Текст книги "Остров Родос – властелин морей"

Продолжая разговор о родосской философии, отметим, что Андроник из Родоса в 70-50-е гг. до н. э. возглавлял перипатетическую школу в Афинах и, судя по всему, первый ввел термин «метафизика» по отношению к определенной части творений Аристотеля (правда, здесь искать заоблачной мудрости в этом слове ни к чему – просто эти труды располагались в корпусе Аристотелевых сочинений после «Физики», ибо «мета» с греческого – «после»…). Сейчас на Родосе, недалеко от древнего стадиона и храма Аполлона Пифийского, показывают небольшой отреставрированный итальянцами одеон, говоря, что это и есть место философских заседаний и прений. Не исключено, что это и так, хотя, с другой стороны, этот же археологический объект выдают за место деятельности родосской школы ораторов, основанной в 324 г. до н. э. афинским оратором Эсхином. Возможны два варианта: либо в одном из двух утверждений (не исключено, что и в обоих) содержится ошибка, либо в одном и том же месте собирались и ораторы, и философы, поскольку в Древнем мире обе отрасли – и философия, и риторика – были теснейшим образом связаны между собой, ибо последняя несомненно зависела от логики, а по утверждению тех же стоиков, например, логика являлась одной из трех составляющих философии наряду с физикой и этикой. Кстати говоря, учитель Страбона по риторике Аристодем имел две собственные школы – в Нисе и на Родосе – и еще умудрялся при этом в Риме учить сыновей Помпея грамматике.

Завершить философский раздел хотелось бы упоминанием о пребывании на острове знаменитого Аполлония Тианского (вторая половина I в. н. э.) – странствовавшего философа-неопифагорейца, которому приходилось ради хлеба насущного морочить головы простаков низкопробными чудесами. В учении Аполлония были интересные и достойные моменты – в частности, он считал, что главной задачей философии является почитание единого Бога, Творца мира и человека; последний, освобождаясь от земных страстей, должен подниматься к Богу через религиозное самоусовершенствование. Только вот помочь ему в этом могут «полубожественные праведники» вроде самого Аполлония. Писатель 2–3 вв. н. э. Флавий Филострат в своем произведении «Жизнь Аполлония Тианского», представляющем собой апологию философа, рассказывает и о его пребывании на Родосе. Под пером Филострата Аполлоний предстает остроумным и наблюдательным обличителем тунеядства и невежества. «Приблизясь к изваянию Колосса, Дамид спросил: „Как, по-твоему, есть ли что величественнее?“ А он отвечал: „Есть: муж, взыскующий мудрости честно и беспорочно…“ Случилось так, что некий юнец – неотесанный выскочка – строил себе на Родосе дом и свозил туда отовсюду пестрые картины и каменья. И вот Аполлоний спросил его, сколько денег потратил он на учителей и образование. „Ни единой драхмы!“ – отвечал тот. – „А сколько на дом?“ – „12 талантов, и еще намерен потратить столько же“. – „На что же тебе этот дом?“ – „Чтобы жить в отличном жилище! У меня там и дорожки, и рощи, и на площадь я теперь стану ходить редко, а кто захочет поговорить со мною, – придет с удовольствием, словно в храм“. – „Тогда ответь, за что больше завидуют людям: за то, что им присуще, или за то, что им принадлежит?“ – „За богатство, ибо вся сила – в деньгах“. – „А скажи-ка, мой юный друг, кто лучший сторож своим деньгам – образованный человек или невежда?“ И так как юноша промолчал, Аполлоний добавил: „Кажется мне, молодец, что не ты заполучил дом, а дом заполучил тебя! Что до меня, то, приходя в храм, я предпочту любоваться изваянием – пусть малым – из золота и слоновой кости, нежели глазеть на огромного и несуразного глиняного истукана“. Увидев молодого толстяка, который хвастался, что ест больше всех и вина пьет больше всех, Аполлоний спросил его: „Ты, похоже, горазд поесть?“ – „Да, и благодарю за это богов!“ – отвечал тот. „Но какая тебе польза от подобного обжорства?“ – „Такая, что все смотрят на меня и дивятся! Ведь ты, наверное, слыхал о Геракле, что съеденное им славится немногим менее его подвигов“. – „Потому что он был Геракл, а у тебя-то, мерзавец, какая доблесть? Чтобы на тебя посмотрели, тебе только и остается, что лопнуть!“ Таковы были приключения Аполлония в Родосе». Также и смерть его связывается то с Эфесом, то с Критом, то с Родосом, в последних двух случаях, точнее, это даже скорее мистическое исчезновение, которые мы оставляем на совести автора Аполлониева жития, Флавия Филострата: «По другим преданиям, Аполлоний преставился в Линде – вошел в храм Афины и там исчез».

Перейдем постепенно от философии к искусству, отметив сразу, что многие славные ученые родосские мужи не ограничивались одним-единственным амплуа, но были по совместительству и философами, и ораторами, и историками… Среди славных родосских риторов кроме упомянутых ранее Страбоном числятся Мнесикл и Архелай. С. Торр приводит весьма внушительный список местных ораторов, в котором – кроме упомянутых ранее – Артамен, Аристокл, Филагрий, Астимед, два Гермагора, Архелай – учитель Кассия и Брута, вынужденный при разорении острова первым заступаться за родину перед своим бывшим учеником; Феодор из Гадары, писатель Эмпил, историки Кастор и Эвагор.

Перейдем теперь к ним, к историкам. Известные историки-родосцы – кроме Посидония – Полизел, Зенон (автор истории Родоса в одной книге), Тимокрит, Антисфен, Калликсен, описавший флот египетского царя Птолемея Филопатора; Сосикрат – автор истории Крита (II в. до н. э.), Тимахид, Ксенагор, Сократ, писавший об Антонии и Клеопатре; Эмпил, писавший об убийстве Цезаря; Эргий, Горгон, Горгосфен, Иеробул, Клитофон, написавший историю Индии и Галатии; Диокл – автор истории Этолии; историк родного острова жрец Гелиоса Дионисий; Эвагор из Линдоса, написавший историю Египта; Евдокс; Антипатр, Эпименид, Евкрат, стоик Ясон – внук Посидония, Феогнис, Агнокл, Филодем (или Филомнест); наконец, один из последних античных историков Родоса – Кастор по прозванию Филоромей, то есть друг римлян (I в. до н. э.), сдавший им порученную ему царем Митридатом Евпатором северо-причерноморскую крепость Фанагорию, автор хроники; приняв участие в борьбе помпеянцев с цезарианцами, этот доносчик и интриган был убит собственным тестем. Из родосских астрономов кроме того же Посидония, сконструировавшего собственный планетарий, о чем было сказано ранее, стоит отметить Гиппарха Никейского, который создал на Родосе обсерваторию и благодаря ей составил карту небесного свода с указанием более 800 звезд и сделал ряд открытий, в частности прецессию равноденствий. Также он вычислил наклонение эклиптики, расстояние до Луны с фактической ошибкой в 5 % от реальной цифры и продолжительность солнечного года с минимальной ошибкой всего лишь в 7 минут. Еще имеется упоминание о родосском астрономе Геминосе. Выдающимися географами были флотоводец Птолемея Второго Тимосфен, историк Евдокс, Бахор.

Славен был древний Родос поэтами – упоминаемый Страбоном и Павсанием Писандр был родом из Камироса и знаменит поэмой о подвигах Геракла – как едко отмечает Павсаний, именно ему мы обязаны представлением о том, что лернейская гидра была многоглавой – он «…для того чтобы это животное показалось более страшным и его поэма оказалась более интересной, вместо одной головы приписал этой гидре много голов». Кстати, наше представление о многоголовой гадине затмило античное восприятие чудовища – автор видел в анталийском археологическом музее два античных саркофага с изображением подвигов Геракла, так вот у Гидры там всего одна голова, причем человечья, на змеином теле. Тот же Павсаний отмечал, что Писандр писал о том, что Геракл не перестрелял хищных стимфалийских птиц, а изгнал их при помощи медных трещоток. Также среди поэтов Павсаний упоминает Антагора Родосского, автора поэмы «Фиваида» и эпиграмм (III в. до н. э.). Известно, что лирический поэт Тимокреонт из Ялиссоса был изгнан с родины афинянами после победы над персами. Потомок Клеобула Антей из Линдоса является одним из родоначальников греческой комедии. Так называемую Среднюю комедию представляли родосцы Антифан (возможно, уроженец Коса) и Анаксандрид из Камироса, автор 65 пьес, из которых 10 брали первый приз на состязаниях комедиографов (в первый раз – в Афинах в 377 г. до н. э.). Считается, что поэтесса Эринна, подруга знаменитой Сапфо, происходила с Родоса, так же как Филет Косский, лирик александрийской поэтической школы, и Симмий. Однако наиболее известен в веках Аполлоний Родосский (295–215 гг. до н. э.), который, правда, был по происхождению александрийцем. В столице эллинистического Египта он занимал ответственнейшие посты – воспитателя царского сына и главы Александрийской библиотеки. Вынужденный впоследствии переселиться на Родос, он создал эпическую поэму о походе аргонавтов за золотым руном – «Аргонавтику» – героический эпос в новом стиле эллинизма, полный страстей и довольно иронического отношения к богам-олимпийцам. Продолжить его монументальную традицию пытался упомянутый выше родосец Антагор в своем произведении «Фиваида». Фиванцы, которым он прочел свое произведение, его не оценили, и тогда он сказал, что у них бычьи уши, и впоследствии обретался при дворе македонского царя Антигона Второго Гоната (правил в 283–239 гг. до н. э.). Плутарх передает следующую ироническую зарисовку взаимоотношений извечной исторической пары «царь – поэт», правда, ошибочно приписывая ее Антигону Первому Одноглазому, деду Гоната: «Поэт Антагор жарил себе угря и сам под ним поворачивал сковородку; Антигон, подойдя к нему сзади, спросил: „Как, по-твоему, Антагор, когда Гомер писал про подвиги Агамемнона, жарил он себе угрей?“ Антагор ответил: „А как по-твоему, царь, когда Агамемнон совершал эти подвиги, любопытствовал он, кто у него в лагере жарит угрей?“».

К закату Античности и поэзия на Родосе пришла в упадок. Тимахид написал тяжеловесную поэму об обедах. Некий Идэос решил «улучшить» Гомера, вставляя после каждых двух его строк свою; еще известны Эвод, эпический поэт Неронова времени, и Пифолеон, писавший на тяжелой и неудобоваримой смеси греческого и латинского. В иных жанрах творили: Пармен, сочинивший поваренную книгу; Пифион и Эпиген, писавшие о сельском хозяйстве; полководец царя Антиоха Сотера родосец Феодор (или Феодот) писал о тактике; комментаторами чужих произведений были Аттал, Аристотель и Тимарх (или Тимахид); грамматикой занимались оратор Аристокл, Аристей, Дионисий Фракиец и его ученик линдиец Тираннион, во времена Августа – Аброн, а при Тиберии – Диоген.

Может древний Родос похвалиться и собственным композитором – Тимосфеном, служившим «по совместительству» флотоводцем у египетского царя Птолемея Филадельфа (правил в 285–246 гг. до н. э.).

Теперь поговорим немного о живописи – и хотя все ее родосские (да и вообще античные, если не считать фресок и фаюмских погребальных портретов) образцы утрачены, разговор не будет беспредметным. Самым известным родосским художником после эфесца Паррасия, ведшего богемный образ жизни, выдававшего себя за сына Аполлона и являвшегося автором картин «Геракл, пирующий в Линдосе», «Мелеагр» и «Персей», был уроженец карийского города Кавна Протоген, творивший, по крайней мере, еще до осады острова Деметрием Полиоркетом, поскольку Плутарх в «Изречениях царей и полководцев» приводит следующий эпизод: «Деметрий, осаждая родосцев, захватил в предместье картину Протогена с изображением героя Иалиса (как известно, Ялиссос, основатель одноименного города на Родосе, был изображен Протогеном в виде охотника, сопровождаемого запыхавшейся собакой. – Е. С.). Родосцы прислали послов с просьбою не губить картину; Деметрий им ответил, что скорее он уничтожит изображения отца своего, чем такую картину». О том, что живопись Протогена была действительно прекрасной и реалистичной, можно судить по истории с нарисованной им куропаткой, которую нам сообщает Страбон: «Затем идут картины Протогена, именно Иалис и Сатир, стоящий у колонны, на вершине которой сидит куропатка. Как только картина была выставлена, народ смотрел с искренним удивлением на куропатку, словно на настоящую, и дивился только ей, не обращая внимания на Сатира, хотя и эта последняя картина прекрасно удалась художнику. Еще большее изумление вызывали люди, разводившие куропаток, которые приносили с собой ручных куропаток и помещали их перед картиной: птицы начинали кричать, призывая нарисованную на картине куропатку, и собирали перед картиной толпу народа. Когда Протоген увидел, что его главное произведение стало второстепенным, он попросил разрешения у блюстителей священного участка прийти и стереть птицу, что он и сделал». Кроме картин, изображавших Ялиса и Сатира, известно еще о следующих произведениях Протогена – изображении Гераклида Тлеполема, Кидиппы – матери основателей трех древних городов Линдоса, Ялиссоса и Камироса, и двух боевых триер афинского флота – Парилоса и Аммониады, размещенных в пропилеях на афинском акрополе. Известно, что великий Протоген жил, как и большинство гениев, в нищете в пригороде Родоса, питался вареными бобами. Знаменитый художник и одновременно с тем соперник Протогена Апеллес, прибыв на Родос и узрев его нищету, громогласно объявил, что скупает все его непроданные картины за фантастическую сумму в 50 талантов, чтобы продать их, как свои собственные. Только тогда родосцы оценили своего гения. Сам Апеллес нарисовал, будучи на Родосе, портреты некоего Антея и Менандра, одного из полководцев Александра Македонского, ставшего сатрапом Карии. Элиан также свидетельствует о сложных отношениях двух художников: «Рассказывают, что художник Протоген в течение семи лет трудился над своим „Ялисом“. Увидев картину, Апеллес некоторое время стоял безмолвно, так как был поражен необычайностью замысла, а потом сказал: „Труд велик, велико и мастерство художника, не хватает единственно пленительности. Будь она, Протогена следовало бы вознести до небес“».

О прочих родосских художниках и их творениях информации весьма мало – только утверждение С. Торра, что отменными художниками были также скульпторы Тавриск, изваявший дискобола, Клитемнестру, Паниска, Полиника и Капанея; саламинец Симос, изобразивший отдыхающего юношу, человека, отмечающего праздник Квинквартии, Немезиду и лавку сукновала, и скульптор Мнаситим, сын и ученик Аристонида. Упоминание об античных родосских картинах, причем в преизрядном количестве, содержится в одном из диалогов великого сатирика и острослова Лукиана из Самосаты (ок. 120 – после 180 гг. н. э.) под названием «Две любви». Герой многих произведений Лукиана Ликин (это греческая форма имени самого автора) прибывает на Родос: «Гребцы, вытащив корабль на сушу, разбили близ него палатки, а я, когда мне было приготовлено пристанище против храма Диониса, стал бродить на досуге, получая необыкновенное удовольствие, ведь Родос – подлинно город Гелиоса, и красота его достойна этого бога. Проходя по портикам храма Диониса и рассматривая каждую картину, я одновременно наслаждался ими и вспоминал предания о героях, потому что тотчас бросились ко мне двое или трое людей и за небольшую плату стали рассказывать мне содержание картин; впрочем, по большей части я сам догадывался, что на них изображено».

Далее речь пойдет о родосской скульптуре, представляющей одну из самых известных школ эллинизма. Естественно, что первое произведение, о котором пойдет речь, – знаменитейший Колосс Родосский, одно из семи чудес Древнего мира, к которым его причислял еще Страбон: «Самым лучшим посвятительским даром является колоссальная статуя Гелиоса, о которой ямбический поэт говорит: „Седмижды десять в высоту локтей, // Харес воздвиг меня, из Линда муж“. Теперь же статуя лежит на земле, поверженная землетрясением и переломленная у коленей; по поведению оракула ее не восстановили. Это – наилучшее из посвятительских приношений (во всяком случае, статуя признается всеми одним из чудес света)».

Наша задача – собрать все известные о нем сведения и развеять неправильные, но весьма укоренившиеся воззрения.

История возведения Колосса в целом не вызывает каких-либо особенных разногласий, за исключением датировки. Как было сказано выше, Колосс был воздвигнут в ознаменование победы родосцев над Деметрием Полиоркетом скульптором Харесом (или Харетом) из Линдоса, талантливым учеником Лисиппа (IV в. до н. э.). Как известно, Лисипп, в молодости работавший подручным в литейной мастерской, любил творить именно из бронзы, хотя его произведения дошли до нас только в позднейших мраморных копиях: единственное исключение, возможно – античные кони храма Св. Марка в Венеции, вывезенные крестоносцами из Константинополя, и то – вероятнее всего, что это творение одного из учеников Лисиппа, а не его самого. На них можно остановиться чуть подробнее ввиду существования одной из версий их происхождения. Принято считать, что в Константинополь они были вывезены с Хиоса, однако есть мнение, что эти кони некогда были впряжены в квадригу Гелиоса, и вся скульптурная группа помещалась именно в храме Гелиоса на Родосе. В этом случае не исключено, что их создателем мог быть и Харес как ученик Лисиппа. Однако же вернемся к собственно учителю. Наиболее известнейшая из полутора тысяч его произведений – статуя отдыхающего Геракла. Был у Лисиппа и опыт в воздвижении колоссальных статуй – например, Зевса Тарентийского высотою в 20 метров. Харес превзошел учителя, по крайней мере, по размеру творения: Колосс Родосский имел высоту 70 локтей – следовательно, от 31 до 35 метров. Он творил его 12 лет, с 304 до 292 гг. либо, что более вероятно ввиду первостепенного по важности восстановления крепости и города, с 292 до 280 гг. до н. э., но не путем отливки, как было принято думать (такое было невозможно отлить), но путем постепенного наращивания выгибаемых по шаблону бронзовых листов толщиной всего в 1,5 мм (это было высчитано по количеству затраченной бронзы – около 13 тонн) на железный каркас с постепенным заполнением внутренности статуи камнем для упрочения конструкции. Древнее стихотворение пафосно гласит: «Жители Родоса, племя дорийцев, колосс этот медный // Величиной до небес, Гелий, воздвигли тебе, // После того как смирили военную бурю и остров // Обогатили родной бранной славой своей. // Не над одним только морем, но также равно и над сушей // Светоч свободы они неугасимой зажгли, // Ибо ведущим свой род от Геракла по праву наследства // Власть подобает иметь и на земле, и в морях».

Правда, простоял Колосс недолго, и в 226, 224 или 220 г. до н. э. рухнул при землетрясении: слабым местом гиганта оказались его колени; не исключено, что отрицательную роль сыграли и помещенные внутри него камни, расшатанные толчками. Недолговечность Колосса породила среди потомков – без малейших на то оснований – версию о самоубийстве Хареса, причем в двух вариантах. Первый гласит, что он осознал сделанную им ошибку в расчетах еще на стадии возведения гиганта и оттого покончил с собой, так что доделывал Колосса вообще другой человек (Секст Эмпирик пишет: «Родосцы, например, как говорят, выспросили архитектора Харита, сколько истратил он средств на построение Колосса. Когда он что-то исчислил, они снова его спросили, сколько же было бы это, если бы они захотели построить статую, двойную по величине. И после того как он выставил двойную сумму, они ему дали ее, а он, истративши ее только на одно основание и на проекты, наложил на себя руки. После его смерти мастера увидели, что требовать нужно было не двойную, но восьмерную сумму, так как сооружение надо было увеличить не только в длину, но и во всех направлениях»); второй, еще более фантастичный, уверяет, что Харес дожил до крушения своего детища (вспомним, что он 12 лет ваял его уже не мальчиком, и стоял Колосс где-то от 56 до 66 лет) и убил себя, когда он рухнул.

Многие части античного мира откликнулись на беду родосцев, как бы мы сказали сейчас, гуманитарной помощью, особенно очередной египетский Птолемей. Полибий подробно пишет об этом в своей «Всеобщей истории»: «Родосцы воспользовались землетрясением, которое задолго перед тем посетило их, разрушило мощный Колосс, большую часть стен их и верфей; они воспользовались этим бедствием столь благоразумно и умело, что оно послужило им скорее ко благу, чем во вред. Так велика у людей разница между безрассудством и беспечностью, с одной стороны, заботливостью и рассудительностью – с другой, как в частной жизни, так и в государственной, что одним вредят самые удачи, а для других и несчастия служат источником преуспеяния. Так и родосцы в то время устраивали свои дела: хотя постигшее их бедствие они изображали тяжким и ужасным, однако посольства их в общественных собраниях и в частных беседах держали себя с таким достоинством и внушительностью, что города и особенно цари не только предлагали им великолепные подарки, но даже сами еще благодарили их. Так, например, Гиерон и Гелон не только подарили им семьдесят… пять талантов серебра на масло, употребляемое в гимназии, часть этих денег тотчас, остальные вскоре, но и пожертвовали серебряные кувшины и подставки к ним и несколько сосудов для воды, кроме того, на жертвы десять талантов и на облегчение нужд граждан другие десять, так что стоимость всего дара доходила до ста талантов. Они же даровали свободу от пошлин для идущих к ним судов родосцев и пятьдесят трехлоктевых катапульт. Наконец, сделав такие подарки, они как бы в благодарность еще поставили статуи на дигмате родосцев: родосский народ, венчаемый народом сиракузян. Птолемей также обещал им триста талантов серебра и миллион артаб хлеба, строительного леса на десять пятипалубных и на столько же трехпалубных судов, именно сорок тысяч обыкновенных локтей четырехгранных сосновых брусьев, тысячу талантов медной монеты, три тысячи талантов пакли, три тысячи парусов, на восстановление Колосса три тысячи талантов меди, сто мастеров и триста пятьдесят рабочих и на содержание их отпускал ежегодно четырнадцать талантов; сверх того на состязания и жертвы двенадцать тысяч артаб хлеба, а равно двадцать тысяч артаб на содержание десяти трирем. Большую часть этих даров он выдал им немедленно, а денег – третью часть всей суммы. Подобно этому Антигон дал им десять тысяч кольев длиною от восьми до шестнадцати локтей на сваи, пять тысяч семилоктевых балок, три тысячи талантов железа, тысячу талантов смолы и тысячу метретов смолы в сыром виде, сверх того обещал сто талантов серебра. Супруга его Хрисеида подарила сто тысяч артаб хлеба, три тысячи талантов свинца. Отец Антиоха Селевк даровал свободу от пошлин для приходящих в пределы его царства, потом десять оснащенных пятипалубников, двести тысяч метретов хлеба, далее десять тысяч локтей лесу и по тысяче талантов смолы и волоса. Подобное же участие показали Прусий и Митридат, а также тогдашние владыки Азии, я разумею Лисания, Олимпиха и Лимнея. Что касается городов, помогавших им по мере возможности, то трудно было бы даже перечислить их. Таким образом, если принять во внимание только то время, с которого город родосцев начал застраиваться, то нельзя не подивиться быстроте, с какою умножалось достояние отдельных граждан и целого государства; но перестаешь удивляться, если вспомнишь удобства местоположения этого города и обилие благ, притекавших ему извне; напротив, начинаешь думать даже, что благосостояние его не достигло подобающей высоты. Я рассказал это, во-первых, для того чтобы показать ревность родосцев о своем государстве: в этом отношении они действительно заслуживают похвалы и достойны подражания; во-вторых, для того чтобы обличить скупость нынешних царей и скудость получений от них со стороны народов и городов. Пускай цари, давая четыре-пять талантов, не воображают, что делают что-либо важное, и пускай не рассчитывают на ту признательность и почет от эллинов, какими пользовались цари прежнего времени. С другой стороны, пускай и города, зная и живо памятуя значительность прежних даров, не расточают величайших и великолепнейших почестей в награду за малоценные, скудные дары; напротив, пускай они стараются воздавать каждому по заслугам, не забывая того, насколько эллины превосходят все прочие народы».

Однако восстановлена статуя все же не была, несмотря на приведенное выше свидетельство о попытках египетских мастеровых реанимировать Колосс; если таковые и были приняты, они завершились неудачей – а потом и оракул на запрос родосцев ответил, что восстанавливать Колосс не нужно. Хотелось бы, конечно, знать, почему так было сказано, однако здесь мы входим только в сплошную область догадок, в которой ясного ответа не найти. Можно ради интереса привести мнение К. М. Колобовой из ее небольшой работы «Из истории классовой борьбы на Родосе», однако в данном случае смущает чересчур уж классовый подход автора к объяснению последствий обычного землетрясения. Впрочем, 1938 год издания, чего еще ожидать… «Можно предполагать, что и землетрясение 227/226 г. (?) сопровождалось волнениями в городе. Наше внимание поневоле останавливает, во-первых, запрещение оракула восстанавливать разрушенный Колосс и, во-вторых, присылка на Родос домостроителей и мастеров для отстройки города. Гигантская статуя Гелиоса, одно из 7 чудес света, символ государственности и торговой мощи родосцев, не восстанавливается. При втором родосском землетрясении, происшедшем при Элии Аристиде, волнения сопровождались нежеланием отстраивать город и намерением вообще выселиться из него. Может быть, подобные настроения имели место среди бедноты, не заинтересованной в выгодах географического положения острова, и в 227/226 г. Падение Колосса для одних было падением символа могущества, для других – падением символа угнетения. Вероятно, оракул, запретивший восстановление Колосса, был лишь маской, скрывшей фактическую невозможность восстановить этот символ угнетения при настроениях, господствовавших в низах».

Однако и павший Колосс продолжал вызывать всеобщее восхищение. Плиний Старший (23–79 гг. н. э.) писал, посетив Родос (весь Плиний до сих пор не переведен на русский язык, поэтому, не зная, имеется ли русский перевод приводимой цитаты, автор перевел ее с английского текста из книги Эдгара Бэнкса «The 7 Wonders of the Ancient World» 1916 года издания): «Наиболее достойна созерцания колоссальная статуя бога солнца, которая некогда стояла на Родосе и была произведением Хареса-линдийца, высотою не менее 70 локтей. Статуя – через 56 лет после того, как она была воздвигнута, – была повержена землетрясением, но, даже лежащая, она восхищает наше любопытство и воображение. Несколько человек потребно для того, чтобы охватить большой палец, а прочие пальцы размером больше, нежели [обычные] статуи. В местах, где переломлены члены, зияют огромные дыры. Внутри видны большие массы камней, с помощью которых скульптор придавал статуе устойчивость, воздвигая ее».

Существовали и иные мнения, конечно. Скептическая оценка Колосса Аполлонием Тианским была приведена выше. Лукиан из Самосаты, как обычно, все осмеял в своем произведении «Зевс трагический». Громовержец созвал на совет богов и столкнулся с трудностью, кому отдавать первые места: богам золотым, но варварским, неискусным, либо изящно сделанным из мрамора, но малоценным. Предпочел было первое, но тут явился Колосс:

«Колосс. Но кто осмелится спорить со мною, Солнцем, со мною, таким громадным? Если бы только родосцы не захотели соорудить меня сверхъестественным и чрезмерно великим, они могли бы за те же деньги сделать 16 золотых богов; поэтому я могу считаться самым дорогим. К этому, при такой величине, присоединяется искусство и тщательность выделки.

Гермес. Что же делать, Зевс? Я и сам в затруднении: взгляну на состав – он всего лишь бронзовый бог, а если подумаю, за сколько он выкован талантов, то ведь он стоит выше самых богатых граждан.

Зевс. Зачем это ему понадобилось явиться и смутить собрание? Все остальные боги перед ним совсем маленькие! Но все же, о сильнейший из родосцев, хотя ты и считаешь, что ты много предпочтительнее всех золотых богов, как хочешь ты занять первое место? Ведь тогда всем придется встать, чтобы ты один мог усесться и занять весь Пникс половиной своего сиденья. Уж лучше присутствуй на собрании стоя и наклонившись к сидящим».

Обломками Колосса люди восхищались еще много веков, однако всему приходит конец. В 672 году н. э., когда Родос захватили арабы, они продали обломки Колосса еврейскому купцу, перевезшему их на побережье Малой Азии и нагрузившему ими 900 или 980 верблюдов, как о том свидетельствует Константин Багрянородный, приводящий обе цифры, в порыве полемического гнева, правда, указав, что арабы уничтожили самого Колосса, а не утилизировали его обломки: «Его / Уфмана, т. е. Османа / стратигом был Мавия, разрушивший Колосс Родосский и разграбивший остров Кипр и все его города. Он захватил остров Арад, сжег его город и покинул остров, оставшийся ненаселенным вплоть до сих дней. Взяв остров Родос, Мавия уничтожил Колосс, стоявший на нем 1360 лет после его установления, купив который, некий купец-иудей из Эдессы погрузил медь колосса на девятьсот верблюдов. Этот Мавия совершил поход и против Константинополя; он разорил Эфес, Галикарнас, Смирну и прочие города Ионии». Это, конечно, совсем не так, но интересно как образчик византийской пропаганды.

По иным сведениям, еврейский купец происходил из сирийского города Эмессы (нынешнего Хомса), а приобретенный им по случаю бесценный исторический «металлолом» он сдал на оружейный рынок города Лоримы.

Теперь остается разрешить несколько вопросов о том, как выглядел Колосс и где он стоял. Исходя из того, что Колосс представлял собой статую бога солнца Гелиоса, он мог иметь лучи, исходящие от головы, как это показано на древней родосской монете; кроме того, в археологическом музее Родоса имеется каменная голова Гелиоса, несущая черты Александра Македонского, и сбоку по окружности у ней имеются отверстия для вставки золотых (или позолоченных) прутьев, имитирующих лучи солнца. Такие же лучи просматриваются на обломке барельефа из собрания того же музея, изображающего не просто верхнюю часть Гелиоса, но, по утверждению А. А. Нейхардт и И. А. Шишовой, именно Колосса Родосского. Автору посчастливилось лично исследовать его и прийти к такому же убеждению. Дело в том, что Гелиос на барельефе держит правую руку прижатой ко лбу, словно всматриваясь в даль. Нейхардт и Шишова пишут: «Может возникнуть вопрос, почему правая рука статуи так тесно прижата ко лбу? Более торжественно было бы изобразить Гелиоса с рукой, простертой вперед или вверх. Придавая Гелиосу такую позу, скульптор, конечно, учитывал размеры статуи, ее колоссальный вес. Рука, простертая вперед, без поддержки, должна была обломиться под собственной тяжестью». Если отталкиваться от этого изображения, можно утверждать, что Колосс не был маяком, как его иногда изображают; кроме того, об этом умалчивают все древние авторы, а упомянутый в древнем стихотворении «светоч свободы» следует рассматривать как метафору. Далее: Колосс ни в коем случае не мог стоять на двух молах гавани так, чтоб между ног его проплывали корабли. Это фантастическое изображение, массово растиражированное ныне по всему Родосу, основывается на гравюрах эпохи Возрождения и более позднего времени и не имеет ничего общего с реальностью – расставленные ноги не могли бы вынести общей массы тела. Более резонно предположить, что Колосс мог бы иметь дополнительную опору в виде какого-либо предмета или ниспадающего с левой руки плаща, подобно тому, как лисипповский Геракл опирается на палицу. Наконец, вряд ли Колосс стоял на молу в гавани: античный порт Родоса Мандраки существует до сих пор, и, упади Колосс там, его обломки оказались бы в воде, что и противоречит словам Страбона о том, что статуя лежит на земле, и тому, что многие еще века его видели, что было бы невозможно, если бы Колосс рухнул с мола в воду. Тем более было б трудно сирийскому еврею вылавливать останки Колосса со дна гавани.