Текст книги "Нызга"

Среда

Я не отрываясь смотрю в стену. И отказываюсь это принять. То, что назойливо лезет и лезет. То, что неотступно разъедает мои представления о самом себе, мои воспоминания и чувства.

Тварь навязывает мне убеждение, что все это сделал я. Она подсовывает ложную память, не стыдится в средствах. И верно, ведь в таком свете становится понятным многое. Например, почему ее не могли засечь наши датчики, или почему каждый из погибших без тени сомнения шел навстречу смерти. Верно? Теперь это совершенно ясно.

Нет! Невозможно! Просто немыслимо!

Господи… Глисс называл меня братом. Данг считал лучшим другом. А роднее Рыси у меня никого не было. Жуть жуткая…

Утыкаюсь лицом в ладони. Принимаюсь тихо стонать. Больно настолько, что почти теряю сознание.

Господи… А с каким дьявольским усердием я убеждал ребят здраво смотреть на вещи, не терять голову. Чтобы потом… Чтобы придти… Ужас!!

Я вновь закусываю губы, сжимаю горло.

А у тебя, у самого хватит смелости сдавить ладони? До конца? Вот сейчас?

– А-а-а-а-а! – вою я. – Как же так? Как же могло?

А что, если нызга изводит меня? Если последний, прежде чем сгинуть, должен хлебнуть по максимуму? А? Что у меня есть? Только появившиеся из ниоткуда воспоминания. Верно? Да, крайне реальные и объясняющие, но родившиеся из пустоты.

Я вцепляюсь в эту мысль, как утопающий в соломинку.

Конечно. Если Зордан действительно стрелял в меня, то на скафандре должны остаться отметины! Вот так! А кроме следа от выстрела Рыси, я ничего там не видел.

«Может быть, ты просто плохо смотрел?» – вплывает ядовитый шепоток. И я готов вновь заорать, чтобы забыть, выкинуть его вон. Так. Стоп! Не стоит нервничать, давать твари дополнительную возможность свести меня с ума.

Хорошо же. Нужно всего лишь сходить вниз, в технический отсек. И взглянуть! Что может быть проще? Верно?

Встаю на четвереньки, потом на дрожащие от слабости ноги. Держась за стенку пробую сделать шаг. И чуть не падаю.

Ну, спокойнее, спокойнее. Необходимо выровнять дыхание, немного выждать, чтобы сердце стало биться четче. Вот. Вот. Уже лучше. До двери. Затем коридор. Дальше.

У столовой я останавливаюсь. Гляжу в светлый проем. Мне нужны силы. Много сил. Иначе не справиться. Не победить. Ведь нызга хитра, изворотлива. А я голоден и отчаянно хочу пить. Ладно.

Заказываю воду. Целый литр. И плотный обед. А потом пью и пью. И пью. И набрасываюсь на еду. Но, оказывается, в меня мало что влезает. Жалко.

Откидываюсь на спинку кресла. Прикрываю глаза. И неожиданно засыпаю.

Тилинь-дилинь. Шлеп, шлеп. Шмяк!

Что за ерунда, в конце концов? Вздрагиваю, тело занемело от неудобной позы, шею ломит. Я осторожно осматриваюсь, не застали ли меня врасплох, и только теперь замечаю, как сильно разбиты руки. Да, не мешало бы заглянуть в медотсек. Но сейчас не время. Верно?

Поднимаюсь. Шарю вдоль правого бедра. Оружия, конечно же, нет. Ладно. Иду вперед. Снова коридор. Поворот. Небольшой спуск. Лифт. Нажимаю нужную кнопку.

Оп! Вот и технический отсек. Медленно выхожу. Тишина, серые стены, входы, загородки, коридоры. Никого. По правую руку, шагах в пятидесяти, нужный мне шкаф. Крадусь, держа в поле зрения максимально доступную зону обзора. Надеюсь, я сумею достаточно быстро скрыться, если понадобится.

Отодвигаю дверцу. Взору предстают ряды аккуратно развешанных скафандров. Тот, что мне нужен, должен быть вторым слева. Ага. Этот. Вот и вмятина на груди от выстрела Рыси. Ладно. Насколько я помню сон, Зордан стрелял куда-то влево от нызги. Так, бок в порядке, на груди никаких дополнительных отметин. Смотрю дальше… И вижу то, от чего холодеет внутри.

На левом плече зарубцевавшийся след. Едва заметный, но явный. Не удивительно, что тогда, неделю назад, я не обратил на него внимание. Такое можно обнаружить только в случае, когда знаешь, что ищешь.

Провожу пальцами по неровной кромке и чувствую, как кишки начинают наматываться одна на другую. Еще мгновение, и несусь в туалет.

Обессиленный, приваливаюсь к стене. Боже, неужели все это правда? Но где, как скрывается эта тварь?? Осматриваю свое тренированное и несколько похудевшее за последние двое суток тело. Не может быть. Не может! Похоже, она по-прежнему водит меня за нос. Не иначе. Ведь прошла неделя, у нее было время сделать со скафандром все, что угодно. Верно?

Как же мне узнать наверняка? А? Неужто нет никакого способа? Сползаю на пол, сжимаю голову ладонями. Нет, сволочь, так просто тебе меня не взять! Еще посмотрим, кто кого. Верно?

Ведь должно быть что-то, какая-то стопроцентная улика. То, что подвергнуть сомнению действительно трудно. Ведь должно? Я копаюсь в памяти, перебираю воспоминания последнего месяца. Вновь и вновь перемалываю одни и те же факты, детали, моменты. И неожиданно натыкаюсь на кое-что, способное мне помочь.

Вещество, обнаруженное нами с Рысей на полу бокса, где был убит Течер! Тогда я предположил, что с тварью непосредственно перед нападением должны происходить определенные метаморфозы, которые позволяют ей трансформироваться в нужного человека. Она становится плотной и вполне вещественной. И именно в этом состоянии может пораниться. Разве нет?

Так вот. Если предположить, что нызга все-таки присутствует на корабле не сама по себе, а таится, словно паразит, в моем теле, то одежда, в которой я был в ту ночь, должна быть порвана! Ведь чтобы зацепить плоть, нужно продрать ткань. Ха-ха! И вот здесь то тварь точно попадает впросак. Никаких царапин или ссадин у меня тогда не было! И дыру я бы не смог не заметить…

Вновь полутемные помещения, коридоры, бесшумный лифт, который, кажется, способен завезти тебя совсем не туда. Чудящиеся шаги за спиной. Ощутимое присутствие кого-то еще. Я оглядываюсь, замедляю поступь, останавливаюсь за каждым поворотом. Но вокруг по-прежнему пустота и безмолвие. Тревога растет, однако формально для нее нет никаких оснований.

Вот и каюта. Сдвигаю дверь. Внутри такой бедлам, словно там похозяйничал безумец. И это мне не нравится. Твари нельзя давать ни единого шанса. Поэтому я принимаюсь методично складывать, расставлять по местам, поправлять. А что надето на мне? Ужас! В припадке нервного расстройства я напялил на себя все, что попало под руку, и сейчас выглядел как настоящее пугало.

Ладно. Со всяким бывает. Верно? В данный момент важно другое. Вытаскиваю стопку пижам и начинаю перебирать их. Ага. Именно в этой, если мне не изменяет память, я и был в ту ночь. Посмотрим, посмотрим. Рубашка. Штаны. Так. Ну, я же говорил! Ну я ведь это и предпола… гал…

Горло внезапно пережимает. Становится трудно дышать. Сердце на секунду замирает, а затем принимается колотиться как бешеное. В глазах темнеет.

Схватившись за край стола, я пробую удержаться от падения. И мне это почти удается. С трудом проталкиваю сухой комок в глотке. На миг прикрываю веки.

Так вот оно какое, тяжелое прозрение? Перед мысленным взором носятся цветные пятна, складываются в узоры и, не успев построиться окончательно, рассыпаются. Что же я увидел? Можно ли этому верить?

Открываю глаза, сжимаю губы и беру в руки выпавшую вещь. Да. Это здесь. Очевидное, явное, четкое. Крошечный вырванный клочок ткани. Если не знать, то и не заметишь.

Сглатываю внезапно ставшую горькой слюну. Крика нет. Только звон в удивительно пустой голове. Медленно, шаря по стене, сажусь, сцепляю пальцы. Снова сглатываю.

Ага. Вот, значит, как. Такие, получается, эти… Я опять сглатываю. В общем, дела. Ага. Убил всех… Ходил, улыбался, строил теории, налаживал дружеские связи, шутил, поддерживал. А в подходящий момент, значит, того?

– Да?? – я срываюсь на визг. – Сволочь, дрянь!!

Хитрил, втирался в доверие, притворялся?

Визг поднимается на высокую ноту, режет уши. Я зажимаю рот, утыкаюсь в подушку, но остановить его не могу. Словно он внутри. Мечется, раздирает внутренности, уродует.

Невольно я сильнее вдавливаюсь в подушку. Не могу дышать. Тело рвется назад, а разум не пускает. Пусть. Вот. Сейчас! А-ах!

Ветер холодит вспотевший лоб, я гляжу в вечернее небо и слизываю слезы, вопреки моей воле катящиеся по щекам, скапливающиеся в уголках губ. Порыв оказался неудачным. Спонтанным и неудавшимся. Однако направление задано верное. Да? Мне и укрывшемуся во мне чудовищу нет места в этом мире.

Чувствую, как рот начинает подергиваться, а лицо сморщивается. До чего жалко себя, боже! У любой мысли есть изнанка, особенно, если эта мысль угрожает тебе самому. Разве нет? Вот и подтверждение. Идея причинить себе вред вызывает настоящий отпор. Но как жить после всего, что случилось?

Медленно сажусь, некоторое время не двигаюсь, уставившись в пустоту и вцепившись в край постели. Выбора нет. Возможно, его не было никогда. Ладно. Встаю, иду в душ. С отчаянной силой пытаюсь отдраить тело мочалкой, потом бреюсь. Лицо похудело, глаза ввалились, и выгляжу я, наверное, ничем не лучше выходца с того света. Надеваю все чистое, непослушными пальцами застегиваю пуговицы форменной рубашки, вглядываюсь в зеркало.

Достаточно твердыми шагами направляюсь в рубку. Последний раз окидываю взором великолепнейшее, но столь холодное звездное небо на центральном экране. И подношу пистолет к виску. Внутри все мгновенно поджимается, словно от озноба. Пальцы начинают дрожать.

– Забавно, – пытаюсь усмехнуться я застывшими губами. – Главное, решиться на первый шаг. Остальное от тебя уже зависеть не будет.

Человеческий шепот звучит дико в заледеневшей тишине. Вздрагиваю, испуганно оглядываюсь.

И нажимаю на курок!

Безмолвие. Пустота. Бессмыслие.

Осечка.

Еще раз.

Осечка.

Жму.

Безмолвие. Пустота.

Давлю снова и снова, вытаращив глаза и открыв рот, словно умалишенный.

Бессмыслие.

– Ах, так, зараза! – выдавливаю сквозь зубы.

Повернувшись, направляю дуло в сторону двери и, скривившись, нажимаю на курок.

Шипит оплавленный материал. Тут же старается сам себя зарастить.

Пустота.

Вновь к виску! Вот так, вот так, вот…

Отбросив бесполезное оружие, утыкаюсь в ладони. Сухие глаза, дергающиеся губы, влажные пальцы.

Безмолвие.

Несколько часов сижу на полу в рубке. Не думая, не чувствуя. Выпотрошенный и обессиленный.

Но так оставлять этого нельзя. Верно? И я поднимаюсь. И иду в столовую. И, заказав салат, нетерпеливо притоптываю. А затем хватаю вилку. Вонзаю себе в грудь!

Бессмыслие, милый.

Она останавливается в доле миллиметра от моей плоти. И ни в какую не двигается дальше.

– Черт! – истерически выкрикиваю я.

Бросаюсь в технический отсек. С пеной у рта стараюсь открыть люк в выходной шлюз, сдираю ногти, рассекаю щеку. Затихаю в безмолвном плаче, скрючившись на полу.

И вновь кидаюсь. Теперь уже туда, где изолирован двигатель. И снова бьюсь, пытаясь прорваться, чтобы уничтожить себя.

Раз за разом. Здесь и там. Тысячью возможными способами.

Бессмыслие, милый. Бессмыслие. Пустота. Отстраненность.

Измученный, вымазанный собственной кровью, в изорванной грязной одежде я бессмысленно пялюсь в пустоту и чувствую отстраненность от всего происходящего. Тик-так, шлепает секундами время. Скуля, вторя ему, сворачиваюсь в клубок и мгновенно отключаюсь.

Четверг

Тени, тени ходят вокруг меня. Водят странные хороводы. Шепчут мертвыми губами. Глядят застывшими глазами. Их голоса эхом отдаются в бездонной тьме.

– На зарядку, засоня! Проспишь все на свете!

– О чем это вы, братцы кролики?

– Странная штука, вышло из строя сразу три кибера.

– Сегодня мы с тобой в паре. Не боишься?

– Не беспокойся. Все полностью здоровы, никаких отклонений ни в физическом состоянии, ни в химическом составе.

– Пр-р-р-раздник! Пр-р-р-раздник начинается!

– Слева от нас огромные пустоты. Не страшно?

– Ну, не так все просто. Она ищет… Ищет… Ищет…

С криком я просыпаюсь. Ошалело смотрю по сторонам, провожу языком по пересохшим губам. Сердце колотится. А в душе такой ужас, что я продолжаю вопить, стараясь сжаться в комок.

Где я? Почему я здесь? И отчего мне так страшно?

– Мама, мамочка… – всхлипываю я. – За что?..

Как холодно, боже. Подгибаю ноги, обхватываю плечи. Зубы стучат, дрожь пробегает по телу.

– Лукки мертв, – печально произносит Рыся.

Я дергаюсь. Обвожу воспаленными глазами полутемное помещение.

– Ч-что?? Что ты сказала? – заикаясь, бормочу я.

– Тебя не беспокоит то, что рассказывает Дара? – интересуется Данг.

Вжимаюсь в стену, непроизвольно начинаю учащенно дышать.

– Какого черта, Данг?? Ты здесь?? – стараюсь не обезуметь я.

– Нельзя сказать, что ты обнадежил меня, – отвечает он.

– Что за шутки? – взвизгиваю я в ответ.

– Данг мертв, – слова Рыси звучат странно обезличенно.

С воем откидываюсь назад и принимаюсь долбить затылком о стену. Заглушить! Заткнуть! Заставить замолчать! Невыносимо!!

Наступает тишина. Все еще всхлипывая, ощупываю голову. На ладонях остается кровь. Наверное, следовало бы в конце концов посетить медотсек. Но я этого не сделаю никогда. Поднимаюсь, опираясь на руки. Оглядываюсь. Как хорошо, когда вокруг безмолвие. Словно обволакивает тебя бархатной шалью. Технический отсек, ячейка номер восемнадцать. Эк, куда же меня занесло! Ладно. Пора выбираться отсюда.

Топаю к выходу, но воспользоваться лестницей нет сил. Толкаю дверь лифта, нажимаю номер жилого уровня и равнодушно наблюдаю, как за прозрачной перегородкой плывут, растворяясь в темноте, унылые помещения.

Вдруг мне кажется, что в одном из коридоров скользит черная тень. Не успев ни о чем подумать, я жму останов, в нетерпении дергаю дверь, не желающую открываться, и бросаюсь вперед.

– Нызга! Ты здесь? – ору я. – Сволочь!! Выйди, покажись! Или честный бой не для тебя??

Мой крик отражается от стен, приходит обратно искаженными звуками. А я ношусь туда-сюда в тщетной попытке разглядеть в полумраке нечто. Свет зажигается надо мной и гаснет сзади, создавая ощущение опасности за спиной. Я резко оборачиваюсь, бегу назад, размахиваю кулаками, надсаживаю глотку. И так до бесконечности. Устав, усаживаюсь в угол, обхватываю плечи. В голове пустота.

– Надо уничтожить эту гадину прежде, чем она уничтожит нас! – где-то далеко визжит Течер.

Я сглатываю, закрываю глаза, плотно зажимаю уши и склоняюсь вперед.

– Можешь не трудиться, – тихий смешок Течера совсем рядом.

Принимаюсь раскачиваться, гудя на одной басовитой ноте.

– Нызга в ней была, нызга, – бормочет Течер. – Ее устами говорила, ее глазами смотрела. А сейчас выскользнула. И скользит, крадется темными коридорами, черными углами. Цап! И влезает, упс, упс, в красавчика Вереса! Хи-хи-хи…

– А-а-а-а-а-а-а!! – кричу я. – Отвяжись! Отстань, ради бога! А-а-а-а-а!

– Так красавчик Верес просто игнорирует меня? Старается уничтожить презрением? Ха-ха. Страшно смешно, – продолжает издевательским тоном Течер. – Небось, жалко Дару?

Мой крик переходит в хрип. Ногтями я вцепляюсь в лицо, стремясь разодрать его, а головой вновь бьюсь о стену. Может же в конце концов она расколоться как орех? Ведь может?!

– Милый. Только не раскисать! – нежно и примиряющее шепчет Рыся.

И словно ласковые руки гладят меня по щекам, успокаивают разошедшуюся боль. Со стоном я отлепляюсь от стены, ничком падаю на пол и погружаюсь в темноту.

Придя в сознание, сначала не могу понять, где нахожусь. Страшно хочется пить, горло саднит, в рот будто насыпали песка. А тело ноет. Особенно желудок. Так. Желудок?

Я широко открываю глаза. Тварь не дает мне убить себя. Зачем, не знаю. Ее дело. А мое – свалить из этого мира, уйти как можно скорее. Но если обычными способами это не удается, то выйдет ли с помощью голода? Не станет же она меня кормить насильно. Верно?

Ладно, хорошо. Но пить хочется невыносимо. И я вновь поднимаюсь и бреду к лифту. Нужная кнопка здесь. Вот. Поехали.

К чему ей так издеваться надо мной, а? Не понимаю. Чик-чик, убила бы, и готово. Ведь нет! Изводит и изводит галлюцинациями. Сволочь! А, может, их несколько? Ну, нызг этих? Шнырк, шнырк по кораблю. Шнырк, шнырк… Ах-ха-ха-ха-ха! Шнырк-шнырк. Ой, умора…

Мерцающий коридор. Чуть более темные провалы боковых ответвлений. Столовая. Трясущимися пальцами заказываю воду. И еле удерживаюсь, чтобы не выбрать суп или второе. Пью большими глотками. Заказываю еще. Наполняю флягу, засовываю в карман.

До чего же хочется есть! Бульон с золотистыми гренками… Пельмени… Или нет, котлета! Прожаренная, с корочкой… Горка картошки с грибами…

Чертова падь! Черт!! Решительно разворачиваюсь и тащусь на подгибающихся ногах в свою каюту. Тут по-прежнему прибрано и, наверное, даже уютно. Подготовка к последнему шагу была вполне себе ничего. Верно? Я издевательски хмыкаю, сглатываю все еще обильно выделяющуюся слюну и укладываюсь лицом вниз в постель. Поворачиваю голову влево, высвобождая нос.

Цветы колышутся на ветру, волнуются травы. Вдали скачет табун лошадей. Идиллия, черт побери! Так тебя растак! Эх… Что за жизнь?

Шарю рукой по пульту настройки и выключаю всю эту ерунду. Щелк! Ага. Узкая, не совсем удобная и достаточно унылая комната. Разве нет? Но до чего здорово лежать в кровати. Не на полу, не скрючившись от холода. А вполне вот так сибаритски. Верно?

– Ты слышал? – начинает Глисс.

И я сквозь сон отвечаю стоном.

– Ты видел? – настаивает он.

Принимаюсь ворочаться, не в силах проснуться.

– Как это произошло? – голос капитана бьет наотмашь.

– Убить Течера мог любой из нас четверых. А это означает, что убийца действительно среди команды, как и говорила Дара, – сообщает Глисс.

Вскакиваю, оглядываюсь по сторонам. Вокруг только комната. Шкаф, стол, картинки. Ничего лишнего.

– Зачем? – спрашивает Рыся. – Зачем она убивает нас?

Я до крови закусываю губы и принимаюсь рыться в ящике стола в поисках наушников.

– Верес – его друг, в последнее время – почти брат, – отвечает капитан.

– Гадство! – выкрикиваю я.

Дрожащими руками извлекаю наконец проклятые наушники и втыкаю в уши. Тишина-а-а.

– Убери руки. Не трогай меня! – шипит Рыся. – Глисс так верил тебе…

Вытаращив глаза, я смотрю в голую стену и будто вижу Рысю, заплаканную, почти сломленную. До онемения сжимаю кулаки и прижимаю ко рту, стараясь сдержать вопль, который вновь рвется с моих губ.

– Тревога! – сообщает автомат. – Всеобщая тревога! Пробита защита. Курс корабля изменен. Повторяю…

– Заткнись! – приказывает капитан. – Извините. Сорвался. Слишком тяжело. Слишком. Боже, как я ненавижу окраины! Здесь всегда все наперекосяк. Дара была права, мы вышли слишком далеко…

– Верес, ты с капитаном связывался? – неожиданно жестко спрашивает Рыся.

Безмолвие. Только мое учащенное дыхание.

– Стоять, мразь! – четко произносит Рыся. – Не подходи, дрянь! Нызга проклятая!

– Теперь всем ясно, что погибнет каждый? Выхода не существует. На корабле нызга, – устало, но убежденно говорит Дара.

– Ты чего так долго? – голос Рыси звенит от недавнего смеха. – Я уже заждалась тебя. Все подключила, настроила. А ты как обычно!

Господи, как больно! Как невыносимо больно. Словно поворот ножа, дергающего и вытаскивающего наружу внутренности. А-ах!

Дай мне умереть, сволочь. Просто умереть! Слышишь?

Пятница

Жадно поедаю мясо. Голыми руками хватаю куски и запихиваю их в рот. Мясо, тушеные овощи, пельмени. Снова мясо.

И тут меня выворачивает наизнанку. Прямо на стол. Желудок содрогается в конвульсиях, выкидывая съеденное. А напоследок выдает что-то едко пахнущее. Ослабев от этой атаки, я сваливаюсь в проход. Да так и остаюсь там. Без сил, без мыслей, без желаний.

Звездное небо вертится над головой. Светила то ближе, то дальше. Голубой гигант слева. Желтый карлик справа. Туманности прямо по курсу крутят хвостами. Расползается пятно сверхновой. И миры, миры, планеты. Странные существа, удивительные привычки. И вновь звезды складываются в узор, пляшут, подмигивают, отдаляются. А внизу, под ногами галактика. Одна, другая, третья. Скопления. Ячейки… Восторг бросает вперед. И вот та, что казалась далекой, стремительно нарастает, превращаясь из маленькой запятой в огромную, с широкими завихрениями систему. Но одновременно с этим растет отчаяние, безысходность и боль. Захватывает целиком, скручивает, ломает…

– Тобос подарил тебе гораздо больше, чем ты думаешь, – печально произносит Дара. – Надеюсь, нызга сумеет оценить этот дар и оставит тебе жизнь. Хотя я не представляю, для чего нужна жизнь в пустом, населенном только призраками твоих друзей корабле, которым ты, к тому же, не умеешь управлять. В корабле, ушедшем столь далеко, что Земля не сумеет помочь тебе, – Дара медлит. – Нет, уж лучше умереть.

Я дергаюсь, пытаюсь открыть глаза, шарю руками, стараюсь подняться.

– Проще всего сдаться. Отказаться от борьбы. Но среди нас нет трусов и слабаков. Это я знаю абсолютно четко, – твердо говорит Зордан. – Пока есть надежда, пренебрегать ею нельзя. В этом я убежден. Убить себя – последнее дело. Надеюсь, это понятно, – пауза. – Ну неужели ты позволишь одержать ей победу? Не верю! – сквозь зубы тихо заканчивает он.

Ирония судьбы, что Зордан вещает устами (или что там у нее?) твари. И призывает не сдаваться. Нелепо. И смешно, если бы я мог хотя бы улыбнуться.

– Забвение и смерть… Забвение и смерть… – тихо шелестит что-то рядом.

Да, может она и права. Но через восемь дней корабль вступит в границы планетной системы звезды Ларда, а я до сих пор жив. Не лелеет ли нызга надежду проникнуть на корабль спасателей? Если так, то у меня есть еще долг – составить сообщение и настроить его автоматическую передачу на всех доступных земным кораблям частотах. Чтобы предупредить, предостеречь соплеменников о страшном грузе, что таится в моем теле. Нужно суметь, нужно подняться.

Я снова пробую встать. Тело не слушается. Ладно. Выждем, отдохнем. А потом уцепимся за стол, постараемся подтянуться. Ну же! Ну же!

Раскис, поддался на провокации… Дурак! Пусть внутри чудовище, пусть. Но подвергать опасности других нельзя. Ни за что! Не удалось прикончить себя? Так нужно было остановиться, а не идти на поводу у гадины. Как послушный баран, ей богу. Дурак!

Стою. Теперь привалиться, переждать сердцебиение. Давно не ел? Значит, перекусить. А не обжираться как свинье! Верно? Так. Так. Небольшая чашка бульона с парой гренок и крошечным кусочком курицы. Вот. Хорошо. Тошнит? Снова отдохнуть. Помаленьку, полегоньку. Ну, вот миска и пуста. Неплохо.

Устраиваюсь на диване прямо здесь. Смежаю веки. Если нызге понадобится, она без труда избавится от меня. Хоть тут, хоть в каюте. Разве нет? А мне необходимо беречь силы. Чтобы успеть, чтобы суметь выполнить последнюю работу.

Недолгий сон, на сей раз без кошмаров. И вновь чашка бульона с несколько большим кусочком мяса. И опять отдых.

На третий раз чувствую, что без лишнего риска уже могу отправиться к себе. Мерцающий коридор, длинный теплый ворс стен, провал незапертой двери в каюту. Спать… Спать… Ничком падаю в смятую постель и тут же засыпаю.

Сколько времени? Времени сколько, черт возьми? Шарю по тумбочке в поисках часов. Три часа дня. Как много, а необходимо столько сделать. Нужно вставать. Отдых принес мне силы. Силы и твердость. Медленно сажусь, рассматриваю израненные, покрытые синяками руки, избитые ноги. Сколько истрачено энергии, и все впустую. Выплеснуто непонятно куда. Верно? А еще от меня пахнет.

Поднимаюсь, бреду в душ. Положив ладони на раковину, гляжу в зеркало, откуда на меня мрачно выставляется худой заросший щетиной, взлохмаченный бабуин со ссадинами на щеках и лбу. Он щурит недобрые глаза и кривит рот. М-да, картинка впечатляет.

Включаю воду, долго моюсь, шипя, когда мочалка невзначай сдирает коросты. Потом бреюсь и пытаюсь расчесать сбившиеся колтуном волосы. Надеваю чистую, ставшую просторной одежду. Вновь обращаюсь к зеркалу. Да, ситуация явно улучшилась. Мужичок по ту сторону зеркала перенес, видимо, затяжную болезнь, а может быть, и нападение своры бандитов, однако на данный момент он выглядит вполне сносно. Что ж, сдаваться никто не собирается.

Теперь необходимо немного подкрепиться. В столовой, помимо бульона, заказываю детскую порцию второго. Не торопясь, поглощаю. Удивительно, но больше никаких галлюцинаций. То ли нызга подустала, то ли сменила тактику. Вероятнее всего – последнее, так как предыдущий опыт говорит мне, что измотать эту тварь невозможно. Ладно. Постараемся проявлять максимум осторожности.

Убрав посуду, направляюсь в рубку. В коридорах пусто и холодно, словно ледяное дыхание космоса постепенно вторгается в маленький оплот человечества. Это напоминает медленное, но неуклонное разрушение дома, когда его покинули люди. Один измученный человек не способен поддерживать корабль в должном порядке. Хотя нет, не измученный, а разъедаемый злобным и непостижимым существом.

Мигают огоньки сигналов, тихо шелестит воздуховод, звездолет упорно движется по проложенному мною курсу. Он продолжит свой полет и тогда, когда меня здесь уже не будет. А достигнув пределов планетной системы, он станет вечным спутником звезды. Если, конечно, его не найдут спасатели, или с ними самими чего не случится. И чтобы этого не произошло, необходимо мое сообщение. Так.

«Всем, всем, всем! Говорит Верес Вылчек, первый астрофизик экспедиционного бота «Ролц». Уведомляю, что необходимо соблюдать ПРЕДЕЛЬНУЮ осторожность при вхождении в контакт с нашим кораблем! На боте присутствует неизвестное земной науке инопланетное существо, являющееся по отношению к людям жестоким хищником. Насколько удалось выяснить, он внедряется в одного из членов команды, а затем принимается убивать. При этом сам носитель совершенно не подозревает о своей смертельной опасности для окружающих.

Экипаж звездолета «Ролц» мертв, члены команды помещены в изоляционные капсулы. Это:

– Зордан Войчич, командир корабля;

– Дара Ресковиц, штурман;

– Глисс Лант, бортовой инженер;

– Данг Кениг, химик;

– Рыся Сегова, врач, биолог;

– Лукки Майков, кибертехник;

– Течер Дикк, биолог.

Вечная вам память, друзья!

Также хочу предупредить, что на данный момент хищник скрывается во мне, Вересе Вылчеке, первом астрофизике бота «Ролц». В связи с чем я, Верес Вылчек, представляю фатальную угрозу для любого представителя человечества.

Ввиду огромной важности указанной информации прошу при возможности передать данное сообщение другим кораблям».

Вроде бы все. Верно? Осталось только отправить депешу в Центр и настроить локальный передатчик.

– Мне страшно, – тихо, но явственно произносит Дара. – Это все звенья одной цепи: проблемы с киберами, ваши сны, смерть Лукки. Мы неотвратимо идем к гибели с момента выхода из подпространства. И этого уже не изменить. Что бы вы ни делали, что бы ни решали, впереди нас ждет только смерть.

Я дергаюсь и оглядываюсь. Никого. Ну, конечно. А как иначе? Но привыкнуть к таким представлениям неимоверно трудно.

Задаю параметры нуль-передачи, регулирую локальную рацию и запускаю свое сообщение. Теперь даже если меня не будет, или я это буду уже не я, информация о страшных событиях, случившихся на нашем корабле, дойдет до назначения.

– Не жалеешь, что стал звездолетчиком? – продолжает разговаривать со мной Дара.

И мне кажется, что гибкая темная фигурка проходит к штурманскому креслу, садится, распахивает бездонные глаза.

– Разве ты меня не слышишь, Верес?

Я сглатываю, облизываю пересохшие губы и сдавленно отвечаю:

– Знаешь, тебя трудно не слышать. А ты сейчас…

– Однако, – перебивает меня Дара. – Космос не предназначен для человека. Жалкие скорлупки, в которых мы путешествуем, ничто по сравнению с мощью вселенной.

– Кхе. С этим, конечно, трудно не согласиться. А ты…

– Странный ты все-таки, Верес, – смеется она и прикладывает пальцы к губам. – То ли боишься меня, а то ли я тебе просто нравлюсь. Не могу понять.

– Дара, – со стоном выдыхаю я.

– Тебя что-то гложет, разъедает изнутри. Только не вижу, что. Видимо, Тобос оставил в тебе отметину. Он ведь тогда никого не отпустил без своего клейма. Верно? Ты почти единственный, кто остался в живых из вернувшихся оттуда, – она сцепляет ладони и в задумчивости выгибает бровь.

– Где искать тебя, Дара? Ведь так невозможно, – стремительно поднимаюсь я из своего кресла.

Легкий удар по лбу. Звездный хоровод над головой. Крутящиеся спирали и вытянутые шары галактик. Пыль пространства, несущаяся навстречу. И далекие тени гигантских существ, перебрасывающихся яркими огнями.

Я лежу на полу, что, видимо, уже вошло в мою привычку в последнее время. Чувствую противный вкус ворса, забившегося в приоткрытый рот, звон в голове и боль в неловко подогнутой руке. Ладно. Приподнимаюсь, встаю на четвереньки. Кресло штурмана пусто. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Нызга, видимо, решила продолжить свои эксперименты. На удивление, впрочем, человеколюбивые, если судить по продолжительности моей жизни после последнего убийства.

Тобос… Уже второй за сегодня раз мне указывают на некую отметину, которую якобы оставила во мне эта планета. Любопытно. Да. Это было бы крайне интересно, если бы не одна деталь: голос Дары причиняет мне боль. Он заставляет меня на долю секунды поверить, что она жива. Хотя это, разумеется, не так. Поэтому, думаю, главное в предоставляемых монологах Дары не информация, а дополнительный способ вызвать страдания. В общем, какая разница? Долг выполнен, пора заканчивать затянувшийся спектакль.

– Эй, сволочь! Может, все-таки покажешься? Давай! Я уже готов умереть! Не медли, чертова дрянь!

Крутящиеся звезды. Воронки черных дыр. Вуали межзвездного газа. И мир, звонкий, светящийся, разноцветный. Тени, прыгающие, перетекающие одна в другую, сливающиеся и разлетающиеся в стороны. Звуков нет. Они отсутствуют полностью. Однако, несмотря на это, мне слышится веселый детский смех, стук мяча, свист скакалки, топот маленьких и легких ног. Мгновение, и я уже вижу их всех, девчонок и мальчишек самых разных возрастов, с радостными воплями носящихся по огромной детской площадке, оборудованной по последнему слову техники. Площадке, которая без конца меняется, и где нет ничего определенного. Это касается всего – физической составляющей, понятий, мер, норм. И ты уже не знаешь, где правда, а где ложь, что хорошо, а что плохо, что ты это ты, здесь верх, а там низ. А самое главное, ты не уверен, кто находится рядом с тобой. И это настолько смешно, забавно и интересно, что некогда сбегать на обед. Мир, сотворенный целиком как праздник и нескончаемый ослепительный фейерверк.

– Тобос! – вскрикиваю я, открывая глаза.

Так вот чем является эта планета на самом деле! Развлекательный центр, детская площадка, покинутая своими создателями в давние времена и продолжающая, вне зависимости от обстоятельств, исправно функционировать на полную катушку и занимать посетителей таким образом, чтобы они не закисли от скуки.

И я действительно отмечен Тобосом, который не мог не заметить во мне ребенка. Пусть и не принадлежащего расе великих создателей, но все же несмышленого малыша, требующего пристального внимания, развития и заботы. И именно поэтому нызга не решилась прикончить меня, как всех остальных, включая тех, что родились в космосе, и в связи с этим удостоились ее особого интереса.