Текст книги "Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне"

 
А на нейтральной полосе цветы –
Необычайной красоты.
 

«Антисемиты», «Миражи», «Нечисть», «На кладбище» – целый набор творений, заражающих молодых вирусами недоверия, скепсиса, равнодушия ко всему, что дорого и близко советским людям.

Так Высоцкий, Кукин, Клячкин, Ножкин вольно или невольно становятся идеологическими диверсантами, пытающимися калечить души наших подростков, юношей и девушек».

Отметим, что из перечисленных выше людей один – Михаил Ножкин – очень скоро уйдет к державникам. Он напишет две широко известные песни: «Я люблю тебя, Россия» (композитор Д. Тухманов) – для эстрады, и «Последний бой» – для фильма одного из лидеров киношных державников Юрия Озерова «Освобождение» (Ножкин сыграет в нем одну из ролей и споет свою песню с экрана в последней серии).

Трудно сказать, видел ли Высоцкий эту статью, – все-таки Тюмень от Москвы далеко. Зато другое известно точно: в те дни он был приглашен в ЦК КПСС, где ему был дан официальный ответ на его письмо от 24 июня. Высоцкому сообщили, что копия его послания отправлена в редакции обеих упомянутых им газет – «Советской России» и «Комсомольской правды» – и оттуда поступили ответы, что отныне они в своих публикациях о творчестве Высоцкого будут более точны. Что касается просьбы артиста предоставить ему место на печатных страницах для более детального ответа, то в этой просьбе ему было вежливо отказано. Что выглядит странно. Учитывая, что нападки на него были осуществлены со страниц продержавных изданий, цэковские начальники вполне могли отдать команду защитить Высоцкого на страницах либеральных изданий (той же «Литературной газеты», например). Но этого сделано не было. Видимо, потому что в планах цэковцев было формирование из Высоцкого жертвы, мученика, что всегда вызывает у аудитории симпатии к такого рода людям.

Отметим, что в те же самые дни благополучно разрешилась и судьба шефа «Таганки» – Юрия Любимова. Либералы во власти все-таки сумели уговорить Брежнева не доводить дело до увольнения режиссера из «Таганки», а вынести ему лишь административное взыскание. В результате выговоры по партийной линии были объявлены как Любимову, так и директору театра Николаю Дупаку.

На основе событий, связанных с возможным увольнением Любимова, Высоцкий родил на свет песню «Еще не вечер». И опять это было произведение с подтекстом: речь в нем шла о морских пиратах, однако люди сведущие прекрасно поняли ее второй, и основной, смысл. Речь в песне шла о корсаре (пиратское судно), под которым ясно угадывалась «Таганка» (она, как и корсар из песни, «рыскала в море» уже четыре года).

Вообще это было удачное сравнение – «Таганки» с пиратским судном. Ее коллектив и в самом деле пиратствовал в советской культуре, разрушая ее символы. Именно разрушал, а не реформировал, поскольку в основе личных чувств к советской власти многих таганковцев (особенно ведущих актеров) лежала ненависть. И прикрывали этих пиратов либералы во власти. Как верно написал сам Высоцкий: «Ведь океан-то с нами заодно».

Между тем 8 июля стало первым съемочным днем Высоцкого в «Хозяине тайги». В 11 утра в декорации «изба Семенихи» сняли эпизоды из начала фильма, где сплавщики отдыхают, а их бригадир Николаев поет своей зазнобе Нюрке (Лионелла Пырьева) песню «Дом хрустальный». Вечером Высоцкий был занят в спектакле «Добрый человек из Сезуана».

В тот же день на «Ленфильме» в очередной раз был принят латаный-перелатаный фильм «Интервенция». Однако это было только полдела, поскольку впереди еще предстояла приемка в Госкино. А ее-то как раз картина и не прошла: Полоку заставят вносить в ленту новые поправки.

10 июля с 8 утра Высоцкий снова снимался: продолжали снимать объект «изба Семенихи». Работа закончилась в пять вечера.

12 июля в первой половине дня Высоцкий опять снимался в декорации «изба Семенихи», а вечером играл в «Послушайте!». На следующий день его участие в съемках не потребовалось и он был занят сразу в двух спектаклях: «Павшие и живые» и «Антимиры».

13 июля он опять был свободен от съемок. Тот день стал последним съемочным днем в павильонах: теперь группе предстояла экспедиция в Красноярский край.

16 июля Высоцкий отыграл на сцене «Таганки» Керенского в «Десяти днях…» и три дня спустя отправился в экспедицию – на натурные съемки «Хозяина тайги». Они проходили в Сибири, в 300 километрах от Красноярска, в селе с дивным названием Выезжий Лог. Высоцкого и Золотухина пустила на постой местная жительница Анна Филипповна, у которой пустовал дом ее давно уехавшего в город сына.

Натурные съемки начались 18 июля, но без участия Высоцкого: в Хабайдаке снимали эпизод «конный двор в Переваловском» с участием актеров Кмита и Масанова. А Высоцкий и Золотухин включились в съемочный процесс 22 июля, когда в том же Хабайдаке снимали объект «коса»: один из сплавщиков догадывается, кто ограбил магазин, и Рябой подговаривает остальных сплавщиков его избить.

23 июля на съемочной площадке был выходной день.

Следующим утром начали снимать объекты «последний перекат» и «коса» с участием Высоцкого, Золотухина, Пырьевой и Кмита. Съемки длились с 7 утра до 8 вечера.

25 июля Высоцкий снова снимался в эпизоде «коса» (Николаев с пакетом, где находятся вещи из магазина, идет к своей палатке), а Золотухин – в «косе» (Сережкин разговаривает с Нюркой у бревен), а также в «таежной дороге» (Сережкин гонится по тайге за Николаевым и Нюркой, которые уходят по реке на лодке). На этом съемки с участием Высоцкого временно прекратились, и он взял небольшой тайм-аут. Однако без работы не сидел – он учился сплавлять лес по реке Мана и ловко скакать по плывущим бревнам, что было необходимо для будущих съемок. Надо отметить, что во всем этом он настропалился довольно быстро. Еще быстрее он сдружился с самими сплавщиками, а особенно с их бригадиром. Тот был рябой на лицо, что в итоге и подвигло Высоцкого обратиться к режиссеру с просьбой поменять имя своему герою. Назаров согласился. Так из Николаева герой Высоцкого был переименован в Ивана Рябого.

Вспоминает В. Шестерня (консультант фильма): «Я консультировал все действия Сережкина и Рябого. А вечерами был отдых. Высоцкий много пел. Мы собирались в поселке, так как в городке, где разместилась съемочная группа, не было света. Слух о Высоцком разнесся по всем леспромхозам, и в Выезжий Лог стали собираться люди из поселков, расположенных от нас за десять-пятнадцать километров. Приходили послушать Высоцкого. Приглашали его и других актеров к себе. Выступления проходили в сельских клубах. Причем бескорыстно, никаких билетов не продавалось. С Высоцким ездили Золотухин, мосфильмовский шофер Усов, исполнявший чечетку на руках.

Помню, когда Золотухин разучивал песню «Ой, мороз, мороз…», Высоцкий предложил спеть ее иначе, ближе к ткани фильма. Режиссеру этот вариант понравился, и в таком виде песня вошла в фильм. А вечерами мы трое – Высоцкий, Золотухин и я – устраивались на крылечке дома, где жили Валерий и Владимир, и пели полюбившуюся песню».

Как утверждают очевидцы, у Высоцкого и Пырьевой (как мы помним, она исполняла роль возлюбленной Рябого Нюры) во время съемок был роман. Лионелла была давней знакомой Высоцкого. Они познакомились еще в 1957 году, когда она, еще будучи Скирдой, а не Пырьевой, училась в ГИТИСе и жила в студенческом общежитии на Трифоновке, а Высоцкий жил напротив этого общежития на Первой Мещанской, возле Рижского вокзала. Вместе их свела общая студенческая компания, завсегдатаями которой они тогда были. Потом их пути-дороги разошлись. Но в «Хозяине тайги» они снова встретились. В Выезжем Логе их частенько видели целующимися и обнимающимися у всех на виду. А когда между ними произошла какая-то серьезная размолвка, то Пырьева якобы даже травилась таблетками. За ней из Красноярска специально прилетал вертолет.

Бытует версия, что на основе этого романа Высоцкий сочинил песню-шутку «Ой, где был я вчера», где есть такие строчки: «Молодая вдова пожалела меня и взяла к себе жить». Молодая вдова – это якобы Лионелла Пырьева, которая в феврале 68-го потеряла своего именитого мужа-режиссера Ивана Пырьева. Но эта версия ошибочна, поскольку песню эту Высоцкий написал весной 67-го, когда Лионелла еще не была вдовой.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
«ОХОТА НА ВОЛКОВ»

Лето 68-го для Высоцкого оказалось «трезвым». Как вспоминает все та же Л. Пырьева: «Сибирь, природа, деревня, далеко от Москвы. Да, вот то, что это было далеко от Москвы, так далеко от цивилизации, от глаз людских, могло размагнитить многих, хоть, казалось бы, тут мог быть и отдых для души, отвлеченной от „суеты городов“… Размагниченность, – значит, ничего не стоило и запить тем, кто этому подвержен. Многие так и „отдыхали“. Но не Володя. Он был тогда в каком-то ожесточении против пьянства. Он совсем не пил, даже когда хотелось согреться от холода, вечером, в дождь. Он стремился навсегда покончить с этим. И просто с возмущением ко всякой принимаемой кем-то рюмке водки относился, чем вызывал мое, в частности, глубокое восхищение, потому что я знала, сколько силы воли для этого надо было ему проявлять. И – что было уж совсем забавно – он свирепел и налетал как ураган на тех, кто принимал „ее, проклятую“!..

В то время он называл пьющих «эти алкоголики», убеждал очень всерьез, произносил ну просто пламенные речи против алкоголизма. И прямо как врач-профессионал находил убедительные аргументы против возлияний. И так было в продолжение всего съемочного периода в нашем Выезжем Логе…»

В мире искусства существует мнение, что под водочку всегда хорошо сочиняется. И правда, есть много примеров такого сочинительства. Но не меньше примеров и другого рода – когда прекрасные творения появляются на свет на трезвую голову. Высоцкий образца лета 68-го это наглядно доказал. Именно в Выезжем Логе к нему приходит небывалое вдохновение, и как результат – на свет родились две знаменитые песни: «Охота на волков» и «Банька по-белому». Как будет вспоминать чуть позже сам Высоцкий:

«Когда я писал „Охоту на волков“, она меня замучила, мне ночью снился вот этот припев. Я не знал, что я буду писать, помню только вот: „Идет охота на волков, идет охота…“ (как мы помним, эта строчка начала вертеться в голове у Высоцкого сразу после выхода статьи „О чем поет Высоцкий“. – Ф. Р.) И вот она меня мучила.

Наконец через два месяца (это было в Сибири в Выезжем Логе, мы снимали там картину «Хозяин тайги») я сидел под гигантской лампочкой, по-моему, свечей на 500 (одна она была, у какого-то фотографа мы достали). Пустой дом, Золотухин спал, выпивши, потому что был какой-то праздник, я сел за белый лист и думаю: «Что я буду писать?» В это время Золотухин встал и говорит: «Не сиди под светом, тебя застрелят». Я ему говорю: «С чего ты взял, Валерий?» Он говорит: «Вот в Лермонтова стрелял пьяный прапорщик…» Я ему говорю: «Откуда ты знаешь?» А он говорит: «Мне Паустовский сказал».

Я его потом на следующий день спрашиваю: «А почему тебе сказал Паустовский?» Он говорит: «Я тебе честно признаюсь. Откуда я вчера самогон достал, а? Мне ребятишки из дома принесли медовухи, а я им за это разрешил залечь в кювете и на тебя живого смотреть». Вот так, значит, под дулами глаз я написал эту песню…»

Безусловно «Охота на волков» была навеяна Высоцкому той газетной кампанией, которая развернулась в мае – июне. Несмотря на то что эту кампанию никак нельзя было назвать «с кровью на снегу» (какая кровь, если Высоцкий остался «при своих» – и в театре продолжал играть, и в кино снимался?), однако он поступил, как раньше – закрутил драматическую пружину песни, что называется, до предела.

 
Из-за елей хлопочут двустволки –
Там охотники прячутся в тень, –
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
 
 
Идет охота на волков, идет охота –
На серых хищников, матерых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу – и пятна красные флажков…
 

Что касается «Баньки по-белому», то здесь толчком мог послужить обычный поход в сибирскую баню, где Высоцкий до этого еще ни разу не бывал. А поскольку наш герой банальных сюжетов не писал – все были серьезные, да еще с подтекстом, то тему бани он объединил с любимой темой либералов – антисталинской. Вот и получилась пронзительная баллада о незаконно репрессированном в сталинские годы человеке:

 
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс!
А на левой груди – профиль Сталина,
А на правой – Маринка анфас.
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою…
 

Судя по всему, под беззаветной верой Высоцкий подразумевал также и свою – ту, что в подростковом возрасте толкнула его на написание стихотворного панегирика Сталину в связи с его кончиной.

О том, какой резонанс имели в либеральном сообществе обе эти песни, речь еще пойдет впереди, а пока вернемся на съемочную площадку фильма «Хозяин тайги».

Высоцкий вновь включился в съемочный процесс 4 августа (в последний раз снимался 25 июля) и снялся в эпизоде, который относился к концу фильма: Рябой и Нюрка убегают от Сережкина по реке на моторной лодке. Съемки длились с 6 утра до пяти вечера.

5 августа Высоцкий снова снимался: в эпизоде, ради которого тренировался все предыдущие дни – сплав леса по реке Мане. На следующий день снимали погоню Сережкина за Рябым и Нюркой.

7 августа Высоцкий отдыхал, а на следующий день снова вышел на съемочную площадку в эпизодах «сплав» и «бегство Рябого». Золотухин в тот день не снимался – вместе с Масановым, с которым ему вскоре предстояло сниматься в финальной драке, он брал уроки самбо у капитана милиции Крюкова.

9 августа снимали кульминацию погони: Сережкин догнал-таки Рябого и Нюрку у переправы. Съемки шли с 6.30 до 18.00. На следующий день снимали кадры из других эпизодов: Рябой среди сплавщиков и др.

11 августа съемки не проводились.

12 августа с участием Высоцкого снимали сплав леса по реке.

13 августа были отсняты еще несколько кадров «сплава», «погони Сережкина за Рябым», а также эпизод, где Сережкин едва не погибает, когда на него сбрасывают бревна. Съемочный день длился с 8.30 до 17.00.

14 августа снимали все ту же «погоню за Рябым» и тот же «сплав».

15 августа Высоцкий в съемках не участвовал.

Между тем фильм снимался уже второй месяц, однако ни Высоцкому, ни Золотухину большой радости этот процесс не приносит. Дело в том, что они до съемок читали еще тот, смирновский, сценарий, который был недалек от можаевской повести. Однако, как мы помним, Назаров от острых углов прежнего сценария стал избавляться, что и вызвало неудовольствие двух актеров. Как пишет сам В. Золотухин:

«Высоцкий так определил наш бросок с „Хозяином“: „Пропало лето. Пропал отпуск. Пропало настроение“. И все из-за того, что не складываются наши творческие надежды. Снимается медленно, красивенько и не то. Назаров переделал сценарий, но взамен ничего интересного не предложил. Вся последняя часть: погоня, драка и пр. – выхолощена, стала пресной и неинтересной. На площадке постоянно плохое, халтурное настроение весь месяц и ругань Высоцкого с режиссером и оператором. Случалось, что Назаров не ездил на съемки сцен с Высоцким, что бесило Володечку невообразимо. Оператор-композитор: симфония кашеварства, сюита умывания, прелюдия проплывов и т. д. А где люди, где характеры и взаимоотношения наши?..»

В середине августа навестить Высоцкого в Сибирь приехал режиссер Станислав Говорухин (снимал нашего героя в «Вертикали»). Этот приезд хоть как-то разнообразил жизнь обоих таганковцев, заставил их на несколько дней забыть о дрязгах на съемочной площадке. Говорухин тут же наладил в их доме быт: раздобыл молоко, мед, гуся и даже устроил им баньку и по-белому, и по-черному.

16 августа Высоцкий вновь вышел на съемочную площадку: сняли несколько кадров «сплав» и один кадр из «погони», когда Сережкин потрошит рюкзаки Рябого в моторной лодке.

17 августа с участием нашего героя снимали «сплав», «тайгу» и погоню».

18 августа вернулись к задержанию Рябого у переправы. Однако успели отснять всего лишь три кадра, после чего зарядил дождь, и дальнейшую съемку отменили.

19 августа сняли несколько кадров из эпизода, когда Сережкин пробирается по тайге в погоне за Рябым, а тот убегает на лодке (в частности, сняли кадр, где Сережкин настигает Рябого у переправы). Съемки длились до семи вечера, после чего Высоцкий, не поставив никого в известность, уехал вместе с Говорухиным из Выезжего Лога – они отправились в Новосибирск, где Высоцкий собирался дать несколько концертов.

Именно там их застала новость о вводе войск Варшавского договора в Чехословакию (это случилось 21 августа). Как напишет много позже сам Высоцкий: «…Прага сердце нам не разорвала». Сердце, может быть, действительно не разорвала, однако лишний заряд ненависти к советскому режиму наверняка добавила. Ведь в либеральной среде те реформы, которые проходили в ЧССР («пражская весна»), всячески приветствовались, и более того, у советских либералов даже теплилась надежда, что они все-таки станут стимулом для кремлевского руководства энергично пойти по этим же стопам. Однако ввод войск эти надежды начисто перечеркнул. Поэтому ненависть к данному событию у либерал-интеллигентов советского розлива была колоссальная. Диссиденты даже провели немногочисленный (всего 7 человек) митинг на Красной площади, а поэт Евгений Евтушенко отбил гневную телеграмму самому Брежневу. Потом, по его словам, стал готовиться к аресту. Но никто за ним не пришел, точно как в том анекдоте: Джон-неуловимый потому неуловим, что никому не нужен. Вот и поэта никто трогать не собирался, поскольку кто же его тронет, если даже в кресле шефа КГБ сидел друг всех советских либералов Юрий Андропов?

Но вернемся к Высоцкому и его отношению к чехословацким событиям. На этой почве у него случился серьезный конфликт с собственным отцом, который, как мы помним, был законопослушным евреем из другого поколения – додиссидентского. Тем более заметим, что во время войны он эту самую Чехословакию освобождал, за что был объявлен почетным гражданином города Кладно. Вот как вспоминал о том конфликте уже хорошо известный нам П. Леонидов:

«Мы вместе с ним (с Высоцким. – Ф. Р.) орали на Семена, его отца, моего дядю, когда советские танки подмяли Прагу. Семен, сияя глупыми синими глазами, сказал: «Верно! Надо было еще заодно и в Румынию войти!», и мы с Вовой заорали наперебой, а Семен сделался белый – в генеральском доме были тонкие перегородки – и начал шептать: «Тише, ради бога, тише!» А на войне этот еврей ничего не боялся, а его родной брат, артиллерист противотанковый Алексей, вообще был героем…»

Здесь позволю себе возразить мемуаристу. Быть евреем и вслух поддерживать ввод советских войск в Чехословакию в те годы было не меньшим подвигом, чем в одиночку останавливать фашистскую танковую колонну. Так что Семен Владимирович как был героем на фронте, так и в мирной жизни продолжал им оставаться.

22 августа Высоцкий вернулся из Новосибирска, но не в Выезжий Лог, а в Дивногорск, куда к тому времени перебралась съемочная группа. Причем приехал не с пустыми руками – привез подарки от художников, в числе которых была и бутылка доброго армянского коньяка. Тем же вечером она была «раздавлена».

24 августа Высоцкий снова предстал перед объективом кинокамеры: в Усть-Мане снимались эпизоды из начала фильма, когда плавщики гонят лес по реке. На следующий день снимали то же самое плюс эпизод из конца фильма – где Сережкин гонится по тайге за Рябым.

Не забывал наш герой и про песенную деятельность: дал несколько концертов в дивногорском ДК «Энергетик», средней школе №4, кафе «Романтика», а также в доме у Н. Николенко, Н. Грицюка, Т. Ряннеля и др.

26 августа Высоцкий, Пырьева и Золотухин участвовали в съемках эпизода, в котором Сережкин поймал-таки Рябого и сопровождает его на лодке в Переваловское. Работали с семи утра до пяти вечера. На этом красноярская эпопея Высоцкого и Золотухина закончилась: 27-го Высоцкий дал два концерта в Дивногорске, а на следующий день они с Золотухиным улетели в Москву (Золотухин спустя несколько дней опять вернется в Дивногорск).

Высоцкий специально подгадал свой приезд к 28 августа, чтобы попасть на премьеру спектакля «Последний парад» Александра Штейна в Театре сатиры, в котором звучали его песни («Утренняя гимнастика», «Жираф»). В последней многие слушатели находили политические аллюзии: дескать, под Жирафом имелся в виду… Брежнев («он большой, ему видней»). Хотя главная идея песни, судя по всему, была связана с личными переживаниями Высоцкого – его намечавшимся романом с Мариной Влади. Некоторые его друзья отговаривали Высоцкого от этого адюльтера (напомним, что наш герой тогда был еще официально женат) – дескать, куда ты суешься, а он им отвечал:

 
– Если вся моя родня
Будет ей не рада –
Не пеняйте на меня, –
Я уйду из стада!..
 

После спектакля Высоцкий был приглашен на банкет, который состоялся в фойе Театра сатиры. Там произошел неприятный инцидент, когда Андрей Миронов внезапно приревновал свою тогдашнюю возлюбленную Татьяну Егорову к Высоцкому. Все произошло спонтанно. Егорова, которая была уязвлена тем, что Миронов минувшие выходные провел на своей даче на Пахре с какой-то незнакомой девицей, решила ему отомстить – стала флиртовать с Высоцким. А тот, взяв гитару, принялся петь одну песню за другой, всем своим видом показывая, что все они предназначаются ей, Егоровой. Миронов, естественно, это заметил. И когда после очередной песни Высоцкий взял тайм-аут, Миронов попросил Егорову выйти с ним в коридор. Девушка согласилась, поскольку даже в мыслях не могла предположить, что ее там ожидает. А ожидало ее весьма нелицеприятное выяснение отношений, а фактически – мордобой.

Едва они оказались в коридоре, как Миронов развернулся и со всей силы ударил ее кулаком в лицо. Из носа Егоровой хлынула кровь, заливая ее белоснежную кофточку. Увидев это, Миронов мгновенно опомнился. Он схватил Татьяну за руку и поволок ее в мужской туалет. Там смочил платок в холодной воде и приложил к больному месту. Кровь остановилась. Поскольку возвращаться в зал было уже нельзя, они незаметно покинули театр. Высоцкий про этот инцидент, естественно, ничего не знал.

К слову, именно на том банкете состоялась столичная премьера песни «Охота на волков». Когда отзвучала последняя строчка и смолкла гитарная струна, в зале в течение нескольких секунд стояла мертвая тишина. Затем – гром аплодисментов. Если по правде, то мало кто из присутствующих ожидал от автора «Утренней гимнастики» такого прорыва совсем в иные измерения. После этого выступления слава об этой песне разнесется по всей Москве, а оттуда – и по всей стране. Наиболее восторженными ее поклонниками станут представители либеральной интеллигенции, которые под «охотой на волков» станут подразумевать охоту на себя любимых: дескать, обложила нас треклятая власть флажками и травит почем зря. Слава Высоцкого после этого в их среде взлетит еще выше.

Рассказывает драматург М. Львовский: «На банкете по поводу премьеры „Последнего парада“ в Театре сатиры я не был, но Валентин Николаевич Плучек, режиссер театра, рассказывал мне свое впечатление по поводу исполнения Высоцким песни „Охота на волков“. „Ты знаешь, я всегда относился к Высоцкому так себе, но когда он спел „Охоту…“!..“ И Валентин Николаевич спел один куплет вот с этим: „Охота-а-а!“, подражая Высоцкому. Он пропел мне и сказал: „Это потрясло всех!“…»

Между тем в воскресенье 1 сентября Театр на Таганке открыл новый сезон: в тот день на его сцене шел спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Высоцкий играл Керенского. На следующий день он был занят в «Добром человеке из Сезуана», 3-го – в «Павших и живых», 5-го – в «Пугачеве», 6-го – в «Послушайте!», 7-го – в «Антимирах», 9-го – в «Жизни Галилея», 10-го – в «Пугачеве».

8 сентября Высоцкий дал вроде бы очередной домашний концерт и в то же время необычный: он прошел дома у влиятельного функционера – уже знакомого нам Льва Делюсина. Как мы помним, он с 1960 года работал консультантом в Международном отделе ЦК КПСС и являлся одним из «крышевателей» Театра на Таганке. Однако в 1966 году, когда несколько пошатнулись позиции его шефа Юрия Андропова (он на какое-то время впал в немилость у Брежнева), Делюсину пришлось уйти из отдела (говорят, из-за конфликта с востоковедом Олегом Рахманиным). Но без работы он не остался: сначала был замом у директоров Института экономики мировой социалистической системы АН СССР и Института международного рабочего движения, пока наконец не стал заведующим отделом Китая Института востоковедения АН СССР (с 67-го). В этом учреждении он слыл не меньшим либералом, чем во всех остальных, беря к себе на работу многих из тех, кого выгоняли из других мест за диссидентские мысли (например, известную правозащитницу Людмилу Алексееву). Как пишет литературовед Ю. Карякин:

«Лев Петрович Делюсин – очень интересный человек… Один из самых близких друзей Юрия Любимова, и с Высоцким у него были хорошие отношения. Когда речь шла о Делюсине, Володя буквально теплел. Пожалуй, более надежного, более преданного „Таганке“ человека просто не было…»

11–12 сентября Высоцкий был в Ленинграде, где Геннадий Полока с болью в сердце продолжает кромсать «Интервенцию» в тайной надежде, что эти купюры позволят пробиться фильму на экран. В те дни были сняты новые сцены с участием Высоцкого. Однако сам он в хорошие перспективы фильма уже не верит. И Полока потом жаловался Золотухину: «Володя был не в форме, скучный и безынициативный».

13 сентября Высоцкий играет в «Пугачеве», 15-го – в «Антимирах» и «Добром человеке из Сезуана», 17-го – в «Послушайте».

20 сентября из Ленинграда пришла новость, которая большинством ожидалась давно: высоким повелением Полоку отстранили от съемок фильма «Интервенция». Стало окончательно ясно, что картина на экраны не выйдет. Даже апелляция к Брежневу не помогла (как уже говорилось выше, еще в декабре прошлого года съемочная группа написала ему коллективное письмо). Говорят, он посмотрел «Интервенцию», но она ему не понравилась. Буффонада, да еще решенная в театральном ключе, его не вдохновила. Он любил кино прямолинейное, лихо закрученное – недаром его любимым жанром был вестерн. А «Интервенция» была далека от всего этого как небо от земли. И если год спустя Брежнев спасет от «полки» «Белое солнце пустыни», то по поводу «Интервенции» даже пальцем не пошевелит.

Судя по всему, была в этом деле замешана и политика, в частности – события в Чехословакии. Как мы помним, в тамошних реформах ясно читалась либеральная (еврейская) рука, которая вынудила и советские власти надавить на своих элитных евреев (дабы они не мутили воду, как их чехословацкие соплеменники). Под это дело и угодила «Интервенция», которую в Госкино, как мы помним, называли «еврейским кино», или «мейерхольдовщиной».

Что касается Высоцкого, то для него в этом деле единственным утешением будет гонорар – первый столь внушительный в его карьере. Итак, за роль Бродского ему заплатили 1500 рублей (остальные гонорары распределились следующим образом: О. Аросева – 1800 руб., Е. Копелян – 1388 руб., В. Золотухин – 1140 руб., Ю. Бурыгина – 840 руб., С. Юрский – 840 руб.).

21 сентября Высоцкий играл в «Антимирах», 23-го – в «Десяти днях…», 24-го и 27-го – в «Жизни Галилея».

Между тем дела Высоцкого в родном театре складываются не лучшим образом. Роль Оргона в «Тартюфе» ему не нравилась изначально, но он репетировал, пока хватало терпения. В сентябре оно иссякло, и он из проекта вышел. Любимов за это на него так осерчал, что перестал с ним здороваться. А чуть позже стал жаловаться на него другим актерам. Например, в разговоре со Смеховым Любимов признался, что Высоцкий ему разонравился. «Он потерпел банкротство как актер, – говорил Любимов. – Нет, я люблю его по-человечески, за его песни, за отношение к театру, но как актер Театра на Таганке он для меня уже не существует. Галилея он стал играть хуже, и тот же Губенко его бы прекрасно заменил. А от Оргона он отказался, потому что отвратительно репетировал. Он разменивает себя по пустякам, истаскался и потерял форму. Кроме этого, своими периодическими пьянками он разлагает коллектив. Надо либо закрывать театр, либо освобождать Высоцкого, потому что из-за него я не могу прижать других, и разваливается все по частям».

Чуть ли не единственная радость Высоцкого в те дни – приглашение режиссера с Одесской киностудии Георгия Юнгвальд-Хилькевича на главную роль в фильме «Опасные гастроли». Роль замечательная – артист варьете Бенгальский, который помогает большевикам и водит за нос царскую охранку. Поскольку фильм музыкальный, под это дело можно сочинить несколько классных песен. Лишь бы «наверху» не артачились. В те октябрьские дни шли подготовительные работы по фильму (начались 30 августа), и Хилькевич, дабы обмануть чиновников из Госкино, у которых все еще стоял перед глазами большевик Бродский из «Интервенции», пошел на хитрость. Он пригласил на роль Бенгальского еще нескольких актеров (Евгения Жарикова, Юрия Каморного, Романа Громадского, Вячеслава Шалевича), но честно признался им, что видит в этой роли только Высоцкого, и попросил их на пробах играть вполсилы. Те отнеслись к его просьбе с пониманием и в итоге свои пробы запороли.

30 сентября Высоцкий снова вернулся в «Хозяина тайги». В тот день с 8 утра на «Мосфильме» он участвовал в репетициях новых сцен фильма, которые должны были сниматься в павильонах студии. Эти съемки начались еще 16 сентября, но наш герой включился в них только теперь.

Утром 1 октября Высоцкий снова был на «Мосфильме», где прошли очередные репетиции, а вечером играл Хлопушу в «Пугачеве».

3 октября Высоцкий возобновил съемки: в 1-м павильоне студии снимали начало разговора Сережкина и Рябого в палатке. Вечером актер выходит на сцену «Таганки» в образе Галилея.

На следующий день в «Хозяине тайги» сняли концовку разговора в палатке: Рябой поет под гитару песню «На реке ль, на озере…», а Сережкин замечает на штопоре пробку от бутылки с характерным проколом и догадывается, кто именно ограбил магазин. Вечером того же дня Высоцкий играет в «Добром человеке из Сезуана».

С 7 октября начали снимать объект «магазин», но Высоцкий в первые дни не снимается. Он включается в съемочный процесс 10-го и играет в эпизоде, где Рябой приходит в магазин и шантажирует Носкова (Дмитрий Масанов). В этот же день по ТВ показали «Стряпуху», причем опять утром – в 11.30, когда Высоцкий снимался на «Мосфильме».

Закончив съемки около трех часов дня, Высоцкий в компании своих коллег по театру – Золотухина и Смехова – отправился давать концерт в поселок Трехгорка Московской области, в ДК Трехгорной мануфактуры. Заработали они по 30 рублей на брата. Вечером на Таганке состоялось сотое представление «Жизни Галилея». После спектакля был устроен импровизированный банкет с речами и шампанским. Однако Любимов с Высоцким по-прежнему не разговаривает. Вечером этого же дня Высоцкий вновь играл Хлопушу в «Пугачеве». В этой же роли он вышел на сцену «Таганки» и три дня спустя, 14 октября.