Текст книги "Кризис Ж"

Глава четвертая
Торт уместен

Москва, 20 мая, даже уже 21-е

Первым в день рождения меня поздравил кот. Вскочил на кровать, потоптался, придавил мою руку тяжелой задницей – чтоб не сбежала от наилучших пожеланий:

– Мэ, дважды мэ! Здоровья тебе. И здорового котика. Приходи вечером с цветами. Букеты завязывают такими красивыми ленточками, я люблю их жевать.

Потом позвонили родители, несколько раз передавали друг другу трубку. Мама спрашивала, какой салат приготовить в субботу – оливье или селедку под шубой, и я знала, что в итоге она все равно сделает оба и устроит мне мини-Новый год. Папа в сотый раз рассказывал историю о том, как ровно в два года я произнесла свое первое целое предложение: «Уходите, я грустю!» Изрекла я это, когда они с мамой вошли в комнату с подарками и шариками. С тех пор мое отношение к дню рождения не сильно изменилось.

Вскоре написала сестра Антонина – спросила, не сплю ли я, и тут же перезвонила. Сама она, судя по избыточно бодрому голосу, еще толком не проснулась. Я проверила догадку: да, оказалось, что эта сумасшедшая минуту назад встала по будильнику, чтобы меня поздравить. «Скорее всего, я этого не вспомню, так что позже опять позвоню, – сказала Антонина. – Зато будет тебе в два раза больше счастья!»

Боря появился только четвертым. Тоже позвонил – в домофон: «Я внизу, можно подняться?» Почему-то нервничал, смущался и с порога пытался объяснить свое возмутительное поведение:

– Джо, с днем рождения. Подумал, что лучше заехать. Надеюсь, не очень мешаю собираться на работу и не сильно нарушаю твое личное пространство.

Его было плохо видно за розами – точь-в-точь сочинскими. Они мгновенно и под завязку заполнили мое личное пространство южным солнцем и радостью.

– Кофе со мной будешь, балда? – спросила я Борю, который умудрился-таки обнять меня через букет.

– Могу, – скромно улыбнулся он. – А, и вот тебе к кофе.

Боря достал откуда-то бордовый капкейк с белой верхушкой, вставил в него тонкую свечку, щелкнул зажигалкой:

– Загадывай желание.

В первую встречу, на балконе, я сказала ему, что всегда хотела на день рождения собственный маленький капкейк вместо торта. Со свечой – чтобы было глупо и весело, как в кино. Даже сорт назвала – «красный бархат»…

Ну и какие, на фиг, желания я еще должна загадывать?

На работе мне тоже подарили цветы. А Солнечная принесла кактус. Эта оригинальная идея посещает ее не впервые: целая полка в шкафу посреди офиса отведена у нас под колючки от Солнечной. Мы туда еще и настольный японский сад поставили – с песком и грабельками. Зовем этот участок пустынькой. Однажды чахлый кактус Насти Попик зацвел, радости было на весь этаж.

Праздновали мы вместе с Юлей Потирай – я день рождения, она декрет. Договорились, что я закажу пироги и привезу вино, а она купит соки, фрукты и детское шампанское. Пироги опаздывали, зато Елизавета Барбос явилась вовремя – принимать у Юли дела. Узнав, что у меня день рождения, растерялась было, но потом поздравила и пошутила:

– Наверное, было бы еще хуже, если бы я явилась с подарком, выследив вас по фейсбуку*.

Мы, конечно, пригласили ее к столу, и она не стала отказываться, спокойно ела наконец-то доставленный пирог с сыром, пила детское шампанское и внимательно слушала разговоры, вникала. Волосы она на этот раз собрала в хвост, так что выразительные уши были видны еще лучше. А еще я заметила, что на шее у нее из-под пиджака проглядывает кусок татуировки. Какие-то перечеркнутые палки. Хорошая девочка, с загадкой.

Вскоре они с беременной Юлей отсели на диван разговаривать об ивентах, остальные тоже вернулись к работе, и я вздохнула с облегчением: день рождения в офисе – мероприятие негласно обязательное, но утомительное.

Настя Попик пришла ко мне в кабинет, чтобы пожаловаться на свою трудную загруженную жизнь и попросить отдать часть текстов для сайта на аутсорс. Я разрешила, а перед уходом спросила ее:

– Как тебе новенькая?

– Норм, – ответила Попик с удовольствием. – Правильная такая.

Сама Настя недавно решила стать взрослой (ей исполнилось преклонные 23), по этому случаю расплела дреды, зеленые колготки сменила на серые и уверовала в корпоративные ценности. Оставила только маленькую серьгу-гвоздик в носу как напоминание о мятежной юности. Так что «правильная» в ее устах – временно комплимент. Надеюсь, Попик и Барбос подружатся.

Забежала Солнечная – предупредить, что в мою сторону движется трейд-маркетинг:

– Кажется, они тащат хлебопечь!

Отдел трейд-маркетинга во главе с Валерией Расторгуевой – люди энергичные. Высокая и статная Валерия (никто не посмеет назвать ее Лерой) – прирожденный командир, общается приказами и в подчиненные себе берет только тех, кто понимает это слово буквально. Хлебопечь для этих дам – не предел: одной сотруднице они как-то подарили барбекюшницу ростом с меня.

– Забирай! – велела Валерия, подталкивая ко мне коробку с хлебопечкой. – Будь счастлива! Подожди, мне муж звонит!

И, зардевшись вдруг, она отошла к окну и принялась ворковать в телефон. Муж – слабое место нашей Валерии. У них счастливый брак, и она говорит об этом чаще, чем хотелось бы окружающим. Мне вообще сложно представить ее замужем – так же, как, например, мою школьную математичку по прозвищу Жаба. Тем не менее муж у мадам Расторгуевой есть, звонит часто, и она всегда берет трубку: это важное условие счастливого брака.

Вернулась Валерия с новостями.

– Муж сказал, вечером будет дождь! – объявила она безапелляционно, как будто только консультировалась с секретарем небесной канцелярии. – Берите зонты!

В ее отделе стоит специальная корзина с зонтиками разных модификаций. Очень удобно: можно не носить свой. У Расторгуевой вообще много хороших идей.

Я поблагодарила трейд-маркетинг за печь, угостила их пирогами, потом проделала то же еще с несколькими отделами, зашедшими поздравить, и, наконец, снова села работать.

– Я уйду пораньше? – заглянула Солнечная. – А то не успею к вам на «Курскую».

Мы с ней договорились, что к сестре Антонине поедем отдельно. Я хотела еще завезти домой букеты, чтобы не завяли в выходные, а Солнечная, подозреваю, собиралась купить мне подарок: если уж позвали в гости, одним кактусом не отделаешься.

– А мужчины там, кстати, будут? Ну, свободные, – напоследок спросила она.

– Пока есть только холостой попугай, – обрисовала я обстановку. – Но кто знает.

– Понятно! На всякий случай сделаю бесплатный мейк в торговом центре.

И Солнечная убежала, о чем-то мечтая и особо не скрывая, куда направляется.

Ко мне пришла обниматься беременная Юля Потирай – за ней и ее вещами приехал муж. Я спустилась вместе с ними к их машине, помогла донести пакеты. Юля сказала, что новенькая Барбос ей понравилась:

– Толковая. И шутит! Я уже даже ревную тебя к ней. Но все равно пойду-ка рожать.

Они уехали, я постояла немного на улице. Было прохладно, но солнце уверенно светило мне в лицо и гарантировало, что скоро лето.

Позвонила сестра Антонина.

– Ну что, ты там уже вся в красном бархате? – поинтересовалась она.

– В смысле, померла и лежу в гробу?

– Ой, – засмеялась сестра. – Я про капкейк. Боря рассказал.

Упоминание Бори грело не хуже солнца.

– Болтает он много, – проворчала, однако, я.

– Обычно это так, – согласилась Антонина. – Но сегодня я сама спросила, что он тебе подарит. И ты же понимаешь, что планируется не только капкейк.

– Вот теперь ты много болтаешь, – остановила я ее. – Не надо спойлеров. Хотя… список приглашенных, случайно, не расширился? Солнечная спрашивала, будут ли свободные мужчины.

– А как же! Горан, например. Я вообще забыла, что он существует – человек неделю из комнаты не выходил, перевод заканчивал. В принципе, он готов и дальше не выходить. Дедушка Горан у нас деликатный.

– Ключевое слово – дедушка. Вряд ли Солнечная для дедушек пошла макияж делать.

– Такая вымытость пропадает! – вздохнула сестра. – Ладно, мне тоже пора надевать вечерние треники и бежать за тортом.

– Не покупай, у меня есть «Птичье молоко» на работе.

– Какого молока у вас там только нет. Жду тебя, в общем. И поздравляю, – распрощалась Антонина под знакомый грохот упавшего кофейника.

Я вернулась в офис и решила уже не работать. Отвезла букеты домой на Шаболовку, расставила их по вазам вокруг Бориных роз, обрадовала кота Зайку и тут же огорчила – поехала в Нехорошую квартиру.

Когда, придерживая коробку с тортом «Птичье молоко», я вошла в Антонинин лифт, за спиной раздалось:

– Подождите, пожалуйста!

И через пару секунд в кабине очутился красивый свободный мужчина. Мой (а точнее, наш с сестрой) бывший бойфренд Антон Поляков.

Первые два этажа мы оба молчали, на третьем Антон нервно улыбнулся, сказал «Поздравляю» и попытался вручить мне торт «Киевский» в коробке с изображением каштановых листьев. В руках у меня уже был один торт, так что я жестом показала: не надо. И добавила:

– Мне все время кажется, что на «Киевском» не каштаны рисуют, а марихуану. Увеселительный десерт. А ты, кстати, как сюда попал?

Антон промолчал еще пару этажей. Видимо, собирался с мыслями – слишком долго для телекорреспондента, работающего в кадре.

– Я прямо из аэропорта приехал, – сообщил, наконец, он и в доказательство повернулся ко мне своим огромным командировочным рюкзаком. – Подумал, все-таки день рождения. А я за тебя даже не поборолся.

– Хм. А почему сюда?

– А куда же еще, – удивился Антон.

И то верно. Тут двери лифта открылись на восьмом, Антонинином, этаже, пришлось выходить на лестничную площадку.

Ну что ж, зря я думала, будто мы с Антоном мирно и сверхцивилизованно расстались. Теперь придется выяснять отношения под дверью Нехорошей квартиры и, возможно, драться тортами.

– Прости, – сказал Антон и даже поднял руки: сдаюсь, мол, и каюсь. – Я все понял, идея была плохая. Не боролся никогда за женщин – не надо было и начинать.

Это в целом правда. Обычно женщины сами инициируют отношения с Антоном, либо процессом рулит судьба. Сестра Антонина в студенческие годы лично пришла к нему в комнату общежития знакомиться, а меня и вовсе положили с ним на один диван. Бороться, воевать – это не к Антону Полякову. Он у нас убежденный отношенческий пацифист. Только грустный какой-то и потерянный.

– Что-то случилось? – спросила я, вздохнув. Ох, не хотелось мне ничего выяснять.

– Да нет, – Антон потер свободной рукой щеку, и я заметила, что он давно небрит. – Ну, то есть контракт мне не продлевают и Сонька беременна.

Вот блин. Сразу два удара по больному. Больше всего на свете Антон любит свою работу. А потом – двух младших сестер. Одна из них, Соня, учится на втором курсе Вышки, а живет в его квартире в Химках. Там она познакомилась с прорабом Зауром, который переделывал им кухню, а вскоре фактически поселился в Сониной комнате. Антон пытался прекратить затянувшийся ремонт и образумить сестру, однако влюбленная девушка рыдала и грозилась выброситься из окна. Живут они на первом этаже, но Антона это не сильно утешало. Он просто стал пореже появляться дома – и частые командировки делу помогали. Что ж, теперь контракт на работе не продлевают, зато продлится род Заура. Суперновости.

– Понятно, – сказала я. – Заходи.

И позвонила в Нехорошую квартиру. А что еще мне было делать – выгнать безработного Антона к беременной сестре?

Моя собственная сестра тем временем открыла дверь и застыла с вопросом на лице.

«Вроде мы с ним разошлись, – говорило это лицо. – По какому поводу торт?»

– Антон приехал меня поздравить и вернуть. Но мы договорились оставить только первую половину плана, – объяснила я. – Ему нужен друг. И, возможно, выпить.

Антонина кивнула: друг так друг. Сказала только:

– А я все-таки сходила и купила еще «Муравейник», на случай непредвиденных гостей.

Взяла у Антона «Киевский», у меня – «Птичье молоко», понесла на кухню.

Мы тихо разувались в прихожей. Молчал даже подлетевший и усевшийся на вешалку попугай Исаич.

– А я тебе не только торт принес, – произнес вскоре Антон, сбросив на пол рюкзак. – Еще и подарок.

И достал из внешнего кармана рюкзака коробочку. Я открыла: в ней лежали серьги с голубым камнем – топазом, скорее всего.

– Красивые? – слегка тоскливо спросил Антон.

– Да, красивые, – согласилась я и тряхнула головой, чтобы волосы закрыли уши. – Спасибо большое. Проходи уже в гостиную и найди себе вина.

Уши у меня заметные, фамильные, доставшиеся от папы. Не эльфийские, как у Елизаветы Барбос, а в стиле микро-Чебурашки: круглые и оттопыренные. И не проколотые. Не тянет Антон на бойфренда года, хорошо, что отказался от идеи за меня бороться. Я пошла к Антонине на кухню, попугай полетел за Антоном – проследить, чтоб гость чего-нибудь не натворил. «О, бор-рдо!» – радостно воскликнул кто-то из них.

– Боре-то ты сама все объяснишь или я? – спросила Антонина, которая пыталась засунуть в трясущийся холодильник три торта. Пирамидка никак не строилась.

– Надеюсь обойтись без объяснений. Боря большой мальчик. Убери ты «Муравейник» из холодильника, ничего с ним не случится!

– А с этим-то что случилось? – кивнула сестра в сторону гостиной.

– Уволили и Соня беременная.

– У-у, – Антонина сморщилась, как от зубной боли. – Ужас какой. Уволили!

Когда-то Антон бросил Антонину, потому что она мешала ему работать. Так что сестра моя в курсе, как много для него значит телевидение.

– А правда беременная? – скептически переспросила она. – Соня вообще-то фантазерка.

– Ну, я не проверяла. Вроде точно, раз так расстроился.

В кухню ворвался веселый и довольный Антон с бутылкой бордо и полупустым бокалом в руке. Пьянеет он так же быстро, как Боря засыпает. Такое счастливое качество.

– Девочки, я страшно рад, что вы у меня есть! – Он подошел и обнял нас обеих за плечи. – Хотите вина? Я там целый ящик обнаружил.

– Да, это Боря привез, – со значением произнесла Антонина и ловко высвободилась из его объятий. – Ты налей и отойди. Мы тут будем салаты резать.

– Я тоже могу резать салаты! – объявила появившаяся очень кстати моя коллега Солнечная. – И торт купила, йогуртовый! У вас там дверь открыта! Привет, Антонина, здравствуйте, Борис, очень приятно познакомиться!

– Антон, – слегка поправила я Солнечную, забирая у нее йогуртовый торт выразительного зеленого цвета.

– Борис? – приподнял бровь Антон. На лице его отразился сложный мыслительный процесс. – А. Ага. Ясно теперь. Вот, значит, как. Ну, тут я бессилен.

И он перестал меня обнимать, а вместо этого предложил вина ничего не понимающей Солнечной. Глаза ее, обведенные карандашами и тенями в торговом центре, заблестели ярче, а этнические украшения зазвенели громче. Кажется, она поняла, что один свободный мужчина в Нехорошей квартире все-таки есть. Виляя бедрами так, что на меня аж подуло бризом, Солнечная повела покорного Антона с кухни в гостиную. О планах помогать нам с салатами она мгновенно забыла.

– Ну что, – подытожила сестра Антонина. – У нас уже есть один званый и один незваный гость. Боря звонил и сказал, что будет через час, Гоша в клубе должен встретить каких-то шотландцев и приедет поздно. Горан сидит в комнате и переводит, мама с Кузей пока в дороге. Так что, похоже, действительно ожидается камерная вечеринка. Как ты и хотела.

– Ага, – согласилась я. – Как я и хотела. Ты, я, наш общий бывший и накрашенная Солнечная.

– На, – сестра Антонина протянула мне нож. – Используй его так, как тебе подсказывает сердце.

И только я занесла нож над вареной картошкой, как входная дверь грохнула, оглушив полрайона. Так эффектно мог войти только один человек.

– Здрассте, – возвестил Илюха. – Как насчет бутербродов?

– Как насчет причины твоего появления? – обернулась Антонина.

– Так пятница же, – пожал подросток плечами, уже торчащими из холодильника. – По пятницам я всегда тут.

– Я же тебе сказала, что сегодня день рождения Жозефины. Забыл?

– Почему забыл-то, – не понимал Илюха. – Поздравляю! Я и подарок принес.

– Спасибо, – усмехнулась я. – Торт?

– Конечно, нет. Набор медиаторов. И песню выу…

– Тс-с! – напустилась на него сестра. – На тебе бутерброд и помолчи пока.

– Так ведь…

– Два бутерброда! – торговалась Антонина, вытесняя брата с кухни. Получив третий, Илюха все-таки вытеснился и отправился в свою комнату, которую мы зовем сычевальней. На прощание он помахал перед моим носом коробочкой – видимо, с медиаторами.

Антонина засмеялась:

– Он ее даже в праздничную бумагу завернул.

– Безупречные манеры, – заметила я.

Тут в кухню снова вбежала Солнечная и бросилась меня целовать. Я опешила и немножко поотбивалась, и тогда она тоже вручила мне подарок. Им оказался пазл на 1000 кусочков с 42 кактусами.

– Она обожает пазлы собирать, – объяснила я тихо Антонине, когда Солнечная упорхнула обратно к Антону. – Видишь, мне все дарят то, что любят сами. Илюха – медиаторы, Солнечная – пазлы и кактусы. Приедет твоя мама-филолог – преподнесет собрание сочинений Камю. А твой отчим-лор – стетоскоп, не меньше. И ушную воронку, если повезет.

– А Антон что подарил, кроме торта?

– О, там другая логика. Серьги привез. С топазами. То есть то, что любишь ты.

У Антонины уши проколоты, а глаза голубые. Кстати, раньше она любила Антона, а в этот Новый год, получается, подарила мне. Все в рамках концепции. Но я решила этого вслух не произносить – скользкая все-таки тема, и сестра у меня немножко ревнивая. Вон как сурово кромсает лук.

Мы приготовили салаты, поставили запекаться мясо. В кухню вошел Горан, уставился на меня, будто вспоминая, кто же я такая. Потом хлопнул себя по лбу, пробормотал что-то на неизвестном языке и помчался в прихожую. Снова стукнула дверь – не так впечатляюще, как при Илюхе.

– В магазин, наверное, пошел, – предположила Антонина. Она мазала багет замороженным маслом и чертыхалась. – Оторвался от перевода и вспомнил, что у тебя день рождения.

– Когда дедушка Горан в прошлый раз пошел в магазин, он чуть не умер, – напомнил нам Илюха из дверного проема (было такое дело зимой). – Я вообще-то за бутербродами, но могу догнать дедушку и сопроводить. Надо?

Антонина в ответ дала ему два овальных куска багета в масле:

– Икру положи сам, она в холодильнике. И не сопровождай, пожалуйста, никого.

Горан вернулся быстро – с букетом мелких желтых ромашек. И с тортом, конечно.

– Это какой-то странный торт «Москва», – расстроенно бормотал он по-английски. – Почему-то красный. У нас в Сербии совсем другой торт «Москва», с вишней.

– Вишня тоже красная, – утешила я славного серба по-французски, хотя по-русски он в принципе понимает, только не говорит.

Горан поздравил меня на трех языках, извинился, что не сделал этого сразу, и остался с нами на кухне:

– Кажется, я закончил перевод. Хочу приносить более ощутимую пользу. Могу помочь вам с бутербродами. Или чаю заварю, а вы посидите спокойно…

В эту секунду из прихожей раздался жизнерадостный шум. Антонина бросилась туда встречать Кузю, маму, отчима и его внука Сашу. Кузя с Сашей выглядели почти как близнецы – светлые, лохматенькие и загорелые. Они вкатились в квартиру на скорости и стали бегать по холлу кругами – видимо, продолжали начатую еще где-то под Тулой игру. Антонина пыталась изловить сына и тоже бегала.

– Жозефиночка, дорогая, здравствуй! – сказала тетя Лена, Антонинина мама, входя в кухню. – С днем рождения! Извини, что мы вот так врываемся…

– Да я рада, какое «извини», – возразила я. – Надеюсь, вы без торта?

– Без! – гарантировала тетя Лена. – Мы с пирогом. Лимонным, бабушкиным.

– Боже, вы его что, сами пекли? Где? На костре у обочины?

– Зачем же костер, если в Воронеже есть съемные апартаменты с кухнями. Утром сегодня встала и быстренько соорудила.

– Потрясающая вы женщина, – заметила я. Мне и правда очень нравится тетя Лена – маленькая, собранная, умная, еще и зеленоглазая. Наверное, я должна была на нее злиться из-за истории с моим папой, но не получается. Познакомились мы уже взрослыми, готовыми людьми, и оказалось, что у нас много общего, а делить нечего. Она меня даже на свою свадьбу зимой приглашала.

Пока я убирала в волшебный бездонный холодильник лимонный пирог, тетя Лена уже успела красиво разложить на блюде образцовые бутерброды с икрой, ровненькие и румяные. Уверена, на каждом из них было одинаковое количество икринок.

– А мы с Антоном уже поставили стол, – проинформировал нас тети-Ленин муж Владимир Леонидович, добрейший высокий дядька, всем видом своим распространяющий спокойствие. – На сколько персон накрывать?

– Персон на триста, как обычно, – сказала я. – Лучше на триста две, с запасом.

– Ясно, – легко согласился он и зашагал в гостиную. Если однажды выяснится, что на Землю летит метеорит, надо сообщить об этом Владимиру Леонидовичу. Он тогда тоже скажет «Ясно» и организует все так, чтобы население планеты маленькими группками, без нервов, собрались в укрытии и сели разучивать песни, а метеорит в итоге изменил траекторию и пролетел мимо.

Я осталась на кухне одна. Тетя Лена пошла в машину за какими-то мелочами, Антонина играла с детьми, мужчины, включая Горана, расставляли на столе приборы: я слышала звон вилок и голос Солнечной: «Можно я на балкон покурить протиснусь?» Илюха предусмотрительно скрылся в сычевальне.

Балкон. Наш. Боря должен был приехать полчаса назад, но даже не звонил.

Зато зазвонил телефон Антонины, который она оставила на холодильнике.

– Жозефина Геннадьевна, ответь, пожалуйста, – крикнула сестра, обвешанная детьми, из холла.

– Алло, – сказала я в телефон не глядя.

– Мы нашли чудовищных крысок!!! – энтузиазм в трубке зашкаливал. – Можем прямо сейчас занести, Кузя обрадуется.

Я не поняла, кто звонит, но, судя по всему, новость сенсационная.

– Кузя, – позвала я. – Там нашли чудовищных крысок. Ты обрадовался?

– Ур-ра! – завопил ребенок. – Я ОЧЕНЬ обрадывался!

– Несите, – коротко велела я. – И поскорее.

Я отключилась и посмотрела на экран телефона. Звонила, оказывается, Марина Игоревна из детского клуба «Бурато». Ну что ж, пусть приносит крысок, особенно чудовищных, там разберемся.

Только Боря все равно не приезжал. И при мысли об этом я холодела нутром, а уши мои, наоборот, принимались гореть.

Марина Игоревна явилась минут через десять в сопровождении администратора Лены. Той, которая очень тихая и застенчивая, а раньше была хозяйкой попугая Исаича.

– Ой, – сказала Лена, застыв в прихожей. – У вас тут уже есть… люди.

– У нас даже одна Лена уже есть, – подтвердила я. – Но вы не волнуйтесь и проходите. День рождения мой, я и решаю, кого впускать.

– А мы торт как раз принесли, – ответила за Лену Марина Игоревна. – Поздравляем вас с днем рождения!

– О, торт! – восхитилась я. – Как неожиданно. Какой?

– Вафельный. Думали, попьем чаю на радостях, что животные нашлись.

И достала из сумки первую крыску. У Марины Игоревны довольно острый нос и одевается она стильно, но чуть старомодно, так что явление крысы из сумки вышло комичными – немного шапоклякнутым.

Всего крысок было три штуки – две коричневые и одна серая, из «Икеи». Кузя пришел в восторг: оказалось, он отнес их в «Бурато» еще в марте, когда они там разыгрывали мини-спектакль «Все мыши любят сыр», а потом потерял. Обнаружила их сегодня Лена, где-то в дальнем закулисье, среди париков.

– Мы все-таки пойдем, – пискнула Лена, передав Кузе крысок.

– Непор-рядок! – возмутился попугай Исаич и сел Лене на голову.

– Согласна с ним, – кивнула я. – Проходите, пожалуйста, к столу.

– Спасибо, – сказала Лена и осталась стоять.

– Спасибо в кар-рман не положишь, – укорил попугай, не слезая с ее головы.

– Я ведь его Шекспиру учила, – вздохнула Лена. – А воспитала гопника.

– Р-роза пахнет р-розой, – процитировал Исаич и, не закончив мысль, полетел в гостиную, к людям. Я взяла Лену за плечи и подтолкнула ее в том же направлении: поняла, что с ней надо действовать решительно, иначе так и простоит всю жизнь в коридоре. Марина Игоревна уже расположилась на полу с детьми и крысками и была чудовищно увлечена игрой.

Тетя Лена принесла с кухни блюдо с фруктами и отдала его Лене из «Бурато»:

– Поставьте, пожалуйста, на стол.

Нашла ей, значит, занятие – и отправила в коллектив.

Снова зазвонил телефон Антонины – я так и ходила с ним, заткнутым за пояс.

– Да, – ответила я. Это был Гоша, который должен был приехать последним.

– С днем рождения, – сказал Гоша. – А где же твоя сестра?

У него абсолютный слух, и он никак не мог спутать нас с Антониной.

– Она развлекает гостей. Там как раз табуретки закончились.

– Понятно, – не удивился Гоша. – А я уже собираюсь. Точнее, мы. Ты не против, если мы приедем с администратором Леной? Из клуба. Она тут… расстроилась.

– Одним администратором Леной больше, одним меньше, – легко согласилась я. – Главное торт не привозите.

Гоша попрощался прежде, чем я решилась спросить, где же его друг Боря.

На ватных ногах я протопала в гостиную. Боря не приедет, теперь это ясно. Он и утром был какой-то странный. Говорил про личное пространство, зажигал свечу на капкейке. Явно приезжал попрощаться, только я этого тогда не поняла.

Ладно, пора садиться за стол. У меня день рождения и толпа откуда-то взявшихся гостей, надо делать счастливое лицо. Может, надеть для этого новые темные очки? Мне их подарили тетя Лена и Владимир Леонидович. Запомнили, что я мерила такие в ростовском бутике, когда мы все ехали на юг. Хорошие, простые, элегантные очки – но дорогущие: я тогда пожадничала. Как же здорово было ехать на юг!..

– Жозефина Геннадьевна, – сестра Антонина преградила мне путь у кухни. – Что с тобой?

– Боря не приедет, да? – быстро заговорила я, заикаясь и задыхаясь. – Не приедет? Он сказал почему?

– Господи, конечно, приедет! – взяла меня за руки. – Ты что? Он приедет и подарит тебе ту цепочку с палочкой-смайлом, как ты хотела. А мы с Гошей – гитару. Ты у Павла в гостях пыталась играть на его старенькой, без струны, вот мы и…

Антонина выдала все секреты сразу. Она и так мастер спойлеров, а я ее еще и напугала своим заиканием. Ну хоть понятно, почему Илюха притащил медиаторы.

– Цепочку? С палочкой? – я продолжала заикаться и частить.

– Да, ну, из коллекции Т. На шею, – и Антонина ткнула пальцем в мою ключицу.

Шея. Ключицы. У меня есть шея, на которую можно надевать цепочку с подвеской. Уши не проколоты, а шея есть. И Боря это знает.

– Да, – спокойно сказала сестра. – Боря это знает.

Значит, я вслух этот бред несла. Отлично. Но Антонина и виду не подала. Стояла, поддерживая меня за оба локтя, непоколебимая, как стена плача.

В кухню зашла было тетя Лена и сразу вышла. Потом появилась Илюхина масштабная тень – и тоже исчезла. Эдак и попугай скоро начнет уважать мое прайвеси.

А затем, наконец, в дверь позвонили. И приехал Гоша, а с ним гитара, и новый администратор Лена, и – Боря. И торт, конечно, «Эстерхази».

– Ты же сказала «главное, торт»? – уточнил Гоша.

Я не люблю публичные проявления чувств, поэтому Боре просто помахала. А он вызвал меня на балкон и вручил ту самую цепочку с изогнутой подвеской в голубой коробочке. Расчудесная подвеска, белое золото, совершенная форма, лежит ровно меж ключиц и не душит. Судя по довольному лицу сестры Антонины, проявившемуся сквозь балконную дверь, о моей мечте Боре рассказала она: ему я точно ничего такого не говорила.

– Ну как? – спросила я. Он застегнул на мне цепочку, и в этот раз я и не думала убирать его руки со своих плеч.

– Очень красиво, – ответил Боря и украдкой поцеловал меня в висок. Он же знает, что я не люблю публичные проявления чувств.

Мы вернулись к гостям, сели за стол. Краем глаза я увидела, что моя коллега Алла Солнечная придвинута очень близко к Антону, и помада у нее стерта.

Тут Гоша достал из чехла мою подарочную гитару, Илюха протянул ему услужливо новый медиатор, и все гости слаженно запели песню Josephine. Так, будто репетировали полгода. Оказалось, действительно репетировали – один раз, преимущественно по скайпу. Просто Гоша, Горан, Илюха, Владимир Леонидович и Марина Игоревна (она сориентировалась прямо на месте) умеют петь. А остальные – подпевать. Получился маленький концерт.

Потом гитару на законных основаниях передали мне. Гоша в тоске ждал, что я начну играть «Как здорово, что все мы здесь солнышко лесное», а я сбацала «Богемскую рапсодию». И выяснилось, что слова знают все, включая мальчиков Кузю с Сашу: они очень правдоподобно орали: «Бисмилла, ноу!»

Тетя Лена, администратор Лена из клуба «22.20» и администратор Лена из «Бурато» решили найти между собой десять отличий.

– Что-то Лен тут до фига, – заметила Лена из «22.20». – Надо нас дифференцировать!

Она не выглядела расстроенной, что бы там ни говорил Гоша. Потрясающе она выглядела. Сестра Антонина за глаза называет ее Барби, но Барби не похожа на человека, а Лена похожа – просто на очень красивого. И ругается она от души и низким голосом.

– Ну, я буду тетя Лена, если никто на это не претендует, – сказала мама Антонины.

– Я могу быть Леной П., – предложила идеальная Лена из «22.20». – Покровская.

– Я, увы, тоже П., – вздохнула Лена из «Бурато». – Пастухова.

– Может, Лена По и Лена Па? – подала идею Антонина.

– Угу, – сказала я. – Но тогда им лучше не находиться в одном помещении.

– Давай, может, я буду Крупногабаритной Леной, а ты – Малогабаритной Леной, – предложила Лена-Барби.

– Это никто не запомнит, – покачала головой малогабаритная Лена. – Предлагаю Лена Красивая и Просто Лена.

– Ой, не исполняй мне тут, мы обе красивые, – возразила Красивая, причем, кажется, не играя, по-честному. – А вот идейка, у меня рост 175, а у тебя?

– Наоборот. 157, – призналась Просто Лена.

– Отл. Значит, Лена 175 и Лена 157.

– Я, как слабая в математике, предлагаю Лену Большую и Лену Маленькую, – вступила тетя Лена. И все согласно зашумели – одобрили.

Мы сели играть в бумажки. Принесли несколько листов, разрезали их на квадратики и дали каждому участнику задание: написать не менее двадцати имен известных людей или персонажей, свернуть бумажки и бросить их в шляпу, которую предоставил известный переводчик с сербского на японский Горан Петрович.

Я писала что-то простое: крокодила Гену, Бабу-ягу, Ельцина.

Сидевший рядом Илюха, почти не скрываясь, старательно выводил что-то большими печатными буквами. Лена Большая и Лена Маленькая работали слаженно, обмениваясь ручкой. Я вроде бы заметила на одной из их бумажек слово «Яго». Ну или это опять была Баба-яга, не знаю. Сестра Антонина и Гоша ушли с бумажками на черную лестницу – там у Антонины что-то вроде кабинета и комнаты свиданий: Гоша выстроил ей это пространство с белым диваном на день рождения. Тетя Лена сказала, что хочет быть арбитром – засекать время и осаживать участников. «Иначе я начну подсказывать, а это нарушение правил», – созналась она тоном анонимного алкоголика.