Текст книги "Оловянная принцесса"

Глава третья
Ирландская гвардия

Джиму Тейлору недавно исполнилось двадцать три. Многое в его жизни было связано с Салли Голдберг; как он и сказал Бекки, они не раз попадали в самые опасные переделки. Джим действительно был детективом, хотя у него имелись и другие способы зарабатывать деньги. Он писал повести для дешевых журнальчиков, наполненных сплетнями и кровавыми историями, – подобных тем, что иллюстрировала мать Бекки (хотя его литературные амбиции простирались значительно дальше). Он не брезговал азартными играми; побывал и телохранителем, и специальным курьером в Европе – короче говоря, зарабатывал как мог и неплохо знал более живописную, то есть менее законопослушную, часть Лондона.

Но он мало смыслил в европейской политике. Проводив Бекки обратно в Мейда-Вейл, он доехал на омнибусе до Сохо и взобрался на третий этаж грязной гостиницы на Дин-стрит, в которой помещался и клуб социалистов. Там он нашел Саллиного мужа Дэниела Голдберга с дымящей сигарой в зубах, пакующего книги для своей поездки в Америку.

– Ты когда-нибудь был в Рацкавии, Дэн?

– Однажды, проездом. Не пей тамошних целебных вод – так живот схватит, что неделю будешь маяться. А что?

Джим рассказал. Голдберг отложил чемодан и внимательно его выслушал.

– Черт бы меня побрал! – сказал он. – Как у тебя это выходит? Как ты умудряешься вечно вляпываться в неприятности?

– Я везучий. А все-таки интересно, кому это понадобилось его взорвать? Может, это анархисты, как ты думаешь?

– Кто их знает! Половина из них – психи, а остальные – бездельники. Ты ведь говорил с принцем. Что он думает?

– Он думает, что это мог быть его троюродный брат Отто. Граф Отто фон Шварцберг. Он мне дал фотографию…

Джим выудил из жилетного кармана фотографию, изображающую группу мужчин (включая самого принца) в коротких австрийских пиджаках и меховых шляпах с перьями на фоне лесного домика. У ног охотников лежало несколько убитых животных.

– Отто – вот этот, с арбалетом. – Джим указал на высокого мужчину с темными бровями, большими усами и свирепым блеском в глазах. По щеке у него тянулся длинный шрам.

– Говорят, он как-то убил медведя голыми руками. Подстрелил медвежонка, а тут мамаша набросилась на него, он и ружья перезарядить не успел. И что бы ты думал? Он свернул ей набок челюсть и камнем вышиб мозги. Весь в жутких ранах, а сам стоит и смеется. В очереди наследников трона он следующий после Рудольфа. Принц его боится, это ясно как день. Впрочем, я почти уверен, что он тут ни при чем.

– Согласен, – сказал Голдберг. – Первым делом всегда ищи политиков. В конце концов страна достанется одной из великих держав. Поверь мне, вся заварушка этим и закончится. А что до дикарей, отрывающих головы медведям, – нет, не похож он на бомбометателя. Дай мне вон ту книгу, на которую ты положил свои ноги. Ну да, вот эту самую, в роскошном переплете.

Джим снял ноги со стола и передал Голдбергу потрепанный справочник. Голдберг пролистал страницы и указал на колонку.

– Вот, смотри, – сказал он, – книжка издана пару лет назад, но это тебе не демократия, так что у власти, я полагаю, всё те же люди.

Он протянул книгу обратно Джиму. С трудом вспоминая немецкие слова, Джим прочел краткое описание королевства Рацкавии, имена и резиденции короля, кронпринца и принца Рудольфа, а также имена разных чиновников, канцлера, мэра Эштенбурга, министра рудной промышленности, начальника полиции и прочих.

– А твой принц не первый наследник? – спросил Голдберг.

– Нет. Первый – его брат Вильгельм, он женат, но детей нет, так что следующим будет принц Рудольф. Просто чтобы слегка разобраться – Дэн, как ты думаешь, кто бы мог подкинуть бомбу в его коляску? Кого мне искать?

– Во всяком случае, можешь забыть этого вервольфа Шварцберга. Он, конечно, очень интересен, но скорее антропологически, чем политически. Это не он. Должен быть кто-то невидимый, исподтишка нагнетающий ситуацию, чтобы у канцлера Бисмарка из Берлина или у императора Франца-Иосифа из Вены появился повод послать войска и захватить страну. А как только они это сделают, ничего уже не изменишь. Король станет герцогом чего-нибудь, сохранит свой дворец и охотничьи угодья, Отто фон Шварцберг сможет продолжать разрывать зверей на части, но весь никель из шахт отправится прямехонько по железной дороге… Куда, как ты думаешь? Готов поспорить, в Германию. Прямиком на заводы Круппа, в Эссен.

– Да ты, я смотрю, оптимист!

– Да нет, друг мой, просто реалист. Это меня поддерживало всю жизнь. Хочешь эту книжку? Мне она в Чикаго не понадобится. Я случайно знаю одну историю об Эштенбурге, столице Рацкавии. Там улицы такие запутанные, старинные и узкие, что у них даже названий нет, и дома пронумерованы не так, как они стоят сейчас, а в том порядке, в каком они были построены, так что дом номер три может стоять рядом с домом номер сорок шесть и тому подобное. Так вот, говорят, туда однажды забрел дьявол и заблудился. Он не смог найти обратную дорогу, а это означает, что он все еще там. Так что, думаю, я лучше поеду в Чикаго.

Года два тому назад Джим познакомился с бандой ирландских уличных подростков из Ламбета. Это была команда вечно вздорящих между собой, скверно ругавшихся мальцов, но таких хитрых и упорных в драке, каких он еще никогда не видел. Если бы можно было скрестить крыс с терьерами, у них бы получились такие детеныши. Джим работал с ними и раньше и всегда неплохо им платил, так что они уважали его как достойного арбитра, а также как щеголя и большую шишку.

Как только он начал подозревать, что встреченная им девушка и есть Аделаида, он велел им охранять виллу в Сент-Джон-Вуде – разумеется, так, чтобы никто не догадался. Они должны были прятаться в кустарнике на пустой вилле напротив дома Аделаиды и в случае опасности поднять тревогу. Тем утром после взрыва Джим первым делом наведался к ним. Они не видели, чтобы кто-то бросал бомбу, поэтому Джим понял, что это была адская машина.

Позже вечером, пока принц был на суаре в бразильском посольстве, Джим зашел проинспектировать свою ирландскую гвардию. У них все было в порядке. Даже более чем: они выяснили, что местные хулиганы им не ровня, так что, когда Джим явился в их логово, они праздновали победу над подручным мясника и жарили на костре очень аппетитные на вид сосиски.

– Но мы же добываем провизию в полевых условиях! – запротестовал Лайам, когда Джим упрекнул их. – Разве партизанам это не положено?

– Вам положено, во-первых, вести себя незаметно. И забудьте про драки, пока не закончите эту работу. Леди дома?

– Она уезжала на машине, – ответил мальчуган по имени Чарли. – Вернулась с час назад. Послушайте, мистер, хотите знать кое-что про служанку?

– А что с ней?

– Она втюрилась в одного типа.

– Это настоящий альфонс!

– Похож на потрошеную скумбрию, уж поверьте мне.

– Ладно, только потише, – сказал Джим. – Что он делает, этот тип?

– Приходит каждый вечер, как стемнеет, – сказал Лайам. – Она выскальзывает из дома и точит с ним лясы в кустах. Может, стукнуть его по котелку, так, слегка? И посмотреть, что у него в карманах.

– И не вздумайте. Почему вы за ним не проследили, не выяснили, откуда он взялся?

– Тише! – прошипел дозорный, и Джим попытался понять, куда тот указывает. – Вон там…

Дорога была освещена газовыми фонарями, но лавровые деревья в саду Аделаиды затеняли свет.

Джим с трудом смог различить темную фигуру, скользнувшую вдоль дома и скрывшуюся в темноте. На пару секунд блеснула полоска света из кухни: дверь приотворилась и снова захлопнулась.

– Ладно, – сказал Джим. – Попробуем разузнать, о чем они толкуют. Я, Лайам, Чарли и Шон. Если крикну, хватайте его. Если нет, сидите тихо, как мыши.

Ирландские гвардейцы были настоящими профессионалами. Они проскользнули через дорогу, как кошки, и через несколько секунд вместе с Джимом уже были под деревьями в саду Аделаиды. Джим почувствовал, как Лайам коснулся его плеча и прошептал:

– Слушайте…

Невдалеке были слышны два приглушенных голоса. Девушка говорила:

– И она сказала этой наглой девке, что она за ним замужем!

– Замужем? – переспросил другой голос.

От волнения по шее Джима пошли мурашки. Какой чудной голос… Может, иностранец? Или дело в чем-то другом?

– А еще у меня есть вот что.

Послышалось шуршание бумаги, а потом появилась искорка света – мужчина зажег спичку. Джим видел, как заблестели глаза Лайама.

– Брачный сертификат, – сказал мужчина. – А это еще что за знак?

– Крестик. Вместо подписи. Эта дура – неграмотная, ни писать, ни читать не умеет, вот и ставит крестик. Вот здесь, пониже, ее имя, глядите… так что все по закону.

– Ага, – протянул мужчина.

Послышался звон монет. Джим прошептал, воспользовавшись моментом:

– Как только служанка вернется в дом, хватаем его. Мне нужна эта бумага, дело жизни и смерти. И я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал, как он орет.

Больше ничего объяснять не потребовалось. Как и большинство ребят его возраста, Лайам был обмотан шелковым шарфом, полезным в различных ситуациях. Он снял его, нагнулся за камнем и привязал его к одному концу шарфа, чтобы, брошенный с размаху, он мог обмотаться удавкой вокруг шеи. Остальные мальчишки прокрались к воротам и спрятались там.

Им не пришлось долго ждать. Мужчина тихо сказал:

– Завтра, в это же время?

– Хорошо. Попробую найти что-нибудь еще. Но принесите в следующий раз побольше деньжат.

– Ты получишь свои деньги, – пообещал он.

Горничная повернулась и убежала, держась как можно ближе к стене дома. Мужчина остался на месте, закуривая сигарету. Лайам подрагивал от нетерпения рядом с Джимом; наконец мужчина двинулся к садовой калитке.

Он не сделал и двух шагов, как Лайам уже очутился у него за спиной. Его шарф с тонким шелковым свистом захлестнул шею мужчины; Лайам потянул его на себя, а Джим бросился под ноги мужчине. На пару секунд воцарился хаос, были слышны лишь удары и придушенные крики. Наконец незнакомца пригвоздили к земле, лицом вниз, на узенькой тропинке под лаврами. Лайам сидел у него на спине, двое других мальчишек держали его руки и ноги.

– Так, слушай, – прошептал Джим. – Мой друг прекратит душить тебя, как только ты кивнешь.

Мужчина отчаянно кивнул, и Лайам снял с него свой шарф-удавку.

– Что вам надо? – хрипло выдохнул незнакомец.

– Ту бумагу, которую ты только что получил от горничной. А ну-ка, переверните его, парни.

Они перевернули шпиона на спину, и Джим обыскал его карманы. Пока он искал, ощущение, что здесь что-то не так, усилилось и превратилось в странное подозрение. Он замер в нерешительности… Большие, темные, выразительные глаза незнакомца странно блестели в темноте. Но Джим все-таки нашел бумагу в жилетном кармане мужчины, засунул ее в свой собственный и снова сел на корточки.

Лайам встал и вновь набросил шарф себе на шею. Остальные ребята отпустили незнакомца. Шпион медленно перевернулся, потом сжался в комок, словно кошка. И вдруг в его руке что-то блеснуло.

Джим успел отпрыгнуть назад, но недостаточно быстро, чтобы избежать стремительного удара ножом. Лезвие задело костяшки пальцев и обожгло их резкой болью. Джим выругался, и, так как незнакомец снова бросился на него, он быстро сцепил левую руку с правой, выставив их перед собой, – обычный прием против ножа: оружия у него при себе не было.

Лайам снова схватился за шарф. Теперь уже шпиону пришлось увернуться… И тут Джим услышал сразу несколько звуков: стук копыт и дребезжание колес на дороге и над головой – скрип открывающейся оконной рамы. Шпион повернулся и выбежал вон из сада.

– За ним, ребята! – крикнул Джим. – Не отставайте от него!

Лайам прокричал что-то остальным и сорвался с места. Когда Джим добрался до калитки, он увидел, как вся свора мальчишек с улюлюканьем и боевыми кликами преследует бегущего незнакомца.

И тут он понял, что рядом с ним стоит принц. Он только что вышел из экипажа и был при полном параде. На нем был белый галстук и фрак, на шее лента с блестящим орденом, но его лицо казалось перевернутым от страха.

– Что произошло? – воскликнул он. – С ней все в порядке?

– Это был шпион. Да, она в безопасности – пока. Но нам с вами нужно поговорить.

– У вас рука в крови, – заметил принц, и Джим увидел, что костяшки его пальцев сильно кровоточили. Рука жутко болела.

– Я думал, что вы в бразильском посольстве, сэр, – сказал Джим, обматывая руку носовым платком.

– Я там был… но случилось кое-что неожиданное… И вдобавок еще шпион? Ну, это уже чересчур…

– Может быть, зайдем в дом? – предложил Джим. – Найди полицейского, и поскорей, – коротко бросил он кучеру.

Тот щелкнул кнутом и ускакал. Как только они вошли в дом, Джим отвел принца в гостиную и послал за горничной. Она хоть и была напугана, но оглядела обоих мужчин острым, пытливым взглядом. Джим не стал с ней церемониться.

– Ты воровка! – жестко сказал он. – Через пару минут придет полицейский и арестует тебя. И сколько ты проведешь в тюрьме, зависит от того, скажешь ли ты нам сейчас правду. Кто был тот человек, с которым ты разговаривала?

– Не знаю, – ответила она, нахально задирая подбородок. – Не посадят они меня в тюрьму.

– Может, и не посадят. Речь-то идет о государственной измене. За такое обычно вешают. Ты что, хочешь, чтобы тебе на голову надели черный мешок? А?

Он блефовал, но тактика сработала. Она выпучила глаза и испуганно вскрикнула:

– Не знаю, кто он такой… он дал мне пять соверенов, но я не хотела ничего плохого… Я думала, это неважно…

Она лгала, но больше ей было нечего сказать. Джим запер ее в буфетной. Когда он вернулся, принц ходил туда-сюда по комнате и грыз ногти.

– Что она украла? – спросил он.

– Вот это, – отвечал Джим, доставая свидетельство о браке.

Принц обхватил голову руками, его глаза были полны отчаяния. Джиму показалось, что случилось что-то еще, потому что, когда они только вошли в дом, его бедное высочество выглядело точно так же.

– Почему вы мне не сказали, сэр? – тихо спросил Джим. – Я же работаю на вас, не так ли?

Несмотря на свой парадный костюм, на крест Святого такого-то и орден Золотого чего-то, мерцавшие на его мундире, принц выглядел совершенно подавленным. Слишком много на него сразу навалилось. Наконец он сказал Джиму, почему так рано вернулся с приема.

– Мне пришлось покинуть общество. Мне сообщили… ужасные новости. Мой брат, кронпринц Рацкавии, и его жена, принцесса Анна, стали жертвой покушения. Он застрелен насмерть, а она в безнадежном состоянии. Мне необходимо немедленно возвращаться. Я приехал, чтобы предупредить Аделаиду… Я попросил нашего посла с женой тоже прийти сюда, они будут минут через двадцать. Они еще не знают зачем.

Тут открылась дверь, и вошла Аделаида. Джим почувствовал, что сердце его забилось так, будто хотело выпрыгнуть и полететь к ней. Эти огромные темные глаза, эта стройная фигура, это выразительное лицо, взгляд одновременно серьезный и задорный, таящий в своей глубине сочувствие и печаль… В этот миг он понял, что, куда бы ни завела его эта история, он не отступит. Впрочем, летать от счастья было неуместно. «Спустись на землю! – сказал он себе. – Она замужем, она – принцесса, и я работаю на ее мужа».

– Привет, Джим.

– Привет, малышка Аделаида, – небрежно произнес он, но голос его дрогнул. – Где ты была все это время?

Она взглянула на принца и, кажется, что-то поняла по выражению его лица. Потом перевела взгляд на руку Джима.

– Ты ранен? – сказала она с тревогой. Подойдя поближе, она развязала платок, которым Джим обмотал себе руку. – Дай-ка я как следует это сделаю… Надо сперва промыть… О, Руди, объясни мне, что происходит? В чем дело?

Пока она посылала кухарку за теплой водой, принц поведал ей о том, что случилось в Рацкавии.

– Выходит, что я теперь наследник трона, – закончил он. – Когда мой отец умрет, я должен буду стать королем. Вот так обстоит дело. С минуты на минуту здесь будет посол. Я попросил его взять с собой жену: они оба должны знать. А потом мы уедем не задерживаясь.

– В Рацкавию?

– Разумеется. Но я без тебя не поеду. Ты должна отправиться со мной, Аделаида. И вы тоже, мистер Тейлор.

Она неодобрительно взглянула на Джима, а потом снова повернулась к мужу:

– Я хочу, чтобы Бекки тоже поехала с нами.

Все происходило одновременно. Кухарка принесла воду и чистые бинты для перевязки, и в тот же момент послышался стук в дверь. Джим выглянул из окна и увидел полицейского и фонари подъезжавшего экипажа.

– Пойдем наверх, – сказала Аделаида и взяла миску с водой.

Они с Джимом вышли, а принц остался в гостиной, чтобы предъявить обвинения горничной и принять посла и его жену.

«Бог знает какие подозрения крутятся у них сейчас в головах, – подумал Джим. – Ну, через пару минут они все равно узнают…»

Аделаида опустилась на колени, чтобы промыть рану водой и туго ее перевязать. Джим терпел, почти не замечая боли. Ошарашенные новостями, они перешептывались виновато и тихо, как нашалившие дети.

– Что же теперь будет, Джим? Не могу же я быть какой-то там дурацкой принцессой…

– Ты уже принцесса, не мели ерунды. Где ты была все это время? Что случилось после того, как ты исчезла? Той ночью, когда мы убегали от миссис Холланд…

– Там, на пристани… где вы с мистером Гарландом дрались с тем громилой…

– Мы убили его. И чуть сами не погибли. Зачем ты убежала?

– Не знаю. Мне стало страшно. О, Джим, я занималась такими ужасными вещами!

– Зачем ты связалась с принцем?

– Он попросил меня. Он меня любит.

– Сам вижу. Но как ты с ним встретилась?

– Я была… я… мне стыдно, я не могу тебе сказать.

– Это единственный шанс поговорить, Аделаида. Через минуту они будут здесь, а потом мы уже никогда не сможем остаться наедине, понимаешь? Ты была на панели, да?

Она кивнула. Она покраснела от горя и боли, и ему хотелось поцеловать ее. Но он поклялся себе, что этого никогда не произойдет. Пока жив принц, он никогда не дотронется даже до ее руки, никогда не подойдет к ней ближе чем на два метра. Есть любовь, и есть честь, но беда, когда они сталкиваются между собой.

– Я считала себя погибшей, Джим. Я не знала, что делаю. Я попрошайничала, воровала, подыхала с голоду… В конце концов я оказалась в этом доме на Шепард-Маркет. Ты понимаешь, что я имею в виду. У этой старухи, миссис Катлетт, было с полдюжины девок. Она была незлая, к нам каждый месяц заходил доктор… Как-то раз зашел какой-то знатный немец с друзьями. Он им там все показывал, как туристам. Среди них был принц. Сразу было видно, что ему не по себе. Ему явно ничего такого не было нужно, но мы нечаянно разговорились и… В общем, тогда он, наверное, и влюбился в меня. Ему недоставало любви, бедняге. Короче, он дал миссис Катлетт кучу денег, забрал меня оттуда и поселил здесь. А потом мы поженились. Он не слушал возражений. Знаешь, я сначала все время ходила в Блумсбери. Просто стояла и смотрела через дорогу на лавку Гарланда, на вывеску…

– Почему же ты не зашла, сумасшедшая? Мы ж нанимали сыщиков, они тебя по всему Лондону искали.

– Я думала, что, наверное, в чем-то виновата. А потом, когда я набралась смелости и пошла туда, там были одни угольки…

– Во время пожара погиб Фред.

– Не может быть! О боже мой… А мисс Локхарт? А Тремблер?

– Мисс Локхарт вышла замуж. Она теперь миссис Голдберг. А старик Тремблер женился на богатой вдове. У него гостиница в Излингтоне.

Наконец она снова заговорила:

– Джим, что же теперь будет? Я не могу поехать туда и быть принцессой, я не могу…

– Он твой муж. Тебе придется. Ты не можешь бросить его в тот момент, когда ты ему нужна. Но я буду там, и Бекки…

– А она поедет? Без нее я не поеду, ни за что!

– Конечно, поедет, – заверил ее Джим, хотя на самом деле не был в этом уверен. – Слышишь? Они уже поднимаются по лестнице. Улыбнись, старушка. В таких ли переделках мы бывали! Помнишь завод животных углей и лабиринты в подвале?

Она через силу улыбнулась, и Джиму захотелось заплакать.

В дверь коротко постучали, и вошел принц. Пожилой мужчина, вошедший следом за ним, застыл в изумлении, увидев взъерошенного молодого человека в порванном пиджаке, сидящую на полу девушку, поправляющую юбки, и миску с красноватой от крови водой. Но он справился с удивлением, щелкнул каблуками и поклонился. Посол был плотным краснолицым военным с густыми усами, медалями и шрамом на щеке, памяткой старой дуэли. Его массивная холодная жена сверкала, как новогодняя елка.

Принц закрыл дверь. Вид у него был бледный и растерянный.

– Мы будем говорить по-английски. – Он на мгновение замялся, но справился с волнением и твердо продолжил: – Я бы хотел, чтобы вы познакомились не при таких обстоятельствах. Но теперь уже ничего не поделаешь. Аделаида, это посол, граф Тальгау, и ее светлость графиня.

Джим заметил, что от посла с супругой не укрылась очевидная деталь: их представили ей, а не ее им, это означало, что ее статус выше. Посол удивленно ощетинил усы. Затем наступила очередь Джима.

– Граф Тальгау, это мой доверенный секретарь и советник, мистер Тейлор. Как видите, он был ранен на моей службе сегодня вечером.

На этот раз усы ощетинились одобрительно, посол щелкнул каблуками и кивнул. Джим не мог пожать ему руку, но умудрился уважительно, по-прусски наклонить голову. За всем этим налетом вежливости он видел непрерывно растущее любопытство, готовое вырваться наружу, как пар из чайника.

Принц взял Аделаиду под руку.

– Это моя жена Аделаида и ваша принцесса, – сказал он.

Граф отшатнулся назад, графиня от удивления открыла рот. Тут старик взорвался:

– О господи! Вы женаты! Женаты! Вы что, с ума сошли, сэр? Где ваши мозги? Женитьба принца – теперь кронпринца, боже мой, наследника престола! – не совершается по прихоти влюбленных поэтов и безумных фантазеров! Такие вещи решают дипломаты и политики! О мой бог! Будущее Рацкавии зависит от союза, который будет заключен через ваш брак… Ach! Mein Gott!

– Что же! В моем браке есть весьма недурной резон, – парировал принц; он был бледен, но стойко держался под огнем. – Помимо, конечно, немаловажного резона моей любви к этой леди. Если бы мой брак был заключен по дипломатическим каналам, он стал бы показателем моей политической ориентации, а это было бы фатально. Теперь же я свободен поступать наилучшим образом для блага Рацкавии, не будучи связанными никаким союзом, который мог бы расколоть страну.

– Ах! Sancta simplicitas! – простонал граф. – Но семья принцессы… Кто она?[1]1
  Святая простота! (лат.)


[Закрыть]

Принц взглянул на Аделаиду и сказал:

– Моя жена – английского происхождения. Насколько я помню, между народами Англии и Рацкавии существует только дружба. Нет никаких препятствий нашему браку.

– Нет препятствий, но есть причины его расторгнуть. Мы немедленно обратимся в Ватикан. Наш архиепископ…

– Никогда! – воскликнул принц, переходя на немецкий. Голос его сделался громким и сердитым. – Какое вы имеете право, граф Тальгау, оспаривать решения принцев? Если бы я спросил вашего совета, то выслушал бы его с уважением, но я не делал этого. Я не спрашивал вашего совета. Сейчас мне нужна ваша верность. Вы были верным другом моей семьи, так не предавайте же меня теперь. Я люблю эту леди, как собственную душу. Ничто, кроме смерти, не разлучит нас, и уж точно не какое-то жалкое решение Ватикана. Вы понимаете меня?

В этот момент Джим впервые увидел в принце что-то королевское. Граф закрыл глаза. Наконец он потер виски и сказал:

– Хорошо, что сделано, то сделано. Но брак, конечно же, будет морганатическим. На вас закончится королевский род Эштенбургов. Король Август Второй…

– Он не может быть морганатическим!

– Почему?

– Потому что он заключен в этой стране. По английским законам не существует морганатического брака. Моя жена имеет статус принцессы.

Посол не опустился на стул только потому, что принц все еще стоял. Но он покачнулся, и тогда заговорила Аделаида.

– Ваше превосходительство, – сказала она своим тоненьким голоском с сильным акцентом кокни. – Я понимаю ваше удивление. Я очень рада встрече с вами; мой муж много рассказывал мне о вас, он восхищается вами и вашими военными подвигами. Я мечтаю больше о них услышать. Не хотите ли вы и графиня сесть? Возможно, мистер Тейлор будет так добр и пошлет за закусками?[2]2
  Диалект, на котором говорят представители низших социальных слоев Лондона.


[Закрыть]

«Молодец, старушка!» – подумал Джим, выходя из комнаты с миской кровавой воды и направляясь на кухню. Кухарка и мальчишка-посыльный сгорали от любопытства, и он велел им принести сэндвичей и вина как можно быстрее.

Когда Джим вернулся наверх, они обсуждали вопрос о Бекки, и он решительно вмешался в разговор:

– Я бы хотел предложить, сэр, чтобы вы и ее королевское высочество немедленно отправились к матери Ребекки, фрау Винтер. Очень важно, чтобы она поехала, я согласен с Аде… с принцессой, но девушке только шестнадцать лет, и необходимо убедить ее мать в полной, так сказать…

– Die Richtigkeit, – подсказала графиня.

– Да. Благопристойности, – согласился посол. – Совершенно верно.

Они оба еще не пришли в себя от шока. Джим понимал это и сочувствовал, но его рука начала дьявольски ныть, и, когда мальчишка-слуга внес вина, он выпил один за другим три бокала, чтобы заглушить боль. Затем принц встал и отбыл вместе с Аделаидой и графиней к фрау Винтер, оставив Джима наедине с послом.

– Ну а теперь, мистер Тейлор, – произнес граф, сверля Джима взглядом, который мог бы выбить из седла гусара, – я хотел бы знать правду. Каким образом вы замешаны в это дело? И кто этот шпион, с которым вам пришлось схватиться и пострадать? Я должен вас предупредить, мистер Тейлор. Да, сегодня я был поражен неожиданными известиями, но я люблю свою страну, я почитаю моего принца, и отныне – тут он набрал в грудь побольше воздуха, – отныне я преданнейший слуга принцессы. Мне кажется, что в этом деле слишком много таинственного. Расскажите все, что знаете, и советую вам ничего не утаивать, чтобы потом не пожалеть.

И Джим приступил к рассказу.