Текст книги "Сын утешения"

Глава 20. Батюшкина улыбка

В своем скромном московском офисе-редакции, заставленном образцами книг и пачками знакомо пахнувших типографской краской газет, которые помогали честной информацией и полезными советами людям[18]18
  Например, рубрикой «Новая жизнь старых вещей» и другими, с доступными советами, статьями на медицинские и житейские темы.


[Закрыть] в те нелегкие времена, Валентина протянула мне целую пачку денег.

– Ого! – не поверил я своим глазам. – Неужто наконец-то разбогатела?

– Скорее, ты! – ответила Валентина.

– Тогда откуда?!

– Издательство расщедрилось!

«Да, – подумалось мне, – для себя она и пальцем не пошевелит. Но для других и уговорит, и устыдит, и смягчит самые черствые сердца. Это же надо – заставить издательство выплатить мне то, что оно уже наверняка считало своим!» Я предложил поделиться деньгами, но Валентина, как и следовало ожидать, наотрез отказалась. И уехала развозить с помощником-водителем только что вышедший газетный тираж.

А мой путь был в Сергиев Посад.

На знакомой уже площадке перед Лаврой я приостановился и, приводя свою одежду и, главное, мысли в порядок, вдруг подумал: а ведь в 1851 году здесь стоял со своей матерью Дарьей двадцатилетний Василий, впервые приехавший сюда помолиться! И от этого даже на таком морозе стало как-то теплее.

Архимандрита Георгия в тот день в Лавре не оказалось. Я передал для него литографию и узнал, что он должен быть завтра. Старец Кирилл был на церковной службе, а перед домиком старца Наума, зябко дуя в ладони, стояли всего два человека, объяснивших, что сегодня батюшка принимает у себя только монашествующих, и они ждут его выхода, чтобы лишь благословиться у него. Ведь одно только благословение у старца может изменить всю жизнь, направив ее к вечному спасению!

Зато в скиту было много паломников. Занятый с ними, послушник С. с необычайной радостью принял фотокарточки, долго благодарил и посоветовал мне съездить в этот раз на Северное кладбище Сергиева Посада, где была последняя могила старца Варнавы.

– Вы без труда найдете ее, – сказал он. – Там рядом два белых креста: один на могиле батюшки с его овальной фотографией и второй – его келейника иеромонаха Порфирия.

Послушник С. так подробно все объяснил, что, казалось, не будет никаких затруднений, но… Несмотря на все свои старания, я никак не мог найти двух белых крестов! Мне пришлось обойти вокруг, вдоль и поперек все большое заснеженное кладбище, невольно читая надписи на всех других крестах и молясь об усопших. И только когда надежда отыскать могилы старца и его верного келейника уже почти угасла, я вдруг наконец увидел два белых креста.

Батюшка, с белой-белой бородой и большим крестом на груди, прищурив глаза, улыбался с керамической фотографии. Да… Как и при жизни, он в первую очередь побеспокоился о других, чтобы я о них помолился, а уж потом о себе!

В город я вернулся уже синим вечером под начавшимся снегопадом и решил заночевать в многоэтажной гостинице, чтобы назавтра встретиться с архимандритом Георгием и, если повезет, со старцем Наумом. С одноместными номерами затруднений не было. Обосновавшись в одном из них, я решил окропить его святой водой. Мало ли что тут могло побывать, оставив свои невидимые следы! Маленький пузырек из-под сердечных лекарств с крещенской водой всегда был при мне. Наполнив стакан из-под крана, я добавил в него несколько капель святой воды, сотворил положенную молитву и начал было кропить стены и кровать, как вдруг…

Стакан вдруг выскользнул из моей руки и, вопреки закону всемирного тяготения и всякой земной логике, взмыл вверх, в воздух, да так высоко, что мне удалось даже поймать его. Правда, часть освященной воды пролилась на пол, но зато освятила и его! Вот так вражья сила пыталась помешать тому, кто захотел с Божьей помощью уничтожить расставленные ею по всему номеру сети…

Благодаря такой предусмотрительности ночь прошла спокойно, никто нигде не шумел, не беспокоил, даже музыки из ресторана почти не было слышно. И наутро я уже стоял перед архимандритом Георгием (Тертышниковым), который сразу же расположил меня к себе. А наша общая любовь к старцу Варнаве вскоре почти породнила нас.

– Так вы из Выксы? И эта литография – из монастыря?! – радостно удивился он и с живейшим интересом принялся расспрашивать, как там и что там сейчас.

Я показал ему колючку от тернового куста… Мы помолчали.

Узнав, что во время службы военным журналистом я занимался не только писанием статей, но и макетированием газет, отец Георгий показал мне многочисленные фотографии и стал спрашивать совета, какие из них лучше выбрать и как расположить их потом в его книге. Вот она, сила смирения: архимандрит, преподаватель, богослов, духовный писатель спрашивал, как ему лучше поступить, у человека, который не был даже монастырским послушником!

От архимандрита Георгия я направился к старцу Науму. Удивительное дело: батюшка, совершенно один, сидел на стуле у входа в домик и словно ждал именно меня… Исповедовавшись, я поделился с ним некоторыми своими житейскими трудностями, которые уже, кажется, начинались в Выксе, рассказал про сердечные приступы, с которыми больше десяти лет ничего не могут поделать самые опытные в стране врачи.

Отец Наум посоветовал мне молиться преподобным Сергию и Герману Валаамским, а также благословил съездить на подворье Валаамского монастыря к отцу Анатолию (Берестову). «Откуда он мог знать, что я давно особо почитаю этих святых, потому что всенощная под их праздник служится в день моего рождения?» – никак не мог понять я до тех пор, пока не вспомнил, что это сказал мне не кто-нибудь, а старец!

Отец Анатолий (Берестов), тогда еще мало кому известный иеродиакон [19]19
  Благодарная людская память сохранила их фамилии. Это были жители села Выксы, уже упоминаемые нами, – Кокины и Бордачевы, а также Липковы.


[Закрыть], как оказалось, до принятия иночества и сана был доктором медицинских наук, профессором, педиатром, главным детским невропатологом города Москвы! В то время он все силы и время отдавал вновь создаваемому храму во имя преподобного Серафима Саровского при Институте трансплантологии и искусственных органов Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова.

Отец Анатолий дал мне несколько очень важных советов как врач и рассказал о будущем храме. Господь видимо благословлял это дело. Отец Анатолий показал мне водосвятный крест, который вдруг начинал благоухать сам по себе, особенно после прочтения акафиста преподобному Серафиму Саровскому. Это благоухание было очень сильным и не походило ни на один из земных ароматов. Еще отец Анатолий сказал, что по пути из метро к будущему храму на переходе через дорогу, когда бы он ни подходил к нему, всегда загорался или уже горел зеленый свет! Ну как тут не вспомнить святые слова, что тому, кто работает Господу, все споспешествует во благое! Особенно волновал сейчас батюшку вопрос, где найти такую аналойную икону, чтобы она стала храмовой.

– Икон преподобного Серафима Саровского, конечно же, очень много, – сказал он. – Но тут ведь случай особенный! И икона нужна соответствующая!

Однако встреча с отцом Анатолием состоялась полдня спустя, когда я уже оказался в Москве. А тогда, приехав в скит из Лавры, от архимандритов Георгия и Наума, я стоял перед послушником С., который в ответ на мой вопрос, а где же фотокарточки на прилавке с образками, только развел руками:

– Все почти сразу же разобрали! Ни одной не осталось…

«Ну что ж, – подумал я, – значит, закажу теперь в ателье в десять раз больше! К счастью, и деньги теперь для этого есть!»

После долгого разговора опять же о Выксе – в скиту ведь дорого было все, что связано со старцем Варнавой – послушник С. отвел меня в Иверскую часовню и оставил одного. Припав лицом к мраморной плите, я долго не мог подняться на ноги и вдруг в каком-то непонятном для себя порыве взмолился:

– Батюшка Варнава! Прости… Прости, если прошу неположенного, но если это только можно, будь моим небесным духовным отцом!

Земного духовного отца у меня тогда еще не было, так как я никак не мог найти его, но из Иверской часовни я выходил с твердой уверенностью, что уже не один, что духовник у меня – есть!

А потом вновь была обратная дорога в Выксу – в автобусе, на электричке, в поезде, вновь на автобусе… И на всем его протяжении меня не покидала мысль, что этот неблизкий путь старец Варнава по несколько раз в год, в молодые годы и уже в преклонном возрасте, даже будучи совсем больным, совершал не как я, в удобном транспорте, а в тряской повозке, вот в такой же мороз, которого я совершенно не ощущал в автобусном и особенно вагонном тепле…

Глава 21. День сюрпризов

В фотоателье меня встретили еще лучше, чем в первый раз. Фотограф, судя по включенному в зале свету, занималась с клиентом. Остальные, пришедшие фотографироваться люди, человек семь, не меньше, сидели на стульях, дожидаясь своей очереди. А Анна Степановна находилась на своем рабочем месте, и что-то по ее виду не было заметно, что это безнадежно больной человек. Увидев меня, она радостно заулыбалась, поздоровалась, словно со старым добрым знакомым, и, легко выйдя из-за стола, даже пошла мне навстречу.

– Надя, Надя! – позвала она. – Он пришел!

Фотограф выглянула на зов, тоже необычайно приветливо кивнула мне и ушла продолжать свою работу.

– Вот, – обрадованный всем этим, сказал я, – выполняю свое обещание! Заказываю еще тысячу фотокарточек!

– Сделаем! Сделаем! – охотно пообещала Анна Степановна и, видя, что я протягиваю ей деньги, решительно отвела в сторону мою руку: – Только совершенно бесплатно!

– Как это? – растерялся я, помня, какие сложные времена переживает сейчас фотоателье.

– А вот так! – тоном, не терпящим никаких возражений, ответила приемщица. – Как хотите, так и понимайте!

И по ее здоровому, точнее, выздоровевшему виду все стало ясно без слов.

Второй сюрприз ожидал меня в антикварной лавке. Прямо с порога я увидел на витринной полке храмовую икону, которую так искал отец Анатолий (Берестов). Аналойного размера, вся в золоте, прекрасной работы…

– Что, хороша? – перехватив мой взгляд, спросил антиквар.

– Нет слов! – только и смог вымолвить я и уточнил: – А она не от тех подозрительных парней?

– Нет! С этой иконой не может быть никаких сложностей. Ее принесла местная женщина и даже свой адрес на всякий случай оставила… Честно скажу, я давно уже такой красоты не видел!

Но оказалось, что это было еще не все…

Антиквар снял с полки икону, перевернул ее оборотной стороной и, торжествуя, показал клеймо, где было написано, что эта икона написана сестрами Дивеевского монастыря.

– А это вам как?

Я только молча развел руками.

Однако приятные сюрпризы на этом и завершились. Когда я сказал: «Покупаю!» – то сразу услышал в ответ:

– Увы! Это икона для Москвы. Я выставил ее только для того, чтобы люди видели, какие предметы нужно нести!

– Но зачем везти ее в Москву, когда я ее здесь возьму? – удивился я.

И тут антиквар сказал:

– Я бы с радостью уступил ее вам, да только, простите, у вас денег не хватит!

И, приблизившись ко мне, свистящим шепотом он назвал такую сумму, что я сразу понял: у меня действительно нет таких денег, даже если я предложу ему все оставшиеся у меня античные монеты! Да и где была гарантия, что он сразу же сможет продать их в Москве?..

С испорченным настроением я вернулся в квартиру, где меня ждал третий сюрприз. Только я переступил порог, как в дверь вежливо постучала Надежда Васильевна и, когда я открыл, загадочным тоном сказала:

– А у меня к вам – гостья!

– Кто? – удивился я.

– А заходите и сами увидите!

В полном недоумении вошел я вслед за ней в ее маленькую комнату и увидел пожилую женщину. Ее звали Александра[20]20
  Отчества ее я не помню, а может, она и не назвала его. Несколько лет спустя во время приступа эпилепсии она забилась под кровать, из-под которой сама уже не смогла выбраться. Царство тебе Небесное и вечная память, смиренная страдалица раба Божия Александра!


[Закрыть].

– А вы что-то сегодня невеселы, – посмотрев на меня, сказала Надежда Васильевна, и я объяснил, что видел в антикварной лавке икону преподобного Серафима Саровского, которая очень нужна, но ее невозможно приобрести из-за просто астрономической цены.

– Из монастыря, наверное, – сочувственно кивнув мне, предположила Надежда Васильевна.

– Да тут всё из монастыря! – подала голос Александра.

– И у многих жителей Выксы есть дома святыни из монастыря, просто далеко не все спешат относить их в антикварную лавку, – подтвердила Надежда Васильевна.

Александра согласно кивнула и протянула мне небольшую старинную Псалтирь:

– Вот, это вам. Она досталась мне от монахини нашей обители. Видно, что этой святой книгой очень дорожили и передавали от старших младшим.

Светло-коричневая Псалтирь с восьмиконечным крестом посередине и строго-красивым орнаментом по краям действительно была сильно зачитана: ее родной корешок еще в старину был так истерт, что вместо него сделали новый, из грубой кожи, прошив его очень толстыми нитями. Видно было, что обновляли – на века!

Мы поговорили о старце Варнаве, о преподобном Серафиме Саровском, которого, как и во всей России, в Выксе тоже очень чтили. Правда, я не сразу понял, какая связь могла быть между ними – ведь отцу Варнаве было всего два года, когда преселился из земной юдоли в Небесные обители великий старец Серафим…

И тут вспомнил то, что накануне прочитал в книге:

«Один духовный сын старца Варнавы – петербургский купец В. Н. Муравьев[21]21
  Василий Николаевич Муравьев – в то время один из крупнейших мехоторговцев России и щедрый благотворитель Иверского женского монастыря. Впоследствии принял монашество с именем Варнава, так же как и его духовный отец получив имя в честь святого апостола Варнавы. Затем был пострижен и в великую схиму с именем Серафим, в честь преподобного Серафима Саровского. Теперь он известен как великий старец преподобный Серафим Вырицкий.


[Закрыть] еще при жизни старца видел знаменательный сон, который потом и рассказывал отцу Варнаве. “Виделось мне, – говорил он, – будто иду я на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде. Во сне дорога мне показалась незнакомою и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумою за плечами, а в руках у него топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал:

– Пойдем, проведу тебя. Я туда же иду.

Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем отца Серафима и сам спросил его:

– Батюшка, вы будете отец Серафим?

– Да, я Серафим, – отвечал мне старец, и мы продолжали свой путь по лесу.

Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого срубленного пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня, так что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собой и затем стали что-то говорить. Но что говорили они, не мог я понять и проснулся”.

Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, весело заметил только:

– Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!

Поистине, будь они современниками, то имели бы о чем побеседовать между собой духом. В их жизни, и особенно в их личном нравственном подвиге, много общего, как это чувствовалось всеми духовными чадами почившего старца. Истинно, бескорыстно любили они людей и всей душой служили им при жизни своей. Так же истинны были любовь и почтение к ним и их современников».

Поблагодарив Александру, я вернулся к себе. Открыв Псалтирь, увидел, что она 1873 года издания. Евангелие, купленное у антиквара, было 1881 года. То есть это было то самое время, когда старец Варнава снабжал монастырь всем необходимым, и в келье у каждой насельницы обители были святое Евангелие и Псалтирь. Поэтому, возможно, эти самые книги, вручая их сестрам монастыря со словами духовного наставления, держал в руках сам старец!

Это радовало несказанно. Настроение омрачало только одно: что мне никак невозможно было приобрести храмовую икону в антикварной лавке. Но ведь что невозможно человеку, то возможно Богу. И я взмолился:

– Господи, помилуй! Пресвятая Богородица, спаси нас! Батюшка Варнава, преподобне отче Серафиме, если только есть на то воля Божия, помогите!..

Глава 22. Храмовая икона

Наутро заказанные фотографии были готовы, причем Анна Степановна принесла мне их прямо на дом!

Через два-три дня начались непредвиденные трудности с написанием книги. Вдруг ни с того ни с сего пропала легкость письма, с которой я когда-то писал исторический роман и повести. Каждое предложение стало даваться с большим трудом. Исчезла и свежесть мысли.

Я позвонил за советом Валентине, и она сказала, что, возможно, я просто недостаточно готов, чтобы писать эту книгу.

– Изучи материал и углубись в тему! – только и сказала она.

Прекрасно зная, что материала для написания вполне хватает и дело, скорее всего, в области духовного, я стал усердней молиться. Прошла еще пара дней. Теперь мне уже с трудом давалось каждое слово. А еще через неделю неожиданно позвонил антиквар, причем за час до открытия своей лавки. Голос его срывался.

– Как хорошо, что вы дома! – прокричал он в трубку, даже не извиняясь на этот раз, что звонит не по поводу покупателя книги. – Скорее, прошу вас, как можно скорее приходите ко мне!

– Что случилось? – не на шутку встревожился я.

И услышал:

– Да тут такое… Такое! На месте все объясню!

«Неужели в лавке произошел пожар и погибли священные книги, иконы, среди которых та самая, храмовая?! – подумалось мне. – Или золотая жила, на которую антиквар надеялся напасть, купив иконы, привезенные подозрительными парнями, действительно оказалась со ржавчиной? Может быть, началось следствие и я необходим как свидетель? Только этого мне еще не хватало!»

Но как я мог отказать в помощи находившемуся в таком состоянии человеку? Оставив на всякий случай дома все деньги, я взял только небольшую сумму и поспешил на зов, ожидая самого худшего… Но нет: лавка была в порядке, икона преподобного Серафима Саровского попрежнему стояла на полке. Только антиквар как-то испуганно, даже с каким-то ужасом взглянул на меня и сказал:

– Вот что. Немедленно забирайте эту икону!

– Но у меня же не хватит на нее денег! – растерялся я.

– Да при чем тут деньги? – простонал антиквар. – Давайте то, что у вас есть при себе, а нет ничего, так просто так берите!

И лишь после того, как, расплатившись, я принял из его подрагивавших пальцев икону, антиквар объяснил:

– Не знаю, во сне то было или наяву… Но вдруг сегодня ночью я услышал женский голос. Хотя и живу совершенно один, никого к себе не пускаю… Голос был очень красивый, но говорил с такой властью, что мне, человеку, прошедшему зону и не боящемуся уже вообще ничего, вдруг стало страшно! Этот голос сказал, нет – приказал: «Отдай икону святого Серафима, не торгуясь!» И я точно понял, что если не сделаю так, то мне будет очень плохо! Даже хуже, чем плохо! Не знаю даже, как я дождался рассвета и того часа, когда можно позвонить вам… И вот теперь как гора с плеч свалилась!

Сказать, что я был счастлив, – это не сказать ничего. Совершилось такое чудо! И икона для храма наконец-то у меня! Это было удивительно.

Вернувшись домой, я поставил ее в святом углу и тут же позвонил отцу Анатолию. Я описал икону, пообещал вскоре привезти ее, но никак не мог с ней расстаться! Я даже ходил с этой иконой по квартире в обнимку, молясь преподобному Серафиму и старцу Варнаве, благодаря и благодаря их. Шли дни. Давно пора было отвозить икону, да и фотокарточки в скит. Но я ничего не мог с собой поделать!

Что-то подобное я читал в книге о старце Варнаве. Но что? Я не помнил. Пришлось идти к отцу Геннадию-младшему и просить книгу – всего на несколько минут. Разумеется, они с матушкой не отказали. Я раскрыл книгу и почти сразу нашел то, что хотел найти:

«Исцеляя телесные недуги, отец Варнава врачевал и душевные болезни. Его преданнейший духовный сын Т. Т-в передает следующий случай из своей жизни, свидетельствующий о том, что отец Варнава помог ему побороть страсть сребролюбия. “Приехал как-то раз батюшка ко мне и убедительно просил дать ему некоторую сумму на нужды обители Иверской. А я, грешный, сам не знаю почему, вдруг не только отказался исполнить его просьбу, да еще и начал заверять, что у меня нет денег. Но батюшка несколько раз, и убедительно, просил дать ему хоть взаймы и обещал скоро возвратить. Я же стоял на своем, решительно говоря, что у меня нет свободных денег. И старец Божий оставил меня.

Но что же? Я всю ту ночь так мучился в душе, так совесть угрызала меня, уличая в обмане, что я едва-едва дождался рассвета и рано поутру помчался в Посад к батюшке, захватив с собою вдвое больше, чем просил батюшка. И, подъехав к пещерам, я прямо бегу к батюшке. А он уже на крылечке стоит и издали еще говорит мне, что давно уже дожидается меня! Со слезами раскаяния пал я тут ему в ноги и просил прощения в грехе своем. Родной батюшка простил, конечно, и успокоил меня, а принимая деньги, заметил только:

– Ведь я от великой нужды беспокоил тебя, сынок!..»

Такой рассказ мог растопить любое сердце. Но мое, видимо, было еще каменное… Конечно, совесть отозвалась, и я дал себе слово, что постараюсь отдать икону как можно быстрее. Но, поиграв с маленьким Георгием, который уже узнавал меня, вернулся домой и… снова не мог расстаться с иконой.

Еще через несколько дней, угрызаемой совестью, я позвонил отцу Анатолию, говорил с ним о чем-то – обо всем, кроме иконы, – и он вдруг сказал:

– А у меня тут неприятности вышли с одним человеком, так отец Наум, утешая, по этому поводу сказал фразу из псалма: «Всяк человек ложь».

Меня как током пронзило…

– Простите, батюшка! – только и смог сказать я.

– Да нет, это совершенно не вас касается! – тут же отозвался всегда говоривший только правду отец Анатолий, но я-то все понял.

Вспомнил, как старец Наум, крутя пуговицу на моем пальто, говорил то, что касалось именно моих проблем, совсем другому человеку…

Ноги почему-то сами повели меня в антикварную лавку. А там, на том самом месте, где до этого стояла чудесным образом приобретенная икона, была уже другая. Тоже преподобного Серафима Саровского, только не вызолоченная и на дереве, а написанная на выкрашенном черной краской холсте. Эта икона с первого взгляда вдруг так понравилась мне и пришлась мне по сердцу, что я понял: она вполне может заменить мне храмовую икону!

– Сколько… как дорого она стоит? – волнуясь, спросил я.

Антиквар лишь пренебрежительно махнул рукой.

– Это – рядовая вещь. Не то, что та…

И он назвал столь малую сумму, что я немедленно купил эту икону.

А уже на следующее утро был в Москве.

В храме во имя преподобного Серафима Саровского как раз шла служба. Видя меня с иконой в руках, люди расступались, крестились, кланялись… И отец Анатолий, как раз вышедший из алтаря, принимая икону из моих рук икону, дрогнувшим от волнения голосом сказал:

– Радуйтесь, братья и сестры! Сам преподобный Серафим пришел к нам!..