Текст книги "Школа безумия"

18

«Гриль-бар Хьюи» перешел границу между забегаловкой и уже не забегаловкой. Это определенно не был элитный ресторан, но и не дешевое заведение, куда учителя заглядывают после школы, чтобы сэкономить в «счастливый час», или родители, желающие отдохнуть от шумных отпрысков, приходят пропустить бокал-другой.

Автостоянка была заставлена всевозможными седанами, пикапами и мотоциклами. На окнах тихонько гудели неоновые пивные вывески. Внутри зал был разделен тонкой стеклянной перегородкой: обеденная зона с одной стороны, бар, где разрешалось курить – с другой.

Мы с Кортни миновали кассу у двери и направились прямо к бару. В воздухе висел густой табачный дым, и я знала: к тому времени, когда мы уйдем, волосы и одежда провоняют им. Вокруг вразброс стояли высокие столы, половина из них уже была занята. В самом баре было всего несколько посетителей, в основном пожилые мужчины, склонившиеся над бокалами пива.

Мы забрались на два табурета в конце стойки, в самом углу. Бармен, высокий, подтянутый, с татуировками на руках, встретил нас быстрой улыбкой и сказал, что сейчас нас обслужит.

Кортни наклонилась ко мне и прошептала:

– У меня нет денег.

– Не бери в голову. Я заплачу.

Мы заказали напитки: Кортни – диетическую газировку, я – «Миллер лайт»; и как только бармен отошел, Кортни пообещала вернуть мне деньги. Я снова велела ей не брать в голову и посмотрела на стакан содовой на картонном кружке перед ней.

– Можешь заказать что-нибудь покрепче.

Кортни отпила газировку и покачала головой.

– Не пью алкоголь уже много лет. – Она обвела взглядом зал и вновь наклонилась ближе. – Я его не вижу.

– Я тоже.

– Может, мне наврали по телефону?

В этот момент дверь за стойкой распахнулась, и появился Филип. Как и бармен, подавший нам напитки, он был в джинсах и черной футболке с логотипом бара на спине. Он и наш бармен стукнулись кулаками, после чего Филип принялся открывать холодильники, проверяя, запасы какого пива нужно пополнить.

Мы молча наблюдали за ним. Должно быть, он заметил, что мы на него смотрим, потому что в какой-то момент поднял глаза и одарил нас улыбкой, после чего продолжил загружать холодильники.

Кортни отпила еще глоток.

– Что будем делать?

Я медленно повернула голову и в упор посмотрела на нее.

– Думала, у тебя есть план.

– С чего ты взяла? Это была твоя идея.

Я сжала бутылку и снова оглядела бар.

– Мы не можем разговаривать с ним, сидя здесь.

– Почему нет?

– Потому что он на работе.

– Но в том-то и вся фишка. Он здесь работает. И поэтому мы тоже здесь.

Я не знала, что сказать. Сделала глоток пива и поставила бутылку на стойку. Внезапно пожалела об этой дурацкой затее. Боже, какая наивность! На что мы надеялись?

– Ну и? – спросила Кортни.

Я на миг задумалась, наблюдая, как Филип общается с какими-то стариками на другом конце стойки.

– Давай подождем.

Долго ждать не пришлось. Примерно через полчаса Филип вытащил из пачки на задней стенке бара сигарету. Я подумала, что он собрался дать сигарету одному из стариков, но вместо этого он направился к двери, сказав нашему бармену, что вернется через минуту. Кортни уже слезала с табурета.

– Расплатись и встречай меня за углом.

* * *

Выйдя на улицу, я увидела, что Кортни стоит спиной к стене и выглядывает из-за угла. Я пугливо оглянулась через плечо на автостоянку, но вокруг никого не было. Я подошла к Кортни и, понизив голос до шепота, спросила:

– Что ты делаешь?

– Жду тебя, – прошептала она в ответ. – Смотри, он почти закончил.

Согнув колено и упираясь ногой в стену, Филип стоял рядом с мусорным баком и смотрел в телефон. Кортни была права: он почти докурил.

Я посмотрела на Кортни. Она – на меня. В ее глазах читалась неуверенность, сомнение. Какого черта мы здесь забыли? Мне хотелось сказать ей, что нам пора отсюда сваливать. Юркнем обратно в машину и вернемся в Лэнтон. Я высажу ее возле дома, а потом поеду к себе.

Но потом я представила себе лежащую в гробу Оливию и то, что, по словам Карен, сказала ей сестра. В общем, собралась с духом и вышла из-за угла.

В первое мгновение Филип не заметил меня. Мягкое свечение экрана отбрасывало на его лицо блики. Сделав последнюю затяжку, он раздавил окурок каблуком. И лишь тогда заметил, что я направляюсь к нему. Здесь, за углом, было темно, светило лишь несколько тусклых фонарей, да и те были направлены на припаркованные машины, и все равно я заметила, как в его глазах промелькнула паника.

– Что вам нужно?

Меня застал врасплох не его вопрос, а его тон. Неуверенный, почти испуганный.

Его взгляд переместился с меня на Кортни, которая шла за мной, отставая на несколько шагов, а затем снова остановился на мне.

– Какого хрена вам нужно?

Улыбающийся добродушный бармен испарился на глазах. Теперь он напоминал напуганное, загнанное в угол животное. Его взгляд устремлялся то на меня, то на Кортни. Он сделал шаг к двери.

– Филип?

Я попыталась сказать это как можно приветливее, но услышав из моих уст свое имя, он вздрогнул, и его глаза вспыхнули паникой. Казалось, он был готов броситься в бегство, чего я никак от него не ожидала.

– Филип, мы лишь хотим задать тебе несколько вопросов. Мы дружили с Оливией.

Паника в его глазах ослабла, но ненамного. Было видно, что он все еще напуган, хотя я не могла понять почему.

– Я раньше никого из вас не видел.

– На прошлой неделе мы были на похоронах Оливии.

– И?

– Мы выросли с Оливией. Были подружками в начальной и средней школе. Мы…

Заметив новое выражение лица, я осеклась. Он все понял.

– Мать вашу! – воскликнул он. – Так это вы? Гарпии? Оливия рассказала мне, что вы сделали с той девочкой.

«Той девочкой». Услышав это из его уст, я вздрогнула. Моего позвоночника как будто коснулся ледяной палец.

– Оливия рассказала тебе о том, что произошло в средней школе?

– Да. Почему ты так удивлена?

Потому что лично я этого никому не рассказывала – ни своему жениху, ни кому-либо, кроме психотерапевта, и никогда не собиралась этого делать.

– Просто удивлена, что она рассказала тебе о том, что произошло столько лет назад.

Он пожал плечами, как будто это не имело большого значения.

– Мы были помолвлены. Мы любили друг друга. Мы все друг другу рассказывали.

– Но ты ей изменял, – сказала Кортни. Ее слова прозвучали резче, чем ей самой, вероятно, хотелось.

Взгляд Филипа сделался ледяным.

– Откуда вам об этом известно?

– Сестра Оливии сказала, – ответила я.

Он стиснул зубы, покачал головой и поддал ногой небольшой камень. Тот полетел в кусты.

– Карен меня ненавидит. Она думает, что Оливия покончила с собой из-за меня. И, черт побери, это правда. Оливия покончила с собой из-за меня. Из-за того, что, как она думала, я сделал. Но я этого не делал.

Я переглянулась с Кортни, затем снова сосредоточилась на Филипе.

– Мы тоже думаем, что ты не делал.

Напряжение в его теле, похоже, ушло. Он расслабился, его взгляд смягчился.

– Вы… думаете?

– Вот почему мы здесь. Мы пытаемся выяснить правду.

Филип снова оглянулся на дверь. С минуту он смотрел на нее, потом снова повернулся к нам.

– Что еще вам сказала Карен?

– Она сказала, – ответила Кортни, – что однажды вечером ты напился со своими приятелями и завалился к своей бывшей подружке.

Он отвернулся и кивнул.

– Да, было такое.

– Но Оливия приняла тебя обратно.

– Тоже верно. И я пообещал ей, что больше никогда этого не сделаю.

– Так что же случилось несколько недель назад? – спросила я.

Филип пожал плечами и обвел глазами задний двор.

– В том-то и дело. Я понятия не имею.

– Карен сказала, что ты снова изменил Оливии.

– Похоже на то – Оливия прислала мне снимки, – но я не помню, чтобы я это делал.

– Ты был пьян? – уточнила Кортни.

– Нет, ничего подобного. Честно говоря, я вообще не помню, чтобы такое имело место.

Мы с Кортни недоуменно переглянулись.

– Это как понимать? – спросила я у Филипа.

Он посмотрел на часы.

– Послушайте, у меня нет времени. Меня ждет работа.

Он собрался уйти. Мы с Кортни переглянулись. Я не знала, что подумала Кортни, но сама не сомневалась: второго раза не будет. Это последний шанс поговорить с Филипом, и поэтому решила: единственный способ удержать его здесь – это ударить в самое уязвимое место.

– Ты вообще любил Оливию?

Его как будто ударило током. Он замер, стоя спиной к нам, затем медленно повернулся и с прищуром посмотрел на нас.

– Что, черт возьми, ты сказала?

Возможно, связываться с парнем, который только что потерял невесту, было не лучшей идеей. Насколько я могла судить, он был из тех мужчин, которым ничего не стоит поднять руку на женщину. Но я даже не шелохнулась и выдержала его взгляд.

– Филип, мы были на похоронах. Мы знаем, что ты любил ее. Мы видели. Все, что тебе хотелось, – это попрощаться с ней, взглянуть на нее в последний раз.

Напоминание о похоронах стало для него последней каплей. Он плотно сжал губы. На глаза навернулись слезы. Но он не заплакал и не стал вытирать их.

– Что вам от меня нужно?

– Мы хотим знать, что случилось. Кто та девушка, которая прислала Оливии эти снимки? Ты ее знал?

– Нет.

– Ты когда-нибудь видел ее раньше?

– Нет.

– Как ты с ней познакомился?

Филип оглянулся через плечо на кухонную дверь, затем снова повернулся к нам.

– Ладно, так и быть. Я мало что помню. Две недели назад у меня была поздняя смена. У стойки сидела эта девушка – я никогда ее раньше не видел, – и она все время пыталась заигрывать со мной, но такое случается часто, и в этом нет ничего такого. За этим не следует ничего серьезного. Обычно я просто улыбаюсь, угощаю девочек напитками и стараюсь не слишком сорить деньгами. Во всяком случае, следующее, что я помню – девушка ушла, испарилась. Я больше не думал о ней, пока не вернулся той ночью домой, где она уже поджидала меня.

Я взглянула на Кортни, затем, насупив брови, на Филипа.

– Кто?

– Девушка из бара. Она была там, когда я вылез из машины, а потом… Это все, что я помнил, когда на следующий день проснулся поздно в постели с жуткой головной болью. Я был полностью голый, а мои простыни – он смутился и на миг умолк, – ну, вы знаете, местами были заскорузлыми.

– Где была Оливия?

У себя дома, сказал Филип. Она обычно ночевала там, когда он работал допоздна. И Филип подчеркнул, что никогда не спал голым. Никогда. И никогда не выключал телефон – на случай, если Оливии понадобится ему что-то сообщить, – но в ту ночь телефон был выключен.

Когда он его включил, его ждали три голосовых сообщения и деяток текстовых, все от Оливии. В первых двух она просила перезвонить ей. Когда он не ответил, она разозлилась, и сообщения стали более агрессивными. Она обозвала его ублюдком. Обозвала лжецом. Сказала, что он пообещал, и она поверила, но больше никогда не совершит эту ошибку.

– Она… она прислала мне фотографии. Меня и этой девушки в постели – в моей постели, – где мы занимались сексом. Она сказала, что девушка прислала их ей на «Фейсбук». Фотографии… – Он покачал головой и сжал кулаки. Она делала селфи, пока мы этим занимались. Зачем ей это понадобилось? Кто, черт возьми, так делает?

Он смотрел на нас, в отчаянии ожидая ответа. Ему срочно требовался ответ. Без сомнения, все это преследовало его с тех пор, как произошло, особенно после того как стало ясно: Оливия сделала то, что сделала, из-за злосчастных снимков. Из-за того, в чем участвовал Филип.

Только ответов для него у нас не было. Более того, теперь у нас появилось еще больше вопросов.

– У тебя еще есть фотографии? – спросила я. Он дернулся, как будто я только что влепила ему пощечину.

– Это еще что за вопрос?

– Мы с подругой думаем, что, возможно, знаем девушку, которая сделала это. Нам кажется, это могла быть та девочка из средней школы. О которой Оливия тебе рассказывала.

В его глазах вспыхнула искра надежды.

– Вы серьезно? Думаете, это возможно?

Он попытался вытащить телефон из кармана, затем остановился.

– Я пытался перезвонить Оливии, но ответа не было. Только когда я позвонил Карен, я узнал, что случилось.

Сжимая телефон в руке, он покачал головой.

– Я пытался изложить свою версию, но Карен и родители Оливии даже слушать меня не захотели.

Я осторожно протянула руку. Филип несколько раз постучал пальцем по экрану телефона, прокрутил экран и умолк.

– Надо найти фото, на котором видно ее лицо.

– Сколько их прислала Оливия? – спросила Кортни.

– Шесть. Несколько, где эта девушка обнимает меня, а я ее как будто фотографирую, а затем пара снимков с ней сверху. Вот смотрите.

Филип повернул телефон, чтобы нам было видно, и увеличил масштаб так, чтобы в кадре осталось только лицо девушки, а не то, что она делала ртом. Верхняя часть лица, чуть выше носа.

В комнате был полумрак, но света оказалось достаточно, чтобы увидеть ее серые глаза. Ее бледную кожу. Темные волосы.

Кортни сжала мою руку. Она тоже увидела. Но прежде чем она успела что-то сказать, я покачала головой.

– Мне очень жаль, Филип. Но это не она.

19

– Почему ты солгала ему?

Мы только что отъехали от гриль-бара и теперь направлялись к шоссе, которое приведет нас обратно в Лэнтон. Кортни сразу взяла быка за рога.

Вопрос вопросов. И почему же я солгала?

Я не ответила, и Кортни попробовала еще раз.

– Эмили, прекрати. Ты наверняка узнала ее. Вне всякого сомнения, это Грейс.

Поначалу я не отреагировала – мое внимание было приковано к дороге, пальцы сжимали руль, в ушах пульсировала кровь. Затем я покосилась на Кортни. Поерзав на сиденье, она повернулась ко мне.

– Я знаю, что она.

– Тогда почему ты солгала? – Кортни поморщилась. – Погоди. Ты пытаешься ее защитить?

Ее слова задели меня за живое. Я нахмурилась.

– Нет. Это просто… сложно.

– Грейс выследила Оливию. Она последовала за женихом Оливии к нему домой, неким образом отключила его и затащила в квартиру, где оттрахала и сфотографировала.

Было странно слышать, что Филипа оттрахали, но если его история была правдой, то именно так и было. Теперь стало понятно, почему он выглядел таким напуганным, когда мы впервые подошли к нему. В некотором смысле он, вероятно, страдал от посттравматического стрессового расстройства.

Настойчивость в голосе Кортни сделалась на тон выше.

– Что мы будем с этим делать? Может, стоит позвонить в полицию?

– И что мы им скажем, Кортни? Насколько нам известно, преступления не было.

– Грейс накачала Филипа какой-то гадостью и занялась с ним сексом!

– Во-первых, мы не знаем, накачала она его или нет. И даже если бы знали, как мы это могли бы доказать? Есть фотографии, на которых они занимаются сексом. Даже если Филип в этот момент был без сознания, сомневаюсь, что на фото это видно. Иначе Оливия не отреагировала бы так болезненно.

Кортни несколько секунд молчала, сверля меня взглядом.

– Ты пытаешься защитить Грейс?

– Нет, Кортни, вовсе нет. Чувствую ли я свою вину за то, что произошло в средней школе? Да. Оправдывает ли это то, чем она занималась с тех пор? Абсолютно нет. Но если бы мы подтвердили Филипу, что на фотографии изображена Грейс, как ты думаешь, что бы он сделал?

– Не знаю.

– Я тоже не знаю, но в тот момент мне показалось, что его лучше не втягивать в это дело.

Кортни промолчала. Теперь мы были на шоссе. Я ехала по правой полосе, причем на разрешенной скорости. Я едва допила второе пиво, но после нашего разговора с Филипом я все еще была настолько взбудоражена, что не хотела гнать машину и привлекать внимание полицейских.

Кортни тихо откашлялась.

– Мы должны выяснить, что именно случилось с Дестини, не так ли?

– Так.

– Нам также следует связаться с Маккензи и Элизой.

– У тебя есть их номера?

– Нет, но я пошлю Элизе еще одно сообщение в «Фейсбуке». Кстати, она ответила на мое первое сообщение. Забыла тебе сказать. На следующий день после похорон. Что касается Маккензи… – Губы Кортни скривились. – Она забанила меня.

Я удивленно взглянула на нее.

– Маккензи забанила тебя в «Фейсбуке»?

Кортни кивнула и ссутулилась на сиденье.

– «Фейсбук» предложил ее, потому что у нас были общие друзья, и я отправила ей запрос. Должно быть, ее профиль был общедоступным, поэтому я смогла его посмотреть. Там были выложены фотки детей – похоже, у нее близнецы, два мальчика – и мужа. Я думаю, она домохозяйка, хотя, судя по размеру их дома, я бы не удивилась, если у них там есть домработница.

– Но ты сказала, что она забанила тебя.

– Верно. Мой запрос о дружбе так и не был принят, и когда я снова заглянула в ее профиль, не смогла его найти.

– Возможно, она удалила свою страничку.

– О нет, она забанила меня. Это не очень красиво, но у меня есть фальшивый профиль, чтобы следить за некоторыми людьми, с которыми работаю. Знаю, ты подумаешь, я любительница сплетен, но иногда полезно знать, чем занимаются мои коллеги, не будучи у них в друзьях в «Фейсбуке». Как бы то ни было, я использовала этот профиль для поиска Маккензи, и она тотчас нашлась. Следовательно, эта сука забанила меня.

– А что насчет Элизы – она часто зависает в «Фейсбуке»?

Я не могла себе это представить. С другой стороны, прошло много лет с тех пор, как я ее видела. Когда-то она была моей лучшей подругой. Интересно, приняла бы она мой запрос о дружбе или отправила бы мне такой запрос, наткнись она случайно на мой профиль. А я? Как бы поступила я сама?

– Я ни разу не видела, чтобы она что-нибудь постила, но некоторые люди жутко скрытные, не так ли? У них есть страничка, но они почти никогда там не бывают, а если и бывают, то ни с кем не общаются, лишь тайно подглядывают. Вдруг у Элизы будет способ связаться с Маккензи? Может, она и сука, но имеет право знать, что происходит.

Кортни постучала пальцами по двери и посмотрела на меня.

– Ты поддерживала связь с Элизой после окончания школы?

– Нет. Вот только, погоди-ка, видела ее однажды пару месяцев назад.

– Где?

– В кабинете моего психотерапевта.

– Мне казалось, психотерапевт – это ты.

– Так и есть. Это не значит, что я сама не могу посещать психотерапевта.

– Так что случилось?

– Ничего такого. Обычно по пятницам у меня встречи в полдень, но в тот день мне нужно было прийти пораньше. Я сидела в фойе, листая журнал, когда из-за моей спины неожиданно вышла Элиза. Я сразу узнала ее, но не думаю, что она меня заметила. Она направилась прямо к двери.

Я не стала добавлять, что буквально застыла на своем стуле. Мне было так стыдно, что Элиза может увидеть меня, что я поспешила опустить голову. Даже в двадцать восемь лет я вновь ощутила себя гарпией, переживая о том, что девочки думают обо мне, о чем они шепчутся за моей спиной.

– Как ты думаешь, вы обе посещаете одного и того же терапевта?

– Без понятия. Там есть еще двое. Возможно, Элиза посещала одного из них, но через пять минут мой терапевт пригласила меня к себе.

– Без обид, но мне кажется странным, что ты сама мозгоправ и ходишь к мозгоправу.

– Мне нужно говорить с кем-нибудь о том, что происходит в моей жизни.

– Помогает?

– Иногда. – Я умолкла, не зная, сколь многое я готова раскрыть, а затем сказала: – Я посещаю своего нынешнего психотерапевта уже почти два года. После того как умер мой отец, мне было просто дерьмово, и я подумала, что будет полезно выговориться.

– Два года – это много.

– Это да. После того как мы проработали все о моем отце, я говорила с ней о Дэниеле, о работе… обо всем. Скажу честно: в моей жизни не так много людей, с которыми можно поговорить о личных проблемах.

– Ты сказала, твой нынешний. Раньше уже был другой?

Я кивнула.

– Да, недолго, еще в старших классах.

– Когда? Не помню, чтобы ты когда-нибудь мне об этом рассказывала.

– Это потому, что я никому не говорила, даже Бену. Чувствовала себя виноватой за то, что мы сделали с Грейс. – Я умолкла и посмотрела на Кортни. – Можно вопрос? Почему ты больше не пьешь?

Кортни не ответила, продолжая смотреть в окно на темные здания и поля у шоссе. Я решила, что задела оголенный нерв, но потом она шумно вздохнула и откинула голову назад на подголовник.

И рассказала мне, что это было пару лет назад, когда Джейн была еще жива и могла присматривать за Терри. Кортни поскользнулась на работе и сломала руку. Пару месяцев ходила в гипсе. Врач прописал ей от боли оксикодон. Лекарство действительно помогло. Но потом она продолжила принимать его просто так. Даже когда боль была вполне терпимой, она говорила врачу, что та не проходит. Он продолжал выписывать рецепты, не задавая вопросов.

По выходным Кортни по-прежнему ходила в клуб. Будучи под кайфом от оксикодона, она пила и танцевала, а потом… вырубалась. Часто она не могла вспомнить, что случилось потом. Однажды проснулась голой в постели случайного парня. В другой раз проснулась позади здания закусочной «Вендис», и на ней не было трусов.

Она поняла, что у нее проблема, что нужно остановиться, но не хотела ложиться в реабилитационный центр. Ей надо было работать. Она должна была заботиться о Терри. Поэтому она перестала выходить из дома по выходным. Что было не так уж сложно.

Прекратить пить и глотать оксикодон было труднее. Но она нашла в себе силы. Но, завязав с алкоголем, она пообещала себе, что никогда больше не будет этого делать. И вот уже почти четыре года не брала в рот ни капли спиртного.

– Поздравляю, – сказала я. Кортни выдавила улыбку и вытерла с глаз несколько слезинок.

– Спасибо. Но я кое-что не договариваю.

– Что именно?

– То, что касается тебя.

Я вновь недоуменно посмотрела на нее, и она вымучила еще одну улыбку.

– Я так и не поблагодарила тебя за ту ночь, когда ты пришла ко мне. Накануне твоего отъезда в Калифорнию. Я знаю, что тебе позвонила Джейн. Я мало что помню, но хорошо запомнила, как сказала что-то действительно глупое. Мол, для Терри было бы лучше, если бы я убила себя, а затем ты дала мне пощечину. Ты сказала мне, что я могу быть хорошей матерью. Что я сильнее, чем я думаю. Ты помнишь это?

Я поймала себя на том, что улыбаюсь.

– Да, я помню, я сказала это за пару секунд до того, как тебя вырвало. К счастью, успела вовремя подставить тебе ведро.

Кортни тихонько усмехнулась.

– Мне было так стыдно. Я не знала, что скажу тебе в следующий раз, когда мы с тобой увидимся. Но потом… ты не отвечала на мои звонки. Ты просто куда-то пропала.

Это задело меня сильнее, чем я ожидала, ведь, по правде говоря, у меня не было веской причины перестать общаться с Кортни. Вдруг она бы вновь завела разговор о Грейс, сказала бы, что это я виновата в том, что произошло? В тот раз Кортни была пьяна, и в каком-то смысле она была права. Просто тогда я отказывалась это признать.

– Извини. Просто так получилось.

Кортни лишь махнула рукой.

– Не извиняйся. Друзья расходятся. Такое случается.

Как-то уж слишком легко она простила меня. Мне вновь захотелось извиниться, попытаться все объяснить, но я сомневалась, что оно того стоит. Кортни, вероятно, даже не помнила, что она тогда сказала.

Она снова похлопала по дверной ручке и поерзала на сиденье.

– В любом случае, я никогда не забывала, что ты мне сказала. Что я сильнее, чем думаю. Нет, я знаю, так всегда говорят тем, кто находится в кризисе, но эти слова и вправду застряли в моей памяти. Даже когда я реально подсела на «окси», я продолжала твердить себе, что я сильнее, чем я думаю, потому что ты так сказала. Вряд ли тогда я действительно хотела завязать. Но однажды я посмотрела на Терри и вспомнила ужасную вещь, которую я когда-то сказала, и решила доказать, что и вправду сильнее.

Я молчала, не зная, что сказать. Кортни слишком хорошо обо мне думала. Из нас двоих именно она доказала, насколько она сильна. Я не имела к этому никакого отношения. Я уже было открыла рот, чтобы промолвить это, когда она спросила:

– Так что нам делать с Дестини?

– Пока не знаю.

– Я могу попытаться найти больше информации. Не хочу расхваливать себя, но я неплохо научилась копаться в «Фейсбуке» и прочем. Назови имя, и я почти гарантирую, что отыщу этого человека в социальных сетях. Если только он не установил настройки конфиденциальности так строго, что профиль будет виден только семье и друзьям. Я уже сталкивалась с этим раньше. Он есть, но ты его не видишь.

Кортни умолкла, задумчиво насупив брови.

– Вообще-то Грейс тоже может быть такой. Я пыталась найти ее после похорон Оливии, но не смогла. Даже «Гугл» ничего не нашел. В смысле, там было несколько Грейс Фармер, но не оказалось нашей. В любом случае, в сообщении, которое ты показала, сказано, что Дестини жила недалеко от Оушен-Сити, штат Мэриленд. Возможно, ее семья все еще там.

– Да, может быть.

Я произнесла эти слова машинально, думая о том, насколько иной была бы жизнь, будь у нас в средней школе социальные сети. Я знала, насколько серьезной проблемой стал кибербуллинг, агрессия в Интернете. Половина моих пациентов сталкивалась с ним ежедневно. Мне было страшно представить себе, какой жуткий вред мы могли бы нанести, будь у нас экран, за которым можно было бы спрятаться. При мысли, насколько хуже мы могли бы быть в иных обстоятельствах, мне стало дурно.

– Не знаю, смогу ли я поехать с тобой в Мэриленд, если это станет на повестке, – сказала Кортни. – Я не могу надолго оставлять Терри одну.

Она снова ссутулилась на сиденье, глядя в окно.

– Хотя было бы здорово взять ее. Терри еще ни разу не видела океана, – добавила она, разговаривая скорее сама с собой, чем со мной.

Я прикусила язык и сосредоточилась на шоссе. Какая-то часть меня не хотела раскрывать то, что Терри сказала мне сегодня вечером – я чувствовала, что это ее секрет, некая связь между нами обеими, – но другая часть понимала: ее мать должна это знать.

– Кортни?

– Да.

– Я думаю, что над Терри издеваются в школе.

– Знаю.

Ее ответ, то, как просто она это сказала, стало для меня полной неожиданностью.

– Ты в курсе?

– Конечно, в курсе. Она же моя дочь. Она рассказывает мне все. Я уже говорила об этом в школе, но издевательства – настоящая проблема. Там показушно рассуждают, что дети не должны третировать друг друга, но это все равно продолжается. Будь у меня возможность забрать ее оттуда, отдать в лучшую школу, я бы сделала это, не задумываясь.

Кортни замолчала, снова посмотрела в окно и покачала головой.

– Впрочем, это не должно тебя удивлять. Ты помнишь, как было у нас в школе. Любители поиздеваться над слабым есть везде.