. Собрание сочинений в пятнадцати томах. М., 1939, с. 66.


[Закрыть]

И это солдаты и офицеры Великой армии еще не читали будущих выдающихся по энергии мысли писем В.Г. Белинского Н.В. Гоголю…

Французские армейцы уже не считали себя и верующими католиками.[1301]1301
  См., например: Наполеон в России глазами русских. М., 2004, с. 131.


[Закрыть] Что же говорить об их непонимании ортодоксии, которую они воспринимали как нечто восточное, чуждое и архаичное. Не их проблемой было то, что много веков назад некий киевский князь (братоубийца, серийный убийца, насильник) вздумал жениться на дочери византийского императора, не они виноваты в расколе, не они сжигали старообрядцев. Вообще же необходимо быть более требовательными к себе и более ответственными за собственные поступки. Кстати, об ответственности. Многие российские и бывшие советские авторы, лишь недавно приобщившиеся к «традициям», не в курсе важнейших тезисов «отцов церкви»: все происходящее в мире происходит по промыслу Божию (как благоизволение и как попущение). Таким образом, даже с церковной с точки зрения, всё: и поход Наполеона, и поражение русских в Бородинском сражении, и пожар Москвы, и нахождение французских солдат к православных храмах, и написание моей монографии – все это есть суть тот самый «промысел»… В солдатах наполеоновской Grande Armée неверие укрепилось с еще большей силой и аргументаций, когда они увидели, как тысячи русских солдат и крестьян грабят и сжигают дома единоверцев, как иконы и молебны не помогают побеждать в сражениях и спасать населенные пункты.

Но вернемся к проблеме разности культур. Купола русских церквей европейцы зачастую принимали за минареты: «Цветные или позолоченные купола всех церквей по своим формам арабские», – записал юный Эуген Хесс.[1302]1302
  Хесс Э. Русский дневник. СПб., 2007, с. 11; даже сам Наполеон их подчас именовал «мечетями» – Фэн А. Указ. соч., с. 420.


[Закрыть]

Интересное и показательное впечатление европейца о той эпохе оставила юная шведская девушка Аделаида Хаусвольф (после Русско-шведской войны 1808–1809 гг. она оказалась в России и вела поденный дневник). Рассказывая о внешней набожности русских, 25 августа 1808 года она записала: «Они («низшие классы народа» – прим. мое, Е.П.) так полны усердия и суеверий, что нельзя не посочувствовать, что все это может быть у просвещенной нации в наше время. Отсюда проистекает то, что основная масса очень мало работает, но много пьет. Господа соблюдают правила не так скрупулезно, но большинство в церкви смеются и громко говорят о посторонних делах, чего никогда не делают простолюдины. (…) Главные недостатки русских – пьянство, воровство (а как же набожность? – прим. мое, Е.П.) и вульгарные манеры. Праздничными вечерами городские девушки и мужчины обычно гуляют по улицам, громко стучат в окна под ужасные песни и визг. У нас даже чернь не ведет себя так.

Крестьяне и слуги, по большей части, крепостные, их покупают и продают, как скот. Батрак здесь стоит около 250 рублей, а служанка – 120 рублей. Во время работы они получают только плохую еду и немного одежды. С ними, к тому же, обращаются так, как хочет владелец: для него нет закона».[1303]1303
  Картины русской жизни. Столица и провинция первой половины XIX века глазами иностранцев. Дневники. Исследования. СПб., 2016, с. 45–46. Показательно, что данная книга о «России исконной», как мы узнаем из выходных данных издания, отпечатана не в России, а в стране-члене Евросоюза – в Латвии…


[Закрыть]

Комментируя это документальное свидетельство, невольно задаешься вопросом: а как подобное отношение человека к человеку сочеталось с христианскими заповедями и распиаренной в современной отечественной (особенно казенной) прессе «духовностью»? Ведь здесь описано поведение жителей той светлой «Руси, которую мы потеряли»! Если вошедшие в Москву французы были атеистами, то что можно сказать о поведении, об образе жизни и нравственном облике т. н. «верующих»? Да, много еще интересного и загадочного нам открывает эпоха 1812 года.

Что до самого Наполеона, то его любознательность и вечная тяга к исследованию всего нового проявила себя и в Москве. Он пожелал увидеть русскую православную архиерейскую службу в Успенском соборе, которую перед ним как некий спектакль и отслужил священник Новинского монастыря Пылаев (он отслужил литургию в архиерейском облачении – за что Наполеон наградил его камилавкой).[1304]1304
  Зазулина Н. Война 1812 года. Мифы и реальность. М., 2013, с. 169.


[Закрыть]

Обычно отечественные сочинители-пропагандисты ставят французам в «нравственную» вину (вслушайтесь только: карьеристы царского и сталинского периода учат нравственности!), к примеру, то, что в Чудовом монастыре Кремля расположился штаб маршала Л.Н. Даву. При первом прочтении без применения умственной деятельности эта фраза может произвести легкое впечатление, но теперь давайте подумаем (то, чего по данному направлению мои предшественники не делали) и обратимся к фактам. Прежде всего, задумайтесь: как упомянутый блистательный полководец и администратор, известный своей кристальной честностью и верностью долгу (и, что весьма редко, примерный семьянин), вместе с несколькими образованными офицерами оказался не в Париже, а в Кремле? Как мы уже достоверно знаем из прошлых глав: в этом абсолютно и полностью виновно российское правительство и военачальники. Кроме того, российская сторона сама сожгла город вместе с сотнями храмов: можно ли после такого преступления упрекать кого-то в «безнравственном поведении»? Кстати, в связи с террористическим сожжением и вариантов жилья осталось меньше.

Далее. А что известно науке о самом том скромном по размерам монастырском здании? Его, как и практически всё в «исконно» русском Кремле, построили в 1501–1503 годах итальянские мастера (напомню, что в 1812 году королем Италии был Наполеон: как говорится, деды наполеоновских солдат русские соборы строили). В эпоху гражданской войны в России начала семнадцатого века (в отечественной пропагандистской традиции числится под «лейблом» «смута») монастырь прославился тем, что именно в нем обитал монах-расстрига Григорий Отрепьев (который затем бежал из сего святого места). В 1612 году при русской Семибоярщине в Чудовом монастыре был уморен голодом патриарх Гермоген (отдельный сугубо научный вопрос: почему его не спасли силы высшие?). В начале двадцатого века в специально сооруженной усыпальнице похоронили русского великого князя Сергея Александровича, погибшего в 1905 году от рук русского же революционера и поэта Ивана Каляева. И в итоге в 1929–1932 гг. все постройки были полностью разрушены по распоряжению советских властей (эти власти поборники казенной «нравственности» сегодня громко чествуют в свете итогов Второй мировой, хотя в начале Второй мировой войны И. Сталин был союзником А. Гитлера…).

Итак, подведем «нравственные» итоги: построили здание итальянцы, уморили патриарха, убили члена царской семьи и разрушили монастырь вместе с соборным храмом сами русские. А вот маршал Луи Николя Даву за время своего проживания в монастыре никого там не убил и здание не разрушил. Более того: как мы уже знаем из документов, французские солдаты спасали из огня русских раненых! И если говорить о «моральной» стороне дела, то сопоставим вполне соотносимые величины: одного из лучших полководцев в армии императора Наполеона (маршала Даву) – с одним из главных генералов, командующим (в 1805 и в 1812 – начале 1813 гг.) армиями императора Александра – с Голенищевым-Кутузовым. Даву широко известен своей победой над пруссаками в решающей битве кампании 1806 года при Ауэрштедте (14 октября: в день битвы при Йене, где сам Наполеон также нанес им поражение). В профессиональной биографии Кутузова все крупные бои с европейскими армиями – проиграны (турецкую армию в данный расчет брать невозможно: ее тактика и стратегия отстали на несколько веков…). Характер Даву: прямой, откровенный, лишенный лицемерия, он не замечен в закулисных интригах (если и были конфликты – то речь шла о дуэлях!), общеизвестный борец с коррупцией, верный семьянин. Даже и говорить нечего о том, что он никогда бы не посмел солгать своему монарху, объявив собственное поражение – «победой» (и вдобавок получить за эту ложь маршальский жезл и крупную сумму денег, как это сделал тот, с кем мы его сравниваем)! Кутузов: «кофейник Зубова», царедворец, льстец, лицемер, известен коррупционными делами, один из главных интриганов в штабе, возил за собой малолетних любовниц, доложил своему правителю о «победе», после чего отступил, потеряв почти половину своей регулярной армии, сдал без боя Москву, а когда обман выяснился – деньги и фельдмаршальское звание не вернул… Таким образом, я бы предостерег местных пропагандистов от попыток спекулировать на теме «нравственности»: если встретите настоящего специалиста по эпохе и логика – всегда с величайшим позором проиграете!

В довершении, я бы еще предложил сравнить интеллектуальный уровень маршала с теми, кто обитал в монастыре в 1812 году до и после него, а также проверил бы познания в Библии обеих сторон. Можно не без оснований предположить, что маршал-атеист знал больше, потому что он был широко образован (т. е. был в курсе и самого древнего эпоса, и его широкой критики в век Просвещения), а вот первый полный синодальный перевод Писания на русский язык появился только (!) в 1876 году… Так, с нравственностью разобрались – вернемся к материалистическим вопросам.

Французская администрация старалась с самым большим уважением относиться и к православным обычаям местных жителей. Аббат Адриен Серрюг (1753–1812) свидетельствует: «Начальство разыскало православных священников и предложило им всю потребную помощь для возобновления их служения…»[1305]1305
  Фэн А. Указ. соч., с. 419.


[Закрыть]

Как я уже отмечал, Наполеон прилагал все усилия, чтобы нормализовать жизнь в брошенном властями городе. Из официального обращения к жителям Москвы: «Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государственного, живите, как братья…»[1306]1306
  Николаев А.П. Указ. соч., с. 110.


[Закрыть]

Многих брошенных русскими детей французы спасали из горящих домов и передавали в Воспитательный дом. В подобных случаях им давали фамилии по имени самого Наполеона и титулам его маршалов (например, «Тревизский» – по титулу маршала Империи Э.А.К. Мортье).[1307]1307
  Москва в 1812 году. Воспоминания, письма и официальные документы… с. 111.


[Закрыть] Напрашивается логический вопрос: чем же французские власти, чем Мортье, Лессепс и другие отличались от того же Ростопчина? Ответ прост: они не сжигали Москву, не гробили жителей, а тушили и спасали город и людей. Одно слово: враги… Единственное, что Наполеону не пришло в голову во время той печальной трагикомедии – так это заявить, к примеру, что такую униформу, как у его солдат, можно купить в любом магазине на Кузнецком мосту (или в соседнем военторге): и что никакого «нашествия», никаких французских солдат в России вообще нет (а переодетые в купленное ведут себя весьма вежливо). Эта моя ирония могла бы показаться неуместной в научной работе, но, как показала дальнейшая история России (а нам важна перспектива!), в подобных штуках нет ничего сказочного и нереалистичного.

Без русских слуг Наполеон в капитулировавшей Москве не остался. П.Ф. Герасимов свидетельствует: «Ему служили во все время трое из дворцовых лакеев, что в Кремле оставались. Не любо им было после своего-то царя ему служить, да ведь уж тут не откажешься».[1308]1308
  Отечественная война 1812 года глазами современников… с. 225.


[Закрыть] Почему нельзя было отказаться, очевидец нам не сообщает… Свидетель с противоположной стороны (лично Наполеон I Бонапарт) рассказывал: «Многие хозяева оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их дома, позаботиться о мебели и вещах; они говорили, что оставили все, что могло понадобиться и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались».[1309]1309
  Гроза двенадцатого года. М., 1991, с. 563.


[Закрыть]

Офицеры Великой армии тоже свидетельствовали о том, что в Москве осталось предостаточно слуг, ремесленников – и они смогли воспользоваться их старанием в уцелевших после пожара особняках. Генерал Дезидерий Хлаповский записал: «Прибыв в Москву, я сменил дежурный эскадрон и, получив приказание оставить в Кремле, при императоре, всего 25 человек с одним офицером, сам, с остальными людьми, отправился через Белый город и Китай-город на Тверскую улицу. Я получил квартиру в доме князя Лобанова. Напротив меня, в доме купца Барышникова, стоял генерал Красинский (граф Винценты Корвин Красинский: 1782–1858 – прим. мое, Е.П.). Оба дома были прекрасно устроены, и все в них было в полном порядке. Как в верхнем, так и в нижнем этаже мы нашли удобные широкие кровати, с сафьяновыми матрацами, превосходную мебель и полную обстановку. При доме имелись флигеля, обширные службы, оранжереи и большой сад. Лицевая сторона дома, выходившая на улицу, имела вид дворца, внутренняя же сторона, обращенная к двору и саду, представляла громадную барскую усадьбу, имевшую вполне деревенский вид (весьма характерный и метафорический для понимания происходившего в России факт – прим. мое, Е.П.). В двух боковых флигелях этого обширного дома находилось еще около 100 человек дворовых ремесленников и мастеров, которые впоследствии оказали нам большие услуги. Тут были сапожники и портные, ткачи, столяры, слесаря и всякого рода мастера, которым наши солдаты давали всю необходимую работу. Все эти люди были чрезвычайно услужливы. В амбарах мы нашли множество зерна, весьма пригодившегося нам для наших лошадей».[1310]1310
  Военский К. Указ. соч., с. 78–79.


[Закрыть]

Параллельно с подобной покладистостью городских русских слуг, оставшихся в городе, французам постепенно изъявили желание присягать и некоторые крестьяне подмосковных уездов (например, в Туле и Калуге).[1311]1311
  James J.T. Journal of a Tour in Germany, Sweden, Russia, Poland in 1813–14. L., 1819, v. 2, p. 156.


[Закрыть] Тот же Д. Хлаповский вспоминает о дружелюбии крестьян на пути продвижения Великой армии от Бородина к Москве.[1312]1312
  Военский К. Указ. соч., с. 76–77.


[Закрыть] Уже известный нам важный свидетель, генерал Пьер Бертезен, вообще не обнаружил за всю Русскую кампанию враждебного отношения со стороны русских крестьян: «Напротив, я видел, как наши слуги ходили куда угодно по одному и без сопровождения, добывая провизию вокруг Москвы. Мне известны случаи, когда крестьяне предупреждали их о приближении казаков или о засадах. Другие показывали нам места, где хозяева прятали запасы и делились ими с нашими солдатами».[1313]1313
  Замойский А. Указ. соч., с. 170.


[Закрыть]