Текст книги "Плоть"

13

Две шхуны с высокими мачтами, вынырнули из утреннего тумана, оказавшись рядом с бригантиной раньше, чем впередсмотрящий успел выкрикнуть предупреждение. Однако у матросов на борту «Священного Дельфина» не было сомнений в отношении того, кто на них напал. Со всех концов бригантины раздался одновременно крик: «Карелы!», и все смешалось.

Один из пиратских кораблей подошел вплотную к «Дельфину». Ободранные крючья с карельского судна притянули борта друг к другу. Короткое мгновение – и пираты уже на палубе.

Это были высокие полунагие люди, одетые лишь в ярко раскрашенные короткие штаны, стянутые широким кожаным поясом, обвешанные оружием. Тела их с головы до ног покрывала татуировка, они размахивали саблями и увесистыми дубинками с острыми шипами. Пираты свирепо вопили на своем родном финском наречии и орудовали саблями и дубинами, как берсеркеры, то и дело обрушивая их в слепой ярости на своих же воинов.

Команда Ди-Си была захвачена врасплох, но сражалась мужественно. Она и не думала сдаваться – плен означал рабство и непосильный труд до самой смерти.

Экипаж «Терры» сражался в рядах защищающихся. Хотя у звездолетчиков отсутствовали навыки боевого фехтования, они рубили и кололи нападающих, как могли. Даже Робин схватила меч и дралась бок о бок с Черчиллем.

Вторая шхуна прижалась к «Дельфину» с другого борта. Карелы, как муравьи, ринулись с нее в битву и напали на людей Ди-Си раньше, чем те успели повернуться к ним лицом. Гбве-Хан, дагомеец, пал первым среди звездолетчиков. Удачным ударом он сразил одного пирата, ранил еще одного, но подкравшийся сзади карел ударил дагомейца по руке, державшей меч, а затем срубил голову. Следующим пал Ястржембовский, истекая кровью из раны на лбу.

В пылу сражения Робин и Черчилль не заметили, как их сверху накрыли сеткой, сброшенной с реи, после чего они были избиты до беспамятства.

Очнувшись, Черчилль обнаружил, что руки его связаны сзади. Робин валялась на палубе рядом с ним, тоже связанная. Звон мечей прекратился, не слышно было и криков умирающих. Тяжело раненых врагов карелы повыбрасывали за борт, а тяжело раненые карелы сдерживали стон.

Перед пленниками стоял капитан пиратов, Кирсти Айнундила, высокий загорелый моряк с повязкой на одном глазу и шрамом через всю левую щеку. На языке Ди-Си он говорил с сильным акцентом.

– Я ознакомился с судовым журналом, – сказал он, – и знаю, кто вы. Отпираться бессмысленно. Так вот, вы двое, – он показал на Черчилля и Робин, – стоите большого выкупа. Я уверен, что Витроу раскошелится, чтобы заполучить невредимыми дочь и зятя. Что касается остальных – за них тоже дадут приличную цену на базаре в Айно.

Айно, Черчилль знал это, был удерживаемый карелами город на побережье в районе прежней Северной Каролины.

Кирсти велел отвести всех пленников в трюм и приковать цепями к переборкам. Среди них оказался и Ястржембовский, так как карелы во-время заметили, что он оправился от раны.

После того как, посадив на цепь, пираты оставили их одних, первым заговорил Лин.

– Теперь я понимаю, что было глупо рассчитывать на то, что нам удастся добраться до родных мест. И не из-за плена, а потому, что у нас уже больше нет родных мест. Там нам было бы ничуть не лучше, чем здесь. Мы обнаружили бы, что наши потомки столь же чужды нам и враждебны, сколь здесь – потомки Черчилля. Я сейчас долго думал о том, что мы позабыли из-за нашего страстного желания возвратиться на Землю. Что случилось с землянами, которые находились в колониях на Марсе?

– Не знаю, – ответил Черчилль, – но мне кажется, что уцелей так или иначе, они давным-давно бы послали на Землю свои корабли. Ведь они жили на самообеспечении и владели собственным космофлотом.

– Видимо, что-то им помешало, – вступил в беседу Чандра. – Но я понял, куда клонит Лин. На Марсе есть радиоактивные минералы. Есть средства для добычи руды, пусть даже людей там больше нет.

– Насколько я понял, – произнес Черчилль, – вы предлагаете направить туда «Терру»? У нас действительно хватит топлива, чтобы добраться до Марса, но слишком мало, чтобы потом вернуться. Значит, вы предлагаете использовать оборудование, оставшееся в марсианских куполах, для того, чтобы изготовить недостающее количество топлива? А затем еще раз улететь в дальний космос?

– Мы обнаружили планету, где аборигены слишком отстали, чтобы угрожать нам, – сказал Лин. – Я говорю о второй планете Веги. Там четыре крупных материка, каждый почти с Австралию, разделенные океанами. Один из них заселен гуманоидами: развитые примерно на уровне древних греков. Два заселены людьми с камнями и палками. Четвертый необитаем. Если нам удастся добраться до Веги, мы сможем осесть на четвертом материке.

Все притихли.

Черчилль понимал, что в предложении Лина есть резон. Дело за малым: как его осуществить? Во-первых, нужно освободиться. Во-вторых, завладеть «Террой», – а она столь надежно охраняется, что им пришлось отвергнуть эту мысль, обсудив ее после того, как их освободили из заточения в Вашингтоне.

– Даже если нам удастся захватить корабль, – рассуждал он, – а это маловероятно, мы должны лететь на Марс. Вот в чем главный риск этой задумки. Что, если условия там таковы, что не удастся пополнить запасы топлива?

– Тогда придется застрять на Марсе надолго и начать производство необходимого оборудования, – предложил Аль-Масини.

– Ладно, предположим на Марсе мы раздобудем все, в чем нуждаемся, и долетим до Веги, но нам понадобятся женщины. Иначе раса вымрет. А это означает, что волей-неволей, но я должен взять Робин. А также и то, что нам придется похитить женщин Ди-Си.

– Когда они очнутся на Веге после глубокого замораживания, им останется только смириться, – улыбнулся Стейнберг.

– Насилие, похищение, изнасилование – какой великолепный старт прекрасного нового мира, – воскликнул Черчилль.

– А существует другой выход? – спросил Лин.

– Вспомним сабинянок, – ответил Стейнберг.

Черчилль не стал отвечать на это предложение, а привел еще один довод:

– Нас так мало, что через совсем небольшое время начнется кровосмешение среди наших потомков. Мы ведь не собираемся стать основоположниками расы кретинов.

– Мы похитим вместе с женщинами и детей и возьмем их с собою в морозильнике.

Черчилль нахмурился. Казалось, нет никаких способов избежать насилия. Но так ведь всегда и было на всем протяжении человеческой истории.

– Предположим, мы заберем с собою младенцев, еще не умеющих говорить, но нам придется набрать еще и достаточное количество женщин, чтобы их вырастить. И тут еще одна проблема: полигамия. Не стану ручаться за других женщин, но уверен, что Робин будет крепко возражать.

– Объяснить ей, что это временная мера, – сказал Ястржембовский. – В любом случае, для тебя можно сделать исключение. Оставайся с одной женой, если тебе так хочется, а нам оставь удовольствие. Я предлагаю напасть на одну из деревень в Пантс-Эльфе. Мне рассказывали, что тамошние женщины привычны к полигамии и, судя по тому, что я слышал, будут очень довольны, заимев мужей, обращающих на них внимание. Им чертовски не по душе так называемые мужики, которые достались им сейчас.

– Порядок, – произнес Черчилль. – Согласен. Осталось одно, что меня беспокоит.

– Что же именно?

– Как освободиться из плена?

Наступила угрюмая тишина.

– Как ты считаешь, – спросил Ястржембовский, – Витроу выложит деньги, чтобы выкупить нас всех?

– Вряд ли. Его кошелек серьезно отощает, когда он раскошелится, чтобы вырвать меня и Робин из рук этих головорезов с огромными кулаками.

– Ну что ж, хотя бы вы окажетесь на свободе, – сказал Стейнберг. – А что же будет с нами?

Черчилль поднялся и громко звякнул наручниками, требуя капитана.

– Что ты затеял? – спросила Робин, до этого не участвовавшая в разговоре, так как могла разобрать не больше двух-трех слов на английском языке 21-го века.

– Я намерен попытаться подбить капитана на что-то вроде сделки, – ответил он на языке Ди-Си. – Кажется, я нашел выход. Но все зависит от того, насколько буду красноречив я и насколько понятлив он.

В люк трюма просунул голову один из матросов-карелов и спросил, с чего это поднят такой чертов шум.

– Передай своему капитану, что я знаю способ, с помощью которого он мог бы заработать в тысячу раз больше денег, чем рассчитывает, – заявил Черчилль. – И такую славу, которая сделает его героем.

Голова исчезла. Через пять минут в трюм спустились два матроса и освободили Черчилля.

Он даже представить себе не мог, насколько верными окажутся его слова, произнесенные почти что в шутку.

Прошел день, и он не вернулся. Робин была близка к истерике. Ей представлялось, что капитан разгневался на ее мужа и убил его. Другие пытались ее успокоить разумными доводами, рассуждая, что такой делец, как капитан пиратов, не станет губить столь крупное помещение денег. Тем не менее, несмотря на все доводы, остальных пленников тоже понемногу охватило беспокойство. Черчилль мог совершенно непреднамеренно оскорбить чем-то капитана, и тому не оставалось ничего другого, как убить его, чтобы смыть позор. А может быть, его просто прирезали при попытке к бегству.

Некоторые из узников задремали. Робин продолжала бодрствовать, безостановочно молясь Колумбии.

Наконец, почти на заре, люк открылся. По лестнице, сопровождаемый двумя матросами, сошел Черчилль. Пошатнулся, еле удержался на ногах и стал громче икать. После того, как его приковали, все наконец-то поняли в чем дело. От него несло перегаром и он едва ворочал языком, глотая слова и обороты.

– Напился, как верблюд перед уходом каравана, – пролепетал Черчилль.

– Весь день, всю ночь. Переговорить мне его удалось, но перепить – вряд ли. Многое разузнал об этих финнах. Они меньше других пострадали во время Опустошения, а затем заполнили всю Европу, подобно древним викингам. Смешались с остатками скандинавов, поляков и прибалтов. Сейчас они удерживают северо-запад России, восток Англии, почти весь север Франции, побережье Испании и Северной Африки, Сицилию, Южную Африку, Исландию, Гренландию, Лабрадор и Северную Каролину. Бог знает, что еще, так как они выслали несколько экспедиций в Индию и Китай…

– Все это очень интересно, но расскажешь как-нибудь позже, – перебил его Стейнберг. – Лучше выкладывай, о чем договорился с капитаном. Заключили сделку?

– Очень хитрый парень и ужасно подозрительный. Убедить его было чертовски трудно.

– Что с тобою? – спросила Робин.

Черчилль попросил ее не беспокоиться, скоро они все будут на свободе. Затем снова переключился на родной язык.

– Вы пробовали объяснить действие антигравитационных генераторов и двигателей человеку, который даже не ведает о том, что есть такие штуки, как молекулы или электроны? Между прочим, мне пришлось прочесть целую лекцию по основам теории атома и…

Его голос ослабел, голова упала на грудь. Он спал.

В отчаянии женщина трясла его, пока он не переборол дурман.

– А, это ты, Робин, – пробормотал он. – Робин, тебе ужасно не понравится моя затея. Ты возненавидишь меня. – Он снова заснул. Все попытки разбудить его на этот раз оказались тщетными.

14

– Жаль, что у меня нет возможности самой снять этот пояс, – пожаловалась Мэри Кэйси. – Он так мне натер кожу, что я едва хожу. И он очень негигиеничен. В нем есть два небольших отверстия, но мне приходится наливать туда воду, чтобы смыть грязь.

– Сочувствую, – нетерпеливо произнес Питер. – Но не это меня сейчас беспокоит.

Мэри взглянула на него.

– О нет, только не это!

Рога его перестали свободно болтаться и стояли ровно и упруго.

– Питер, сказала она, пытаясь сохранить спокойствие. – Пожалуйста, не надо. Ты не имеешь права. Ты погубишь меня.

– Нет, не погублю, – ответил он, едва сдерживая рыдания – то ли от овладевшего им желания, то ли от мук, которые ему приносила невозможность владеть самим собой. Точную причину Мэри определить не смогла.

– Я буду нежен, насколько это возможно. Обещаю, что для тебя это будет совсем немного.

– Даже один раз – слишком много! – возразила она. – Нас не повенчал жрец. Это грех.

– Какой же грех, если ты сделаешь это не по своей воле, – прохрипел он. – У тебя нет выбора. Поверь мне, нет выбора!

– Я не хочу этого! Не хочу! Не хочу!

Она продолжала протестовать, но Стэгг не обращал внимания. Он был слишком занят, сосредоточившись на открывании пояса. Это оказалось проблемой, разрешить которую мог только ключ или напильник. Поскольку ни того, ни другого под рукой не было, казалось, все его старания окажутся тщетными. Но напор гормонов был столь велик, что он уже не мог рассуждать трезво.

Пояс состоял из трех частей. Две, облегавшие талию, были из листовой стали. На спине они соединялись петлями. Одеть эти створки можно было открытыми, а затем защелкнуть замок впереди. Третья часть пояса состояла из множества небольших звеньев, как у кольчуги, и пристегивалась к поясу вторым замком. Благодаря такому устройству третья часть предоставляла телу определенную степень свободы. Как и бандаж вокруг талии, она была изнутри подбита толстой тканью, чтобы предотвратить натирание кожи и порезы. Однако, в целом, приспособление было весьма тесным, иначе носящая его, могла бы выскользнуть, либо стащить его силой, всего лишь немного поцарапав поверхность кожи.

Пояс был очень тесен и Мэри жаловалась на затрудненность дыхания.

Стэггу удалось просунуть руку под переднюю часть пояса.

На ее протесты и стоны он не отвечал, и пытался, двигая туда и сюда две части пояса, перегнуть их до такой степени, чтобы оторвать замок.

– О боже! – рыдала Мэри. – Не надо! Не надо! Ты раздавишь мне внутренности! Ты убьешь меня. Не надо, не надо!

Неожиданно он отпустил ее. Казалось на мгновенье ему удалось овладеть собой. Он тяжело дышал.

– Мэри прости меня, прости. Я не ведаю, что творю. Наверное, мне нужно бежать, куда глаза глядят, пока эта штука во мне не повернет меня и не заставит снова тебя искать.

– Но тогда мы, может быть, уже больше никогда не найдем друг друга, – она старалась говорить как можно спокойнее. – Мне будет недоставать тебя, Питер. Ты мне очень нравишься, пока не испытываешь действия рогов. Только не нужно кривить душой. Даже если ты одолеешь себя сегодня, завтра все начнется сначала.

– Лучше я уйду сейчас, пока владею собой. Вот положение! Оставить тебя здесь умирать в одиночестве иди остаться, но тогда ты все равно погибнешь.

– У тебя нет другого выхода, – сказала Мэри.

– Ну, видишь ли, есть еще… – начал он немедленно и нерешительно. – Этот пояс совершенно не мешает мне получить то, что я хочу. Существуют другие способы… Она побледнела и закричала:

– Нет! Нет!

Он повернулся и со всех ног побежал по тропе.

Но через некоторое время в голове его мелькнула мысль о том, что она может пойти этой же дорогой, и они снова встретятся. Питер сошел с тропинки и углубился в лес. Лес здесь не был густым, скорее эта была пустошь, медленно возрождающаяся после катастрофы. Почву никто не засевал и не орошал, как это делали на территории Ди-Си. Деревьев было не густо. Тем не менее, там, где влага была доступна круглый год, лес рос погуще. Стэгг убежал не очень далеко, когда дорогу преградил небольшой ручеек. Он лег прямо в него, надеясь, что струи холодной воды остудят огонь, пылавший в нижней части его туловища, но вода в ручье оказалась теплой.

Он поднялся, пересек ручей и побежал снова. Внезапно, обогнув одно из деревьев, Питер оказался лицом к лицу с медведем.

С ночи побега из Хай Квин он все время остерегался встречи с таким зверем.

Ему было известно, что в этой местности медведи сравнительно многочисленны, так как жители Пантс-Эльфа имели обыкновение оставлять связанных пленников и взбунтовавшихся женщин на съедение священным медведем.

Медведь оказался крупным темным самцом. Неизвестно, был ли он голоден. Возможно, неожиданное появление человека, напугало его не меньше. Будь у зверя возможность, он наверняка бы отступил, но Стэгг возник настолько внезапно, что тот, должно быть, принял это за нападение. А раз уж на тебя напали, то лучше всего атаковать самому.

По привычке, выработанной опытом обращения с беспомощными человеческими жертвами, зверь поднялся на задние лапы и занес необъятную переднюю лапу над головой Питера. Попади он по черепу, тот раскололся бы, как сброшенная на пол мозаика.

Но удар не достиг цели, хотя лапа и прошла настолько близко к голове, что когти слегка скользнули по коже. Стэгг повалился наземь – частично от удара, частично по инерции, нарушившей равновесие тела.

Медведь опустился на все четыре лапы и двинулся на человека. Питер вскочил, выхватил меч и с криком бросился на медведя. Зверь, не обращая внимания на крик, снова поднялся на дыбы. Стэгг взмахнул мечом и край его лезвия полоснул по протянутой лапе.

Медведь взревел от боли перестал теснить своего противника. Стэгг замахнулся вновь, но на этот раз лапа с такой силой обрушилась на лезвие, что меч выскользнул из рук и полетел в траву.

Питер прыгнул вслед, нагнулся, чтобы поднять клинок и оказался погребенным под огромной тушей. Голова его была прижата к земле и, казалось, все тело расплющено гигантским утюгом.

Наступило короткое мгновение, когда даже медведь оказался в некотором замешательстве и слегка приподнялся, чтобы перевести дух. Стэгг оказался прижатым только задней четвертью туши. Он воспользовался этим и, приподнявшись, выскользнул из-под зверя, но не успел сделать и двух шагов, как медведь снова встал на задние лапы и обхватил его передними.

Питеру вспомнилось: когда-то он читал, что медведи не душат своей жертвы до смерти. В данный момент он подумал, что ему повстречалось животное, ничего не ведавшее о том, что пишут о нем естествоиспытатели. Зверь продолжал удерживать его и одновременно питался разодрать ему грудь.

Но это не удалось, так как Стэгг вырвался. Имей он время оценить гераклов подвиг, позволивший ему раздвинуть могучие объятия, то понял бы, что эту сверхъестественную силу ему придали все те же рога.

Питер отпрыгнул в сторону и снова повернулся лицом к своему противнику. Он понимал, что как бы быстро он не бежал прочь, зверь слишком близко от него. На отрезке в пятьдесят метров он сможет обогнать даже олимпийского чемпиона в спринте.

Медведь снова бросился на него. Стэгг сделал единственное, до чего был в состоянии додуматься: изо всей силы ударил животное кулаком по черному носу.

Человеческая челюсть сломалась бы от этого удара. Медведь с шумом выдохнул воздух и оторопел. Кровь бежала из его ноздрей, глаза налились яростью.

Стэгг не стал восхищаться своей работой. Он метнулся к клинку и попытался его поднять, но правая рука не повиновалась и висела безжизненно, парализованная ударом косматой лапы. Тогда он перехватил его левой рукой и обернулся. На счастье, вовремя. Медведь пришел в себя настолько, что сделал еще один бросок в сторону человека, хотя скорость его уже была не та, что в начале схватки.

Стэгг хладнокровно поднял меч и в тот момент, когда зверь оказался рядом, нанес сокрушительный удар по короткой могучей шее.

Последнее, что он видел, было лезвие, глубоко вошедшее в черный мех, и алая струя, ударившая из раны.

Когда Питер пришел в себя, то обнаружил, что все его тело мучительно болит, рядом с ним лежит мертвый медведь, а над ним плачет Мэри.

Затем боль стала невыносимой и он потерял сознание.

Когда он снова пришел в чувство, голова его покоилась на ее коленях и в открытый рот текла вода из фляги. Голова все еще мерзко болела и, пытаясь выяснить причину такой боли, он обнаружил на голове повязку.

Вся правая ветвь его рогов отсутствовала начисто.

– Должно быть, это Медведь сорвал, – объяснила Мэри. – Я издали услыхала шум схватки. Слышала, как ревел медведь и как кричал ты. Я старалась бежать как можно быстрее, хотя и была напугана.

– Если бы не ты, – прошептал Питер, – я бы умер.

– Наверное, – промолвила она, как нечто само собой разумеющееся. – Ты жутко истекал кровью из раны на голове, у основания сорванного рога. Я оторвала часть своей юбки и остановила кровотечение.

Горячие слезы закапали на лицо Стэгга.

– Теперь, когда все позади, сказал он, – можешь плакать сколько захочешь. Но я рад, что ты так смела.

Я бы не посмел тебя упрекнуть, даже если бы ты убежала отсюда.

– Я бы не смогла убежать, – продолжала всхлипывать Мэри. – Я… Я, кажется, люблю тебя. Разумеется, и любого другого не бросила бы умирать в одиночку. Кроме того, я испугалась, что останусь одна.

– Я не ослышался? – спросил Питер. – Не понимаю, как такая девушка может любить подобное чудовище. Но если от этого тебе лучше, а не хуже, то, признаюсь, я тебя люблю тоже – хотя раньше это проявлялось несколько иначе.

Он притронулся к поврежденной части основания рогов и поморщился.

– Может быть… от этого мое влечение наполовину уменьшится?

– Не знаю. Хорошо было бы. Только… мне кажется, если у тебя совсем удалить рога, ты умрешь от потрясения.

– Мне тоже кажется. А может быть, жрица солгала. Возможно, смерть наступит при полном удалении рогов. Ведь пока что у меня еще остались костное основание и один рог, который действует.

– Лучше бы ты перестал думать об этом, – посоветовала она. – Как ты считаешь, тебе можно есть? Я приготовила немного медвежатины.

– Слушай, это от меня такой запах? – спросил он, потянув воздух ноздрями. Затем увидел мертвую тушу медведя. – Сколько времени я был без сознания?

– Весь день, всю ночь и часть утра. А о дыме можешь не беспокоиться. Я знаю, как надо разводить небольшой костер без дыма.

– Кажется, я поправляюсь быстро. У рогов очень сильная заживляющая способность. Я даже не удивлюсь, если отрастет оторванный рог.

– Буду молиться, чтобы этого не произошло, – сказала она и сняла с деревянного вертела два куска медвежатины. В одно мгновенье он проглотил и их, и полбуханки хлеба.

– Мне, похоже, становится лучше, – признался Питер. – Я вдруг стал таким голодным, что мог бы проглотить всего медведя.

Эти слова, сейчас произнесенные со смехом, он вспомнил через два дня, ибо к тому времени он на самом деле съел медведя. От медвежьей туши ничего не осталось, кроме шкуры, костей и внутренностей. Даже мозги были поджарены и съедены.

Он был готов двинуться в путь. Мэри сняла повязку с раны, обнажив чистый заживший шрам точно над костным основанием рогов.

– По крайней мере, рог не собирается отрастать, – заметил Стэгг и, глядя в сторону девушки, добавил. – Мы там же, где и раньше, когда я решил от тебя убежать. Я снова начинаю ощущать то же самое влечение.

– Это означает, что нам снова придется расстаться? – по тону ее трудно было разобрать, хочет ли она, чтобы он ушел, или нет.

– Я о многом передумал, пока выздоравливал, – сказал Питер. – Первое, о чем я подумал, это то, что когда пантс-эльфы вели нас в Хай-Квин, я чувствовал ощутимое уменьшение влечения. Причиной тому, кажется, было недоедание. Предлагаю не разлучаться, а перейти на жесткую диету. Я буду есть ровно столько, сколько нужно для того, чтобы идти дальше, но недостаточно, чтобы возбуждать это… это желание. Будет трудно, но у меня хватит сил терпеть.

– Просто замечательно, – воскликнула Мэри, затем покраснела и нерешительно произнесла. – Мы должны еще кое-что сделать. Я должна избавиться от этого пояса… Нет, нет, вовсе не для того, о чем ты, может быть, думаешь. Он меня сводит с ума. Все время так натирает кожу и впивается в тело, что я едва дышу.

– Как только мы доберемся до территории Ди-Си и найдем какую-нибудь ферму, – сказал он, – я украду напильник. Тогда мы и освободимся от этой дьявольской выдумки.

– Ладно, только не вздумай превратно истолковать мои побуждения, – предупредила Мэри.

Он поднял мешок, и они пустились в путь. Пояс существенно мешал их попытке увеличить скорость. К тому же нужно было проявлять осторожность, приходилось прислушиваться к каждому необычному звуку. В равной степени они могли нарваться как на неизбежную погоню из Хай Квина, так и на разведчиков из ненавистной им Ди-Си.

Перейдя Шаванганские Горы, они увидели на одной из лесных прогалин тех, кто вышел вслед за ними из Хай Квина отомстить за смерть своих друзей. Пантс-Эльфы, видимо, настолько увлеклись погоней, что были захвачены врасплох засадой людей Ди-Си. Теперь некоторые из них еще висели, привязанные к стволам деревьев до того, как им перерезали горло, кости же других валялись внизу, у корней. То, что не успели съесть медведи, довершили лисицы, а что проглядели они, теперь растаскивали вороны.

– Следует быть поосторожнее, – сказал Питер. – Вряд ли люди Ди-Си прекратили поиск.

В его голосе уже не было прежней силы. Рог безвольно болтался при каждом движении головы, он изрядно похудел, под глазами появились черные круги. Когда они садились перекусить, он быстро расправлялся со своей скудной долей, а затем жадно взирал на порцию Мэри. Иногда даже оставлял ее одну во время еды, а сам где-нибудь прятался, чтобы не видеть, как она ест.

Хуже всего было то, что он никак не мог позабыть о еде, даже во сне. Ему снились столы, гнущиеся под тяжестью изысканных яств и множества кувшинов, наполненных холодным темным пивом. А если его не мучили видения пищи, то снова снились девушки, снился Великий Путь. И хотя влечение значительно уменьшилось вследствие скудного питания, оно все еще было сильнее, чем у большинства мужчин. Бывали времена, когда после того, как засыпала Мэри, ему приходилось бежать в лес и там сбрасывать избыток вожделения. После этого ему было до глубины души стыдно, но это было лучше, чем овладеть девушкой силой.

Он до сих пор не осмеливался поцеловать Мэри. Она, казалось, понимала его состояние, поскольку тоже не делала попыток. И больше не повторяла, что любит. Наверное, думал он, она меня и раньше не любила, просто сильно расчувствовалась, когда увидела, что он остался жив. Слова ее, скорее всего, выражали радость облегчения.

После встречи с останками пантс-эльфов они сошли с тропы и двигались прямо через перелески. Продвижение замедлилось, но они себя чувствовали в большей безопасности.

Так они вышли к берегам Гудзона. В этот вечер Питер взломал сарай и нашел напильник. Ему пришлось придушить сторожевого пса прежде, чем тот гавкнул более двух раз. После этого они вернулись в лес, где Стэгг более четырех часов возился с поясом. Сталь была твердая, напильник – не очень подходящим орудием для такой работы, и к тому же ему приходилось быть очень осторожным, чтобы не поранить Мэри. Освободив ее от пояса, он дал ей мазь, найденную в том же сарае, и она ушла за кусты, чтобы смазать раны и потертости. Он только пожал плечами, глядя на такую неуместную скромность. Ведь они уже много раз видели друг друга без одежды. Правда, тогда, разумеется, это от нее не зависело.

Когда девушка вернулась, они двинулись вдоль берега, пока не наткнулись на привязанную к деревянному настилу лодку. Отвязали ее и на веслах переправились на другую сторону реки, после чего пустили лодку вниз по течению, и возобновили свой путь на восток. Они шли две ночи, прячась и отсыпаясь днем. На одной из ферм, неподалеку от Пьюкипси, Питер украл немного еды и, вернувшись в лес к Мэри, за один присест съел в три раза больше того, что мог себе позволить. Девушка встревожилась, но он попытался успокоить ее, сказав, что должен был плотно поесть, так как почувствовал, что клетки его тела начали пожирать друг друга.

Съев половину принесенного и выпив целую бутылку вина, он на некоторое время успокоился. Затем обратился к Мэри:

– Прости меня, но я не в силах терпеть более. Я вынужден вернуться на ферму.

– Зачем? – спросила она, встревожившись.

– Потому, что мужчин там нет, ушли, наверное, в город, и остались три женщины, причем две из них – привлекательные девушки. Мэри, ты можешь меня понять?