Текст книги "Город Солнца. Стопа бога"

Анна закричала.

Всегда бывает эта пауза. От неожиданности.

Стон, прорвавшийся сквозь кляп, был скорее стоном отчаяния и страха, чем боли. Настоящая боль ещё терялась в тумане шока. Вот дальше будет действительно больно. И с каждым пальцем боль будет усиливаться, становиться ужасающей в своей неотвратимости. А пока Анна даже толком не поняла, что случилось. Как и Максим, который с нелепой растерянностью уставился на подругу.

Шахбан вытянул вперёд связанные руки Анны. Чтобы Максим увидел её мизинец.

– Сколько пальцев осталось? – рутинно спросил Скоробогатов.

– Отпустите её… Отпустите! – задыхаясь, запричитал Максим. – Я всё скажу, всё! Отпустите! Я же сказал…

– Ответ неверный.

– Нет! – надрывно, разрывая горло и лёгкие, закричал Максим, но это не помогло.

Безымянный палец тяжело хрупнул. Хлопок выдался влажным, не таким звучным, как первый. На этот раз паузы не было. Анна застонала сразу. Повисла на руках Шахбана, стала сучить связанными ногами и так задрала подбородок, что теперь макушкой уткнулась ему в грудь. Её волосы сбились на влажное от слёз лицо. Кофточка окончательно перекосилась, ещё больше обнажив белую кожу под ключицами.

– Сколько пальцев осталось? – спокойно повторил Аркадий Иванович.

– Восемь! Восемь! Восемь! Восемь! – давился Максим и елозил по бетонной колонне. Приподнимался и опускался на ногах, только сильнее заламывая связанные руки. Дрожал всем телом. Несколько раз ударился о колонну затылком. Стиснув колени, перетаптывался по своим кроссовкам, будто вдруг решил сковырнуть их с себя. Подворачивая ступни, принимался выкручивать носком по полу и ещё несколько раз повторил шёпотом:

– Восемь. Восемь…

Дмитрий теперь лежал неподвижно. За всё это время не шелохнулся. Большие глаза смотрели в пустоту. Баникантха, довольный, жадно следил за происходящим, опасался упустить малейшую деталь и только перебегал глазами от Максима к Анне. Сальников же, наоборот, негодовал. Исподтишка бросал на Шахбана полные ненависти взгляды. Боялся, что тот зайдёт слишком далеко и ему, Сальникову, ничего не достанется. Лизавету Илья Абрамович вовсе потерял – как ни крутил головой, не видел её в подвале. Должно быть, ушла. Её можно было понять. Лизавета не любила такие сцены.

– На самом деле восемнадцать, – отозвался Скоробогатов. – Ну да ладно. Думаю, теперь вы, Максим Сергеевич, знаете правила игры. Значит, можно продолжать. И призываю вас взять себя в руки. Не время поддаваться собственной слабости. Так вот, мы, кажется, ещё не закончили наш разговор об индийской басне. Помнится, я спросил вас, какова мораль этой истории.

– Не знаю, – ослабшим голосом ответил Максим и, мотнув головой, вновь стукнул ею о колонну.

– Верю. Тогда обратимся за помощью к другу вашего отца. Константин Евгеньевич, что вы скажете?

Сальников явно не ожидал, что его вовлекут в разговор. Испуганно посмотрел на Илью Абрамовича, не зная, оставаться ему в стороне или выйти вперёд, под камеру.

– Просто скажи, – кивнул Илья Абрамович.

– Мораль… – через отдышку волнения заговорил Сальников, – мораль простая…

Судорожно соображал, что сказать. Его обожжённое, исполосованное шрамами лицо сейчас выглядело до нелепого глупым.

– Какая же? – уточнил Аркадий Иванович.

– Оказался в дерьме – сиди и не чирикай. То есть помалкивай.

Сказав это, весь сжался, сгорбился, будто над ним взметнулись стальные наконечники кожаных плетей.

– Константин Евгеньевич никогда не отличался тонкостью выражений, – голос Скоробогатова оставался безразличным. Ему приходилось говорить, одолевая усталость и вязкую сонливость. – Однако он по-своему прав.

Салли нервно закивал, после чего отошёл подальше от компьютера, словно это могло обезопасить его от других вопросов.

– Я бы сказал, мораль ещё проще, – продолжал Аркадий Иванович. – Всегда может быть хуже. И всегда может быть лучше. Всё зависит от ваших поступков. Но если возвращаться к определению Константина Евгеньевича, то вы, Максим Сергеевич, слишком громко чирикали. Так что не удивляйтесь, что за вами пришёл кот. Вы сами виноваты в том, что с вами и вашими друзьями происходит.

Анна теперь стонала не так громко. Повисла на руках Шахбана. Больше не пыталась от него отстраниться. Вся прильнула спиной к его животу. И только время от времени вздрагивала. Продолжала тихо плакать с закрытыми глазами.

– Как мухам дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать, не так ли? – протянул Скоробогатов.

– И кто же в этом случае бог? – прошептал Максим.

Аркадий Иванович не обратил внимания на его слова и перешёл к делу:

– Теперь, если не возражаете, я задам несколько более насущные вопросы. И чтобы у вас не было соблазна вновь мучить свою подругу, предупреждаю, что многие ответы я и так знаю. И поверьте, самые неожиданные ответы. Самые сокровенные. Я сразу пойму, что вы меня обманываете. А я не люблю, когда меня обманывают. Советую сразу это уяснить. Вы меня поняли?

– Да, – вяло произнёс Максим, но тут же повторил более отчётливо: – Да.

– Хорошо. Где Шустов?

– Не знаю.

– А если бы знали, сказали бы?

Максим помедлил.

– Нет. Я бы сам отправился к отцу и заставил бы его объявиться. Если он вообще жив.

– Если вообще жив. Я вам верю.

– Просто объясните, что происходит! – потребовал Максим. – Скажите, что вы ищете. Клянусь вам, я сделаю всё, чтобы это найти. Но я должен понимать, о чём вообще речь!

– Что было в тайнике?

– Я уже всё рассказал вашим людям. Они…

– Осторожнее, Максим Сергеевич.

– Простите, простите. Я… Там были деньги. Сорок тысяч евро. Ещё фотография. На фотографии – ноги отца. Я их узнал по… пальцам на ногах. Мама рассказывала, он отморозил их в Тибете. На обороте – какая-то надпись про паломников.

– Что за надпись?

Аркадий Иванович уже получил все материалы: копию обеих сторон фотографии, полностью отсканированную книгу. И всё же спрашивал. Был мастером своего дела.

Илья Абрамович тем временем достал из грудного кармана рубашки маникюрный пинцет. Всегда носил его с собой, как и маникюрные ножнички. Следил за ногтями. И выдёргивал волоски на носу и переносице. Они вырастали чёрные, хорошо заметные; Илье Абрамовичу это не нравилось. Вот и сейчас он принялся водить указательным пальцем по коже, выискивая очередной волосок, а обнаружив, аккуратно подцеплял его пинцетом.

– Поймёт настоящий паломник, когда… Я не помню точно. Что-то про стопы бога…

– Поймёт истинный паломник, когда поднимется к стопе бога?

– Да. Именно так. Всё верно.

Скоробогатов сделал паузу, позволяя Максиму возмутиться, проявить непокорность, заявить о глупости таких вопросов. Шахбан, уловив это, на всякий случай крепче перехватил средний палец Анны. Анна, потревоженная, опять застонала. Но Максим молчал. Больше не пытался дерзить. Хорошо. Умный мальчишка.

– Почему ты приехал именно в Ауровиль?

– Знал, что тут был офис «Изиды».

– Всё?

– Нет… Это… Отец зашифровал на глобусе название «Ауровиль». Вот я и подумал, что это прямое указание, где его искать. Думал, он до сих пор здесь.

– Как ты решил загадку из девяти названий?

– Просто поставил их в нужном порядке. Это же акростих. Из первых букв сложился «Ауровиль» латиницей. Не знаю… Сразу увидел его.

– Верю.

Скоробогатов продолжал неторопливый допрос. Задавал один вопрос за другим, а Максим в свою очередь отвечал, и, судя по всему, откровенно. По меньшей мере, пока что у Шахбана не было причин ломать Анне третий палец.

Илья Абрамович, убедившись, что волосков на носу и переносице не осталось, убрал пинцет и теперь наблюдал за поведением остальных присутствующих. Наконец заметил и Лизавету. Она никуда не уходила и только прогуливалась у дальней циркульной стены, под окнами. Всё-таки в индийском одеянии Лизавета смотрелась необычно. В ней сразу появилось что-то чарующее, цыганское. Неудивительно, что Шахбан не мог устоять перед её властным взглядом и с такой жадностью внимал каждому слову – из тех редких слов, что она обращала лично к нему.

Скоробогатов не торопился. Заставил Максима целиком пересказать всю историю, начиная со дня, когда тот узнал о существовании картины Берга, и заканчивая днём, когда он с друзьями вскрыл тайник Шустова. Аркадий Иванович хотел услышать всё от Максима лично. Впрочем, ничего нового мальчишка не рассказал. Более того, показал свою неосведомлённость в наиболее важных вопросах. Он в самом деле ничего не знал о последних исследованиях отца и был жалок в попытке самостоятельно пройти по его стопам, пусть даже ему помогали скрытые подсказки и зашифрованные письма.

– Верю, – в очередной раз произнёс Скоробогатов. Теперь он наверняка сидел боком к камере, глубоко откинувшись на кожаную спинку стула и беззвучно постукивая пальцами по столешнице. – И что в этой книге особенного?

– Не знаю… – Максим теперь говорил с опущенной головой. Усталость и страх сделали своё дело. – Мы её прочитали целиком, выписали всё, что нам показалось интересным.

– И что же это?

– Цитаты, цифры… Там на корешке стоят цифры. Один, семь, ноль. Сто семьдесят. Но я пока не понимаю, что с ними делать.

– А фотография?

– С ней ещё меньше вариантов. Слова про паломника и стопу бога – не цитата. В интернете мы ничего такого не нашли. Значит, это очередная шарада или что-то в этом духе. Нам… Мне нужно больше времени.

Аркадий Иванович молчал не меньше минуты, прежде чем устало кивнул:

– У вас будет предостаточно времени. Думаю, вы проведёте его с пользой. Константин Евгеньевич об этом позаботится.

Салли оживился. Понял, что близится его час.

– Постойте… – Максим, одолевая судорогу в шее, вновь посмотрел на монитор. – Я же всё рассказал. Вы обещали…

– Я вам ничего не обещал, Максим Сергеевич. – Скоробогатов повернулся к камере. Его голос стал чуть громче. – И я вам верю. Вы действительно рассказали всё, о чём успели узнать. Но этого прискорбно мало. Поэтому я не ограничусь пустым доверием. Илья Абрамович, теперь слово за вами. Всего доброго, Максим Сергеевич. Не думаю, что мне ещё представится возможность повстречаться с вами. Так что прощайте.

На этом связь оборвалась.

– Нет, нет! Постойте! Подождите! Нет! – Максим вновь дёрнул связанные руки и едва сдержал стон боли.

Пожалуй, ещё несколько таких попыток вырваться, и он окончательно раздерёт себе кожу или, чего доброго, выбьет суставы кистей. Однако это уже забота Сальникова. Илья Абрамович заранее условился с ним, что отдаст ему Максима до конца дня, а затем придёт поговорить с ним лично. Мальчишку так просто не сломить, это правда. Однако всему есть предел.

– Ты ведь понимаешь, если мальчишка умрёт, или потеряет рассудок, или лишится возможности говорить, то ты, мой друг, сразу последуешь за ним? – заботливо сказал Илья Абрамович, встав из-за стола и приблизившись к Салли.

– А что с этими? – Салли показал на Шмелёвых.

Шахбан отпустил Анну, и она теперь, прижав связанные руки к груди, лежала возле брата.

– Эти мне не нужны. И не расстраивайся так. После того как я поговорю с отпрыском нашего любимого Шустова, он опять перейдёт к тебе. На сей раз в полное распоряжение. Ты всё понял?

– Да, да, – Сальников, довольный, осклабился, отчего шрамы на его лице исказились, став ещё более уродливыми.

– Хорошо. А мне пока нужно отдохнуть.

Глава десятая. В западне

Запястья, перетянутые верёвкой, пульсировали. Их пульсация отдавалась в висках, тонкими ртутными змейками холодила кожу, собиралась глубоко в макушке и там буравила голову стальной иглой, заставляла изгибать шею, напрягать щёки. Кисти рук разбухли. Максим не чувствовал их. Пробовал шевелить пальцами. Не различал их по отдельности. Пальцы срослись с ладонями. Два единых горячих сгустка.

Максим не успокаивался. Продолжал из последних сил дёргаться. Поочерёдно отталкивался от колонны то левой, то правой ногой. Знал, что в этом нет смысла. Верёвка сама по себе не оборвётся. Колонна не рухнет. Никто не придёт на выручку. Никто не одумается. Надежды на спасение не осталось. Впереди – боль, унижение, смерть. Но Максим знал, что будет бороться до конца. Будет рваться до тех пор, пока, обессилев, не потеряет сознание. Потом очнётся и продолжит эту бессмысленную борьбу. В кровь сорвёт руки. Разобьёт о колонну голову. Но не будет просто смотреть на то, как страдает Аня…

Её теперь положили на стол, за которым обедал Егоров. По отдельности привязали ей руки и ноги, растянули их в стороны. Баникантха кружил вокруг стола, не отрывал глаз от Ани. Сальников стоял на месте. Пальцем проверял остриё ножа.

Больше в подвале никого не было. Только они вчетвером. И безжизненный, полуобморочный Дима, которого оставили лежать возле Максима. Никто и не подумал его привязывать. Хватило верёвок на руках и ногах.

– Знаешь, что самое смешное? – Салли усмехнулся безумным, давящимся смешком. Язык липким слизнем скользнул между его губ. – Ты чем-то похожа на мою жену. Нет, правда. У вас есть что-то общее. Но только не волосы, нет. Света была брюнеткой. Но это ничего. Она ведь точно так же лежала, как и ты сейчас. Один в один. Уж я помню, поверь. Всё помню. И повторю. Не забуду ни одного штриха. А твой друг будет смотреть. Я знаю, будет. – Сальников повернулся к Максиму. – Это поначалу кажется, что сможешь отвернуться, закрыть глаза. А потом смотришь. Впитываешь каждой клеточкой мозга.

Салли подался вперёд.

Навис над столом и одним движением рванул Анину кофточку так, что стрельнули и покатились по бетонному полу сразу несколько пуговиц. Баникантха замер на полушаге и, не переставая жевать бетель, внимательно проследил за тем, как рука Салли опустилась Ане на шею.

Аня больше не сопротивлялась. Дрожь сотрясала её тело редкими волнами, но сдавленные крики и мольбы прекратились. И только когда рука Салли чешуйчатой осклизлой змеёй скользнула по её плечу, Аня вся напряглась в болезненном припадке, вытянула пальцы босых ног, зажмурилась, а из её закрытых глаз опять потекли слёзы.

И Максим закричал.

Крик поднимался из груди сухими колючками. Раздирал гортань, заставлял глотать собственную кровь. В отчаянии Максим с такой силой упёрся сразу двумя ногами в колонну, что почувствовал, как вытягиваются его собственные суставы. И только новый приступ слабости остановил этот порыв. Задыхаясь, Максим опять повис на вздёрнутых за спиной руках. Чувствовал, как на голову опускается серая завеса отрешения. Противился ей. А потом услышал голос. Такой знакомый. Сейчас он прозвучал холодно и твёрдо:

– Отойди от неё.

Приподняв голову, настойчиво моргая, Максим разглядел, как от лестницы приближается Кристина. Она, как и прежде, была одета в Анины индийские вещи – ещё одна глупая насмешка. За ней шёл чернобородый убийца, которого Салли там, в гостевом доме, назвал Шахбаном. Сейчас, глядя на его грузную походку, на его затянутое в костюм медвежье тело, Максим поклялся, что убьёт Шахбана. Понимал, что в таком положении легко бросаться подобными обещаниями, и всё же дал себе клятву со всей серьёзностью. За то, что Шахбан сделал с Аней. А главное, за это бесчеловечное спокойствие, отстранённость в его глазах в те мгновения, когда он ломал ей пальцы, – с таким будничным видом, словно речь шла о какой-то бюрократической необходимости.

– Что ещё?! – грубо крикнул Салли. Порывисто обернулся и, увидев Кристину, тут же присмирел. Потупившись, прошептал: – Лизавета Аркадьевна. Не знал, что…

– У тебя есть камера?

«Лизавета Аркадьевна… Лиза. Вот, значит, как тебя зовут». Максим старался не шевелиться, чтобы не усиливать головную боль и слышать их разговор.

– Что? Простите, какая камера?

– Видеокамера.

– Да, конечно… Что-нибудь найдём.

– Сейчас.

– Что?

Баникантха, кажется, не понимавший русскую речь, растерянно смотрел то на Сальникова, то на Кристину. То есть на Лизу, на Лизавету Аркадьевну.

– Отправляйся к себе и привези камеру. Я хочу, чтобы ты всё записал.

– Но я думал…

– Думать – не твоя забота, Сальников. Делай что говорят.

– Да, да, понимаю, – Салли с явным сожалением отошёл от стола с распростёртой Аней. Затем приободрился и, словно пытаясь оправдать отступление и чрезмерную послушность, затараторил: – А вообще правильно. Этот наверняка сболтнёт что-нибудь важное, а я могу не расслышать.

«Этот», конечно, подразумевало Максима.

– Оставь нож.

– Что? – Салли жадно обхватил рукоятку ножа, который по-прежнему оставался у него в ножнах на поясе.

Лиза не стала повторять. Сальников и сам покорно выложил нож на пол. Поплёлся к лестнице. Баникантха, сообразив, что знакомство с Аней и остальными откладывается, разочарованно сплюнул и зашагал вслед за Салли.

– Подожди наверху, – уже мягче сказала Лиза, на этот раз обращаясь к Шахбану.

Он не задавал вопросов. Только бросил взгляд на Диму. Увидел, что тот ни к чему не привязан, однако, как и Сальников, рассудил, что опасности нет. Молча ушёл.

Когда наверху стихли последние шаги, Лиза приблизилась к Максиму.

Непривычный запах терпкой свежести – смесь сладкой вербены и пряной корицы. Кажется, мамиными духами Лиза больше не пользовалась. Пропала необходимость.

Всё та же рваная чёлка и длинные пряди тёмных волос. Заострённое лицо с высокими скулами. Вишнёвая помада и чёрная, ещё более выраженная, чем раньше, подводка глаз. Максим смотрел на Лизу с гордостью пренебрежения, однако не мог противиться холодку надежды – тот поднимался от груди, студил горло и заставлял глаза, вопреки воле, слезиться.

– Кто ты? – процедил Максим.

– Ты и сам теперь знаешь, – осторожно улыбнулась Лиза. – Сальников никогда не умел держать язык за зубами.

– Пришла насладиться? – Знал, что не должен всего этого говорить, однако не мог сдержаться. – Принарядилась.

– Не знала, как ещё сказать.

– Что?

– Что я вам помогу. Думала, ты сообразишь. И не наделаешь глупостей.

Прежде чем Максим успел ответить, Лиза подошла ещё ближе. Коснулась щекой его щеки – так, чтобы говорить в самое ухо. Максим не сопротивлялся её близости. Затаился, не зная, что произойдёт дальше.

– У нас мало времени, – прошептала Лиза. – Сальников вернётся минут через двадцать. Если повезёт, через тридцать.

– Что тебе нужно?

Лиза теперь вся прижалась к Максиму. Обняла его. И было невозможно противиться её теплу. Максим почувствовал, что слабеет. Не верил ни одному слову, однако соблазн хоть на мгновение принять эту близость, забыться в ней, уйти от всего, что тут, в подвале, происходило, был слишком велик.

Очередной спектакль. Ничего больше. Кристина была хорошей актрисой. И Лиза, конечно, ей в этом не уступала.

– Что тебе нужно? – сухо повторил Максим, едва сдержав кашель в надорванном горле.

– Хочу помочь, – Лиза будто нехотя разорвала связывавшее их молчание. – Но ты должен мне доверять.

– Тогда срежь верёвки. Освободи меня. Нож у тебя есть.

– Подожди. – Лиза по-прежнему говорила ему на ухо и мягко вела своей гладкой щекой по его щетинистой щеке.

Максим вдруг подумал, что не должен был так себя запускать – ему стоило вчера побриться. Глупая, ничтожная мысль! В отвращении к себе он дёрнулся и едва сдержал стон, до того невыносимой показалась боль в плечах.

– В моих силах немного, – продолжала Лиза.

– В твоих силах срезать верёвки!

– Подожди. Верёвки срезать легко. А что дальше?

– Мы убежим.

– Убежите? – Лиза усмехнулась. – Хорошо. Но запомни главное. – Теперь она говорила ещё тише. – Что бы ни происходило, не доверяй своим друзьям.

– Что?

– Не доверяй им. Если хочешь жить.

После этих слов Лиза отошла. В последний раз посмотрела на Максима – не то с жалостью, не то с надеждой. Затем принялась действовать без промедления. Взяла нож Сальникова. Зашла за колонну. Разрезала верёвку и тут же устремилась к столу, на котором лежала Аня.

Максим хотел схватить Лизу. Едва почувствовав свободу, развернулся, приподнял свинцовые, такие неуклюжие руки, однако не смог сделать и шагу – упал на колени. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы прийти в себя и наконец стянуть с запястий джутовые петли. Кисти, а с ними и голова пульсировали болью.

– Дорога охраняется. – Лиза освободила Аню и теперь занялась Димой. – Сатунтар вас заметит. Так что вы уйдёте в окно и двинетесь на юг. Ровно на юг. Идите тихо, ни в коем случае не шумите, тут всё хорошо слышно. Дальше будут кусты. За кустами – тропинка. Там стоят три велосипеда. Езжайте по тропинке. Не заблýдитесь. Она выведет к общине «Ритам». Оттуда уже недалеко до центральной части Ауровиля. Вас будут искать. Так что спрячьтесь где-нибудь. Ты понял? Макс?

Максим по-прежнему стоял на коленях. Смотрел на стёртые в кровь запястья, чуть покачивался.

– Эй! – Лиза подошла к нему. Наклонившись, пальцами взяла его за подбородок. – Эй! Сейчас не время. Соберись. Твои друзья без тебя не справятся. Ты должен их вывести. Понял?

– Да. Я… сейчас.

Максим, одолев слабость в ногах, встал.

Лиза провела ладонью по его щеке:

– Спрячьтесь и ждите. Где угодно. Тут полно заброшенных домов. Ничего не предпринимайте. Они будут сторожить на всех дорогах. Сатунтар и Баникантха тут не одни. С ними ещё три наёмника. Из них двое – сикхи, а с этими ребятами лучше не связываться. Вам не вырваться из Ауровиля. Даже на машине, которой у вас всё равно нет. Так что сидите тихо.

– А что дальше?

– Вот. – Лиза протянула Максиму телефон и перетянутый резинкой зарядник. Старенькая «Моторола»-раскладушка. У отчима была почти такая же. – Я позвоню. Но если что, звони сам. В контактах только один номер. Понял?

– Да.

Дима, всё ещё бледный, напуганный, глубоко прихрамывая, ходил между колоннами. Бормотал что-то неразборчивое и лишь изредка на удивление ровным голосом спрашивал:

– Кто-нибудь видел мою трость?

Аня так и не спустилась со стола. Освобождённая от верёвок, теперь сидела и непослушными руками пыталась совладать с кофточкой. Максим увидел её пальцы. Сломанные мизинец и безымянный. Разбухли и топорщились. Вместо косточек – уродливые волдыри. Максим почувствовал, как по горлу скользит щекочущий холод. Голова стала лёгкой, пустой, вся боль сошлась в макушке – тысячью раскалённых гвоздей, которые один за другим протискивались под черепную кость, выколупывали последние мысли, вытесняли все другие чувства.

Лиза была права. Не осталось времени бродить в собственных страхах и жалости. Нужно действовать.

– Сможешь идти? – Максим подошёл к Ане. Его голос прозвучал почти грубо, напористо, однако он не мог говорить иначе. – Ань? Сможешь идти?

– Сейчас…

Аня возилась с кофточкой. Пыталась её застегнуть. Но пуговиц не было. Сорванные, они давно разлетелись по полу.

– Ань, тебе нужно спуститься со стола.

Максим оправил ей волосы, постарался по возможности аккуратно разгладить их и заложить за уши. Увидел переломы вблизи. Смотрел с ужасом, однако на этот раз без холода внутри. Заметил, что на запястье Ани появились продольные багровые синяки.

– Подожди, – прошептал Максим и тут же обратился к Лизе: – Дай нож.

Подбежав к ней, выхватил протянутый нож чересчур порывисто. Кажется, Лиза испугалась. Отступила на шаг. Максим жестом остановил её. Опустившись перед ней на колени, срезал подол камиза.

– Ты чего?..

Не стал отвечать.

Нужно было воспользоваться тем, что Аня ещё плутала в тумане недавнего страха. Это притупляло боль. Тем не менее она вскрикнула, когда Максим приложил к её распухшим пальцам холодное лезвие ножа.

– Потерпи, потерпи. Всё будет хорошо. Ещё немного. Так надо.

Не придумал ничего лучше. Другой шины тут бы всё равно не нашлось. Наскоро перемотал кисть и запястье. Убедился, что нож держится крепко – его длины как раз хватило, чтобы зафиксировать сломанные пальцы. Кончик лезвия чуть выдавался вперёд, а плоская рукоять легла почти до середины предплечья.

Поразмыслив мгновение, Максим бросился к Аниному чемодану – видел, как его с остальными вещами принёс Шахбан. Наугад достал первый попавшийся сарафан. Жёлтый с белыми цветами лимонного дерева. Разорвал его на лоскуты и наскоро связал Ане поддерживающую косынку – закрепил её на плече.

После перевязки Аня пришла в себя. Самостоятельно спустилась на пол и первым делом отправилась к брату – хотела помочь ему в поисках трости. Максим не стал им мешать. Перехватив стол, поднял его и заторопился с ним к окну, указанному Лизой. Руки дрожали. Максим боялся не совладать с собственным телом, поэтому в нескольких шагах от окна остановился перевести дух.

– Откуда они узнали, что я здесь? – спросил Лизу, когда она уговорила его донести стол вдвоём.

Глупый вопрос. Сальников, увидев фотографию, сразу позвонил людям Скоробогатова, это было очевидно. Однако ответ Лизы оказался неожиданным:

– За тобой следили. Они всё поняли в тот день, когда ты пошёл в визовый центр. А Шахбан летел с тобой в одном самолёте.

– Что…

– Да. Он был рядом всё это время. И в Джайпуре жил с тобой в одном отеле.

– Безумие… Почему они сразу меня не схватили?

– Я их отговорила.

– Ты?!

– Сказала им, что только ты найдёшь спрятанное в Ауровиле.

– Безумие… Вы точно все больные. Все эти игры… Почему ты нам помогаешь?

Опустили стол под окном. Ещё два метра голой стены. Высоко. Но другого пути всё равно не было.

– Считай, это в моих интересах, – уклончиво ответила Лиза.

– Ты знала, что Шахбан будет пытать Аню?

– Всё могло быть хуже, поверь.

Дима по-прежнему искал трость. В каком-то нервном трансе отказывался слушать других. Заявил, что никуда не пойдёт, останется здесь, потому что всё равно не сможет убежать. Аня пыталась вразумить брата, а когда Максим наконец заставил их отправиться к окну, вдруг со слезами попросила захватить её чемодан.

Максим обещал всё устроить. Несмотря на возражения Лизы, кинулся к вещам. Заглянул в свой рюкзак. Ни «Города солнца», ни фотографии, ни подставки от глобуса. Люди Скоробогатова всё забрали. Открыл Димину сумку, вывалил из неё половину вещей, в том числе запасные ботинки, и запихнул взятое наугад из Аниного чемодана. Решил, что этого достаточно. К счастью, паспортá, кошельки и мобильные телефоны остались нетронутыми – Максим видел, как Шахбан ещё в гостевом доме бросил их в его рюкзак.

– А как же чемодан? – рассеянно спросила Аня.

– Я переложил твои вещи! – Максим показал ей сумку и тут же помог взобраться на стол.

Следом залез сам. Подсадил Аню. Чем выше поднимал её, тем у него сильнее дрожали руки, но Максим справился. Аня, цепляясь правой рукой за стену, а левую прижимая к груди, выкарабкалась в бетонное отверстие окна. Следующим был Дима. С ним пришлось повозиться.

– Это я. Я во всём виноват… Прости, Макс, я не думал… Оставь меня тут. Так правильно. Неужели ты не понимаешь, что я наделал… Ведь это из-за меня мы прилетели в Индию.

Пришлось тряхнуть его так, что Дима от неожиданности лязгнул зубами. Это отрезвило его, и вскоре он оказался наверху, рядом с сестрой. Максим спрыгнул на пол за рюкзаком и сумкой. Лиза задержала его за руку:

– Не забывай, что я тебе сказала. Это важно.

Максим помедлил. Посмотрел в окно, где теперь виднелась Димина спина. Он и не подумал развернуться, чтобы помочь Максиму.

– Бежим с нами!

– Нет, Макс, я остаюсь.

– Может, ударить тебя, чтобы всё выглядело более естественно?

– А ты этого хочешь? Ударить меня?

– Просто вспомнил, что это твой любимый приём. Разжалобить и воспользоваться жалостью.

– Ударь, если хочешь.

Максим с отвращением посмотрел на жёлтые пятна, оставшиеся от старого синяка на щеке.

– Как ты им объяснишь? Ты была с нами одна. И мы вдруг исчезли.

– Придумаю.

– Понимаю. Отец тебя не тронет. Может, это он приказал нас отпустить? – Максим ещё не успел привыкнуть к мысли, что Кристина, которую он знал, оказалась дочерью Скоробогатова.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Максим тихо спросил:

– Что ищет Скоробогатов?

– То, что у него украли.

– И что это?

Лиза приблизилась к Максиму. Он почувствовал её тёплое дыхание. Кристина. Воспоминания о доме, о лесной дороге из Менделеево в Клушино. О пижаме с нелепыми синими верблюдами. И белые стопы, выглядывавшие из-под старого одеяла, которым он сам укрывался в старших классах. Так близко и так далеко.

– Дневник Затрапезного, – прошептала Лиза. Всё-таки Лиза.

– Дневник? Что… Какой дневник, о чём ты?

– Я же сказала. Дневник Затрапезного.

– Того самого?

– Да. Владельца особняка на Пречистенке.

– И что в нём?

– Если когда-нибудь найдёшь его, этот дневник, сразу отдай. И всё закончится. Слышишь? Отдай. Поверь мне. И не пытайся его прочесть. Даже не открывай. Так будет лучше для тебя и твоих близких. Вот твой отец открыл. И прочитал. Сам видишь, к чему это привело.

– Поездка Затрапезного в Южную Америку… – вспомнил Максим. – В этом дело? Его дневник как-то связан с этим символом на внутренней картине Берга?

– Тебе лучше не знать, – Лиза отстранилась и отвела взгляд. – Просто доверься…

– Я однажды доверился Кристине.

– Теперь доверься мне.

Максим забрался на стол. Увидел, что Аня всё это время наблюдала за ними, стоя в оконном проёме. Кажется, окончательно пришла в себя. И теперь ждала Максима. Здоровой рукой приняла от него сумку и рюкзак. Потом отошла, чтобы он мог самостоятельно вскарабкаться наверх.

Горячий, полный пряных запахов ветер. Ослепляюще яркое солнце. Они будто провели в заточении долгие годы и теперь должны были заново учиться жить на свободе.

Дима молчал. Больше не сопротивлялся. Его распухшее от слёз лицо оставалось бледным, но в глазах появилась осознанность. Когда Максим двинулся через кусты, Дима покорно последовал за ним и сестрой.

Велосипеды оказались на месте. Ржавые, с неудобным рулём, с узкими алюминиевыми багажниками. На таких же они катались по Ауровилю. Первым делом Максим спрятал один из велосипедов в кустах.

– Зачем? – удивилась Аня.

– Поедешь со мной. На багажнике.

Осмотрел её руку, проверил надёжность бандажа. На мгновение вновь испытал смесь гнева и давящего ужаса. Не верилось, что кто-то способен на такое. Быстро отогнал эти мысли. Сейчас было не до них.

Аня вздрагивала от каждого прикосновения, но не противилась, когда Максим стал затягивать дополнительный узел на предплечье. Сжав побледневшие губы, терпела.

– И куда мы? – тихо спросила она.

Максим растерялся. Не успел об этом подумать.

Аня на днях познакомилась с одной женщиной из Нидерландов, даже побывала у неё в гостях, однако Максима этот вариант не заинтересовал. Он судорожно вспоминал заброшенные здания на окраине городка. На мгновение решил укрыться в Тибетском павильоне – попросить там убежища, а потом повернулся к Диме:

– Где живёт Зои?

– Зои? – голос у Димы был непривычно слабым, размякшим.

– Ты говорил, знаешь, где она живёт.

– Да… Это недалеко от «Митры».

– Хорошо, – Максим кивнул. – Сможешь ехать на велосипеде?

Дима пожал плечами.

– Садись! Езжай за нами. Только тихо.

– Ты не забыл про герб из «Сумерек»? – спросила Аня.

– Не забыл. Но других вариантов нет.