Текст книги "Комната убийств"

13

Наконец Дэлглиш был готов к выходу. В дверь заглянула его секретарша.

– Это из министерства внутренних дел, мистер Дэлглиш. Министр хотел бы с вами встретиться. Звонили прямо из его офиса. Это срочно.

Так было всегда, если звонили в пятницу вечером.

– Вы сказали им, что я прямо сейчас уезжаю на все выходные?

– Я им говорила. Они ответили, что это большая удача – застать вас. Там стряслось нечто важное. Еще звонил мистер Гаркнес.

Так, значит, там будет Гаркнес. Кто еще? Дэлглиш напяливал плащ и смотрел на часы. За пять минут срезать через станцию «Сент-Джеймс-парк» и попасть к Куин-Эннз-гейт. Возможна обычная задержка у лифта. По крайней мере его там хорошо знают, поэтому охрана задерживать не будет. В общем, если повезет, через шесть минут он будет у министра. Адам не стал тратить время и выяснять, вышел ли Гаркнес, а побежал к лифту.

Ровно через семь минут Дэлглиш входил в офис. Он увидел Гаркнеса, заместителя министра, Бруно Денолма из MI6 и чиновника из министерства иностранных дел и по делам Содружества – моложавого, обходительного человека средних лет, который своей холодной отстраненностью давал понять, что просто осуществляет надзор в интересах человека, представителем которого является. Все присутствующие привыкли к такого рода срочным вызовам и уже навострились неожиданное и нежелательное сводить к управляемому и безобидному. Однако Дэлглиш почувствовал общее напряжение, даже замешательство.

Министр махнул рукой и сделал короткое и большей частью бесполезное вступление. Он был человеком, превратившим хорошие манеры в рабочий инструмент, особенно при общении с офицерами. Дэлглиш понимал, что в целом навыки общения сослужили министру хорошую службу. По крайней мере придавали ему оригинальность. Однако теперь его предложение выпить хересу – «если только вам, джентльмены, не кажется, что еще слишком рано; в этом случае есть чай и кофе» – и его тщательный подход к рассаживанию собеседников казались намеренными попытками тянуть время. А когда Гаркнес согласился – судя по всему, за всех – выпить хересу, это выглядело слабостью, равнозначной ранней стадии алкоголизма. Господи, начнут они когда-нибудь?! Херес был разлит – великолепный и очень сухой, – и все уселись за столом. Перед министром лежала папка. Когда он ее раскрыл, Дэлглиш узнал свой отчет.

– Поздравляем, коммандер, – сказал министр. – Это деликатное дело вы раскрыли быстро и эффективно. Поэтому есть повод опять поднять вопрос о распространении деятельности Специального отдела по всей стране. Я думаю о недавних изнасилованиях и убийствах детей. Общенациональный отдел с работающими в нем спецами мог бы продвинуться в этих нашумевших делах. Я полагаю, у вас есть предложения на этот счет.

Дэлглиш мог бы рявкнуть, что вопрос не нов и мнения по этому поводу, в том числе и его, уже известны. Тщательно скрывая нетерпение, он сказал:

– Если при расследовании требуется охватить всю страну, если преступление явно выходит за пределы муниципалитета, то выгоды очевидны. Но имеются и возражения. Мы рискуем потерять связь с местной общественностью, перестать владеть ситуацией, что при расследовании может оказаться важным. Существует проблема взаимодействия с силами, задействованными изначально. Также возможны проблемы нравственного порядка: самые сложные дела будут попадать в отдел, который пользуется привилегиями и при подборе кадров, и в финансировании. Нам необходимо повышать уровень подготовки всех детективов, в том числе и инспекторов. И общество потеряет уверенность в том, что местная полиция способна раскрывать преступления.

– Этим, конечно, и занимается ваш комитет в данный момент – подбором и подготовкой молодых детективов, – сказал министр. – Действительно, не знаю, есть ли смысл расширяться, создавая национальный отдел.

Дэлглиш не стал уточнять, что комитет не его, просто он там служит. Адам сказал:

– Председатель, возможно, согласится с последним увеличением сферы нашей деятельности, если министр хочет именно этого. Входи это в наши функции с самого начала, у нас был бы другой состав. С принятием новых членов на столь поздней стадии возникают проблемы.

– Но в дальнейшем это может быть взято на вооружение?

– Наверняка, если сэра Десмонда это порадует.

Дэлглиш понимал, что возвращение к старой теме было лишь вступлением. Теперь министр обратился к докладу.

– Из вашего доклада становится ясно, что частный клуб или, лучше сказать, друзья мисс Кэролайн Дюпейн не имеют отношения ни к смерти доктора Невила Дюпейна, ни к смерти Селии Меллок.

– Ответственность лежит на одном человеке: на Мюрел Годбай, – сказал Дэлглиш.

– Совершенно верно. А раз так, не стоит огорчать мать мисс Меллок, оповещая общественность о причинах ее пребывания в музее.

Дэлглиш сказал про себя, что способность считать остальных менее умными и более наивными – полезное качество профессионального политика, однако он не собирался играть в эту игру.

– Леди Холстед нет до этого дела, не так ли? Она и ее последний муж прекрасно знали об образе жизни ее дочери. Кого именно мы оберегаем в данном случае, сэр?

Дэлглиш хотел было из озорства сам предложить на выбор несколько имен, но сдержался. У Гаркнеса чувство юмора было зачаточным, а у министра – Бог его знает.

Последний искоса глянул на чиновника из МИДа и сказал:

– Один иностранец, большой человек и хороший друг нашей страны, требует гарантировать, что некоторые частные подробности останутся частными.

– А не зря ли он беспокоится? – спросил Дэлглиш. – Я думал, что только два греха способны заставить прессу предать кого-либо анафеме: педофилия и расизм.

– Не в его стране.

Министр торопливо продолжил:

– Перед тем как давать гарантии, мне нужно обговорить ряд деталей, главным образом касающихся работы суда – чтобы в нее никто не вмешивался. Впрочем, об этом можно и не говорить. Но от процесса не должны пострадать невиновные.

– Надеюсь, мой отчет достаточно прозрачен, министр, – сказал Дэлглиш.

– И прозрачен, и подробен. Возможно, это я выражаюсь недостаточно внятно. Мне следовало бы сказать, что я тоже хочу получить от вас ряд гарантий. Этот клуб, который принадлежит мисс Дюпейн… я так понимаю, что это частное объединение, находящееся на частной территории, все участники – совершеннолетние и там не замешаны деньги. Занятия этих людей кто-то может осудить, и все же они не делали ничего противозаконного.

– Кэролайн Дюпейн не содержала бордель, и ни один из членов клуба не имеет отношения ни к смерти Невила Дюпейна, ни к смерти Селии Меллок. Девушка осталась бы жива, не окажись она в Комнате убийств. Хотя Селия бы там не оказалась, не будь она членом «Клуба-96», но, как я уже сказал, ответственность лежит только на одном человеке. Это Мюрел Годбай.

Министр нахмурился. Он старался не упоминать название клуба.

– Вы уверены? – спросил он.

– Да, министр. У нас есть ее чистосердечное признание. Если бы не оно, мы бы арестовали ее сегодня утром. Перед тем как потерять сознание, Таллула Клаттон ее узнала. Испачканный кровью железный прут найден в машине Годбай. Кровь сейчас на анализе, однако можно не сомневаться, что она принадлежит Клаттон.

– Совершенно верно, – сказал министр. – Только вернемся к происходящему в квартире мисс Дюпейн. Вы предполагаете, что девушка, которая должна была тем вечером встретиться с лордом Мартлшемом, отперла дверь в Комнату убийств, подстрекаемая любопытством и тем, что входить в музей таким путем строго запрещено. Через восточное окно она увидела, как Мюрел Годбай моет руки под садовым краном. Годбай поглядела вверх, заметила девушку, зашла в музей, задушила свою жертву, которая была неспособна сбежать, так как на двери не было ручки, и потом засунула тело в чемодан. Сил для этого у нее явно достаточно. После Годбай зашла в квартиру через главный вход, от которого у нее имелись ключи, выключила везде свет, спустилась на лифте на первый этаж и ушла. Лорд Мартлшем прибыл почти сразу после этого. Отсутствие машины Селии Меллок, находившейся тогда в ремонте, выключенный свет и стоящий на первом этаже лифт убедили его, что девушка не пришла. Тут он увидел пылавший гараж, запаниковал и уехал. Следующим утром Годбай, прибывшая раньше обычного, имела возможность сорвать цветы с фиалок, стоящих в офисе Калдер-Хейла, и осыпать ими тело убитой. Естественно, цель – сделать и вторую смерть убийством «под копирку». Также она отперла дверь из квартиры в Комнату убийств и проверила, не оставила ли Меллок следов своего пребывания. Ни это, ни шутку с фиалками нельзя было проделать сразу после убийства. Как только пламя стало слишком заметным, ей пришлось спешить – пока не поднялась тревога. Я могу понять, зачем Годбай понадобилась сумочка. Было важно, чтобы ключи от квартиры не обнаружили на теле Селии Меллок. Быстрее было схватить сумку, а не тратить время на их поиски. Остались кое-какие детали, но суть дела в этом.

Он поднял глаза с удовлетворенной улыбкой человека, который очередной раз продемонстрировал, как мастерски умеет делать выводы.

– Таким это дело представляется и мне, – сказал Дэлглиш. – Я с самого начала не сомневался в связи между этими двумя убийствами. Это подтверждало свидетельство, о котором сказано в отчете: в пятницу в четыре часа чемодан был пуст. Два никак не связанных убийства, случившихся в одно время и в одном месте – в такое поверить невозможно.

– Но извините меня, девушка могла прийти в музей раньше и с другим любовником, встретиться с ним в архивах и дождаться закрытия музея. Если же она и в самом деле попала в музей не через квартиру, то ее членство в частном клубе мисс Дюпейн и вовсе не имеет к убийству никакого отношения. Следовательно, в упоминании клуба нет никакой необходимости.

– Меня попросили сделать подробный отчет, сэр, – сказал Дэлглиш. – Он у вас есть. Я не собираюсь вносить в него изменений или составлять другой доклад. Так как Годбай подписала свое признание и не намерена отрицать вину, длительного процесса не будет. Если сокращенная версия расследования требуется для внутриведомственного употребления, департамент вполне может такую представить. А теперь, сэр, я хотел бы вас покинуть. Я опаздываю наличную встречу.

Он заметил, как удивился Гаркнес и нахмурился министр. Однако затем глава министерства вполне миролюбиво сказал:

– Хорошо. Я получил необходимую гарантию, что ни закон, ни суд не потребуют оглашения этой стороны личной жизни мисс Меллок. Полагаю, джентльмены, что мы закончили.

Дэлглиша подмывало уточнить, что он таких гарантий не давал и что никто из присутствующих, включая его самого, не имел на это права.

– Может, конечно, проговориться лорд Мартлшем, – вставил Гаркнес.

– Я говорил с лордом. У него больная совесть, и это доставляет ему неудобства, но у лорда нет желания доставлять неудобства другим.

– У нас все-таки ведется дознание в отношении уже двух трупов, а теперь появился еще один.

Министр спокойно сказал:

– О, я полагаю, все ограничится установлением причин этих смертей. В конце концов, именно это и требуется. Благодарю вас, джентльмены. Извините, что задержал, коммандер. Желаю приятно провести выходные.

14

Спеша к лифту, Дэлглиш глянул на часы. На то, чтобы добраться до Кингс-кросс – три четверти часа. Более чем достаточно. Он заранее продумал поездку. Ехать за рулем от Виктория-стрит до Кингс-кросс в пятницу в час пик – сущий кошмар. Особенно с тех пор, как стараниями мэра светофоры были перенастроены. Дэлглиш оставил машину на стоянке. Самый быстрый, самый очевидный путь – сесть на станции «Сент-Джеймс-парк-кольцевой» или «Дистрикт-лайн», проехать одну остановку до «Виктории» и перейти на одноименную линию. Всего пять станций, и, если повезет, он будет на Кингс-кросс за пятнадцать минут до назначенного срока. Планы с ожиданием в Британской библиотеке рухнули. Вызов к министру спутал все расчеты.

Поездка началась хорошо. На «кольце» поезд пришел через три минуты, на «Виктории» ждать не пришлось вообще. Оказавшись в идущем на север составе, Дэлглиш потихоньку расслабился и обрел способность выкинуть из головы перипетии этого дня, чтобы обратиться к совсем другим перспективам – и обещаниям – грядущего вечера. Но затем, после «Грин-парк», обозначились первые признаки беды. Поезд шел еле-еле, потом застрял на невыносимо долгий срок, потом опять сонно задергался. Они едва двигались. Тянулись минуты. Адам стоял зажатый теплыми телами, внешне совершенно спокойный, хотя в душе его бушевали отчаяние и бессильная ярость. Наконец они въехали на «Оксфорд-серкус», двери открылись и им объявили: «Конечная!»

В хаосе освобождающих вагоны пассажиров, продираясь сквозь ждущих поезд, Дэлглиш услышал, как какой-то мужчина крикнул служащему:

– В чем дело?

– Проезда нет, сэр. Впереди сломался поезд.

Дэлглиш больше не слушал. Он быстро соображал. Другой прямой линии до Кингс-кросс не существовало. Он попробует поймать такси.

На этот раз ему повезло. На углу с Эгрил-стрит высаживалась пассажирка. Сделав спринтерский рывок, Дэлглиш оказался там раньше, чем она успела расплатиться. Он нетерпеливо ждал, пока женщина препиралась из-за сдачи, потом сказал:

– Кингс-кросс, как можно быстрее.

– Хорошо сэр. Самое лучшее – добираться обычным путем: Мортимер-стрит, потом Гудж-стрит и по Юстон-роуд.

Они уже ехали. Сидя сзади, Дэлглиш пытался унять нетерпение. Если он опоздает, сколько она его прождет? Десять минут, двадцать? С какой стати ей вообще ждать? Он пытался дозвониться ей на мобильный, никто не отвечал.

Продвигались они, как Дэлглиш и ожидал, крайне медленно. Хотя по выезде на Юстон-роуд дела пошли лучше, ход машины все равно был черепашьим. Беда. Впереди грузовик столкнулся с легковушкой. Ничего серьезного, однако грузовой автомобиль развернулся поперек дороги. Все автомобили остановились. Пока прибудет полиция, наведет порядок и движение возобновится, пройдет неизвестно сколько времени. Дэлглиш сунул водителю десятифунтовую банкноту, выскочил и побежал. К тому моменту как Адам на всех парах ворвался в Кингс-кросс, он опаздывал на двадцать минут.

Если не считать одетых в форму служащих, в маленьком зале, обслуживающем кембриджскую линию, никого не было. Что бы сделала Эмма? Что сделал бы он на ее месте? Она не захотела бы пойти к Кларе и выслушивать, как гневается и сочувствует ей подруга. Эмма поехала бы обратно, туда, где ее дом, в Кембридж. Туда отправится и он. Ему нужно увидеть Эмму этим вечером, нужно узнать: пан или пропал. Даже если она не захочет его выслушать, он сможет протянуть письмо. Спросив у дежурного офицера, когда следующий поезд, Дэлглиш понял, почему на станции так пусто. Проблемы с товарным поездом. Никто не знал, когда их удастся разрешить. Поезд, прибывший в три минуты восьмого, был последним. В чем дело? На него ополчились все дорожные боги? Офицер сказал: «Есть другие поезда до Кембриджа, сэр. Не экспрессы, с Ливерпуль-стрит. Лучше попробуйте оттуда. Большинство пассажиров так сделало».

Поймать такси шансов не было никаких: Дэлглиш видел очередь, когда пробегал мимо. Однако имелся другой и, если повезет, более быстрый путь. И по «кольцу», и по «Метрополитен-лайн» до Ливерпуль-стрит четыре остановки, если каким-то чудом ничего не произойдет. Дэлглиш пробежал через станцию в метро и попытался пробиться сквозь поднимающуюся по лестнице людскую массу. Поиск мелочи для турникета был невыносим, и все же он наконец оказался на платформе, и через четыре минуты на «кольцо» прибыл поезд. Дэлглиш пронесся по Ливерпуль-стрит, мимо современной башни с часами и остановился на верхнем уровне, разглядывая широкое синее табло, протянувшееся над нижним залом. Поезд до Кембриджа, рядом с которым имелся список из десяти остановок, отбывал с шестой платформы. На поиски Эммы у него не было и десяти минут.

В связи с закрытием Кингс-кросс у барьера толкались и пихались толпы людей. Присоединившись к ним, пробиваясь сквозь толпу, Адам крикнул служащей: «Мне нужно найти человека! Это срочно!» Она не пыталась его остановить. На платформе было полно народу. Дэлглиш видел ходивших вдоль поезда людей, которые в поисках свободного места заглядывали в двери купе.

И тут он заметил Эмму. Она шла – ему Эмма показалась несчастной – к голове поезда, держа в руке сумку. Дэлглиш вынул из кармана письмо, подбежал к Эмме и протянул его. Она обернулась, и Адам лишь на мгновение увидел ее удивление, а затем, словно в сказке, невольную быструю улыбку; потом Дэлглиш вложил письмо прямо ей в руки и сказал:

– Я не капитан Уэнтуорт, но, пожалуйста, прочти это. Пожалуйста, прочти сейчас. Я буду ждать тебя у конца платформы.

Теперь Дэлглиш стоял один. Он отвернулся, так как не мог видеть, как Эмма сунет письмо в карман и войдет в поезд. Затем он заставил себя посмотреть. Эмма стояла в стороне от поредевшей толпы и читала. Дэлглиш помнил каждое написанное им слово:

«Я сказал себе, что пишу, дабы у тебя было время подумать перед тем, как ответить, но, возможно, это просто трусость. Прочитать об отказе мне легче, чем увидеть его в твоих глазах. У меня нет оснований надеяться. Ты знаешь: я люблю тебя. Но моя любовь не дает мне права что-либо требовать. Тебе эти слова уже говорили другие мужчины и еще не раз скажут в дальнейшем. Я не могу обещать, что сделаю тебя счастливой; было бы непорядочно намекать, что такой дар мне по силам. Будь я твоим отцом, твоим братом или просто другом, я бы нашел массу доводов против себя самого. Впрочем, тебе они уже известны. Только великим поэтам под силу выразить мои чувства, однако сейчас нет времени на слова других мужчин. Я могу написать лишь о том, что в моем сердце. Моя единственная надежда – твоя отвага. Тогда мы вместе рискнем и окунемся в это приключение. Хотя нет, я-то вне опасности. Для меня не существует счастья большего, чем быть твоим возлюбленным и твоим мужем».

Пока Адам стоял и ждал, ему показалось, что жизнь станции вдруг остановилась, как во сне. Нестройный топот идущих ног, ждущие поезда пассажиры, встречи, расставания, грохот, хлопанье дверей купе, магазины и кафе за его спиной, далекий шум города – все стушевалось. Дэлглиш стоял под величественным сводом крыши, и будто не было никого, кроме них двоих – его самого и далекой женской фигуры.

Сердце Адама подпрыгнуло. Эмма шла к нему. Потом она побежала. Они встретились, и Адам взял ее протянутые руки в свои. Эмма взглянула ему в лицо, и он увидел, что ее глаза полны слез.

– Любимая, тебе еще нужно время?

– Какое время! Ответ – да, да, да!

Адам не взял ее на руки, не поцеловал. Для этих первых дивных ласк они нуждались в уединении. Он довольствовался ее ладонями в своих руках, пока бьющий в нем ключ не отозвался в каждой вене. Тогда восторгу стало тесно, и Адам захохотал – откинув голову и торжествуя победу!

Теперь и она засмеялась:

– Что за место для предложения! Правда, могло быть и хуже. На том же Кингс-кросс. – Посмотрев на часы, Эмма добавила: – Адам, поезд уходит через три минуты. Мы можем проснуться под журчание фонтана в Тринити-Грейт-Корт.

Освободив ладони Эммы, Дэлглиш нагнулся и взял ее сумку.

– А у меня под окнами течет Темза.

Все еще смеясь, она накрыла свою руку его ладонью.

– Тогда пошли домой.