Текст книги "О Сталине без истерик"

Глава 28. Диссидент, историк, публицист Абдурахман Авторханов: «Единственная идея, во имя которой смерть красна, – это идея борьбы с деспотизмом»

В 1989 году я обратился с письменными вопросами к Абдурахману Авторханову – известному диссиденту, историку, публицисту, с 1943 года проживавшему в Германии. Он автор трудов о тоталитарной системе в СССР «Технология власти» (1959), «Загадка смерти Сталина (Заговор Берии)» (1976), «Империя Кремля. Советский тип колониализма» (1988) и многих других. Через некоторое время я получил письменные ответы ученого на мои вопросы. Материал напечатал журнал «Столица». А вскоре я оказался в Мюнхене, некоторое время работал там на радио «Свобода». Позвонил Абдурахману Геназовичу, хотел встретиться, но он был болен. Увидеться не пришлось, но из редакции «Свободы» удалось побеседовать с ним по телефону, это было телефонное интервью в дополнение к тому, письменному. Через некоторое время мне передали от Авторханова книги, написанные им в разные годы и изданные на Западе. В Советском Союзе произведения Авторханова были под запретом, до середины 1980-х годов за их чтение можно было получить тюремный срок.

Конечно, я привез книги в Москву, мне повезло: на границе не отобрали вышедшие в «антисоветском» издательстве «антисоветские» материалы. Шла перестройка, и то, что было запрещено, стало разрешено.

– Я принадлежал к идейным фанатикам ленинизма. После первого московского процесса против старых большевиков в августе 1936 года знал, что меня тоже арестуют, потому что Сталин и его уголовная клика решили не только политически, но и физически уничтожить всю идейную часть партии независимо от того, были ли данные члены партии когда-нибудь в какой-либо оппозиции. В связи с этим свой арест встретил с полным пониманием, а в подвалах НКВД лишился остатков иллюзий.

…КГБ обвиняло меня в том, что я дезертировал из Советской Армии и перешел на сторону врага (это ложь, ибо я никогда в армии не служил), в том, что я служил в гестапо и карательных частях СС и убивал советских людей (это тоже ложь), в том, что я веду на Западе антисоветскую пропаганду и пишу антисоветские книги… Это правда, если КГБ считает сталинскую власть советской властью…

А с тех пор, как я нахожусь в Берлине, я занимаюсь одним – анализом преступлений сталинской политической системы. Главные результаты этих исследований легли в основу моей первой книги на Западе «Сталин у власти», вышедшей еще при жизни Сталина – в 1951 году. Эта работа послужила мне основой для всех моих следующих исследований сталинщины…

Мюнхен, 1990

* * *

«Наивно думать, что политическое развитие в руководстве партии и государства определялось лишь взаимными интригами сталинцев, или объявлять кажущийся бессмысленным жестокий террор Сталина результатами паранойи. И интриганы, и Сталин боролись не только за власть, но и за определенный курс внутренней и внешней политики Кремля. Сталин никого не убивал из любви к убийству. Не был он и садистом и еще меньше – параноиком. Такие оценки его действий вытекают из неправильной антропологической предпосылки: Сталина рассматривают как Человека со всеми человеческими атрибутами, а потому все его нечеловеческие поступки сводят к душевной болезни. Между тем, все поступки, действия, преступления Сталина целеустремленны и строго принципиальны. У него нет зигзагов душевнобольного человека: помрачение ума, а потом просветление, восторг сейчас, меланхолия через час, злодеяние сегодня и раскаяние завтра, как бывало с действительно больным Иваном Грозным.

Сталин был политик, действующий уголовными методами для достижения своих целей.

Более того, он представлял собой уникальный гибрид политической науки и уголовного искусства, превосходя этим всех других политиков. Сталин был принципиально постоянным в своих злодеяниях – в восемнадцать лет он выдал свой марксистский кружок в Тифлисской духовной семинарии жандармам, оправдывая себя тем, что так он сделал кружковцев революционерами; в двадцать восемь лет он руководил убийством людей на Эриванской площади в Тифлисе во время вооруженного ограбления казначейства; в тридцать восемь лет он лично командовал в Царицыне массовыми расстрелами пленных “белогвардейцев”; в сорок восемь лет начал подготовку к истреблению крестьянства; ему было пятьдесят восемь лет, когда по его приказу в 1937–1938 годах чекисты умертвили миллионы невинных людей; ему было уже семьдесят лет, когда он без суда расстрелял дюжину членов ЦК, своих ближайших помощников…

…Понять Сталина можно, только постаравшись проникнуть в его политико-психологический мир и его глазами глядя на положение и перспективы развития СССР. Тогда мы увидим в действиях советского диктатора не манию преследования, не причуды и капризы старика, а железную логику основателя данной системы, его обоснованный страх за ее интегральность, его глубочайшую озабоченность беспечностью его учеников и соратников, его мрачные думы о завтрашнем дне. На XX съезде цитировались слова Сталина, обращенные к его ученикам и полные тревоги за будущее СССР: “Вы слепы, как новорожденные котята; что будет без меня?”

…Сталин был идеален для господства над закрытым обществом – закрытым внутри, закрытым вовне. Жизнеспособность и долголетие такого общества зависели от систематической регенерации ячеек власти сверху донизу – от постоянного вычищения отработанных кадров, от постоянного возобновления армии бюрократов. Порядок Сталина не допускал ни свободной игры сил на верхах, ни гражданской инициативы в обществе, даже самой верноподданнической.

“Генеральная линия партии” была сильна своей ясностью, неуязвимостью, повелительностью. В ее лексиконе не было слова “думать”, а было всем понятное и принятое слово “действовать”! “Думать” – это прерогатива одного Сталина, “действовать” – это задача всей партии. Поэтому и “порядок” был идеальным, и управлять было легко. Война внесла в “генеральную линию” дисгармонию. Люди, прошедшие через войну, от Волги к Эльбе, стали другими.

В глубине души Сталин был согласен с западными остряками: “Сталин в войну сделал только две ошибки: показал Ивану Европу и Европе Ивана”. Советские люди притащили домой бациллы свободы и социальной справедливости: “в Германии скот живет лучше, чем у нас люди”, “у американского солдата шоколада больше, чем у нашего картошки”, “на Западе президенты и министры – обыкновенные грешники, а у нас боги-недотроги”. Надо вернуть этот расфилософствовавшийся, “больной народ” в первобытное довоенное состояние: нужен антибиотик, нужно и новое, полезное кровопускание. Чем раньше это сделать, тем быстрее он выздоровеет».

Из книги А. Авторханова «Загадка смерти Сталина (Заговор Берии)», издательство «Посев», Мюнхен, 1986

Для справки:

А. Авторханов родился в 1908 году в чеченском селе ЛахаНевре (Надтеречное). До революции учился в мусульманской школе. В начале 1930-х годов после окончания рабфака в Грозном его назначили директором педагогического техникума, затем заведующим отделом народного образования Чечено-Ингушской автономной области. Работал в обкоме партии.

В 1937 году А. Авторханов окончил московский институт красной профессуры по специальности «русская история», стал преподавателем в Московском государственном институте имени А. Бубнова. За статьи, осуждающие культ личности Сталина, дважды арестовывался как «враг народа», подвергался пыткам и имитации расстрела. В 1942 году освобожден решением Верховного Суда РСФСР.

Пять лет пыток в тюрьмах превратили Авторханова в убежденного антисталиниста и борца с тоталитарным режимом.

В 1943 году перешел линию фронта. Началась пожизненная эмиграция. Труды А. Авторханова по истории СССР приобрели широкую известность. За работу «Сталин у власти» (1951), в которой он, критикуя сталинизм, называл советский строй «политизированной уголовщиной», на родине был заочно приговорен к смертной казни.

Абдурахман Авторханов ушел из жизни в 1997 году в чужой стране, не дождавшись своей реабилитации, похоронен в Мюнхене на мусульманском кладбище. Ему было 89 лет. До последних дней он проявлял интерес и беспокойство ко всему, что происходит на родной земле, в Чечне.

Глава 29. Скульптор Эрнст Неизвестный: «Личный терроризм Сталина сегодня заменен терроризмом машины, создателем которой он является»

Одно из моих опубликованных интервью со скульптором Эрнстом Неизвестным я назвал строкой Андрея Вознесенского «Я чувствую, как памятник ворочается в тебе…». И впрямь, когда я общался с ним в Москве, Нью-Йорке, разговаривал подолгу по телефону, я ощущал его мощную ауру, а слушая глубокие философские рассуждения Неизвестного, чувствовал себя ребенком, внимающим мудрецу. В яблочко попал Вознесенский, когда написал такие строки о своем друге:

 
Лейтенант Неизвестный Эрнст
Идет
Наступать
Один!
 

Скульптор Эрнст Неизвестный – гигантская фигура ХХ века, сравнимая с творцами эпохи Возрождения. И по сей день великий мастер не изменил себе, своим намертво устоявшимся представлениям об искусстве, о человеческой и творческой свободе, о диктаторских режимах, о свободе и несвободе человека.

…В 1942 году в 16 лет он ушел добровольцем на фронт, служил в воздушно-десантных войсках 2-го Украинского фронта. В апреле 1945 года при освобождении Вены был тяжело ранен, признан погибшим и за проявленный героизм «посмертно» награжден орденом Красной Звезды.

Говорит, что, если бы не прошел войну, не состоялся бы как личность, как художник.

Первая же демонстрация работ Эрнста Неизвестного на молодежной выставке сопровождалась скандалом. Экспрессивные скульптуры «Война это» и «Концлагерь» вызвали чудовищный гнев идеологических и художественных властей, ведь он воспринимал войну не как парад победы, а как трагическое, противоестественное человеку явление. А его «Концлагерь» явился образом не только фашистских лагерей. Этой работой скульптор открыл одну из главных тем своего творчества – тему жертв сталинских репрессий.

Неизвестному запретили выставляться. Так и протекала его жизнь в советские времена – в конфликте между внутренними художественными убеждениями и внешними ограничениями. Кризис был неизбежен.

В 1976 году Эрнст Неизвестный уезжает из СССР из-за «эстетических разногласий с режимом». Сначала он поселился в Цюрихе, а с 1977 года живет в Нью-Йорке. За границей скульптор продолжает работать над своими замыслами, участвовать в художественных выставках, преподает.

Сегодня скульптуры Эрнста Неизвестного потрясают посетителей музеев разных стран. Его работы можно найти во многих частных коллекциях. Несколько скульптурных изображений распятия, созданных мастером, приобрел папа римский Иоанн Павел II для музея Ватикана. В швейцарском городе Уттерсберг устроен музей «Древо жизни», посвященный творчеству Неизвестного. Он – профессор философии Колумбийского университета, действительный член Шведской королевской академии наук, Нью-Йоркской академии искусств и наук, Европейской академии искусств, естественных и гуманитарных наук.

С 1989 года Эрнст Неизвестный регулярно приезжает в Россию. Здесь по его проектам сооружены мемориал «Маска скорби» жертвам ГУЛАГа в Магадане, композиция «Возрождение» в Москве.

* * *

– При Сталине в стране функции управления были таковы, что кардинальные изменения внутри аппарата становились невозможны. Конечно, сейчас функционер не может схватить и бросить в застенок другого, но все вместе они могут это сделать с кем угодно; и если не всегда посадить, то затравить, заплевать, заставить эмигрировать или умереть. Терроризм продолжается, просто личный терроризм Сталина заменен терроризмом машины, создателем которой он считается.

Конечно, работа советологов, пытающихся угадать развитие событий, исходя из оценок личных качеств руководителей, интересна, но вряд ли существенна без понимания того, что не это главное. Главная же загадка лежит в принципах этой небывалой машины, где, по существу, нет личностей и даже нет мозгового центра в том смысле, как принято об этом думать. Таким способом согласуются единство и безопасность, мечта современного аппарата власти. Поэтому так стабильна, так неизменяема эта система. Амеба, у которой жизненные центры – везде и нигде…

…Незадолго до смерти Сталина, я получил временно в московском Донском монастыре мастерскую, чтобы заниматься восстановлением рельефов взорванного храма Христа Спасителя. И из остатков материалов начал делать «Концлагерь». Первой была маска молчания. И уже постепенно все превращалось в сталинский ГУЛАГ. Это были 1951–1953 годы.

…Когда я был на грани самоубийства от безысходности, я работал как зверь – день и ночь, рисовал, тайно отливал фигуры на заводе, где был учеником литейщика. Я извел себя. Меня преследовали утопические идеи, например, создать «Снаряд времени», куда поместить все страдания, все лагеря, всех растерзанных войной людей, закопать это в тайге, а потом взять и застрелиться. И ночью мне приснилось «Древо жизни», а утром я его зарисовал. И это меня спасло. Форма «Древа», как и сама жизнь, может вместить все: и танцующего, и плачущего, и страдающего, и летающего, и падающего…

Нью-Йорк, 1989; Москва, 2009

Глава 30. Писатель Эдуард Кузнецов: «Если страна хочет выздороветь, она должна за это заплатить…»

Решительный антисоветчик, антисталинист Эдуард Кузнецов ныне – редактор, публицист и писатель. Я встречался с ним в Мюнхене, в Иерусалиме, в Риме.

– Вы хотели убить Хрущева, а что вы думали о Сталине?

– В то время о Сталине я уже все знал. А окончательно все понял после XX съезда. Воспринимая его резко отрицательно, я пытался осмыслить Сталина как элемент советской системы, а не как случайное явление. С Лениным я разобрался чуть позже. Тоже за счет чтения. Я читал еще не отредактированного Ленина. И еще: я достаточно адекватно представлял Запад. Поэтому меня ничто тут не разочаровало. И ничто особенно не удивило, за исключением, правда, одного существенного момента: я все-таки не предполагал, в какой степени левые здесь сильны.

…Если страна хочет выздороветь, она должна за это заплатить. И я очень сильно подозреваю, с большой горечью, что Россия зальет себя кровью. Что же вы хотите? Чтобы убить такое количество людей, десятки миллионов, сколько же надо было иметь палачей?! Это даром не дается. Германия за это расплатилась, Япония. До сих пор здесь сажают нацистских преступников. Страна продолжает платить. А у вас? Только-только начали раскапывать могилы. Да еще и ахают – надо ли? А чтобы наказать тех, кто убивал, – этот вопрос даже не поставлен.

Из интервью с Э. Кузнецовым. Иерусалим, 1998

* * *

«Было мне тогда лет десять или около того. Я уже и раньше не раз слышал и на улице, и в школе, что Сталин застрелил свою жену Аллилуеву и что она похоронена на Новодевичьем кладбище. Рассказывалось об этом без тени недоумения, без какого-либо намека на вопрос: за что? – просто доверительным шепотком доводился до сведения факт: Сталин застрелил свою жену. И точка. Ни удивления, ни возмущения. Мысль о следствии и уж тем паче о суде, я уверен, никому и в голову не приходила. Сталин убил – значит, так и надо. Не могу припомнить, с чего это я вдруг вроде как бы споткнулся об эту тревожную мысль… ”А почему вот, – спросил я матушку, – товарищ Сталин застрелил свою жену, а его не судили?”

Помню испуг в ее глазах… Она пребольно треснула меня по затылку, от неожиданности я заревел, а она, тряся меня за плечо, все допытывалась, как это я додумался до такой глупости, не говорил ли об этом еще кому-нибудь, а потом сама заплакала и упрашивала меня никогда не задавать такие вопросы. Я побоялся спросить, какие “такие”, но что-то смутно уже забрезжило в моей головенке…

Как учительский шлепок когда-то выявил и закрепил у Руссо мазохистские наклонности, так, возможно, и эта затрещина вместо того, чтобы выбить из меня опасный интерес к запретным темам, напротив, стимулировала его.

Так я пострадал от культа личности Сталина».

Из книги Э. Кузнецова «Мордовский марафон», тайно написанной в лагере

При встрече Э. Кузнецов показал мне листочки папиросной бумаги, испещренные синими бисеринками микроскопических букв. Без увеличительного стекла прочитать текст было невозможно. Эти листочки тайно вывезли из Советского Союза друзья Э. Кузнецова. Книгу, изданную в 1979 году за границей, я получил в подарок от автора.

Для справки:

Эдуард Кузнецов родился в 1939 году в Москве. Учился на философском факультете Московского университета.

В 1961 и 1970 годах осужден за антисоветскую деятельность и «измену социалистической родине». Провел в лагерях и тюрьмах 16 лет. Приговаривался к смертной казни по «ленинградскому самолетному делу». В результате давления академика Сахарова и президента США Никсона «высшая мера» была заменена на 15 лет лагерей строгого режима.

В заключении тайком написал две книги: «Дневники» и «Мордовский марафон».

В 1979 году досрочно освобожден в рамках обмена на двух советских шпионов, арестованных в Америке.

Глава 31. Писатель Саша Соколов; «Творческому порыву не может помешать никакая диктатура»

– …В конце 1960-х годов я работал в газете «Литературная Россия», в отделе национальных литератур. Переписывал материалы за писателей. Два лета ездил по Таймыру, по всему Красноярскому краю. Выпустили мой сборник. А потом я подумал: что же, буду писать о писателях все время? Должен и сам что-нибудь написать стоящее.

…Я помню детство свое – сталинское время, помню атмосферу, помню давящее небо… Это было тяжелое, отвратительное время… Но даже тогда, даже при диктатуре Сталина, в конце концов, продолжались искусство и литература – пусть и не официальные, где-то в глубине шло творение, шла работа духа. Значит, искусству, творческому порыву не может помешать никакая диктатура.

Из беседы с писателем Сашей Соколовым, 1989

Глава 32. Писатель, поэт, публицист, политический деятель Эдуард Лимонов: «Иногда тиран бывает и полезен…»

– Всегда очень гордился, что я русский. Но никогда у меня, в отличие от других советских писателей, оказавшихся на Западе, не было комплекса неполноценности. У них по отношению к Западу комплекс неполноценности, а у меня, наоборот, комплекс превосходства. Конечно, много говорят о Сталине. Помню, участвовал в телепередаче «Право на ответ», которую вел Мишель Поляк. И я сказал: оставьте в покое нашего Сталина, у вас был кровавый деспот Наполеон, он угробил миллионы людей во всей Европе. Вы позволяете себе иметь в своей истории такого деспота. А нам вы не позволяете, вам можно все, а нам ничего нельзя.

– Полагаю, вы не сталинист?

– Нет, конечно. Сталин – тиран, но я считаю, что иногда тиран бывает и полезен, потому что помимо своей воли он сплачивает людей в переломные моменты истории.

– Но человеческие жертвы? Разве их можно оправдать?

– Неизвестно еще, что лучше. Вот Франция с ее Петеном – страна, которая четыре года была союзницей Гитлера, и об этом, я вас уверяю, французам забыть нелегко. В подсознании у них сидит определенный комплекс неполноценности. Да, Россия потеряла миллионы людей, но у нее хотя бы совесть чиста. Да, русские – варвары, а «цивилизованный» человек не хочет воевать с агрессором. И вот он сдается на милость агрессора. И я при выборе между маршалом и генералиссимусом все-таки предпочитаю генералиссимуса Сталина против маршала Петена.

…Я считаю, что моральное осуждение истории, прошлого, в известном смысле, бесполезно. Противником Сталина надо было выступить в 1950-м, а сейчас, когда от мертвого деспота ничего не осталось, критика Сталина есть трусость. К истории неприложима моральная точка зрения. Сталин жил в свое время, и оно было тяжелое, другие руководители в то время были не лучше его. Трумэн взял на себя ответственность за две атомные бомбы и за бомбардировки Германии, Дрездена. Мирный договор с немцами можно было заключить в 1944 году, но именно американская сторона настаивала на безоговорочной капитуляции, что добавило миллионы новых жертв. И если разбираться в этом вопросе, то и сегодня можно обнаружить немало «забытых» военных преступников. Черчилль тоже был жестоким человеком. Так что не надо…

Из интервью с Эдуардом Лимоновым, Париж, август, 1989

Глава 33. Художник Михаил Шемякин; «Меня беспокоят разговоры о сильной руке…»

– Как вы считаете, сегодня России нужна крепкая, твердая рука?

– Мне кажется, этого надо бояться больше всего. И еще все эти идеи насчет того, не пора ли пересмотреть, кем же на самом деле был Сталин. Это беспокоит меня очень и очень сильно, как и разговоры о сильной руке, – у нас уже несколько их было. И сами знаете, чем все кончилось.

…В России я лежал в самых страшных сумасшедших домах на принудительном лечении, но я еще не окончательно сошел с ума, чтобы вновь брать российское гражданство, которое мне не раз предлагали.

Мне кажется, сейчас вытравлены с корнем ростки демократии, которые были при Ельцине, поэтому говорить сегодня о том, что у вас есть демократия, просто смешно. Зато есть тенденции возврата к сталинизму. По крайней мере, Сталин становится своеобразным символом могущества России, а люди очень быстро все забывают, у людей очень короткая память, это относится не только к русским. Я же этим пока, слава Богу, не страдаю.

Из интервью с М. Шемякиным, Москва, 2005