Текст книги "Школа безумия"

16

Во время своего еженедельного похода в «Здоровую пищу» мать купила еще больше чая.

Она со странной гордостью в голосе перечисляла экзотические названия. Ни одно из них не впечатлило меня, но я знала, что чем раньше сдамся, тем скорее смогу получить ответы.

– Сколько ты за них выложила? – спросила я, глядя на пакеты. И тут же покачала головой. – Ладно, неважно. Не хочу знать, как быстро ты транжиришь мое наследство.

Моя мать включила конфорку, затем повернулась и оперлась спиной о стол. По ее лицу расползлась медленная улыбка.

– Кто сказал, что ты вообще в завещании?

– Я твой единственный ребенок.

Она пожала плечами.

– Нет внуков, нет наследства.

Мать считала себя бунтаркой.

Я поерзала на табурете и уперлась локтями в стол-островок.

– Итак, как ты узнала про Дестини?

Улыбка погасла.

– Когда ты в последний раз говорила с ней? Ты когда-нибудь видела ее после средней школы?

Нет, не видела. Родители забрали ее сразу после инцидента с Грейс. Месяцем ранее отец Дестини получил перевод и уехал в Южную Каролину, а Дестини, Тайлер и их мать остались в Лэнтоне. Учебный год близок к завершению, рассудили они, какой смысл вырывать детей из школы? Недостатка в деньгах их семья не испытывала, и они вполне могли позволить себе жить на два дома. Помню, Дестини сказала, что это дало матери больше времени на упаковку вещей, хотя позже я узнала, что они наняли профессиональных грузчиков, чтобы те все сделали.

– Эмили? – спросила мать, видя, что я в подобии транса.

Я моргнула и посмотрела ей в глаза.

– После того как она сменила школу, я никогда ее больше не видела.

Мать поджала губы и кивнула. Воспоминание было ей явно неприятно. Позор, который ее единственный ребенок навлек на ее семью. И не один раз, а дважды. И второй раз – последний – был намного хуже, чем первый.

* * *

Когда мы, наконец, вышли из «Уолмарта» – проведя час в душном кабинете без окон со столом и четырьмя пластиковыми стульями, пока охранник Грегг читал мне лекцию о том, почему воровать нехорошо, а мать сидела и молча кипела, – уже начало смеркаться.

Не проронив ни слова, я поплелась следом за матерью на автостоянку. Я молча села в машину и застегнула ремень безопасности. Мать вставила ключ в замок зажигания, но не повернула его. Она просто сидела, сгорбившись, глядя на руль.

– Мама? – прошептала я.

Но она даже не взглянула на меня.

Большую часть времени в душной комнате без окон я проплакала, раз за разом прося прощения. Грегг несколько раз повторил, что должен позвонить в полицию, предъявить обвинения, отправить меня к судье, но ничего такого не сделал. Вместо этого он сфоткал меня, сказав, что повесит этот снимок на пробковую доску в офисе менеджера.

Зачем? Что ж, все просто, юная леди: отныне доступ в этот магазин вам запрещен.

Все это время мать ни разу не взглянула в мою сторону.

Я попробовала еще раз, уже громче.

– Мама?

– Молчи, – процедила она сквозь зубы.

– Мама, прости. Я не хотела…

Таких стремительных движений я за ней не помнила: она резко повернулась на сиденье и влепила мне пощечину. До этого мать ни разу не поднимала на меня руку – сторонником жесткой дисциплины был мой отец. Это он шлепал меня, когда я была младше, хотя и без особого усердия, скорее для галочки, чем в качестве реального наказания. В это мгновение я увидела в ее глазах то же потрясение, какое, я не сомневалась, было и в моих собственных.

Впрочем, в ее глазах оно оставалось недолго. Взгляд тотчас сделался каменным.

– Не пытайся ничего объяснять. Мне не нужны твои оправдания. Мне не нужны твои извинения. Ты отдаешь себе отчет, как это унизительно? Я делала там покупки почти всю мою жизнь и теперь больше никогда не смогу показать нос. Если ты хочешь знать мое мнение, ты еще легко отделалась. Я была бы счастлива, если бы он позвонил в полицию.

Не говоря больше ни слова, она завела машину и поехала к шоссе. Мы молчали всю оставшуюся часть пути. Она не сказала мне, чего ожидать, когда мы приедем домой. Как она расскажет моему отцу, что случилось. Как меня посадят на две недели под домашний арест, а значит, по выходным мне не разрешат ходить в торговый центр. Или домой к кому-то из девочек. Или даже запретят говорить по телефону.

Я снова расплакалась – от смеси гнева и разочарования на лице моего отца, когда он услышал, что произошло. Он не орал на меня, просто покачал головой и велел идти в мою комнату.

Прошло два часа, прежде чем мать пришла за мной, чтобы позвать меня на поздний ужин. Открыв дверь, она увидела, что я лежу на кровати, сжимая в кулаке комок мокрых салфеток. Сев на край кровати, она коснулась моей руки.

– Извини, что дала тебе пощечину. Мне не следовало этого делать. Но и тебе не следовало делать того, что ты сделала. Понимаешь?

Я кивнула, но ничего не сказала.

– Не знаю, что случилось с тобой, Эмили. Ты… ты не такая, какой была раньше.

Я хотела спросить ее, что это значит, но так и не спросила. А ведь, возможно, это изменило бы ситуацию. Возможно, ее ответ перенаправил бы меня в ином направлении.

Но я всегда поступала по-своему. В конце концов, я была той, кем была, и этого уже нельзя было изменить.

В тот вечер в моей комнате мать наклонилась, чтобы обнять меня.

– Я люблю тебя, Эмили.

Я обняла ее в ответ. Прижала ее к себе. Не хотела отпускать.

Но пришлось. Мы всегда должны отпускать друг друга. Даже когда не хочется. Это истину я усвоила еще в раннем детстве.

Позже, после того как стало известно о попытке самоубийства Грейс и все узнали, что мы с ней сделали, реакция моей матери была не такой эмоциональной, как на автостоянке «Уолмарта». Как и реакция моего отца. На этот раз они посмотрели на меня не с разочарованием или гневом, а с отвращением.

* * *

Стоя спиной к кухонному столу в ожидании, когда закипит чайник, мать серьезно кивнула.

– Да, похоже, Дестини тоже скончалась. Полгода назад, согласно некрологу.

– Как ты о нем узнала?

– От Анны Вольф.

– Кто это?

– Мать Дженнифер Вольф. Ты помнишь Дженнифер? Кажется, она на год моложе тебя. Ее мать несколько месяцев назад отправила мне запрос о дружбе. Если бы твои ежегодники не пропали, я могла бы найти ее и показать тебе. Разве ты не помнишь Дженнифер?

Я не помнила имен большинства моих одногодок из нашей параллели, не говоря уже о тех, кто учился классом младше, но не хотела обсуждать это с матерью.

– Имя кажется знакомым.

– В любом случае, Анна сказала, что на днях наткнулась на некролог Дестини и решила переслать его мне. И сказала, что вроде вы с Дестини дружили в средней школе.

Я собралась было расценить это все как некое вторжение в мое личное пространство. Мать девочки, которую я не помнила, общалась с моей матерью, говорила обо мне, как будто неким образом меня знала. Но таковы были все родители, когда я училась в школе. Они постоянно хотели знать, что происходит. Вот почему они становились членами родительских комитетов, сопровождали экскурсии и, словно надзиратели, сидели в зале во время школьных балов. Некоторые из них были обыкновенными сплетниками, как родители Кортни. И, похоже, этот зуд не исчезал, даже когда их дети заканчивали школу.

– У тебя есть некролог?

Мать утвердительно кивнула и указала на айпад, лежащий на кухонном столе. Но прежде чем она успела сделать к нему шаг, засвистел чайник.

– Взгляни. Я оставила открытым в браузере.

На экране была страница местной мэрилендской газеты «Маяк» от 12 октября. Некролог Дестини был первым на странице. Со снимка на меня смотрела женщина примерно моего возраста. Темная кожа. Длинные черные волосы. Широкая улыбка. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как я видела ее в последний раз, но я узнала Дестини моментально.

Пробежала глазами некролог. Дестини окончила Колледж ветеринарной медицины штатов Вирджиния-Мэриленд и работала в ветеринарной клинике в Берлине в Мэриленде. Неудивительно. Она всегда любила животных, особенно лошадей.

Что касается обстоятельств ее смерти, тут некролог был расплывчатым. Причина не называлась, но фраза «ушла из жизни» внезапно подняла в сознании красный флажок.

Мать принесла одну из чашек, поставила рядом с айпадом и, сев на табурет рядом со мной, покачала головой.

– Кошмар, не правда ли? Я имею в виду, каковы шансы на совпадение? Две твои старые школьные подруги ушли из жизни с разницей в полгода. Просто ужас.

Да, просто ужас. А что касается шансов, то они мне совсем не нравились. Я вспомнила, как Карен прошептала:

– Это самое странное. Она назвала ее призраком.

17

Кортни заметила меня лишь тогда, когда я оказалась следующим покупателем в очереди к ее кассе. Ее внимание было сосредоточено на покупательнице передо мной, немолодой латиноамериканке в очках с толстыми линзами. Улыбаясь и болтая, она сканировала ее покупки и складывала их в пакет. Светлые волосы Кортни с прокрашенными розовыми прядями были забраны в хвост, а мешковатый синий жилет выглядел недавно выстиранным. Поймав себя на том, что таращусь, я отвернулась.

Обведя взглядом магазин, я внезапно поняла, что я здесь впервые с восьмого класса. После школы я забыла про свой пожизненный бан, но ни разу не заглянула сюда за покупками – жила на другом конце города. Интересно, Грегг все еще работает здесь? И если да, узнает ли он меня?

Закончив складывать в пакет последнюю пару покупок, Кортни взглянула на своего следующего покупателя. Наши взгляды встретились. Она замерла и, прежде чем отсчитать сдачу, на миг нахмурилась.

Я оглянулась. Женщина средних лет с двумя детьми и нагруженной с горой тележкой уже выгружала свои покупки на ленту. Каждые пару секунд она бросала на меня любопытный взгляд, как будто ожидала, когда я, наконец, возьму хотя бы что-то с прикассовой полки.

Мое внимание привлекла полка с жевательной резинкой. Не долго раздумывая, я схватила желтую пачку «Джуси фрут», подошла к кассе и положила ее рядом со сканером.

Кортни с энтузиазмом приветствовала каждого покупателя словами «Добрый день, как дела?», но при виде меня ее вечная улыбка потухла, голос стал глухим.

– Что ты здесь делаешь?

– Я зашла к тебе в квартиру, узнать, дома ли ты. Постучала, но мне никто не ответил.

– Терри никому не открывает.

– Я пыталась позвонить тебе на мобильный. Но он как будто отключен.

– Закончились тарифные минуты. Послушай, моя начальница не любит, когда мы отвлекаемся, особенно когда наплыв покупателей.

Сказав это, она скользнула глазами мимо меня, на крупную кудрявую женщину, которая стояла в стороне, зорко обозревая все работающие кассы.

– Дестини умерла, – прошептала я, обернувшись к ней.

Кортни сделала большие глаза.

– Что? Когда?

– Полгода назад.

– Как?

– Точно не знаю. Некролог какой-то туманный.

Кортни мгновение помолчала, затем схватила пачку «Джуси фрут» и провела ею по сканеру. Тихий писк влился в десяток других по всей линии касс.

– Моя смена заканчивается через полчаса. Подвезешь?

Я кивнула. Кортни нажала кнопку на кассе. Внезапно на ее лицо вернулась вечная улыбка, а голос снова стал бодрым.

– С вас доллар. Хотите заплатить наличными или картой?

* * *

Кортни сидела на пассажирском сиденье, впившись взглядом в экран моего мобильника. Перед тем как уйти от матери, я скопировала веб-страницу некролога, и пока выезжала со стоянки на главную дорогу, Кортни внимательно его изучала.

– Господи, – прошептала она, качая головой. – Как ты его нарыла?

– Одна из подруг моей матери по «Фейсбуку» прислала ей ссылку. Мать Дженнифер Вольф. Тебе это имя что-то говорит?

– Она училась с нами в одной школе?

– Очевидно, классом младше.

– Возможно. Я помню нескольких Дженнифер. Погоди, Господи, неужели и Дестини тоже?

– Это еще ничего не значит. Я к тому, что между Дестини и Оливией может не быть никакой связи. В некрологе говорится, что Дестини «внезапно ушла из жизни». То есть ее смерть могла быть результатом несчастного случая.

– Или самоубийства.

Это не было сказано с уверенностью, но в тоне Кортни мне послышалось легкое рвение, как будто это придавало больше смысла тому, что произошло с Оливией.

После нашей ссоры на прошлой неделе было странно находиться с ней в одной машине.

В глубине души думала, что я больше никогда ее не увижу. Теперь же я везла ее с работы домой, как будто мы неразлучные подруги.

– Да, но, может, и нет, – сказала я. – Тем не менее, когда я услышала, что случилось, я вспомнила наш разговор на прошлой неделе.

Кортни молчала, глядя в окно. Было чуть больше семи, и солнце уже начинало садиться. Небо залилось оранжевым и пурпурным светом.

– Ты имеешь в виду Грейс? – спросила она, не глядя на меня.

– Я пока не готова поверить в то, что Оливия имела в виду Грейс, когда говорила про призрака. Думаю, есть только один способ узнать это наверняка.

Кортни повернула голову.

– Как?

– Спросить жениха Оливии.

– Ты думаешь, он согласится поговорить с нами?

– Не знаю. Но сначала нам нужно его найти.

Кортни повернулась ко мне с хитрой улыбкой.

– Что такое? – спросила я.

– Я уже его нашла.

* * *

Мы поднялись по лестнице на второй этаж корпуса E. В подъезде все еще было темно, сильно воняло плесенью. Кортни поднималась по ступенькам почти вприпрыжку.

– Терри удивится, что я вернулась рано. Представляю выражение ее лица! Обычно на автобусе у меня уходит минут сорок пять, а то и час.

Она полезла в сумочку и вытащила ключи. Затем дважды легонько постучала костяшками пальцев по верхней части двери, дважды по низу и один раз по центру.

– Это наш условный знак, – пояснила она, заметив мое замешательство. – Так Терри знает, что это я. Время от времени мы его меняем, чтобы соседи не разгадали. Не то чтобы я не доверяла нашим соседям, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Она открыла дверь. Коридор был пуст. В гостиной на низкой громкости работал телевизор. Кортни, нахмурив брови, оглянулась на меня и медленно, почти на цыпочках, вошла в квартиру. Пройдя пять шагов, она почти добралась до гостиной и двери в кухню.

– Бу! – это из кухни, изобразив пальцами рога, выскочила Терри.

Кортни наклонилась, схватила дочь и принялась ее щекотать. Терри запищала от восторга. Я вошла внутрь, закрыла за собой дверь и несколько секунд наблюдала за тем, как они борются друг с другом. Вскоре Кортни выдохлась и встала прямо.

– Терри, ты помнишь тетю Эмили? Она была у нас на прошлой неделе.

Я снова стала тетей Эмили.

Терри помахала мне. Сегодня ее волосы были заплетены в симпатичные французские косы.

– Привет.

– Это я стучалась раньше.

Терри взглянула на мать и робко улыбнулась.

– Я не должна никому открывать.

– Верно, никому, – сказала Кортни. – Ты примерная девочка. Может, пока я переодеваюсь, ты покажешь тете Эмили свой новый рисунок?

Кортни направилась в спальню, а Терри жестом пригласила меня в гостиную. На полу были разложены ее альбом и цветные карандаши. Она опустилась на колени, схватила один лист и протянула его мне.

Черепаху Джефферсона окружили три более крупных зверя.

Один был кроликом. Второй енотом. Третий – опоссумом. Все три зверюшки выглядели угрожающе. Черепаха выглядела напуганной.

– Это ученики из школы Джефферсона, – сказала Терри.

– Они выглядят злобно.

Не сводя глаз с картинки, Терри кивнула.

– Обидчики? – спросила я.

Терри снова кивнула и опустила глаза.

– С тобой иногда так бывает в школе? Кто-нибудь из детей задирает тебя?

Ее взгляд упал на ковер. Она сложила руки перед собой и пожала плечами.

– Иногда.

– Ты ведь знаешь, что нужно сказать учителю, если кто-то обижает, верно?

Она снова кивнула, но ничего не сказала.

Прежде чем я смогла продолжить – психотерапевт во мне начал импровизированный сеанс, – в комнату вошла Кортни. Она сменила рабочую форму на джинсы и футболку и несла ноутбук, уже открытый. Экран подсвечивал ей лицо.

– Терри, хочешь есть?

Девочка вновь улыбнулась и кивнула.

– И что бы ты хотела съесть?

Терри на мгновение задумалась и посмотрела на потолок.

– Рыбные палочки и макароны с сыром.

– Отлично. Иди, включи духовку и приготовь все, хорошо?

Терри вскочила и направилась в кухню.

– Ей запрещено пользоваться духовкой или плитой, если меня нет дома, – пояснила Кортни. – Но она умеет готовить. Я всегда предлагаю ей что-нибудь приготовить или хотя бы помочь, но она говорит, что справится сама.

Кортни подняла ноутбук и жестом пригласила меня сесть на диван.

– Я даю своему соседу двадцать долларов в месяц, и он позволяет нам пользоваться его паролем. Что весьма любезно с его стороны. Ты в курсе, сколько в наши дни дерут за Интернет?

Она быстро взглянула на меня, как будто я непременно должна знать, сколько стоит Интернет, и я снова поразилась тому, насколько сильно Кортни упала в финансовом отношении. Было время, когда она получала все, что хотела, без исключения. Ее родители купили ей на ее шестнадцатый день рождения новенький «Фольксваген Джетта». Они даже сумели достать гигантский бант, какие можно увидеть в рекламе автомобилей.

Кортни повернула ноутбук экраном ко мне и открыла профиль жениха Оливии в «Фейсбуке».

– Как ты его нашла?

– В два счета. Кажется, я уже говорила тебе, что по ночам, когда не могу уснуть, я зависаю в «Фейсбуке»? Так вот, после похорон я проверила стену Оливии и увидела, что ее статус отношений с Филипом все еще помечен как «помолвлена». Помнишь, что сказала Карен? Что они не смогли удалить ее учетную запись? Многие писали на ее стене, как сильно им ее недостает. Мне было так плохо, что я тоже написала пару слов.

На аватарке Филипа по-прежнему были изображены он и Оливия. Похоже, снимок был сделан летом: оба в футболках и шортах, они стояли на фоне реки Саскуэханна, и за их спинами виднелся Городской остров. Я была вынуждена признать, что оба выглядели счастливыми, особенно Оливия. Но затем вспомнила, что две недели назад Оливия прыгнула в эту же реку и утонула, и у меня защемило сердце.

– В любом случае, – сказала Кортни, – я смогла найти страницу Филипа, и у него там указаны два работодателя. В течение недели он работает озеленителем – как я поняла, косит траву, подстригает кусты и деревья, – а по выходным подрабатывает в «Гриль-баре Хьюи». Погуглила: это на другом берегу реки, в округе Камберленд, примерно в часе езды отсюда.

Кортни взглянула на меня, и я поняла по ее глазам, что у нее на уме. Я увидела это, потому что сама подумала то же самое.

– А как же Терри? – прошептала я.

– С ней все будет в порядке. Она умная самостоятельная девочка. И может сама позаботиться о себе.

Мне это не понравилось, но я знала: Кортни права. Терри была очень зрелой для своего возраста. Поработать лишнюю пару часов в одиночестве над своими рисунками не будет для нее проблемой.

– У тебя с твоим женихом на сегодня нет никаких планов? – спросила Кортни.

– Он работает в две смены. И вернется домой довольно поздно.

Я не знала этого наверняка, но мой ответ прозвучал правдоподобно.

– В таком случае, никаких планов у нас нет, – подвела итог Кортни.

Я снова посмотрела на экран ноутбука. На фото на страничке Филипа. Я вспомнила, как на прошлой неделе он ворвался в похоронное бюро, как его глаза были полны слез, потому что он просто хотел попрощаться с Оливией.

– Мы действительно собираемся это сделать? А если он ничего не знает?

– Тогда, по крайней мере, мы будем уверены. И сможем исключить версию о том, что, возможно, это…

Кортни покачала головой, не желая до конца озвучивать эту мысль. Я прекрасно ее понимала. Было странно думать, что девочка из нашего прошлого – призрак – могла неким образом быть причастна к жизни Оливии до такой степени, что та покончила с собой.

На мгновение я представила себе это: Оливия взбирается на перила моста, балансирует, чтобы встать прямо, заглядывает через край. Рассчитывает в уме расстояние между собой и водой. Как быстро достигнет воды, когда спрыгнет.

Оливия, которую я помнила, никогда не казалась мне склонной к депрессии, но подчас люди хорошо скрывают свое состояние. Они знают, когда улыбнуться. Когда рассмеяться. Умеют в нужный момент сказать нужные вещи. До того дня, когда депрессия станет настолько невыносима, что бороться с ней будет выше их сил.

Терри вошла в гостиную.

– Мам, еда готова.

Кортни улыбнулась дочери и сказала, чтобы та подождала ее в кухне.

Когда Терри ушла, она снова взглянула на меня и тихо сказала:

– Не знаю, что из этого выйдет. Возможно, его там нет. Не возражаешь, если я снова воспользуюсь твоим телефоном?

Я выудила телефон из сумочки, разблокировала экран и протянула ей. Ноутбук все еще лежал у нее на коленях. Кортни открыла «Гугл» и вбила «Гриль-бар Хьюи». Через несколько секунд, приложив телефон к уху, она уже набирала номер заведения.

– Да, привет, меня зовут Мэри. Я сегодня вечером хочу заглянуть к вам с моими друзьями, и хотелось бы надеяться, что будет работать хотя бы один из наших любимых барменов. Да-да. Дайте подумать… Или Джон, или Филип. Да. Правда? Замечательно. Огромное спасибо.

Она повесила трубку. Я улыбнулась ей.

– Мэри?

Она пожала плечами.

– Зачем мне было использовать свое настоящее имя?

– А кто такой Джон?

– Без понятия. Но сдается мне, что в каждом баре непременно работает какой-нибудь Джон.

– Они сказали, что Филип сегодня работает?

– Да. – Кортни закрыла ноутбук, отложила его в сторону и встала.

– Сейчас посмотрю, что там у Терри с ужином, а затем мы можем отправиться в путь. Кстати, не хочешь рыбных палочек?