Текст книги "Час двух троек"

Полторы минуты уже привычной боли. Мы вышли на орбиту, на что кроме невесомости, указывали проекторные дисплеи, заменяющие окна, транслируя вид за бортом капсулы.

– Во что мы превратили этот мир?

– Ты о чем, Серег?

– Посмотри, хотя тебе на орбите это и так приелось. Был зеленый шарик, потом почти столетие желто-пустынный, а теперь мы залили его водой по самое горлышко. Агония планетарного масштаба.

– Ты не видел колонии. То, что человечество сделало с домом за последние три сотни лет, там проворачивается за десятилетия. Программа Марса по Терраформированию… там сначала нужно провести программу по уборке мусора. А как начинали, с лозунгами «Марс наш!». Только поясники что-то делают, там слишком мало ресурсов, чтобы считать мусор мусором. Хотя я думаю это японские корни, у них на островах ресурсов тоже было мало. А в школах не было уборщиц, сам насорил, сам и убрал.

Серега что-то потер на спинке кресла впереди сидящего и расхохотался.

– Тише. Что у тебя там?

– Читай, вот тут,– толстый указательный палец, пережатый на третьей фаланге серебряным кольцом с головой волка и еще одним колечком потоньше «Спаси и сохрани», указывал на надпись.

– «Здесь был Егор», – Артур даже на ощупь попробовал вырезанные в спинке кресла корявые русские буквы.

– Вот так, Арчи, нет духа русского, а пахнет!

Круг шестой. Жизнь Плохая, отец Героин, мать Алкашка, сестра – Смерть Хорошая

Продуваемый ветром перрон, где обнять впопыхах,

Забывая про смерть, что приходит с цветами в руках

В лоскутной пестрый сон. И не вспомнить за вечер совсем,

Что две дюжины мне, а тебе в декабре 27.

Варишь кофе – кладешь белый перец, гвоздику и соль.

За тем и примчалась – ходить по квартире босой.

– Я носила в себе не ребенка, но скверный мотив,

С ним ни точки опоры, ни просто угла не найти.

Это то, с чем глядишь на тупых, но счастливых людей,

Жизнь бросает подачку, насмешливо шепчет: «Владей…

Мария Тухватулина

«Кали-Ола». Город №1711810-8

– Ты неплохо устроилась. Богатые любовники, да?

– Влиятельные.

– Например, комиссар Шумаев?

– А ты должно быть его вторая пассия, третья сторонка в нашем постельном треугольничке? А я еще думала, когда ты постучалась в дверь: такой мордашки не помню в своей постели. Симпатичная для… немка? Француженка? Или, как модно сейчас представляться, «русская кровь»?

Осень, ходившая до того по квартире из угла в угол, рассматривая попадающиеся на стенах абстракции и слишком эротические до полной безвкусной пошлости скульптуры, остановилась. Вот на это её квартирку в бывшем Лондоне, на тридцати метрах под уровнем моря, меняет Александр? Три Сестры в год, пока она спит. Спит одна.

– Вы, если не ошибаюсь, мисс Диана, свою национальность никак не определяете. Зачем вам моя?

Еще не протрезвевшая женщина расхохоталась, да так что слюни её полетели по всей комнате.

– У, насмешила. Ты бы знала, кто я, залезла бы под стол и плакала. Хээхааа, еще и сапоги кирзовые нацепила! Тоже мне краля из красноармейского полка.

– А я вот знаю, кто вы, милочка. Диана Жизнева oka Жизнь Плохая. Славный полуфейковый аккаунт. В жизни вы материтесь меньше, чем в чатах. Отец Героин, мать, по вашим словам, Алкашка, сестра – Смерть Хорошая.

Ах, вот он! Осень нашла на кресле прозрачный халат и бросила его Диане. Вид прелестей «Плохой» не давал покоя. Пятый. Завидно. И почему инквизиторам не навязали целибат? Тогда бы он грешил только со мной. Нашел ведь кого выбрать. Или это она нашла его?

Диана неохотно начала одеваться. Вот она поднялась на ноги, пара неуверенных шагов в сторону Осени. Рост в рост: сто семьдесят сантиметров. Глаза в глаза: желто-карие в совершенную синь, где даже зрачки прикидываются озерами. Первородная влага жизни, да? Против грязного золота осенних сумерек.

– Ты ни черта не знаешь, кто я, сучка!

– Однако кодекс у нас один, Жизнь, – и Осень положила на ладонь Дианы увесистый томик кодекса «Псевдоисторических личностей категории Л и М». – Скажи, тебя интересует жизнь на этом синем шарике? Или тебе плевать, кто и когда поимеет её и тебя здесь?

Жизнь икнула, выдохнула перегаром, и положила свободную от кодекса руку на лицо. Пальцы сжались и поползли вниз, сдирая кожу. Один в один под действием растворителя сползает с пластиковой миниатюры акриловая краска. Только начинка, не серый пластик.

– Я тебе не Деметра, не Гея – Мать Земля, – из проступивших очертаний выпорхнули бабочки и мотыльки, с головы на пол упало несколько тараканов. – Я не Природа, я Жизнь. Оглянись вокруг, посмотри в окно, я Жизнь Плохая.

Содранная кожа, упавшая вместе с одеждой – костюм, который хотелось бы вернуть назад. Пьяная женщина обратилась искаженным созданием: желтая гнойная кожа, истыканные иглами вены на обеих руках. Синюшные губы отлично подходили под круги-провалы под глазами. Узлы синих татуировок венами покрывали тело. Вглядеться: татуировки движутся, порождая, и пожирая друг друга. И только аккуратные ноготки на руках с идеальным маникюром, остались на прежнем месте.

– Интересую ли я сама себя в этом Доме? Да, тварь, кто бы ты ни была. И к черту твой кодекс, в нем нет положений о выживание Жизни во время конца света.

– Вот об этом я и хотела поговорить.

– О положениях кодекса?

– О чертях.

Жизнь идет на кухню и запускает кофемашину.

– Что мне до них, сучат? Не в моей компетенции.

– Инферно уже здесь. Как думаешь, когда от «Кали-Олы» не останется ничего, что питает тебя? Захотелось в Расальхат?

Пших. Затряслась кофеварка, выплескивая черный напиток. Жизнь кинула следом щепотку перца и соли.

– Скажи, тебе нравится секс с ним? Что такого в одном смертном, спящем со мной и тобой, сучкой?

– Офицеры не говорят о своих поцелуях, – Осень покраснела, напомнив самой себе сестру Весну, когда той напоминают о требовании Марта насчет котов. Жизнь взяла стаканчик, и, не замечая, как обжигает горячим напитком губы, отпила.

– Бурда. Никогда у меня не получался кофе, как у него.

– Ты не добавила гвоздики. Её сейчас трудно найти в этом Доме. Ему возят с Марса.

– Не уходи от ответа, офицер! Или ты по башке была трахнута? Когда там тебя призвали в наши ряды? – Жизнь закрывает глаза. Мир словно прокручивает кадры себя самого. Такое умеет Харон, запуская один из исходников. Вот Жизнь вновь в своей коже: ровный загар, ухоженные русые волосы против рыжины в завитушках на голове Осени.

– Ах, драчка при Синае. Правда, офицер. Ты там на него запала? Я думала старше, опытнее. Могу тебя обрадовать: мы расходный материал в руках Творца. Живи и радуйся, пока можешь, пока я у тебя есть. Потом будет хуже, пожухлыми листиками не прикроешься. Тебя даже не заметят. Была, и нет. Людишки они такие: уже сейчас готовы день напролет до самого светопреставления сидеть, дроча на экран и ожидая пиццу на дом. Год за годом, год за годом. Уперев руку под подбородок. И слегка креститься на ночь, если не забудут, как почистить зубы или сменить завонявшиеся трусы. Не заметила, нет? Когда они последний раз высаживали кленовые аллеи, где бы ты потратила неделю, перекрашивая листья? Им этого уже не-на-до. Вся жизнь – две кнопочки: пожрать и посрать. Ты не привязана к людям, ты этого не видишь. Вот и зациклись на самой себе, сопя в две елочки. Они у вас зимой и летом одним хреном. Ты даже для него причудливая кукла с сиськами, как я. Две не стареющие пизды. Шутка творца, что дала нам земные страсти. Баалит! – Жизнь пролила кофе на халат и пошла через всю квартиру-студию, переодеваться.

– А кем была ты на самом деле?

– Младшей сестрой, всю себя создающей проблемы старшей.

– А для него?– Осень держала в руках фоторамку, взятую с тумбочки возле кровати, указательный палец постукивал по стеклу. На выцветшей фотографии Александр обнимал Диану. Жизнь была счастлива.

«Кали-Ола». Где-то…

Осень нервничала. Когда нервничает время года, то будь у Гидрометцентра хоть двести погодных машин⁷, им не заставить подчиняться небеса, а любое предсказание погоды становится киданием костей наудачу.

Сестры читали отчеты. И то, что они были уже у финальных строк, отражалось на улице не меньше: пошел град, расцвела и завяла заоконная сирень (а ведь её сажала еще бабушка Время). Только Зима не проявляла себя, её расходники всегда за семью замками, неподвластные чувствам и настроению хозяйки.

Вот послышался шепот. Это Лето, что-то не поняла опять. Пора взять всех в оборот.

– Я собрала вас, сестры, для выдающегося в наши дни дела, Поступка с большой буквы. Нам придется, так сказать грудью, заткнуть брешь в обороне. И хотя, как сказал бы Миф, сославшись на общепринятый Кодекс «Псевдоисторических личностей категории Л и М», мы не имеем права вмешиваться напрямую. Но! Мы уже упустили превращение трети «Кали-Олы» в радиоактивную пустыню, что не уменьшило, а только добавило нам работы. И потом Морская, простите Хозяйка моря Грез, уже вмешалась два десятилетия назад, смешав, в том числе и наши карты.

Весна, как прилежная ученица на уроке, подняла руку.

– Да, сестра, мы слушаем тебя.

– А если нам дадут по шапке? Не в смысле по меховой или с бонбоном, а по лицу? У Кодекса ведь есть принудительная сила и соответственно исполнительно-правоохранительное лицо.

– Поверь, мы подстрахуемся. Я уже навела справки, её сестра в нашем Доме. Давеча говорила с ней, и по итогам переговоров, получила согласие в помощи нашему делу.

– И как она её только нашла?– зашептались Весна с Летом. – У них любовник общий, отследила его маршрут, тсс.

– И что конкретно ты предлагаешь, Осень? – Зима протирала очки, покрывшиеся инеем за время чтения.

– Атаковать. Какой прок посылать новых пророков, по сути – агнцев на заклание, если они будут методично изводить их. В прошлый раз таковое было после донесенной ими до народов благой вести, теперь же многие из них даже не нашли Его. И не пытались.

– Может лучше вложиться в рекламу? Медиа? Флешмобы Спасения, Молитвы на площадях. Мы и сами можем им знаки послать: радуга и теплый дождь от Лето отлично читается в языковом и культурном значении у любого народа. Да с дождиком даже ты справишься.

– Не поймут, спишут на климатологов и их машины. Сеть и так перегружена призывами «Покайтесь!», это уже раздражает людей, да и мемов полно. Сеть – помойка, какой и была при создании. С душами должны говорить глаза в глаза, собирая народ в храмах и на площадях. Все церкви дискредитировали себя за последние две тысячи лет. На то и апостолы – независимые от иных источников люди, но глаголящие Его Словами и делом. Они как кандидаты, понятно вроде, от какой партии, но по бумагам – самовыдвиженцы.

– Хорошо, хорошо, сестра. Ты у нас солдат, ты умеешь воевать. И мы, скажем, вспомним это нехитрое дело. Да, Лето? Ты ведь вспомнишь себя в сорок первом?

– Так точно, мой фюрер!

– Не-не, давай победившую сторону.

– Это к тебе, сестра. Я в сорок пятом уже отдыхала.

– Девочки, успокойтесь. Давайте послушаем, где же наша сестра предлагает найти их или его, врага рода человеческого?

– Это самое простое, сестры. Координаты города номер 181014 нам всем известны.

Лето ухнула совой. Зима же пробурчала что-то себе под нос – под потолком завыла волком вьюга.

– Громче, сестра, в твоих словах завелась метель.

Зима откашлялась.

– И свет поглотит Рим.

«Кали-Ола». Город №181014

– Лето, займи листьев до полуночи.

– Ты хотела сказать «до получки», сестра?

– Нет, именно до полуночи, думаю, потом уже отдавать будет некому.

Они стояли на крыше собора святого Петра, они смотрели. Над городом полыхала вечерняя заря. Город тонул в алом огне её света. Город еще не горел.

– С чего ты взяла, что они здесь?

– Любовник рассказывал: за тридцать лет поиска сына Его все дороги вели в Рим. Странное убийство свидетеля чуда: в Рим. Аномалия в одном из храмов: в Рим. Чертова дюжина крупных дел, все по линии инквизиции. И еще сюда как раз не пускают инквизиторов официальной Европейской церкви. Город обесточен относительно внешних источников, не закупает продовольствия. Закрыт для туристов и паломников. Почти замурован. Волноломы по периметру. При этом Понтифик регулярно выступает с речами по многим неофициальным каналам. Кого слушают люди в интересные времена? Неофициальные источники. Официальные соврут, пусть на процент, но и этого хватит для недоверия, и рождения теорий заговора. Рим говорит обо всех, кроме себя. Много и открыто. Как в годы перед уничтожением русских. Бытует мнение: не Рим, так никто б на это и не решился. Ах, да, еще константинопольский патриархат. Единая обитель зла.

– И что дальше? Не в плане твоих догадок, а тут и сейчас.

– Город – крепость, но если подпалить гнездо изнутри?– Осень подошла к самому краю, всмотревшись вниз. Где там хваленая швейцарская гвардия? Где молящие всеблагого Бога монахи и святые?

– Где свет твой, Рим, когда ночь настает?

Осенние сумерки опустились на землю, забрав последний свет. Вот он, свет, обратился летними светлячками, и они уже летят к кургану осенних сухих листьев, принесенному сюда ветром. Сюда: на площадь Петра.

Ватикан мирно спал.

Светлячки горящими брандерами врезались в сноп из листьев: вших! Разгорелся огонь.

– Выше!

Взметнулось пламя к небесам, столбом Божьим.

– Ветер!

Задул ветер, с ходу набирая скорость урагана. Затанцевал столб огненный, закружился в вальсовом кругу, разделяясь надвое. Правой вперед, левой назад, раз-два, три-четыре. Наклон! Ударяет в крышу здания, наклоняясь одна из воронок. Вшшш!

– Врозь!

Расходятся столбы, начиная очерчивать на площади круг, от одной точки, ровно, стремясь замкнуть его. И тут завыла пожарная сирена.

Вбирая куски облицовки площади, не опаляя святые образы на зданиях, ползут столбы пламенные. Доползли, слились в один снова, замкнули заклятие страшное.

Но не оседает огонь.

Переступая пламя кирзовыми сапогами, идет закутанная в походный плащ женщина. Рыжи кудри её – бездушная⁸. Шевелятся губы её. Сначала заглушает слова сирена, но вот голос множится, становясь четырьмя сразу, и разносятся они над просыпающимся городом, извлекая в ночь божью…

Ты тот, кто правил Каином

В его невольной жажде.

Ты тот, кто посылал полки

Под знаком красной свастики.

Ты тот, кто управлял пером

Писав двойную «М».

Ты тот, кто поджигал собор

Среди дворцовых стен.

Передо мной, и надо мной, вокруг,

Ты тут!

Ты – Балеог,

Ты – Бегемот,

Ты – Баламут,

Ты – Аббадон,

Ты – Асмодей!

Ты – зеркало души моей.

Опадает пламя круга. И тогда к четырем женщинам, переступившим минуту назад круг, выходят четыре их копии, останавливаясь по периметру – ровно у кромки, очерченной гарью на земле. Не пускает двойников обережный круг пламени.

Тишина сковала вечный город. Заглохла сирена. Не слышно воя пожарных машин. И даже треск последних уносящихся к небу искорок с потухших крыш прикинулся космическим вакуумом.

Шаг. Шаг. Шаг. К кругу пришел старик. Белая одежда и белая шапочка-полусфера на голове. Старик с трудом открывает заспанные глаза, почти заросшие диким мясом. Неладно смотрит на квартет террористок, оценивающе. Из нутрии его одеяния торчат рукоятки двух секир, но старик не берется за них. Вместо этого он поднимает руку, вытягивает указательный палец, на котором сразу пара неподъемных в его возрасте колец: серебряный волк и кольцо «Рыбака».

– Вот они!

И тогда допельгангеры делают шаг вперед, входя в круг.

Первой обрушивается колдовская метель, таящая в себе острые льдинки. Обжигающий зной гасит её и заставляет вспыхивать, как бумага, кожу. Сестра встала против сестры-двойника. И все дожди мира обрушались на площадь святого Петра. Пол обратился в каток, волосы одной из соперниц – в змей и стали кусать хозяйку. Запахло земляникой: огромные кроваво-красные ягоды выросли из-под брусчатки – плоды Дома Героев: одна из ягод раскрылась в четыре створки ртом и заглотила девушку в белой мантии.

Молнии били трескучими колоннами и обращались в белые шары. Самое примитивное и грубое оружие, что могли только представить себе сестры и их копии, шло в дело. И когда Лето уже собралась применить пожар в Атике 2018-го года…

Шаг. Первый легкий, как перо, его нельзя услышать и лучшим оборудованием на дронах «Первого». Второй шаг: словно апостол Петр взял ключи и тут же отозвались все колокольни. Осенний гром и тот затих, повинуясь старшему товарищу.

– И как Вы мне прикажете разгребать это? – её не услышали.– Как оставить Дом без времен года? Или оставить только тебя или тебя? Вечная Осень, еще, куда не шло. А вечная Зима? А?

Хлоп. Дерево, древко ударилось о камень площади. И тогда они прекратили. Последняя молния ударила рядом с ней – прожгла складку плаща, стелющуюся по земле. Смерть и глазом не повела.

– Осень, Зима, Лето, Весна согласно кодексу и декларации «о Невмешательстве в исторические и псевдоисторические дела личностей категории Л и М» вы понесете самое суровое наказание.

– Прости, подруга, мы знали – вмешавшись напрямую, идя против них, в конце встретим тебя. Перестраховщицы. Сама понимаешь. Жизнь! Жизнь, будь плохой, твой выход…

Жизнь вышла из-под стебля гигантской земляники, как гриб выросла из земли после обильного ливня, устроенного Весной и Осенью. Сестра обняла сестру. Жизнь вынула из плаща Смерти железную свирель, сестру железного ножа. Раз, и сестра-свирель обернулась заточенным братом. Два, клинок идет в грудь смерти и останавливается. Обе руки Жизни давят, как могут, не в силах вогнать клинок в грудь. Спадает черная мантия, оставляя Смерть как есть: белокожая девушка, с длинными черными волосами. Сияют в тех волосах самые теплые в мире звезды и источают самый сладкий, приятный до смерти, запах черные розы. Но железный нож застыл у сердца девушки. И Смерть делает шаг в сторону, коса в её руке. Еще шаг: бьет древко по мостовой. И как подкошенная падает Зима. Белые кудри намокают кровью, а потом череп разделяется на две половинки. Крика не было.

Жизнь выдыхает, руки перестаю упирать нож в пустоту.

Шаг. Удар древка об останки одного из допельгангеров. Вскрикивает Лето: голос насилуемой девочки, пойманной педофилом в летнем лагере. И падает девушка, одетая в шинель бойца красногвардейца, украшенную гвоздиками, но перед этим листом сползает тонкий срез её лица.

Жизнь не поворачивается на крик, лишь расправляет загнувшийся ворот своей рубахи.

Шаг. Матерятся Весна и Осень, пытаясь защититься, как могут: вечное цветение и вечное увядание. Две стороны некромагии. Тсссынк! Падает Весна, падает без ран. Только сердце её не слышно Жизни, как бы она не старалась его услышать: разрезано надвое.

Она и не пыталась его услышать.

– Четверо нарушили. Четверо понесут наказание, – Смерть заносит ногу для четвертого шага.

– Зла нет, верь мне, – бросает на землю нож Жизнь, не способная убивать. – Ты давно не заходила ко мне, сестра. Я все ждала. Они взрывали друг друга, а я ждала тебя. Марина топила их, а я ждала тебя. Я напивалась в хлам, нюхала ноктид, искала, где бы подцепить ВИЧ. И ждала тебя. Отец дождался, мой племянник дождался.

И тогда смерть оборачивается к ней.

– Давай, сестра, мы обе знаем, зачем тебе нужна эта коса.

….Поднебесная словно пустыня….

«Кали-Ола». Квартира Шумаева

Голограф работал на всю, заглушая частично шум машин, приносимый ветром из открытого окна. Девятнадцатый этаж не давал спасения от шума подвесных трасс и магнитных дорог.

Новости Земли: сегодня утром Понтифик Егориус I заявил о страшной провокации и акте терроризма. В Ватикане, по его словам, неизвестными было применено климатическое оружие. За час на территории Римской республики и Ватикана выпала годовая норма осадков, в площадь святого Петра ударило больше сотни молний, а температура колебалась от минус сорока до плюс ста градусов по Цельсию. Ни одна террористическая или правительственная организация не взяла на себя ответственность за случившееся. Увы, мы не располагаем снимками из Ватикана, над городом до сих пор действует антиспутниковая сеть. #иненайдут #папалжи

Новости ближнего космоса: аномалии на Марсе. За одну ночь расцвели и опали экспериментальные яблони. Над столицей Брэдбери прошел настоящий муссон, а на экваторе впервые выпал снег. Ученые ожидали подобных явлений только после 40% терраформирования. #ученыенезнают #марсианскиехроники

Новости дальнего космоса: на планете БИ-353 в системе РК-89 были найдены артефактные постройки аналогичные находкам на Венере. Еврокосмос пока ограничился фотографиями. #мынеодни #greenmen

– На Венере был орбитальный лифт и заводы. А на этой БИ-353, еще до войны, больше сотни городов. Мы там с сестрой учились. Эх, Таа, Бог знает, где теперь твоя душа, раз здесь моя. Саш, выключи, не могу такое видеть.

– Сейчас, дверь открою только.

– Кому?

– А ты не слышал? Стучали. Я давно звонок снял, он кота раздражал. А Гильштау двери не нужны. Правда, кот умер, но звонок возвращать не стал.

Грегор встал с дивана, не найдя пульта и выключил голограф вручную. Старье, даже нет голосового управления.

Вернуться на диван не удалось. Свято место пусто не бывает, а пустое место точно не свято. На диване уже полусидела, полулежала девушка. Кирзовые сапоги она не скинула, да и плащ не сняла. С одежды тут же на пол натекло воды вперемешку с чем-то алым.

Александр пришел через минуту, держа в руках чашку с кофе. Грегор так и не смог или не захотел здороваться, лишь молча, сидел теперь на полу и рассматривал гостью.

– А ты вижу, мой дорогой, на мальчиков перешел,– гостья обращалась к Сашке, взяв у него из рук чашку. Запахло гвоздикой и перцем.

– Твоя?

– В некотором роде, Грег.

– И как ты выдерживаешь это? На клее сидишь, да? То азиат, то вот такие девушки.

– Почти. Принимаю жизнь, три раза в день, внутривенно.

– Саш, ты опять спишь с Дианой, о! Теперь не будешь. Бастра, отработала!

Лицо Шумаева из приветливой улыбки, обратилось во что-то между угрозой и ужасом.

– У этого мира, мой дорогой, осталась только осень, но думаю, никто не успеет это заметить. Только осень и смерть, – и она отпила из чашки, не заметив, как обожгла губы.

За окном начинался осенний ливень.

Круг седьмой. Второй апостол

или

«С какого считали?»

Я целую твой жуткий шрам –

Протянулся ото лба к ушам,

И от мокрых твоих волос

Пахнет смесью молитв и роз.

Ферестан Д’Лекруа, Голос последней парты

Бойся Бога – он не простит,

Если сам не попросишь.

Бойся данайцев – по скромности редкой,

Они не попросят данайцев бояться.

Бойся апостолов – пусть их двое,

Откуда же знать с какого считали.

Бойся себя – не увидеть в зеркале,

Кровь на вкус чуть солоней железа.

Бойся не опоздать на последний поезд,

Если ты в повести «Убийство в экспрессе».

Бойся остаться один без пары,

Если Ной покупает доски.

Бойся, что Гору заменят скалы,

И крест поменяют на орла и гвозди.

Илларион Надеждин, Бойся

«Кали-Ола». Город №3. Высший арбитражный суд еврозоны. Ступени храма правосудия

– Ну ты и опостол. Опять ко мне?

– В русском языке это слово начинается с «альфа», в смысле с буквы «а».

– Нет, ты именно, что опостол. Опостылел, как не знаю кто.

– Апостолы Слово Его несли и дело. И я вот несу Дело. Из суда. Как заказывали, – Александр Северный отдал свое дело уполномоченному по правам предпринимателей.

– Решение так понимаю, вынесли уже, третий раз и все одинаковые. Апелляцию сможешь подать только в эту же инстанцию. На что вы надеетесь, господин Северный?

– А это вы мне скажите, на что надеяться: справедливость правосудия или божью милость.

Уполномоченный быстро пролистал увесистую папку, ознакомившись с последними «новыми» листами.

– Скажем так, перед подачей апелляции, загляните сначала в храм. Помолитесь, говорят – помогает в наши дни.

Александр Северный, называемый куда чаще своими сотрудниками за глаза Север – «характер нордический, стойкий и слишком холодный для общения с людьми»… Александр шел из суда. Три года, как «Лексбери-Сити» отобрала его офис под нужды корпоративной столовой, три года судебного ада. Три круга пройдено, сколько там всего? По Данте: девять. Только нет стольких инстанций под его дело. Максимум еще одна апелляция и все. На все воля Божья.

После терактов ИГЛЫ, с тараном машинами еврочиновников, вокруг правительственного сектора образовалась километровая пешеходная зона. Магнитки и подвесные трассы сняли. Теперь до машины, на платной стоянке, приходилось идти минут пятнадцать, с парой остановок на проверку документов. Зато безопасно.

– Новости последнего часа.

Ничего.

Александр постучал по уху: имплантат опять сбоил. Последнюю неделю были шумы и голоса, что он там ловит? Переговоры по скайпам? Небесные голоса?

Тшш.

Новости Земли: за последние трое суток медицинские учреждения по всей Земле фиксируют бум детской смертности. Более трех тысяч выкидышей, преждевременных родов и 314 смертей младенцев в первые сутки после родов. Ученые ищут закономерность и возможный вирус, поражающий плод и новорожденных. В Еврозоне объявлено особое положение во всех родильных центрах. #варфоломеевыдни

Новости ближнего космоса: на станции «Иллизиум» произошел теракт. Уничтожены сектора с оборудованием дальнего обнаружения, приемные антенны внесистемники и информационного обмена с краевыми телескопами. Еврокосмос связывает происшествие с незаконным проникновением на станцию двух неопознанных личностей накануне теракта. ИГЛА, запрещенная на территории Еврозоны, взяла на себя ответственность за теракт. #deadspace

Новости дальнего космоса: Еврокосмос и КВК⁹ опубликовали на официальных сайтах отчет об итогах колонизации внешних систем за трансионный цикл (5 земных лет, примечание главного редактора). Согласно отчетам: соотношение успешных новых колонизаций и потерянных колоний 5 к 3 и на данный момент составляет 35 новых колоний, доступных для посещения и заселения по программе «Циолковский. Колыбель 3». #землянерезиновая #исход

Бросить все и улететь? Два с хвостиком года киберсна, меньше, чем судебный ад. Два года и любая территория для освоения, если колония не под куполом. Посмотреть статистику и убедить жену. Всё равно работает безвылазно на Юпитере. Разницы и не заметит. Два года до «Полярной звезды», символично, почти поэма выйдет. Север улетел на Полярную. И не увидеть, как Господь придет судить…

Этот голос давно в моей голове. Принимаю его за собственные мысли. Жена называет: жаждой странствий. Тоже мне герой мономифа.

Шаг. Шаг. Свернуть на «Зеленую», идти аккуратно, мимо памятника «часам». Ядерным часам, чьи стрелки теперь отсчитывали следующий круг: уже на половине двенадцатого. Свернул и врезался в толпу зевак. На что вы там смотрите? Авария? Только откуда тогда этот церковный хор?

По залитой солнцем улице «Зеленая роща» следовали в два ряда и пели древним знаменным распевом погребальные молитвословия человек тридцать с лишним. Кто-то из прохожих остановился и вгляделся в чудо-поход монахов. В них самих. Все черноризцы обрызганы кровью и покрыты ранами. Там, где они ступали по оставшимся от утреннего дождя лужам – по воде не расходились круги. Один из монахов почти выбежал вперед строя и стал зачем-то окликать братию поименно – при звуке своего имени каждый брат кивал головой и перекрещивался.

– Тит!

Поклон и крестом осенили себя священноинок.

– Схимник Тихон!

Поклон.

– Инок Геласий. Инок Серий! Инок Савва, инок Конон! Инок Сильвестр!

Поклон за поклоном. Хор не стихал.

– Инок Киприан, инок Пимен, инок Иоанн, инок Самон, инок Иона, инок Давид, инок Корнилий, инок Нифонт, инок Афанасий, инок Серапион!

Голос монаха называющего имена приглушился и снова взорвался десятком имен.

– Послушники Афанасий, Антоний, Лука, Леонтий, Фома, Дионисий, Филипп, Игнатий, Василий, Пахомий, Василий, Феофил, Иоанн, – на Иоанн сразу двое поклонились, в то время как Василии явно различали кто из них первый, а кто второй Василий. – Феодор, Иоанн (и снова два поклона).

Уже через две минуту вся братия скрылась за поворотом, свернув с Зеленой рощи на Воскресенскую, при этом тихие отголоски погребального напева еще долго носились в воздухе, как ласточки перед бурей.

– Черт, они не отражаются в цифре! – девушка рядом, чертыхалась, уставившись в древнюю цифровую мыльницу.

– Что у вас тут?

– Вы разбираетесь в старой технике? У меня раритетный SONI 2018 года.

– Я разбираюсь в чудесах.

– Очередной пророк? Как вот эти, прошедшие?

– Простите, как к вам обращаться?

– Мариэл.

– Я владелец фирмы «Мир Фантастики». Когда-то мы выпускали журнал, а теперь занимаемся спецэффектами. Если ваша мыльница не взяла их, значит это проекционная голограмма. Расчет на современное оборудование зачастую подводит чудоделов в реальных условиях. Позвольте фотоаппарат. Можно проверить: если при просмотре видео есть рябь вверху или одна линия с сепией на фотографии, то точно проекция.

– Вот.

Фотоаппарат попал в руки Севера. Действительно старая вещь. Одни кнопки, даже без модной в то время и ошибочной в таких устройствах технологии интерактивного экрана. Вот фотография, вот видео. И ничего.

Только легкий, как звон колокольчика на дереве в дальнем лесу, смех. Знаток чудес, над тобой смеются? И девушка симпатичная. Моргнуть двумя глазами, ага, снимок сделан, потом в сети найдем её аккаунт. Жена не простит. Боже, прости за мысли греховные. Но Бог не простит. И снова колокольчик-смешок.

Фотоаппарат он отдал вместе с визиткой – тот еще раритет в руке любительницы старины. И быстро уйти, дабы не показаться навязчивым любителем знакомств на улице. Да, да, даже в другую сторону, от стоянки машин.

Толпа расходится, смотреть было больше решительно не на что. Черт. Влетел в двоих и на удивление их говор, не оказавшийся руганью, был понятен. Точно не один из языков еврозоны.

– Ты ищешь бога, преклониться?

– Я ищу бога, что бы убить, он мне задолжал.

Мимо пары мужчин, больше всего похожих на любовников, прошла русая девушка в розовом пальто, ворча почти мужским голосом: «Почему-то я не вижу неба, толи летаю выше него, толи у меня зрение плохое».

– Вот этот возможно.

– Точнее, Грег. Это третье чудо за двое суток. Успеха гонок за чудесами пока ноль.

– Нам на это указал твоя любовница, Саш. Я бы действовал иначе.

– Видел я, как ты действуешь. До сих пор перед глазами этот кадр, четыреста раз его смотрел: младенец тянет к тебе пальчик, ты протягиваешь к нему руку. А дальше почти живая икона сменяется кошмаром всех верующих: так ухватить ребенка за руку, а потом вынести, держа за ногу к верху тормашками из храма и бросить в толпу, как куклу. Минимум перелом ключицы, максимум смерть.

– Хватит, мне даже зеки это припоминали. Из-за меня ввели новую статью в первую конституцию евритов: «Покушение на чудо». Вон он уходит, а Харон мне подсказывает, что он одержим. Только не знает кем. Наш клиент? И с девушкой что-то не так было.