Текст книги "Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета"

Первая остановка: Маза

Маза – это небольшое село в 28 километрах от райцентра Шигоны. Там не ловят МТС и Билайн, в местной школе три ученика, а выбраться оттуда можно на редкой маршрутке или с местными мужиками, которые подрабатывают извозом.

Мы с фотографом приезжаем из Самары в Шигоны вечером в воскресенье на автобусе. До Мазы транспорт не ходит, поэтому за нами приезжает мама Ксюши Татьяна на машине с местным библиотекарем. Ей не привыкать: ездить за дочерью в Шигоны приходится каждую пятницу. За дорогу библиотекарь берет 500 рублей.

Семья Замыцких живет в деревянном доме без удобств – сельская классика. Места в доме мало: кухня и одна комната, большую часть которой занимает печь. Впрочем, тесно здесь на выходных, когда приезжают дети. В будни здесь только Татьяна, ее гражданский муж Александр, младшая дочь Наташа и три кота. Старший сын Федор учится в Самаре в магистратуре, Сергей – в Тольятти в училище, Виктор работает в Тольятти, а Наташа учится в третьем классе в соседнем селе.

Проблемы со зрением передались Ксюше и другим детям по наследству от отца – у него глаукома. Он бросил жену и детей, когда Ксюша была совсем маленькая.

Татьяна не работает: всю жизнь ухаживает за детьми-инвалидами. Сожитель тоже безработный – немного кормит рыбалка. Основной доход семьи – пенсии и пособия детей по инвалидности. На Ксюшу, например, государство выделяет 5500 рублей. Татьяна очень стесняется бедной обстановки дома и признается, что тяжело было всегда, но теперь, когда на дорогу до интерната Ксюша еженедельно тратит тысячу рублей, стало еще хуже.

На учебу в Самару Ксюша ездит одна – выучила все нужные повороты и остановки. Местные водители ее знают: по просьбе мамы помогают сесть в транспорт.

«О том, что Ксюша больше не сможет на выходные оставаться в школе, мне сообщил, не поверите, сын Федя, – рассказывает Татьяна. – Он откуда-то узнал и позвонил мне. Теперь Ксюша пропускает половину уроков в понедельник и целую пятницу. Чтобы уехать в пятницу домой, ей приходится уезжать из школы рано утром. Она приезжает на электричке в Сызрань, пересаживается на автобус и едет до Шигон. А оттуда уже ничего не ходит. Так что я всякий раз прошу кого-нибудь меня за ней отвезти. А это 500 рублей. Но самое обидное – это то, что у Ксюши проблемы с учебой. Ей ставят двойки за пропуск уроков – по литературе, географии. Эти предметы, как назло, в понедельник и пятницу. Она ревет постоянно. А мне что, вертолет нанимать? Как ездить-то?»

Чтобы в понедельник приготовить для дочери завтрак, Татьяна встает около пяти утра. Первыми от ее шагов и яркого света просыпаются кошки, а потом и весь дом.

Обычно на остановку Ксюшу провожает мама: даже по привычной дороге идти в кромешной тьме девочке сложно. Сегодня вместо мамы я – крепко держу Ксюшу за руку, пока идем до остановки по заснеженной трассе.

Маршрутка приезжает в 7.30 утра, до Шигон полчаса езды. За это время в холодном транспорте у меня насмерть замерзают ноги, но Ксюша не жалуется – привыкла.

Вторая остановка: Шигоны

Обычно в Шигонах Ксюша пересаживается на автобус в 8.30 и едет до Сызрани. Там садится на электричку и к двум часам добирается до интерната. Сегодня ей надо зайти в поликлинику – после каникул необходимо взять для школы справку о состоянии здоровья.

Светлеет, и Ксюша становится увереннее: отпускает мою руку и старается идти впереди. На неочищенной дороге ее ноги проваливаются в снежную кашу – девочка покачивается, но продолжает уверенно идти.

К педиатру очередь. Ксюша занимает за женщиной с короткой стрижкой и усаживается неподалеку, чтобы не упустить ее из виду. Через несколько минут женщина уходит, не предупредив Ксюшу. У девочки начинается паника: она не знает, за кем была женщина, и не увидит ее, когда та вернется. Мы садимся поближе к кабинету, я фиксирую всех, кто пришел после нас.

Ксюшина медкарта очень толстая. «Врожденная глаукома, катаракта, жалобы на слепоту правого глаза и сильные головные боли».

«У меня часто болит голова. Очень сильно. Когда много уроков, когда переживаю из-за чего-нибудь, – говорит Ксюша. – По понедельникам и пятницам обычно болит всегда – из-за утомительной дороги. Таблетки не помогают, я просто терплю».

Спустя час, когда перед Ксюшей остаются человек пять (некоторые прошли без очереди), мимо нее протискивается мужчина с ребенком. В очереди начинается перепалка, и тут Ксюша встает.

– Мужчина, ну как вам не стыдно? – говорит она. – Мы тут сидим с восьми утра!

– Но мне надо!

– Всем надо, имейте совесть!

– Я занимал, просто уходил!

– Мне все равно, когда вы занимали, вас здесь не было целый час! Сейчас пойду я, и точка.

Получив справку, Ксюша поясняет, что первое время, когда ходила по больницам, всегда плакала. Потому что люди, пользуясь ее слепотой, часто протискивались без очереди и даже хамили. Ей пришлось научиться отстаивать свои права.

Автобус из Шигон уходит в 13 часов и идет до Сызрани час. Еще час надо будет просидеть на вокзале в ожидании электрички. Мы коротаем время до автобуса в маленьком кафе – там тепло и дешевый чай.

Ксюша рассказывает, что ей нравится учиться, хотя получается не слишком хорошо: некоторые предметы она не понимает. Зато очень любит литературу и книги – постоянно что-нибудь читает, участвует в конкурсах чтецов. Последнее, что ее потрясло, – «Бедная Лиза» Карамзина. Рассказывая, что учительница по литературе ставит двойки за прогулы, Ксюша еле сдерживается, чтобы не зареветь.

«То, что пропустила, надо сдавать. Единственный вариант – делать это на перемене. Учительница не всегда меня принимает, под настроение. И все время говорит, что я должна быть на уроках. Это так несправедливо!»

Без десяти час мы приходим на остановку. Автобуса еще нет, народу тоже никого. Ксюша нервничает, и не зря. Выясняется, что водитель уехал на десять минут раньше. «Разве можно так делать?» – расстраивается Ксюша. Следующий автобус в два. На этот раз мы приходим на остановку в половине второго, чтобы успеть наверняка. Автобус еще не подошел, а Ксюша уже думает о том, как будет бежать на электричку: поезд приедет в Сызрань впритык, останется пять минут на пересадку.

– Ну и как тебе этот квест? – с улыбкой спрашивает Ксюша уже на платформе. Мы успели добежать, даже осталась пара минут.

– Ужас, – признаюсь я. – Я замерзла и очень хочу спать.

– А мне еще сегодня вечером делать уроки.

Третья остановка: Сызрань

На платформе много народу. Ксюша различает спины и поеживается: залезть в поезд – самая сложная часть квеста. Как только электричка подходит к перрону, люди ломятся в двери. Толпа засасывает меня внутрь, я оборачиваюсь и вижу, как Ксюшу несет людской поток. Она пытается ухватиться за перила, но промахивается. Хватаю ее за руку, помогаю забраться. Ксюша тяжело дышит: «Вот так каждый раз. Мне всегда страшно именно в этот момент, когда все пихаются. Люди не видят, что я незрячая. А если бы и видели, вряд ли бы что-то изменилось. Летом во время посадки в электричку сломали руку маленькому мальчику. А однажды, уже на выходе, из поезда вытолкнули ребенка. Я была внизу, он полетел на меня – еле смогла подхватить».

Спрашиваю Ксюшу, чем она занимается в Самаре кроме учебы, где любит гулять. Отвечает, что у них в расписании по восемь-девять уроков, потом надо делать домашку. Да и с кем и куда она пойдет? Большой город пугает незрячую девочку количеством дорог и пешеходных улиц. Поэтому весь ее мир – уроки и книги – заключен в интернате и маленьком деревянном доме в Мазе.

Четвертая остановка: Самара

В Самаре Ксюша выходит на станции Пятилетка. Время седьмой час, снова темно, а до интерната еще довольно далеко. Выйдя из электрички, она почти бежит к турникету. Пока двери вагона открыты, немного освещается снег под ногами. И надо обязательно успеть добежать, пока не наступила страшная тьма.

Мы идем мимо Кировского рынка. Ксюша с трудом пробирается вперед по снежной каше. «Вот бы наши зрячие депутаты попробовали пройти пешком путь от электрички до школы», – неожиданно произносит она. Идущая навстречу женщина едва не сбивает девочку с ног: приближающуюся фигуру Ксюша в темноте не видит. Когда происходит столкновение, она не произносит ни звука и, слегка пошатнувшись, без тени реакции на лице идет дальше.

По пути Ксюша едва не врезается в железное ограждение, несколько раз серьезно спотыкается, но доходит до метро. Выходит у парка «Дружба» – нужно пройти его весь. И вот, наконец, мы добрались.

На дорогу от электрички до интерната уходит 40 минут. Когда Ксюша не останавливается в больнице и приезжает днем, получается быстрее. Уже семь вечера, перед сном можно успеть сделать уроки. Ксюша говорит, что сил уже нет, и все, чего ей хочется, – лечь спать. Я хорошо ее понимаю: двенадцатичасовая дорога утомила и меня. А что чувствует незрячая девочка, для которой весь этот путь труден еще и физически, сложно вообразить.

«Приедешь домой – обязательно мне позвони, – предупреждает Ксюша. – Я буду переживать».

«Никто не жалуется»

Заместитель директора интерната по воспитательной работе Анна Патокина не понимает, в чем проблема. Она ссылается на утверждение СанПиН 2.4.2.3286–15. Говорит, что ничего неестественного в том, что ученики теперь не могут оставаться на выходных, нет. Более того, никто не жалуется.

«С 1 сентября 2016 года наша школа-интернат, как и другие общеобразовательные учреждения в России для обучающихся с ограниченными возможностями здоровья, перешла на пятидневную учебную неделю. Мы провели собрания по классам, потом родительскую конференцию. И довели до сведения родителей, что дети больше не смогут оставаться у нас на выходные. Ни одного вопроса они нам не задали, и ни одной жалобы от них не поступало».

Я изучила Положение Санитарно-эпидемиологических правил и нормативов СанПиН 2.4.2.3286-15 и не нашла в нем пункта о том, что на выходные ученики должны разъезжаться из интернатов домой. В пункте Общие положения, например, есть подпункт 1.1, где говорится следующее: «…Санитарные правила распространяются на организации, осуществляющие образовательную деятельность по адаптированным основным общеобразовательным программам для обучающихся с ОВЗ (далее – организации для обучающихся с ОВЗ) с дневным или круглосуточным (круглогодичным) пребыванием в них обучающихся с ОВЗ…»

На вопрос, почему пятидневная учебная неделя мешает иногородним ученикам оставаться в интернате, как было раньше, Анна Патокина ответила, что до 2013 года в школе-интернате обучались дети-сироты, которые проживали в нем круглогодично. И вместе с ними проживали и дети из районов. С 2013 года законодательство изменилось, дети-сироты в интернате больше не учатся.

– Теперь мы не приравниваемся к детским домам, и государство больше не выделяет деньги на проживание детей на выходных, – пояснила она.

– А как же 2014-й, 2015-й и половина 2016 года? Как все это время ученики оставались на выходные, несмотря на отсутствие финансирования?

– Тогда им был нужен один день, а теперь стало два дня. В 2014 и 2015 годах на выходные оставалось мало детей, два-три человека, и это были исключения из правил.

Анна Патокина рассказала, что, если бы родители обратились к ней и объяснили, что им неудобно возить ребенка на учебу в понедельник и забирать в пятницу, руководство интерната пошло бы навстречу и сделало исключение. Правда, разово и на один из выходных.

– Мы можем, например, оставить ребенка до субботы или разрешить приехать в воскресенье. Не постоянно, но по необходимости. Есть закон, он один для всех. Но найти точки соприкосновения мы можем.

Про ситуацию Ксюши Замыцкой Патокина знает. Говорит, с ее семьей руководству интерната «трудно сотрудничать, мама Ксюши с нами не общается».

В конце беседы Анна Патокина дала понять, что инициатива «свернуть» субботу и воскресенье исходит не от руководства интерната.

– У нас есть Министерство образования, над нами много начальников, наши действия регламентируются не одним документом. Мы можем сделать уступки, но пойти против региональных решений не можем.

Я позвонила в соседний Саратов, в школу-интернат для незрячих АОП № 3. С этого учебного года в интернате тоже ввели пятидневную учебную неделю. Замдиректора по воспитательной работе Наталья Панина рассказала, что проблем с выходными у них нет.

«У нас дети остаются на выходные и каникулы, потому что некоторые родители физически не могут их возить туда-обратно. Многие семьи в районах малообеспеченные, живут только на детские пенсии. Мы входим в их положение: если они будут каждую пятницу забирать детей, а в понедельник привозить, это будет накладно. На выходных в школе остаются дежурные воспитатели из расчета один воспитатель на десять человек. Никаких распоряжений ни из бухгалтерии, ни из Министерства образования насчет выходных нам не поступало».

Брат Ксюши Федор Замыцкий, выпускник интерната, в котором учится Ксюша, полгода пытается добиться возвращения выходных. Он говорит, что тоже не понимает, как пятидневка связана с выходными. Еще один выпускник, его незрячий друг Валерий Ремизов отправлял запрос в Самарское министерство образования и получил точно такой же ответ, что и я от Анны Патокиной, – про СанПиН и пятидневку. По словам Федора, дело, скорее всего, в экономии бюджета.

«Думаю, Минобр не хочет выделять деньги ради учеников, остающихся на выходные: ведь на субботу и воскресенье нужно оставлять дежурного воспитателя и организовывать кормление детей. Но пока эта версия официально не подтверждается, все это лишь догадки».

Спрашиваю, действительно ли Татьяна не обращалась к руководству с просьбой решить проблему с выходными.

«Мама не любит ругаться и стесняется, вместо нее обращался я. Говорил с директором, она обещала решить вопрос с воскресеньем – якобы Ксюша может приезжать в этот день. Но в конечном итоге от Ксюши тоже отмахнулись».

«Неудобно всем»

Я поговорила с другими родителями из районов, которым неудобно каждую неделю отвозить и забирать детей из интерната.

Слепую от рождения тринадцатилетнюю Соню в интернат возит бабушка. Соня живет в селе Хилкове – 85 километров от Самары.

«Сначала надо из Хилкова доехать до Красного Яра, – рассказывает Лидия Колентьева. – В восемь утра мы с Соней стоим на трассе – ловим попутку. Бывает, полчаса стоим, а бывает, и час… Доезжаем до Красного Яра, оттуда до Самары идет маршрутка. Провожаю ее до школы и таким же путем еду обратно. На двоих у нас получается 700 рублей. В пятницу я ее забираю рано утром – и точно так же едем: сначала маршрутка, потом попутки. Осенью еще куда ни шло, а зимой очень тяжело. Дороги не чищены, стоять на трассе холодно. Один раз мы простояли долго, Соня сильно заболела. Когда были сильные морозы, и машины не заводились, мы даже не поехали на учебу, просто оставили ее на неделю дома».

По словам Лидии Геннадьевны, о том, что выходных больше не будет, она узнала в сентябре, когда привезла Соню на учебу. Приехать на собрание раньше она не могла, потому что оно в неудобное время.

Бабушка пыталась говорить с Анной Патокиной, но та сказала, что сделать ничего нельзя: приказ «сверху».

«Неудобно всем, – говорит Лидия Геннадьевна за других родителей. – Но что же мы, бастовать пойдем, если нам говорят, что ничего не сделать? Мне предложили Соню привозить в воскресенье. Мол, можно так делать иногда. А какой в этом смысл? Это даже хуже – забирать ее домой по такой дороге ради одного дня. И все это у нас называется – забота об инвалидах!»

Соня пропускает половину уроков в понедельник и все в пятницу. Из-за этого у нее проблемы с математикой. Лидия Геннадьевна надеется, что ситуация с отсутствием выходных временная, ведь, по ее словам, раньше на выходные оставались человек десять-пятнадцать, а это все-таки немало.

Пятиклассница Лена живет в Кошках – 140 километров от Самары. Чтобы успевать в понедельник на уроки, Лена с папой просыпаются в четыре утра, быстро собираются и едут в Самару на машине. Иногда дочь на учебу везет мама на автобусе. Он уходит в восемь утра, и Лена опаздывает в интернат на несколько часов.

По словам Натальи, о том, что теперь нельзя будет оставаться на выходных, она узнала, приехав в школу 1 сентября. Она не скандалила, потому что ее просто поставили перед фактом, но надеется, что ситуация изменится.

Жительница города Октябрьска Евгения Вершинина воспитывает слабовидящую дочь-пятиклассницу. О том, что оставлять ребенка на выходные теперь нельзя, Евгения, как и другие, узнала за два дня до учебного года – позвонили из школы. Нравится это или нет – не спросили. А им не нравится.

От Октябрьска до Самары 120 километров, электричка уходит рано утром. Чтобы на нее успеть, мама с дочкой просыпаются в 3.45. Поезд приходит в город в семь утра – на уроки в понедельник девочка успевает. В пятницу же Евгения приезжает за ребенком утром, чтобы успеть на поезд – весь учебный день пропадает.

«Этот интернат мы выбрали потому, что можно было дочь оставлять на выходные. Раньше мы ее забирали раз в месяц, иногда два, нас это устраивало. Я беременна третьим ребенком и совершенно не представляю, что мы будем делать в следующем году, кто будет ездить с дочкой в школу», – переживает Евгения. Она говорит, что пыталась обсудить эту проблему с руководством школы, но ей ответили, что оставлять персонал на все выходные ради двух-трех детей никто не будет.

Валерий Ремизов считает, что родители не бунтуют по разным причинам.

«Кто-то боится, что у ребенка будут проблемы с учебой, кто-то считает, что ничего не изменить, ведь в школе им объяснили про закон и СанПиН. Но неудобно всем, и руководство интерната понимает это. Я думал, что такая проблема есть во всех интернатах страны, но связавшись с другими интернатами, узнал, что это не так. Думаю, руководству школы нужно было проявить инициативу, обратиться в Министерство образования и доказать, что для этого интерната нужно сделать исключение».

* * *

После того как мы расстаемся с Ксюшей, я добираюсь до дома поздно и не звоню, как она просила. Вдруг уже легла спать? Но она не спит. Прижавшись лицом к старому, разбитому смартфону, Ксюша пишет мне сообщение во «ВКонтакте». Она ставит точки вместо пробелов и не видит, что телефон автоматически исправляет некоторые слова.

– Ты. Где? Почему. Не позвонила?

Отвечаю капслоком, чтобы было виднее.

– ДУМАЛА, ТЫ СПИШЬ. ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ?

– Даже да.

– ЧТО ТАКОЕ?

– Не буду. Мучить. Тебя. Свами. Проблемами. Давай. Застройки. Об. Этом. Поговорим?

– ХОРОШО, Я ПОЗВОНЮ ТЕБЕ ЗАВТРА.

– Саперной. Ночи.

«Не думала, что журналисты могут помогать людям»

Когда я переступила порог Ксюшиного дома в Мазе, девочка жутко стеснялась. Сидела на диванчике за печкой и держала телефон очень близко к левому глазу – что-то там читала и не вмешивалась во взрослые разговоры. Ксюшина мама не верила, что прямо сюда, в эту вот дыру приехал живой журналист и интересуется их бедой. Я слушала, как мама описывает типичный Ксюшин маршрут до интерната, все эти 200 километров на перекладных, и старалась переварить. Практически незрячий ребенок, не видящий в темноте, которого пихают в транспорте и который иногда этот транспорт пропускает мимо носа, часто падает, потому что не различает, где лед, тянется к знаниям через 200 километров каждый понедельник и каждую пятницу.

Я понимала: чтобы сделать материал мощным, мало записать все со слов Ксюши и ее мамы. Важно проделать весь путь от дома до интерната вместе с девочкой и подробно его описать. Что мы с Ксюшей и сделали.

Материал действительно вызвал резонанс. Но чудеса начались еще до его выхода. Когда я работала над репортажем, мне хотелось получше разобраться в том, как именно видит Ксюша, чтобы описать это в тексте. Плюс нужны были грамотные медицинские формулировки. Я погуглила врача-офтальмолога в Самаре и нашла хорошего доктора. Позвонила, представилась и объяснила, что мне надо. Ответив на вопросы, врач вдруг спросила, про что я пишу. Я рассказала. Она помолчала, а потом поинтересовалась, не может ли передать для этой девочки небольшую финансовую помощь? Я так опешила, что не нашлась, что сказать. Врач попросила меня приехать к ней и подробнее рассказать историю Ксюши. Я приехала и рассказала. И тогда она протянула мне довольно крупную для бедной Ксюшиной семьи сумму. Я передала деньги старшему брату Ксюши, а он – ее маме, сумев объяснить это пожертвование так, чтобы женщина могла взять деньги без стыда.

А потом на «Таких делах» вышел материал. Журналисты и активисты оборвали телефоны интерната и Министерства образования, требуя объяснить, как такое возможно, что незрячий ребенок должен вот так добираться на учебу? Чиновники обещали обязательно что-нибудь придумать.

Пока они придумывали, я получала звонки и письма от людей, желающих помочь Ксюше и ее семье.

Предлагали помочь деньгами: «Чтобы было на что ездить, пока это безобразие не закончится». Приглашали остановиться: «Могу оставлять девочку у себя на выходные, у меня не очень большая квартира, но места хватит». Признаться, у меня тоже был такой порыв, но я держалась. Потому что ситуация, в которой самые обычные люди хотят помочь другим самым обычным, сделав работу за государство, – нездоровая. Я уже давно транслирую мысль о том, что самая скорая и искренняя помощь всегда приходит от простых людей. От тех, кто, как правило, и сам нуждается. И все-таки, делая работу за тех, кто должен ее делать, выполняя за других их прямые обязанности, мы порождаем бездействие. Министерство образования, руководство интерната должны были решить проблему Ксюши и других детей. Это они должны сделать процесс получения образования удобным и человечным. В случае с Ксюшей речь не шла о космических суммах, которые никак нельзя выкроить, и ситуацию вполне можно было разрешить, если захотеть. Мы же с читателями могли повлиять на ускорение этого процесса, рассказывая о проблеме.

И все-таки порыв помочь, сделать хоть что-то, мне понятен и близок. Несколько человек спросили у меня, можно ли перевести для Ксюши деньги. Я не хотела предлагать их Ксюшиной маме, потому что она стеснительная и гордая. Но у меня появилась идея: предложить читателям скинуться Ксюше на новый телефон. Смартфон, который связывает ее с миром (звонки, соцсети), совсем плох. Разбитый экран, неяркий небольшой дисплей, барахлящий динамик, который иногда отключается, и девочка не слышит собеседника. «У Ксюши как раз был день рождения, телефон стал бы полезным, приятным и ненавязчивым подарком. Если экран будет большой, она сможет читать книги, увеличивая шрифт (она очень любит читать)», – написала я на своей страничке в «Фейсбуке».

Желающих скинуться Ксюше на телефон было очень много. Мы довольно быстро собрали необходимую сумму и даже больше. Купили с Федей хороший смартфон с большим экраном и отвезли его сестре. Оставшиеся от покупки деньги передали Ксюшиной маме.

Через несколько дней после публикации репортажа домой к Ксюшиной маме Татьяне наведались представители Отдела семьи Шигонского района. По словам Татьяны, чиновники рассказывали о льготах, которые она может получить для своих детей, и о санаториях, в которые есть возможность их отправить. К Ксюше, которая в тот момент находилась в санатории, приезжали представители Министерства образования Самарской области, директор интерната и классный руководитель – расспросили девочку о том, как у нее дела.

Я была на связи с преподавателем интерната, которая хорошо относилась к Ксюше и разделяла мою позицию, что выходные необходимо вернуть. Она рассказала, что в школу приезжали представители Министерства образования и прокуратуры. Руководство обязало классных руководителей школы обзвонить всех родителей и попросить их написать заявление о том, что они якобы не имеют претензий по доставке детей в школу. Как это связано с выходными, она пояснить не смогла.

Чуть позже в Мазу, в семью Замыцких, приехала делегация в составе представителя Министерства образования, уполномоченного по правам ребенка, руководства школы и отдела семьи – всего семь человек. По словам Татьяны, перед приездом чиновников трактор вычистил дорогу до их дома. «Представляете, никогда у нас тут ничего не чистили вообще, а тут я гляжу в окно – трактор снег убирает! Я глазам своим не поверила!» – удивлялась мне в трубку она. Чиновники рассказали Татьяне, что Ксюша может оставаться на выходные в школе. Необходимо только написать заявление о том, что девочка в этом нуждается, и такая возможность будет предоставлена.

Уже после выхода публикации и всей этой шумихи я вновь обратилась за комментариями к директору 17 интерната Галине Косковой. Она разговаривала сдержанно и посетовала на то, что о проблеме руководство интерната узнало от журналистов, а не от родителей. По ее словам, ни мама Ксюши, ни ее брат Федор, ни другие родители не сообщали ей, что дети нуждаются в том, чтобы оставаться в школе на выходные. При этом утверждала, что знала, как сложно приходится Ксюше, и якобы советовала ей написать заявление.

Директор не стала комментировать слова своего заместителя Анны Патокиной, настаивавшей на том, что дети якобы не могут оставаться на выходные из-за требований закона. «Сейчас проблема вырисовалась, и мы ее решим. Мы решили, что каждый родитель подойдет сейчас, и снова с ними все обсудим. Вплоть до того, что я сама готова поехать в деревни. Все, кому нужно оставаться, смогут оставаться. Иногда, конечно, ребенок будет ездить домой, вот на праздники дети, наверное, должны быть дома с родителями», – заявила Коскова.

Проблему присмотра за детьми чиновники решили просто: с учениками будут находиться повар и дежурный воспитатель, сформируют график дежурств на выходные.

Когда все это случилось, Ксюша звонила мне и плакала от счастья. Звонила и ее мама, говорила, что не думала, что журналисты могут помогать людям. А я чувствовала себя счастливой оттого, что удалось как-то повлиять на ситуацию. Что журналистика что-то еще может менять, все не зря.

Мы с Ксюшей продолжили общаться и как-то незаметно подружились. Она окончила школу (а тогда из-за пропусков была на грани отчисления), поступила в техникум. Периодически пишет мне капслоком: «КАК ДЕЛА, ЖЕНЯ, КАДА ТЫ ПРИЕДИШЬ? СКОЛЬКО СЕГОДНЯ ПРОБИЖАЛА?» Я много бегаю и рассказываю Ксюше о пробежках. Однажды она спросила, каково это – бежать по парку? Я призналась, как это приятно, когда ветер обволакивает лицо. Когда воздуха так много, что хочется откашляться. Что, когда ускоряешься, появляется ощущение, будто взлетаешь. Я хотела рассказать Ксюше и про багрово-рыжие листья, на которые невозможно насмотреться, и про смешных собак в комбинезонах, но не стала. Но она все равно вздохнула: «Я никогда не смогу бегать».

Еще я хорошо запомнила, как Ксюша, после того как поступила в техникум, позвонила и поделилась: «У нас там в интернате заместитель директора обижает мою любимую учительницу. Надо там навести порядки, не могу так это оставить. Я решила тебе позвонить, ты же все можешь». Приятно, когда ты в чужих глазах супергерой. Но еще приятнее, что в этой хрупкой незрячей девочке живут протестный дух справедливости и неравнодушие. Она могла бы забыть этот интернат, в котором было так плохо, могла бы уже строить свою жизнь, здесь и сейчас. «Но, – говорит Ксюша, – как же я забуду? Там же остались хорошие люди, им нужна помощь. Я не могу бездействовать». Чудесная выросла девочка. Уверена, что у нее все будет хорошо.