Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

Как же современно и актуально звучат эти строки европейского дипломата и писателя начала позапрошлого века!

Не меньшей бедой был и спровоцированный развязанной самими войной пещерный национализм определенной части общества. Тот же выдающийся наблюдатель де Местр оказался свидетелем подобного: «Теперь самое модное – обрушиваться на Барклая де Толли. Когда нация унижена, она всегда ищет козла отпущения и обвиняет его во всех грехах».[1771]1771
  Там же, с. 220.


[Закрыть] Дочь Ф.В. Ростопчина высказывалась о роли М.Б. Барклая де Толли в сравнении с М.И. Кутузовым в подобном же ключе: «…сей иностранец был честнейший и преданнейший из людей, который служил России с большим рвением, нежели Кутузов, сей придворный генерал, неспособный быть чистосердечным ни к царю, ни к губернатору Москвы».[1772]1772
  Нарышкина Н. Указ., соч., с. 151.


[Закрыть]

Но среди подобных мерзостей и банальностей случались и комические (вернее, трагикомические) сюжеты пришествия «русского мира». Например, уже известный нам штабной офицер, масон и приближенный М.И. Кутузова, А.И. Михайловский-Данилевский, рассказывает о том, как русское правительство решило писать законы и наводить свои порядки в оккупированной Польше: «Поручено было составить проект правительства для Варшавского герцогства господину Безродному, служившему весь свой век по провиантской и комиссариатской частям; он не имел ни малейших политических сведений и даже не знал ни одного иностранного языка. Я встретился с ним перед кабинетом князя Кутузова и в то время, когда меня позвали к его светлости. Безродный остановил меня, прося убедительно доложить фельдмаршалу, что он находится в величайшем затруднении, ибо, говорил он:

«Я никогда в свою жизнь не писывал конституций».[1773]1773
  Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты… с. 314.


[Закрыть]

Генерал-майор Михаил Александрович Фонвизин (фон Ви´зин: 1787–1854) оставил весьма показательную запись об идейной жизни того времени: «В походах по Германии и Франции наши молодые люди ознакомились с европейской цивилизацией, которая произвела на них тем сильнейшее впечатление, что они могли сравнивать все виденное ими за границей с тем, что им на всяком шагу представлялось на родине: рабство огромного большинства русских, жестокое обращение начальников с подчиненными, всякого рода злоупотребления власти, повсюду царствующий произвол – все это возмущало и приводило в негодование образованных русских и их патриотическое чувство. Многие из них познакомились в походе с германскими офицерами, членами прусского тайного союза, который так благотворно приготовил восстание Пруссии и содействовал ее освобождению, и с французскими либералами. В откровенных беседах с ними наши молодые люди нечувствительно усвоили их свободный образ мыслей и стремление к конституционным учреждениям, стыдясь за Россию, так глубоко униженную самовластием».[1774]1774
  Фонвизин М.А. Обозрение проявлений политической жизни в России. // Общественные движения в России в первую половину XIX века. СПб., 1906, т. 1, с. 82.


[Закрыть]

В знаменитом своем «Письме Николаю I» гвардейский офицер и писатель-байронист А.А. Бестужев (1797–1837) вопрошал: «Войска от генералов до солдат, пришедши назад, только и толковали, как хорошо в чужих землях. Сравнение со своим естественно производило вопрос: почему же не так у нас?..»[1775]1775
  Гарин Ф.А. Указ. соч., с. 642.


[Закрыть] Интереснейшие сведения мы можем почерпнуть в «Записках» офицера лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Дмитриевича Якушкина (1794–1857): я напомню, что он принимал участие в Бородинском сражении (и даже получил Георгиевский крест – № 16 698). Здесь мы видим характерные черты ощущений человека его поколения и его жизненного пути: «Пребывание целый год в Германии и потом несколько месяцев в Париже не могло не изменить воззрения хоть сколько-нибудь мыслящей русской молодежи: при такой огромной обстановке каждый из нас сколько-нибудь вырос».[1776]1776
  Там же, с. 640.


[Закрыть]

В 1814 году часть русских армейцев вернули на родину – среди них и гвардейские части И.Д. Якушкина. После морского путешествия их гвардейская дивизия была высажена у Ораниенбаума и «…слушала благодарственный молебен, который служил обер-священник Державин. Во время молебствия полиция нещадно била народ, пытавшийся приблизиться к выстроенному войску (выделено мной, Е.П.). Это произвело на нас первое неблагоприятное впечатление по возвращению в отечество (еще бы: подобного скотства во «вражеской» империи Наполеона невозможно было и представить! – прим. мое, Е.П.).

Я получил позволение уехать в Петербург и ожидать там полк. Остановившись у однополчанина Толстого (теперь сенатора), мы отправились вместе с ним во фраках взглянуть на первую гвардейскую дивизию, вступающую в столицу. Для ознаменования великого этого дня были выстроены на скорую руку у петергофского въезда ворота и на них поставлены шесть алебастровых лошадей, знаменующих шесть гвардейских полков 1-ой дивизия. Толстой и я, мы стояли недалеко от золотой кареты, в которой сидела императрица Мария Федоровна с великой княжной Анной Павловной. Наконец показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнаженной шпагой, которую уже он готов был опустить перед императрицей… Но в самую ту минуту, почти перед его лошадью, перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнаженной шпагой. Полиция приняла мужика в палки».[1777]1777
  Там же, с. 640–641.


[Закрыть]

Вот как зарвавшиеся от вседозволенности цари-отцеубийцы творят декабристов – ломая искренним и думающим дворянским юношам судьбы! Дикости, подобной описанной выше, не могло произойти во Франции и с Наполеоном. Не позволял себе такого Наполеон и в России! Документы свидетельствуют: истинным деспотом, который вел себя в собственной стране фактически как враг и оккупант, был сам царь Александр I. При этом определение его подобным конкретным термином я заимствовал у современника войны 1812 года – А.С. Пушкина. Саркастично отмечая пренебрежение царем собственной страной, беспрестанные путешествия по Европе, гениальный поэт записал:

 
Ура! в Россию скачет
Кочующий деспóт.
Спаситель горько плачет,
За ним и весь народ.
 

Ничего не скажешь: хороши плачущие «победители» под пятой психически неадекватного и презирающего их деспота! Все грандиозное полотно изученных нами выше исторических фактов как на концептуальном, базовом уровне – так и в мелочах, заставляет нас сделать единственно возможный научный вывод (он диктуется буквально математическими соображениями и логикой – и не зависит от личных пристрастий исследователя): в войнах 1805–1814 гг. подлинным врагом русского народа был отнюдь не Наполеон, а собственный царь. Именно он являлся двигателем той страшной мясорубки, именно он подставлял и использовал собственное население, именно он стоял во главе монструозной системы, сохраняющей одряхлевший институт рабства, держащийся на перманентных карательных операциях против собственных подданных.

Суть русского царя уже давно разоблачена и мемуаристами, и учеными. Так, историк Ф.А. Гарин подчеркивал: Александр I радовался неожиданным успехам, достигнутым «кровью русских офицеров, солдат и крестьянских отрядов. И, тем не менее, все отечественное, национально-русское ему было не по душе».[1778]1778
  Там же, с. 643.


[Закрыть]

Уже упомянутый И.Д. Якушкин с горечью свидетельствует: «До слуха всех беспрестанно доходили изречения императора Александра, в которых выражалось явное презрение к русским. Так, например, при смотре при Вертю во Франции, на похвалы Веллингтона устройству русских войск, император во всеуслышание отвечал, что в этом случае он обязан всем иностранцам, которые у него служат. Генерал-адъютант гр. Ожаровский, родственник Сергея и Матвея Муравьёвых, возвратившись однажды из дворца, рассказывал им, что император, говоря о русских вообще, сказал, «что каждый из них плут или дурак» (выделено мной, Е.П.) и т. д. По возвращении императора в 15-ом году он просил у министров на месяц отдыха; потом передал почти все управление государством графу Аракчееву. Душа его была в Европе».[1779]1779
  Там же, с. 643–644.


[Закрыть]

Выше был упомянут «смотр при Вертю» – о чем идет речь? Об этом не написано ни в одной из обобщающих работ, посвященных событиям 1812 г. и заграничным походам, но 10–12 сентября 1815 года произошел большой парад, а также разные празднества союзных войск, проведенные в городке Вертю между Шалоном и Эперне. Можно было бы предположить, что царь Александр I пожелает устроить действо в некоем исконно русском стиле? По крайней мере, пригласит в организаторы кого-то из русских? Но нет: он попросил все придумать (начиная с выбора диспозиции) чету придворных архитекторов Наполеона – Пьера Франсуа Леонара Фонтена (1762–1853) и Шарля Персье (1764–1838).[1780]1780
  Забытый парад русской армии… с. 8, 132–140 и др.


[Закрыть]

То были действительно выдающиеся и блистательные художники, но, что курьезно (в свете отстаивания местной «духовности»), весь свет знал об их открытой, фактически официальной любовной связи.[1781]1781
  Подробнее об этих художниках: Garric J.-Ph. Percier et Fontaine: les architectes de Napoléon. P., 2012.


[Закрыть]

Именно вместе они создали знаменитый стиль ампир (т. н. «сталинский ампир» – это псевдостиль, но все же наследник конкретного изобретения Персье и Фонтена). Художники жили в нескрываемом гражданском браке, их официальная деловая корреспонденция (прекрасный документ из которой хранится и в моей коллекции) велась на бланке под двумя именами (часто обоими именами и подписывалась). В своем дневнике П. Фонтен записал (13 сентября): «Мои отношения с этим Государем ограничивались служебными просьбами и выражением признательной благодарности. Однако, судя по всеобщему отношению и заботой обо мне, я был предметом его пристального внимания. Однако, несмотря на учтивость офицеров, с которыми мне довелось общаться, я должен признать, что двор и знать России, увиденные мною вблизи, не покорили моего сердца. Мне показалось, что при большой учтивости у них мало искренности, что они такие же, как и мы развращенные внутренне, хотят внешне казаться лучше…»[1782]1782
  Забытый парад русской армии… с. 132.


[Закрыть] В итоге Ш. Персье и П. Фонтен располагали на поле не только русские полки, но и православные алтари для молебствий: таким образом, французские геи «командовали» парадом русских солдат и обер-священников. Сим и завершилась славная война 1812–1815 гг., стоившая России сотен тысяч жизней.

И вот этому русофобу (Александру I), погубившему в постоянных войнах сотни тысяч собственных подданных, пригласившему устраивать смотр русской армии открытых геев и замешанному в отцеубийстве – ему 20 ноября 2014 года был открыт памятник у стен Кремля (к которому он привел Наполеона)! Тяжеловесный монумент по стилю напоминает нечто среднее между памятником на могиле «нового русского», типовой поделкой З.К. Церетели (1934 г. р.) и провинциальным несуразным по форме советским монументом какому-нибудь рабочему или колхознице-доярке. В реальности манерный и жеманный Александр (по придворному прозвищу «Луиза»), который бежал под Аустерлицем, бежал в 1812 году – и затем дрожал всю войну в Петербурге, изображен накаченным и мускулистым воином со сжатыми скулами и не менее сжатой шпагой. Несуразное изображение костюма (скульптор совершенно не знает предмета – даже того, как должен сидеть на теле материал, из которого сделан мундир) дополняется общей примитивностью и банальностью задумки, топорно отрабатывающей пошлейший казенный миф. Автор сего творения – Салават Щербаков (1955 г. р.). Он прославился также памятником президенту Азербайджана Гейдару Алиеву (1923–2003) в Баку – и, что нам более интересно, жене царя Александра – Елизавете Алексееве. Памятник в ее честь открыт в германском Баден-Бадене: я напомню, что русская императрица отправилась на данный родной ей курорт сразу после войны 1812 года, когда в России еще не успели сжечь все трупы мирных жителей, а вскоре к Елизавете присоединилась семья разбившего русских при Малоярославце пасынка Наполеона Эжена де Богарне. Сам же монумент Александру I был открыт при участии президента В.В. Путина, а также В.М. Гундяева и В.Р. Мединского. Как я уже не раз говорил, в мировой Истории все метафоры и символы зачастую весьма показательно сходятся и составляют примечательную единую драматургию.

Тому же горе-мастеру С. Щербакову как-то «неожиданно» достался еще один государственный заказ – на создание памятника лауреату Сталинской премии товарищу М.Т. Калашникову (1918–2013): тому самому, который заново «изобрел» автомат, поразительно похожий уже на давно существовавший Stg-44 выдающегося немецкого конструктора Хуго Шмайссера (1884–1953)…[1783]1783
  Подробнее об изобретении Х. Шмайссера: Moczarski N. Die Ära der Gebrüder Schmeisser in der Waffenfabrik Fa. C. G. Haenel Suhl 1921–1948. Ein weitgehend unbekanntes Kapitel Suhler Industriegeschichte. // Hildburghausen: Jahrbuch des Hennebergisch-Fränkischen Geschichtsvereins. 1999, s. 237–268.


[Закрыть] Халтурщик С. Щербаков настолько невежественен, что умудрился халатно скопировать чертеж злополучного автомата из недостоверного источника, прокомментировав свои действия так: «что-то из интернета».[1784]1784
  Берг Е. На памятнике Михаилу Калашникову в Москве обнаружили немецкий автомат. Скульптор объяснил, что взял изображение «из интернета». // Meduza 18:30, 22 сентября 2017 (сетевое издание). На эту же тему – см. материал «МК»: http://www.mk.ru/culture/2017/09/22/avtor-pamyatnika-kalashnikovu-shherbakov-prizval-smi-naplevat-na-oshibku.html


[Закрыть] Таким образом, на уже установленном в центре Москвы памятнике красовался автомат гитлеровских войск. Что еще позорнее, когда бездарная халтура выяснилась, чертеж попытались втихую срезать, но это стало достоянием СМИ. Сам же монумент, с эстетической точки зрения – это кромешный маразм уродства. Он стал памятником национальным комплексам и эпохе, в которой процветают агрессия и безвкусица.

Но вернемся в эпоху 1810-х годов – к тому, о чем писали русские офицеры, которых спровоцировали стать «декабристами». Особенно печально то, что множество очевидных негативных фактов и явлений российской истории казенные «историки», СМИ и чиновники продолжают замалчивать, мифологизировать – и более того – оправдывать. Подобное ведет к консервации и ухудшению проблем. Человек XXI века уже знает о миллиардах (!) галактик, испытывает на себе пересадку искусственных органов и т. д., но многие до сих пор держатся за самые примитивные формы познания и обсуждения окружающей реальности. В этом трагедия нашей эпохи – и продолжение трагедии 1812 года.

Однако вновь обратимся к важным мемуарам Николая Тургенева, который очень точно отметил психологическое значение путешествия русских солдат и ополченцев в цивилизованные страны: «Я возвратился в Россию в конце 1816 года. Толчок, данный умам только что совершившимися событиями, или скорее волнение, произведенное ими, были очевидны. Со времени возвращения русских войск либеральные идеи усиленно распространялись в России. Кроме регулярных войск за границей была и масса ратников из различных слоев общества; по переходе границы они распускались по домам и там рассказывали виденное в Европе; но сами события действовали сильнее рассказов и были лучшей пропагандой. Это новое настроение умов проявилось главным образом в места сосредоточения военных сил и, прежде всего, в Петербурге – центре событий, имевшем громадный гарнизон отборных войск.

…Люди, не бывшие несколько лет в Петербурге, по возвращении чрезвычайно удивились переменам, произошедшим в образе жизни, разговорах и действиях молодежи этой столицы: казалось она проснулась для того, чтобы зажить новой жизнью, чтобы воспринять в себя все благородное и чистое из нравственной и политической области; свободой и смелостью своих выражений привлекали внимание главным образом гвардейские офицеры».[1785]1785
  Гарин Ф.А. Указ. соч., с. 642.


[Закрыть]

Российским властям все вышеназванное было неприятно, чуждо и опасно. Александр I взял курс на удушение порывов общества к свободе, наступила эпоха реакции и аракчеевщины. Более того, русский царь стал посылать карательные отряды, давящие в крови все попытки прогрессивных движений в Европе: подобное происходило в рамках действий т. н. «Священного союза», который современники окрестили «союзом монархов против народов». Так же было подавлено и сопротивление крестьянства (которое и без того сильно пострадало в 1812 году – от уничтожения селений царскими генералами, от мародеров и от карательных отрядов русских же регулярных войск). А.К. Карпов оставил нам грустное свидетельство: «Бесполезную атаку, с которую государь бросился после кампании, чрезвычайно льстецы прославляли, но ни один из них не написал правды – быть может, потому, что в нынешнем веке действительно нельзя сказать правды. А тем более притом же почти всех льстецов весьма щедро награждают, а за правду отсылают в Сибирь, в вечную работу и в другие места, где только можно притеснить человечество».[1786]1786
  Там же, с. 643.


[Закрыть]

Позднейший исследователь темы 1812 года, Ф.А. Гарин, пришел к такому выводу: «Против Александра были настроены и в армии, где втайне подготавливали план террористического акта».[1787]1787
  Там же, с. 644.


[Закрыть] Действительно, среди военных появились т. н. «тайные общества», причем их собрания носили политический характер. Послушаем очевидца и участника этого процесса – И.Д. Якушкина: «Тут разбирались главные язвы нашего отечества: закоснелость народа, жестокое обращение с солдатами, которых служба в течение 25 лет почти была каторгой, повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще».[1788]1788
  Там же.


[Закрыть] Как говорится, в России каждые 5 лет меняется всё, а каждые 200 лет – ничего… Как тут ни вспомнить хрестоматийное определение гениального поэта, одного из реформаторов эстетики русского языка, замученного и выдавленного из России – И.А. Бродского (1940–1996): «Основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку» (из документального фильма «Прогулки с Бродским» 1993 г., запись произведена в Венеции). Как я уже говорил, история выражает себя в бесконечных метафорах и метафорических взаимосвязях: и тот же Иосиф Бродский покоится на кладбище Сан-Микеле, созданном по приказу (1807 г.) императора Наполеона. Кроме того, Эжен (Евгений) де Богарне в 1812 году носил титул князя Венецианского.

Но вернемся в Россию 1812 года – и еще немного послушаем первоисточники на тему т. н. «патриотизма». Обратимся к свидетельствам дочери Ф.В. Ростопчина Н. Нарышкиной. Вот какие мы узнаем подробности поведения отважных помещиков и трудолюбивых крестьян: «Вместе со смоленскими беженцами приехала и моя тетка Голицына; имение ее находилось неподалеку от Бородина, и она подвергалась довольно большой опасности. Как только пришло известие о сдаче Смоленска, тетка решила уехать; приготовления к отъезду происходили в спешке, поелику нельзя было терять ни минуты, чтобы успеть до начала сражения. Уже закладывали лошадей, как вдруг прибежал испуганный управляющий имением, а вслед за ним огромная толпа крестьян, которые с угрожающим видом остановились перед барским домом и выкрикивали, что не позволят их госпоже уезжать из имения. Тетка и кузина страшно перепугались, ведь они были совершенно беззащитны перед четырнадцатью тысячами осмелевших крепостных. Через четверть часа явилась депутация из двадцати человек, чтобы поговорить с княгиней. Преодолевая страх, тетка вышла к ним и спросила, что им надобно. Они отвечали ей: «Матушка, мы узнали, что ты хочешь уехать. На кого ты покидаешь нас? Неужели ты боишься супостата? Нас здесь несколько тысяч, и мы защитим тебя. Если ты уедешь, мы опозоримся, и соседи будут говорить, что наша матушка не доверилась своим детушкам. Оставайся с нами и ничего не бойся, мы только просим избавить нас от сего зловредного управляющего, который обманывает тебя и грабит нас. Прогони сего изменщика, который предаст всех во власть врагам. Пусть он уходит, иначе мы убьем его». Слыша сии речи, несчастный дрожал и умолял тетку спасти ему жизнь. Она отвечала крестьянам, что царь запретил покушаться на жизнь виновных без суда, и ее долг защитить человека, который пользовался ее доверием, однако, дабы удовлетворить их просьбу, управляющий сейчас же уедет, а поскольку они желают, чтобы она оставалась с ними, отъезд ее будет отложен. После сих речей депутатам была поднесена водка, и все разошлись. С наступлением ночи снова подали экипажи, и, стараясь избегать селения, ехали лесом. На следующий день тетка и кузина были в Москве, а еще через два дня они отправились в Петербург».[1789]1789
  Нарышкина Н. Указ. соч., с. 156–157.


[Закрыть]

От опасных рабов-крестьян православная барыня отделалась водкой и обманом бросила их «нехристям». К чему сводился «патриотизм» дворянства? К банальным меркантильным вещам и к уже давно установившейся галломании. Так, жена генерала П.П. Коновницына просила прислать ей типовой набор мародера: найденное по дороге серебро, любые вообще вещи пригодные в хозяйстве, а главное – из пленных «французиков можно мальчишек набрать, хоть бы одного прислал: авось бы Ваня по-французски стал говорить…».[1790]1790
  Искюль С.Н. Указ. соч., с. 725.


[Закрыть]

Фразу «авось бы Ваня по-французски стал говорить», в принципе, можно было бы вынести в заглавие монографии о 1812 годе…

Для многих представителей правящего класса той поры незнание французского языка приравнивалось практически к варварству. Сама Н. Нарышкина не стесняется заявить, к примеру, следующее: «Генерал Закревский… даже прожил в нашем доме несколько дней. Он был весьма некрасив и невежественен, не мог сказать ни слова по-французски…»[1791]1791
  Нарышкина Н. Указ. соч., с. 222.


[Закрыть] О генералах, принявших решение оставить Москву, Ф.В. Ростопчин язвительно заметил, что «Кутузов произнес в заключение слова, каковые приветствовали все те, кто не владел никакой собственностью на той территории, которая отдавалась Наполеону».[1792]1792
  Нарышкина Н. Указ. соч., с. 173.


[Закрыть] Еще об их нравах (тот же московский главнокомандующий): «Кутузов заверил наш разговор просьбою прислать дюжину бутылок вина и заверил, что завтра ничего не произойдет (все это перед сдачей Москвы «нехристям» – прим. мое, Е.П.)… Граф Беннигсен, которого я не видел после смерти императора Павла, подошел поговорить со мной. Я с трудом подавил в себе чувство ужаса перед сим главарем палачей моего благодетеля (т. е. убитого Павла I – прим. мое, Е.П.); он сказал… что генералы сами не знают, сколько у них людей (после почти полного разгрома в Бородинском сражении – прим. мое, Е.П.), и вслед за безусловно необходимым отступлением последует сдача Москвы. Солдаты угрюмы, офицеры ни с чем и ни с кем не согласны».[1793]1793
  Там же, с. 171.


[Закрыть]

Тот же генерал-губернатор сообщал в письме жене (13 сентября, 11 часов вечера): «Войска уже проходят город, который грабят и разоряют сами русские».[1794]1794
  Там же, с. 173.


[Закрыть] Из записки градоначальника от 15 сентября (село Люберцы) мы узнаем подробности: «Наша несчастная столица отдана Наполеону, который сдержал свое слово, сказанное солдатам 27-го числа (т. е. сразу после Бородинского боя, 8 сентября по новому стилю – прим. мое, Е.П.), на другой день после великой баталии, о том, что до занятия Москвы нового сражения не будет. Зато Кутузов обманул меня, обещав, что будет драться. Я проделал один марш с тем, что теперь называется армией. Скажу лишь, чтобы ты поняла, каков здесь беспорядок: в течение 36 часов дорогу загромождали три ряда экипажей. …Адъютанты Кутузова вопиют, что им стыдно носить русский мундир после позорной сдачи Москвы. Солдаты грабят даже в присутствии генералов. Вчера я видел, как сломали дверь одного дома и забрали из него все, что там было (как же тогда можно обвинять в грабежах французов – если уже все украдено до них? – прим. мое, Е.П.). Здесь по всем окрестностям все деревни разграблены в одну ночь. Думаю, обыватели меньше боятся неприятеля, нежели своих защитников. С ними уже все покончено. Кутузов это старая упрямая баба; завтра он выступает по Владимирской дороге, неизвестно зачем».[1795]1795
  Там же, с. 183.


[Закрыть]

21 сентября (из сообщения Ф.В. Ростопчина жене): «Дух армии столь низок, что я опасаюсь бунта. Кутузов нигде не появляется, спит и ест в одиночестве, возит с собой малолетнюю девку, переодетую казаком, и оставляет свое дело двум повесам. Солдаты называют его то предателем, то «темнилой». Офицеры громко жалуются на то, что им стыдно носить русский мундир. …Интриги генералов процветают…

(…) В Воронове люди перепились, безобразничали и сами сожгли Сутино и Юрьевку. Я отправил туда 20 драгун».[1796]1796
  Там же, с. 191–192.


[Закрыть]

А вот это письмо генерал-губернатора Москвы, датированное 28 сентября 1812 г., живописует полное разложение русской армии, превращение ее в по-настоящему вражескую (для собственного народа); кроме того, из текста прекрасно видно, что многие русские солдаты не были верующими – скорее, ворующими: «…невозможно спокойно смотреть на то, как 120 тысяч разбойников разоряют свое Отечество. По нашим лесам скитаются белее десяти тысяч бродяг; управляющий принимает тех, кому нечего есть, в том числе многих детей. Не понимаю, как бедные крестьяне не возмутятся противу наших солдат и не перейдут на сторону неприятеля (выделено мной, Е.П.). Здешний священник уже не будет служить: позавчера во время молебна в церковь ворвались солдаты и стали грабить; они уносили даже зажженные свечи. Русская армия стоит в Моче, в двух верстах отсюда… Солдаты мрут, как мухи, от голода и холода, хотя и Бонапарту также нечего есть; у них недостает лошадей, но, отступая, мы отдаем территорию, и французы могут укрываться в домах, а наши солдаты все на открытом воздухе и не имеют даже палаток. Наглость наших офицеров превосходит все границы: люди Браницкого выгнали из конюшни моих лошадей, чтобы поставить своих (простите за сие отступление, но мне вспоминается бессмертное произведение Э.А. Рязанова «Гараж» – прим. мое, Е.П.); какой-то офицер Барклая завладел домом управляющего и не хотел впускать герцога Вюртембергского (это племянник матери самого царя! – прим. мое, Е.П.). Взят в плен некий граф Платтер, камергер российского двора, который перешел к Бонапарту; о нем позаботился Беннигсен».[1797]1797
  Там же, с. 195–196.


[Закрыть]

В начале ноября, когда Великая армия Наполеона уже перестала защищать Москву и окрестные усадьбы от русских мародеров и бандитов-крестьян (они не уступали в дикости сородичам-солдатам…), Ф.В. Ростопчин констатирует подобный ужас и позор (снова в письме к жене): «Я послал нарочного в Петербург; крестьяне начинают пошаливать: поелику уже нечего грабить, они все сжигают, как в Петровском у графа Разумовского и в Архангельском у князя Юсупова».[1798]1798
  Там же, с. 204.


[Закрыть] Из письма 13 ноября: «Господа в Петербурге не понимают, что именно теперь надобны меры для успокоения народа и возвращения его к должному порядку, ибо нельзя допустить, чтобы часть нации занималась только грабежами и убийствами».[1799]1799
  Там же.


[Закрыть] Об отношении дворян к России и к трону (свидетельство дочери Ф.В. Ростопчина): «Даже в Москве у батюшки были основания подозревать некоторых особ в одобрении замыслов императора французов и намерении в случае успеха оных присягнуть ему. Всем сенаторам было приказано ехать в Казань, однако нашлись и не исполнившие сего… В Москве Наполеон мог воспользоваться сим фальшивым Сенатом, дабы навязать русскому народу свою волю под видом законности (а всё, что происходило в России, включая убийство императора Павла, истязание крепостных, сожжение Москвы – это все было законным? – прим. мое, Е.П.), по крайней мере, в глазах людей невежественных, какими были в то время наши селяне и городские жители (то есть ВСЕ?! Почти все население Святой Руси было невежественным? – прим. мое, Е.П.)».[1800]1800
  Там же, с. 166.


[Закрыть]

Подытожим. Исходя из первоисточников, которые написаны участниками событий (как, предположим, экстренный репортаж в современных социальных сетях), мы видим чудовищную картину скотского отношения всех слоев населения России друг к другу, полную потерю лица, бесчестье многих. Животное начало возобладало (а как же распиаренное православие?), крестьяне перепились – и стали грабить и сжигать городские дома и помещичьи усадьбы; русские солдаты грабили крестьян и Москву, врывались и разоряли православные храмы, офицеры не контролировали своих подчиненных, не понимали, что происходит; генералы предавали, своевольничали и интриговали. Престарелый одноглазый главнокомандующий обманывает и подставляет своих подчиненных и градоначальника, развлекается с малолеткой. Часть дворян и некоторые сенаторы симпатизируют Наполеону, есть опасения, что могут ему присягнуть (хотя, как мы знаем, Наполеону не нужны были политические изменения в России – только возобновление Тильзитских соглашений). Генерал-губернатор Москвы вынужден общаться с одним из убийц (Л.Л. Беннигсеном) своего благодетеля (Павла I), причем этот убийца в большом фаворе у сына убиенного (Александра I) – более того, является начальником главного штаба православной русской армии, хотя находится в подданстве у короля Англии. Российская империя в то время была монструозным, но шутовским, трагикомическим образованием, почти еще не облагороженным цивилизацией и законностью. На варварстве и дикости тонким и редким покровом лежали эстетичные вещицы и символы завезенного из Франции ампира. О каких высоких «гражданских» чувствах, о каком патриотизме и «Отечественной» войне может идти речь? Если русские крестьяне и воевали с кем-то относительно осознанно, то только с помещиками (а также, грабили москвичей, которым всегда завидовали). Против французов они могли иметь разве что бытовые стычки с фуражирами и подчас (несколько случаев, которые по своей редкости описаны специально) выражение первобытной жестокости. Но с подобным же животным началом православные крестьяне убивали собственных помещиков, москвичей, а после 1917 г. священников, дворян и вообще на кого рука попадет (изучаем, какие повадки диктует лимбическая система головного мозга, когда у некоторых приматов она плохо контролируется долями, эволюционировавшими позднее…).

Чем т. н. «патриотизм» питается – и в каких случаях заканчивается: обратимся к эстетическому аспекту. Сложно удержаться от цитирования откровенной, психологически точной и весьма актуальной сентенции все той же дочери московского градоначальника Н. Нарышкиной. Вот ее наблюдение из позапрошлого века (речь идет о впечатлениях от Царского села): «Однако сия царская обитель вызывала тогда куда большие восторги, нежели теперь, поелику число ездивших в чужие края не могло сравниться с массой молодежи, уезжающей в наше время. Не имя возможности сравнивать с чем-нибудь другим сии дикие и унылые красоты, мы восхищались и нашим климатом, и нашими лесами, и нашими садами. Помню свое безмерное разочарование после долгого пребывания в Италии и Крыму при виде царскосельского озера. Берега Черного моря и озера Комо вытеснили из моей памяти сии скромные воды, которые в молодости представлялись мне чем-то необъятным».[1801]1801
  Там же, с. 238.


[Закрыть] И еще один публицистический арабеск дочери Ф.В. Ростопчина: «Правда, у нас не только правительство и наши люди, но даже климат представляет мало приятностей и авантажей, и трудно понять, как можно жертвовать жизнью или хотя бы собственным покоем ради нашей унылой Родины».[1802]1802
  Там же, с. 212.


[Закрыть]

Итак, все познается в сравнении, а у абсолютного большинства населения России 1812 г. подобной возможности физически не было. В приведенном выше отрывке обращает на себя внимание озеро Комо. Действительно, это изумительное место достойно восхищения. Романтические горы, героические перевалы, простор водной глади, красоты итальянских домиков и цветение ломбардской зелени привлекали многих художников и исторических деятелей. Во время Первой Итальянской кампании Комо посетил блистательный Бонапарт; здесь же несколько лет назад мне посчастливилось отыскать в антикварном магазине уникальную гравюру, созданную по портрету Бонапарта кисти художника А. Гро буквально через год после ее написания – т. е. в 1798 г. На том же итальянском курорте, как известно, приобрел виллу один из современных российских телепропагандистов, изображающих из себя страстных патриотов и клеймящих «бездуховный Запад». А в самом одноименном городке (Комо) приобрел домик еще один колоритный персонаж, причудливым образом связанный со всем, что упоминалось выше (и с пропагандой в СМИ, и с портретом кисти А. Гро, и со мной), но об этом речь пойдет уже в другой книге…