Текст книги "Таинственная пианистка"

– А когда был этот концерт? – спросила она.

Я назвал год и даже месяц.

– Так я ж тоже была на этом концерте! Значит, мы с Вами уже однажды встречались, только не обратили друг на друга внимания? – произнесла Пианистка.

– Получается так! – сказал я с некоторым удивлением. – А может, и эта наша встреча является неслучайной? Кому-то угодно свести нас вместе еще раз?

– Возможно, но только для того, чтобы Вы послушали уже мою игру.

– Будем считать, что это так.

– А разве можно считать как-то иначе? – спросила она.

– Все может быть. Время покажет, – ответил я уклончиво.

И вдруг заметил, что ее лицо сразу стало грустным, расстроенным. К сожалению, я тогда еще не знал, в чем тут дело. Немного помолчав, она спросила:

– А кого еще из пианистов Вы уже слушали?

Я перечислил фамилии ленинградских и московских знаменитостей, и она похвалила меня за выбор исполнителей.

– А чем Вы занимаетесь в консерватории? – спросил я.

– Я преподаватель по классу фортепьяно. Но одновременно занимаюсь и концертной деятельностью.

– Поэтому в санатории Вы и репетировали?

– В общем-то да.

– И я стал нагло Вам мешать?

– А я Вас заметила только тогда, когда Вы подарили мне свое стихотворение.

– И именно это предотвратило Ваш гнев?

– Ну до чего ж Вы, Евгений, сообразительны!

– Так я ж Вам сказал, что не являюсь глупым человеком!

В свою очередь, хитро посмотрев ей в глаза и как бы смущаясь, я произнес:

– А можно Вам, Татьяна Васильевна, задать провокационный вопрос?

– Попробуйте!

– Когда я впервые увидел Вас в санатории, то у меня сложилось впечатление, что Вы приехали сюда только лечиться и работать. Развлечение в Ваши планы явно не входило. Поэтому Вы всегда были одеты буднично, неброско. Но когда Вы пришли в зал в последний раз, то выглядели очень эффектно. Изумительно красивые платье, сумочка, босоножки и голубая лента на пучке волос сделали Вас необыкновенно привлекательной. Скажите, почему все эти вещи оказались у Вас с собой? Вы рассчитывали, что они могут Вам пригодиться?

– Этому есть простое объяснение. Когда в прошлый раз я лечилась в этом санатории и обратилась к заведующей актовым залом за разрешением играть на фортепьяно, то она сказала, что не возражает, но при условии, что я дам один концерт для отдыхающих. Пришлось согласиться. Но, к сожалению, у меня не оказалось ничего приличного из одежды и обуви, и пришлось играть в не совсем концертном наряде. Поэтому, собираясь в этот же санаторий сейчас, я решила на всякий случай захватить что-нибудь приличное. Везти сюда концертное платье я не решилась, а все остальное не очень подходило для такого случая. Но я вспомнила, что где-то хранится наряд, в котором я была при заключении брака. Вот я его и захватила.

– Понятно. А то я думал, что Вы ожидали встретить в санатории своего сказочного принца, – сказал я, улыбаясь.

– Это Вы имеете в виду себя? – сказала Татьяна Васильевна также с улыбкой.

– Ну что Вы! Какой из меня сказочный принц. Я обычный человек.

– Только Вы почему-то в своем поэтическом послании назвали себя принцем. Как прикажете это понимать?

– Так это ж я так в шутку себя назвал. Надо ж было как-то у Вас вызвать улыбку.

– В таком случае считаю, что дала Вам исчерпывающий ответ на волнующий Вас вопрос.

– А вот и нет! Если б Вы сказали, что было предчувствие встретить в санатории именно меня и при этом выглядеть красиво, тогда б я был удовлетворен Вашим ответом. А так получается, что Ваш наряд никакого отношения ко мне не имел. Меня это обижает, – заявил я с суровым видом.

Пианистка поняла шутливый тон сказанной фразы и заявила:

– А Вы, я вижу, большой провокатор? Захотели из меня выбить сердечные признания? Не выйдет у Вас ничего!

– А жаль! Мне так хотелось услышать искренние признания в своих чувствах именно от такой женщины, как Вы! Ну да хватит шутить, – сказал я. – Я Вас, часом, не обидел? – Да нет. Все нормально.

Так, подшучивая друг над другом, мы не спеша дошли до автобусной остановки. На ней уже собрались отъезжающие вместе с провожающими. И можно было видеть трогательные сцены расставания подружившихся, а, может быть, и полюбивших друг друга людей. Мы с Пианисткой с цветами в ее руках вопросов не вызывали, так как нас вместе видели впервые. Вскоре должен был прийти автобус, и поэтому я вручил свое послание Татьяне Васильевне. Она с удивлением взяла его и положила в сумочку.

Подошел автобус. Как только открылась дверь, я сразу занял для Пианистки первое место. Все отъезжающие зашли в автобус, кроме нас. Надо было прощаться. Вдруг Пианистка приблизилась ко мне и быстро поцеловала в щеку. Потом так же быстро вошла в автобус. Для меня этот поцелуй был столь неожиданным и волнительным, что я тут же почувствовал, как мое лицо стало заливаться краской. Мы неотрывно смотрели друг на друга. А когда дверь автобуса закрылась, и он стал отъезжать, я заметил, что Пианистка достала из своей сумочки платок и стала им промокать щеки. Я с трудом сдерживал свои слезы и стоял в оцепенении, не ощущая своего тела и земли под ногами. Было такое чувство, что от меня что-то отделилось и полетело вслед за отъезжающим автобусом. Он уже скрылся за поворотом, а я все не мог тронуться с места. Из состояния оцепенения меня вывел мужской голос:

– Ну, хватит стоять, пошли в санаторий.

Я очнулся и медленно побрел вслед за возвращающейся в санаторий публикой. Все оживленно разговаривали, смеялись. Всем было весело, кроме меня. Мне было невыносимо тоскливо и больно в душе. В голове крутилась одна мысль: «Что же делать все эти три дня?» Вдруг кто-то нежно обнял меня за плечо и хриплым мужским голосом сказал:

– Ну что, друг! Проводили своих зазноб? Ну ничего. Еще есть время, чтобы начать все сначала.

И он начал с восторгом рассказывать о своих курортных похождениях с женщиной, которую он только что проводил. От него сильно пахло алкоголем, и мне стало противно его соседство. Я снял его руку со своего плеча и отошел на несколько шагов в сторону. Он шел один и продолжал рассказывать о своих успехах на женском фронте. Только теперь я разглядел этого тщедушного, небрежно одетого, с лицом алкоголика мужичонку. И как только могла какая-то женщина обратить на него внимание?

У меня возникла идея покинуть санаторий на пару дней раньше срока. В принципе это можно было сделать, так как все процедуры уже закончились. Но план не удался, так как невозможно было достать обратные билеты на автобус и поезд. Поэтому после обеда направился в актовый зал, сел на свое привычное место и закрыл глаза. В голове зазвучала мелодия вальса Шопена № 7, и тут же всплыл в несколько размытом виде образ моей Пианистки, сидящей за роялем, и даже с движущимися по клавишам пальцами. Я невольно вспомнил мудрый совет Пианистки. Сколько времени я находился в таком состоянии – не знаю, но когда пришел в себя, то почувствовал какое-то душевное облегчение, умиротворенность. С нежностью вспомнил все детали прощального дня и образ моей любимой Пианистки с букетиком полевых цветов в руках.

Через три дня я шел той же дорогой к автобусной остановке. Сел на то же самое первое место и закрыл глаза. Всю дорогу в моей голове звучала музыка, которую дарила мне Пианистка. Поездом добрался до своего родного города и стал встречаться со своими родственниками и одноклассниками. Постепенно наступил душевный покой. Жизнь продолжалась.

II

Приближалось лето 1957 года, и я готовился к защите дипломного проекта. Идя как-то по городу, увидел афишу о концерте преподавателей и лучших выпускников консерватории. Я стал читать фамилии преподавателей и обнаружил среди них некую Татьяну Васильевну с неизвестной мне фамилией. Я догадался, что это и есть моя Пианистка, и тут же приобрел билет в первый ряд.

В день концерта купил букет разноцветных махровых гвоздик и явился в большой концертный зал консерватории. Заняв свое место, приготовился слушать участников концерта. Вначале выступали выпускники консерватории. Потом стали выходить на сцену преподаватели. Когда ведущая назвала фамилию той, ради которой я пришел на концерт, меня охватило сильное волнение.

И вот из-за кулис появилась моя долгожданная Татьяна Васильевна. Она была одета в черное бархатное концертное платье и черные туфли на среднем каблучке. Шею украшала цепочка ожерелья из белого жемчуга, а в ушах виднелись изящные сережки. Волосы были красиво уложены на голове. Она улыбалась и грациозно приближалась к роялю. В зале раздались аплодисменты. Сев на стул, она проделала уже знакомую мне процедуру: положила руки на колени и несколько секунд смотрела куда-то вдаль и вверх. Потом подняла руки, и зазвучала мелодия хорошо знакомого мне ноктюрна Шопена. В зале была идеальная тишина.

Когда она кончила играть и встала, в зале раздались громкие дружные аплодисменты. Я тут же встал, подошел к сцене и протянул вперед свой букет. Она заметила это и с улыбкой стала приближаться ко мне. Слегка присев, протянула руки, чтобы взять цветы, и вдруг она узнала меня. От неожиданности встречи со мной у нее появился румянец на щеках.

– Это Вы пришли? – с волнением спросила она.

– Ага, – сказал я.

– Тогда после концерта поднимитесь на сцену и пройдите за кулисы с правой стороны. Я Вас буду там ждать.

Потом она взяла букет из моих рук и выпрямилась. Когда я повернулся, чтобы пройти на свое место, то обнаружил группу юношей и девушек, стоявших у сцены тоже с букетами цветов. Вероятно, это были ее студенты. Взяв все их цветы, она стала кланяться зрителям, продолжавшим дружно аплодировать. Потом так же грациозно, как и при выходе на сцену, направилась за кулисы. Аплодисменты продолжались. Она вышла на сцену и еще раз раскланялась. Ведущая концерта хотела объявить следующего исполнителя, но зал продолжал дружно аплодировать, желая услышать в исполнении этой пианистки что-нибудь на бис. Но поскольку по программе это не предусматривалось (из-за большой продолжительности концерта), то ведущая опять попыталась объявить следующего исполнителя. Зал не сдавался и требовал появления на сцене ушедшей за кулисы пианистки. Тогда ведущая подала ей сигнал выйти на сцену и исполнить что-нибудь по своему усмотрению. Она снова торжественно проследовала до рояля, села на стул и опять посмотрела вдаль и вверх. Потом, ничего не объявляя, под собственный аккомпанемент вдруг запела старинную русскую народную песню «Зачем тебя я, милый мой, узнала». В идеальной тишине зала звучал ее негромкий, но очень красивый грудной голос. Чувствовалось, что она исполняла эту песню с большим вдохновением и теплотой. Когда она закончила петь и поднялась из-за рояля, зал взорвался необыкновенно дружными аплодисментами. Раскрасневшаяся из-за волнения пианистка раскланялась благодарным зрителям и удалилась за кулисы. Потом выглянула еще пару раз и ушла совсем. После нее выступил еще один преподаватель – скрипач, и концерт закончился.

Я подождал, пока слушатели первых рядов покинули свои места, и поднялся на сцену. Когда направился за кулисы, то увидел метрах в десяти свою Пианистку. Только в этот момент вдруг подумал: «Как же мне вести себя при встрече с нею, какие слова сказать первыми?» Но все произошло просто и естественно. Мы, не сговариваясь, обнялись и поцеловали друг друга в щеки. Потом я отступил от нее на шаг и сказал:

– Боже! До чего же Вы сегодня обворожительны! Я даже представить себе не мог, что Вы можете так потрясающе выглядеть! Мне страшно стоять рядом с Вами!

– Ну, совсем захвалили Вы меня! Я ведь могу поверить, что Вы говорите сущую правду, и возгордиться! Хорошо, что знаю Вашу способность иногда в шутку преувеличивать.

– Вы меня обижаете, Татьяна Васильевна! Я говорю искренно!

– Ладно-ладно! Мне приятно слышать такие слова именно от Вас.

– А знаете, никого так тепло не встречал зал, как Вас. Признаюсь, когда Вы стали исполнять Шопена, то подумал, что он был выбран не случайно. Может быть, у Вас было предчувствие? – спросил я, улыбаясь.

– Может быть. Но когда я решала вопрос, что же мне сыграть на концерте, то он первым пришел мне на ум.

– Татьяна Васильевна! Мне показалось, что Ваше исполнение песни было неожиданностью для всего зала. Это так? – Наверное, – сказала она как-то неопределенно и продолжила. – Я очень рада, что Вы пришли на концерт, и мы встретились. Вы даже не представляете, какой это для меня сегодня праздник!

– И Вам спасибо за концерт и за то, что пригласили меня сюда, за кулисы.

– А скажите, как Вы оказались на концерте? – спросила она.

– Так это ко мне прилетел Ваш ангел и шепнул на ухо, что состоится этот концерт.

– Вы все шутите. А в действительности как?

– Если в действительности, то… Шел как-то мимо консерватории и увидел афишу об этом концерте. Нашел в числе исполнителей преподавателя Татьяну Васильевну… И, будучи уверенным, что это Вы и есть, пришел к Вам на встречу.

– Случайно это или нет, но то, что Вы пришли на концерт, замечательно! Знаете что, Евгений. Мы еще с Вами успеем поговорить. А сейчас я провожу Вас к выходу, где и подождете меня, пока я поднимусь в свой кабинет и заберу вещи.

Она взяла меня под руку и повела к выходу. Там я остался ее ждать. В вестибюле было еще много людей, которые оживленно беседовали, вероятно, обсуждали закончившийся концерт.

Минут через десять увидел идущую по коридору мою Пианистку с сумкой и букетиком только моих цветов, а рядом с нею даму примерно ее возраста. Они о чем-то оживленно разговаривали. И когда уже были недалеко от меня, донеслись слова, сказанные спутницей: «Ну, Таня! Ты нас всех так удивила! Мы и не догадывались, что у тебя столько скрытых талантов! Теперь будем использовать тебя по полной программе!»

Подойдя ко мне, Пианистка произнесла:

– А это и есть тот самый молодой человек, который в прошлом году во время моего пребывания в санатории заставлял меня давать концерты для него одного, причем бесплатно.

Но увидев смущение на моем лице, она добавила:

– Ну, не совсем бесплатно. Он меня угощал вкусными шоколадными конфетами, дарил букеты полевых цветов и даже посвящал мне стихи.

– Даже так? – сказала спутница. – В таком случае и я согласилась бы давать концерты.

– Но ты, Маша, еще не все знаешь. Он потом так расхрабрился, что стал заставлять меня играть по его заявкам. Он, можно сказать, сделал меня чуть ли не своей рабыней. Так что за свои конфетки, цветочки и стишки он бессердечно эксплуатировал меня, – сказала она с улыбкой на лице.

Спутница поняла ее юмор и, глядя на меня, тоже улыбалась. Мне ничего другого не оставалась, как улыбаться вместе с ними.

– А это моя коллега, тоже преподаватель по классу фортепьяно, – представила Пианистка свою спутницу и добавила, – познакомьтесь, пожалуйста.

Спутница протянула мне свою руку и представилась по имени и отчеству. Я назвал себя только по имени и пожал ее руку. После этого спутница сказала, что торопится домой, и покинула нас.

Мы с Пианисткой направились было к выходу, но ее тут же окружила толпа студентов. Они стали ее поздравлять с великолепным выступлением на концерте. Я отошел в сторону, чтобы не мешать их разговору, и стал ждать. И снова услышал восторженные высказывания по поводу исполненной песни. Через некоторое время студенты распрощались с Татьяной Васильевной и направились к выходу. Пианистка подошла ко мне, извинилась за вынужденную задержку и, взяв меня под руку, повела к выходу. Оказавшись на улице, я спросил ее:

– А что это за скрытые у Вас таланты, о которых говорила Ваша коллега?

– Да это она имела в виду исполнение мною песни.

– А в чем здесь секрет?

– Так я ж это сделала впервые со сцены.

– А почему Вы решились на это?

– Я спела эту песню специально для Вас.

– Да? – спросил я с удивлением.

– Я бесконечно рада, что Вы пришли на этот концерт. Вот мне и захотелось как-то необычно отблагодарить Вас, как это делали и Вы когда-то.

– Можно я Вас расцелую за это в обе щечки?

Пианистка без слов подставила мне сначала одну, потом другую щечку. Я поцеловал их и спросил:

– А скажите, Татьяна Васильевна, как Вы решились спеть эту песню экспромтом, без всякой подготовки? Как вспомнили ее слова?

– Это я могу Вам объяснить. После приезда из санатория у меня было сложное душевное состояние. К этому добавилось желание решить свой семейный вопрос. Мне нужна была моральная поддержка. Вот таким спасительным средством и стала для меня эта песня. Я вспомнила ее слова и под собственный аккомпанемент часто напевала в минуты грусти и одиночества. Так что ее исполнение на концерте не было экспромтом.

Мы медленно пошли к трамвайной остановке. По пути она расспрашивала меня о моих учебных делах, о будущей работе, о моих культурных походах. Минут через сорок мы добрались до ее дома. Она достала из своей сумочки блокнот с ручкой и, написав свой домашний телефон, подала листок мне. Попросила перед отъездом из Ленинграда обязательно позвонить ей, и я пообещал. Потом она сказала, что уже поздно и ей надо возвращаться домой. Сделав шаг ко мне, она, как и при отъезде автобуса из санатория, поцеловала меня в щеку и быстро пошла к подъезду. Открыв входную дверь и послав мне воздушный поцелуй, вошла в дом. Я опять, как когда-то в санатории, остался стоять в каком-то оцепенении, не ощущая своего тела. Видимо, опять что-то отлетело от меня и устремилось за уходящей Пианисткой. Я думал, что это, возможно, последняя встреча с этой замечательной и ставшей мне дорогой женщиной. Впереди предстояла новая, совершенно иная жизнь.

III

Окончив в 1957 году институт, я уехал работать на Украину в город Херсон. Оттуда мне, к сожалению, не удалось ни разу побывать в Ленинграде. Затем в 1965 году я переехал жить в Киев и стал работать на одной из кафедр Киевского политехнического института. Только в это время у меня появилась возможность побывать в Ленинграде.

В июне 1968 года я приехал в этот город по своим научным делам. Первые три дня были заняты служебными вопросами, а на четвертый день позвонил Пианистке. В трубке откликнулся незнакомый мне женский голос. Попросил позвать Татьяну Васильевну, на что этот голос ответил, что ее нет дома, а будет после восьми часов вечера. Дождавшись вечера, вновь позвонил по телефону. На этот раз услышал знакомый мне голос Пианистки. Я представился, и в трубке на несколько секунд наступило молчание. Очевидно, от неожиданности моего звонка она растерялась. Потом вдруг сказала:

– Я отказываюсь верить своим ушам, что это Вы звоните. Что Вы делаете в Ленинграде и где сейчас находитесь?

– Приехал на несколько дней в командировку. Завтра до обеда еще займусь своими делами, а потом буду полностью свободен.

– Тогда завтра, как только освободитесь, сразу же звоните мне, и мы договоримся о встрече.

На этом мы и распрощались. На следующий день договорились встретиться у выхода из метро «Невский». Я купил в цветочном магазине на Невском проспекте букетик махровых гвоздик и стал ждать свою Пианистку. Через некоторое время увидел ее, выходящей из метро. На ней были светлого цвета юбка, слегка расклешенная к низу, белая блузка с длинными рукавами и изящные белые босоножки. Каштановые волосы, как прежде, спадали на спину и плечи. Увидев меня, она заулыбалась и стала приближаться. Встретившись, мы поцеловали друг друга в щеки. Отойдя на пару шагов от нее, я стал рассматривать свою Пианистку с головы до ног.

– Что, постарела и подурнела? – спросила она то ли с сожалением, то ли с иронией.

– Ну что Вы, Татьяна Васильевна! Вы выглядите великолепно! Просто я Вас так давно не видел, что захотелось рассмотреть всю вблизи.

– Да чего кривить душой, старею я, конечно.

– Не наговаривайте на себя. Вы по-прежнему очаровательны и соблазнительны. Вот только красота у Вас стала несколько иной, более строгой, что ли.

– Да, Евгений, Вы умеете лить бальзам на души женщин! Понимаешь, что тебе говорят просто красивые слова, а все же приятно.

– А если поклянусь, что говорю искренно? Вы поверите тогда мне?

– Ладно, не придираюсь к Вам больше. Говорите, что хотите и сколько хотите.

После этих слов я взял ее за плечи, и вдруг она сама прильнула к моей груди и прижалась своей теплой нежной щекой к моей щеке. Я почувствовал, что эта умная, талантливая, красивая и интеллигентная женщина очень соскучилась по мужскому вниманию и мужской ласке. Сразу стало как-то стыдно, что я могу дарить ей только крохи всего этого и только во время наших редких коротких встреч. Через некоторое время я выпустил Пианистку из своих объятий и спросил:

– А с кем это вчера я разговаривал по телефону, когда Вас не было дома? Слышался вполне взрослый женский голос.

– А это моя дочь. Она уже окончила три курса консерватории, так что вполне взрослая барышня.

– А она не похожа на Вас в молодости?

– Похожа как две капли воды. И если положить рядом мою фотокарточку в молодости и современную ее, то можно подумать, что это один и тот же человек.

– Вот интересно было б посмотреть на нее, чтобы представить Вас в молодости.

– Так это сейчас и можно будет сделать.

Я понял, что бесцеремонно напросился к ней в гости, и стал извиняться. Но она сказала:

– Нет-нет! Я планировала Вас пригласить к себе в гости.

– А как отреагирует на мое посещение Ваша дочь?

– А она в курсе, что я Вас приглашу, и даже очень хочет с Вами познакомиться. Я вчера рассказала ей кое-что о наших встречах в санатории, и ее это очень заинтриговало. Так что поехали.

– В таком случае давайте зайдем в ближайший гастроном, и я там что-нибудь куплю.

– Ничего не надо! У нас все есть!

– Ну хотя бы бутылку хорошего вина и каких-то конфет?

– Говорю же Вам, у нас все есть! Давайте не будем терять время. Поехали!

Она взяла меня под руку и повела в метро. По пути она расспрашивала о моих служебных и личных делах. Я рассказал ей, что начинал работать в Херсоне, а с 1965 года живу и работаю в Киеве. Занимаюсь наукой на одной из кафедр политехнического института, планирую защитить кандидатскую диссертацию и стать преподавателем. Кроме того, по совместительству занимаюсь педагогической работой. О своих личных делах рассказывать не стал, и она не просила меня об этом. Она тоже рассказала только о своих служебных делах и учебных делах дочери.

Вскоре мы добрались до ее дома и поднялись на третий этаж. Она позвонила. Дверь открылась, и я увидел улыбающуюся, симпатичную и действительно очень похожую на Татьяну Васильевну молодую девушку. Только она была выше своей мамы ростом и имела другую прическу. Отступив в сторону, она сказала приятным голосом:

– Проходите, пожалуйста!

Я вошел в прихожую, и следом за мной вошла Татьяна Васильевна.

– Это моя дочь, Наташа. Прошу любить и жаловать, – сказала она, обращаясь ко мне. – А это и есть тот самый Евгений, о котором я рассказывала тебе вчера. Только тогда он был еще молодым, очень скромным и стеснительным человеком, – представила она меня своей дочери.

– Следовательно, сейчас я уже немолодой и не очень скромный и стеснительный человек? – задал я вопрос в шутку.

– Что касается Вашего возраста, то он виден наяву. О Вашей скромности ничего сказать пока что не могу. А о стеснительности, по-моему, и говорить нечего, – сказала она, улыбаясь.

– А разве с первого взгляда не видно, что я сейчас вообще стал скромнягой! – не унимался я.

– С первого взгляда нет! А вот со второго или третьего, может быть, что-то и прояснится. Но Вы не беспокойтесь. Мы с Наташей обязательно в скором времени выясним и этот вопрос.

– Вы хотите сказать, что я теперь буду у Вас под постоянным наблюдением? – сказал я, изобразив на лице обиду. – А не будете впредь задавать глупых вопросов, – сказала Татьяна Васильевна.

– Надо же! Вроде бы и не жена еще, а пилит, как настоящая благоверная! – постарался я в шутку уколоть Татьяну Васильевну.

– А я за Вас никогда б и не вышла замуж! – выдала Татьяна Васильевна.

– А я б на Вас никогда и не женился! – парировал я.

Вдруг Татьяна Васильевна подняла свою руку и ладонью закрыла мой рот. После этого торжествующе произнесла:

– Вот только так можно заставить замолчать этого скромнягу!

Я громко замычал и, подняв руки вверх, показал, что сдаюсь. Но как только Пианистка убрала свою руку с моего рта, выдал:

– Фу! Как после землетрясения!

– Вот именно! А то ему, видите ли, захотелось доказать, что он действительно скромняга. Пришлось целый спектакль разыграть, – сказала Татьяна Васильевна таким голосом, как будто все это заварил только я.

– А у Вас, мама, получилось все очень здорово! Разыграли сцену, как настоящие артисты, – сказала Наташа, улыбаясь.

– Так, друзья хорошие! Хватит шуток. Давайте займемся делом. Пошли, Евгений, я покажу Вам свою квартиру.

Она открыла дверь в большую комнату. Я вошел в нее и поразился увиденным. Было впечатление, что я оказался в дворянском доме XIX века. Здесь все дышало стариной. У одной стены стояли старинный диван и два кресла с красивой обивкой. У другой стены стояло пианино из красного дерева, на котором были закреплены бронзовые канделябры. На этой же стене висело несколько картин, выполненных маслом и, вероятно, принадлежащих кисти старых русских художников. На противоположной стене висели два достаточно больших портрета, выполненных, как я узнал позже, пастелью. На одном из них был изображен военный в форме полковника с мужественным лицом, а рядом висел портрет женщины средних лет, сидящей в пол-оборота: на красивом лице её была еле заметная улыбка, на голове волосы, красиво убранные в стиле XIX века. Руку, касающуюся подбородка, украшал широкий, возможно даже золотой, браслет. На пальце красовался перстень с каким-то драгоценным камнем. Наташа, увидев задержавшийся на этих портретах мой взгляд, сказала:

– Это мамины родители, мои дедушка с бабушкой.

У этой же стены стоял довольно массивный, выполненный тоже из красного дерева сервант, украшенный богатой резьбой по дереву. В верхней его части, за стеклянными дверцами, виднелась старинная посуда. Посреди комнаты, на большом ковре, стоял довольно массивный овальный стол, накрытый красивой скатертью. Над ним висела изящная хрустальная люстра.

В комнате было много других вещей дореволюционных времен, и у меня мелькнула мысль, что кто-то из родителей Татьяны Васильевны, а возможно они оба, были дворянских кровей. Вот только как все это сохранилось в квартире, в том числе и во время войны, мне было непонятно. В военное время в блокадном Ленинграде находился отец Татьяны Васильевны. Очевидно, ему и удалось все это сохранить.

Пока я рассматривал всю эту красоту, Татьяна Васильевна с дочерью молча наблюдали за мной. Думаю, им была интересна моя реакция на все увиденное.

– До чего ж у вас все так красиво и необычно! – сказал я, повернувшись к ним. – Можно сказать, как в сказочном тереме!

– А это родители смогли сохранить все в таком виде. Но мы и не собираемся менять эту красоту на современную примитивную мебель. Уж очень все современное некрасиво и грубо.

– Я с Вами полностью согласен. Берегите все это.

Татьяна Васильевна предложила мне сесть на диван и сказала дочери:

– Наташа! Оставляю на твое попечение нашего гостя. Не давай ему скучать. А я пойду на кухню заниматься своими делами.

Садясь на диван, подумал: «А ведь на этом диване когда-то сидели предки Пианистки и, возможно, знаменитые русские люди, а теперь сажусь я, ничем не примечательный».

Наташа села рядом в кресло и сразу же начала допрос.

– Скажите, пожалуйста, откуда Вы приехали?

– Из Киева.

– О! Говорят, что это очень красивый город?

– Это правда. Красивая архитектура зданий: как старых, сохранившихся во время войны, так и вновь построенных. Город необыкновенно зеленый. Его иногда называют город-парк. Широкий и необыкновенно красивый Днепр, разделяющий город на две части. И очень благодатный климат. Летом не очень жарко, а зимой не очень холодно.

– Мы с мамой, к сожалению, в нем еще не были.

– А я вас приглашаю приехать ко мне в гости. Буду рад вас встретить и быть Вашим гидом. Только это лучше сделать в теплое время года.

– Спасибо! Я скажу маме о Вашем приглашении. А чем же Вы в Киеве занимаетесь?

– Работаю в политехническом институте. Занимаюсь научной работой и делаю кандидатскую диссертацию. Кроме того, по совместительству учу студентов.

– А Вы злой преподаватель? – спросила она.

– А разве бывают злые преподаватели?

– Конечно! Вот у нас таких много.

– Может быть, это просто требовательные преподаватели?

– Нет, именно злые!

– И в чем же проявляется эта их злость?

– А они без конца нас ругают. То за то, что плохо подготовили материал, то за постоянно повторяющиеся ошибки и многое другое. Короче говоря, им все плохо, все не так.

– Так это, Наташа, связано со спецификой обучения студентов в консерватории. Дело в том, что у вас проводятся индивидуальные занятия, и на каждом из них проверяется степень выполнения заданий. А поскольку экзамен вы сдаете комиссии, то каждый преподаватель как бы отчитывается за вашу и свою работу. Вот и приходится вас гонять.

– А разве у вас не так?

– Конечно, не так. Мы практически целый семестр ничего не спрашиваем, а когда начинаются зачеты и экзамены, то их знание оценивает сам преподаватель. Какую оценку он поставит, та и законна. И никаких ни у кого волнений.

– Как же у Вас хорошо!

– Так тебе надо было поступить к нам учиться! – пошутил я.

– К сожалению, или, наоборот, к счастью, моя будущая профессия была предопределена.

После этого Наташа решила сменить тему разговора и сказала:

– А вчера мама показала Ваше стихотворение, и оно мне очень понравилось.

– Так это я сочинил такое шуточное стихотворение, чтобы поднять у Вашей мамы настроение.

– Мне мама это объяснила. Сказала, что оно ей очень нравится.

– А второе стихотворение Вам тоже понравилось? – спросил я.

– А Вы, разве, дарили маме еще одно стихотворение? – спросила Наташа.

– Вообще-то да, – промычал я, поняв, что сболтнул лишнее.

– А почему мама не дала мне его прочитать? – спросила она.

– Ну откуда я могу знать? Об этом надо спросить у нее.

– А Вы его помните?

– Вообще-то да.

– И можете его сейчас мне прочитать?

– Нет! Я не могу это сделать без ведома Вашей мамы.

– А если я договорюсь с мамой, Вы его мне прочитаете?

– А Вы сначала договоритесь с мамой, тогда и обсудим этот вопрос.

– Хорошо. Пока оставим это.

– А Вам Ваши кавалеры дарят стихи? – спросил уже я Наташу.

– Не-а!

– Почему?

– А бог знает почему!

– Наверное, нет поэтического таланта, а плохие стихи дарить не хотят.

– Может быть. Я об этом у них не спрашивала.

– Но, вероятнее всего, они еще не очень в Вас влюблены, потому что большинство влюбленных юношей обязательно начинают сочинять стихи и дарить их своим любимым. Причем все они думают, что это самые лучшие стихи на свете. Уж очень им хочется выражать свои чувства любимым девушкам высоким слогом.