Текст книги "От Чернигова до Смоленска. Военная история юго-западного русского порубежья с древнейших времен до ХVII в."

В военно-политическом аспекте стародубские войны имели целью передел и уточнение границ сложившихся ранее княжеств. Если более ранние междоусобные войны на территории Брянского края были частью более крупных, общерусских конфликтов, в которых кроме местных владетелей были задействованы киевские, суздальские, смоленские, галицко-волынские князья, то в стародубские вмешивались, и то косвенно, благодаря родственным связям, только киевские. В широком смысле эти войны закончились ничем, на региональном же уровне их результатом стало политическое закрепление Стародуба за Черниговским княжеством, хотя на уровне общественного сознания, как местного, так и общерусского, он так и остался Стародубом Северским, а не Черниговским.

С военно-тактической точки зрения стародубские войны являются хорошей иллюстрацией мелких междоусобных, копией в миниатюре прежних общерусских войн. Данные события хорошо иллюстрируют тактику русских войск, а именно взятие крепости «изгоном». В противном случае применялось «обложение», но никогда или очень редко – штурм.

Но какова причина, таково и следствие. Русские крепости имели дерево-земляные укрепления, в отличие от западных, и в дальнейшем не выдержали удар монголо-китайских осадных машин. Каменные крепости были (да и то не везде) только в новгородско-псковских землях, и (по одной) – в Галицкой и Владимирской (на Клязьме). Но каменные детинцы Галича и Владимира монголы захватили «изгоном», до крепостей северо-запада они не дошли, а каменные крепости Изборска и Пскова в XIII веке выдержали штурм (и не один!) ливонских рыцарей.

Надо отметить, что и враги Руси – половцы – также не прибегали к штурму, и Русь встретила XIII век не готовой к монгольскому вторжению и в этом аспекте. Не готовы были и князья, которые ради клочка земли или ради амбиций, зависти приводили «диких» половцев на Русь. Летописцы многократно отмечали это и предостерегали князей, в том числе и в связи со стародубскими войнами под 1167 годом: «Се же уведавше Половци оже князи не в любви живут шедшее в порогы, начаша пакостити Гречником» (купцам, торгующим с Византией). Но князья не учли уроков и сохранили ту же практику по отношению не только к половцам, но и к монголо-татарам.

Одним из «призывов к единению русских князей перед нашествием монголов» считается Слово о полку Игореве, а поводом к его написанию (когда бы это ни произошло) – неудачный поход северских князей на половцев в 1185 году. Однако «призыв» этот имеет долгую предысторию. После сокрушительных «крестовых походов» (по терминологии Б. А. Рыбакова) в степи 1103–1120 годов и разрушения всех половецких городов – «зимников» кочевники долгое время решались приходить на Русь лишь по приглашению князей, для участия в их усобицах. На Брянщине после разорения Стародуба в 1078–1080 годах ханами Асадуком и Сауком половцы впервые появляются в новом качестве лишь в конце 1146 года, помогая своему «сроднику» Святославу Ольговичу, а в последний раз – в 1160 году, как наемники главного врага Святослава – Изяслава Давыдовича. «Лютой зимой» 1168 года два Ольговича, имевшие отношение к более ранним военным событиям в Брянском крае, – Олег Святославич Вщижский и Ярослав Всеволодич Стародубский, чьим владениям половцы отнюдь не угрожали, – на свой страх и риск совершили набег на половецкие вежи, взяв добычу («злато и сребро») и «полон» («жен и детей»).

Однако, почувствовав ослабление Руси, кочевники начинают сами «пакостить» на ее торговых путях (как на «Гречнике» во время первой стародубской войны 1167 года), а с 1155 года вновь нападать и на ее границы, но сначала только там, где жили «черные клобуки» (Поросье), которые вначале легко справлялись с этой опасностью. В итоге не столько сами набеги, сколько забота о безопасности торговли подвигли свыше десятка князей Южной Руси, включая находившихся в изгнании из Владимира братьев Андрея Боголюбского, организовать «превентивно-карательный» поход на половцев, помещенный в Ипатьевской летописи (март 1170 года). Другие, северные (Лаврентьевская и Радзивилловская) летописи об этом походе не упоминают.

Возможно, потому, что его организатором выступил соперник смоленских и суздальских князей Мстислав Изяславич Волынский, временно овладевший тогда Киевом. Кстати, и время его киевского правления эти летописи относят к 1167–1168, а не 1169–1170 годам. Однако события этого года (с марта 1168 (или 1170) по март 1169 (или 1171) года, произошедшие в первые новогодние месяцы по древнерусскому «светскому» календарю, настолько важны и символичны не только для древнерусской, но и всей русской истории (хотя напрямую и не связаны с Брянщиной), что мы не можем на них не остановиться с точки зрения «призыва к единению». Если начало этого года ознаменовалось военным триумфом Руси в результате единения князей, то конец – горькой междоусобицей, в результате которой «мать городов русских» Киев подвергся самому страшному (кроме Батыева нашествия) разорению в своей истории, причем от самих русских, и потерял даже формально значение столицы Руси. Последствия событий этого года сказались и на характере и исходе военных действий времен похода войска Игоря Святославича, включавшего и трубчевско-курских «воев», в степи. Нельзя не привести дословно речь Мстислава Изяславича, настолько программный характер она носит и исчерпывающе объясняет причины внешних наступательных войн с кочевниками.

«В лето 6678. Вложи Бог в сердце Мстиславу Изяславичу мысль благую о Русской земле, которой он хотел добра всем сердцем. И созва братию свою и нача думати с ними, говоря им так: „Пожальте о Русской земле и о своей отчине и дедине. Ибо несут [половцы] христиан на всяко лето [каждый год] в вежи свои, а с нами роту взимаюче [заключив договор] всегда переступаюче [нарушают]. Уже у нас и Греческий путь отнимают, и Соляной, и Залозный. А лепо нам было, братья, положившись на Божью помощь и на молитву святой Богородицы, и поискать отец своих и дед своих пути“». Решение о походе было принято киевским князем не единолично, а на очередном княжеском съезде, который, по сути, стал верховным органом управления Русью в критических ситуациях со времен Любечского «снема» 1097 года. А в качестве главных причин необходимости похода в степи (их не было с 1120 года) выдвигались экономические. Поход, закончившийся разгромом половцев в битве у «Черного леса» на реке Оскол, оказался «самоокупаемым» для князей и прибыльным для его участников. «Взяша полон множество якоже всим Русским воем наполнитеся до изобилия и колодниками, и чагами, и детьми их и челядью, и скотиной, и конями. Христиан же, освободив от плена, отпустили на свободу». Символичность этой победы подчеркивает то, что воины вернулись домой на Пасху, «на самое Воскресение» и «была людям двойная радость». Однако нашлись завистники и недоброжелатели, и главным среди них был великий владимирский князь Андрей Боголюбский – единственный среди значимых деятелей, не участвовавший в победоносном походе. «Совокупив» остальных недовольных повышением авторитета и влияния Мстислава (у которого даже новгородцы попросили для себя его сына) князей в количестве одиннадцати (их было почти столько же, сколько во время предшествующего похода на половцев), не считая Мстислава Андреевича, возглавившего и владимиро-суздальские полки, и все войско, Андрей Боголюбский обрушился на Киев. И несмотря на то что Мстислав уже бежал из города, войска суздальско-смоленско-черниговской коалиции 8 марта (в Лаврентьевской летописи – 1168, в Ипатьевской – 1171 года) впервые в истории штурмом взяли Киев и подвергли его небывалому разграблению и разрушению в течение двух (по северным летописям – трех) дней. Грабили и сжигали даже церкви и монастыри, захватывали «святыни», убивали жителей, а их жен и детей брали в полон. Такое на Руси было впервые, и южный летописец даже назвал захватчиков-христиан «погаными», приравняв их к язычникам. Северные же летописи избегают данного эпитета, не упоминают фактов убийств и «полонения» жителей, сожжения церквей, а только их «разграбления», обвиняя самих киевлян, и прежде всего «митрополичю неправду», в этих несчастьях. Даже сам штурм и последующий грабеж оправдывают тем, что Мстислав вовремя не покинул город, а «крепко бился» из него, и город был взят благодаря помощи «Бога и святой Богородицы», а также «отней и дедовой молитвы». Такое разночтение в описании военных событий противоборствующими сторонами в принципе является скорее нормой, чем исключением. Андрей Боголюбский стал править всей Русью из Владимира, а в Киев переходить не стал, ограничившись назначением туда своего брата, князя южного Переяславля Глеба Юрьевича. Север, на чьей стороне выступили и все чернигово-северские князья, владевшие брянскими землями, и Глеб Юрьевич Переяславский победил Юг (точнее, Юго-Запад), как уже было в 1155 году. А вот выиграла ли Русь?

Успех 1170 (или чуть более раннего) года закреплен не был и лишь растревожил половцев. По мнению крупнейшего исследователя военных аспектов отношений Руси с кочевниками В. В. Каргалова, в степях создается военно-политическое объединение во главе с ханом Кончаком. Почти ежегодно летопись упоминает о набегах половцев и ответных походах русских князей, проходивших с переменным успехом до 1195 года. Большую роль в этих сражениях, особенно на первом этапе – в начале 70-х годов, когда они происходили в основном на границах Киевского и Переяславского княжеств, играли берендеи и торки, возглавляемые братьями Андрея Боголюбского – Михалко и Всеволодом (будущим Большое Гнездо), изгнанниками из Владимирской земли. Помогали отбивать половцев на этих землях и чернигово-северские князья, в частности и будущий герой «Слова…» Игорь Святославич (1174). Были среди этих столкновений и неудачные для Руси – одно из них, когда половцы в 1177 году «взяша 6 городов Береньдичь», даже стоило тогдашнему киевскому князю Роману Ростиславичу Смоленскому трона, на который киевляне вместо него пригласили более опытного в отношениях с кочевниками Святослава Всеволодича Черниговского, который за организацию успешной борьбы с половцами, приведшей к окончательной победе над ними, стал главным положительным героем «Слова…». Однако в начале его правления половецкий натиск только усиливается, причем при координации Кончака он начинает вестись и с востока, с Дона, на чернигово-северские земли. Впрочем, князья северской их части имели особые, родственные отношения с Кончаком, предпочитая договариваться, а не воевать, и последний даже помогал Игорю Святославичу в междоусобной войне 1180 года на территории современной Беларуси, приведя на помощь родичу орду свою и хана Кобяка. Войны не мешали семейно-брачным отношениям и не носили «непримиримый» характер. Страдало население, а не князья.

После небольшой передышки на рубеже 70-80-х годов XII века взаимные нападения возобновились, причем основное наступление половцы вели с востока, на южную часть земель Ярослава Всеволодича Черниговского и Переяславское княжество. Знаменитый поход 1185 года, таким образом, попадает в череду непрерывных военных конфликтов 1183–1187 годов и, хотя и не был самым крупным, в летописях описан несравненно подробнее, чем остальные, даже более значительные. В частности, решающие сражения этого цикла войн произошли еще в 1183 году на Орели, во время ответного похода в степи, и при отражении набега Кончака в 1184 году, на реке Хорол, у восточных границ Переяславского княжества. К походу на Орель присоединилось тринадцать князей, включая двух «великих» – Рюрика Ростиславича и самого Святослава Киевского, прибыли полки даже из отдаленных Галича, Луцка, Пинска и Гродно, а вот «свои», чернигово-северские, Ольговичи – отказались, мотивируя защитой своих границ, на которые еще никто не нападал. В итоге сражения на Орели взято в полон свыше десятка вождей родов – кошей, возможно, и ханов орд (Осолук Барак и Изай Билюкович), названных поименно, среди которых был предводитель объединения приднепровских половцев – Кобяк Карлыевич. Это говорит о масштабах победы: по мнению крупнейшего специалиста по кочевникам Средневековья С. А. Плетневой, всего у половцев было примерно девять таких объединений, но только четыре из них находились у границ Руси и могли с ней воевать. Одно из них этой победой, символично одержанной в день Ивана Воина, было надолго обескровлено. Пленных обычно отпускали за выкуп (для того в плен и брали), но для Кобяка сделали исключение – его казнили в Киеве – либо для исключения его руководства другими набегами, либо это была месть Рюрика за то, что в 1180 году Кобяк поддержал Игоря Святославича в борьбе с ним. Воспользовавшись отвлечением сил половцев на общерусский поход, Игорь решил действовать силами только Новгород-Северского княжества, за рекой Мерль, где проходила восточная граница приднепровских половцев. Он надеялся, что воинов в кошах и аилах этой орды почти не будет из-за похода Святослава и Рюрика и можно будет беспрепятственно захватить ее вежи. С конными дружинами: своей; брата Всеволода Трубчевского; сына Владимира Путивльского; племянника Святослава Рыльского «за Мерлом» он неожиданно столкнулся с отрядом из четырехсот половцев, шедших на Русь. Отряд был разбит, но этим все и ограничилось.

В следующем году последовал ответный удар предводителя донского объединения хана Кончака по восточным границам Переяславского княжества. «Окаянный, безбожный и треклятый Кончак» подготовился основательно, планируя даже штурмовать русские города. Для этого в его войске находился «бесурменин» [мусульманин], специалист по «греческому» «живому огню», метать который он собирался посредством большого самострела, натянуть который могли лишь восемь человек. Кончак обошел переяславские крепости по Ворскле и Пселу с севера, через черниговскую территорию и вступил в переговоры с представителем Ярослава Всеволодича Черниговского, воеводой черниговских ковуев («своих половцев») Олстином Олешичем, надеясь, что черниговский князь и сейчас останется в стороне. Пока шли переговоры (вопреки советам Святослава), узнав от «гостей» о «стоянии на Хороле», киевские «дуумвиры» с князем Переяславским неожиданно, с тыла, ударили на лагерь Кончака, который сам чудом спасся. Разгром был сокрушительный, в плен попали даже мусульманский «инструктор» и «многое множество воев». Однако победа не была полной, ибо Кончак ушел от посланной за ним погони. Святослав решил не медлить и ударить на донские кочевья быстро и неожиданно, пока половцы не оправились от поражения. В новом походе он, разочаровавшись в брате Ярославе, предложил участвовать племяннику Игорю Святославичу Новгород-Северскому. Но тот не успел или не знал, куда вести дружину, а план Святослава заключался именно в быстроте. Только 1 марта, в день Нового 6693 [1185] года была одержана победа на Хороле, а уже 21 апреля посланный им отряд берендеев нанес неожиданный отвлекающий удар по кратчайшему пути, приковав именно к этому – переяславскому – направлению внимание хана. Но конечной целью Святослава были кочевья всех орд Кончака в верховьях Северского Донца. Попасть туда можно было как с запада, с переяславских земель, через Ворсклу и Мерль, так и с севера, через Курскую волость Новгород-Северского княжества и далее вниз по Осколу. Оттуда русские на половцев еще не нападали. Судя по дальнейшим действиям Святослава, он задумал именно этот вариант. Для организации похода с севера князь 21 апреля выехал в «землю вятичей», к Карачеву. Здесь он планировал, как пишет летопись, собрать «верхних земель воев», пеших, скорее всего, для похода на Дон «на все лето», на лодьях перевезти их по Снежети или Болве до Брянска, далее вниз по Десне и, исходя из стратегической логики, соединиться с конными дружинами северских князей в Трубчевске или самом Новгороде-Северском. Оттуда было легко через Курское Посемье и далее по Осколу ударить на Кончака большим войском и занять верхнедонецкие города – «зимники» (Шарукань, Сугров, Балин), как ранее делал Владимир Мономах. Для этого Святослав мог использовать и пленного «бесерменина» с «живым огнем». Возможны и иные пути для комбинированного войска (конная дружина и пешие «вои») из «земли вятичей» на соединение с северскими дружинами: пешим путем из Карачева на Севско, далее либо на Путивль, либо сразу на Курск; комбинированным маршрутом из «земли вятичей» вдоль Оки, затем Снови и Тускори также на Курск. Вплоть до самого Оскола все эти «трассы» проходили по таким землям, где бы они были скрыты от соглядатаев Кончака. Однако план сорвался из-за несогласованности действий: Игорь самостоятельно выступил в степи уже 23 апреля, когда Святослав еще только двинулся в «землю вятичей». Узнав об этом в Новгороде-Северском по дороге в Карачев и огорчившись, Святослав «на лодьях» возвращается в Чернигов, где и узнает о поражении северских князей от спасшегося участника битвы – Беловолода Просовича, скорее всего черниговского ковуя.

Что касается самого похода Игоря Святославича, то ему посвящено такое количество научных работ и литературных изданий разного жанра, включая фэнтези, что трудно сказать здесь что-то новое. Однако жанр данного издания – научно-популярный – предполагает, что не все читатели «обязаны» знать эти произведения, да и военно-региональные аспекты данного события. На них мы и обратим особое внимание.

Во-первых, состав участников, их руководство, силы и возможности сбора войск. С русской стороны – все четыре новгород-северских князя, из которых поучаствовать во многих боях, в том числе как против половцев, так и в союзе с ними, успели два старших Святославича – Игорь и Всеволод (рис. 22). Последний после 1164 года стал князем Трубчевским (собственно, для него этот престол и был создан), а после смерти старшего из трех Святославичей – Олега – в 1180 году и перемещения наследника новгородского престола – Игоря – из Курска в Новгород-Северский получает и Курск. Соединенные владения Всеволода заняли весь север Новгород-Северского княжества. Через них проходил один из выходов в степи и три варианта пути из Южной Руси в «землю вятичей» и далее – в Северо-Восточную Русь (четвертый, через Стародуб и Подесенье, контролировался Черниговом). Ключевым, стратегически важным, пунктом был Севск (Севско), через который можно было попасть и в «землю вятичей», и в Путивль, и в Курск. Таким образом, получив Курск, Всеволод автоматически становился наследником и главного престола, и вторым человеком в княжестве. Он располагал самым крупным «мобилизационным контингентом» и двумя конными дружинами – трубчевской и курской, а также особым видом войск – военными поселенцами, какими были «сведоми кмети – куряне» (по «Слову…»). Сын и племянник Игоря – Владимир и Святослав правили в небольших, хотя и «логистически» значимых волостях. Через Путивль вела прямая дорога из Новгорода-Северского в Переяславское княжество, от Рыльска открывалось две дороги в степи – через Посемье и Курск и более южная, шедшая между границ Новгород-Северского и Переяславского княжеств, по «степному коридору», через крепости в верховьях Псела прямо на Оскол. Младшие князья вряд ли располагали большими дружинами, тем более часть из них должна была быть оставлена в качестве гарнизонов этих городов, практически открытых со стороны степей. Пятый полк («стяг») войск Игоря составил отряд черниговской части «черных клобуков» – служилых половцев – ковуев во главе с уже упомянутым Олстином Олешичем (Олексичем). Его прислал Ярослав Всеволодич по личной просьбе Игоря, возможно, в качестве «компенсации» перед лицом киевских князей за свои переговоры с Кончаком на Хороле – недаром отряд возглавил тот же человек, что эти переговоры вел. Ковуи представляли собой хорошо подготовленную «среднюю» и легкую кавалерию, вооруженную как луком и стрелами, так и оружием ближнего боя, часть которой имела «брони» (кольчуги) и, вероятно, все – шлемы и легкие щиты. Однако ковуи, в отличие от берендеев и торков, не были столь «мотивированы» в борьбе с «дикими» сородичами, не столь тяжело вооружены, как, например, торки, и не так приспособлены к встречному бою, в котором «черные клобуки» обычно превосходили половцев. Ковуи составляли отдельный «полк» (несколько сот человек) из шести упомянутых летописью. Княжеские дружинники имели тяжелое вооружение, но при этом также луки и стрелы, но их не могло быть много – от силы несколько сот человек на такое небольшое княжество, как Новгород-Северское, причем распределенные по пяти полкам. Князей было четыре, но Всеволод Трубчевский мог привести два полка. В состав Курского могли входить конные «кмети», не дружинники, а, скорее всего, «средневооруженные» конные «стрельцы» (обязывали постоянные пограничные столкновения). Не были ни дружинниками, ни кавалеристами «черные люди», упомянутые во время второй, субботней битвы с половцами. Вообще участие ополченческой пехоты в походе, если последний имеет характер только грабительского рейда, необъяснимо. Но к этому мы еще вернемся. С учетом пеших «людей» общая численность войск Игоря возрастала до нескольких тысяч неравноценных бойцов.

Половецкое войско было более однородно, состояло из кочевой аристократии, имевшей более тяжелое оборонительное вооружение и более разнообразное, качественное и дорогое наступательное и рядовых скотоводов-кочевников, доспехов почти не имевших, но в остальном вооруженных одинаково с беками и даже ханами. Организационного разделения на тяжелую и легкую конницу не было, войско по родовому принципу подразделялось на орды и коши, члены которых сражались совместно. Преобладала «скифская» тактика – заманивания противника и обстрела его на расстоянии, ибо в прямом столкновении даже половецкие аристократы уступали не только русским дружинникам, но большинству «черных клобуков», особенно торкам и берендеям. На втором этапе сражения при впадении Каялы в Северский Донец в нем участвовало несколько (девять) орд, ханы или правящие роды которых названы поименно: Кончак, Кза (Коза), Гзак, Бурнович, Токсобич, Колобич, Етебич, Тертробич, Тарголове, Улашевичи, Бурчевичи. Численность орды, как и ее воинов, была разной – от нескольких сот до нескольких тысяч человек. Участвовали орды не только Донского, но Приднепровского объединения (Бурчевичи, например). Кончак успел за кратчайший срок собрать новое войско, привлечь союзников, готовясь, вероятно, к отражению русского похода на западные, переяславские границы своих кочевий. Он приходился сыном донскому хану Атраку (Отроку), который после взятия своих «городов» войсками Владимира Мономаха увел орды донских половцев на Кавказ и вернулся только после смерти последнего. С другой стороны, он имел опыт военного сотрудничества с Ольговичами, хорошо знал лично Игоря и тактику русских войск «изнутри». Кза был вторым по значению ханом в донском объединении, но обладал менее широким «кругозором»; род Бурчевичей правил самой сильной ордой в приднепровском объединении, пришедшей на помощь «донцам». В любом случае половцы имели подавляющее численное превосходство.

Ход военных действий. Важной его частью является поход и соединение войск. Из столицы княжества вышел только полк Игоря и ковуи Ольстина. Самый прямой путь на Оскол шел через Глухов, Рыльск и степной «коридор» к югу от Посемья на верховья Псела, где находились последние русские крепости, хорошо изученные археологически. Могли от Глухова свернуть и на Путивль, но это был некоторый крюк на юг. Далее весеннее-летний путь в любом случае мог идти только по водоразделу Сейма и Псела (по рекам ходили только зимой). Полки Святослава Ольговича Рыльского и Владимира Игоревича Путивльского присоединились по дороге. Перейдя Донец в самых верховьях, где начиналась Степь, соединенное войско вышло на Оскол. Расстояние от Новгорода-Северского до места предполагаемой остановки войска Игоря на Осколе, с учетом изгибов пути – чуть более 300 километров, до места переправы через Донец – примерно 260 километров. Средний дневной переход войск с обозами и пехотой равняется примерно 25 километрам в день, с учетом переправ через реки – чуть меньше. Марш должен был продлиться 12–14 дней и завершиться в начале мая (выход Игоря из столицы 23 апреля). Шли очень быстро, но на подходе к Донцу их застало солнечное затмение, которое в том году было 1 мая (по Новгородской летописи). Марш был явно форсированным, но на Осколе все равно пришлось отдохнуть два дня, до подхода полков Всеволода Трубчевского, шедшего другим путем. Его маршрут пролегал из Трубчевска на Севско, далее на верховья Свапы, притока Сейма, на Курск, далее к истокам Сейма и на верховья Оскола. Пока Игорь ждал брата, к нему вернулась «сторожа» (разведка), посланная на ловлю «языка», и сообщила, что видела половцев «ратных» и в доспехах, что для их повседневной жизни в степях было необычно. Судя по этому, эффект неожиданности был утерян, и возникло даже мнение (подкрепленное, вероятно, и прошедшим затмением), что стоит вернуться домой, «яко не наше есть время». Однако боязнь «срама пуще смерти» заставила идти вперед, хотя это было уже явной авантюрой. Впрочем, Игорь наверняка рассчитывал, что основные силы Кончака должны быть на другом, юго-западном краю «земли» донецких половцев, а его войска вышли к ее северным окраинам, с тыла, как и предусматривал план Святослава Всеволодича. «Борзо», «через ночь» пройдя дальше на юг, войска Игоря повернули вдоль реки Сюрлии на запад, обратно к Северскому Донцу. Буквально к середине следующего дня они наткнулись на первые половецкие становища. Их встретили: вначале авангард с «вежами» в тылу, которые после скоротечного боя удалось пограбить, а затем – огромные основные силы. Вероятно, Кончак каким-то образом заранее узнал о походе. Боя было два, в пятницу – первый, в субботу и воскресенье – второй, причем они абсолютно различались по характеру и тактике. Если в первом бою отличились «стрельцы», отобранные со всех полков, и ковуи, атаковавшие строй половцев, с дружинами младших Ольговичей на флангах, то во втором основная тяжесть боя легла на пехоту и спешенных дружинников, возглавленных Всеволодом Трубчевским. Первый бой – классическое «заманивание» и «утомление», второй – удар основных сил и «карусель» вокруг пехоты на расстоянии «перестрела». Разной была и тактика русских во все три дня боев. Первый интересен подробным описанием построения и тактики наступления войск Игоря, второй – методикой организованного отхода, третий – круговой обороны.

В конце 1193 года киевский князь Святослав Всеволодич собрал съезд своих вассалов и союзников в княжеском селе (вотчине) в селе Рогове. Поводом для экстренного съезда было то, что рязанцы захватили несколько черниговских волостей, в том числе и Брянскую. Целью съезда было принятие решения о военном походе против рязанцев. Однако после принятия этого решения киевский князь решил проинформировать об этом самого сильного на Руси владимирского князя – Всеволода Большое Гнездо. Всеволод наотрез отказался санкционировать это решение, и киевский князь вынужден был отступить, от этого огорчился, заболел и умер в начале 1194 года. Тело его по Десне переправили в Киев. В «Летописце русских царей» говорится, что с 1193 по 1195 год в Брянске правил представитель рязанской ветви Рюриковичей князь Глеб и умер своей смертью. После его смерти Брянск автоматически вернулся в лоно Черниговского княжества. С учетом того, что на Руси было проведено менее десятка таких съездов, съезд в Рогове подчеркивает военно-стратегическое значение Брянского края. Брянщина, защищенная непроходимыми лесами, мало страдала от половцев. Наоборот, на них совершал поход трубчевско-курский князь Всеволод Святославич (Буй-Тур) в 1185 году, в составе войск новгород-северского князя Игоря Святославича.