Текст книги "За русский народ! Национальный вопрос в Великой Отечественной войне"

Национальное измерение победы
Мобилизация и эвакуация: результаты

Положение, сложившееся на территориях СССР, которые приняли на себя первый удар гитлеровской армии, было тяжелым не только с военной, но и с политической точки зрения. Еще до отступления советских войск с этих территорий здесь произошла резкая активизация сепаратистских и националистических движений, созданных осенью 1940 г. в контакте с гитлеровцами. К началу войны на территории Западной Украины действовали 94 бандповстанческие группы (476 чел.) и 1171 нелегал, Западной Белоруссии – 17 бандповстанческих групп (90 чел.) и 106 нелегалов. В дестабилизации обстановки в западных областях УССР до их оккупации гитлеровцами главную роль сыграла Организация украинских националистов (ОУН). ОУН еще до войны подготовила антисоветские повстанческие группы, которые приобретали оружие и готовили вооруженное восстание. Есть сведения, что в ряде горных районов Львовской области отряды ОУН взяли на себя полицейские функции и распустили колхозы еще до прихода гитлеровцев¹¹⁸.

В Каунасе 23 июня 1941 г. литовские повстанческие группы захватили несколько отделений милиции и арсеналов. В Риге 28 июня 1941 г. произошло антисоветское восстание. Рижская радиостанция провозгласила формирование «латвийского правительства». Контроль над городом был восстановлен Красной Армией только на следующий день. В Эстонии отряды антисоветских партизан («лесных братьев») нападали на мелкие подразделения Красной Армии и советские учреждения. Отряды эстонских дезертиров совершали убийства советских воинов и диверсии на путях их отхода в районах Пскова и Выру, а также в Таллине. В начале июля 1941 г. «лесные братья» на время взяли власть в некоторых волостях Эстонской ССР. Советские воинские подразделения совместно с бойцами истребительных батальонов из числа местного населения в течение июня и июля 1941 г. уничтожили 210 «лесных братьев»¹¹⁹.

Таким образом, в момент ухода Красной Армии западные регионы СССР находились в напряженном состоянии. Население этих территорий оказалось расколото по идеологическому признаку – часть его осталась на стороне советской власти, часть занимала выжидательную позицию, часть открыто приветствовала приход гитлеровцев. Нельзя безоговорочно согласиться с мнением ряда исследователей, что, например, в Эстонии в течение одного года советской власти «удалось полностью поменять национальное сознание, которое формировалось в течение веков, от антинемецкого к антирусскому»¹²⁰, а в Молдавии «даже та часть населения, которая более или менее лояльно относилась к советской власти, после осуществления кампании по депортации изменила свои позиции»¹²¹, однако выводы о предвоенном усилении антисоветизма и русофобии на западных территориях СССР имеют под собой определенное основание: начало войны пришлось на первый период арестов и депортаций «антисоветских элементов», предпринятых советским режимом.

На оккупированной территории РСФСР, куда война пришла в августе 1941 г., восприятие войны населением также не было однозначным. Незаслуженно обиженная властями часть населения отождествляла нашествие гитлеровцев с гибелью советского строя. Подобные настроения способны были какое-то время подавлять традиционную российскую ментальность, исторически ориентированную на защиту Отечества¹²². На руку антисоветским настроениям играло отрицательное отношение к «тактике выжженной земли», которая осуществлялась согласно директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков» от 29 июня 1941 г. (перед армией и населением ставилась задача оставить гитлеровцам «пустые закрома, выжженные поля, опустевшие фабрично-заводские корпуса»). Однако уничтожение жилых домов и хозяйственных построек обрекало людей, остававшихся на оккупированной территории, на мучения и гибель. Население прифронтовых районов выступало против подобных акций¹²³.

В тыловых областях в начале войны «политико-моральное состояние» населения оценивалось советскими органами как «хорошее». Очевидцы и участники тех событий отмечают, что моральный дух был на высоте, отсутствовали сомнения в разгроме врага, победе над ним. Народ выражал патриотические настроения. Но естественными в дни тех тяжелейших испытаний были также проявления паники, апатии, пессимизма, психологического шока¹²⁴.

 Политрук перед строем

22 июня 1941 г. на всей территории СССР была объявлена мобилизация. В разрезе изучения национальных отношений нас интересуют результаты призыва в национальных регионах. Мобилизация в Карело-Финской ССР прошла успешно и была закончена уже к вечеру 23 июня 1941 г.: было призвано 100 тыс. чел., из них 24 тыс. карел. В Крымской АССР было мобилизовано 93 тыс. чел., Эстонии – 33 тыс. чел., в Калмыцкой АССР за первые 8 месяцев войны было призвано 20 тыс. чел. В республиках Закавказья к середине июля 1941 г. было призвано 212 721 чел., что составляло 99 % плана.

Однако на Северном Кавказе мобилизация столкнулась с определенными трудностями. Хотя уже в первые недели войны в Северо-Осетинской АССР было призвано 40 тыс. чел., Кабардино-Балкарской АССР – 25,3 тыс., Карачаевской АО – 15,6 тыс. представителей титульного народа (при общей численности народа 80 тыс.), Чечено-Ингушской АССР – 17 тыс. чел. (из них 50 % – титульные народы), только к весне 1942 г. в Северокавказском военном округе удалось призвать 984 тыс. из 1002 тыс. чел., подлежавших призыву на первый день войны. В Чечено-Ингушетии уклонилось и дезертировало свыше 1000 чел., а в I квартале 1942 г. повторная мобилизация в этой республике была сорвана: из 14 тыс. подлежавших мобилизации было собрано лишь 4395 чел. Из национальной кавалерийской дивизии дезертировали 2365 чел. В большинстве селений горных районов республики все мужское население ушло в горы¹²⁵.

В целом мобилизация представителей разных национальностей способствовала укреплению дружбы народов в стране. Однако проявились и такие негативные явления, как уклонение, дезертирство, переход на сторону врага. Характерным примером явились прибалтийские территориальные корпуса Красной Армии, созданные до войны на основе армий независимых до 1940 г. Литвы, Латвии и Эстонии. По причине массового дезертирства в сентябре 1941 г. прибалтийские национальные корпуса были разоружены и расформированы¹²⁶. Воины-прибалты были переведены в запасные и тыловые части, кроме единиц – командиров, занимавших высокое положение на фронте. До 25 тыс. военнообязанных эстонцев были направлены в строительные батальоны и рабочие колонны в Архангельском и Уральском военных округах.

В донесениях с фронта отмечались «значительно распространенные пораженческие и антисоветские настроения» среди части призывников, которые уходили в банды, создавали антисоветские группы. Были проявления дезертирства среди военнослужащих, особенно призванных на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии. В 99-й стрелковой дивизии 80 бойцов – уроженцев западных областей УССР – «во время боя отказались стрелять». Многие военнослужащие Красной Армии из числа крымских татар во время прохождения фронта по территории Крыма дезертировали и возвращались в свои села¹²⁷.

Отсутствие желания бороться с врагом проявлялось и среди русских бойцов из числа тех, кто был недоволен коллективизацией, раскулачиванием, насаждением атеизма и политическими репрессиями. Особые отделы НКВД на фронтах сообщали о случаях демонстративного отказа от присяги со стороны таких лиц.

В 1941 г. было задержано 710 755 дезертиров и 71 541 уклонившихся. В дальнейшем такого массового дезертирства не наблюдалось, хотя выявление уклонившихся росло: в 1942 г. было задержано 140 913 дезертиров и 76 192 уклонившихся, в 1943 г. – 191 028 дезертиров и 172 452 уклонившихся. Для противодействия дезертирству уже в начале июля 1941 г. были созданы заградительные отряды, которые должны были «задерживать идущих в тыл военнослужащих и направлять их в части». 16 августа 1941 г. был издан приказ Ставки ГКО, согласно которому предписывалось расстреливать на месте дезертиров и сдающихся в плен, а их семьи подвергать аресту. В результате принятых мер, а также из-за ставших широко известными фактов жестокого обращения гитлеровцев с советскими военнопленными, после 1941 г. вынужденная и добровольная сдача в плен советских военнослужащих резко сократилась¹²⁸. Отметим, что свой вклад в снижение дезертирства внес новый курс национальной политики, который дал советским воинам четкие ориентиры, почему они должны воевать и защищать свою страну.

Вскоре после катастрофического начала войны советское руководство приняло решение восстановить в Красной Армии национальные воинские части. Главная причина этого шага заключалась в том, что к осени 1941 г. в составе призывных контингентов многих союзных и автономных республик обнаружилось немало людей, слабо владевших русским языком или совсем не знавших его. Это серьезно затрудняло их обучение военному делу, удлиняло сроки подготовки боевых резервов. Поэтому важно было наладить работу с личным составом на родном языке при параллельном обучении русскому языку¹²⁹.

Другая причина создания национальных частей была идеологической – показать вклад отдельных народов в борьбу с фашистской Германией. Особенно это касалось народов Прибалтики, национальные формирования из представителей которых были созданы одними из первых. 3 августа 1941 г. была сформирована 201-я латышская дивизия, 51 % воинов которой составляли латыши по национальности. Дивизия вела успешные боевые действия, в октябре 1942 г. получила звание «гвардейской». С декабря 1941 г. началось формирование 16-й литовской стрелковой дивизии, 36,3 % воинов которой составляли литовцы. К сентябрю 1942 г. был сформирован 8-й эстонский стрелковый корпус, который можно назвать самым национальным из всех прибалтийских частей: эстонцы составляли 88,5 % личного состава корпуса, т. е. больше, чем в довоенной Эстонии (88,1 % в 1934 г.). Это соотношение сохранялось с небольшими изменениями всю войну. Языком службы был эстонский, при этом служившие в корпусе неэстонцы также им владели.

13 ноября 1941 г. Государственный комитет обороны принял решение о формировании национальных воинских соединений в республиках Средней Азии, Казахстане, Башкирии, Кабардино-Балкарии, Калмыкии и Чечено-Ингушетии. Всего за годы войны было создано значительное количество национальных частей – 2 стрелковых корпуса, 21 стрелковая дивизия, 20 кавалерийских дивизий, 15 отдельных стрелковых бригад, 2 стрелковых полка, 1 авиаполк, 2 отдельных стрелковых батальона, 1 кавдивизион, 1 авиаэскадрилья общим числом военнослужащих 770 тыс. человек.

Большинство национальных воинских формирований Красной Армии просуществовало недолго. Уже в 1942 г. были расформированы 15 национальных дивизий и 10 национальных бригад. Основной причиной расформирования национальных частей было то, что надобность в них отпадала по мере обучения бойцов военному делу и русскому языку. Однако была и другая веская причина – отмена призыва в армию представителей ряда народов СССР. 19 сентября 1941 г. Закавказский фронт получил такое предписание в отношении аджарцев, хевсуров, курдов, сванов и мохевцев. В конце марта 1942 г. Наркомат обороны издал приказ об увольнении в запас всех чеченцев и ингушей и отправке их по месту жительства. 26 июля 1942 г. Государственный комитет обороны постановил не призывать коренные народы Чечено-Ингушской, Кабардино-Балкарской и Дагестанской АССР. Вероятно, такое же решение было бы принято в отношении адыгейцев, карачаевцев и черкесов, если бы их национальные образования не были оккупированы к августу 1942 г. Наряд для Северо-Осетинской АССР в 1942 г. составил всего 400 чел. Представители «непризываемых» народов, которые уже были на фронте, остались в армии до конца войны (кроме репрессированных народов).

Причина ограничения и отмены призыва ряда народов СССР состояла в недоверии к представителям этих народов¹³⁰. Летом и осенью 1942 г. в армии повсеместно была распространена уверенность в «природной небоеспособности узбеков, армян, азербайджанцев и др.». Среди части военных бытовало мнение, что «карелы сплошь все предатели», т. к. они «помогали» финским оккупантам. Калмыков ряд командиров Красной Армии считал «сплошными бандитами», в связи с чем даже были предприняты попытки выселения калмыцкого населения из двух сел в прифронтовой зоне Калмыкии. Эти попытки пресекло вышестоящее командование. На Закавказском фронте была распространена «теория, что якобы кадры нерусской национальности не умеют и не хотят воевать». По причине таких настроений, в частности, в ЧИАССР в сентябре 1942 г. командование партизанского движения избегало включать представителей титульных национальностей в кадры для партизанского движения. Только к середине ноября 1942 г., после принятия мер, в партизанских отрядах, формировавшихся на случай оккупации ЧИАССР гитлеровцами, удалось довести долю чеченцев до 26,8 %, ингушей – до 9,8 %¹³¹.

Шовинистические настроения подкреплялись фактами измены среди бойцов «нерусской национальности». В июне 1942 г. доля красноармейцев нерусских национальностей, призванных в Закавказье и Средней Азии, составляла до 79,8 % среди всех перебежчиков. На Южном фронте факты умышленного членовредительства были отмечены в основном среди красноармейцев нерусской национальности. На Закавказском фронте из 89-й армянской дивизии были случаи массового перехода на сторону врага¹³².

Как уже говорилось, к началу 1943 г. удалось повысить боевые качества и морально-политическую подготовку бойцов «нерусских национальностей», что принесло свои плоды в значительном росте боеспособности воинов из числа этих народов. Тем не менее 9 октября 1943 г. Государственный комитет обороны освободил от призыва граждан «коренных» национальностей Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Узбекской, Казахской, Киргизской, Туркменской, Таджикской ССР, а также Дагестанской, Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской, Чечено-Ингушской АССР, Адыгейской, Карачаевской и Черкесской АО. 31 октября 1944 г. ГКО принял постановление об отмене очередного призыва граждан 1927 года рождения из числа «репрессированных» на тот момент народов, а также представителей народов Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Узбекской, Казахской, Киргизской, Туркменской, Таджикской ССР, Дагестанской, Кабардинской, Северо-Осетинской АССР, Адыгейской и Черкесской АО. Такие меры были вызваны как продолжавшимся недоверием к бойцам этих национальностей, так и тем, что в связи с освобождением территории ряда центральных областей РСФСР и Левобережной Украины появилась возможность осуществить массовый призыв с этой территории.

Таким образом, опыт национальной политики в отношении военной мобилизации народов СССР в период 1941–1943 гг. был смешанным. Способность правительства мобилизовать воинский персонал из числа представителей неславянских народов как в регулярные, так и в национальные части в начале войны некоторым образом компенсировала невозможность мобилизовать значительное число призывного контингента, оказавшегося под оккупацией. В то же время обвинения в «неэффективности» и «нелояльности» национальных подразделений ограничили вклад ряда народов СССР в общие усилия по обороне страны.

На заключительном этапе войны было отмечено активное уклонение от службы в армии на западных территориях СССР. В мае 1944 г. в Тарнопольской[5]5
  Ныне – Тернопольская область.


[Закрыть] области «целые села уклонялись от явки на призывные пункты». В августе 1944 г. во Львовской и Дрогобычской областях УССР местное население оказало «значительное сопротивление» мобилизации. Процент явки людей на призывные пункты был низким, а во многих районах мобилизация была совершенно сорвана. По Львовскому военному округу к 27 августа 1944 г. на пункты не явилось 28,3 % призывников (58 330 чел.), которые скрылись «в лесах и горах». Всего в УССР в 1944 г. уклонились от призыва в армию 87 052 чел. Также имелись случаи дезертирства лиц, призванных с Западной Украины, одной из причин чего была разлагающая деятельность антисоветски настроенных призывников, которые склоняли «земляков» к дезертирству, переходу в антисоветские повстанческие отряды и на сторону гитлеровцев. Мобилизация была сорвана во многих районах Западной Белоруссии, где наблюдалось массовое уклонение с уходом «в леса». Всего в Белорусской ССР в 1944 г. уклонилось от призыва в армию 34 756 чел.

Проведенная в августе – сентябре 1944 г. мобилизация на освобожденной к тому времени части Эстонской ССР (юго-восточные уезды) не выявила массового уклонения от мобилизации. Мало того, имелись случаи добровольной явки на пункт призыва молодежи, скрывавшейся в лесах от немецкой мобилизации. В 1944 г. в ЭССР от мобилизации уклонилось всего 160 чел. Таким образом, утверждения прибалтийских исследователей, что мобилизация, проведенная в Эстонии в августе – сентябре 1944 г., имела лишь «частичный успех» и «поэтому призыв был повторен в марте 1945 г.»¹³³, не соответствуют действительности. Призыв в начале 1945 г. был вновь объявлен потому, что территория Эстонии была полностью освобождена лишь в конце ноября 1944 г. В Латвии в 1944 г. уклонились от призыва 1962 чел., в Литве – 20 120 чел., в Молдавии – 8134 чел. Уклонившиеся от призыва на западных территориях СССР в 1944 г. составляли 49,1 % от общего числа уклонившихся от призыва в стране (население этих территорий оценочно составляло 10 % населения страны).

В целом за годы войны на защиту Родины были мобилизованы 34 млн 476 тыс. человек. Через Вооруженные Силы СССР прошли 31 млн чел. Безвозвратные потери советских воинов составили 8 668,4 тыс. чел. Соотношение доли погибших на фронте и награжденных военнослужащих наиболее многочисленных национальностей к доле этой национальности в населении СССР можно проследить по следующей таблице¹³⁴:

Таким образом, все народы страны внесли вклад в Победу. Тот факт, что вклад каждого отдельного народа варьируется, обусловлен как объективными обстоятельствами военного времени (русский народ принял на себя основную тяжесть войны в самое сложное время, когда потери армии были наибольшими), так и тенденциями государственной политики по мобилизации (ограничение призыва представителей ряда национальностей). О неравномерности призыва в армию говорят цифры: за годы войны было призвано из РСФСР – 22,7 %, Казахстана и Средней Азии – 17 %, Закавказья – 17 %, Украинской ССР – 12,5 %, Белорусской ССР – 12 % населения.

Несмотря на ограничение и отмену призыва представителей ряда национальностей, опыт привлечения народов СССР к военной службе во время Великой Отечественной войны следует оценить как положительный, так как во время Первой мировой войны народы Средней Азии подняли восстание всего лишь из-за попытки их трудовой мобилизации¹³⁶. Вклад в Победу внесли в том числе представители репрессированных народов. Так, в первые же месяцы войны были мобилизованы более 17 тыс. чеченцев и ингушей, на фронт ушли 40 тыс. турок-месхетинцев, из них 26 тыс. погибли. Из 137 тыс. крымских татар, мобилизованных в армию, к 1944 г. на войне погибли 57 тыс. чел. Среди Героев Советского Союза – 10 чеченцев и ингушей, 9 немцев, 8 калмыков, 1 балкарец¹³⁷.

В советских партизанских отрядах воевало до 2 млн чел. Из числа партизан на Украине представители титульной нации составляли 59 %, в Белоруссии – 71,19 %, Карело-Финской АССР – 32,5 % (при этом доля финно-угорских народов в республике в 1941 г. была всего 26,9 %). В Прибалтике численность советских партизан была невелика: в Литве – 1633 чел. (на 6 января 1944 г.), в Латвии – 856 чел. (на 1 января 1944 г.), Эстонии – 201 чел. (на 22 ноября 1943 г.), однако представители титульных наций среди них также составляли большинство. Причиной малого числа советских партизан в Литве и Латвии может быть отсутствие базы, созданной для советского партизанского движения до прихода гитлеровцев. О созданном в Эстонии до прихода оккупантов партизанском подполье в составе до 700–800 чел. после начала оккупации ничего не было известно, что, возможно, объясняется предательством секретаря ЦК Компартии Эстонии К. Сяре, попавшего в руки гитлеровцев¹³⁸. Незначительной доля титульной нации была только среди партизан Молдавской ССР (0,2 %).

Значительную роль в создании новой ситуации в национальных отношениях в СССР сыграла предпринятая в ходе войны эвакуация населения прифронтовых областей в тыл. 24 июня 1941 г. при СНК СССР был создан Совет по эвакуации. 27 июня 1941 г. было принято Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О порядке вывоза и замещения людских контингентов». Первоочередными объектами эвакуации людей были определены детские учреждения, квалифицированные кадры рабочих и служащих, люди пожилого возраста, женщины с детьми. При этом не предусматривалось какое-либо преимущество той или иной нации в отношении перемещения в тыл. В результате проведенных мероприятий по эвакуации из Литвы было эвакуировано 20 тыс., Латвии – 40 тыс., Украины – свыше 4 млн, Белоруссии – 1,5 млн, Молдавии – до 300 тыс., Ленинграда – 773 тыс., Мурманской области – 211 тыс., КФССР – 500 тыс. (почти 90 % населения)¹³⁹, Москвы – 2 млн¹⁴⁰, Эстонии – 23 тыс. чел.¹⁴¹. На 12 марта 1942 г. количество эвакуированных составляло 3 788 102 чел.¹⁴². Значительное число эвакуированных было размещено в национальных республиках тыловой части СССР. Несмотря на существовавшее мнение о том, что следовало бы предоставить право для эвакуации в первую очередь евреям и цыганам, такое преимущество официально не предоставлялось, так как оно могло бы вызвать протесты представителей иных национальностей¹⁴³.

Национальный аспект эвакуации проявился в том, что она вызвала перемешивание людей разных национальностей, которые не знали обычаев и языка друг друга¹⁴⁴. Эвакуация способствовала лучшему узнаванию народами СССР друг друга, укреплению дружбы народов, их взаимопонимания и взаимоуважения. Следует отметить такие положительные факты, как, например, движение за усыновление эвакуированных детей-сирот в Узбекистане¹⁴⁵. Однако были и негативные аспекты, спровоцированные эвакуацией населения. Размещение прибывших зачастую происходило за счет ухудшения жилищных условий местного населения. Некоторые эвакуированные отказывались от работы, вели праздную жизнь, требовали дополнительных льгот, проявляли брезгливость и высокомерие к местному населению¹⁴⁶. В свою очередь, часть местного населения высказывала недовольство приездом эвакуированных. В Башкирии были отмечены такие высказывания, как «без вас у нас было хорошо», «вы набили цены на продукты»¹⁴⁷. В докладной записке ЦК КП(б)Э от 1 июня 1942 г. отмечались «не всегда нормальные» отношения между эвакуированными эстонцами и местными жителями¹⁴⁸. Такие эксцессы были закономерны, принимая во внимание тяжелейшие условия жизни местного населения, «уплотнение» их и так небольших квартир и домов эвакуированными людьми, первоначальное недоверие и непонимание между людьми разных национальностей, которые говорили на разных языках, имели разную культуру поведения в быту и пр.