Текст книги "Сикстинский заговор"

Четвертое воскресенье после Крещения. В тот же день

В это же время монсеньор Штиклер, камердинер папы, направлялся в левый боковой неф собора Святого Петра, в капеллу Святого Клементина, под алтарем которой нашел вечный покой папа Григорий Великий. Штиклер ненадолго задержался у могилы папы Льва XI (Медичи). Взгляд его скользнул по надписи на розах, изображенных на постаменте – «SIC FLORUI».[80]80
  Так (коротко) я процветал (лат.).


[Закрыть] Она напоминает о недолгих тридцати четырех днях правления папы в 1605 году. Штиклер осмотрел исповедальню (украшенное витиеватым орнаментом страшилище в стиле барокко), будто ожидая от нее некоего знака. Издали не различить, находится ли кто-либо в исповедальне. Неожиданно дверца приотворилась, и из-за нее показался белый платок. Штиклер быстро направился к исповедальне и зашел за правую дверь.

Штиклер узнал за решеткой исповедальни префекта Конгрегации богослужения и дисциплины таинств Джузеппе Беллини. Монсеньор, казалось, был чрезвычайно взволнован. Он произнес запинаясь:

– Ваше Высокопреосвященство, тапочки и очки Джанпаоло – у Еллинека. Я видел их собственными глазами.

Теперь и по другую сторону решетки воцарилось беспокойство. Кардинал Беллини прошептал:

– У Еллинека? Вы уверены?

– О, если б я не был уверен! – Голос Штиклера стал громче. Кардинал даже призвал его к спокойствию:

– Тс-с…

Камердинер папы продолжал шепотом:

– Ваше Высокопреосвященство! Я прекрасно помню тапочки Его Святейшества, а также его очки… Но даже если бы я и не знал, как они выглядят, неужели вы думаете, что где-то могут обнаружиться вещи, настолько похожие на те, что невероятным образом исчезли после неожиданной смерти Его Святейшества? Нет, я готов дать голову на отсечение: это действительно тапочки и очки Его Святейшества. Они были на упаковочной бумаге, лежали в гостиной кардинала Еллинека в палаццо Киджи.

Беллини осенил себя крестом и пробормотал что-то нечленораздельное. Штиклер разобрал лишь слова: «Да пребудет с нами Господь». Потом Беллини сначала громко, затем, понизив голос, произнес:

– Брат во Христе, вы понимаете, что это означает? Это должно означать, что кардинал Йозеф Еллинек, может, и не является организатором заговора против Его Святейшества Джанпаоло, но наверняка причастен к нему.

– Другого объяснения я не вижу, – шепотом подтвердил Штиклер. – Я вполне осознаю важность этого открытия.

– Боже мой, Штиклер, как же вы сделали это открытие? – Беллини с трудом сдерживался.

– Это было нетрудно, Ваше Высокопреосвященство. Раз в неделю я с кардиналом Еллинеком играю в шахматы. Еллинек – отличный шахматист. Он играл с Оттанни, созданные им комбинации широко известны. В прошлую пятницу мы, как всегда, встретились. Еллинек казался удрученным. Мы сидели в гостиной, как обычно, и Еллинек начал партию успешнее, чем я. Но уже спустя несколько ходов я перешел в атаку. Случайно мой взгляд упал на комод, а там, на коричневой упаковочной бумаге, лежали тапочки и очки.

– Вы хотите сказать, что пакет был вскрыт и просто лежал на всеобщем обозрении? Еллинек даже не пытался его спрятать?

– Нет, Ваше Высокопреосвященство, это было для меня полнейшей неожиданностью. Уже сама находка заставила меня застыть, но совершенно необъяснимым мне показалось, что Еллинек так хранит подобные corpus delicti,[81]81
  Вещественные доказательства (лат.).


[Закрыть] ведь в моем приходе не было ничего неожиданного.

– То есть он сделал это преднамеренно, – прошептал Беллини.

И Штиклер так же тихо ответил:

– Да, иную причину назвать невозможно.

Джузеппе Беллини вновь перекрестился, но в этот раз более медленно и вдумчиво, дотронувшись указательным пальцем до лба, груди и плеч. Прошептал:

– Ave Maria, gratia plena…[82]82
  Радуйся, Мария, полная благодати… (лат.)


[Закрыть]

По завершении молитвы Штиклер извинился за то, что позволил себе назначить кардиналу встречу в необычном месте. Зато оно одно из самых спокойных и безопасных. В Ватикане даже у стен есть уши. Совершенно не знаешь, кому можно доверять. Беллини был полностью согласен с собеседником. Надеяться нужно только на приход Господа и его праведный суд. Сложив руки для молитвы, он произнес слова из Откровения Иоанна Богослова:

– Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне – псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду.

Штиклер внимал благочестивой молитве и, когда Беллини смолк, возразил:

– Ваше Высокопреосвященство, я отказываюсь верить в то, что Джанпаоло стал жертвой заговора, нет, нет, нет. – Он трижды ударил ладонью в лоб: – Разве не его все называли улыбающимся папой? Разве не был он известен добротой, разумным человеколюбием, разве не он утверждал, что является человеком, не более?

– Именно в этом и заключался его промах. После смерти Павла, быстро состарившегося, безразличного, неуверенного, по инерции исполняющего обязанности папы, курия ждала решительного правителя. По крайней мере, некоторые люди в церковных кругах – я не буду называть имен – мечтали увидеть на престоле настоящего владыку, такого, каким был Пий XII, который бичевал марксизм, осуждал южноафриканских террористов и прекратил всякую благотворительность со стороны Церкви странам третьего мира. А вместо этого получили папу, который улыбался и жал руку прокоммунистически настроенному бургомистру Рима.

– Но Джанпаоло не упал с неба! Его избрали кардиналы!

– Тс-с!.. – Беллини призвал Штиклера понизить голос. – Именно из-за того, что они же его и избрали, злоба и была велика. Ведь они предпочли его всем иным рараbiles,[83]83
  Достойный стать папой (лат.).


[Закрыть] поэтому их ненависть была всеобъемлюща.

– Господь велик! Нельзя же было убивать Джанпаоло только из-за этого!

Кардинал молча вытер белым платком пот со лба.

– Его убили! – вновь прошептал Штиклер. – Я с самого начала не верил, что Джанпаоло умер своей смертью. Никогда в это не верил. Помню, что творилось. Казалось, внутри курии образовалась отдельная каста.

– Внутри курии, брат во Христе, всегда были отдельные группировки, консервативные и прогрессивные, известные и элитарные.

– Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Джанпаоло был не первым папой, которому я служил, и именно поэтому могу утверждать, что никогда не видел такой скрытности и заговорщических настроений, как в те тридцать четыре дня его правления. Казалось, все стали враждовать, большинство кардиналов начали общаться с папой лишь в письменной форме. Поэтому он всегда был необычайно занят.

– Святой отец просто переутомился…

– Это официальная версия, Ваше Высокопреосвященство. И не было причин проводить вскрытие.

– Штиклер, – прошептал кардинал, – не мне вам говорить, что тело папы ни при каких обстоятельствах не подвергается вскрытию!

– Да, я знаю это, – ответил Вильям Штиклер, – но и сегодня себя спрашиваю, почему не разрешается вскрытие. Ведь с останками пап обращаются так же, как с телами других смертных. Не было ничего возвышенного в том, что вокруг ног и груди Джанпаоло обвязывали веревки и растягивали его судорогой сведенное тело с такой силой, что слышно было, как трещат и ломаются кости. Я был там и все видел, Господь мне свидетель.

– Профессор Монтана определенно указал на причину смерти – закупорка коронарной артерии.

– Ваше Высокопреосвященство! На что же еще мог указать Монтана, если не на сердечную недостаточность? Подойдя к постели покойного, он увидел, что тот в левой руке держал папку с делами, правая же безвольно свисала. Монтана повторил действия, которые я уже наблюдал после смерти папы Павла в резиденции Кастель Гандольфо: сняв с Джанпаоло очки, положил их на столик, достал серебряный молоточек, трижды ударил мертвого папу в лоб и трижды спросил, умер ли он. И когда и в третий раз ничего не услышал, то сообщил, что Его Святейшество Иоанн Павел I почил. Монтана выполнил все в соответствии с церемониалом Святой Римско-Католической Церкви.

– Requiescat in расе. Amen.[84]84
  Упокоится с миром (лат.).


[Закрыть]

– Однако странность начала обнаруживаться позже, когда прибыл кардинал-государственный секретарь. В 5:30 он уже был свежевыбрит и казался очень собранным. Взглянув на выпавшие из рук папы бумаги, кардинал объявил, что, по официальной версии, рано утром я обнаружил святого отца мертвым в кровати, и читал он не дела, а книгу о последователях Христа. Конечно, я задал вопрос, зачем же извращать факты? Почему Джанпаоло должны были найти за чтением не документов, а книги? Почему найти его должна была не сестра Винченца, которая по утрам приносила ему кофе, а я? Кому нужна вся эта ложь?

– А тапочки и очки Его Святейшества?

– Я не знаю, Ваше Высокопреосвященство. В суете они куда-то исчезли, как и документы, упавшие на пол. Сначала я не придал этому значения, так как думал, что государственный секретарь забрал эти вещи с собой. Намного позже, около полудня, когда Джанпаоло унесли, я поинтересовался, куда же дели вещи. И раскрылось ужасное. Кто-то обокрал мертвого папу.

– А Еллинек? Когда пришел Еллинек в эту комнату?

– Еллинек? Его там не было. Кардинала, насколько мне известно, в день смерти папы не было в Риме.

– То, что вы сказали, полностью совпадает с моими наблюдениями, Штиклер. Помнится, Еллинек был на первом собрании кардиналов в Сала Болонья в период Sede Vacante, но оно состоялось лишь на следующий день. То есть кардинал Еллинек никак не может быть виновником смерти папы. Об остальном, Штиклер, лучше молчать. Если Рота Романа[85]85
  Высшая судебная инстанция Ватикана. (Примеч. пер.)


[Закрыть] возбудит дело, вы, монсеньор, наверняка окажетесь первым подозреваемым.

Камердинер подскочил. Он хотел покинуть исповедальню, но Беллини убедил его остаться. Кардинал сказал, что Штиклер неверно его понял. Во имя Иисуса и Девы Марии, он, конечно же, не подозревает Штиклера. Однако, по официальной версии, он стал бы главным свидетелем, так как последним видел святого отца и нашел его тело.

– Но я ненаходил его тело, Ваше Высокопреосвященство. Этот слух пустил государственный секретарь! – Монсеньор больше не мог сдерживаться.

Беллини старался успокоить Штиклера, шептал, что не слова Беллини окажутся решающими, а то, что обнаружится на суде. И придется ответить на унизительные вопросы. Ведь именно у него, Штиклера, была возможность легко подмешать парализующее вещество в одну из множества бутылочек с лечебными настойками, которые принимал папа, о чем знал весь Ватикан.

После этих слов наступило продолжительное молчание. Вильям Штиклер задумался: ему впервые пришло в голову, что Беллини мог относиться совсем не к той группировке, к которой он его всегда причислял. Судя по тону беседы, кардинал вполне мог быть в группировке Касконе или заодно с Еллинеком.

– Ваше Высокопреосвященство, – прошептал Штиклер, – как же мне вести себя?

– Что вы сказали Еллинеку? Он понял, что вы обнаружили?

– Нет. Я сделал вид, что мне стало плохо, и ушел.

– То есть Еллинек не знает, что вы увидели эти предметы?

– Если это не было преднамеренно, то нет.

– In nomine domine, в таком случае мы пока оставим открытие в тайне.

Монсеньор Вильям Штиклер, камердинер папы, в тот же день отправил кардиналу Йозефу Еллинеку письмо с извинениями, объяснив свой внезапный уход плохим самочувствием. Он выразил надежду вскоре встретиться для продолжения партии.

Сретение Марии[86]86
  Сретение в Римско-Католической церкви – праздник Очищения Девы Марии. (Примеч. ред.)


[Закрыть]

Вечером в тот же день кардинал Йозеф Еллинек посетил палаццо Киджи. Швейцарская Аннибале, которая находилась у двери, была пуста, что случалось часто, и кардинал млел от приятного ожидания. В его голове проносились грешные мысли. Усиленно топая, он постарался предупредить о своем появлении. Наконец в высоком холле показалась она. Синьора Джованна медленно переносила свой вес с одной ноги на другую, и бедра ее при этом еще больше округлялись.

– Виопа sera, Eminenza! – громко сказала она издалека, и кардинал, едва взглянув на дешевую тонкую ткань ее черного, застегнутого на все пуговицы халата, почувствовал себя Моисеем на горе Небо, которому Господь показал благословенную страну. Но возвестил при этом, что тому на нее не ступить.

– Добрый вечер, синьора Джованна! – вежливо ответил на ее приветствие кардинал, стараясь придать голосу мягкость. Ему это не удалось вовсе, отчего он смущенно закашлял.

– Простудились? – спросила ключница уважительно. – Весна заставляет себя ждать в этом году, Ваше Высокопреосвященство. – Она стояла на ступеньку выше Еллинека, и кардинал обошел ее по широкой дуге. Это препятствие смущало его ум. Еще раз закашлявшись, он ответил:

– Еще бы, синьора Джованна, при такой-то зиме. То тепло, то холодно! – И не глядя больше на Джованну (хотя ничего больше он так не желал), Еллинек проследовал далее.

Вдохновившись и в то же время разочаровавшись от явленного ему греха, кардинал хлопнул дверью. Он сразу почувствовал, что в квартире кто-то есть. В гостиной горел свет.

– Сестра? – позвал Еллинек, но ответа не дождался. Странно было бы встретить здесь в эту пору францисканскую монахиню. Удивительно, но дверь в гостиную была открыта. Войдя в комнату, Еллинек остолбенел. В его кресле сидел священник, одетый в черное.

– Кто вы? Чего вы хотите? Как вы здесь оказались? – Еллинек стоял молча, словно потерял дар речи, хотя жаждал узнать ответы на эти вопросы.

Человек в черном (кардинал утратил уверенность в том, что это священник, и решил, что к нему явился сам дьявол) произнес:

– Вы получили мою посылку, Ваше Высокопреосвященство?

– То есть эти вещи прислали вы?

– Это не просто вещи – это предупреждение!

Кардинал ничего не понимал.

– Предупреждение? Кто вы? Чего вы от меня хотите? Как вы вообще здесь оказались?

Гость сделал произвольное движение рукой:

– То есть вы не знаете, что именно находится в посылке? Джанпаоло…

– Иисус, Мария… – Еллинек похолодел. Как только он услышал имя Джанпаоло, он понял, что же это за таинственная посылка, и кровь застыла у кардинала в жилах. Очки и тапочки человека, который был папой всего тридцать четыре дня! Теперь он припомнил то, чему никогда не придавал значения. Тогда, в сентябре, прошел слух, что обокрали мертвого святого отца. Говорили, что похитили всего несколько домашних мелочей. Все это всплыло в памяти кардинала, пока неизвестный бесстрастно продолжал говорить.

– Теперь вы понимаете?

– Понимаю? – Страх, непонятный, смешной, жалкий страх вдруг поразил Еллинека. Он испугался негодования человека в черном, словно Илия гнева Иезавели.

– Нет, – прошептал он беззвучно, – я ничего не понимаю. Скажите, чего вы хотите от меня и кто вас послал?

Гость отвратительно ухмыльнулся – так знающий насмехается над ничего не ведающим:

– Вы задаете слишком много вопросов, господин кардинал. Любопытство было первым в мире грехом.

– Скажите, наконец, чего вы хотите! – упрямо повторил кардинал и отметил, что его руки дрожат.

– Я? – насмешливо переспросил человек в черном. – Ничего. Я прибыл по высшему повелению: там выразили желание, чтобы вы прекратили исследования надписи на своде Сикстинской капеллы.

Кардинал Еллинек молчал. Он был готов ко всему, но это застало его врасплох. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

– Послушайте, в Сикстинской капелле обнаружили восемь загадочных букв, о них нельзя молчать. Ведь они имеют некое губительное значение. Мне поручено ex officio найти им толкование, которое может уберечь Церковь от тяжелых последствий. Я, как председатель священного собрания, созвал консилиум, который будет заседать до тех пор, пока не найдет решения. Почему же вы хотите стереть буквы или закрасить их, ведь это глупо, это послужит толчком к распространению всяческих слухов и сплетен.

– В основном вы совершенно правы, – сказал незнакомец. – Вы ошибаетесь только в одном. Прекращение расследования – это не желание, это приказ!

– Но я назначен ex officio…

– Вам пришлось бы остановить поиски, даже если бы вам это поручил сам Иисус Христос, Ваше Высокопреосвященство. Найдите быстро любой предлог, дайте денег экспертам, опубликуйте результаты «исследований», но остановите проведение консилиума.

– А если я против?

– Не знаю, кого предпочтет курия, живого кардинала или мертвого. Пакет был выслан для того, чтобы вы осознали, насколько серьезно ваше положение. Если уж нам нетрудно убрать папу, не оставив после себя следов, можете быть уверены, что от кардинала избавиться намного проще. Ваша смерть не будет сенсацией, в «L’Osservatore Romano»[87]87
  Официальное газетное издание Ватикана, «Римский Обозреватель». (Примеч. пер.)


[Закрыть] появится лишь маленький некролог: «Кардинал Еллинек умер в результате несчастного случая» или: «Кардинал Еллинек покончил с собой». Не более того.

– Замолчите!

– Замолчать? Курия, частью которой вы являетесь, Ваше Высокопреосвященство, из-за молчания допустила больше ошибок, чем из-за многословия. Мне будет очень жаль, если мы не достигнем взаимопонимания. Но я почему-то уверен: вы не настолько глупы, господин кардинал. Впрочем, я повторяюсь.

Еллинек приблизился к незнакомцу. Он находился в том состоянии, когда ярость обращается в мужество:

– Послушайте, вы… вы прямо сейчас покинете мою квартиру, или… – Он схватил гостя за ворот.

– Или? – переспросил священник требовательно. Кардинал понял смехотворность своей угрозы и в бессилии отпустил незнакомца, лицо которого вновь искривила ухмылка.

– Ну, хорошо, – сказал он и как бы смахнул «следы» Еллинека со своей одежды. – Это, вообще-то, не мое дело. Я лишь посланец, моя задача выполнена. Laudetur Jesus Christus.

Приветствие прозвучало странно. Насмешка и высокомерие звучали в словах священника.

– Не утруждайте себя, – прибавил он. – Я сюда попал самостоятельно, сам и выход найду.

Это случилось на Сретение Марии. Кардинал так и не смог понять, кто был его таинственным гостем и откуда у того вещи папы. Его требование показалось Еллинеку невыполнимым, и даже более того: сейчас, когда дело осложнилось, стало еще запутаннее и таинственнее, кардинал решил использовать для разгадки тайны все подвластные ему средства. А то, что угрозы теперь направлены лично на него, только укрепило его в этом решении. Кто же, если не он, облаченный в пурпурную мантию, был обязан защитить веру и Церковь? Пусть и ценой своей жизни – ad majorem Dei gloriam.[88]88
  К вящей славе Божией (лат.).


[Закрыть]

О загадочной встрече с незнакомцем кардинал решил пока никому не говорить: мало кто мог в это поверить, да и на следующий день после встречи он уже не вполне был уверен в том, что повстречался не с самим сатаной.

Понедельник после Сретения

Вышеназванные члены консилиума, к которым присоединился профессор по семиотике из атенеума в Латеранском дворце Габриель Маннинг, собрались в понедельник на Страстной на второе заседание под руководством кардинала Йозефа Еллинека, который, призвав в помощь Святой Дух, спросил, разгадал ли кто-либо из присутствующих содержание шифра. Ответ был отрицательным. Еллинек объяснил, что принято решение обратиться за советом к профессору Маннингу, который в настоящее время является наиболее авторитетным специалистом по семиотике. Маннинг уже ex officio ознакомился с делом и хочет в первую очередь сделать вступление о перспективах расшифровки и возможном содержании надписи.

Маннинг предупредил, что не стоит надеяться на разгадку секрета в ближайшее время. Все сведения и предположения, касающиеся таинственной надписи, говорят о том, что решение загадки следует искать за леонийскими стенами. Одним из указаний на это можно считать даже восьмизначность кода: AIFA – LUBA. В христианской символике предпочтение отдавалось цифре «7». Маннинг видит подтверждение этому в тематике, на которую создавались росписи свода. Микеланджело разбил символическое для христианства число «12», чтобы изобразить две группы сивилл и пророков. Его сотворение мира позволяет предполагать в нем иррациональную веру в символичность всего сущего. Все, что видит человек, является кодом, шифром, знаком, отображением, аллегорией. Все находится в скрытой взаимосвязи, к которой нужно найти ключ. Астрологи, пифагорейцы, гностики и каббалисты именно в момент создания Сикстинских фресок пережили свой расцвет. Многие образованные люди подпали под влияние мистических представлений того времени. К ним относилась и алхимия языка, мистики и маги которой занимались звучанием слов и букв, а также их значением.

Древние греки использовали буквы вместо музыкальных знаков: двадцать четыре тона авлоса были обозначены двадцатью четырьмя буквами алфавита. Пифагор и его современники были в восторге от открытия того, что высота тона пропорциональна длине струны, то есть слышимое может быть видимым. Так музыкальные звуки оказались воплощением цифр. Маннинг задал вопрос: почему бы буквам и здесь не соответствовать мелодии, текст которой мог дать хотя бы одно толкование или, как минимум, облегчить решение загадки?

Будет сложнее, если окажется, что в надписи зашифрованы имена, так как буквы-имена древнее, чем греческая культура. Историк Церкви Евсевий Кесарийский доказал в Praeparatio evangelica,[89]89
  Приготовление к Евангелию (лат.).


[Закрыть] что греки взяли алфавит у иудеев. Только гораздо позже Отцы Церкви смогли растолковать алфавитно-акростические обозначения в псалмах и Плаче Иеремии.

По требованию государственного секретаря Джулиано Касконе Маннинг подтвердил свои слова примерами для того, чтобы присутствующие яснее поняли их суть: например, буква «А», начальная буква алфавита, – это звук, который во всех языках произносится с наиболее широко открытым ртом. Поэтому эта буква удостоена чести быть помощником Господа. Он использует ее для того, чтобы открыть человеку рот для произнесения слов. Буква «I», вторая буква шифра, говорит об отсутствии различий между истиной и справедливостью, потому что простую черту могут провести и дети, и молодые, и старики одинаково быстро и хорошо. «F», напротив, несет в себе некую антитезу, потому что представляет собой только одну половинку весов, которые уже при Пифагоре считались символом справедливости. При помощи этих значений уже возможно произвести приблизительное, хотя и смутное толкование первой части послания. Необходимо помнить о том, что значение слова может воплотиться в любой части речи: существительном, прилагательном или глаголе… Маннинг нарисовал в блокноте первые четыре буквы одну под другой, рядом с ними он написал интерпретацию:

А – Господь говорит

I – правду,

F – неправда же

A – лежит на устах…

Все присутствующие, особенно монахи, стали настойчиво требовать от профессора раскрыть смысл остальных букв; но Маннинг сказал, что насколько легким оказалось толкование первой части надписи, настолько сложнее зашифрована символика второй, совершенно не вписывающейся в данную систему интерпретации. «L» – это логос, то есть разум, «U» и «В» многозначны и туманны: «U» в латинице похожа на «V» – шумовой звук, подобный вою. Это воздушный и полый символ, соответствующий цифре «5». Треугольник, стоящий на своей вершине, женский срамной треугольник (при этих словах брат Дезидерио Скалья, епископ Сан-Карло, осенил себя крестом), противопоставляется мужскому символу – ромбу. Значение буквы «В» неодинаково в разных языках. В латинице, на которой сделана надпись, эта буква обозначает угрозу. На основании вышесказанного Сикстинскую надпись не удается истолковать осмысленно, а это значит, что применяется не та система.

Посыпались вопросы о том, какие еще возможности толкования может предложить профессор Маннинг. Он стал рассказывать о значении классов букв, различии согласных и гласных, которое особенно явно заметно в исследуемой надписи. Гласных она содержит больше. Пифагорейцы и грамматисты видели в отличиях гласных от согласных противопоставление души и тела. Семь гласных мистерий соответствовали греческим буквам (от них, безусловно, произошел и латинский алфавит), семи наделенных даром речи существам: 1 – ангел, 2 – внутренний голос, 3 – телесный голос человека, 4 – птицы, 5 – млекопитающие, 6 – рептилии, 7 – дикие звери. Пятнадцать согласных (столько их в греческом алфавите), наоборот, обозначают безгласные предметы: 1 – райское небо, 2 – небосвод, 3 – нижний пласт земли, 4 – верхний пласт земли, 5 – вода, 6 – воздух, 7 – мрак, 8 – свет, 9 – растения, 10 – плодоносные деревья, 11 – звезды, 12 – Солнце, 13 – Луна, 14 – рыбы в воде и 15 – морская бездна. Как считает Маннинг, это естествоведческое толкование можно осмеять, но оно показывает, что уже в древние времена существовали науки, которые занимались буквенными ребусами.

Однако Маннинг отверг и эту систему, объяснив свое решение отсутствием в надписи буквы «Y». Уже Пифагор признал букву «Y» ключом ко всем буквенным загадкам, заявляя, что три «ветви» этой буквы значат следующее: «ствол» – гласные, две «ветви» – глухие и звонкие согласные. Значит, буква «Y» – это буква, символизирующая познание. Если бы нужно было искать разгадку в соответствии с этой схемой, то можно быть уверенными, что в надписи будет и буква «Y» в качестве ключа к загадке.

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе приходил в отчаяние от перечисления бесконечных вариантов толкования. Поэтому он потребовал, чтобы Маннинг наконец рассказал о системе, при помощи которой можно было бы отыскать ответ. Какая же система подходит для расшифровки?

– Так как время поисков ограничено, я не успел в деталях исследовать вопрос, – ответил Маннинг.

Но исходя из опыта, он решил отдать предпочтение двум вариантам: с одной стороны, видно, что использовалась гематрия[90]90
  Гематрия (ивр.) – один из трех методов раскрытия тайного смысла слова, записанного еврейским письмом. Суть метода заключается в использовании числового значения букв: складывая числовые значения букв слова, можно получить сумму-ключ к нему. (Примеч. пер.)


[Закрыть] – важная часть мистической буквенной системы, которая применялась во многих греческих, восточных, еврейских и арабских документах, кстати, и в Откровении Иоанна Богослова.

– Об этой гипотезе, – прервал его кардинал Еллинек, – консилиум уже знает от отца Августина Фельдмана. О каких вариантах толкования вы можете еще рассказать?

– С другой стороны, – продолжал профессор Габриель Маннинг, – уникальность набора букв наводит на мысль о нотариконе,[91]91
  Нотарикон (от арам.) – аббревиатура, применяемая в иудейской традиции для сокращенной передачи имен и названий или же начальных букв слов в некоем предложении. (Примеч. пер.)


[Закрыть] которым часто пользовались в древних церквях, а также в тайном учении, которое я не решаюсь назвать.

В качестве примера Маннинг привел греческое слово ICHTHYS, которое в переводе значит «рыба». Для ранних христиан оно стало символом их религии, который они обычно изображали на песке. Первоначальный смысл этого знака вскоре забылся – остался только сам символ. Позже его пришлось снова расшифровывать. За буквами слова ICHTHYS – формула Jesus Christos Theou Yios Soter, что означает Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель мира. Схоластик Альберт Магнус в Compendium theologicae veritatis[92]92
  «Компендиум теологической истины» (лат.).


[Закрыть] толкует имя Иисус, пользуясь нотариконом, – искомое слово (оно изначально неизвестно) обозначается группой букв, значение которых заключено в совокупности начальных букв других слов. В имени Иисус Альберт Магнус заметил следующее: Jucunditas maerentium, Eternitas viventium, Sanitas languentium, Ubertas egentium, Satietas esurientum.[93]93
  Радость в печали, вечная жизнь, сила для слабых, богатство для бедных, пища для голодных (лат.).


[Закрыть]

Многие известные ученые и философы занимались семантикой букв. Составляя анаграммы в Сикстинской капелле, флорентиец мог обратиться к их опыту.

Еллинек спросил, какое же тайное учение Маннинг опасался назвать.

Профессор отвечал, что еврейская каббалистика использовала буквенные шифры для сокровенных мистических знаний, а принимая во внимание порядок и распределение Сикстинских фресок, а также своеобразие отбора букв, можно было предположить, что Микеланджело хотел указать на данное учение. Большинство участников собрания были обеспокоены. Кардиналы, монсеньоры и профессора – все говорили одновременно, а Его Высокопреосвященство кардинал Лопес, просекретарь Конгрегации доктрины веры и епископ Кесарийский, неоднократно выкрикивал, что сам дьявол запустил пятерню в тело Святой Церкви, дьявол затесался в ряды ее, horribile dictu![94]94
  Страшно высказать (лат.).


[Закрыть]

На предположение Его Высокопреосвященства кардинала Беллини о том, что это афера и мистификация, Маннинг возразил, что ему поручено выяснить не авторитетность надписи, а ее значение. Проверка достоверности является делом высокочтимого консилиума после итогов толкования смысла. Еллинек согласился с профессором, но Беллини был непреклонен, назвал семиотиков врагами веры: они готовы открыть все или ничего. Он доказывал это, приводя в пример Шекспира и Бэкона, являвшихся, по его мнению, одним и тем же человеком, да и Гете был каббалистом.

Габриель Маннинг не стал спорить с кардиналом, но снова напомнил, что в данный момент речь шла не о содержании надписи, а о ее расшифровке. До тех пор, пока надпись не будет интерпретирована, о смысле ее говорить рано.

Бесспорно, мистика букв допускает множество факторов, которые невозможно учесть в полном объеме. Изопсефия,[95]95
  Изопсефия (др. – греч.) – практика сложения числовых значений букв слова для нахождения итоговой суммы. (Примеч. пер.)


[Закрыть] лженаука, которая связывает цифровое воплощение всевозможных слов, часто служила врагам данного сообщества контраргументом. Изопсефия основывается на нумерации греческих букв от альфы до омеги с помощью цифр от 1 до 24, поэтому ее можно было легко использовать для интерпретации многих загадок в мире. Действительно, с ее помощью достигались поразительные результаты. Выдающиеся люди присоединялись к этому учению. Наполеон считал, что уже в молодости заметил соответствие «Наполеон – 82 – Бурбон», после чего он почувствовал себя избранным стать императором Франции. Еврейские противники изопсефии легко доказывали с помощью данной лженауки, что у Книги Бытия то же значение, что и у словосочетания «сплошной обман», а толкование слов «Бог всемогущий» совпадает со значением слов «другие боги». Но мы сегодня говорим не об этом, мы собрались, чтобы найти научное объяснение надписи, интерпретацию, которая будет включать в себя доказательство того, что она верна.

После этого кардинал Йозеф Еллинек вынул из складок сутаны лист бумаги, и все присутствующие посмотрели на председателя консилиума. Кардинал сообщил, что он тоже попытался отыскать смысл надписи, но до сих пор ему недоставало мужества сообщить о своих догадках. Только теперь, когда он увидел бесконечное количество возможных вариантов и смехотворность некоторых из них, он решится, с позволения консилиума, сообщить о своих предположениях. Еллинек написал восемь букв в столбик, затем рядом с ними нетвердым почерком – слова:

А atramento

I ibi

F feci

А argumentum

L locum

U ultionis

В bibliothecam

А aptavi

Еллинек поднял лист бумаги вверх, чтобы все увидели, и медленно прочитал: Atramento ibi feci argumentum, locum ultionis bibliothecam aptavi. «Тут я выделил черным цветом библиотеку – избрал ее местом свершения возмездия».

Воцарилось длительное молчание. Кардиналы, монсеньоры и все присутствующие взирали на листок в руке кардинала.

«Библиотека как место свершения возмездия?» Как это понимать? Все вдруг стали искать архивариуса отца Августина; но его место уже занимал преемник – отец Пио. Заметив, что на него все смотрят, он пожал плечами и беспомощно развел руками.

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе слегка улыбнулся и поинтересовался, что думает Маннинг об этом толковании.