Текст книги "Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра"

Глава 18
ИЗУМРУД ГЕРМЕСА ТРИСМЕГИСТА

(Санкт-Петербург, 2000 год)

Из аэропорта Глеб двинулся прямиком в гостиницу к Дику. Смерчем ворвался в номер:

– Хватит трепаться, выкладывайте своего джокера из рукава! А то у нас в России шулеров принято бить канделябрами!

– Канделябрами? – Дик весело вскинул брови. – Что вы имеете в виду, дорогой Глеб?

– Я имею в виду, дорогой Дик, что вы меня держите за безмозглого китайского болванчика. А сами за спиной партнера-лопуха ищете отнюдь не золото с турецкой баркентины. Что же тогда?

Глаза «гробокопателя» сделались холодными и безжалостными – как у той анаконды, что превратила Дикова подельника в мешок с костями.

– Всё же вы сунули нос, куда не следовало! Вообще-то проще всего, my friend, было бы выпустить вам кишки. Но – увы: я до смерти устал болтаться в этом гнилом Петербурге, созерцая скабрёзные рожи аборигенов. И сейчас из-за ваших капризов начинать всё заново? Нет, устранять вас я не стану.

Дик усмехнулся – словно оскалил клыки:

– Ладно, будет вам полный расклад. Но учтите: информация, которую я вам сейчас выдам, – это бомба.

Одно неверное движение – и она разорвёт вас на куски. Да, вы правы: турецкое золотишко – прикрытие, блеф. Я ищу совсем другое. И любого, кто встанет на моем пути, – сотру в порошок!

Он сделал паузу, потом помягчел голосом:

– Мне осточертело таскаться по джунглям и саваннам, подставляя свою задницу мамбам, каракуртам и прочей сволочи. Мне нужно одно дело. Одно-единственное. Но такое, после которого я бы всю жизнь валялся под пальмами Гонолулу и не думал больше о деньгах! И я его нашёл.

Из серванта он достал два стакана, разлил по ним грейпфрутовый сок, но тут же о нём позабыл:

– Начну издалека. Александр Македонский загадочно умер на тридцать третьем году жизни, в финале триумфального Индийского похода. За три дня до кончины полководец призвал адмирала Неарха – командующего флотом и своего любимца. Призвал – и долго беседовал с ним наедине. После чего тот вывел в Индийский океан огромную флотилию, загруженную богатейшими трофеями. А затем весь этот флот сгинул, и почти два с половиной тысячелетия о его судьбе не известно ровным счетом ничего.

Дик позволил себе снисходительно усмехнуться:

– Темная история, что и говорить! Почему адмирал свернул с курса, который был утверждён советом полководцев? Заблудиться штурманы Неарха не могли – это были лучшие навигаторы Финикии, Египта и Кипра. И на шторм не спишешь: как это от десятков судов могло не остаться ни единого обломка?

– Вы мне предлагаете историческую викторину? – осведомился Глеб.

– Нет. Не предлагаю. Потому что ответов вы наверняка не знаете. А я – знаю! К вашему сведению, my friend: в своей жизни я не только махал лопатой. А между делом ещё заработал два диплома – в Оксфорде и Сорбонне. Ремесло «гробокопателя» требует основательных познаний в истории, археологии, этнографии.

Глебовы брови взлетели вверх: этот солнцем прожжённый ковбой – выпускник лучших университетов мира?

– Так вот, – продолжил дипломированный уакеро. – Я перешерстил ведущие научные библиотеки Старого и Нового Света, а затем добрых полтора года процеживал добытую информацию. Процедил, сопоставил, проанализировал. И полученные выводы привели меня в вашу самобытную страну.

– Н-да, любопытно…

– И даже более, чем вы полагаете! Александр Великий понимал – дни его сочтены, а там холуи-царедворцы начнут рвать империю на куски. Перед умирающим императором встала труднейшая проблема.

– Как спасти империю?

– Отнюдь. Его мучило другое. Существует предание – мол, на заре своего взлёта Александр раскопал таинственный изумруд, принадлежавший некогда легендарному Гермесу Трисмегисту.

– Трисмегист? – Бог мудрости у древних египтян?

– Не Бог, а великий ученый и маг эпохи додинастического Египта – крёстный папаша гностицизма, герметизма, алхимии, масонства и других тёмных штук. Между прочим, его естественнонаучное учение дожило до наших грешных времён в виде астрологии и доктрины соответствий. Это с третьего тысячелетия до Рождества Христова!

Дик уважительно прищёлкнул языком.

– Так вот, Трисмегист этот обладал не только тайным знанием, но и магическим изумрудом, который – не знаю уж, как – попал в руки к Александру Македонскому. Именно сила этого камня помогла молодому царю сплотить под своими знаменами едва ли не всю Ойкумену.

– Легендами пробавляетесь? – усмехнулся Платонов. – Сказочками?

– Нет, не сказочками. Я выяснил: предание не солгало – камень, действительно, был. Пройдя тайную инициацию в катакомбах под Александрией, Македонский получил его в дар от египетского жреца высокой степени посвящения. И вот годы спустя, умирая, он озаботился, чтобы кристалл судьбоносный не попал в недостойные руки.

Дик вспомнил, наконец, про сок, отхлебнул и продолжил:

– Картину эту я сложил из десятков фрагментов, надёрганных, где только можно. Вкратце, суть такова. Неарх получил секретный приказ – увести корабли за пределы известного обитаемого мира, и там основать колонию, которая бы навсегда позабыла о походах, вела замкнутую жизнь отшельников. Умирающий самолично наметил адмиралу конечный пункт его последнего плавания. Неарх должен был направить морской караван в Нижнюю Скифию, пройти через Меотидские болота и подняться вверх по Танаису. Если вы подзабыли, готов расшифровать: Меотидскими болотами тогда именовалось Азовское море, а Танаис – это ваша река Дон.

Оксфордский «гробокопатель» извлек из шкафа бумажный рулон, развернул на столе.

– Это – географическая карта XI века из списка «Этимологий», составлена Исидором Севильским. Вот (видите?) – город Керсон. То есть – Херсонес Таврический. Та надпись внизу и слева от него означает – «Скифия Нижняя». А теперь – главная интрига! – очень странные три квадрата, нарисованные над всё теми же Танаисом и Меотидскими болотами. Знаете, как подписаны эти непонятные знаки? «Алтари Александра»!

Дик поднял голову от карты, в его глазах плясали языки адского пламени:

– Неарх привёл флот в низовья Дона. Там, разгрузив суда, сжег их и основал крупное поселение. Не спалил он единственный корабль – большую, на 170 вёсел, триеру с мощным тараном на форштевне. Её затопили в Таганрогском заливе, вблизи от дельты Дона. Такой вот деревянный футляр в сорок метров длиной, а в нём захоронен тот самый изумруд Трисмегиста. Как вы, русские, говорите, – концы в воду! Когда я раскрутил, наконец, эту шараду, пришлось засесть за изучение русского языка. И вот я – здесь, и мы с вами, дорогой Глеб, уже на новых началах строим наше предприятие. Маленькое предприятие, которое принесёт нам чрезвычайно большую прибыль! (Га-га-га!)

– А вы уверены, что я с вами буду что-то там строить?

– А разве я оставляю вам иную возможность? – бритоголовый Дик прожёг его глазами, в которых жила чёрная пустота «уаки» – могилы.

Потом Дик спрятал свой «могильный» взгляд, как убирают стилет в ножны. И дружелюбным тоном обратился к притихшему молодому человеку:

– Знаете, сколько может потянуть такой камушек на аукционе Кристи? Впрочем, до аукциона ещё надо дожить… В общем, так: немедленно возвращайтесь в экспедицию и во всем слушайтесь Тарана. Он знает, что нам нужно.

* * *

Глеб, измочаленный и сломленный, покинул номер. Уакеро выждал пару минут и произнёс в пространство:

– Давай сюда!

Дверь из спальни отворилась, и на пороге возник Таран.

– Ты впрямь подаришь жизнь этому шнурку?

– Я что, похож на шизофреника? – включил Дик свою знаменитую улыбку.

– А какого ж лешего ты распинался перед ним, толкал всю эту бодягу про изумруд?

– Наш сосунок должен поверить, что мы опять – партнёры. Тогда он не бросится писать заявления в ваши замечательные «органы». Да и тебе проще будет его убрать, пока он не паникует.

– Ну, об этом не переживай! – хмыкнул лениво менеджер. – Для меня этой амёбе бошку оторвать – что сморкнуться.

– Вот и сморкнись. От меня он не должен попасть ни домой, ни в органы, только к ангелам небесным. Там его уже заждались!

* * *

Тем временем «сосунок», погруженный в тяжкие мысли, мерил шагами набережную Фонтанки. Похоже, мистер Кольт опять держал его за простачка! «На сколько может потянуть такой камушек?». На пожизненное заключение! Дураку ясно: такой «камушек» – не для аукционов. А теперь – вопрос на засыпку. Кто готов выложить состояние в обмен на камень, дарующий власть над миром? Очередной Гитлер, маньяк новой формации?

Платонов-младший верил в те смутные вещи, которые отец презрительно именовал «гнилой мистикой». Глеб знал: судьбы земные вершатся не на земном плане. Так на кого же готов сработать наш вездесущий уакеро? Кажется, этот чёртов Дик и вправду может стать гробокопателем – для всего голубого «шарика».

Ну ничего, я вам покажу! И тебе, красавчик-уакеро, и твоему человекообразному менеджеру!

Блуждающий взгляд Глеба упал на грязноватую гладь Фонтанки – и почудилось, будто из глуби прорисовался абрис высокого собора. А со звонниц, упрятанных под мутной водой, ударил тревожный набат: сперва еле слышно, потом – громко, во всю мочь. В ту же секунду Глебов затылок взорвался ослепительной молнией, после чего стало темно и тихо.

Убийца бросил шипастый кастет в Фонтанку, приподнял мёртвое тело и усадил, прислонив спиной к перилам. А рядом выставил из пакета бутыль из-под водки, граненый стакан и надкушенный бутерброд с дешевой колбасой. Оттуда же извлек бейсболку, нахлобучил на проломленную голову «алкаша». Перед тем, как раствориться в ближайшем переулке, бросил через плечо:

– Твой счет закрыт. Отдыхай, Питерский!

Доска объявлений

К сведению господина, забывшего в туалете нашего ресторана, подле застреленного посетителя, свой пистолет. Вашу «Беретту 92 FS Brigadier» вы можете получить у дежурного администратора.

Глава 19
ДЕДУШКА РУССКИХ ХАКЕРОВ

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Ступив на землю Северной Пальмиры, Роджер первым делом заглянул к коллегам в здешнее территориальное управление ФСБ – знаменитый Большой Дом на Литейном. («Самое высокое здание в стране, – шутили „с бородой“ местные острословы. – С первого этажа 101-й километр просматривается, а с верхнего – вся Колыма!»). Начальник Петербургского управления, разумеется, был оповещён (хотя и в самом туманном виде) о визите Ледогорова. А потому гарантировал высокому московскому гостю транспорт, связь и необходимое прикрытие. Для чего в распоряжение Роджера был выделен специальный сотрудник – майор Полесьев.

Из Большого дома подполковник направил стопы к доценту Бомжу. Поднимаясь по широкой лестнице старого петербургского дома и насвистывая «В Кейптаунском порту», Ледогоров рисовал себе сомнительного этого персонажа. Старый хиппи, облезлый и обозленный – небритый-нечёсанный, воняющий козлом гражданин человечества. Господин Протест, живая пощёчина общественному вкусу и обонянию.

Разыгравшееся воображение живописало обшарпанную берлогу: по углам – залежи мусора, на столе и подоконниках– баррикады грязных тарелок, из-за хлипкой клозетной двери по-бетховеновски грохочут потоки из навечно сломанного бачка.

Но вот распахнулась стальная, красным деревом обитая дверь – и от хлынувшего запаха Роджер едва сдержал рвотный позыв. Нет: это не было вонью изгаженной конуры. На Ледогорова обрушились ароматы жарящегося мяса, очень свежего и очень сочного. Как же Роджер обожал этот аромат в прежней своей жизни – до ТОГО «шашлыка по-ангольски»! А теперь вот – мгновенное помутнение в голове и единственная мысль: хоть бы не вывернуло наизнанку! Но при этом глаза, губы, даже орлино изогнутый нос пирата источали безмятежность и полнейшее доброжелательство.

А впору было источать тихое изумление. Ибо на пороге его встретил человек, нимало не напоминающий аутичного социопата. На подполковника с безмятежным любопытством взирал пожилой красавец, этакий Дон Жуан на пенсии. Облачен красавец был в пурпурный халат, сидевший на нем, словно королевская мантия. На лице стареющего бонвивана выделялись вишнёвые губы полнокровного человека, а также глаза – живые и усмешливые: не то улыбаются, не то потешаются над тобой, ни в грош не ставя.

Сейчас эти глаза, не переставая посмеиваться, с детской непосредственностью обследовали незваного гостя – и тот поспешил представиться, не забыв предъявить «верительную грамоту».

– О, господин подполковник спецслужбы? – весело подивился алогубый хозяин. – Рыцарь плаща и кинжала? Любопытственно, любопытственно! Чему обязан столь неожиданным вниманием?

И тут же спохватился:

– Да вы входите, господин рыцарь! У меня тут в аккурат свининка парная на огне доходит. Заодно и откушаем, чем Бог послал!

И подмигнул заговорщицки. Из-за обширной спины эпикурейца и бонвивана доносились юные голоса ливерпульской четверки, исполняющие свою бессмертную «Yesterday».

«А откушать ты, видно, не дурак. – отметил Ледогоров, ненавязчиво обозрев дородную стать красавца-мужчины. – Гаргантюа! Гаргантюа и Пантагрюэль в одном флаконе!».

Впрочем, малодушное топтание в прихожей становилось уже просто неприличным. На первых же минутах знакомства обидеть хозяина отказом, было бы верхом непрофессионализма. Подавив желание броситься прочь от душивших его ароматов, подполковник поблагодарил хлебосольного хозяина и подмигнул ответно: мы и сами – не дураки насчет чревоугодных радостей!

И, исходя холодным потом, проследовал в кухню.

Роджеру показалось – в горле у него поселилась огромная лягушка: зеленая, скользкая и беременная. И вот сейчас она прямо там начнёт метать мерзкую свою икру. Подполковник героически проглотил беременную квакшу, выдавил из себя подобие улыбки и, лицемерно потирая руки, плюхнулся за накрытый стол.

А в нарядной кухне царил праздник вселенской неги. Да, чёрт побери: этот Бомж умел наслаждаться жизнью! Он и сейчас всем своим существом отдавался застолью: вгрызался крепкими зубами в отменное мясо, щедро заедал малахитовой зеленью, а вино в его бокале играло рубином и дарило изысканный букет послевкусия.

Культовая битловская песня, между тем, иссякла, и DVD-плеер ни к селу, ни к городу грянул: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…». Поражённый такой жанровой всеядностью, подполковник уставился на странноватого меломана:

– Пёстрый репертуар у вас на диске!

– Да-да! – покивал тот радостно. – Этакое, знаете ли, попурри! А может – ассорти…

Самоотречённо вкушая гастрономические дары, Роджер проводил втихую разведку боем: что это за бомж эпикурейского разлива? Имеет ли он отношение к анонимному «динозавру»?

А тот витийствовал:

– Человечество по маковку погрузилось в свои компьютеры, завязло в глобальной сети интернета. Не оценив всех прелестей реального мира, эти кретины ринулись в мир виртуальный. Аж из порток выпрыгивают от счастья, мизерабли…

Весёлый Роджер выражал собеседнику полное своё согласие: вот уж мизерабли – так мизерабли!

Уписывая сочную свинину, доцент развивал мысль:

– Мне не по пути с этими дебилами, которые всю жизнь пытаются сделать виртуальной: экономика мыльного пузыря, политика мыльного пузыря, общество мыльного пузыря! И пускай я (увы!) приговорён к пожизненному заключению в таком, с позволения сказать, обществе, но разделять его интересы не намерен! И не намерен жевать виртуальную осетрину и запивать виртуальным коньяком!

Ледогоров щедро полил ненавистное мясо кетчупом «Чили», демонстрируя: «И я не намерен! Руки прочь от радостей естества!».

Плеер тем временем покинул дикие степи Забайкалья и выдал: «Ах, крокодилы, бегемоты, ах, обезьяны, кашалоты, ах, и зеленый попугай!». Отдавшись искусству, хозяин набарабанил пальцами пару тактов и кивнул удовлетворённо. После чего вновь озаботился туманной человеческой юдолью:

– В этой исправительно-трудовой колонии, именуемой жизнью, Господь нам ниспослал маленькую радость – воспарить за обильным столом, исполниться благодати.

– Благодать – дело великое, – согласился Роджер. И деликатно поинтересовался:

– А правда, что вас именуют (гм-гм!) Бомжом?

Собеседник склонил холёную главу, источающую ароматы Кёльнской туалетной воды:

– Сущая правда! Забавно, забавно!

– За что же вам присвоили такой… э-э… титул?

– Давняя история – пухлой котовой лапой махнул Бомж. – Я тогда был глуп и пытался облагодетельствовать не человечество, конечно, но хотя бы отдельных индивидуумов. Не мог смотреть, как вчерашние инженеры, руководители проектов оказались выкинутыми на улицу. Как они спиваются, превращаются в сущих мизераблей. Прискорбно, прискорбно!

– И что же? – заинтересовался Роджер.

– Да вот – собрал пятерых таких особей и озаботился целью – вернуть их в цивилизованную жизнь. Действовал по известному принципу – не накормить рыбой, а научить ловить ее. Стал сих блудных сыновей у себя на дому посвящать в премудрости компьютерных технологий: специальность – хлебная, с ней без копейки не останешься.

– И как? Обучил?

– Всенепременно! – хмыкнул иронически благотворитель. – После второго же занятия один из ученичков спер у меня ключи от квартиры и успешно ее обчистил. Тут я под своей меценатством подвел жирную черту. Только кличка с той поры ко мне приклеилась – «Доцент-Бомж». Смешно, смешно!

«Какой-то ты не аутичный!» – размышлял московский гость, обозревая пышущего жизнелюбием раблезианца. Не вписывался этот персонаж в портрет, обрисованный Винчестером, – ох, не вписывался…

И что теперь? Бросить самоистязание свининой, проблеять «спасибо» и откланяться? Ну нет, ты мне выложишь про всех аутичных социопатов города Питера, явных и тайных!

– А правда, что мастерское владение всеми вашими компьютерными примочками – монополия прыщавых юнцов? Уважаемый хозяин дома, разумеется, не в счёт! Ну а кроме вас найдётся хотя бы один виртуоз этого дела, и чтобы – в зрелых годах? Этакий высокодуховный бука, не нашедший себя среди людей и сбежавший в «паутину». Попадаются такие ископаемые в ваших культурных пластах?

– Неплохо рисует ваше воображение, господин подполковник спецслужб! – расхохотался Гаргантюа. – Есть у нас такой бука. Профессор и лауреат. Мой, между прочим, старинный приятель! Прежде-то нормальный был мужик – не дурак посидеть за столом, опрокинуть рюмаху, анекдоты потравить. А потом – трагедия. Сын у него погиб единственный. Трагично, трагично!

– Погиб? Что, – автоавария?

– Да какое там! Котелок ему проломили. Средь бела дня, на Фонтанке, чуть не у порога областного суда. Свидетелей – и тех не сыскалось. Такие вот дела: угрохали парня – и взятки гладки!

– Ограбить хотели?

– Да, вроде, нечего у него грабить было. В общем, история темная.

– И что – на этом отец сломался?

– Увы. Себя винит: с сыном-то у него не сложилось. Нрав у папаши не сахарный, вот парнишка и ушел из дома. А не ушел бы – может, по-другому всё сложилось…

Махнул рукой:

– Ну да кто теперь разберет? В общем, как сына не стало – так отец и «поплыл». А ведь не слабак какой – матёрый мужичище, утёс каменный! В запой, правда, не ушел. Но сперва ополчился на весь белый свет, зверюга зверюгой сделался. А потом вдруг в другую крайность его кинуло: толстовцем заделался. Никакого, говорит, насилия творить нельзя. Иначе мы – не люди, а динозавры допотопные.

Внутри у Роджера натянулись и зазвенели все струны. Насилия нельзя творить?! Динозавры?!!

«Да нет, вряд ли! – охладил он свой пыл. – Чтобы сразу, с первой же попытки вот так взять и выйти на фигуранта? Хоть и бываешь ты, Лёха, везунчиком, но такая дикая пруха исключается категорически!». И все же сердце билось учащенно – как перед распахнутой самолетной дверцей, когда ветер хлещет тебя по лицу, моторы оглушают рёвом, а выпускающий всё медлит, не дает команды «Пошёл!».

– Так и сказал – динозавры допотопные? А чем ему динозавры не угодили? Эти симпатичные ребята – не хуже многих наших sapiens'ов!

– А ему теперь никто угодить не может: ни динозавры, ни sapiens'ы. Переменился мужик – не узнать! Да и общением теперь не балует: бирюк бирюком! А зачем он вам? – сверкнул рентгеновским глазом Гаргантюа. – Любопытственно, любопытственно!

– Нужен, нужен он мне, не скрою! – потупил Роджер глазки. – Вы – как папа Мюллер из «Семнадцати мгновений»: ничего от вас не утаишь!

И принялся вдохновенно врать:

– Ищем одного петербургского интеллектуала. В годах, ас информационных технологий, ярый человеконенавистник. Через интернет проповедует фашизм, из шпаны и уголовников вербует «идейных» скинхедов, сбивает в боевые группы. Таким макаром он уже сбацал разветвлённую организацию, которой и руководит, сам оставаясь в тени. Этакий виртуальный фюрер! Его и пытаемся вычислить – этого ловца душ!

– Бог с вами, окститесь! – рассмеялся Гаргантюа. – Приятеля моего, конечно, другом человечества не назовёшь. Но в фашизме он мараться не станет. Шпана бритоголовая, мизерабли со свастикой, – это не его песня, заявляю ответственно!

– Ну, раз вы так уверены… – «разочаровался» Роджер. Но тут же служебно свел брови к переносице: – Хотя отработать данную версию я, всё же, обязан. Если имеется объект, подходящий сразу по двум основным признакам, придётся с ним вступить в прямой контакт.

– Что ж, вступайте, коли так. Дело ваше! – хмыкнул бонвиван, наполняя себе бокал. – Мое дело – предупредить: даром время теряете. Напрасно, напрасно!

– Скорей всего, – согласился Роджер. – Но тут уж ничего не попишешь: служба! Отработаю эту версию – стану другие искать. Только вот как мне с этим вашим толстовцем сконтактироваться? Чтобы и без проволочек лишних, и его сразу не насторожить?

– А чего там – «контактироваться»? – ухмыльнулся беспечальный хозяин. – Завтра вечером он ко мне припожалует: вопросец обсудить по одному его аспиранту. Вот вы ненароком и заявитесь сюда часикам к восьми. Я вас ему представлю. Но имейте в виду: скрывать не стану, прямо скажу, что вы – подполковник из органов, с плащом и кинжалом.

И облизнулся плотоядно:

– Любопытственно будет лицезреть вашу встречу!

– Заранее, хотя бы, его не оповещайте, – взмолился Роджер. – А уж когда я припожалую, аттестуйте меня хоть Малютой Скуратовым!

– Скуратовым – это идея! – жизнерадостно откликнулся Бомж. И ринулся к плите, где «доходила» новая порция жаркого.

Покончив с песней Красной Шапочки, плеер обжёг мексиканской страстью: «Besame, mucho!».

* * *

От гостеприимного Бомжа после полуторачасовой пытки мясом он выбрался едва живым. Кое-как спустился по лестничным пролётам, ватной рукой толкнул дверь подъезда и вывалился во двор. Но тут через всю спину, от поясницы до затылка, молнией метнулась ледяная змейка. И Роджер, подломив колени, рухнул на искрошенный трещинами асфальт.

Доска объявлений

Специальное предложение! Особо выгодные бронированные двери!

В случае ограбления вашей квартиры или рейдерского захвата вашей фирмы дверь плавно выходит из пазов, что в дальнейшем не требует ни ремонта дверной рамы, ни замены замков. Благодаря специальным пневматическим устройствам, дверь так же легко возвращается на место, после чего она пригодна к дальнейшей эксплуатации.