Текст книги "Сын утешения"

Глава 17. Ржавое золото

Телефонный звонок оторвал меня от книги. За чтением я позабыл про деньги для фотоателье; у меня даже появилась уверенность, что все обойдется, хотя оснований для этого не было никаких, скорее, наоборот…

И вот этот неожиданный звонок. Звонил антиквар. Он извинился, что звонит не по поводу книги и ее покупателя, просто у него есть для меня нечто интересное. Что? Большая старинная литография с изображением Иверского Выксунского монастыря. Ведь я же им так интересовался!

– Зачем мне литография? – не понял я.

– Как это зачем? – удивился антиквар. – На стену повесите! Она потертая, конечно, и с небольшими потерями, но зато – из обители и относительно дешево!

«Ну, допустим, повешу я ее на стену, – подумал я. – А потом как? Буду перевозить с места на место? Она же вовсе рассыплется!»

И тут вдруг как осенило: мне-то она явно ни к чему, а вот архимандриту Георгию из Лавры, который пишет книгу о старце Варнаве, может понадобится в качестве иллюстрации! Все эти потери при значительном уменьшении совсем не будет видны! Заодно будет прекрасный повод познакомиться с этим батюшкой и узнать еще что-нибудь о старце… Хотя… денег-то на литографию все равно сейчас не было!

Но тут антиквар назвал сумму, и вдруг у меня появилась новая мысль: а что, если предложить ему ту монету, которую гарантированно можно продать в Москве? Она тоже относительно дешевая, но все равно в полтора раза дороже литографии, и мне как раз хватило бы выплатить долг за фото и на билеты в Сергиев Посад и обратно. А по пути, в Москве, можно было бы еще раз попробовать попросить издательство выплатить наконец мне весь гонорар или хотя бы часть за вышедший большим тиражом исторический роман. По телефону я решил ничего не объяснять, чтобы не отпугнуть сразу антиквара, который не любит давать сдачи деньгами. Все равно другого выхода у меня не было. К тому же хорошо было бы пройтись, чтобы сделать небольшой перерыв в чтении.

Антиквара я застал в состоянии радостного возбуждения.

– Только что привезли несколько икон, – довольно потирая ладони, сообщил он. – Времени у парней совсем не было, предложили почти за бесценок, взяли деньги и сразу уехали. В Москве такие в десять раз дороже продать можно! А если постараться, то и больше!

– А почему они сами туда не поехали? – спросил я.

Антиквар слегка нахмурился:

– Вот это-то и меня самого тревожит! Но, – успокаивая себя, продолжил он, – этих ребят вполне можно понять. У них свой бизнес: скупают иконы по селам и деревням. Времени на поездки в Москву совсем нет, это для них в убыток, и им нужен скупщик поближе. Риск, конечно, нарваться на что-нибудь ворованное, но зато если дело и дальше у меня с ними пойдет, то это же золотая жила! Лишь бы только она не оказалась со ржавчиной… Поэтому я взял на первую пробу совсем немного, осторожно проверю у столичных знатоков, что и как, а там – как пойдет!

Он взглянул на меня и показал на прилавок, где стояла литография:

– Ну что, покупаете?

– Да у меня денег нет, – честно сказал я.

– У-у, – сразу поскучнел антиквар.

– Но у меня есть обмен – античная монета!

– Да я в них совсем не разбираюсь, – пожал плечами антиквар.

– И не нужно! Это – обмен с полной гарантией! – заверил я его и попросил набрать по его телефону московский номер.

Антиквар переговорил с моим знакомым нумизматом, убедился, что тот немедленно выкупит монету, повысил немного от себя сумму – за проезд и этот телефонный разговор. И, довольный тем, что обеспечил себе бесплатный проезд в Москву, протянул мне литографию, а затем, вздохнув, и так нужную мне сдачу!

Я был так благодарен ему за неожиданную помощь, хотел хоть чем-то помочь… Ведь он так выручил меня в материальном плане! Но что я мог? Пожалуй, только помочь ему в духовном, спросив:

– Скажите, вот ваша лавка всего в нескольких минутах ходьбы от храма, вы окружены иконами и церковными книгами…

– А сам не хожу на церковные службы, не молюсь и не читаю? – перебил он меня.

– Ну да…

– Так это чтобы работы не лишиться!

– Как это?! – не понял я и услышал вот что:

– По вашему взгляду на мои наколки на пальцах я еще в нашу первую встречу понял: вы догадались, что я сидел. Ну да, отбыл свой срок. Немалый. Между прочим, за иконы! Правда, это было, как говорится, в безбожное время, когда закон строго-настрого запрещал это. Так что можно сказать, я даже пострадал за иконы, распространяя их людям! – криво усмехнулся он. – Но речь о другом. Вот к примеру, вор-карманник… Ну что вы на меня так смотрите? Нет, лично я этим никогда не занимался, просто был у меня один знакомый из них. И он мне как-то сказал, что если случайно встретится глазами с намеченной жертвой, то никогда не полезет к ней в карман. Не сможет! Так и тут… Если я начну молиться иконам…

– Перед иконами, – машинально поправил я и пояснил: – Молятся не иконам, то есть краскам и доске, а первообразу – тому, кто на них изображен!

– Да какая мне разница? – отмахнулся антиквар. – Здесь суть важна. Ну как я смогу потом продавать их? А больше я ничего не умею! Да и не хочу…

Дальше говорить что-то было бесполезно. Пока человек, имеющий такую железную логику, не придет, по милости Божией, к вере сам, может быть, путем новых скорбей, он, даже слушая, ничего не услышит!..

Уходил я из лавки антиквара с тягостным чувством. Но чем ближе подходил к своему временному жилищу, тем больше оно рассеивалось. Ведь меня ожидала недочитанная книга о старце Варнаве!

Глава 18. Старец-утешитель

Наставления духовным чадам

1

Желаю вам от Господа паче и прежде всего душевного спасения. Известился я, что многие скорби обдержат вас, а паче от зависти людей недобрых. Душевно состражду вам и прошу Всевышнего, дабы наделил вас благодушным с кротостию терпением. Помните и веруйте, что все бываемое – от Господа бывает и влас главы нашея не погибнет без Его святой воли. Сей тернистый путь скорбей и терпения есть путь всех избранных Божиих. Сказано: образ приимите злострадания и долготерпения пророков и всех святых (см. Иак. 5, 10). Да, вот и святые Божии, коих весь мир недостоин, и те подверглись скорбям, и скорбям таким, о которых мы, грешные, и помыслить не можем: вспомните Иова, плачущего на гноище, Предтечу, алчущего в пустыне, Петра, распятого на кресте, Саму Преблагословенную Матерь Спаса нашего, стоящую у Креста Своего Божественного Сына. Нам ли сетовать и роптать на наши сравнительно с теми ничтожные скорби?

Но все же Богу возможно без этих тяжелых страданий спасти нас? Да, Богу все возможно, но Бог творит, что нам полезно, – этого требует закон Его любви и правды. Нет человека без греха: мы все рождаемся во грехах, во грехах живем, во всех есть семена злобы. Скорби, посылаемые нам от Бога, хотя и горькое, но верное лекарство, которое исцеляет наши греховные немощи, останавливает в нас действие злых наклонностей.

2

Подумайте: Сам Христос молился, и как молился? До кровавого пота, и явися же Ему Ангел с небесе, укрепляя Его перед предстоящим подвигом (Лк. 22, 43). Вот образ, которому мы должны следовать – и милость и помощь небесные всегда будут с нами и всегда поддержат, помогут, укрепят. Просите, – говорит Господь, – и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам (Мф. 7,7). Вот как сильна молитва! Но какая? Молитва, достойная Господа Бога и должным образом Ему возносимая. Молиться должно разумно и со вниманием, смиренно и с усердием, непрестанно и с упованием.

Самое первое, о чем мы должны молиться, это: Господи, научи ны молитися (Лк. 11, 1). Молитвы наши только тогда бывают приятны Господу и благоплодны для нас, когда мы просим действительно нужного и полезного душе нашей, а этого нужного и полезного мы часто не знаем, потому-то и следует прежде всего просить Господа: Научи ны молитися. Спаситель, научая нас молитве, говорит: Егда молишися, вниди в клеть твою и, затворив двери твоя, помолися Отцу Твоему (Мф. 6, 6). Клеть есть сердце наше; если хотим достойно молиться, мы должны изгнать из него все внешние посторонние попечения и все чувства свои устремить горех ко Господу. Слова, произносимые только языком, а не сердцем и душою, не достигают до слуха Божия. Господь внимает не устам нашим, а сердцу сокрушенному и смиренному. Иногда одно только воздыхание, от души и чистого сердца вознесенное, приятнее Господу продолжительного чтения молитв, где только язык один говорит, а сердце холодно и немо.

3

Можно молиться и разговаривая с другими, только бы разговоры были не праздные: имя Божие, с благоговением произносимое, – та же молитва. Скорбь ли какая придет, не ропщите, не жалуйтесь. Пади пред Господом и со слезами помолись, скажи: «Господи, я достойно стражду». Не говорите и не думайте, что в смущении не можете молиться, а лучше скажите сами себе: «Мне велено молиться, хоть и не хочется», – и молитесь. Чрез это успокоитесь и утешитесь.

4

Вот смотри, что надлежит делать христианину, желающему спасения: молиться и трудиться в подвигах добродетели. Без молитвы не может быть и истинно добрых дел. Без Мене, – говорит Спаситель, – не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Потому и дается совет непрестанно молиться. И наоборот, без добродетели и молитва ничто: как станешь молиться, когда душа обременена невоздержанием, или возмущена гневом, или в злобе на кого, или развлечена посторонними заботами и находишься в рассеянности? Потому, если хочешь достойно служить Господу и благоугождать Ему, молись и трудись непрестанно, в труде и молитве проводи всю твою жизнь.

5

Смиренным можно назвать того, кто питает в себе всецелую преданность воле Божией, кто всякий успех свой приписывает благодати Божией, а не своим способностям или заслугам; кто ни в чем не доверяет своему разумению, но во всем последует повелениям настоятельницы или рассуждениям отца своего духовного; кто не только сам не оскорбляет никого, но с радостью переносит оскорбления, причиняемые ему другими; кто с благодарностью довольствуется малым и скудным, считая себя даже и того недостойным; кто истинно считает себя низшим всех и ни в чем не поставляет себя выше других; кто обуздывает язык, не скор на слова и не сварлив в беседе; кто не любит празднословия и многословия. В сем и по сему подобном обнаруживается истинное смирение. Успевший в сем востекает на высоту любви, посредством которой не с нуждою и трудом, а с ревностью и душевным расположением проходит подвиги христианских добродетелей.

6

Судить ближних не имеем власти, да и судить-то правильно весьма часто не можем. «Один брат, – рассказывает батюшка сестрам, – живя в монастыре много лет, был невнимателен к обязанностям монашества: то к обедне опоздает, то утреню проспит… Все почитали его нерадивым. При кончине же его все с удивлением заметили какую-то необыкновенную радость, светившуюся на его лице, и спросили его:

– Что ты так весел? Разве тебе не страшно умирать? Ведь ты всегда жил в небрежении.

– Нет, не страшно, – отвечал он. – Со времени вступления моего в монастырь я никого не осуждал и ни на кого злобы не имел. Жил я все время с полной верой в слова Спасителя: Не осуждай – и не будешь осужден, прощай – и будешь прощен. Теперь же я видел Ангелов Божиих, разорвавших рукописание грехов моих. Поэтому я радостно отхожу в вечность.

Из этого видно, – поясняет старец, – что не должно спешить с обвинением и тех, кто, повидимому, действительно виноват, потому что всегда можно осудить невинного. И действительно, не можем мы быть судьями ближнего, так как видим его только согрешающим, а не видим кающимся».

7

Каждые утро и вечер, сестры, поверяйте свою совесть, уделяйте на это благое дело хотя бы по десять или пятнадцать минут ежедневно, и вы со временем получите от этого большую пользу. Вставши утром, благодарите Господа за прошедшую ночь и просите, чтобы Господь помог и день провести безгрешно.

8

В своем рапорте епископу Нижегородскому и Арзамасскому Модесту настоятельница монастыря игумения Митрофания свидетельствовала о благотворительной деятельности старца Варнавы для Иверского Выксунского монастыря:

«С самого основания Выксунской общины, в настоящее время уже больше года существующей под именем Выксунского Иверского общежительного монастыря, Гефсиманского скита Московской губернии иеромонах Варнава благодетельствует вверенной мне обители, именно:

1) устроена при его содействии каменная кругом всего монастыря высокая ограда, стоящая около 40 тысяч;

2) монастырская колокольня со всеми колоколами, из которых большой колокол 550 пудов, стоящая не менее 50 тысяч;

3) каменная соборная церковь с престолом в честь Иверской иконы Божией Матери с двумя приделами, с полным иконостасом в пять рядов, вызолоченным, уставленным новыми иконами, и со стенной живописью по всему храму, стоящая до 200 тысяч;

4) другая каменная церковь, двухалтарная, с пристроенными к ней больничными помещениями наверху, а внизу с богадельней, стоящая около 100 тысяч рублей;

5) каменный трапезный корпус двухалтарный, стоящий не менее 50 тысяч;

6) еще 16 деревянных корпусов новых, назначенных для живущих в обители, стоящих около 50 тысяч;

7) кроме того, имеются два новых деревянных амбара для хранения хозяйственных принадлежностей и три каменных погреба. Эта постройка стоит не менее 8 тысяч.

Принимая во внимание эти столь ценные постройки[15]15
  Вышеперечисленные суммы по тем временам были просто астрономическими даже для весьма состоятельных людей. Все они проходили через старца Варнаву, и ни одна копейка не пристала к его рукам.


[Закрыть], совершившиеся при живом непосредственном участии честного отца Варнавы, возбудившего к великим пожертвованиям высоких благотворителей обители, от которых постоянно и доселе получается содержание, осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Преосвященством о испрошении несравненному благодетелю Выксунской Иверской обители золотого наперсного креста».

Глава 19. Терновый куст

Наутро, когда я благословился перед иконами у Господа на выход из дома, взгляд невольно задержался на приобретенной вчера литографии.

До чего же большой и красивой была Иверская Выксунская обитель, и каких великих трудов стоило старцу Варнаве возвести ее с самого нуля! А ведь в списке игумении Митрофании не был еще упомянут величественный собор в честь Живоначальной Троицы, который вмещал до четырех тысяч человек, имел громадные хоры, где могли помещаться все сестры обители, – более пятисот человек. Его закладка совершилась несколько лет спустя, уже при игумении Павле, 17 августа 1897 года, и происходила в присутствии отца Варнавы и прибывших с ним многочисленных гостей, среди которых был и Владимир Карлович Саблер. На литографии этот собор высился справа от очень высокой колокольни. Решив сегодня же непременно посмотреть на этот монастырь, я для начала отправился в фотоателье.

Вспоминая по дороге письма и духовные поучения старца Варнавы, я невольно поражался тому, что бывший крепостной, получивший самое доступное для своего положения образование, написал их столь прекрасным слогом и с такой глубиной мысли, которую он облек в слово, которому позавидовал бы любой писатель и богослов. Вот она, сила Божией благодати, особенно к таким подвижникам благочестия!

Ателье было открыто, но Анны Степановны на своем рабочем месте не оказалось.

– Она так и не пришла вчера с обеденного перерыва, – сообщила молодая женщина-фотограф и печально вздохнула: – Кажется, совсем слегла…

– Так за чем же дело? – отдав деньги и принимая пакет с выполненным заказом, спросил я. – Отпечатайте для нее еще одну фотокарточку!

– Зачем? – не поняла молодая женщина.

– Пусть приложит ее с молитвой к больному месту!

– Да у нее все тело болит!

– Значит, к больным местам!

– И вы полагаете – поможет?

– В той книге, с которой вы делали фотокарточку, – объяснил я, – описаны поразительные случаи, когда даже безнадежно больные люди или те, кому предстояла операция, так делали, и по молитвам старца и операции оказывались не нужны, и сами они исцелялись!

– Ой! – обрадовалась фотограф. – Обязательно сделаю, сегодня, да нет, прямо сейчас, а потом закрою ателье и отнесу. Ведь говорят, она совсем плоха… А можно, – слегка замялась она, – я еще одну сделаю? У меня сынок болеет, и врачи уже год ничем не могут помочь.

– Конечно! И для других больных сделайте! – беря на себя такую смелость, ответил я. – Ведь старца Варнаву знала вся Россия, он помогал всем страждущим! Неужели и теперь не поможет? Тем более, что есть немало свидетельств его чудесной помощи уже нашим современникам!

Из фотоателье я отправился на автовокзал, где можно было заранее купить билет на отходящий из Навашино поезд в Москву. И тут меня ждал неприятный сюрприз: по причине то ли зимних праздников, то ли каникул все плацкартные билеты были раскуплены. Словно для меня оставалось лишь одно купейное место. И я взял билет, но только в один конец. На обратный денег уже не осталось…

Пришлось идти домой и звонить своей «палочке-выручалочке». К счастью, Валентина оказалась на своем рабочем месте.

– Конечно, приезжай! – узнав о моих затруднениях, сразу сказала она и, помолчав, уточнила: – Я что-нибудь обязательно придумаю.

Из этого ответа стало ясно, что Валентина, мой первый редактор и вообще человек, который помог мне преодолеть оказавшийся для меня крайне сложным барьер между журналистикой и писательским трудом, пристроившая написанный исторический роман в издательство, сама находится в стесненном финансовом положении. Но по опыту я знал: если она обещала, то сделает!

Теперь можно было и в монастырь. Не хотелось идти в совсем недавно, как мне сказал отец Геннадий-младший, образованную общину с пустыми руками. Я огляделся в поисках того, что можно было бы взять. Кроме нескольких пачек дорогой, хорошей писчей бумаги, которую я всегда старался иметь с запасом, ничего не было. Бумага – вещь нужная: для церковных записок, рапортов церковному начальству, бухгалтерских отчетов… И, взяв одну пачку, я отправился в путь.

Монастырь находился всего в нескольких городских кварталах от дома, где я временно проживал. Когда-то повсюду тут был лес, рядом с которым располагалось большое село. Хотя здешнее предание, как было сказано в книге, говорило, что на том месте, где позднее была построена обитель, в ночное время многократно видели горящие свечи и слышали таинственные звуки колокольного звона. Местность называлась в народе «святой».

Когда здесь еще не было монастыря, одна благочестивая женщина шла ранним утром в Выксунский храм. Вероятно, был какой-нибудь праздничный день. «Когда я проходила мимо места, где ныне находится обитель, – рассказывала женщина, – предо мною вдруг предстала величественная и благоговейная Женщина в черном одеянии и кротко спросила:

– Куда ты идешь?

– Иду, – ответила я, – к утрене в Выксу.

Таинственная Женщина сказала:

– Зачем туда? Пойдем в монастырь.

Не успев спросить, в какой монастырь мне нужно идти, и случайно взглянув на правую сторону, я увидела там чудную обитель и молча последовала за Незнакомкой. Мы прошли монастырскую ограду. Потом Она меня ввела в прекрасный храм и оттуда повела в пещеры этого же храма, где я всему видимому очень удивлялась. Выйдя из храма, я услышала звон на Выксе к утрене, и в это мгновение монастырь, а с ним и чудная Незнакомка мгновенно от меня скрылись».

Исполнив заветы своих наставников в отношении старчества, отец Варнава, конечно, не мог оставить без выполнения и другой завет своего любимого старца Григория – об устройстве женской обители. Мысль об основании обители при селе Выксе явилась у отца Варнавы, в то время еще послушника Василия, вследствие его знакомства с выксунским уроженцем Димитрием Пивоваровым[16]16
  Скончался 5 апреля 1868 года, погребен в Иверском Выксунском женском монастыре.


[Закрыть], который впоследствии многое сделал для новоустроявшейся обители.

Увлеченный старообрядцами-беспоповцами, Димитрий семнадцать лет не был в храме Божием. Но в нем пробудилась совесть. Душа стала искать облегчения. Пивоваров отправился в обитель преподобного Сергия. Отсюда он зашел в скит, заглянул вместе с другими к послушнику Василию и более трех часов провел в беседе с ним. Эта беседа переродила Пивоварова. Он вышел от старца-послушника весь в слезах и долго в раздумье бродил по скитскому лесу.

Пивоваров хотел было прямо из скита отправиться в какую-либо обитель, но послушник Василий не одобрил этого намерения, и он вернулся домой. Но каково было его возвращение! Он явился к своим в разноцветом кафтане, в высоком колпаке и длинных желтых сапогах, с посохом в руке, к рукоятке которого был прикреплен голубок. Поселившись затем на старом давно оставленном кладбище в четырех верстах от села, Димитрий, прикрываясь юродством, начал обличать людские пороки и заблуждения старообрядцев. Благочестивые христиане видели в Димитрии Божия человека.

Юродивый, ничего не делавший без совета с послушником Василием, однажды посоветовался с ним через своих почитателей и будущих благотворителей, в числе которых были жители села Выкса Е. В. Кокин и А. Я. Бордачев, у которых и возникла мысль устроить в Выксе обитель. Послушник Василий, узнав об их благочестивом желании и припомнив завет своего наставника схимонаха Григория, с радостью одобрил благое намерение Димитрия и его односельчан и выразил при этом желание, чтобы в Выксе была основана женская обитель.

Так совершилось духовное возрождение Димитрия Пивоварова и было положено начало прекрасно устроенной впоследствии Иверской обители, где нашла себе приют не одна сотня инокинь.

Сам старец Варнава впервые приехал в Выксу, будучи еще послушником Василием, в 1863 году. До этого он всесторонне обдумал свое намерение основать здесь обитель, горячо молился Богу, прося у Него помощи, советовался с опытными в деле устроения монастырской жизни старцами.

Избрав местность в лесу, на расстоянии одной версты от Выксы, послушник Василий обратился с молитвой к Богу и сотворил поклоны на четыре стороны. Затем он благословил избранное им место для постройки богадельни. На месте будущей обители старец ископал на земле крест, а на месте святого алтаря будущей церкви водрузил ветвь дерева.

Так как плата за постройку богадельни, внутреннюю отделку, снабжение ее всем нужным лежала на попечении послушника Василия, а средств у него никаких не было, то он горячо молился Богу о ниспослании ему помощи. Послушник Василий призывал на помощь и добрых людей из многочисленных своих знакомых, прося и убеждая их содействовать посильными пожертвованиями строящемуся благотворительному заведению. И Бог внял молитвам верного раба Своего. Первые благотворители пожертвовали лес на постройку двухэтажного корпуса богадельни и железо на крышу [17]17
  Скончался 5 апреля 1868 года, погребен в Иверском Выксунском женском монастыре.


[Закрыть].

Правда, близость к будущей обители многолюдного торгово-промышленного села Выкса в первое время сильно смущала послушника Василия. Не раз заставляла его подумать о подыскании для монастыря другого, более уединенного места и мысль о том, что, может быть, и Богу неблагоугодно устроить обитель на сем избранном им месте. Но вот что положило конец его сомнениям. Сам старец рассказывал об этом так:

«Вышел я однажды в одно из первых моих посещений богадельни, первоначального убежища сестер, поздно вечером на крыльцо богадельного дома. Было совершенно темно, а небо, покрытое тучами, казалось мрачным. И каким убогим, заброшенным показался мне тогда богадельный дом в лесной глуши! В глубокой скорби о беспомощных отшельницах-сестрах невольно поднял я глаза к небу, мысленно возлагая все упование на милосердие Отца всех сирот и вдовиц. Вдруг над самым зданием богадельни небесный свод, дотоле совсем темный, прорезала яркая и обширная светлая полоса, тихо переливавшаяся радужными цветами. Явление это длилось почти четверть часа. Понял я тут, что благоволит Господь освятить и прославить место сие. Как яркий свет среди полного мрака, должна воссиять обитель на месте сем, как светильник для окрестного люда. После сего благодатного утешения исчезло во мне всякое сомнение и тяжелые думы сменились радостью о благословении Божием к возникающей обители невест Христовых».

25 мая 1865 года прибыла в только что возникшую обитель святая икона Небесной Начальницы и покровительницы обители, присланная послушником Василием. В честь этой иконы Божией Матери, именуемой Иверская, и новоустроявшаяся обитель была названа Иверской.

Отец Варнава как истинный отец своего детища заботился о юной обители и не раз посещал ее, чтобы на месте видеть ее нужды и снабдить всем потребным для жизни и возрастания в благочестии. Под мудрым духовным водительством старца происходило постепенное преобразование богадельни в общину, а затем и в монастырь, который, несмотря на свое расположение в глухой и отдаленной местности, быстро возрастал, процветал и расширялся.

…Но вот наконец многоэтажные современные дома закончились, и показалась разрушенная обитель… Господи, прости нас! От того, что было изображено на литографии, практически ничего не осталось. Лишь несколько приземистых строений да обломанная часть колокольни… Я долго стоял здесь, веря и не веря своим глазам…

У самих людей рука не поднялась бы рушить такую красоту и уничтожать такое благолепие. Но враг рода человеческого, воспользовавшись темными сторонами их душ, сделал все это.

Скользнула мысль: для чего старец Варнава, прозорливо предвидя будущие гонения на веру и такую разруху, тем не менее создавал здесь все это? А все было просто: он жил во славу Божию и, несмотря ни на что, трудился для Господа, Который давал еще людям время и все возможности, чтобы укрепиться в вере, одуматься, вразумиться!

Увы, не одумались. Не вразумились. Вера проверялась в страшные богоборческие годы – на излом. Одни люди, словно обезумев, рушили, взрывали храмы, жгли иконы. Другие, рыдая, умоляли их не делать этого. А третьи… О третьих поведал мне как-то тихо подошедший и ставший рядом со мной молодой мужчина с бородкой. Выглядел он как паломник, но оказался местным жителем. Звали его Илья.

– Колокольня была высотой с 22-этажный дом, – сообщил он. – Когда ее взорвали, с нее упали 18 колоколов общим весом больше 32 тонн. Грохот стоял такой, словно пришел конец света! А еще вместе с колокольней упали и часы со звоном. Они каждую четверть часа играли мелодию «Кто тя может избежать, смертный час?». Говорят, – добавил Илья, – человек, которому поручили взорвать колокольню, был верующим и не хотел этого. Он заложил такой слабый заряд, что колокольня выстояла, только купол слегка просел. Тогда богоборцы взорвали ее уже по-настоящему. Рвануло так, что эвакуировали людей из всех домов, что стояли рядом. А вот сестры-схимницы, отказавшиеся покинуть родную обитель, так и были погребены заживо под рухнувшей верхней частью колокольни. Только немного от нее и осталось…

Вот как поступили третьи – до конца оставались верными Христу и не отступали от Него даже перед лицом смертельной опасности.

После этого Илья провел меня к Троицкому собору.

– Его взрывали в тот же год, что и колокольню, – сказал он. – Да только даже таким мастерам это оказалось не по силам. Ведь тут все делалось на века! Старые люди говорят, что одну известь только гасили в ямах больше десяти лет! Не стены – монолит! Поэтому самое большое, что удалось сделать взрывникам, это лишить собор крыши! А остальное хоть и полуразрушено, но до сих пор стоит. Только как теперь все это восстановить?..

Хорошо известным Илье путем мы забрались в собор, над которым было открытое небо. Больше всего меня почему-то поразило то, что в самом его центре рос огромный терновый куст… Никогда я не видел таких больших колючек! Отломав одну из них, я взял ее с собой, положив в нагрудный карман пальто. Чтобы самому помнить и не забывать о том, что, греша и не каясь, мы разрушаем храм своей собственной души…

Кое-где в полуразрушенном соборе сохранились напольные плитки. Я поднял одну из них и увидел, что она была не так уж простая, на ней стояло клеймо – мастера или завода-изготовителя. С другой стороны, что тут удивительного? Конечно, батюшкой выбиралось для обители все самое лучшее и качественное.

Я хотел сказать об этом Илье, но тот, взобравшись на глазницу-окно, уже призывал меня:

– Настоятель, отец Александр приехал!

Батюшка встретил меня приветливо, с какой-то особенной улыбкой принял в дар пачку бумаги и сказал, что службы у них проводятся в одном из уцелевших помещений. Но это пока. Слава Богу, старец Варнава продолжает помогать, и чувствуется, хотя трудно поверить в это, что вся сегодняшняя разруха – временная.

– И в чем же вам помогает старец? – заинтересовался я.

– Да всего и не перечесть! – ответил отец Александр. – Для краткого примера скажу только одно – хотя бы вот этой бумагой!

– То есть? – не понял я.

И услышал в ответ:

– На днях у нас как раз закончилась бумага. Нужна была, конечно, но ехать специально покупать ее некогда, да и денег особо нет, даже на дешевую – приход совсем маленький, доходы сами понимаете какие… И вот вы тут как тут, да еще с целой пачкой такой прекрасной бумаги!

Что я мог на это сказать?

Тщеславная мысль, что и мне удалось послужить такой, можно прямо сказать, чудесной помощи старца Варнавы, незамедлительно поднялась и начала расти в моей душе. Но, к счастью, меня вовремя больно кольнул в грудь острый шип от тернового куста – и от греховной мысли сразу даже следов не осталось!