Текст книги "Тысяча ночей без тебя"

Глава пятнадцатая

В большом классе музыкальной школы маленькая девочка все никак не могла понять:

– Значит, мы больше не увидимся? – Елизавете было сложно принять реальность.

София стояла перед ней на коленях и держала за руки:

– Мы увидимся снова, но позже.

– Ты же моя учительница, ты не можешь просто так уйти.

Елизавета была действительно очень хорошенькой – темные волосы, черные глаза и сердитое личико. По ее мнению, так быть не должно.

– Ты права, но, когда вырастешь, ты меня поймешь.

– Мама мне тоже всегда это говорит. Тогда знаешь что? Я не хочу становиться взрослой!

Ей удалось вырвать руки из ладоней Софии и снова сесть за свою парту, скрестив руки на груди и разозлившись еще сильнее.

София подошла к ней:

– Вот увидишь, вы с Олей прекрасно сработаетесь. Она ведь была моей преподавательницей тоже. А когда мы встретимся, то снова будем играть вместе. Обещаю тебе, мы устроим концерт в четыре руки.

После этого обещания на лице Елизаветы, кажется, мелькнула улыбка.

– Честно? А когда ты вернешься?

– Скоро, обещаю тебе. – Затем она обратилась ко всему классу: – Итак, девочки, я оставляю вас на попечение учительнице гораздо лучше, чем я. Вы знаете, она раньше преподавала здесь долгое время, а сейчас возвращается специально ради вас.

Оля сидела за столом. Девочки были слегка взбудоражены, похоже, что они не были согласны ни с тем, что она может быть лучше Софии, ни с идеей, что теперь они будут учиться у этой пожилой женщины.

– Но она же очень старая… – прошептала одна из них. – И строгая.

София сделала вид, что не услышала:

– Я уверена, что вы прекрасно вместе проведете время. Помните, музыка для души, словно гимнастика для тела. Вы все станете еще красивее!

– Это ты придумала эту фразу про гимнастику для души? – спросила Елизавета.

София погладила ее по голове:

– Нет, я не настолько умна. Ее придумал один греческий философ. – И, прежде чем она расстроилась еще сильнее или даже расплакалась, София схватила сумку. – Пока, девочки, хорошей работы. – И она вышла из кабинета.

– Подожди! – Оля вышла за ней, на ходу говоря всему классу: – Ждите меня и не балуйтесь. – И закрыла за собой дверь.

«Ну что ж, прекрасное начало», – подумала Елизавета.

Оля и София направлялись к выходу, идя по пустому коридору.

– Ты уже решила, что делать?

– Еще нет, но ты права, мне пора уходить.

– Я провожу тебя, если хочешь. Когда ты купишь билет на самолет, я отвезу тебя в аэропорт.

– Хорошо, Оля, а сейчас возвращайся в класс, пока они не воспользовались твоим отсутствием.

– Ты вернула меня к преподаванию. Это настоящее чудо.

– Ты тоже творишь чудеса.

– Это правда.

Оля крепко ее обняла. София закрыла глаза: «Я не должна плакать, я слишком сентиментальна, это уже не нормально».

Она сжала кулаки, и ей удалось сдержать слезы. После этого она отстранилась от Оли:

– У Елизаветы многообещающее будущее.

– Да, я согласна с тобой.

– До скорого, Оля.

– До встречи.

Оля проводила ее взглядом. В тишине коридора были слышны только звук ее шагов и какие-то аккорды из отдаленных кабинетов.

Она прошептала:

– Но никто никогда не сможет достичь твоего уровня, София. – И в этой уверенности она возвратилась в класс. – Итак, девочки, давайте продолжим с того места, на котором вы остановились.

Елизавета открыла нотную тетрадь и сказала однокласснице:

– Я уже скучаю по Софии.

– Я тоже. Она мне очень нравилась, а теперь даже хочется плакать.

– Нет, не нужно. София бы не хотела, чтобы ты плакала.

Глава шестнадцатая

София уже собиралась открыть дверь и выйти, но решила в последний раз обернуться и посмотреть на коридоры музыкальной школы, на закрытые двери классов, где разные учителя преподавали музыку юным, многообещающим, талантливым ученикам. «И вот я опять уезжаю. Найдется ли когда-нибудь место, которое станет для меня настоящим домом? Как-то раз я прочитала одну прекрасную цитату Оливера Уэнделла Холмса: „Дом – это то место, которое могут оставить наши ноги, но не наше сердце“, что-то вроде того. А я? Где же я оставила свое сердце?»

Затем София закрыла за собой дверь, спустилась по школьной лестнице и вдруг остановилась как вкопанная.

– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? – Внизу лестницы стоял Виктор. – Прошу тебя, я чувствую, что я ужасно виноват перед тобой.

София быстро сбежала по лестнице.

– Я не знаю, что на меня нашло, правда. С тех пор как ты приехала сюда, я хотел провести с тобой хоть немного времени и испортил все в одно мгновение. – Виктор продолжал идти рядом с Софией. – Пожалуйста, я знаю, что совершил ошибку, но ты не можешь так со мной поступить…

София посмотрела на него.

Виктор тут же исправился:

– В смысле, прости, нет, конечно, ты можешь поступать со мной как хочешь, на самом деле ты все делаешь правильно… Я не должен был этого делать. Вот… Подожди минутку.

София остановилась.

Виктор побежал к своей «шкоде» и вскоре вернулся с красивейшим букетом белых лилий:

– Я прочитал, что это цветы, которые символизируют чистоту, желание начать все сначала, как дружеское рукопожатие. Вот я бы хотел, чтобы это произошло и между нами. Правда, я не знаю, что на меня нашло…

На самом деле Виктор спланировал все до мельчайших деталей и надеялся, что все его расходы – ужин, шампанское «Krug» в ресторане, шампанское дома, драгоценная партитура, – все эти заранее запланированные вещи приведут к желаемому результату, а не к полному провалу и не к тому, чтобы его стали совсем избегать.

Виктор все еще шел рядом. Он был полностью разбит и в отчаянии.

– Прими хотя бы эти лилии.

София взяла их, и Виктор почувствовал себя чуть легче.

– Спасибо. Клянусь тебе, я просто не находил себе места.

Затем София продолжила идти.

Виктор прошел за ней еще пару шагов:

– Куда ты идешь? Могу я тебя подвезти?

София повернулась и бесстрастно смотрела на него несколько секунд.

Виктор понял, что то, что она приняла от него цветы, уже прекрасно и лучше на этом и остановиться.

– Как бы то ни было… знай, я всегда рядом. – После этой неуместной и глупой фразы он вновь сел в машину и уехал.

Когда София увидела, что «шкода» скрылась за углом, она выбросила лилии в мусорный бак и продолжила идти домой.

Все нужное она стала собирать в свою косметичку, а также в небольшой чемодан. Она выбирала, что взять, а что оставить: «Да, это мне пригодится в Риме; эта одежда слишком тяжелая и ее можно носить только тут». Затем она открыла ноутбук и стала искать билет. На одно мгновение ей захотелось взять билет на поезд, но до Москвы он шел около пяти дней. Она рассмеялась: «Кто знает, может, однажды мне пригодится это время». Наконец она нашла то, что искала, всего с одной пересадкой. Она купила этот билет, зарегистрировалась, и все данные пришли ей на мобильный телефон. После этого София сходила в душ, высушилась, оделась, сделала себе кофе и затем села за кухонный стол. Много времени у нее не было, так что долго сидеть она не собиралась. Иногда все кажется настолько ясным, что слова приходят сами собой. Затем она вызвала такси. Увидев машину в окно, она надела пальто, перекинула сумку через плечо, взяла чемодан и вышла. На мгновение она остановилась, чтобы в последний раз взглянуть на дом. Эта крыша, маленькие окна, балконы, на которых были растянуты какие-то прозрачные пластиковые нитки, на которых сушилась одежда. Из этих хорошо утепленных мест можно наслаждаться метелью. Затем она обернулась. Бабушка в традиционном платке торговала овощами на обочине дороги, две дамы протянули ей мелочь, и та сложила ягоды в бумажный пакет. София вспомнила фразу, которую однажды сказал ей один из ее учителей: «В путешествии самое большое расстояние – это расстояние от двери».

Затем она села в машину:

– В аэропорт, пожалуйста.

И она тихонько заплакала. Водитель изредка посматривал на нее в зеркало. София видела его глаза, которые пытались понять, нужно ли ему сказать что-нибудь. Но ей не хотелось разговаривать, поэтому она отвернулась к окну и стала смотреть на свой поток воспоминаний обо всех прошедших месяцах. Школа, прогулки, обеды и ужины с Олей, смех дома за чашкой вечернего кофе или за стаканом настойки или же травяного чая, в зависимости от дня, мороза, настроения. Она подумала о том последнем ужине с Виктором. За все восемь месяцев это единственное плохое, что произошло с ней. Возможно ли вообще стереть дурные воспоминания? Такую систему еще не изобрели. Она работает для сообщений, их и вправду теперь можно вовремя удалить. Но для эмоций, для чувств, для нашей боли или даже простого раздражения ничего подобного еще не изобрели. Было бы здорово, если бы можно было сделать, как в том фильме, «Час расплаты», где можно что угодно забыть по команде. У инженера Бена Аффлека в контракте есть пункт, согласно которому каждый раз, когда действие договора прекращается, воспоминания, связанные с его работой, должны быть удалены. И так оно и происходило. Но это всего лишь фильм. А в реальности человек в этой области ничего не добился, забыть по команде невозможно, сделанного не отменить. Человеку нужно научиться не причинять боль другим, но эта задача кажется еще сложнее.

Когда Оля зашла домой, сразу произнесла громким голосом:

– София?

Одно мгновение она надеялась, что та просто вышла по делам. Затем она зашла в ее комнату и, увидев, что вся одежда все еще лежит в шкафу, вздохнула с облегчением, но в гостиной она заметила на столе записку и поняла, что ошиблась. Она взяла записку, села в большое кресло, смотрящее на окно, и уставилась на него, не зная, что делать. А потом она начала читать.

Глава семнадцатая

«Ты лучшая мама в мире, возможно, именно поэтому я и выбрала тебя. Ты научила меня всему, я старалась быть для тебя той дочерью, которую ты всегда хотела. Возможно, я стала для тебя идеальной дочерью, если говорить исключительно о той любви, которую я испытываю к тебе. На самом деле ее даже больше, чем я могу выразить. Можно даже считать меня двойняшками, потому что моя любовь к тебе умножается на два. Я обязана тебе всем, Оля, каждой нотой и всеми самыми прекрасными аккордами в моей жизни. Ты показала мне поэзию музыки, важность жизни, красоту каждого нашего мельчайшего движения. Все твои уроки и выговоры, если хочешь, научили меня многому, в том числе не выбрасывать ничего из своей жизни, даже вчерашний вечер. Я могла бы оценивать его как угодно, но взвод „Ольга“ уже дал ему справедливую оценку. Не знаю, когда мы увидимся в следующий раз, но, возможно, даже обсуждать это было бы неправильно. Потому что ты всегда со мной, в моем сердце. Я бы не хотела прощаться с тобой или, еще хуже, позволять тебе провожать меня, потому что я бы слишком много плакала. Сейчас же я просто хочу отдать тебе должное и выразить свою любовь, а не плакать. Я просто хочу быть счастливой. Спасибо, твоя дочь София».

Читая, Оля не могла остановить слезы, они стекали по ее щекам, словно ручей, словно дождь.

«О нет, они сейчас намочат ее письмо».

Некоторые слова Софии расплылись, оставив на листе пятно и окрасив все вокруг в синий цвет. Оля встала, взяла полотенце, еще свежо пахнущее чистым бельем, и аккуратно приложила его к письму, стараясь убрать как можно больше влаги. Затем она сложила его и положила в ящик своего стола, где хранила все свои самые любимые воспоминания, как если бы это письмо было самой драгоценной партитурой в ее жизни, ее личной и неповторимой сонатой, существующей в одном экземпляре.

После долгого путешествия и пересадки в Москве София вот-вот должна была приземлиться. Она услышала оглушающий визг шин Airbus 350, а затем объявление капитана, приветствующего пассажиров в Риме. Вскоре после этого она вышла из автоматических дверей, и тут же легкий ветерок донес до нее запах моря из города Фьюмичино. София встала в очередь и, пропустив двоих человек, села в такси.

– Куда мне вас отвести?

Она была удивлена этому джентльмену с его особенно вежливыми манерами, аккуратным внешним видом и даже его итальянской учтивости. Она ожидала встретить классического римлянина.

– Виа дей Серпенти, 35. – Затем она добавила для уточнения: – Район Монти.

– Да, – улыбнулся таксист, – я хорошо знаю этот район.

София чуть ли не извинилась перед ним, когда такси тронулось. Она взяла мобильный телефон и посмотрела, какие отели находились поблизости. В конце концов, она нашла отель «Анфитеатро Флавио», который находился всего в сорока метрах от ее дома. От ее дома… Софию пробило на смех. Я не разговаривала с Андреа восемь месяцев. Может, и дома больше никакого нет. Они общались только через сообщения. Последнее было отправлено месяц назад. Так что, утопая в сомнениях, она решила позвонить.

– Здравствуйте, отель «Анфитеатро Флавио».

– Добрый вечер, я хотела бы узнать, есть ли у вас свободные номера.

– На сегодня?

– Да.

– Минутку, пожалуйста… Да, на сегодня есть.

– Хорошо, спасибо.

София повесила трубку. На сегодня есть. Это означает, что как минимум два номера свободны, а через час она уже будет знать, что ей делать. Затем она заметила, что таксист смотрел на нее в зеркало. «Может быть, он услышал мой разговор, – думает София, – а теперь задается вопросом: как же так, сначала она дала мне адрес, а теперь подыскивает номер в отеле? И что же мне делать? Где мне ее высадить? Что ж, и действительно ситуация не совсем понятная».

В конце концов, таксист больше не мог терпеть, его охватило любопытство.

– Извините, пожалуйста…

– Да, что такое?

София была готова разъяснить ему, как все обстояло, хотя на самом деле ее раздражало то, что кто-то лез в ее дела, и особенно то, что кто-то подслушивал ее разговор. Но с другой стороны, что в России, что в Италии, что в любой другой части света – все таксисты мира одинаковые.

– Вы, случайно, не знаменитая пианистка?

София покраснела, в основном из-за того, что плохо думала об этом человеке.

– Погодите, вы играли… Да, вы играли концерт на виа делла Кончильяционе?

– Да, это была я.

– Да, я так и думал, – улыбнулся таксист. – Несколько лет назад я работал водителем в другой службе такси, я приехал за вами в концертный зал, и мне даже удалось немного послушать, как вы играете.

– Вам понравилось?

– Я был очень тронут вашей игрой. Примите мои комплименты вашему таланту. – Затем он в последний раз посмотрел на нее в зеркало: – Надеюсь, что смогу когда-нибудь снова вас услышать. С возвращением.

Глава восемнадцатая

– Входите.

После стука дверь отворилась и вошел Савини. Танкреди сидел за столом.

– Привет, присаживайся. Как твои дела?

– Добрый день. Хорошо. – Прежде чем он сел в кресло напротив Танкреди, Савини положил папку ему на стол. – Вот последние новости. Она ужинала с этим Виктором. Он подарил ей редкую партитуру XVIII века одного из самых ранних произведений Моцарта. Потом они поехали к нему домой… – Танкреди застыл всего лишь на одно мгновение, но Савини сразу это заметил: – Мне продолжать?

Танкреди постарался придать себе самый естественный и невозмутимый вид и притвориться, что это его совсем не интересует.

– Да.

– Через несколько минут она быстро вышла. Как только она оказалась на улице, то разбила окно в его машине и разорвала партитуру.

Танкреди успокоился. На его лице появился некий намек на улыбку, а затем он рассмеялся:

– Это в ее стиле.

– Вчера утром он ждал ее у музыкальной школы, чтобы извиниться, и принес ей букет цветов. Она не сказала ему ни слова, сделала вид, что принимает цветы, а когда он ушел, выбросила их.

– Судя по тому, что ты мне рассказываешь, у этого Виктора не было ни единого шанса.

– Абсолютно никакого. Это была игра в одного. Он совершенно недооценил такую девушку, как София. Он думал, что полностью понял ее.

– Это самая большая ошибка, которую можно совершить по отношению к ней.

– Тебе нужно что-нибудь еще?

– Спасибо, нет.

Савини вышел из офиса. Танкреди встал из-за стола и подошел к окну. «Мужчины видят ее, очаровываются и думают, что понимают, как она устроена. Они заблуждаются, считая, что пары комплиментов, оригинального подарка, усиленного внимания и ужина будет достаточно. Им сразу кажется, что они могут ее покорить. Но тогда реальность бьет их под самый дых. Сложность Софии. Ее глубина. Ее упорство. Она словно неприступная крепость, из которой она защищает саму себя. Дело в ее уникальности, особенности, исключительности. Она – редкая жемчужина, для многих непонятная. Но, возможно, я кое-что понял в ней». Эта мысль вдруг заставляет его почувствовать себя немного лучше, но всего лишь на крохотный момент. Стоило ему подумать об этом чуть подольше, как он понял, что он неправ. Это помогло ему осознать свою глупую самонадеянность. Была одна вещь, которая проясняла все, не оставляя ни тени сомнения: она не с ним.

Глава девятнадцатая

София с улыбкой вышла из такси, таксист хотел предложить ей поездку в обмен на автограф, но она тут же ответила:

– Я дам вам автограф, только если заплачу.

В итоге они сошлись на том, что он сделает ей скидку. Она попросила высадить ее в конце улицы и направилась к своему дому: «Мой дом. Если только он еще есть, если он еще здесь. Меня это смешит. Может, мне следовало его предупредить. Обычно все предупреждают, когда возвращаются домой, если не хотят наткнуться на какой-нибудь сюрприз».

– Дорогой, я передумала, прилетаю сегодня вечером, буду к ужину…

Но София не знала, что писать, не знала, что думать, не знала, что она будет чувствовать, и хотела узнать это, не сообщая ничего никому. Пока ее чемодан катился по брусчатке, натыкаясь на небольшие неровности в виде корней деревьев по краям дороги, София оглядывалась по сторонам. Старый ювелирный магазин сменился крошечным мини-маркетом, возле которого стоял мужчина, возможно из Бангладеша, и разговаривал по телефону с невероятной скоростью. С другой стороны улицы химчистка смогла выстоять. «Слава богу, – подумала София, – может, она мне поможет». И как раз в этот момент из магазина вышла Доната, хозяйка, дама лет шестидесяти, вечно веселая чочара[2]2
  Чочара – девушка из Чочарии, неопределенного региона в Лацио. – Примеч. пер.


[Закрыть], которая могла рассмешить всех, едва открыв рот.

– София! Какой приятный сюрприз! Что же это за день чудес! Ты знаешь, я думала о тебе буквально на днях. Что же с тобой случилось, я думала об этом еще и потому, что… – и она залетела обратно в магазин. – Смотри, что у меня все еще есть! – Она вышла и показала ей платье, завернутое в прозрачный целлофан и висевшее на тонкой вешалке: – Ты забыла, да?

– Но я вернулась специально, чтобы забрать его.

Чочара Доната расхохоталась:

– Вечно ты смеешься надо мной! Так что же нам с ним делать? Заберешь его сейчас или позже?

– Чуть позже.

– Ладно. Только не забудь про него опять!

– Ну нет, в этот раз точно не забуду.

Доната улыбнулась, вернулась внутрь и повесила платье за прилавок:

– Что ж, тогда с благополучным возвращением!

– Спасибо…

София направилась в сторону дома: «Все рады, что я вернулась. Это замечательно, но будет ли рад он?» Она подумала о Донате, о ее жизнерадостности, ее манере общения, о том, как она тут же узнала ее и насколько она была вежливой. «Она не спросила меня, как сделали бы другие: „Где же ты была все это время?“ А Андреа… В смысле, с ним все хорошо?» Она могла бы спросить меня и про него, ведь он тоже всегда пользовался этой химчисткой». Потом вдруг она вспомнила все, что София все делала сама – сама заботилась о покупках, приносила постирать вещи Донате, готовила, снимала деньги в банкомате, платила уборщице… А теперь Андреа снова может ходить, теперь Андреа независим от нее. Доната, должно быть, замечала все это, но никогда об этом не упоминала. А может, Андреа уже нет, он тоже просто собрал свои вещи и ушел, решил начать новую жизнь где-нибудь в другом месте, возможно, даже в другом городе. «В конце концов, я ведь тоже уехала на другой конец света». Затем она остановилась на улице напротив дома номер 35, поставила чемодан и открыла сумку. Она отыскала связку ключей, достала и стала их разбирать, пока не нашла ключ от входной двери. Она сразу увидела его, потому что он самый длинный. Она вставила его в замочную скважину и медленно попыталась повернуть. Замок щелкнул и открылся. «Что ж, – подумала она, – пока все хорошо. Замок не меняли». Затем она закрыла за собой дверь и вызвала лифт. Она посмотрела на часы. Шесть часов по римскому времени. Может быть, его нет дома, это ведь и его дом тоже. Наш. Она улыбнулась. Они купили эту квартиру вместе. Затем она зашла в лифт и нажала кнопку седьмого, самого последнего этажа. «Скоро я все узнаю». Он пощелкала ключами от дома, пытаясь скоротать время, а затем двери открылись. Вместе со своим чемоданом она вышла и остановилась перед входной дверью. «Вот наш этаж». Коврик поменяли, и двух растений здесь раньше не было. Видно было, что их недавно полили, потому что они выглядели свежо. Но скамейка стояла та же, что и раньше. Затем с неуверенностью она поднесла указательный палец к звонку и позвонила. Сухой звук разлетелся по всему этажу и оставил за собой легкое эхо. Здесь было так одиноко. Она выждала несколько секунд, затем позвонила снова, оставив звук побренчать подольше, чтобы удостовериться наверняка. Но все равно никто не подошел к двери. Тогда нужно попробовать. Она вставила ключ в замок, протолкнула его до упора и повернула. Нужно было повернуть три раза – его закрыли до конца.

София медленно приоткрыла дверь, а затем толкнула ее до конца:

– Кто-то есть дома?

Она решила сначала спросить. Ничего. Тишина. Ответа не было. Она вошла, затащив за собой чемодан, и поставила сумку на шкаф слева. Они нашли его в магазине в Мексике во время своей последней поездки перед аварией. Им обоим он так понравился, что они купили его и отправили домой. А затем они продолжили свое путешествие. Шкаф приехал вместе с ними, когда они вернулись в Рим. Они еще не успели войти в квартиру, как курьеры уже звонили в домофон. Они впустили их внутрь, те собрали шкаф. Тогда они стали спокойно решать, куда его можно поставить, но он весил так много, что, как они ни пытались, так и не смогли его передвинуть. Это было прекрасное путешествие, полное солнца, моря и любви. Все их путешествия были прекрасными до той аварии, а потом все стало казаться уродливым, даже этот шкаф. «Это состояние нашей души заставляет нас видеть красоту вещей или не замечать ее», – подумала София. Затем она улыбнулась: «Я очень рада. Он не поменял и этот замок».