Текст книги "Молчание мертвых. Как не дать им унести свои тайны в могилу"

Смерть короля Альберта I

Великая история всех народов испещрена маленькими историями и тайнами, которые продолжают будоражить фантазию широкой публики через многие годы и даже столетия после того, как произошли сами события. Так обстоит дело и со смертью бельгийского короля Альберта I, случившейся 17 февраля 1934 года. Мне, как это ни странно, довелось внести свою лепту в эту историю.

Несколько лет назад ко мне пришел один журналист, желавший написать книгу о смерти короля.

Журналист считал, что его смерть по 1000 причин выглядит очень подозрительной. Я согласился участвовать в этом историческом расследовании и получил исторические документы, касающиеся смерти короля. Они все еще хранятся в прокуратуре Намюра. Я погрузился в изучение материалов, среди которых были и фотографии с места трагедии. Зато не нашлось ни одной фотографии тела. И не без причины: его эвакуировали еще до того, как представители полицейских и судебных органов узнали о смерти монарха. По всей видимости, отсутствие фотографий сыграло не последнюю роль в последующих догадках и предположениях. Тело короля никогда не вскрывалось. Его обследовали и «восстановили» трое врачей, каждый из которых написал собственный отчет. Все эти отчеты также присутствуют в папке с остальными документами.

Но сначала мне хотелось бы рассказать об обстоятельствах этой знаменитой смерти. Шел 1934 год – период между двумя мировыми войнами. Бельгийский король Альберт I, который получил прозвище «король-рыцарь» благодаря своим подвигам во время Первой мировой войны и в честь которого в различных городах Франции назвали несколько площадей и авеню, очень любит альпинизм. Он ходит в горы при малейшей возможности. В тот день вместе со своим слугой, тоже отличным альпинистом, он отправляется в Марш-ле-Дам. Они хорошо знают это место на берегу реки Мёз, поскольку неоднократно посещали его для восхождений: там есть отличные скалы для скалолазания.

Совершив восхождение вдвоем к 15:30, король собирается забраться на скалу самостоятельно и расстается со своим слугой. Через полтора часа, к 17:00, слуга начинает волноваться, так как король не возвращается, и сообщает об этом во дворец. Когда начинаются поиски, беспокойство достигает апогея. Безжизненное тело монарха обнаруживают через несколько часов, а точнее, к двум часам ночи 18 февраля 1934 года, внизу так называемого камина – узкой расселины в горе между двумя скалами, которую Альберт I часто использовал для тренировок. Тело находится на осыпи склона скалы Вье-Бон-Дье. Тело явно падало, и его остановил возвышающийся обломок скалы. Голова направлена вниз, ноги подогнуты, а левая рука словно прикрывает голову. Очень серьезные повреждения черепа. Тело короля придворные перевозят во дворец на заднем сиденье машины. К четырем часам утра монарх уже у себя. То есть его труп.

Начиная с этого момента о смерти короля начинают ходить самые невероятные слухи. Их можно услышать и сегодня. Одни считают, что монарх умер в результате случайного падения. Другие убеждены в том, что какой-то ревнивый муж сильно ударил его по черепной коробке. Третьи предполагают, что ему выстрелили прямо в голову. Находятся даже те, кто подозревает в убийстве его супругу королеву Елизавету: она якобы застрелила его во дворце в припадке ревности, после чего перевезла его тело в Марш-ле-Дам, чтобы инсценировать случайную смерть в горах.

Короче говоря, каждый – от сторонников теории заговоров до всех остальных – фантазирует как может. В таких ситуациях нужно держать голову холодной, ориентироваться исключительно на доказательные элементы и строить суждения на их основе.

Так каковы доказательства? Когда я изучаю всю документацию того времени, меня интересует именно этот вопрос. Документы включают протоколы и фотографии места происшествия. Как я уже говорил выше, нет никаких фотографий тела короля, потому что его сразу же после обнаружения, еще до приезда представителей судебных органов, перевезли в королевский дворец. Нет ничего удивительного в том, что такое странное решение породило огромное количество слухов и домыслов. Так что отказ от осмотра тела на месте происшествия с фотографированием явно был не лучшей идеей.

С учетом этих обстоятельств для определения причины смерти короля Альберта нам остается только изучение заявлений, сделанных различными специалистами – современниками события, независимо от того, имеют они отношение к медицине или нет. Из анализа документов следует, что у короля была открытая черепно-мозговая травма с носовым кровотечением, также упоминались ссадины в области рта, небольшая царапина под подбородком, другие менее значительные повреждения в области носа и на лбу и несколько ссадин на кистях рук.

Из всех перечисленных повреждений наибольшее значение имеет только одно – открытая черепно-мозговая травма, которую подтверждают все свидетели. Каждый из них описывает ее на свой манер, в зависимости от уровня знаний. Описания начинаются с оценки состояния кожи на голове.

Врач-физиолог и бывший министр наук и искусств доктор Нольф описывает рану так: «Обширное и глубокое повреждение, охватывающее всю правую сторону головы от области лба до области за ушами по направлению к затылку. <…> Имеют место разрывы кожи во многих местах, и эти разрывы обнажают огромный пролом стенки черепа. <…> Справа от теменного бугра полностью разорван волосяной покров». Доктор Ле Бёф говорит о том, что «на коже черепа в правой части головы присутствуют многочисленные повреждения с отслоениями». Врач-физиолог доктор Дальк идентифицирует второстепенные повреждения волосяного покрова, уточняя при этом, что он хорошо помнит «только об одной из таких ран, расположенной слева от срединной линии рядом с затылочно-теменным швом». Он также добавляет, что череп подвижен в этой области, а это говорит о переломе костей черепа. Наконец, де Грюнн пишет: «На голове видны два смежных отверстия, фактически образующих одну сплошную рану. Размер каждого отверстия соответствует детскому кулаку».

Самое меньшее, что можно сказать, – это то, что в описаниях повреждений кожи существует некоторая неточность: если де Грюнн утверждает, что их было два, то доктор Ле Бёф говорит об их многочисленности, а по мнению доктора Нольфа было одно-единственное повреждение. Удивляться такому разнобою в свидетельствах не приходится, поскольку подобные повреждения трудно поддаются описанию: для надлежащего описания нужно иметь возможность тщательного внешнего осмотра с пальпацией. Помимо прочего, повреждения скрывают слипшиеся от свернувшейся крови волосы, и сбившиеся комки волос[11]11
    В современной практике для описания повреждений головы кровь и загрязнения смывают, чтобы ничего не препятствовало исследованию. – Прим. Карины Рытовой.


[Закрыть] можно ошибочно принять за фрагменты кожи или костей черепа на краю раны. В результате описание одного и того же поражения варьируется от одного свидетельства к другому.

Затем следуют описания травм самой головы. Доктор Нольф отмечает переломы костей черепа от лобного гребня до затылочной кости с выступающими костными фрагментами, которые обнажают мозг на всем протяжении правого мозгового полушария. Он предполагает вероятность распространения линий перелома до корня носа на основании эпистаксиса (носового кровотечения) и к затылочной кости слева с учетом наличия подтекания в ходе бальзамирования. Он также уточняет, что обломки костей проникли в головной мозг, а височная кость сломана и погружена во внутреннюю часть черепной коробки. Доктор Ле Бёф описывает разрушение правой части головы от лба до затылка с погружением костей и частичным обнажением поврежденной ткани головного мозга. Доктор Дальк упоминает о том, что черепная коробка «раздроблена на многочисленные фрагменты различного размера и формы». Наконец, трое врачей отмечают частичное разрушение головного мозга с выходом ткани наружу и используют для описания такие слова, как «вырванный», «разорванный» и другие.

По завершении изучения юридических документов не остается никаких сомнений в том, что король Альберт I скончался в результате очень тяжелой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся сильным ударом, что может произойти после столкновения черепа с твердой структурой, возможно выступавшей из земли, при падении с высоты. Когда происходят подобные травмы, распространяется такая энергия, что кожа черепа разрывается в одном или нескольких местах, как и описывается в различных свидетельствах. В таких обстоятельствах череп, как правило, разлетается на множество фрагментов в результате многочисленных переломов, охватывающих участки от места удара до всех остальных частей головы.

Травматологи часто описывают раздробленную таким образом голову как «мешок с орехами» – когда все обломки костей двигаются по отношению друг к другу и складывается ощущение, что это действительно мешок с орехами.

Распространение переломов позволяет объяснить носовое кровотечение, потому что кости, образующие пазухи носа, также участвуют в формировании основания черепа. Характер переломов также объясняет повреждения кожи головы в нескольких местах «изнутри» на расстоянии от места удара.

Травмы такого рода очень быстро приводят к смерти. Другими словами, совокупность подобных повреждений полностью совместима с падением тела короля Альберта I с высокого скалистого утеса на один из скалистых выступов, присутствующих в расселине.

Можно ли предложить другую гипотезу? Ни один документ не позволяет нам сделать это на полном основании. И все же от сомнений вряд ли можно избавиться, потому что, если повреждения «совместимы с падением», вовсе не обязательно это соответствует действительности. Только вскрытие позволило бы развеять последние сомнения. Но это уже совсем другая история.

Он болел гастроэнтеритом

Утро дежурства – это обычное утро, как всегда, но с небольшим нюансом: есть надежда и иногда даже предчувствие чего-нибудь интересного. Тот день не стал исключением.

– Доктор, вы не могли бы приехать посмотреть ребенка? Он умер при очень странных обстоятельствах.

Смерть ребенка всегда предполагает приезд судмедэксперта. За исключением случаев, когда ребенок умирает в больнице.

– Приехал врач, и смерть вызвала у него подозрения. Тогда родители вызвали другого врача, и тот сказал, что смерть наступила по естественным причинам. Мне бы хотелось, чтобы вы развеяли наши сомнения.

Дежурного врача-терапевта вызвала мать ребенка. Утром в саду она обнаружила его мертвым. По ее словам, он болел гастроэнтеритом. Такой диагноз поставил другой врач, которого она вызывала накануне из-за плохого самочувствия ребенка. Тот врач назначил лечение. Но утром дежурного врача не убедили объяснения матери, и он выписал свидетельство о смерти с упоминанием подозрительного характера обстоятельств. Такое свидетельство препятствует организации похорон: необходимо разрешение полиции и судебных органов.

Позже в день своего дежурства врач, констатировав смерть, несколько раз проходит мимо дома, который находится на очень оживленной улице в центре деревни, но не видит машины полиции. Обеспокоившись, он звонит в полицию сам и попадает на дежурного офицера. Тот очень удивляется звонку врача, потому что ему никто не звонил по поводу умершего ребенка. «Я отправляю патрульных», – отвечает он врачу.

И действительно, по адресу, указанному врачом, выезжает полицейский патруль. А родители уже озабочены поиском подходящего похоронного бюро для организации похорон своего ребенка. Приезд полицейских явно застает их врасплох.

– Мадам, сегодня утром к вам заезжал врач. Он выписал свидетельство о смерти вашего ребенка, которая показалась ему подозрительной.

– Все в порядке, вот свидетельство.

И правда, в этом свидетельстве указано, что смерть наступила «по естественным причинам». В таком случае необходимости в приезде полиции нет. Полицейский в недоумении звонит в центральную диспетчерскую. К счастью, диспетчер записала фамилию звонившего врача – это не тот, кто выписал свидетельство, предъявленное матерью. Получается, что после первого врача приходил еще один.

– Мадам, где находится свидетельство, выписанное первым врачом?

– Но к нам приходил только один врач, вы ошибаетесь.

– Приходил и другой врач, он позвонил нам. Его удивило то, что мы к вам еще не приехали. Так где это свидетельство?

Столкнувшись с отказом матери отвечать на вопросы, полицейский звонит дежурному судье, и тот принимает решение направить судмедэксперта. Когда об этом узнают родители, они меняются в лице: их планы рушатся на глазах.

Когда я приезжаю, родители уже дают признательные показания. Полицейские ведут меня к телу малыша. Кажется, что Кевин заснул. Он очень бледен. Его бледность выглядит еще сильнее из-за белой пижамы. Я раздеваю его, снимаю подгузник, на котором остались следы каловых масс тоже белого цвета. Я быстро понимаю, что это молоко, которое прошло через пищеварительный тракт, так и не усвоившись – организм впитал только воду. Кевину около двух лет, и он ужасно худ. По всей видимости, его организм обезвожен и истощен из-за плохого питания.

В ходе обыска полицейские находят первое свидетельство о смерти, которое родители разорвали и выбросили в мусор. Они предпочли оставить документ, выписанный вторым врачом как более подходящий и вызывающий доверие.

Вскрытие подтверждает мои предположения: Кевин умер от обезвоживания и плохого питания. Судя по всему, так продолжалось довольно долго, так как я смог констатировать практически полное отсутствие подкожно-жировой клетчатки, в то время как дети в этом возрасте всегда обладают внушительными жировыми запасами. Кевин же был полностью их лишен. Весь пищеварительный тракт оказался заполнен молоком, точно так же как подгузник, – неусвоенным молоком… Очевидно, что он не болел никаким гастроэнтеритом. В ходе расследования было установлено, что, вопреки заверениям родителей, ребенка не видел ни один врач. Если кратко, то родители просто уморили его.

Мать не хотела этого ребенка: она считала, что он станет для нее слишком тяжелой обузой: у нее уже было несколько детей.

Через несколько лет после этой истории, во время конференции по жестокому обращению с детьми, я показываю диапозитивы с различными случаями, включая этот. Изображения вызывают у присутствующих сильные эмоции. Мне задают много вопросов. На самом деле, несмотря на все меры для выявления подобных случаев и адресную помощь родителям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации, повторения подобных трагедий избежать крайне сложно.

Один из участников конференции теряет сознание от увиденных ужасов прямо в конференц-зале. Я уже привык, что на моих конференциях или лекциях люди падают в обморок. Это происходит очень часто, и я уже не переживаю по таким поводам. Обмороки неотъемлемы, особенно для присяжных заседателей или даже самих подсудимых. Некоторые теряют сознание при каждой удобной возможности, например, когда я рассказываю перед судом присяжных о результатах вскрытия. Мне вспоминается одна из таких участниц суда, потерявшая сознание. Когда я приводил ее в чувства, оказывая ей первую медицинскую помощь, она немного приоткрыла глаза, увидела меня и воскликнула: «Это опять вы?! Но я же еще не умерла!» – что вызвало всеобщий хохот в зале суда.

В зале для вскрытий всегда царит приятная дружеская атмосфера.

Мы часто улыбаемся друг другу и иногда даже шутим. Это ни в коем случае нельзя воспринимать как признак неуважения к покойному – лишь как часть нашей работы. Нам удается забыть о том, что лежащий на столе для вскрытия совсем недавно был живым человеком. Эта мысль даже требует некоторого усилия, ведь мы его не знали при жизни. Трупы, которые я вскрываю, обезличены для меня, и это большая удача, потому что иначе я бы просто не смог работать.

Вот поэтому я предпочитаю встречаться с родственниками уже после того, как исследовал тело. Я не стремлюсь встречать их, но если они об этом просят и если судья дает соответствующее разрешение, то всегда соглашаюсь. Некоторым людям необходимо знать, что произошло, как умер их родственник, страдал ли он, можно ли было что-нибудь сделать, чтобы избежать смерти, и так далее. Вопросов иногда бывает много, и я всегда говорю только правду, ничего не скрывая. Никогда нельзя лгать: родственники имеют право знать правду. Более того, ни в коем случае нельзя предавать их доверие. Как бы то ни было, самым эффективным способом избавить их от страданий является предоставление возможности принять смерть их близких, и немаловажную роль в этом принятии играет знание.

Самое тяжелое – это смерть детей. Привыкнуть к ней невозможно, даже когда за плечами 30-летний професиональный опыт. На подобных вскрытиях никогда не присутствует много людей, и тогда немногочисленным присутствующим уже не до смеха. Обычные шутки не проходят, и в зале для вскрытий атмосфера становится по-настоящему тягостной. К счастью, такое случается редко, и эти воспоминания хочется изгнать из памяти навсегда.

Не переживайте, я сплю отлично, и никогда ни один из «моих покойников» не потревожил меня ночью и не омрачил мою радость жизни. Судмедэксперты часто отличаются большим жизнелюбием, и я не являюсь исключением. Но, как и в любой профессии, есть моменты, которые не нравятся, и вскрытия детей как раз относятся к их числу.

* * *

В другом деле со смертью – это дело Полины – президент суда приглашает меня выступить перед присяжными. Я уже выступал двумя днями ранее, но подсудимый изменил показания. Я быстро надеваю костюм и галстук и мчусь в суд. У меня в кабинете всегда есть наготове костюм, чтобы я мог переодеться в случае срочной необходимости. Я считаю неприличным выступать перед судом присяжных в джинсах и кроссовках, как все чаще делают наши эксперты, и не позволяю себе этого.

Мне нравится выступать перед судом присяжных и объяснять максимально простыми словами, как умерла жертва.

Я пытаюсь сделать доступными для понимания сложные понятия из области физиопатологии человека. Я объясняю присяжным так, как делаю это своим студентам, когда читаю лекции по судебной медицине и криминологии. Очень важно, чтобы присяжные хорошо понимали физиопатологические механизмы, обусловившие смерть жертвы, так как именно моим слушателям придется судить обвиняемого. Они будут принимать решение о будущем человека, а это огромная ответственность. И поэтому нужно, чтобы они решали со знанием дела, отлично разбираясь во всех, порой непростых, нюансах.

Суд присяжных стал для меня своего рода игрой, где я регулярно исполняю одну и ту же роль. Впервые я выступал перед ним в 27 лет, и от страха у меня дрожали коленки. Следует сказать, что, когда ты находишься в центре внимания перед присяжными и они смотрят на тебя, не отрывая глаз, это производит очень сильное впечатление. Тем не менее с течением времени и после более 200 таких выступлений я привык к своей роли, и теперь я хожу в суд безо всякого стресса и даже с удовольствием. Сейчас я лично знаю всех основных участников процесса: судей, прокурора и адвокатов. За 30 лет некоторые стали моими друзьями, я с ними обедаю или ужинаю и даже езжу в отпуск. Но во время процесса в суде друзей нет – есть только профессионалы, и я знаю, что щадить там меня никто не будет. Это игра, и мы принимаем ее правила.

Итак, я выступаю второй раз по одному и тому же делу, что бывает редко. Полине было меньше года, и ее мать Анна попросила своего сожителя Франсуа присмотреть за девочкой некоторое время. Франсуа не являлся отцом малышки и был очень ревнив. Ему не понравилось, что Анна ушла куда-то без него. Когда Анна вернулась, Полина не реагировала на нее – даже когда та ее встряхивала. Мать очень сильно испугалась и вместе с Франсуа повезла дочь в больницу. Малышку немедленно госпитализировали и направили на рентген. Врачи стали задавать вопросы. Падала ли она? Не было ли какого-нибудь удара? Затем приходят результаты рентгенографии. Как гром среди ясного неба. Неожиданно выяснилось, что у малышки перелом черепа и тяжелая черепно-мозговая травма с огромной гематомой. Полину срочно готовят к операции, но она умирает, даже не успев оказаться на операционном столе. Анна раздавлена горем: ее мир рухнул. Врачи сообщают полиции, та ставит в известность прокурора, а он, в свою очередь, отправляет в больницу меня – для осмотра ребенка и подготовки к вскрытию.

На рентгенограмме любой специалист сразу определил бы, что у Полины тяжелая травма головы из-за сильнейшего удара. Вскрытие лишь подтверждает то, что уже понятно и так. Вдавленный перелом свода черепа, занимающий бо́льшую площадь от затылка до лба. Это очень необычный перелом: мне редко доводилось видеть подобную черепно-мозговую травму. У вдавленного перелома идеально ровная линия, идущая от верхней части. Повреждение мозга, вызвавшее обширное внутреннее кровотечение, произошло именно на этом участке в результате разрыва мозговой артерии.

Нет никаких сомнений в том, что с такой травмой Полина не прожила бы хоть сколько-нибудь долго. Малышка явно получила ее в отсутствие матери, когда та оставила ее на Франсуа. Объяснения последнего крайне путаные и непоследовательные. Сначала мужчина утверждал, что ничего такого, что могло бы привести к травме, не происходило и в помине. Потом, убедившись в том, что ему никто не верит, он попытался убедить присутствующих, что Полина упала с пеленального столика, когда он менял ей подгузник. Однако перелом совершенно не соответствовал версии. И поскольку такой сценарий был мной исключен, Франсуа изобрел еще один, потом еще один и так далее. Всего у него набралось около 20 версий. Меня снова вызвали на заседание суда присяжных как раз потому, что он в очередной раз проявил изобретательность.

Согласно новому сценарию, Франсуа нес Полину на руках и она случайно упала вниз головой. Но эта версия, как и все предыдущие, абсолютно противоречила форме перелома.

– Доктор, соответствуют ли слова подсудимого тем повреждениям, которые вы видели?

– Нет, господин председатель суда. Речь идет об очень сильном ударе с большой кинетической энергией, которая бывает, например, когда телу придают резкое ускорение[12]12
    Или же при непосредственном ударе по голове твердым тупым предметом. – Прим. Карины Рытовой.


[Закрыть], из-за которого оно сталкивается с твердым предметом. Например, если ребенка сильно ударили и он отлетел, ударившись головой об угол стены.

Присяжные изумлены и утрачивают дар речи, адвокаты защиты немедленно берут самоотвод, заседание прерывается, и у меня даже нет возможности предложить другие сценарии. С подсудимым все ясно – ему дадут максимально возможный срок тюремного заключения. Адвокатов ему уже назначает суд, а судебное заседание переносится на следующий день. В подобных случаях на нас, судмедэкспертах, лежит огромная ответственность: важно не ошибиться и не допускать никаких художественных преувеличений. Необходимо уметь говорить «я не знаю» и всегда помнить об относительности суждений. На самом деле мне очень нравится латинская пословица: «Человеку свойственно ошибаться, но только глупцу свойственно упорствовать в ошибке».

* * *

Другая история. Одна мама подает заявление в полицию: ее ребенка похитили. Софи рассказывает, она шла по улице, а ее шестимесячная ребенок Мари находилась в слинге на животе. Неожиданно рядом остановилась машина, пассажир которой стал спрашивать дорогу. Софи наклонилась к этому пассажиру, чтобы объяснить, как проехать, но в этот момент человек схватился за слинг, перерезал ножом лямки, вырвал ребенка, и машина резко рванула с места. Эта версия совершенно не впечатляет полицейских: они находят ее неправдоподобной и даже откровенно подозрительной. Полиция предупреждает прокурора, а тот обращается к следователю. Объяснения Софи вызывают у него подозрения, и он отдает распоряжение о проведении тщательного обыска в ее доме.

Фактически полицейские ищут тело Мари. В американских сериалах вроде «C.S.I.: Место преступления» часто показывают такие красивые, ухоженные, необыкновенно чистые дома, что складывается впечатление, будто их специально убирали перед тем, как совершить убийство, чтобы облегчить сбор следов и улик. Не следует принимать эти сказки за чистую монету: как чаще всего и бывает во время обысков, в доме Софи царит дикий беспорядок.

Полицейские находят тело Мари в подвале прямо в куче мусора, среди многочисленных полиэтиленовых пакетов и груды тряпья. Тело завернуто в полотенце и упаковано в два герметично закрытых мешка для мусора.

Отец, Дориан, не может прийти в себя после случившегося. У него с Софи еще два ребенка, которые остаются на весь день под присмотром матери. Сама она не работает – только Дориан. Его предприятие находится в сотне километров от дома. Он рано встает каждое утро, чтобы успеть на поезд, и возвращается поздно вечером, когда дети уже спят. Они их почти не видит и жалуется на это. Что касается Софи, то психиатры потом заявили, что она избавилась от третьего ребенка, потому что ей было слишком тяжело справляться со всеми. Софи не выражает особого сожаления по поводу случившегося, и у нее диагностируют психопатию. Тяжелое психиатрическое расстройство долгие годы оставалось незамеченным, пока не проявилось в такой страшной форме.

Вскрытие показывает, что очень худенькая Мари страдала от недостаточного питания и скончалась от внутричерепного кровотечения, вызванного довольно странным переломом черепа. У девочки были сломаны теменная и височная кости, то есть боковые. К тому же это был оскольчатый перелом со смещением отломков в полость черепа с обширным внутренним кровотечением, вызванным повреждением мозговых артерий. Я предполагаю, что Софи обхватила голову Мари руками и раздавила ее. Софи подтверждает мое предположения.

* * *

Но самый странный случай, с которым мне доводилось сталкиваться, опосредованно связан с так называемым делегированным синдромом Мюнхгаузена. Представьте себе семью: папа, мама и трое детей: сын и две сестры-близняшки. Одна из них умирает в два с половиной года. Причина смерти не установлена. Врач, выписывавший свидетельство о смерти, не увидел ничего подозрительного и посчитал, что смерть имела естественный характер, поэтому вскрытие не проводилось.

Вскоре после этого события мать близнецов заявляет, что оставшаяся в живых девочка больна, и утверждает, что у нее присутствуют довольно странные, почти не связанные между собой симптомы, которые замечает только мать. Будущих врачей учат всегда обращать внимание на слова родителей, ведь они замечают у своих детей те признаки, которые сами врачи порой просто не могут увидеть.

Теперь оставшаяся в живых девочка считается больной, но врачи не понимают, какой поставить диагноз: у ребенка никаких симптомов какой бы то ни было болезни. Тем не менее мать описывает приступы удушья, во время которых малышка якобы перестает дышать, начинает задыхаться и синеть. Но лечащий врач не видит никакой патологии, направляет девочку к педиатру другой районной больницы, а тот назначает ей многочисленные обследования и даже госпитализирует ее, когда однажды действительно замечает синий оттенок ее кожи. В отделение неотложной помощи врача позвала мать – сразу после того, как он осмотрел малышку и не заметил ничего необычного: «Идите быстрей, у нее приступ!» Врач возвращается к ребенку и обнаруживает небольшую синюшность. Девочка кашляет. На всякий случай врач госпитализирует ее.

Во время госпитализации мать неоднократно вызывает персонал из-за приступов ребенка. Каждый раз медсестры отмечают некоторую синюшность и кашель. Однако никаких нарушений выявить не удается ни в ходе клинического обследования, ни параклиническими методами – с помощью рентгенографии, компьютерной томографии, анализов крови и так далее. Симптомы этой загадочной болезни всегда проявляются только в присутствии матери. Медработники начинают сомневаться в том, что девочка больна, и сама мать начинает это понимать. Она слышит обрывки фраз медработников, которые можно было бы обобщить следующим образом: «Странное дело, этот ребенок ничем не болен, а приступы происходят тогда, когда рядом находится только мать».

Синдром Мюнхгаузена – это психическое расстройство, которое проявляется в необходимости симулировать болезнь, чтобы привлечь внимание и сочувствие других людей.

Его называют делегированным или синдромом «по доверенности», если симптомы человека вызываются или выдумываются другим человеком. Чаще всего этим человеком является мать ребенка. Она намеренно вызывает болезненные состояния и затем обращается к врачу. Патология представляет собой форму жестокого обращения, которое может иметь очень тяжелые последствия. Действия матери привели в конечном счете к смерти и второй девочки-близнеца.

В ходе вскрытия я обнаружил характерные следы удушения не только в виде кровоизлияний слизистой губ, довольно типичные при зажимании рта, когда его закрывают, например, валиком или подушкой, но и присутствие волокон в дыхательных путях и легочных альвеолах, которые, как выяснилось благодаря гистологическому исследованию, были слишком сильно расширены.

С учетом обнаруженных деталей следователь отдает распоряжение об эксгумации тела другой сестры и проведении ее вскрытия. К несчастью, прошло слишком много времени после смерти девочки, и состояние ее тела не дает нам возможности обнаружить что бы то ни было. Ну а мне только остается удивляться тому, что можно обходиться без вскрытия, когда речь идет об умершем в таком возрасте ребенке с неустановленной причиной смерти.

* * *

Главу об убийствах детей я завершу таким необычным феноменом, как отрицание беременности. Это состояние, при котором женщина отказывается признавать себя беременной, иногда на протяжении всей беременности. В отдельных случаях женщины пытаются избавиться от малыша прямо во время родов или сразу же после, и тогда его находят, например, в мусорном контейнере или закопанным в саду.

Несколько лет назад меня вызвали осмотреть тело младенца, обнаруженного прямо в канализации, которая шла от туалета на первом этаже жилого дома.

Отец пытался прочистить засор с помощью специальных средств. Затем пробивал канализацию металлическим тросом, чтобы устранить засор, но безуспешно. Зато, вводя металлический трос в трубу, он почувствовал плотную субстанцию, которая, судя по всему, и была причиной засора. В конечном счете ему пришлось вызвать сантехника, чтобы вскрыть канализацию. Бедный сантехник даже не подозревал о страшной находке, которую ему предстояло сделать, – он увидел новорожденного с пуповиной.

Молодая мама, по ее словам, не знала, что беременна. Ее даже не насторожили прекратившиеся менструации, хотя до этого цикл всегда был регулярным. С другой стороны, речь в ее случае шла о мимолетной сексуальной связи, и женщина решила, что забеременеть не должна. К тому же она не поправилась. Здесь стоит уточнить что ее вес составлял 100 килограммов при росте 1 метр 65 сантиметров, а с такими физическими параметрами беременность действительно могла остаться незамеченной. В день родов у нее прихватило живот, она пошла в туалет и стала очень сильно тужиться. Она почувствовала заметное облегчение и, когда посмотрела в унитаз, ничего там не увидела.