Текст книги "Последнее оружие"

Филипп Ле Руа
Последнее оружие

Во имя власти, денег и секса

Да будет так.

От автора

Эта история – вымысел, опирающийся на проверенные данные и факты. Многие персонажи реальны. Изменены только их имена, поскольку мне были важны не их личности, а функции. Так что всякое сходство с реально существующими людьми отнюдь не случайно. Зато описание их частной жизни – плод обобщения. Что же касается духовных и боевых подвигов главного героя, то они навеяны истиной, весьма далекой от представлений западных людей, склонных оценивать пределы человеческих возможностей лишь достижениями спортсменов в соревнованиях или спонсируемых авантюрах. А потому в этих подвигах нет совершенно ничего фантастического.

Пролог

Капитан Кларк Фут отвесил себе оплеуху, достойную допроса с пристрастием. Командуя подразделением миротворческих сил ООН, поддерживающих порядок в истерзанной двумя годами гражданской войны Хорватии, американский офицер мало спал за последние недели. И тайная вылазка в район Лики отнюдь не улучшила его самочувствие. Задание было не ооновское и посягало на редкие и без того часы его сна. Сидя за рулем старенького внедорожника, позаимствованного в какой-то деревне, опустошенной сербско-черногорскими артобстрелами, он ехал через пустынную гористую местность, тонувшую в непроглядной ночи. Природная безотрадность пейзажа еще больше усугублялась опустошениями, которые сотворили с ним люди. Кругом все было в руинах, там обитала лишь горстка стариков, которые так и не поняли, кто тут и за что воевал.

Фут не заметил груду камней, вышибленных взрывом из какой-то стены. Его «тойота» встала на дыбы, плюхнулась на дохлые рессоры и подскочила посреди кирпичного месива. Одна из шин лопнула. Менять колесо было некогда. Капитан навел фонарь на петляющую дорогу и продолжил путь пешком.

Через час, пробираясь по зловещей ничейной земле, он заметил обезглавленную колокольню. Место встречи. Младенческий плач означал, что его ожидают с нетерпением.

– Dobro, – произнес чей-то голос.

– Dobro, – ответил Фут. – Вы Стефан?

– Поздновато явились.

– Дорога непроезжая.

– Надо было добираться на осле, как я.

– От самого Загреба?

Из потемок возник массивный силуэт.

– О'кей, деньги у вас с собой?

Плач за спиной Стефана зазвучал громче. Кларк Фут протянул пачку.

– Двадцать тысяч долларов. Можете пересчитать, если хотите.

Тот понюхал пачку, вгляделся в вытащенную наугад купюру.

– О'кей, бухгалтерией сейчас некогда заниматься. Я этого крикуна и пяти минут больше не вытерплю.

– Могу я все же взглянуть на фото?

– Вот, смотри.

Стефан сунул под луч фонаря два снимка супружеской пары.

– Погибли во время обстрела Дубровника, – пояснил он.

Под несмолкающий плач ребенка капитан внимательно изучил лица.

– О'кей?

– Хорошо.

Стефан отступил назад, поднял с земли грязную кошелку и раскрыл ее, сунув Футу прямо под нос.

– Вы в ней его и тащили?

– Коляска в цену не входит.

Капитан выхватил у него кошелку, которая начала медленно раскачиваться.

– Не все ли равно при том, что вы собираетесь с ним делать, – добавил Стефан.

– И что, по-вашему, я собираюсь с ним делать?

– О'кей, при такой цене вы сможете оправдать ваши денежки, только пустив его на запчасти.

– А не маловат он для донорства органов?

– Зачем тогда?

– Скажем, это вас уже не касается. Но хочу все же напомнить, что немалая сумма, которую вы от меня получили, гарантирует ваше молчание.

Хорват одарил его последним «о'кей» и взгромоздился на своего осла. Капитан дождался, пока тот растворится в темноте, потом припустил по тропинке к машине. Его ожидал еще ночной марш-бросок с младенцем на руках, смена колеса и три часа дорожной тряски до Задарского порта. В фамилии капитана Фута не было ничего героического, но зато миссия – вполне под стать супергерою.

Ему предстояло спасти мир.

Первая часть
Ветер не стирает пейзаж
Пятнадцать лет спустя, в наши дни

1

Над Парижем лило как из ведра. Забившись под стол в гостиной, Бариш смотрел, как по стеклам струится небесная вода. Несмотря на раздувшийся мочевой пузырь, его вовсе не тянуло разгуливать под таким дождем. Его хозяйку, Аннабель, тоже.

Она принимала гостей – коллеги из министерства с супругами. Арман Доше, заместитель госсекретаря, и его жена Лора, мать троих детей. Бертран Годран, начальник секретариата, и его жена Флоранс. А также Алиса Шантель, секретарша министра, и ее муж Серж, возглавлявший какую-то строительную фирму. Только сама Аннабель была без пары в этой компании, веселившейся за столом со слегка пересушенным жарким из говядины и тремя бутылками бордо хорошего года. Разговор коснулся монашеской жизни хозяйки, устроившей этот ужин под давлением Армана и Бертрана.

– Честно говоря, Анна, – заметил Арман, – среди моих знакомых ты единственная безупречная женщина, кроме моей жены, разумеется. Красивая, умная, милая, да еще и с роскошной квартирой на Монмартре. Все мужчины должны быть у твоих ног.

– Придется тебе самому приволокнуться за ней, раз уж ты здесь, – поджала губки Лора.

– Шутки в сторону, – включился Бертран. – Арман прав. Пора бы тебе представить нам счастливого избранника.

– Невозможно.

– Почему?

– Он женат, – сказала Аннабель.

– Вот черт. Только не говори, что ты вынуждена делить мужика с кем-то еще.

– Мы его знаем? – спросил Бертран.

– Больше я вам ничего не скажу. Впрочем, я и так уже сказала слишком много.

Аннабель изрядно опьянела с непривычки. Сослуживцы воспользовались этим, чтобы подтолкнуть ее к откровениям. Бариш залаял.

– Мне надо выгулять собаку, – сказала она внезапно.

– И думать не смей! – воскликнула Алиса в ужасе при мысли, что можно загубить под дождем прическу в сто евро.

– Баришу надо облегчиться. Он уже слишком долго терпит.

– Как вы его назвали? – удивилась Флоранс.

– Бариш.

– Это в честь Барышникова, что ли?

– Лучше бы ты вместо него мужа себе завела, – заметил Арман.

– Налейте пока себе по бокальчику, я всего на пять минут.

Аннабель натянула дождевик и взяла зонтик. Казалось, она чем-то озабочена. Бариш поплелся за ней, поскуливая. Когда за ними хлопнула дверь, гости многозначительно переглянулись.

– Как думаешь, кто это? – спросил Арман у жены.

– Кто именно?

– Да хахаль ее.

– Руайе.

– Не болтай глупости. Аннабель никогда бы не связалась с таким придурком. Тут должен быть кто-то классом повыше: видный, симпатичный.

– Значит, надо искать не в министерстве, – сказала Алиса.

– Верно, – согласился Бертран, – для наших она слишком хороша. А когда я говорю «хороша», то в первую очередь имею в виду ее душевную доброту.

– Ты что, влюбился в нее?! – воскликнула Флоранс.

– Признайся, она того стоит.

– Вот потому-то я глаз с тебя не спускаю. Если бы не знала, насколько Аннабель порядочна, не потерпела бы, чтобы ты с ней так часто виделся.

– Я с ней не вижусь, а работаю – чувствуешь разницу?

Под воздействием сент-эмильона перепалка между супругами накалилась. Алиса положила этому конец:

– Слушайте, нам всем повезло, что Аннабель с нами дружит. Так не портите все своим глупым злословием.

– Она чем-то расстроена, заметили? – спросила Лора.

– Потому что эти два идиота постоянно лезли в ее личную жизнь, – сказала Алиса.

– Она забыла поводок своего барбоса, – заметил Арман, сняв кожаный ремешок со спинки стула.

– Брось ей из окна, – предложила жена.

Он послушался совета и впустил в комнату порыв холодного, сырого ветра. Огни Монмартра тонули в поистине лондонском тумане. Арман высунулся под ливень, но заметил внизу лишь какого-то мужчину, тоже выгуливавшего свою собаку.

– Она еще не вышла из дома, – сказал он. – Предупредите ее по домофону.

Бертран снял трубку, оттуда донесся лай.

– Не отвечает, – сказал он.

– Ну так спустись сам, чего ждешь? – прикрикнула Флоранс.

Бертран схватил поводок и бросился вниз. В вестибюле его поджидала сюрреалистическая сцена: Бариш выл как по покойнику, царапая входную дверь, а из домофона несся Алисин голос, зовущий Аннабель.

– Хватит глотку драть, – сказал он ей. – Нету ее тут.

Бертран открыл входную дверь, не успев задержать пса, ринувшегося наружу. Вышел за ним следом, согнувшись под дождем. Свесившийся из окна девятого этажа Арман подтвердил, что Аннабель еще не выходила. Он заметил только удиравшего пса.

– Да где же она, черт подери?! – воскликнул Бертран.

– Спроси вон у того типа.

Бертран подбежал к мужчине с ньюфаундлендом на поводке.

– Вы не видели женщину, вышедшую из этого дома?

– Когда?

– Только что.

– Нет.

– Уверены?

– Да.

Бертран прочесал всю улицу в поисках неведомо куда исчезнувшей Аннабель и ее пса, удравшего сломя голову. Промокнув до костей, вернулся в дом. Позвонил консьержке. Та не видела Аннабель уже неделю. Арман по-прежнему караулил у окна. Для очистки совести Бертран наведался к мусорным бачкам, пошарил вокруг, поднял вонючие крышки, поворошил пластиковые мешки с отбросами.

– Вы что, думаете, она там? – оскорбилась консьержка.

– Лестница! – воскликнул Бертран. – Больше негде…

На пятом этаже он столкнулся с соседом, потревоженным всей этой суетой. Тот тоже ничего не видел. Бертран продолжил восхождение. У входа в квартиру толпились, с беспокойством ожидая вестей, Алиса, Флоранс и Лора. Вконец запыхавшись, он удовлетворился скупой, но неопровержимой констатацией:

– Испарилась.

2

– Иероним Босх возвращает нам аллегорический средневековый взгляд на современный мир.

Молодая женщина отвела глаза от полотна, висящего на лучшем месте в одном из залов Вашингтонской Национальной галереи, и перевела их на автора безапелляционного суждения, явно предназначенного ей. Похоже, студент – иностранный выговор, очки. И в довершение всего улыбка.

– Что вы называете «средневековым»? – спросила Галан.

– Я говорю о мире, где пропасть между богатыми и бедными глубока, как замковый ров, о мире темном, залитом кровью религиозных войн, которым управляют замкнутые касты, человек там ценится лишь за раболепие.

– Вы так видите нашу эпоху?

– Мы вернулись в Средние века.

– С тех пор была изобретена демократия.

– И что от нее осталось? Вместо наций – экономические конгломераты. А тех, у кого реальная власть, никто не выбирал.

– Теория заговора?

– Это не теория и не заговор.

– Предмет вашего диплома?

– Предмет моих забот. Мир движется вспять. И меня это касается, по крайней мере, пока я еще не прочь завести детей.

– Вам бы заняться политикой.

– Для этого я в самом подходящем месте.

– В музее?

– Но ведь главные решения принимаются в двух шагах отсюда!

– И то верно.

– Сами-то вы бывали в Белом доме?

– Да.

– Стоит оно того?

– Как стажировка – да.

– Так вы стажерка? Ух ты, сразили наповал. Замещаете Монику Левински?

– Очень смешно.

– И что у вас за стажировка?

– Участвую в принятии решений.

– Всего лишь стажер и уже даете советы президенту?

– У меня хорошее образование, влиятельный отец, к тому же президент меня ценит.

– Мне это на руку.

– Для чего?

– Чтобы протолкнуть свои идеи.

– Убеждать надо не меня, а президента.

– Если я убедил вас, это уже неплохое начало.

– Значит, вы все-таки занимаетесь политикой.

– Нисколько. У меня нет утопических намерений изменить мир. Наоборот, я от него бегу. В искусство. Я студент, изучаю историю искусства в Париже.

– Так вы француз.

– К тому же влюбленный в живопись. Тут, в Национальной галерее, собраны такие сокровища, что только ради них одних стоило сюда приехать. Например, «Смерть» и «Скряга», которыми вы любуетесь уже десять минут.

– Я регулярно прихожу сюда в обеденное время. И все еще не насытилась.

– Только представьте себе, сколько понадобилось таланта и времени, чтобы сотворить тридцать тысяч экспонатов этого музея. Так что вполне можно посвятить им несколько визитов.

У Галан внезапно появилось сомнение:

– Признайтесь, вы ведь знали, что я работаю на президента.

– Откуда же мне было это знать? Вам всего-то лет двадцать, а в окружении президента видишь обычно одно старичье.

– Почему же вы тогда со мной заговорили?

– Неужели непонятно? Стоило мне вас увидеть, я тут же позабыл обо всех этих шедеврах. Ну и пустил пыль в глаза, попытав удачу с Иеронимом Босхом. Сработало. К вам ведь наверняка не в первый раз клеятся.

– Мужчины обычно делают это гораздо более трафаретно.

– Давайте закончим экскурсию вместе. Вам когда на работу?

Галан бросила взгляд на свои часики.

– Уже пора бежать. Сожалею. Как-нибудь в другой раз.

Он проводил ее к выходу.

– Так мы сможем еще увидеться?

– Когда?

Убежденный, что получит отказ, он был застигнут врасплох ее вопросом.

– Э… как насчет сегодняшнего вечера?

– Сегодня я встречаюсь со своим любовником.

– Повезло ему.

– Это мне повезло.

– В таком случае признаю себя побежденным.

– Я оценила ваши слова.

– О живописи или о политике?

– О политике.

– Так вы разделяете мою точку зрения?

– Скорее, это вы разделяете точку зрения моего отца.

– Надо бы познакомиться с ним поближе.

– С ним встретиться труднее, чем с президентом.

– Я даже не знаю, как вас зовут.

– Государственная тайна.

– А-а…

– Шучу. Меня зовут Галан.

– Очень красиво.

– Это по-гэльски. Значит «огонек».

– А мое имя можете и не спрашивать, сам скажу. Я – Себастьен.

Галан вдруг изменилась в лице.

– Вам не нравится?

– Да нет, смотрите, что там на улице…

На улице лило как из ведра. С небес, словно написанных кистью Эль Греко, на современный фасад Ист-билдинг обрушивались потоки воды.

– Паниковать незачем, – сказал Себастьен. – Зонтик у вас есть?

– Я не думала, что погода испортится. Вы на машине?

– Нет. Но возьмите мою куртку. Потом вернете.

В холле какой-то верзила с физиономией боксера звонил по мобильному телефону, слишком маленькому для его огромных ручищ. С улицы стремглав влетела молодая женщина, явно латиноамериканка, и стала отжимать свои длинные волосы, открыв лицо, которое наверняка вдохновило бы Фриду Кало. Перед входом в музей остановилось такси, оттуда вылез пассажир. В мизансцене хотя Себастьен и не понимал почему, чувствовалась какая-то фальшь.

– Пустите, – сказала Галан, которую француз все еще держал за руку.

– Не будете же вы брать такси ради каких-то пятисот метров!

Но она уже села в освободившееся такси. Машина тронулась, вздымая брызги. Не сводя с нее глаз, Себастьен вдруг сообразил, что забыл договориться о встрече. Он бросился вдогонку. Пробки и огни светофоров играли ему на руку. Он бежал что было мочи по скользкой мостовой Конститьюшн-авеню, пока не налетел на багажник такси. Ухватился за ручку и распахнул дверцу. На заднем сиденье было пусто.

3

Створки окна ударили о стену. В комнату ворвался ветер с дождем. Сильви отложила очки и встала из-за компьютера, чтобы закрыть окно. Недоумевая, откуда взялся сквозняк, вдруг заметила мокрые следы на коврике у входа. В дом кто-то проник. До нее донесся звук телевизора, а ведь она его выключила, посмотрев новости по Си-эн-эн. Сильви запустила руку в корзину для зонтов. Именно там она держала свою «беретту», с тех пор как на нее напал бывший пациент, выпущенный из психиатрической лечебницы. Она сняла пистолет с предохранителя, передернула затвор и прислонилась к стене. Потом сделала глубокий вдох и ворвалась в гостиную, целясь в мужчину, развалившегося перед экраном, где транслировали футбольный матч.

– Проклятье, Сильви, ну ты меня и напугала!

– Какого черта ты тут делаешь?!

Ее бывший муж замямлил:

– У тебя спутниковая антенна, а у меня ключи остались, понимаешь, очень важная игра, я думал, ты спишь, мс хотел будить…

– Кажется, я вполне ясно высказалась. Каждый живет у себя.

– Ты могла бы не тыкать в меня этой штукой?

– Ты сейчас поднимешь свою задницу, отдашь по-хорошему ключи и без единого резкого движения направишься к выходу.

– Ты такая же чокнутая, как и те, на кого охотишься. Бедняжка Сильви.

– Потому ты меня и бросил, верно?

Можно ведь остаться в добрых отношениях.

– Особенно когда футбол показывают! Неужели во всем Брюсселе больше негде «Евроспорт» посмотреть и надо вламываться ко мне среди ночи?

– Лишний повод побыть вдвоем.

– Ищи меня в другом месте.

– И ты рассчитываешь заново начать жизнь? В пятьдесят один год?

– Спасибо, что напомнил о моем возрасте. Вон!

Ален неохотно подчинился. Проходя мимо нее, предпринял последнюю попытку обольщения. Скосил взгляд сверху вниз и приподнял бровь, чтобы возродить у Сильви хоть крохотную искорку той влюбленности, которую зажег когда-то. Полный провал. Почувствовав ствол под подбородком, он перестал корчить из себя соблазнителя и, пятясь, убрался восвояси. Сильви закрыла дверь на замок, плеснула себе виски и села на диван. Перед ней на экране бегали за мячом миллиардеры в трусах, спонсируемые каким-то гипермаркетом. Их передвижения комментировала парочка истеричных журналистов. Она переключила на Си-эн-эн. Соединенные Штаты собирались ратифицировать Киотский протокол. Зазвонил телефон. Она бросила взгляд на часы.

– Алло!

– Это Кристиан. Я тебя разбудил?

Комиссар Тайандье. Она его успокоила:

– Когда не останется больше психопатов, я засну как убитая. Тогда и сумеешь разбудить меня ночью.

– Когда не останется больше психопатов, я позвоню тебе в приличное время. Только чтобы спросить, как поживаешь.

– Очень мило, особенно со стороны бывшего любовника.

– Мне не нравится слово «бывший».

– Как там в Париже?

– Нам тебя не хватает.

– Дело Аннабель Доманж?

– Точно.

– Я как раз над ним работала.

Вернувшись из Парижа в Брюссель, Сильви Бач пыталась проанализировать сцену исчезновения и сопоставить с данными из своих архивов.

– Надеюсь, у тебя уже есть что-нибудь. Завтра меня вызывают в Елисейский дворец.

– Президент?

– Пахнет делом государственной важности.

– Я подсчитала: во Франции за последний месяц бесследно исчезли двенадцать молодых женщин.

– И твое заключение?

– У меня его нет. Зато ты мне только что подкинул важную деталь.

– Какую?

– Исчезновение Аннабель беспокоит вашего президента.

4

Тайандье пересек двор Елисейского дворца под выглянувшим наконец солнцем. Секретарь проводил его в кабинет главы государства. Комиссар впервые оказался так близко к президенту. И впервые видел его в таком состоянии – осунувшееся лицо, распущенный галстук, табачный запах.

– Присаживайтесь, комиссар. Хотите выпить чего-нибудь?

– Нет, благодарю, господин президент.

Глава государства встал и присел на край письменного стола, скрестив руки. Беседа становилась все менее официальной.

– Я попросил вас прийти, чтобы вы рассказали мне про Аннабель Доманж.

Тайандье вкратце пересказал содержание полицейского рапорта:

– Аннабель Доманж, сотрудница министерства окружающей среды, пропала десять дней назад. В 21.45. В тот вечер она пригласила на ужин коллег из министерства с супругами. Согласно их показаниям, пошла выгулять собаку, но никто не видел, как она выходила из дома. Выкупа никто не потребовал.

– А эта бельгийская специалистка по психопатам что думает?

– Версия о похищении пока не подтверждена. Случай необычный.

– Это и так понятно.

– Никто не видел, как она выходила. То есть даже консьержка ничего не заметила.

– На Аннабель мог напасть кто-нибудь из соседей.

– Допросы и обыски ничего не дали. Мы даже привлекли бригаду кинологов.

– Подвалы, гаражи осмотрели?

– Из дома нет другого выхода, только через вестибюль. Понять не могу как, но она, похоже, прошла все-таки через него.

– Что вас заставляет так думать?

– Собака скребла входную дверь, словно рвалась за хозяйкой.

– Ваша гипотеза?

– Сильви Бач сейчас проверяет, не было ли сходных случаев в предыдущие недели.

– Больше всего я сейчас полагаюсь на вашу интуицию. Ради этого вас и вызвал. Вы хороший полицейский, Тайандье, и я рассчитываю на ваше шестое чувство.

– Я пока не пренебрегаю ни одной из версий.

– Оставьте ваш суконный язык. Вопреки тому, что вы думаете, в этих стенах он не в ходу.

– Вчера вечером у меня появилась одна зацепка.

– Что за зацепка?

– Необычный интерес, который вы питаете к этому делу.

– На что вы намекаете?

– Вы близко знакомы с Аннабель?

Тиканье настенных часов вместо ответа. Комиссару этого было вполне достаточно.

– Возможно, ее как раз поэтому и похитили.

Опять тиканье.

– Кто она для вас?

Президент встал и прошелся по кабинету.

– Вы и впрямь сыщик, Тайандье. Ишь как ловко превратили беседу в допрос.

Комиссар молчал, потому что не хотел похоронить свой вопрос, оставшийся без ответа. Глава государства уселся в соседнее кресло. Теперь оба сидели лицом к письменному столу.

– Аннабель много для меня значит. Это все, что я могу сказать.

Этого было достаточно.

– Вы не получали писем с шантажом или угрозами?

– Нет.

– Не предстоит ли вам принять какое-нибудь важное решение, на которое могло бы повлиять похищение мадемуазель Доманж?

– Знаете, если хочешь удержаться в политике, надо избегать любых важных решений. Особенно в этой стране. Я у власти больше десяти лет только потому, что никогда не касался ни права на труд, ни пенсий, ни образования, ни прочих табу. Так что, отвечая на ваш вопрос, скажу, нет, я не готовлю никакого важного решения.

– Мне необходима ваша помощь, господин президент.

– В вашем распоряжении все возможности государства. Вы получите поддержку всех министерств. Только отыщите Аннабель за сорок восемь часов. И не говорите мне, что это невозможно.

– Значит, лучше вообще ничего не говорить.

– Вы упомянули о выкупе, комиссар. У кого его могут потребовать?

– Кроме вас?

– Кроме меня.

– У ее родителей.

– Она никогда мне о них не говорила.

– Они живут в общине хиппи, которую основали на юге Франции. Своего рода секта, проповедующая любовь к ближнему и сексуальную свободу. Оправдание для группового секса. Может, потому Аннабель и не упоминала о них. Доманжи мало общаются со своей дочерью. Похитители с ними не связывались. Мы держим общину под наблюдением.

Президент встал и проводил комиссара к двери кабинета.

– Само собой, этот разговор останется между нами. – Да, господин президент.

Тайандье опять пересек двор Елисейского дворца, сытый по горло господином президентом.