Текст книги "Вспышки памяти"

Искра 21. Как я научился выбирать женщинам подарки

В детстве для меня самой неразрешимой задачей было выбрать подарок к 8 марта. Для единственной в моей жизни тогда женщины – мамы.

Конечно, представительниц женского полу, которых надо было поздравить и одарить, вокруг меня было предостаточно: сестры, тетки, бабушка, одноклассницы, классная. С классной было проще всего: купил по своим деньгам какие-нибудь духи – и ладно. И в предпраздничный день учительский стол превращался в витрину парфюмерного магазина. Куда она их потом девала?

Это в младших классах. Почему-то мы не догадывались, и никто не подсказал, что можно просто всем скинуться и купить что-нибудь поинтереснее. Традиция сложилась такая.

С мамой было сложнее. Она, видимо, от подрастающего в семье мужчины всегда ждала чего-то необыкновенного. Чтобы облегчить мне задачу, даже ссужала деньгами. Или снаряжала кирзовую сумку с товарами на продажу. К 8 марта городские женщины охотно покупали пучки усмы[65]65
  Усма – вайда красильная, красильная трава, крутик, синиль, фарбовник. Сок листьев усмы женщины Востока используют как краску для бровей, для восстановления волос, укрепления корней.


[Закрыть] или порошок сурмы[66]66
  Сурма – мама готовила этот черный порошок для покраски бровей и ресниц из натуральных ингредиентов по древнему рецепту. Я запомнил только небольшой, сантиметров 15 длиной, металлический сосуд, который она ставила на огонь: по форме что-то среднее между лампой Аладдина и восточными туфлями с загнутым носком.


[Закрыть]. Зная властный нрав мамы, я покорно уходил в город с этой сумкой и, ни разу не раскрыв ее перед потенциальными покупательницами, возвращался домой. Главное, без подарка для мамы. Мне было жгуче стыдно торговать и торговаться – легче было выдержать мамин выговор:

– Вот сейчас Гульнара (моя младшая сестра) пойдёт и за пять минут все продаст.

Так и случалось. Урок торговли, вернее, торговаться, преподал, как ни странно, мой тихоня-отец. Он был крупным и сильным мужчиной (бывший кузнец) и по этой природе ни с кем не спорил, не скандалил, не повышал голоса. Был немногословным, но знающим силу слова. Как минимум раз в месяц мы с ним отправлялись на большой Сиабский рынок Самарканда запасаться продуктами.

Это надо было видеть как торговался с виду простоватый мужик! Он терпеть не мог городских перекупщиков, которые за копейки скупали овощи и фрукты у дехканина[67]67
  Дехканин – крестьянин, земледелец.


[Закрыть] из кишлака, потом за несколько цен перепродавали таким как мы. Отец мог им заплатить рубль, купить что ему нужно и получить сдачу три![68]68
  В память об этом уроке я как-то показал «мастер-класс» своей жене Елене: купил бесплатно картошку у перекупщиков в маленьком базарчике на «Мархабо».


[Закрыть]А если убеждался, что за прилавком сам дехканин, торговался для виду: иначе можно обидеть человека.

Так вот, однажды мама перед 8 марта выдала мне деньги на подарки учительнице и, понятно, ожидая, что ее саму тоже порадую.

Классной я сразу купил дежурные духи, а что маме? Я долго блуждал по магазинам и вернулся ни с чем.

Мама в тот праздник прождала сколько нужно и…

– Хотя бы дрова наколи для тандыра!

Слезы стыда и обиды душили меня, но я взялся за топор. Дрова – разные коряги, с которыми не всякий здоровый мужик справится. Я-то умел – отец научил. Но в тот день глаза застилали слезы, и я со всей дури ударил по коряге, а та гибко подскочила и долбанула мне в лоб.

Ту шишку я помню до сих пор. Может от нее у меня сейчас находчивость и легкость выбора?

Про школу и вспоминать не хочется. Конечно, у меня были любимые учителя, друзья, я сам имел какое-то уважение среди ровесников, но в целом школа оставила в моей памяти не совсем приятный след. Какие-то искринки и искры сверкать попутно, конечно, будут.

Все-таки одну историю, связанную с моим школьным детством, здесь я расскажу.

Искра 22. Избранник не понравился, или Чем закончилась детская влюблённость

С пятого по седьмой классы у нас классным руководителем была молодая выпускница пединститута Мушарраф Кенджаева. Красавица – каких не сыскать. Она одевалась как келинчак[69]69
  Келинчак – невестка… В Средней Азии только что вышедшую замуж молодушку сразу видно по нарядам и украшениям, по особому поведению.


[Закрыть]. Все мальчишки в неё были тайно влюблены. И очень смелая. Как-то в субботник мы стали мыть огромные окна нашего класса снаружи. В одном месте себе устроили гнездо осы (не пчёлы!) и было страшно даже подойти к этому окну. Наша учительница фыркнула совсем как девчонка:

– Ещё мальчишки называются! – и прямо беленькими ладошками перелови-ла/передавила этих страшных кусачих насекомых.

А у меня было свежо воспоминание, как я за неделю до этого с мальчишками охотился за гроздьями винограда, которые сборщики пропустили. Есть способ выращивания винограда, когда лозы не поднимают на навесы и шпалеры, они свободно стелются на высоких горках-грядках – во всяком случае в моём детстве такое было. Где-нибудь да остаются под шапкой пожелтевших листьев гроздья переспелого золотистого винограда, с которых будто мёд капает. Я как-то в охотничьем азарте (кто больше найдёт!) заглянул под такую «шапку» и обомлел: под золотистым куполом[70]70
  В Узбекистане, к слову, есть способ надолго, к какому-нибудь торжественному случаю (например, к возвращению сына с армии), свежим сохранить виноград – хоть до следующего лета. Целый куст с урожаем обкладывают соломой, потом обмазывают саманной глиной и оставляют до назначенного часа. Потом, к приезду дорогого гостя, «распечатывают» сладкое сокровище, которое тот сам срывает с лозы. Правда, потом виноградник года три «отдыхает».


[Закрыть], почти касаясь земли, аппетитно висел огромный гроздь кишмиша. Я не удержался и губами потянулся к бесподобному лакомству. Не успел отщипнуть пару виноградин, как почувствовал на верхней губе болезненный укол: раньше меня там пристроилась огромная оса. Очень быстро барабаном раздуло сначала губу, потом и весь портрет – я неделю не мог показываться на людях.

Отработав три года, любимая учительница покинула нас. Через несколько лет, уже будучи студентом Самаркандского госуниверситета, я её случайно встретил в центре города. Тепло поздоровавшись со мной и расспросив о родителях и учёбе, она пригласила к себе в гости:

– Приходите в воскресенье, я живу недалеко, на Сузангаранской.

– А номер дома?

– Вы легко узнаете. Пойдёте от Регистана, повернёте на нашу улицу и почти сразу увидите нашу калитку: на двери висит самый большой замок в округе, boot такой! – она той же ручкой, что так смело расправлялась с осами, изобразила невероятных размеров замок.

Действительно, дом её нашёл безошибочно: на косяке побуревшей и растрескавшейся от времени калитки висел не такой огромный, но внушительных размеров навесной замок, наверное, килограммов пять весом.

Калитку открыла сияющая улыбка моей обожаемой учительницы:

– Фархад, заходите! Будем чай пить!

Под деревом, на курпача и подушках, возлежал полулысый, вдвое старше хозяйки, дядька, который оказался её мужем, преподаватель не помню какого вуза. Попили чаю, поговорили о том-о сём, и Мушарраф апа[71]71
  Апа – узб. старшая сестра, почтительное обращение к любой женщине, старше по возрасту. Родная сестра (независимо от возраста) для самаркандских иранцев – «божи», означает еще и теплое сердечное отношение


[Закрыть] обратилась ко мне:

– Фархад, я помню, вы на каникулах подрабатывали на стройке. Может, в следующие выходные поможете нам подремонтировать дом?

Я, конечно, согласился. Но работали мы с ней, а домла (учитель по-нашему) ходил вокруг, почёсывая пузо и давая указания.

Мне её избранник совсем не понравился.

* * *

Более яркие события, оставившие след в моей памяти, случались вне школы – некоторые воспоминания из детства, надеюсь, к месту, уже сверкали в предыдущих новеллах. Но есть еще о чем вспомнить. Я вам предложу несколько картинок из моего детства.

Искра 23. Как я семилетним мальчишкой взрывал танк

Сейчас, пожалуй, не всем понятно слово «полуторка» – «поллитровка» ближе и навеки с нами. Я, как старый динозавр, застал времена, когда по нашим дорогам бегали грузовички-полуторки. Не только застал, но и запомнил через горящее ухо.

Во времена моего детства на месте Самаркандского молочного комбината (кстати, его тоже давно нет) и котельной лежало поле, где наш колхоз-миллионер «Москва» выращивал овощи. Вернее, от имени колхоза выращивала семья Гафур-звено (звеньевой – это слово было неотделимо от его имени).

Чтобы было понятно, ещё задолго до семейного подряда, который начали продвигать в Советском Союзе, и широко распространили в 80-е годы, в Узбекистане процветала погектарщина: семья колхозников брала у колхоза землю по силам, ей отпускался план сдачи определенного количества фруктов, овощей и злаков. Что сверх плана, семья могла сдать в колхоз за вознаграждение, либо продать на рынке и за счёт этого строить свое благополучие. Колхоз, правда, помогал – с техникой, например. Тогда химические удобрения в садоводстве и овощеводстве не применяли, особенно частники – для себя же выращивали. Плановый урожай забирали прямо с поля.

Такая семья имела статус звена, звенья объединялись в бригады. Звеньевой – глава семьи. Бригадир, по сути, выполнял роль контролёра от правления колхоза. Я помню нашего бригадира – товарища Тагиева. Он неизменно ходил в отутюженном военном френче без погон, штанах галифе и блестящих хромовых сапогах. Со всем этим удивительно сочеталась узбекская тюбетейка на гладко зачесанных назад темных волосах с редкой проседью – даже добавляла значительности, что ли. Возможно, из-за прожигающих вас насквозь черных глаз из-под кустистых бровей. По любому поводу через слово он говорил: «партия». Поэтому за глаза его иначе и не называли: Партия. Поговаривали, что он был большим начальником, но за какие-то провинности его постепенно понизили до бригадира. На моей памяти он «дослужился» до банщика в иранском хаммаме (о нем я уже рассказывал) в нашем селе, но френч и все остальные атрибуты начальственного сословия сталинских времён сохранил.

Я сильно не вникал в эту систему, по сути, приусадебного хозяйствования – пишу о том, чему был сам свидетелем, чуток участником. Все население нашего осколка от села Ходжа-Сахат в девять-десять дворов (в самом селе жило несколько тысяч человек) по просьбе Гафур-звено помогало обрабатывать землю, высаживать рассаду, ухаживать за посевами и собирать урожай. За натуроплату ведрами или ящиками помидор, огурцов, винограда и т. д. мы, дети, с удовольствием помогали взрослым. Можно было вдоволь поесть с куста фрукты и овощи, принести ещё домой после работы. Нас никто не заставлял работать от рассвета до заката – можно целый день, а можно и час или два. В любом случае вознаграждение было щедрым.

Случилось это примерно в лето 1966-го. Наш сосед Амон ака с кетменем ходил между грядками помидорного поля и направлял поток воды. У нас было орошаемое земледелие – вода поступала с Даргома по сети арыков. Если правильно (своевременно и в меру) поливать и рыхлить почву[72]72
  Если не разрыхлять почву сразу после того, как земля чуток подсохнет, а влага еще не успела полностью впитаться и испариться, грядки зажмет каменным панцирем. Помидоры очень любят солнце, но их нежные корни еще больше любят влагу и воздух.


[Закрыть], можно получить несколько полновесных сборов помидор за один сезон. А какие они вкусные, сочные и солнечные были! А аромат! Поэтому поливом занимались только опытные дехкане.

Я с его сыном Сабиром играли недалеко, на краю поля, где проходила гравийная дорога. Она начиналась на «Выставке»[73]73
  «Выставка» – на том месте где-то в середине прошлого века в селе Ходжа-Сахат проводилась осенняя сельскохозяйственная выставка. Даже на моей памяти, примерно до середины 70-х, все еще стояла арка с нарисованными фруктами и овощами, арбузами и дынями.


[Закрыть], огибала наше поле и уходила в сторону махалли Дамарык, где тоже в основном жили иранцы.

Тут же паслось несколько овечек, за которыми мы должны были смотреть. Тогда кругом были сады и наши уши, привычные к звукам природы, чутко уловили далекий гул мотора грузовика со стороны «Выставки». Это было редким явлением, поэтому мы обо всем другом тут же забыли. Вскоре за поворотом показалась и сама машина. В моем воображении это был фашистский танк, а не тарахтелка с деревянной кабинкой. Недолго думая, я слепил из зрелых помидор «бомбочки» и приготовился катаке.

Когда грузовик поравнялся с нами, со всей силы запустил «бомбочку» в боковую щель «танка». До сих пор перед глазами облепленные томатной жижей фанерная дверка, огромное ухо и без того багровая щека водителя.

Мы же с Сабиром покатываемся со смеху. Дальше как в замедленной съемке: грузовик делает задний ход, наши барашки каким-то чудом без вреда проскакивают между колесами, машина останавливается чуть ли не у моего носа, а я не могу остановиться: такой смех нашел, аж до коликов.

Пока я хохочу, дядя водитель подходит сзади и железные пальцы клещами зажимают мое правое ухо и начинают закручивать как барак[74]74
  Барак (узб. чучвара) – это восточные пельмени, которые напоминают человеческое ухо. На четырехугольные сочни накладывают фарш, потом складывают вдвое, свободные от фарша края загибают кверху и, закручивая вокруг пальца, слепляют только нижние концы. Я уже рассказывал об этом блюде


[Закрыть]. Если бы не подбежал Амон ака и не уговорил разъяренного водителя простить мальчонку, остаться бы мне без уха.

Еще спасло и то, что водитель узнал во мне сына своего напарника: мой отец, как и он, работал в сельпо – только грузчиком. Они очень часто товары по магазинам развозили вместе.

Вот так мне запомнилась встреча с почти деревянным «танком». Правда, в интернете я не нашел именно такой образец. Очень даже возможно, что за неимением запчастей (к тому времени автомобили «Газ-АА» были сняты с производства) наши умельцы-столяра просто изготовили кабинку из досок и фанеры, потом покрасили.

Искра 24. Моя первая недетская победа в детстве

Мы не только «бомбочки» бросали – и без этого скучать было некогда. В моем детстве покупных игрушек не было. Если и было что, не запомнилось. Помню только игрушки, которые я мастерил сам: самокат из тракторных подшипников и досок, деревянные же машинки, домики. Это когда встал на свои ножки только в пять лет и побежал.

Да и не нужны были нам игрушки. Считай, девять месяцев в году лето, кругом сады и огороды – мы там целыми днями и пропадали. Домой возвращались только к ужину. Разве что мама тоже даст какое-то поручение поработать у себя в саду и огороде: полоть грядки, проредить листья на виноградниках, лазить по деревьям и крыше, чтобы собирать урожай абрикосов, черешни, винограда…

В бесконечных колхозных садах тоже было чем заняться: игры в войнушки, в «домики», лазили по деревьям (кто выше), гоняли резиновые мячики (кожаный, настоящий, мяч – мечта!). Помощь дяде Гафуру-звено в сборе урожая тоже была частью игры, за которую еще и платили: неважно сколько часов отработали, мы возвращались домой с полными ведрами помидоров или огурцов, винограда… И лакомились от пуза.

У нас, у мальчишек, популярны были игры в орехи и лянку (мы говорили: «ланка»). Лянка или лянга – это кусок овечьей шерсти с кожей (напоминает волан), который утяжелили кусочком свинца. Надо быть настоящим акробатом, чтобы, не роняя лянку на землю как можно дольше жонглировать ею ногой и проделывать те кульбиты, которые мы проделывали при этом!

В орехи (грецкие) играли так: рисовали на земле круг, в центре – ряд орехов. С определенного расстояния другим, «козырным», орехом надо было выбить из круга хотя бы один орех. Если выбил, то становился на то место, где остановился твой «козырной» орех и уже с близкого расстояния стараешься выбить остальные орехи из круга. Все выбитые из круга орехи – твои.

«Козырным» выбирали особенно крепкий и крупный орех. Иные мальчики умудрялись залить орехи изнутри горячим гудроном: орех становился еще тяжелее и далеко от круга не отскакивал. Мы таких жуликов не уважали.

В нашем саду орешников не было, но я каждый день домой возвращался с полной пазухой орехов, которыми мама запасалась на зиму. Потом нас же угощала разными вкусностями на основе орехов.

Мое первое ощущение себя сильным мужчиной связано именно с игрой в орехи. Я как-то подчистую обыграл мальчика с соседнего кишлака, года на два старше, да и крупнее – Раджаб его звали. Наши отцы работали кочегарами в новой котельной. Тогда мне было лет восемь. Я его до сих пор помню: как выглядел, как зовут и где жил. Он попытался отнять у меня орехи. Тут я в кулачок зажал свой «козырной» орех и со всей силы ударил его в грудь. К моему удивлению, он растянулся в пыли. Я подготовился отстаивать свои трофеи. Но он встал, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, протянул мне руку.

Мы потом с ним дружили до армии, пока не потеряли друг друга из виду.

Искра 25. Я – сказочный сапожник

Необходимость учит всему – это правда. Как-то в детстве я в один момент стал и столяром, и сапожником.

Снег в моем родном городе – явление редкое. Ночью может выпасть толстый слой снега, к обеду растаять, а после обеда радовать глаз молоденькой травкой, которая только что укрывалась белоснежной шубкой. Мы и в январе можем ходить в одних рубашках и сандальках.

Если со снегом еще морозец ударит, – детям двойной праздник. В те годы, кажется, ниже минус 21 по закону отменяли занятия в школах для детей начальных классов. И мы пропадали на улице: лепили Снежную Бабу, играли в снежки, катались с горок – это если у кого есть санки. Лыжи и коньки в наших магазинах были редким товаром. Если и появлялись по разнарядке, то пылились в складах. Поэтому мы в нашем детстве мастерили своими руками не только самокаты из досок и подшипников, но и деревянные санки, даже коньки.

По-моему, где-то в зиму 1968/1969 у нас в Самарканде температура упала до минус 26–29, выпало много снега. Нас, конечно, освободили от школы. Ур-ра-а!

Санок мало у кого было. Я решил смастерить их сам и покататься вволю с горки, которая образовалась на краю котлована под фундамент будущего мол-комбината. Санки получились: верх сколотил из обломков старых стульев со спинками, а полозья, чтобы лучше скользили, обил лентами жести от ящиков для помидор.

Чтобы картина была полной, как в любимых сказках, нужны еще валенки – где их взять? В кладовке висела старая солдатская шинель. Я старательно выкроил из ее сукна себе обувку, которую можно было назвать валенками, если включить сказочное же воображение. Зато получилось прочно и тепло.

Санки раскрасил по сказочному, чуток украсил и валеночки. Красота! Ровесники наперебой просились покататься. Девочки с завистью смотрели и на симпатичные валеночки – никто не знал, что я их сшил сам.

Зато знала и запомнила моя тётя Хосият. Снег очень скоро растаял, но мои валеночки долго напоминали о той снежной и морозной зиме. Так вот, как-то тётя посмотрела на мои валеночки, и попросила:

– Фархад, у тебя они замечательные получились. В детском садике требуют принести белые чешки. Я обошла все магазины – дефицит! Может, сделаешь мне выкройку? Я сама сошью.

Выкройку по ножкам своих двоюродных сестричку и братика я сделал без труда.

Вот так я стал семейным сапожником. А всего-то хотел покататься с горки.

* * *

Зима, снег – это Новый год. Хотя мы его очень редко встречали со снегом. Яркое воспоминание: мы всем классом у нашей одноклассницы Фатимы встретили новый год и группками пошли по домам. Около двух часов ночи было, мы, веселые, в летних платьицах и костюмчиках, идем мимо школы по ярко освещенной улице. Вдруг густо, хлопьями повалил снег. Снег прозрачный и легкий: пушинки под наше веселье красиво танцуют вальс вокруг фонарей, падают на асфальт и тают прямо на глазах…

Это было в восьмом классе. Я же во всех деталях вспомнил вот что:

Искра 26. Лучший мой подарок в Новый год

Было у меня в жизни несколько новогодних праздников, которые выбивались из ряда стандартных, дежурных. Но один, с раннего детства, помнится оченьярко.

Я уже как-то писал, что у нас в кишлаке под Самаркандом электричество появилось в 1966 году, когда я пошел во второй класс – домашние задания в первом классе я ещё выполнял под керосиновой лампой.

Впрочем, с домашними заданиями я обычно расправлялся засветло – вечером, вокруг керосиновой лампы, ждало более интересное занятие. После ужина, за пиалушкой зеленого чая, взрослые начинали интересные разговоры. Обычно это были семейные истории; или сказки и легенды. Да-да, тогда взрослые между собой, тем более в присутствии детей, рассказывали сказки! До сих пор помню сказки, которые я впервые услышал от своего деда Мамада, особенно про летающего коня. Оттуда моя любовь к сказкам, которые я перечитал великое множество, и которые потом рассказывал своим детям. Я как-то на спор целые сутки, только с перерывами на отправление биологических надобностей, рассказывал сказки. Это было в старших классах, когда в сырую промозглую погоду нельзя было собирать хлопок в поле и нам давали другую работу: доставать плотные недозревшие, но уже пересохшие дольки хлопка из жестких коробочек (курак). Их собирали (обдирали с кустов) куракоуборочные комбайны. Потом сваливали в огромные кучи и мы, усевшись вокруг, раскрывали коробочки пальцами. Не знаю на что потом шло это сырье, но о нашей работе докладывали на верх как о героическом сборе урожая хлопка.

Надо же было это нудное и нелегкое занятие чем-то оживить. В бригадном стане, где мы работали и жили (спали на раскладушках), не было ни радио, ни телевизора. Как-то моя любимая учительница географии и истории Рано Урунова попросила:

– Фархад, я слышала, что ты знаешь очень много интересных сказок – расскажи нам.

Вот так я стал «штатным» сказочником: мог не работать, но развлекать всех. Кстати, с удовольствием слушали и учителя, как-то даже директор школы[75]75
  Директор наш (Касым Ризаев) был невысокого роста, лысенький, с пузиком, но все его боялись. На линейке по итогам дня вызывал лодырей-отстающих в сборе хлопка и устраивал «футбол». Происходило это так: он стоял в центре четырехугольника линейки в трико с пузырящимися коленями, едко отчитывал и мог оставить не один отпечаток подошвы на попе виновника. К девочкам этот воспитательный «прием» не применял, но иные предпочли бы выдержать пинки, чем гореть в едкой кислоте его эпитетов.


[Закрыть] составил компанию.

Но вернемся в 1966 год. Вскоре, это было под Новый год, отец привез радиолу «Промшь-М». С радиолой в наш дом вошел весь мир и, главное, Кремлевские куранты! И появилась новая игра. Мы чутко крутили ручку приемника, ловили неведомые радиостанции и угадывали: какой это город? какая страна? какой язык?

С тех пор я люблю по ночам слушать «Маяк» (теперь, правда, через Интернет) – после полуночи по будням передают старые песни.

И возвращаюсь в юность.

Искра 27. Как я приготовил голубя и… похоронил

За время пандемийного домоседства я написал пару-тройку кулинарных рассказов-воспоминаний. Но, оказывается, есть еще о чем вспомнить. Вспомнить с краской стыда.

Лет восемь-десять мне было, когда мы с сестренкой Гульнарой на улице нашли раненого белого голубя и начали выхаживать. Обработали рану, кормили. Но голубь слабел прямо на глазах. Кто-то из старших пацанов посоветовал:

– Отвернуть ему голову и зажарить, пока не околел совсем. Делов-то!

Я не решился на «отвернуть голову», но сельская практичность взяла верх: после того, как он перестал подавать признаки жизни, мы с сестрой ощипали, выпотрошили птицу и решили зажарить ее.

Зажгли в очаге огонь под казаном, налили туда хлопкового масла. И, как делала мама, помешивая шумовкой масло, я начал следить, чтобы оно как следует раскалилось и пошел белый дым – иначе хлопковое масло будет горчить.

Тем временем сестренка подсолила дичь целиком и принесла мне. Тушка зашкворчала в раскаленном масле и через несколько минут была готова.

Приготовить-то приготовили, но как есть птицу, которая совсем недавно моргала глазенками и пила с твоих ладоней? В общем, мы не смогли: выкопали в садуямку и похоронили все останки голубя.

Столько лет прошло, но тот эпизод не стирается из памяти. Я очень долго не мог брать в руки нож, чтобы зарезать даже курицу. Но пришлось.

В конце восьмидесятых я со своей семьей переехал жить в деревню под Нововятском (это в Кировской области России), и развел целое хозяйство: куры, дойная коза, несколько романовских овец, телочка и поросята, целая кроличья домашняя ферма. И работал директором сельского Дома культуры.

Конечно, как единственный мужчина в семье все тяжелые работы по хозяйству приходилось делать самому. Даже научился ходить за конным плугом – огород-то был большой. Но меня ждало более серьезное испытание: как мужчина я сам должен был резать живность на мясо. Первого поросенка у меня на глазах заколол сосед, дядя Миша. Я тогда впервые выдул бутылку водки залпом и не опьянел. Но я же мужчина! Позорно для такого дела кого-то звать со стороны. Пришлось научиться. Сколько овец, кроликов, я не считал, но тот голубь время от времени всплывает из памяти.

* * *

Следующая история, на эту же тему, привела в восторг одну очень известную российскую писательницу с багажом в несколько романов, сборников стихов и рассказов. Она предложила поработать с ней в качестве гострайтера (узнал новое слово). Она предоставит план книги, необходимый информационный материал, даже оплатит ознакомительную поездку в латиноамериканскую страну, где будет происходить действие, выдаст аванс, а я должен написать роман за оговоренное время от ее имени. Только попросила прислать ей еще больше образцов моего творчества, чтобы она приняла окончательное решение.

Меня это обрадовало: не только хороший гонорар, но и возможность получения нового опыта. Мне уже приходилось писать книги за других, но я тогда варился в собственном соку: формальные авторы за душой не имели ничего кроме толстых кошельков.

Через несколько дней писательница позвонила сама, похвалила за бойкость и легкость письма, оригинальность стиля. Но, сказала она, заключить договор со мной не может: я слишком узнаваем в своих текстах, вряд ли у меня получится писать в ее авторском стиле. Так что новелла, картинка из моего детства, которую я вам сейчас предложу, принесла мне первое признание от профессионала, она же дала название сборнику, который вышел из печати в 2022 году.