Текст книги "Покаяние над пропастью"

– Заберу хотя бы колхозную муку с городского элеватора и верну своё.

– Муку? А… это самое…

– Не хочешь отдавать муку, гони сюда деньги за ворованные и проданные сейчас стройматериалы! – перебил его Салават.

Смуглое лицо Гайнуллы побагровело. Он потер рукавом пиджака лоб.

– Ладно, подожди в конторе, сейчас подъеду, – попытался ускользнуть председатель, но Салават тут же осадил:

– Я жду уже два года! Быстро закругляйся, поедем в контору вместе! – И поехали…

Салават выбил из должников около двадцати тысяч долларов. На днях через приятеля отправил в Москву документы на промышленный теплообменник, недавно купленный по дешевке. Если удастся перепродать это оборудование, на вырученные деньги привезут товар из столицы. Им и самим надо бы съездить в Москву, получить еще пару каналов для Лилит…

Поток воспоминаний резко повернул в страну молодости. «Эх, безвозвратны уже те годы! Каким удивительно чистым душой и сердцем, энергичным, сильным я был тогда, с каким вдохновением писал свои картины! Может быть, я смогу вернуть чудесный душевный настрой тех лет? Иногда мне кажется, что мое духовное состояние понемногу приближается к тогдашнему… Не зря же меня очищают от грехов».

Аргамак памяти помчал Салавата в детские годы.

…На летние каникулы Салавата снова отвезли к бабушке. Гульфариза-олясэй живет не одна. После переезда их в аул Шагидуллы-атая она приютила у себя одинокую, увечную и слегка тронутую умом, старушку, по имени Ишбика.

Много лет назад, в горячую пору жатвы родители Ишбики взяли ее, тогда еще грудного младенца, с собой на поле. Внезапно поднялся ураган и закружив в воздухе люльку с Ишбикой, забросил на соседнюю пашню. Малютку отыскали, но у нее повредились рассудок и нога. Девочка подросла, однако так и не научилась нормально разговаривать.

Работящую Ишбику, несмотря на увечье, взял в жены пожилой мужчина. Они прожили довольно долго, но детей у них не было. После смерти мужа Ишбика не смогла вести хозяйство в одиночку. Старенький домик потихоньку развалился и она осталась на улице.

С тех самых пор Ишбика пошла по домам: проводя в каждом два-три дня, по очереди обходила весь аул. Занятно, что она в любой избе вела себя как равноправный член семьи: доила корову, присматривала за детьми, кормила домашнюю птицу… Образ жизни Ишбики никого не удивлял – когда она входила в чей-то дом, никто не выказывал недовольства, напротив, все радушно и гостеприимно привечали ее.

Старушка Ишбика у Гульфаризы-олясэй за несколько лет совместной жизни так освоилась, что держалась не просто как член семьи, а вела себя будто хозяйка. По этому поводу мать Салавата упрекнула было бабушку: «Зачем ты ее так разбаловала, будь построже!», но та лишь махнула рукой: «Какая еще радость у убогого человека, пусть поважничает…» В честь приезда внука бабушка попросила зарезать курицу. Когда суп был готов, расстелила на топчане скатерть и расставила припасенные для Салавата сладости. Старушка Ишбика поставила на дастархан медный поднос с куриной тушкой и ловко разделила ее на части. Дом наполнился аппетитным ароматом свежесваренного мяса.

– На-а-а, держи-и, го-о-остю но-о-ожка, на-а-а! – Протяжно мыча, как их черно-пестрая корова Зойка, бабка Ишбика всучила Салавату окорочок, а второй протянула Гульфаризе-олясэй: – На-а-а, ста-а-аршему че-е-ловеку то-о-оже но-о-ожка полагается, на-а-а…

До чего же вкусна курятина, язык можно проглотить! Наевшись мяса, шурпы с лапшой, заправленной кислым курутом, выпив чаю за неспешной беседой, начали готовиться ко сну.

Бабушка, шепча дуа[34]34
  Дуа (араб.) – мольба, обращение к Аллаху, молитва.


[Закрыть], накинула крючок на дверь. Затем подойдя к каждому окну, повторила молитвы и приготовила постель на топчане. Салават лег рядом с бабушкой. Он абсолютно счастлив. Как хорошо, когда у тебя есть бабушки! А Салават на них богат, у него их трое: бабушки Гульфариза, Уммикамал и Кафия. Уммикамал-олясэй, хоть и неродная, просто обожает его. Бабушка Кафия – мать родного отца. Он видел ее лишь раз. В двух-трехлетнем возрасте мать отвезла Салавата на санках к ним, а вернувшаяся откуда-то бабушка Кафия привезла обратно и поспешно ушла, сердито выпалив:

– Если что – отдай нам ребёнка насовсем, а вот так не пытайся разрушить семью моего сына, больше не приводи!

Мать взяла Салавата на руки и прижала к груди:

– Как же я отдам свою кровиночку?.. Я ведь вымолила, выпросила у Аллаха именно мальчика, чтоб было кому лошадь запрячь…Вот подрастет мой сын, будет возить дрова, сено и солому, правда? Перестанем, наконец, клянчить лошадь у мужиков…

Да, много у него бабушек, а вот дедушек ни одного. Было бы здорово, если б и они были живы. Салават спросил у Гульфаризы-олясэй:

– А давно умер олатай[35]35
  Олатай – дед, дедушка


[Закрыть]?

– В тридцать третьем году. Тогда маме твоей было всего три годика…

– Дедушка умер от болезни?

– Нет, не болел он вовсе… – Бабушка на время смолкла. – Крепкий как дуб мужчина взял да и помер всего в пятьдесят три годика. Видно, на роду ему было так написано. Домой пришел под вечер. Толком не поел. Сходил с кумганом на двор, потом сказал: «Почему-то сил нет, лягу сегодня пораньше», – и склонил голову на подушку… Больше не встал. – Бабушка снова чуть помолчала и тяжело вздохнув, продолжила: – Ох и могуч был твой дед! Девятый десяток мне уже пошел – а такого силача, как Муллагали, больше не видела! Он славился силой и отвагой в наших краях. Когда ходили с обозами в Стерлитамак, Уфу и Оренбург, его лошадь всегда была впереди. Ехавшие навстречу возчики, завидев Муллагали, сразу узнавали и уступали дорогу.

– А почему?

– Он так приучил. Если не уступали, сходил с саней и молча поджидал. Набросится противник – давал ему тумака. Муллагали наносил противнику лишь один удар. Что тут скажешь, трудно идти против такой силы…

Однажды в зимнюю стужу, промаявшись неделю в пути, прибыли из Оренбурга в Стерлитамак. Закоченели дюже, вот и зашли в трактир отогреться, перекусить. Для сугреву водки заказали. Твой дед только потянулся к рюмке, и тут огромный как бык мужик взял да тяпнул его водку. Муллагали удивился, но промолчал и снова наполнил стопку. Здоровяк выпил опять и нагло уставился на него. Он спросил: «Туган, ты чего?» А тот размахнулся и стукнул. Тогда твой дед сказал: «А-а, вот ты какой… Только не так надо бить, а вот как!» – и отвесил такой удар, что наглец с грохотом свалился на пол. Люди в трактире опешили, перепугались не на шутку. Однако убедившись, что тот звероподобный страшила не встанет, начали радостно кричать: «Великана уложил! Громилу одолел!» Оказалось, этот лихой человек держал в страхе весь город, был отпетым головорезом. Все боялись его как огня. Сильная рука – владыка, никто не мог противостоять злодею. Люди обрадовались, начали класть на стол твоего деда деньги, приговаривая: «Дай бог тебе здоровья, батыр!». Много положили, денег было полный стол.

– Значит, дедушка богачом вернулся?

– Хе-хе-хе, – усмехнулась бабушка, – кулаками шибко не разбогатеешь… Те деньги тут же прокутили вместе со всеми, кто был в трактире. Ветром принесло – ветром и унесло…

– А с тем великаном что стало?

– Приехали на лошади родители, погрузили на сани да увезли.

«Значит, дед Муллагали тоже был драчуном, как Шагидулла-атай?» – подумал Салават и спросил бабушку:

– А дедушка часто дрался?

– Не часто, но бывало. Бивал килмешяков – пришлых людей, которые пробовали обижать аульчан и отнять наши земли. Иногда на свадьбах или в гостях, выпив лишку браги, затевали потасовку…

Немного помолчав, бабушка продолжила распутывать клубок воспоминаний:

– Дед твой был самым храбрым и видным мужчиной, но однажды провели и его – три-четыре человека подкараулили хмельного, свалили с ног, стукнув длинной жердью, и рассыпались по сторонам.

Не только силу батырскую, но и чутьё звериное имел твой дед. Когда промышляли на стороне и темными ночами блуждали в степи, умел найти верный путь, обнюхав землю под ногами.

И щедростью славился мой Муллагали. В двадцать первом году люди исстрадались, многие умерли с голоду. Помню как сейчас: наш сосед Якуп-агай понуро вышел за ворота с топором в руке и затянул скорбным голосом песню:

 
Когда веет ветер осенний
Шумят березы нашей равнины.
Не спев тихонько задушевную песнь,
Не унять мне горя-кручины.
 

Грустно допев, тихо подошел к Муллагали и протянул топор: «На, сосед, возьми». Они уже давно пухли с голоду. Не осталось даже вещей, чтобы продать по дешевке и купить еды. Твой дед ничего ему не ответил. Зашел в дом и вынес соседу два-три фунта муки. Якуп-агай снова протянул топор, а Муллагали не взял. Сосед обрадовался, с благодарностью на устах поспешил домой накормить ребятишек.

– Олясэй, а голод часто случался?

– Голод случался в засушливые годы. – При слове «голод» почему-то Салавату привиделся изможденный дядька в лохмотьях. Бабушка продолжила воспоминания. – В тысяча девятьсот одиннадцатом была страшная засуха: весной даже трава не смогла проклюнуться, земля лежала вся черная. Спасибо, в тот год царь Николай не дал помереть – открыл в каждом ауле бесплатные столовые и кормил народ раз в день.

– А в голод двадцать первого года, наверно, кормили красные…

– Накормят, как же!.. Когда красные брали аул, вламывались в дома, кричали: «Давай мясо! Масло! Яйца!», отбирали последнюю еду. Столько народу погубили… Соседа нашего Бакира расстреляли без причины. Мать его бабка Гульбустан тронулась умом, до самой смерти ходила по аулу и причитала: «Бакира застрелили! Сыночка убили! Тогда наш аул спасли от голодной смерти американы, инглизы и германцы – два года подрядь кормили народ, весной раздавали семена для посева.

Салавата озадачили воспоминания бабушки. Кому же верить, – Гульфаризе-олясэй или школьным учителям? Но ведь весь аул знает, что олясэй всегда говорит правду. А разве учителя могут обманывать? Желание узнать истину взяло вверх, он снова спросил:

– А белые тоже… были плохие, как красные?..

– Нет, белые нас не обижали.

Салават еще больше удивился: «Вот это да! Кому же верить? В школе им твердят, что Бога нет, а бабушка повторяет «Бисмиллях[36]36
  «Бисмиллях», «Бисмилляхир Рахманир Рахим» – фраза, произносимая в каждой молитве, перед началом любого важного дела или проекта.


[Закрыть]» почти на каждом шагу». Такие противоречия никак не умещались в сознании и он снова затеребил бабушку:

– Олясэй, а Бог есть или нет его?

Бабушка испуганно всполошилась:

– О Аллах! Прости несмышленого ребенка! – Затем повернулась к внуку: – Конечно, есть! Помимо воли Всевышнего мы и шагу не ступим! – Бабушка зашептала дуа и снова взмолилась:

– О Всемилостивый! Ты дал мне четырнадцать детей и только одну, самую младшую дочь, оставил в живых, много раз обрекая меня на материнское горе. Подчиняюсь такдиру, предписанной Тобой мне судьбе, принимаю все, что предначертано. Только прошу, ниспошли моему единственному внуку счастья в обоих мирах! Даруй ему удачу великую, большой талан и долгую жизнь как у его предка Абдулгалим-бабая, ум, богатство и трудолюбие как у моего деда Султана, здоровье и мудрость как у старейшины Нугмана, силу, чутьё и отвагу как у мужа моего Муллагали, мужественность, справедливое и храброе сердце как у Салават-батыра, и самое главное, совершенный иман[37]37
  Иман – вера, совестливость.


[Закрыть]. Будет иман – приложится все остальное. Огради же моего внука от ухищрений шайтана. Аллаху акбар! Аминь! – Бабушка повернулась к Салавату. – Ладно, дитя мое, пора спать. Завтра еще поговорим. Айда, повторим дуа, которую читают перед сном: бисмилляхир рахманир рахим…

Салават повторил вслед за бабушкой:

– Бисмилляхир рахманир рахим.

Она продолжила:

 
– Лягу – на топчан,
Подушка моя – саман,
Религия моя – Ислам.
Желание мое – Иман,
Лягу со словами «О Аллах»,
Когда встану – иншааллах.
Если вдруг не встану больше,
Упокой меня с иманом, о Аллах.
 

Как только Салават закончил повторять мунажат[38]38
  Мунажат – в данном случае: напевное стихотворение-обращение к Богу.


[Закрыть] вслед за бабушкой, она сразу уснула и засопела. А он, по привычке, еще долго лежал, размышляя: «Наверно, верно говорит олясэй, Бог есть. А иначе кто же… Если подумать, все ведь на своем месте. По утрам солнышко восходит и все вокруг освещает. Для пропитания людей и животных дожди выращивают травы, деревья и зерна. Когда вечером солнце закатывается, его сменяет луна. Темными-претемными ночами освещает хотя бы тропинку под ногами, и то годится. Луна и солнце, люди, бесчисленные живые существа на земле – как появилось все это, если их не создал Аллах? А откуда появился сам Бог?.. Первый космонавт Юрий Гагарин слетал в космос. Но где границы космоса? А что там, за его пределами?..»

Музыка смолкла. Аргамак памяти выплыл из потока воспоминаний и вмиг доставил Салавата в реальность дня нынешнего.

* * *

Следующий день Салават посвятил предкам: заказал надгробные памятники на могилы родного отца, отчима Шагидуллы-атая, бабушек Гульфаризы и Уммикамал. Договорился с муллой и оплатил полное прочтение Корана с просьбой у Аллаха прощения грехов деда Муллагали. Побывав в мечети, раздал хаир[39]39
  Хаир – подаяние, милостыня.


[Закрыть] за упокой давно почивших родственников и всех душ, уповаюших надежду на упоминание. Вернувшись домой, встал под канал…

На сегодняшнем сеансе впервые и как всегда непроизвольно выполнял новые для себя, но удивительно сложные и совершенные упражнения. Будучи достаточно опытным спортсменом (мечтая стать сильным как отчим, он с детства тянулся к спорту), Салават оценил эти упражнения очень высоко.

На уроках физкультуры, в спортивных секциях обычно учили делать простые и примитивные упражнения. Эти же движения, которые под влиянием каналов космоэнергетики выполнялись руками, ногами и всем телом с поразительной гибкостью, были чрезвычайно гармоничны, точны и совершенны.

В конце сеанса перед глазами пронеслись давно знакомые картины: закованный в кандалы мужчина с жутко изуродованным лицом, кажущийся ему очень близким человеком и висящая на ветке дерева люлька с младенцем.

Вот начал вырисовываться какой-то знак. Вскоре он стал светиться словно яркая звезда на ночном небосводе. Этот символ затем показывали почти на каждом сеансе, но сколько бы ни ломал голову, Салават не смог понять его значение. Смысл знака, впервые «увиденного» им закрытыми глазами под каналами, дойдет до него лишь девять лет спустя…

Вдруг возник над ним огромный голубой глаз. Понемногу желтея, он стал золотым и начал изливать теплые лучи на Салавата.

Золотое око исчезло и заполыхали удивительные космические сияния, сверкающие тысячами разных цветов. Бесчисленные звезды, принимая причудливые формы, вначале быстро вертелись слева направо, потом закружились наоборот.

Вот, озарив звездное небо, величественно возникла огромная золотая птица Хумай и, осветив все вокруг ослепительными лучами, грациозно пролетела дальше. Салават с благодарностью вобрал в себя ярко-золотистые лучи, исходящие от птицы счастья.

После сеанса, по обыкновению, обменивались впечатлениями с Лилит.

– Показали мужчину в оковах. Все лицо у него в шрамах, напоминающих какие-то буквы, носа почти нет. Он показался мне родным человеком. Еще промелькнул младенец в колыбели, висящей на ветке дерева. И мужчину, и младенца я несколько раз видел во сне, когда лежал в госпитале. Посмотри-ка, что означают эти видения?..

Лилит, прищурив глаза, напряженно подумала, затем внезапно воскликнула:

– Салават Юлаев!

– Салават Юлаев?! – Салават опешил. – Но почему он так часто мерещится мне?.. А ребенок в люльке?..

– Этот младенец – сын Салавата Юлаева! Аллабирды, говорят мне… Значит, Аллахом дарованный ребенок…

– А почему я их так часто вижу?..

Лилит опять сосредоточилась и ответила взволнованно: – Салават Юлаев – твой предок в седьмом поколении, сказали они…

– Чей предок, мой?..

Лилит, немного подумав, вдруг начала утверждать совершенно другое:

– Нет, мой! Наверняка, мой! Конечно же, мой! Значит, Салават Юлаев – мой пращур!

– Но ведь… он совсем из другого племени…

– А младенец в люльке? Его же назвали сыном Салават-батыра. Выходит, этого ребенка привезли в наши края. Этот малыш – продолжатель рода Салавата Юлаева, моего дальнего предка… – сделала вывод Лилит с привычной для себя убежденностью. Салават не стал возражать против ее «неопровержимой» логики.

Поразмыслив немного, Лилит загадочным голосом продолжила:

– Во время сеанса сообщили кое-что. Очищение, подготовка к посвящению будет длиться еще пять дней, пока не покаешься полностью. В эти дни тебя ждет большое испытание. Самые слабые твои стороны – женщины и алкоголь… Теперь, когда ты с искренней решимостью стремишься к духовным высотам, попытаются завлечь тебя ими и, снова запачкав твою душу, заставить скатиться вниз. Если не сумеешь пройти испытание, тебя ждет страшное наказание… – Лилит строго поглядела на мужа.

– Какое наказание?.. – Салават настороженно уставился на нее.

– Если оступишься, в качестве наказания заберут меня…

У Салавата внезапно похолодело на сердце. В мозгу заворошились лихорадочные мысли: «О Аллах, не покарай меня так жестоко! Как же избежать таких хитрых ловушек в виде женщин? Хоть на улицу не выходи… Ведь я от чистого сердца зарекся не совершать такие грехи! И всей душой убежден, что сдержу слово… Я же научился обуздывать свои низменные страсти. Уже понял: если жаждешь побед, вначале нужно победить себя… О Всевышний, прошу Тебя, пошли мне твердость духа, чтоб я смог одержать полную победу над самим собой!»

* * *

Нелегок труд честного (в отличие от блатного) предпринимателя – барыши ему с неба не падают. Чтобы добыть свой хлеб с маслом и икрой, он вынужден рыскать как гончая собака. Наемный работник возвращается домой и подобно обычному школьнику, швыряющему ранец в угол, забрасывает “мешок” должностных обязанностей в сторону и не вспоминает о нем до следующего дня. Более того, даже на рабочем месте находит возможность прокручивать личные дела. А нескончаемые проблемы коммерсанта плетутся вслед за хозяином к нему домой. Даже когда он ложится спать, они не оставляют в покое – теснее законной жены обхватывают за шею. А если уснет, бесцеремонно вторгаются в сны.

Желая хоть ненадолго отвлечься от рискованных проектов и забот российского дикого бизнеса, предприниматели расслабляются кто во что горазд: одни налегают на спиртное, кто-то путается с чужими женщинами, некоторые просаживают деньги в казино, другие, убегая на лоно природы, рыбачат или охотятся.

Несмотря на субботний день Салават мотался по городу, когда позвонил Марат, друг детства: «Привет! Вот приехал из Уфы. Собрались в сауну с хорошими людьми, тебя тоже приглашаю». Сначала чуть было не согласился от радости. Да и давно не виделись. Хорошо еще, что в голове щелкнуло вчерашнее предостережение жены и он улыбнулся про себя: права была Лилит…

Повстречавшиеся на улице женщины тоже обворожительно улыбались ему. Прежде Салават ни за что не прошел бы мимо… Однако сейчас нельзя предаваться даже греховным мечтам о них.

О Всевышний! И почему Ты сотворил женщину такой прекрасной, грациозной и соблазнительной?!. Сколько раз за рулем, заглядевшись на красотку, Салават чуть не врезался в придорожные столбы? Бывало, и идя пешком мог засмотреться на женщину так, что натыкался на что-нибудь. Пару раз даже набивал шишки на лбу, или в новехоньких туфлях забредал в грязную лужу.

А теперь Салават просто удивляется: как он смог измениться за такой короткий срок? Еще совсем недавно, завершив дневные дела, он будто на крыльях мчался к любовницам. А нынче уже торопится побыстрее вернуться домой и встать под каналы. Да и здорово, оказывается, когда чист перед женой: не надо юлить, изворачиваться и оправдываться.

Если одна часть его человеческой сущности поражалась, недоумевала, была недовольна произошедшими в нем переменами, то другая, находящаяся в самом центре – испытывала искреннюю радость и упоение.

На сегодняшнем сеансе Салават тоже непроизвольно выполнял разные упражнения, в том числе дыхательные, и массировал биологически активные точки. Затем долго потирал указательным пальцем точку на груди. Вскоре перед глазами возник огненный шар. Салават решил, что это чакра. В этот момент сверху полился приглушенный свет, и привиделись разные картины. Показали тот загадочный знак, сверкающий на небосводе. Не очень отчетливо проплыл по звездному небу Иисус Христос, пригвожденный к золотому кресту. Временами мелькал образ Мариам-ана – Девы Марии. Снова появился тот таинственный символ, он сменился потоком света, спиралью поднимающимся ввысь. Вот прошла толпа людей в нарядных национальных одеждах разных народов…

Салават не мог понять разумом и сердцем все картины и видения, представавшие перед ним во время сеансов. Увы, он до сих пор не имел даже минимальных религиозных знаний. Интересно, сколько уже поколений людей с высшим образованием, но абсолютных неучей по части духовных знаний выросло уже после Октябрьской революции?..

Перед глазами долго стояла картина: в протянутых ему сверху ладонях горит огонь, словно факел. Руки видны смутно, а пламя яркое. Поняв, что этот огонь предлагают ему, Салават обрадовался. После обращения с мольбой к Богу, семь раз произнес слово «аминь». В тот момент нисходящий свет стал ярче.

Внезапно он вспомнил: предстоит серьезное испытание… Хорошо, если он сможет с честью пройти все преграды.

Честь и совесть… Видно, истинная совестливость, чистота души остались в далекой стране детства. Солнце тогда светило ярче, небо было голубее, трава и деревья зеленее, ветер нежнее, воздух свежее… Весь мир воспринимался как несравненное чудо.

Такое же ощущение душевной чистоты возникало, когда он в молодости упоенно писал картины в родном ауле. Быть может, предстоящее посвящение вернет ему то дивное состояние?.. После посвящения он и примется за живопись.

* * *

Воскресенье прошло как обычно. Съездив в торговый центр, купили дочерям обновки. Вернулись домой – а там Габдразак, кайнага[40]40
  Кайнага – старший брат жены.


[Закрыть] Салавата, привел жену, чтобы показать её Лилит.

Салават собрался было вздремнуть, но не успел прилечь. Зазвонил телефон и в трубке раздался зычный голос заслуженного художника России Ильгама Юмабаева. – Приветствую, Салават!

– Здравствуй, Ильгам-агай.

– Я тебя вот по какому вопросу беспокою: хотел бы нагрянуть к вам с поллитровочкой…

Недолго думая, Салават ответил прямо:

– Эх, Ильгам-агай, я тут в баню собрался. Если хочешь, пойдем в баню вместе.

– Я уже помылся вчера. А нынче хотел с тобой потолковать. Ну, хорошо, успеем еще, будь здоров. – Мэтр положил трубку. Разговор лег тяжестью на душе Салавата: похоже, обидел он агая… Ладно, может и не обидится. Ведь в угоду другому нарушать собственные планы, наверное, тоже не годится.

Салават лишь в одиннадцать ночи вернулся из бани и встал под канал.

На сеансе падающий сверху свет был намного слабее вчерашнего. Видений тоже было мало: несколько раз промелькнул тот знак, крест и золотогривый конь. Да, еще трижды показали младенца в пеленках…

Похоже, в сегодняшних видениях не было разнообразия и выразительности из-за душевного состояния Салавата. Настроение испортила Лилит. Опять завела ту же волынку: «Находясь под каналом Миди я попросила, чтобы мне помогли образумить Рустама, подворовывающего деньги из дома. Мне ответили: перестанет муж тратить деньги на стороне, тогда и сын образумится. Значит, ты и после Зульфии имел любовницу!».

Ох и вцепилась в него жена как бешеная собака… Хорошо еще, Салават не стал с ней ругаться. Лишь в голове всколыхнулись укоризненные мысли: «Лилит грубо нарушила наш уговор: мы условливались, что она не будет злоупотреблять экстрасенсорными способностями в наших отношениях. Ну никак не может бросить привычку вынюхивать! Я уже признал прежнюю вину. Я давно уже чист перед ней и решил больше никогда не изменять! Так обрыдли эти ссоры! От ее разборок мне уже белый свет не мил. Неужели она не сможет простить меня и всю жизнь будет попрекать за прежние измены?..»

* * *

Несмотря на плохое настроение, сегодня Салават успел сделать многое: сдал отчет в налоговую инспекцию, уладил дела еще в нескольких учреждениях, проверив магазины и торговые точки, забрал дневную выручку.

У Лилит тоже было много посетителей, лишь в десятом часу вечера она смогла проводить их и поставить Салавата под канал.

После довольно долгих упражнений Салават лег на ковер лицом вниз. Сквозь дрему вспомнил об Ильгам-агае: нехорошо вчера получилось.

Перед глазами возникло лицо встретившегося ему сегодня невероятно талантливого танцора Малика Янтурина. Он был истинным маликом[41]41
  Малик (араб.) – принц.


[Закрыть] – прославленным принцем национального танцевального искусства. Закавыка лишь в грустном слове «был»… Увы, нынче в Янтурине осталась лишь тень от прежнего малика-принца. Причина общеизвестна…

Салават дал маэстро, оставшемуся без семьи, работы и денег, сто долларов. Сумевший сохранить достоинство Малик сконфуженно принял «подмогу» и обещал вернуть, при первой, возможности. Надо бы как-нибудь уговорить его и привести к Лилит. Может быть, бросит он пить. Ведь алкоголизм – добровольное обречение себя на жесточайшие душевные и физические муки.

В конце сеанса он решил: «Сегодня 26 марта, новолуние. В этот день я намеревался, наконец, отыскать свои афганские этюды и приступить к давно задуманной картине. Но пока воздержусь. Надеюсь, что если полностью очищусь за эти два-три дня, мне дадут посвящение. На столь важное дело, как возвращение к творчеству, правильнее будет отважиться после принятия посвящения…»

* * *

Вот и настал последний, решающий день подготовки к посвящению. Под каналами Салават непроизвольно выполнил много упражнений. Во второй части сеанса лег навзничь и долго двигал пальцами правой руки. Затем стал делать точечный массаж на груди, и льющийся сверху матовый свет немного усилился.

После этого стал тереть ладонью правую сторону головы. Привиделось множество картин: тот загадочный символ, бескрайние просторы космоса, мириады звезд, еще много чего, что пока не воспринималось сознанием…

Затем Салават сел в позу лотоса и трижды произнес слово «аминь». И вдруг почувствовал покалывание в затылке. Перед зажмуренными глазами запылал огонь. В голове еще несколько раз кольнуло и, кажется, туда что-то поместили. Он даже явственно ощутил, как отяжелела голова. Снова появился таинственный знак и тут же показали золотое перо.

Но душа, под влиянием каналов воспарившая ввысь и отдавшаяся столь высоким, ярким чувствам, была оглушена и повергнута на грешную землю грубым окриком Лилит.

– Ты недавно сажал любовницу в машину?! Мне передали свыше! Говори правду, поклянись! – кинулась выпытывать она. Салават был глубоко оскорблён. Он почувствовал себя птицей, сбитой на лету острым камнем. Бестактность жены унизила его. Своей выходкой Лилит и себя сильно принизила перед ним.

Собрав всю силу воли, Салават едва сумел сдержаться. Ни слова не сказал жене, но настроение упало, а в голове пронеслись мучительные мысли: «Ведь я полностью признал свои грехи и ступил на правильный путь. Теперь у меня перед ней нет никакой вины. Почему же она все еще подозревает меня? Что поделаешь, наверное, так и бывает, когда потеряно доверие. Задрал волк добычу или нет, его пасть всегда в крови…

Но придет ли когда-нибудь конец подозрениям, допытываниям и несправедливым обвинениям Лилит?.. Да и нечестное использование каналов космоэнергетики и своих способностей – тоже дело неодобряемое. Этим она лишь запятнает себе душу, ослабит дух. Из-за неуместных упрёков моё сердце охладевает к ней. И хуже всего, она роняет передо мной авторитет, завоеванный добрыми делами…»

* * *

Вот и настал этот день – 28 марта 2001 года, день посвящения. Салават с нетерпением, волнением и настороженностью дождался его, мучимый тяжелыми сомнениями: успел ли он полностью очиститься? Не запятнали ли сердце недавние размолвки с Лилит? Ниспошлют ему посвящение или нет? И вообще, достоин ли Салават такой чести?..

Жена, обидчиво поджав губы, строго сообщила:

– Свыше передали: посвящение назначено на десять утра, начинай готовиться.

Радостное известие как рукой сняло уныние и тревоги последних дней. Салават бодро принялся за приготовления: принял тахарат, ополоснулся.

Однако не успел пробыть под каналами и получаса, их прервали. Позвонили продавцы: в магазин неожиданно нагрянули проверяющие, заставили запереть дверь, требуют торговые документы.

Поговорив по телефону, Лилит была вынуждена прекратить церемонию.

– Почему прервала? От проверяющих особого вреда не будет, посвящение намного важнее… – возразил Салават, но жена перебила:

– Я тоже так думала, только тебе велено идти на работу. Посвящение отложили на вечер, с десяти до полуночи. Говорят, ночью будет удобнее…

Салават с нескрываемой досадой оделся и с тяжелым чувством захлопнул дверь.

Весь день провозившись с проверяющими, он лишь в десятом часу возвратился домой. Дождавшись назначенного времени, с заметным внутренним смятением встал под канал.

Сеанс сразу начался с различных упражнений. К проделанным прежде добавились и новые. Позже Лилит телепатически объяснили: оказывается, эти упражнения – тантрические.

Получив интенсивную физическую нагрузку, Салават лег на спину и продолжил непроизвольно выполнять разные движения. Перед глазами величественно проплыли изумительные виды космоса, мириады звёзд, светящиеся тысячами разноцветных лучей. Довольно долго сверкал тот загадочный символ, затем впервые послышалась волшебная космическая музыка. Завораживающая мелодия, ничуть не похожая на земную, проникла в самое сердце и очаровала душу. Чуть погодя, невыразимо прекрасная музыка смолкла и, освещая все вокруг, появилась величавая золотая птица Хумай. Пролетая над ним, птица счастья обронила из своего крыла перо. Оно какое-то время грациозно парило в воздухе, а потом мягко опустилось в протянутую вверх правую ладонь Салавата. Это было золотое перо. Салавата заставили около часа выводить этим пером движения, как при письме.

В какой-то момент светлый фон потемнел и на небе появилась огромная голова Ленина. Пару мгновений спустя голова медленно раскололась надвое и обрушилась вниз. Но ее образ еще долго и явственно ощущался в воздухе. Несколько раз показали символ музы.

Прервав движения кисти правой руки, Салавата заставили встать на колени. И вдруг на него сверху обрушился удивительно мощный сноп света, пробивающийся даже сквозь зажмуренные веки, и перед глазами начал медленно летать круглый как горошина, синий огонек. От неожиданности Салават даже испугался этого ослепительно яркого света и взмолился: «О Всевышний! Одного тебя я страшусь! Прошу, вложи в моё сердце отвагу и мужество, чтоб не бояться ничего и никого, кроме Тебя! О Аллах, безгранично благодарю Тебя за то, что привел в этот мир, простил огромные грехи и удостоил такого большого посвящения! Не лишай меня имана и в будущем, не дай оступиться с пути истинного! Позволь мне ниспосланным Тобой золотым пером написать великие произведения и напомнить человечеству Твою истину! Дозволь лишь Тебе одному служить и выполнить мой долг, о Господь!»