Текст книги "Экипаж «Меконга»"

Лю Цин-чжен и учитель его пали на землю, ибо воздух стал горячим и тяжелым и палил их и угнетал. А когда они осмелились поднять глаза, зверя не было, лишь на дне ущелья лежали горелые камни – остатки его пищи.

Долго сидели Лю Цин-чжен и индус, его учитель, и молча углублялись в себя, дабы познать происшедшее.

И встал индус и хотел взять руками остатки пищи небесного зверя и железные цветки, но пальцы его проходили сквозь них, и не держались они в руках его.

И еще три дня углублялись они в себя. А наутро четвертого дня индус сказал:

– Неправы мы, считая окружающее за Майю, за кажущееся. Нет Майи, а есть вещи – зримые или слышимые, или иные, но все – вещи. Взгляни на эти камни. Были они ощутимы и зримы для нас, а для небесных пришельцев были зримы, но не ощутимы. Но они имели знание, Знанием изменили они сущность камня и ощутили его. Горе мне! Сколько лет потерял я на поиски познания! Не там я его искал! Человек властен над вещами. Он плавит руду и получает металлы, он рубит деревья и варит смолы. Нет Майи, есть вещи и власть человека над ними.

И ушел. А Лю Цин-чжен был тверд духом. Он записал виденное и, освободив ум свой, углубился в себя и вернулся к созерцанию. Вновь он обрел покой, и вновь покой был нарушен: учитель его вернулся в ущелье.

Был он богато наряжен и явился со многими слугами. Слуги поставили богатый шатер и осквернили воздух запахом пищи, а бывший учитель прельщал Лю Цинчжена, совращая его с пути. И Лю Цин-чжен, чтобы не слышать его, читал на память сутру Прагна Парамита о небытии Явлений, Форм и Вещей.

Индус опечалился и оставил Лю Цин-чжена. Слуги поставили перед ним черный круг с золотыми пластинками и долго вращали его подобно молитвенному колесу, и сыпались искры с круга, и далеко пахло свежестью. И, подражая посланцам небес, индус ставил над камнями и железом – остатками пищи небесного зверя – золотую клетку и повторял дела их, и стали камни ему послушными, и он брал их руками.

– Лю Цин-чжен, – воззвал он. – Некий знатный человек дал мне слуг, и пищу, и утварь, и буду я жить в доме его и искать Власть над Вещами. Ты следовал мне ранее, последуй же и сейчас.

Но Лю Цин-чжен не слушал святотатца. Знал он, что индус, и слуги его, и горы, все – Майя, мир призрачный.

И индус ушел со слугами, унося камни и железо небесных пришельцев. А Лю Цин-чжен долго еще оставался в горах, а потом спустился в долину, в храм Воплощения. И, обретя святость, вернулся на родину, чтобы учить людей кротости и смирению, ибо мир чувствований – лишь Майя, кажущееся, небытие.

А тот индус, как было слышно, войдя в дела земных владык, познал нечто тайное и потому был умерщвлен. И дух его получил дурное перевоплощение, уйдя вниз по Лестнице Совершенствования. И так будет со всяким, кто не поймет, что чудеса и знамения неба нельзя истолковывать как вещественное, что такое толкование оскорбляет богов, ибо мир вещей – лишь Майя, кажущееся.

Ли Вэй-сэн умолк. Он аккуратно сложил фотокопии в папку, затем снял свои восьмиугольные очки и протер их платком.

За окном медленно угасали последние отблески заката. Где-то в сосновом лесу крикнула птица. Наплывала синяя тишина подмосковного вечера.

Странное очарование сказки овладело гостями Ли Вэй-сэна. Первым нарушил молчание Багбанлы. Он встал, прошелся по комнате.

– Индус из сказочки, – сказал он, – смахивает на ученого старца из матвеевских писаний. К какому времени относится ваша сказка?

– Не раньше шестого века по европейскому летосчислению. Герой сказки читал книги, вывезенные Сюань-цзаном из Индии, а Сюань-цзан жил в шестом веке.

– Позвольте, в сказке упомянут год.

– Да, Лю Цин-чжен пришел в Индию в год Металла и Тигра.

– Что это значит?

– По старой системе это двадцать седьмой год цикла, а в цикле – шестьдесят лет. Первый год цикла – год Дерева и Мыши.

– А если перевести на нашу систему?

– Пожалуйста, – сказал китаец. – В цикле, в котором мы живем, год Металла и Тигра был в 1951 году. Теперь возьмем интервал в шестьдесят лет. Годы Металла и Тигра приходятся, следовательно, на 1891, 1831, 1771, 1711…

– Тысяча семьсот одиннадцатый? – прервал его Привалов. – Этот год вполне вяжется с рукописью Матвеева. Сказочный Лю Цин-чжен мог встретиться с ученым индусом, который несколько лет спустя сделал нож Матвеева проницаемым.

Ли Вэй-сэн улыбнулся:

– Может быть, может быть…

– А что? – сказал Привалов мечтательно. – Представьте себе, что где-нибудь в Гималаях совершил вынужденную посадку космический корабль из далеких миров. Из мира, где связи вещества носят другой характер. Космонавтам понадобилось, скажем, пополнить запас ядерного горючего. Земные горные породы оказались для них достаточно активными. Они наломали камня электроискровым способом…

– По методу Лазаренко?[49]49
  Б.Р. и Н.И.Лазаренко – создатели промышленного метода электроискровой обработки.


[Закрыть] – ехидно спросил Багбанлы.

– По методу своего Лазаренко… Но земные предметы были для них проницаемыми. Тогда они собрали какую-то установку и изменили свойства камня – сделали его непроницаемым для себя, – значит, проницаемым для земных людей, – и по ленточному конвейеру погрузили его на корабль. Потом… Потом они подремонтировались, заменили какие-нибудь шестерни, а негодные выбросили – это и были «железные цветы» – и улетели, так сказать, к месту назначения.

– Тебе бы научно-фантастические романы писать, Борис, – засмеялся Багбанлы.

Григорий Маркович помалкивал. Он рисовал в блокнотике причудливую голову бородатого старика с орлиным носом. Казалось, ученый был всецело поглощен рисованием. Вдруг он поднял голову и посмотрел на Багбанлы.

– А почему бы и нет, Бахтияр Халилович? – сказал он. – Все возможно на этом свете. Самая дерзкая фантастика не может сегодня удивить науку.

– Не спорю. Но космический корабль в Гималаях…

– Индус случайно оказался в горах, – спокойно продолжал Григорий Маркович. – Он наблюдал за пришельцами из космоса. Вероятно, он и раньше занимался физикой. Перестроенное вещество камней он, быть может, использовал как источник для переноса их свойств на другие предметы.

– Для переноса свойств? – Привалов вскочил со стула. – Какая странная мысль!

– Отнюдь, – возразил ученый. – Если бы у нас был предмет из вещества с измененными связями, ну хотя бы этот легендарный матвеевский нож, мы бы прежде всего стали искать способ передачи его свойств.

– Значит, мы идем неверным путем? – Привалов был взволнован. – Значит, «сукрутина в две четверти», описанная Матвеевым, была не кольцом Мебиуса, а чем-то иным?

– Мы идем верным путем, Борис Иванович. Что до «сукрутины», то кто ее знает?.. Просто какая-то деталь установки. Важно, что самое это слово навело вашего Потапкина на превосходную мысль. Впрочем, – добавил ученый, помолчав немного, – все это не более как предположения. Могло и не быть космического корабля, который так не нравится нашему другу Багбанлы. Сказочка, привезенная нашим другом Ли, быть может, просто плод богатого воображения. Одно несомненно: в Индия начала восемнадцатого века работал безвестный великий ученый. Он намного обогнал свое время, и судьба его была трагичной.

В наступившей тишине раздался голос Ли Вэй-сэна:

– Правильно, коллега! В глубинах истории таится много подобных трагедий. Я со скорбью думаю о мудрецах моей страны, чьих имен не сохранила история. Я с гневом думаю о том, сколько сил предоставило… то есть положило человечество на выдумывание религий, на поиски того, чего нет. Врата Полного Познания! Воистину мы должны работать как одержимые, чтобы распахнуть их.

Китаец подошел к двери, щелкнул выключателем. Яркий белый свет залил комнату.

Борис Иванович думал о Лю Цин-чжене и индийском мудреце. Его мысленному взору предстали грозные отроги Гималаев. Измученные люди приносили с горных вершин какие-то смолы… О них упоминал Матвеев, и это навело Колтухова на мысль о мощно заряженных электретах. «Недооценивают еще электреты», – всплыл в памяти скрипучий голос Павла Степановича…

Он вслушался в беседу ученых. Ли Вэй-сэн рассказывал что-то из китайской истории. Воспользовавшись первой паузой, Привалов сказал:

– Товарищи, а что, если «заткнуть» энергетический провал электретами?

– Электретами? – Григорий Маркович удивленно посмотрел на него. – Но это очень слабенький, хотя и неиссякаемый источник.

– Слабенький? А вот послушайте! – И Привалов рассказал об эпизоде из матвеевской рукописи и о предположении Колтухова, что люди Лал Чандра заряжали смолу космическими лучами.

– Да, припоминаю этот эпизод, – заметил академик, – но, признаться, не приходило в голову… Ну-ну, продолжайте.

Борис Иванович воодушевился и подробно рассказал об опытах Колтухова с электретными покрытиями для труб.

Китаец быстро покрывал блокнот строчками иероглифов.

– Это мысль, – сказал Багбанлы, когда Борис Иванович умолк. – Клянусь аллахом, неплохая мысль! Академия располагает самым мощным в мире электростатическим генератором. Давайте зарядим от него смолу по колтуховскому рецепту.

– Мощная, неиссякаемая батарея электретов, – задумчиво проговорил Григорий Маркович. – Хорошо, попробуем. В крайнем случае мы свяжемся с нашей высокогорной станцией на Памире, которая изучает космическое излучение… – Он помолчал немного. – Частотный режим нам ясен. Теперь займемся энергетическим. Вот что мы сделаем. Построим вашу модель беструбного нефтепровода, Бахтияр Халилович, только без стеклянных трубок, а в небольшом бассейне.

– Как у Лал Чандра? – спросил Привалов.

– Примерно. Только без театральных эффектов вроде горящей воды. Лал Чандр, очевидно, разлагал воду в бассейне электролизом и поджигал выделяющийся водород искрой. Нам это ни к чему. А вот прокачка масла сквозь воду – ею мы и займемся. Мы оборудуем в бассейне кольца Мебиуса – приемное и передающее. Поставим установку энергетического луча. Испытаем электреты… Ну-с, и попробуем прогнать струю нефтепродукта сквозь воду. Посмотрим, как поведет себя перестроенное вещество в рамках усиленного поверхностного натяжения. Мне бы хотелось, товарищи южане, задержать вас на месяц-полтора в институте. Не возражаете?

– Со мной просто, – сказал Багбанлы. – Письмо президиума академии – и все. Но вот юноша, – он кивнул на Привалова, – представитель промышленности. С ним посложнее.

– Завтра позвоню Лиде Ивановой, – сказал Григорий Маркович и сделал пометку в записной книжке. – Она уладит это через главное управление. Так вот. Думаю, что осенью мы сможем перекинуться к вам, на Каспий. Выберем подходящий участок моря и поставим опыт уже в естественных условиях.

– В промышленных, – заметил Привалов.

– Верно. Кстати, мне нужно побывать на Каспии не только по трубопроводным делам. Есть еще одна задача, не менее важная.

– Не секрет? – спросил Привалов.

– Вы, должно быть, знаете эту проблему: повышение уровня моря проливным дождем.

– Наслышаны, – сказал Багбанлы. – Кипятильник на Черном море, паропровод над Кавказским перешей ком, конденсация облаков над Каспием и ливень вроде библейского. Не знал, что вы имеете отношение.

– Частично. Там есть у вас Институт физики моря. Мы дали им некоторые исходные данные для опытной установки по конденсации облаков. Они собрали установку на каком-то необитаемом островке. Работу эту ведет некто Опрятин, кандидат наук.

– Знаем Опрятина, – сказал Привалов.

– Что-то затянул работу сей муж, – продолжал Григорий Маркович. – Впрочем, я их не тороплю. У нас тут возникла, видите ли, новая идея. Пожалуй, можно будет обойтись без ливня… Но это пока секрет. – Он встал. – Итак, друзья, завтра с утра прошу ко мне. Займемся электретами.

5. Экипаж «Меконга» осваивает необитаемый остров

 
Не хочешь ли жениться во синем море
На душечке, на красныя девушке?
 

Былина «Садко, богатый гость»

Первый день

Руки вверх-вниз, вверх-вниз… Стоя на коленях возле Юриной головы, Николай ожесточенно бросал его руки вверх-вниз…

Валя стояла рядом. Ее трясло. Прижав ладони к щекам, она бормотала как помешанная:

– Нет… Нет…

Вдруг Юра коротко простонал. Валя припала к нему, всхлипнула.

– Отойди! – крикнул Николай, с новой силой набрасываясь на Юру.

Вверх-вниз, еще… еще…

Юра дернулся, открыл глаза. Вздохнул. Его стало рвать.

А буря неслась над островом, дико завывал ветер, и грохотал, разбиваясь о камни, прибой. Ложбину заносило песком. Песок скрипел на зубах, забирался в уши.

– Жив, – сказал Николай и без сил повалился на песок.

– Голова трещит, – пробормотал Юра, вглядываясь в темные фигуры, обступившие его. – Два, три, четыре, – сосчитал он. – А Рекс? Ага, тут… – Он закрыл глаза.

Валя крепко держала его за руку.

– Об кнехт головой ударился, – сказал он немного погодя. – Когда меня стакселем сшибло…

– Коля тебя из воды вытащил, – сказала Валя.

Крупные слезы бежали у нее по щекам. Юра промычал что-то, ей показалось: «Правильно сделал».

Когда рассвело, экипаж «Меконга» поднялся на увал. Увидели полоску пляжа, заваленную круглой галькой. Кое-где торчали из песка пучки высокой и жесткой травы бурого цвета. На каменистой отмели боком лежал «Меконг». Без мачты он казался мертвым, обезглавленным. Волны перекатывались через него. Море было темно-серое, злое, в белых барашках. Юра негромко сказал:

– Раздался страшный скрежет, и трехмачтовый барк «Аретуза» резко накренился…

Длинный, в трусах и неизменной красной косынке, он стоял рядом с Валей. Он заметно осунулся и побледнел за ночь и время от времени морщился: голова мучительно болела.

– Посмотреть, что с яхтой, – сказал Николай и сбежал на пляж.

Юра двинулся было за ним, но Николай оглянулся и крикнул:

– Тебе нельзя. Валерка, пошли!

Вдвоем с Валеркой они побрели по отмели против тяжелых, холодных волн. Дно было усеяно крупными обломками песчаника.

Яхта плотно засела килем между подводными камнями. Сломанная мачта, державшаяся на форштаге, билась о белый борт.

Николай и Валерка вскарабкались на палубу «Меконга» и пробрались в каюту, до половины залитую водой. Все здесь было неузнаваемо: иллюминаторы выбиты, на поверхности плавали чья-то туфля, несколько бубликов, связка лука. В правом борту, скрытом под водой, зияла пробоина шириной в четыре доски: Николай обнаружил это, угодив в нее ногой.

– Плохо дело, – проворчал он. – Застряли мы здесь…

Он нырнул и зашарил руками в затопленном углу каюты. Вытащил брезентовый мешок с инструментом.

– Теперь на душе полегче, – сказал он отфыркиваясь.

– И спиннинг уцелел! – воскликнул Валерка. Ночью он был молчалив и немного напуган, а теперь повеселел. – Рыбу будем ловить, заживем робинзонами!

Они вытащили наверх все, что не унесла вода через пробоину. Освободили стлани и решетки, собрали из них плотик, погрузили на него спасенное имущество. Груз крепко привязали веревками и потащили на берег.

– Эй, сухопутная партия! – крикнул Николай. – Разбирайте и сушите имущество!

По пляжу с веселым гавканьем носился Рекс. Должно быть, он начисто позабыл о ночном приключении.

Николай с Валеркой совершили второй рейс к яхте и вернулись, сгибаясь под тяжестью намокших парусов. Затем они притащили на берег мачту.

Разостлали для просушки паруса, придавив по углам камнями, чтобы не унесло ветром. Разложили на прибрежной гальке спасенное имущество – одежду, продовольствие. Валерка озабоченно осмотрел патефон, вылил из него воду, вынул из мокрой коробки чудом уцелевшие пластинки. Юра порылся в карманах своих брюк, с которых ручьями бежала вода, и извлек отвертку. Он любовно оглядел ее, подбросил и поймал за цветную рукоятку. Впервые за это утро на его бледных губах появилась довольная улыбка.

Шторм не утихал. Ветер с воем гнал на остров низкие косматые тучи, кружевной пеной закипала на отмели беснующаяся вода.

Клочок невзрачной, неуютной земли среди яростного моря. И пятеро на берегу. Пятеро, не считая собаки.

Рита, осторожно ступая босыми ногами по гальке, подошла к Николаю:

– Что будем делать, коммодор?

– Завтракать, – сказал он. – Прежде всего – завтракать.

Они перешли в ложбинку между увалами – здесь было тише. Юра вскрыл ножом три банки мясных консервов, позвал:

– Товарищи робинзоны, прошу к столу.

– А разогреть их нельзя? – спросила Валя.

– Ты сможешь зажечь примус без керосина и спичек?

– Неужели спички исчезли? Как же теперь без огня?..

– Огонь будет, – пообещал Юра. – Не в каменном веке живем.

Ели молча. Два ножа, две отвертки и Юрин «Дюрандаль» заменяли столовые приборы.

– Закурить бы теперь, – сказал Николай, отбрасывая пустую банку. – Да весь табачный запас смыло за борт… Ну ладно.

Он коротко доложил экипажу «Меконга» обстановку:

– Яхта разбита, посему дальнейшее плавание отменяется. Придется немного пожить на острове. В архипелаге часто бывают рыбаки и суда морской нефтеразведки, так что беспокоиться нечего. По ночам будем жечь сигнальный костер. Продовольствие придется взять на строгий учет…

– Зачем же дали псу целую банку? – спросила Валя.

– Потому что пес ничего не читал о кораблекрушениях и не поймет, почему он должен страдать, – возразил Юра. – Давайте подсчитаем, что у нас есть. Уважающие себя робинзоны всегда начинали с этого.

Из продовольствия уцелело: девять банок мясных консервов; четыре коробки сардин, жестяная банка с сухарями; три пачки концентрата «суп-пюре гороховый» в бумажных расползающихся обертках; двадцать семь картофелин; шесть пачек печенья «Привет», раскисшего в тесто; связка лука. Безвозвратно исчезли мука, сахар, пшено и сливочное масло. Сохранились, правда, две бутылки подсолнечного.

– А как с водой? – спросила Рита.

– Воды хватит. – Николай ткнул ногой в деревянный анкерок. – Здесь литров тридцать, хватит на добрых десять дней. Да еще ионообменная смола – она даст литров двадцать опресненной морской воды. Вот с едой у нас похуже.

– Рыбу будем ловить, – сказал Валерка.

– Верно. Устроим рыбный стол. Консервы побережем на крайний случай. В общем, не пропадем.

– Мы-то не пропадем, а вот соль пропала, – заметил Юра, роясь в продовольственных запасах. – Уплыла в герметичной банке.

– По крайней мере, она не промокнет, – вставил Валерка.

Юра ухмыльнулся:

– Малыш делает успехи.

Валерка просиял: не часто он удостаивался похвалы.

Еще уцелели: Ритин сарафан, одна Валина босоножка на правую ногу и одна Валеркина туфля – на левую, одеяла, примус, патефон, акваланг, фотоаппарат, спиннинг, бинокль и компас. Из книг – лоция и «Исполнение желаний» Каверина; ветер равнодушно листал их страницы. Размокшая карта сушилась на берегу, обложенная камешками. Из посуды – котелок, кастрюля и брезентовое ведро. В инструментальном мешке, кроме двух ножей и отверток, оказались: топорик, плоскогубцы, зубило, ножовка, гвозди, жестянка с нитками и парусными иглами и банка с пастой «Нэдэ» для чистки медных частей яхты. Этикетка извещала, что паста предназначена для чистки драгоценностей, зубных протезов, унитазов, самоваров, духовых музыкальных инструментов и троллейбусов.

– Самое смешное, – сказал Николай, повертев банку в руках, – что все это правда. Жаль, у нас нет ни троллейбусов, ни драгоценностей.

Часы были у всех, но шли только у Риты и Валерика. У Николая они шли только при раскачивании, а пылевлагонепроницаемые противоударные часы Юры не реагировали даже на раскачивание.

– Это в соответствии с паспортом, – объяснил Юра. – Там сказано: беречь от ударов и попадания влаги.

Он принялся изучать карту, водя пальцем по еще не просохшему листу. Николай подсел к нему, спросил:

– Куда нас выбросило?

– По-моему, это остров Ипатия, – сказал Юра. – Нас снесло к югу, крутились мы вот здесь… Да, остров Ипатия. – Он полистал лоцию. – Он всего сто пятьдесят лет, как вылез из воды. Раньше здесь была мель, ее называли Чертовым Городищем.

– Почему? – спросила Валя.

– Видишь, остров состоит из ряда параллельных гребней и ложбин? Когда он был подводной мелью, промеры показывали резкое чередование глубин. Вот и решили, что это дома и улицы затонувшего города. Ходили слухи, что кто-то в тихую погоду видел этот город сквозь воду и слышал плач его жителей.

– Юрик, а теперь остров необитаем?

– Теперь! – усмехнулся Юра. – Да, Валечка, мы первые обитатели Чертова Городища.

К полудню ветер утих, и стало теплее. Робинзоны принялись строить жилье. Мачту уложили на гребне увала так, чтобы конец ее метра на три выступал над ложбинкой. Основание мачты завалили камнями, а выступающий конец подперли скрещенными баграми. Этот каркас покрыли спинакером, края его привязали к колышкам, вбитым в грунт. Часть палатки отгородили для женщин штормовым стакселем. Сложенный грот служил «полом», вход в палатку завесили ходовым стакселем.

– Вигвам получился что надо. – Юра поцокал языком. – Я, может, с детства мечтал пожить в таком уютном вигвамчике.

– Так, – сказал Николай. – Следующая проблема – огонь. Вроде бы проясняется малость. Как только выглянет солнце, будет огонь. А пока давайте соберем дровишек для костра.

– Можно подумать, что для нас тут припасли дрова! – Валя пожала плечами.

– Море припасло. Учти, что к северу от острова – материк, густо населенный людьми. Господствующие ветры – северные. Наш лагерь – на северном берегу острова. Значит, дрова есть.

Валерке поручили выбрать место потише и попытать счастья в рыбной ловле. Остальные пошли по берегу.

– Дрова номер один, – воскликнул Николай, поднимая с песка старую, потрескавшуюся шлюпочную решетку.

Потом стали попадаться ящичные доски, обломки брусьев, балберки рыбачьих сетей. Была здесь рамка от форточки, кусок шлюпочного транца с полустертыми буквами и рулевой петлей, спинка стула и даже резное деревянное блюдо с надписью: «ХлЪбъ-соль Ъшь, а правду рЪжь». Чего только не нанесло море за многие годы!

Когда, нагруженные дровами, возвращались к лагерю, в просветах туч проклюнулась голубизна. Робко выглянуло солнце и тут же снова нырнуло в тучу.

Валерка притащил первый улов: несколько тощих бычков и здоровенного сазана. Юра осмотрел сазана и сказал:

– Это тот самый, за которым мы тогда гонялись с ружьем.

– Узнал приятеля? – засмеялась Рита и, забрав сазана, начала его чистить.

Туча сползла с солнца. Юра вывернул из фотоаппарата объектив и, направив его на солнце, поджег нащипанные волокна веревочной пеньки. После энергичного раздувания занялись щепки. И вот в ложбинке, весело потрескивая, запылал костер.

– С вами не пропадешь, – заулыбалась Валя.

Она налила в кастрюлю воды из анкерка.

– Стоп! – вмешался Николай. – Много льешь.

Несмотря на Валины протесты, он подмешал в пресную воду немного морской.

– Во-первых, экономия пресной воды, – говорил он. – Второе – у нас нет соли, а в морской воде она есть. Рыбу будем есть вареную – она лучше насыщает и меньше будет хотеться пить. Воду будем пить в горячем виде – это лучше утоляет жажду.

Наточив ножи на плоской гальке, парни вырезали из балберок пять предметов, более или менее похожих на ложки.

Обедали с большим аппетитом.

– В жизни не ела более вкусной ухи! – призналась Рита. – Просто стыдно: не ем, а жру…

После обеда стало клонить ко сну: давала себя знать бессонная, тревожная ночь.

– Залезайте в вигвам, – распорядился Николай. – А я посижу, мне неохота спать.

Он долго сидел один, подбрасывая доски в костер. Под боком у него дремал Рекс.

Николай был рад тому, что женщины не проявляли беспокойства, полностью доверяя ему и Юре. Но сам-то он понимал, что нельзя особенно рассчитывать на помощь извне: вряд ли кто-нибудь посещает этот островок. Надо что-то придумать…

Глухо ворчал прибой в первобытной тишине. На западе небо очистилось и стало золотым и оранжевым от закатного солнца.

Надо что-то придумать…

Он задремал. И вдруг вскинул голову, услышав шорох. Рита вышла из палатки, зевнула, села рядом.

– Коля, – сказала она, пересыпая песок сквозь пальцы, – мы надолго здесь застряли? Мне важно знать.

– Не знаю. Что-нибудь придумаем… Ты жалеешь, что пошла с нами в поход? – спросил он, помолчав.

– Нет. Но мне надо поскорее вернуться в город.

– Что-нибудь придумаем, – повторил он. – Нет безвыходных положений.

– Придумай, пожалуйста. – Она улыбнулась ему.

Вечером Валерка завел патефон. Потом пели хором. Покатываясь со смеху, разучили подходящую к обстоятельствам папуасскую песню, вычитанную Николаем у Миклухо-Маклая. Несколько однообразный текст песенки излагал технику приготовления пищи из сердцевины саговой пальмы. Юра дирижировал, и все пели, взявшись за руки и приплясывая вокруг костра:

 
Вам, бам, мараре,
Мараре, тамоле.
Мара, мара, мараре,
Бам, бам, мараре.
 

Рекс добросовестно подвывал, задрав морду. Ему было все равно, чему подвывать. Он был хороший, вежливый пес.

Распределили дежурства на ночь – по два часа. Дежурный должен был поддерживать огонь сигнального костра на гребне увала.

Юра вызвался дежурить первым. Валя села рядом с ним. Отблески огня пробегали по их лицам.

– Сильно болит голова? – спросила Валя.

– Нет. Меньше.

– Подумать только: если бы не Коля… – Она замолчала, придвинулась к нему. Он обнял ее за плечи.

Костер – одинокий светлячок в безбрежной ночи. Двое у костра. Вдвоем в целом мире…

Юра сказал незнакомым ей голосом:

– Валька, знаешь что?.. Давай поженимся.

Он не видел, как вспыхнуло ее лицо. Сыпались из костра искры. Юра подался вперед, бросил в огонь обломок доски.

Валя тихо засмеялась:

– Надо еще выбраться отсюда…

– Ты согласна?

Она быстро поцеловала его и встала.

– Спокойной ночи, Юрик.

И пошла к палатке, счастливо улыбаясь в темноту.

День второй

Утром шторма как не бывало. Море синее и гладкое – ни морщинки. В голубом небе – редкие белые паруса облаков.

Первым проснулся Валерка. Он взял спиннинг и, насвистывая вчерашнюю песенку, отправился удить рыбу. Валерка был доволен приключением и заранее предвкушал, как будет рассказывать о нем своим городским приятелям.

Затем из палатки вылезли Юра и Николай. Они пошли по отмели к «Меконгу» и, тщательно осмотрев его, убедились, что своими силами заделать пробоину и поднять яхту с камней не удастся. Нужны два понтона и катер, чтобы отбуксировать ее на яхт-клуб.

Они вернулись на берег. Николай медленно оглядел в бинокль горизонт.

– Глянь-ка туда. – Он передал Юре бинокль.

В окулярах обозначился ажурный чертежик, будто тушью сделанный на голубом шелке неба. Это была верхушка буровой вышки.

Выпуклость земного шара позволяет наблюдателю, стоящему на берегу, видеть на расстоянии около двух с половиной миль. Скрытая за горизонтом часть вышки с основанием имела высоту около сорока метров: значит, с поверхности моря ее можно было бы увидеть за тринадцать миль. Тринадцать миль, да еще две с половиной, – пятнадцать с половиной миль открытого моря отделяло вышку от наших наблюдателей.

Юра сбегал в палатку за картой и компасом. Ориентировав карту, он убедился, что видит одну из разведочных морских буровых возле острова Черепашьего.

– Ну, правильно, – сказал он. – Мы на острове Ипатия. Если плыть по прямой к Черепашьему, миль пятнадцать будет. Ориентир есть – вышка. Рискнуть, а?

– Нет. Далеко, и течение встречное… Вот что: надо строить плот.

– Плот?

– Ага. С парусом и выдвижным килем вроде «Кон-Тики». Выберем день с южным ветром – при северном на плоту бейдевинд не пойдешь… Часов за восемь дойдем до Черепашьего. А там, может, геологи работают, значит, будет рация. Сообщим в город, с яхт-клуба моторку пришлют.

– А если геологов не будет?

– Пойдем дальше. От острова к острову.

– Ладно, – сказал Юра. – Плот так плот. Сегодня и начнем. Видел вчера бревна на той отмели?

– Ага. И еще знаешь что, Юрка? Ни слова женщинам о серьезности положения. Держим такую линию: мы потерпели кораблекрушение не посреди Тихого океана, а на Каспии, в десяти милях от ближайшей бухгалтерии.

– Ну, потонуть на Каспии – удовольствие не большее, чем на Тихом океане. Но я согласен: настроение – веселое!

После завтрака наши робинзоны отправились в обход острова, чтобы исследовать свои новые владения и поискать материал для постройки плота.

Среди босоногой команды «Меконга» одна Валя была обута: на правой ноге у нее была босоножка, на левой красовалась Валеркина туфля. Она спокойно шагала по галечному пляжу, в то время как другие робинзоны спотыкались с непривычки на обломках песчаника.

Северный берег острова был богат плавником. Попадались и бревна, оторванные штормами от «морских сигар», – в них торчали крепежные скобы. Парни выкатили на берег повыше те бревна, которые годились для плота.

Через полкилометра пологий берег свернул к югу и сделался круче. Здесь вода-была голубовато-серая, и в ней бурлили, лопаясь на поверхности, крупные газовые пузырьки.

– Опять грифон! – воскликнул Юра.

– А вот его сухопутный брат, – добавил Николай.

Действительно, на берегу, в десяти метрах от воды, что-то бурлило и фыркало. Вершина небольшого бугра была покрыта теплой, полужидкой грязью, медленно сползавшей вниз. Временами на вершине бугра возникал и с шумом лопался грязевой пузырь.

Николай поднялся к кратеру, скинул рубашку и наложил в нее серой плотной глины.

– Зачем, Николай Сергеевич? – спросил Валерка.

– Печку сложим.

– Ты испортишь рубашку, – сказала Рита.

– Наоборот. У этой глины хорошие моющие свойства.

– Никогда бы не подумала…

Южный берег оказался крутым, обрывистым, окаймленным узенькой прибрежной полосой. Мелкая галька, валуны. Песка здесь совсем не было.

– Хорошее место – с моря подходить, – заметил Николай, когда они вышли к маленькой бухточке. – Смотрите, глубина прямо от берега, можно подойти вплотную.

– Да сюда и подходят, – подтвердил Валерка, показывая на забитую в береговую гальку причальную трубу.

Молодые инженеры осмотрели трубу и обнаружили на ней клеймо Южнотрубного завода и ряд понятных им цифр: размер, номер плавки, марку стали и год выпуска.

– Прошлого года! – воскликнул Юра.

– Значит, здесь бывают геологи. – Николай посмотрел на Риту. – Я же говорил, что долго не засидимся.

– Но плот все равно будем строить? – спросил Валерка.

– Будем. На всякий случай.

Обход острова не занял много времени: длина береговой линии не превышала трех километров.

– Теперь, товарищи, за работу, – сказал Николай, когда экипаж «Меконга» вернулся в лагерь. – Валерка, забрасывай спиннинг. Пошли, Юрка, бревна таскать.

С помощью женской половины экипажа Юра и Николай скатили бревна, найденные на северном берегу, в воду, связали их веревками и отбуксировали к лагерю. Попутно Николай прихватил короткий обрубок бревна, полусгнивший и покрытый толстым налетом соли.

– Зачем тебе эта гниль? – спросила Валя.

– Потом узнаешь.

Наскоро выкупавшись, парни сложили из обломков песчаника печку и обмазали ее вулканической глиной.

– Оно конечно, костер романтичнее, – говори! Юра, – но КПД у него поганый, и дров много жрет. В конце концов, мы не первобытные люди…

Пришел Валерка со свежим уловом. За ним бежал Рекс, с интересом обнюхивая рыбьи хвосты, волочившиеся по гальке.