Текст книги "Стая"

Эневек опустил газету.

– Вот негодяй.

– А разве то, что он говорит, неправда? – спросила Делавэр. – Насколько я знаю, японцы нас действительно обдурили со своими якобы исследовательскими программами.

– Разумеется, правда, – фыркнул Эневек. – Это действительно подлость. Но Грейвольф приплёл сюда и нас.

– Я ей-богу не знаю, чего он хотел этим добиться, – сказал Шумейкер.

– Как чего? Придать себе важности.

– Да, но ведь он… – Делавэр пыталась что-то изобразить руками. – Как-никак, настоящий герой.

Это прозвучало так, будто её слова привстали на цыпочки. Эневек сверкнул на неё глазами:

– Да неужто?

– Да. Он спас несколько человеческих жизней. И хоть я считаю неприличным то, что он теперь на вас нападает, но держался он отважно и…

– Какая там отвага, – прорычал Шумейкер. – Всё, что ни делает эта крыса, делается с расчётом. Но на сей раз он просчитался. Мака ему этого не простят. Им не понравится, что даже их названый кровный брат так ожесточённо выступает против охоты на китов. Верно, Леон?

Эневек молчал.

Дэнни перекатывал свою жвачку слева направо.

– Когда начнём? – спросил он.

Тут же пилот что-то крикнул им из открытой дверцы и помахал рукой. Эневек знал, что это значит: позвонил Форд. Пора. Так и не ответив на последнюю реплику Шумейкера, он хлопнул своего коммерческого директора по плечу:

– Когда поедешь назад на станцию, можешь оказать мне одну услугу?

– Конечно. В силу известных обстоятельств времени у нас немерено.

– Разузнай, пожалуйста, что в последние недели писалось в газетах об аварии на «Королеве барьеров»? Или в интернете? И что было по телевизору?

– Сделаю, конечно. А для чего?

– Просто так.

– Просто так ничего не бывает.

– Потому что мне кажется, что никаких сообщений вообще не было.

– Хм.

– По крайней мере, я не могу припомнить. А ты?

Шумейкер запрокинул голову и сощурился на солнце.

– Только какие-то смутные известия о кораблекрушениях в Азии. Я перестал читать с тех пор, как мы тут всего этого нахлебались. Но ты прав. Если подумать, сообщений обо всех этих бедствиях было мало.

Эневек мрачно смотрел в сторону гидроплана.

– Ладно, – сказал он. – Идёмте.

Когда машина поднялась в воздух, Эневек сказал Дэнни:

– Ваша задача – воткнуть зонд в жировой слой кита. Этот жировой слой по-научному называется ворвань. Он нечувствителен к боли. Мы годами мучились, не зная, как закрепить на китах передатчик. Недавно один биолог из Киля придумал снабдить арбалет специальной стрелой, на древке которой закреплён передатчик и измеритель. Остриё вонзается в жир, и кит гуляет с прибором, даже не замечая его.

Дэнни взглянул на него.

– А у кита спросили, действительно ли ему не больно? Откуда вам знать, что остриё не пройдёт глубже жирового слоя?

– Мы опробовали оружие на свином сале. Пока не узнали в точности, насколько глубоко проникает стрела.

– Смотри-ка, – удивился Дэнни, подняв брови выше очков. – Биологи!

Гидроплан залёг на крыло. Внизу засверкала лагуна.

– Нам надо наблюдать за китом продолжительное время. Зонд записывает частоту сердцебиения, температуру тела и окружающей среды, глубину, скорость движения и ещё много чего. Самое трудное – оснастить кита камерой.

– А почему и камеру не выпулить из арбалета? – спросил Дэнни. – Запросто.

– Потому что никогда не знаешь, как она встанет. Кроме того, нам интересно видеть самого кита, а это возможно только со стороны.

– Поэтому сейчас мы запустим URA, – сказала Делавэр. – Это робот нового поколения из Японии.

Эневек весело усмехнулся. Делавэр высказалась таким тоном, будто лично изобрела этот робот. Дэнни огляделся.

– Я не вижу никакого робота.

– А его здесь и нет.

Гидроплан достиг открытого моря и летел низко над волнами. Обычно у острова Ванкувер было много мелких судов, катеров, больших надувных лодок с моторами, каяков, но сейчас даже самые отчаянные не отваживались выходить в море. Вдали проходили лишь крупные грузовые суда и паромы, которым киты ничего не могли сделать. И поверхность воды была пустынна, если не считать одного неуклюжего судна.

– Робот находится вон на том буксире, – сказал Эневек. – Это «Гудок». Если нам удастся найти кита, то для буксира настанет звёздный час.

Джон Форд стоял на корме «Гудка», приставив ладонь козырьком. Он видел, как приближается гидроплан.

Форд вызвал Эневека по рации на защищённой от прослушивания частоте – некоторые частоты были закодированы и использовались только в военных или в научных целях.

– Леон? Всё в порядке?

– Я слышу тебя, Джон. Где ты их видел в последний раз?

– К северо-западу. Метрах в двухстах от нас. Там их штук восемь-десять. Двух мы опознали. Один участвовал в нападении на «Леди Уэксхем», второй на прошлой неделе потопил рыболовный траулер в районе Уклюлета.

– Они не пытались на вас напасть?

– Нет, мы для них великоваты.

– А между собой? Как они ведут себя между собой?

– Мирно.

– Наверно, все из одной банды, но мы должны сосредоточиться на тех, что вы опознали.

«Гудок» – спасательный буксир из Ванкувера длиной 63 метра и шириной почти 15 – был одним из самых сильных буксиров с тягой 160 тонн. Прыжок горбача вызвал бы у такого судна разве что лёгкое покачивание. Тем не менее, Форд чувствовал себя неуютно. Поначалу киты набрасывались на всё, что плавает, но теперь они, кажется, уже научились оценивать свои силы. Буксир они не стали бы атаковать. Но именно это и внушало Форду наибольшую тревогу. Спонтанное бешенство не согласовывалось с этой растущей способностью соображать. Он предполагал, что за поведением млекопитающих стоит некий разум, и спрашивал себя, как этот разум будет реагировать на робота.

Форд связался по рации с рубкой.

– Начнём, – сказал он.

Над ними кружил гидроплан.

Успеют ли они выявить истину, с тревогой думал Форд. Он знал, что всё громче поднимают голос профсоюзы моряков, рыбаков и сами пароходства, которые не устраивал мягкий курс научных комиссий и советов. Они требовали применения военной силы – мол, несколько убитых китов сразу внушат остальным тварям, что нападать на людей – плохая идея. Это требование было столь же наивно, сколь и опасно, поскольку падало на удобренную почву. Морские млекопитающие всё больше утрачивали кредит, которого с таким трудом добивались защитники животных. Кризисный штаб пока ещё отбивался от этих требований возражением, что насилие ничего не даст и что надо сначала хотя бы выяснить причину изменения поведения животных, чтобы целиться не в симптомы болезни, а в её возбудителя. Форд не знал, к какому решению придёт правительство, но рыбаки и нелегальные китобои уже были на грани самоуправства. Тем более что в рядах спорящих не было единства. Идеальная питательная среда для самовольных действий.

Война на море.

Форд глянул на корму, где стоял робот.

Ему было интересно узнать, на что способен этот URA, который совсем недавно разработали японцы. Они утверждали, что прибор предназначен для изучения, а не для охоты на китов. Западные защитники природы принимали эти заверения с большим скепсисом. Цилиндрическое сооружение трёхметровой длины, густо утыканное измерительными инструментами и высокочувствительными камерами, казалось им адской машиной для разведки китов в предчувствии окончания международного моратория на добычу от 1986 года. После того, как URA успешно обнаружил горбачей вблизи японских островов Керама и довольно долго следовал за ними, этот робот имел успех и на международном симпозиуме по морским млекопитающим в Ванкувере. Но недоверие оставалось. Не было тайной, что Япония покупает поддержку бедных стран с целью прекратить мораторий. Японское правительство оправдывало конспиративный закулисный торг как «дипломатию» – и те же люди из правительства щедро субсидировали Токийский университет, разработавший этого робота.

– Может, хоть сегодня ты сделаешь что-то толковое, – тихо сказал Форд, глядя на робота. – Спасай своё доброе имя.

Прибор сверкал на солнце. Форд подошёл к поручням и глянул на море. С воздуха киты были видны лучше, но с корабля их легче идентифицировать. Вскоре один за другим вынырнули несколько китов и стали рассекать волны плавниками.

В рации послышался голос наблюдателя из рубки:

– Справа за нами Люси.

Форд обернулся, поднял бинокль и увидел, как под воду уходит каменно-серый, выщербленный хвост.

Люси!

Так звали одного из серых китов. Четырнадцать метров длины. Это Люси нападала на «Леди Уэксхем». Может быть, именно она проломила тонкостенный корпус корабля, который после этого затонул.

– Принято, – сказал Форд. – Леон?

На этой изолированной частоте все были связаны друг с другом. На борту гидроплана слышали всё, что говорилось на «Гудке».

– Принято, – сказал Эневек.

Форд сощурился на солнце и увидел, как гидроплан снижается там, где только что исчез хвост кита.

– Ну, – сказал он сам себе, – тогда с Богом.

Со стометровой высоты даже грузный буксир казался любовно построенной моделью. Зато киты выглядели великанами. Эневек увидел несколько серых китов, неторопливо и спокойно плывущих под самой поверхностью воды. Преломлённые лучи солнца плясали на их гигантских спинах.

– Ещё ниже, – сказал он.

Гидроплан снижался. Они пролетели над стадом и приблизились к тому месту, где нырнула Люси. Эневек надеялся, что кит ушёл не на кормёжку. Не то им пришлось бы ждать долго. Серые киты кормились своим способом. Они ныряли на дно и пропахивали ил, переворачиваясь с боку на бок и всасывая живность, населяющую дно: рачков, зоопланктон и их любимое лакомство – червей-нитчаток. Громадные борозды китовых оргий тянулись по всему дну в окрестностях острова Ванкувер.

– Сейчас будет небольшой сквозняк, – сказал пилот. – Дэнни?

Снайпер улыбнулся, открыл боковую дверь и откинул её. Внутрь ворвалась струя холодного воздуха и растрепала волосы пассажиров. Делавэр подала Дэнни оружие.

– У вас не так много времени, – крикнул Эневек сквозь грохот мотора и шум ветра. – Когда Люси вынырнет, у вас будет всего несколько секунд, чтобы выпулить зонд.

– Это не проблема, – ответил Дэнни. Держа арбалет в правой руке, он выдвинулся с сиденья и переместился на распорки под крылом. – Подлетайте поближе.

Делавэр выпучила глаза:

– Я даже видеть этого не могу.

– Чего? – спросил Эневек.

– Да он же свалится в воду.

– Не бойсь, – засмеялся пилот. – Эти парни и не то могут.

Гидроплан несся над самыми волнами, на уровне рубки «Гудка». Они уже миновали то место, где нырнула Люси, но ничего не увидели.

– Пошли кругами, – крикнул Эневек пилоту. – Над этим местом. Люси наверняка вынырнет там же.

Гидроплан заложил крутой поворот. Казалось, море опрокинулось на них. Дэнни висел на распорках, как обезьяна, вцепившись одной рукой в дверной проём, а второй держа арбалет. Под ним обрисовался силуэт выныривающего кита. Потом серый, лоснящийся горб рассёк поверхность воды.

– Ох-хо! – взревел Дэнни.

– Леон! – крикнул Форд по рации. – Это не тот кит. Люси у нас прямо по курсу.

– Проклятье! – выругался Эневек.

Он просчитался. Люси, видимо, решила не придерживаться правил.

– Дэнни! Не этот!

Гидроплан опустился ещё ниже. Теперь они заходили буксиру с кормы. Какой-то миг казалось, что они врежутся в надстройки «Гудка», но пилот подправил курс, и они пронеслись над судном. Чуть впереди Люси уже снова уходила под воду и показала свой хвостовой плавник. Теперь и Эневек узнал животное по характерным насечкам на хвостовом стебле.

– Медленней, – скомандовал он.

Пилот снизил скорость, но она всё ещё была высока. Надо было взять вертолёт, подумал Эневек. Они пронеслись над целью, и снова пришлось поворачивать в надежде, что кит не скроется из виду.

Но Люси не исчезла в глубине. Её могучее тело блестело на солнце.

– Обогнать, развернуться, снизиться!

Пилот кивнул.

– Только не блевать, – добавил он от себя.

Он опрокинул самолёт так, что казалось, будто он встал на кончик крыла. Через открытую дверь пугающе близко сверкала стена воды. Делавэр вскрикнула, а Дэнни со своим арбалетом взвыл от восторга.

С этим не могли сравниться никакие русские горки.

Эневек воспринимал всё происходящее, словно в замедленной съёмке. Он никогда не думал, что самолёт может вертеться, как циркуль, опершись на крыло. Машина описала ровный полукруг и вернулась в горизонтальное положение.

Гремя пропеллером, она надвигалась на кита и приближающийся «Гудок».

Форд, замерев, следил, как самолёт провёл разворот, от которого волосы вставали дыбом. Его лыжи едва не касались воды. Он припомнил, что в «Тофино Эйр» работает один бывший лётчик канадских военно-воздушных сил. Теперь он точно знал, кто это.

Цилиндрическое тело URA висело за кормовым ограждением. Они были готовы отцепить прибор сразу, как только снайпер вонзит в кита передатчик. Серая спина животного была отчётливо видна. Кит и самолёт стремительно сближались. Форд видел приткнувшегося под крылом Дэнни и горячо надеялся, что тот управится с одного выстрела.

Загорбок Люси выбивался из воды.

Дэнни поднял арбалет, сощурил глаз. Его палец медленно сгибался.

С полной концентрацией и застывшей миной Дэнни нажал на спуск. Лишь он один мог услышать тихое шипение, с которым стрела покинула оружие со скоростью 250 километров в час. Спустя долю секунды металлический гарпун вонзился в подкожное сало кита и проник вглубь его так, что Люси даже ничего не почувствовала. Животное согнуло спину, готовясь уйти под воду. Передатчик торчал в ней под острым углом.

– Попали! – крикнул Эневек в рацию.

Форд подал знак.

Кран выпустил робота из своих когтей. Тот плюхнулся в воду и исчез в волнах.

Соприкосновение с водой мгновенно вызвало импульс, который запустил электромоторы. Уходя в глубину, прибор вместе с тем двигался в направлении нырнувшего кита. Через несколько секунд после приводнения робота уже не было видно.

Форд победно сжал кулаки.

– Есть!

Гидроплан прогремел мимо «Гудка». На распорках крыла Дэнни с восторженным воплем взметнул вверх свой арбалет.

– Сделали!

– Класс!

– Один выстрел и… Нет, ты видел? Невероятно!

– Bay!

В самолёте все наперебой орали. Дэнни повернулся к ним и осклабился. Он начал снова пробираться внутрь. Эневек протянул ему руки для опоры и тут увидел, как что-то вырастает из воды.

Он в ужасе окаменел.

Серый кит вырвался вверх – могучее животное в прыжке. Его массивное тело стремительно приближалось.

Прямо на пути их полёта.

– Вверх! – заорал Эневек.

Моторы с болью взревели. Самолёт круто взмыл вверх, а Дэнни опрокинулся назад. Эневек только и успел увидеть, что колоссальную голову в рубцах, глаз, сомкнутые челюсти. Машина получила сокрушительный удар. Там, где было правое крыло и только что висел Дэнни, теперь изгибались лишь остатки распорок. Эневек пытался за что-нибудь ухватиться, но всё вертелось, Делавэр кричала, пилот кричал, сам он кричал, и море неслось на них.

Что-то ледяное ударило ему в лицо. Грохот в ушах. Скрежет ломающегося металла. Шипение бурлящей воды. Тёмная зелень.

Больше ничего.

На пятидесятиметровой глубине робот выровнялся и следовал за китом. В некотором отдалении, лишь смутно различимые в глубинных сумерках, виднелись другие животные. Электронный глаз робота всё регистрировал, хотя компьютер пока не придавал значения оптическим впечатлениям.

Его занимали другие функции.

Несмотря на превосходную оптическую сенсорику, основная сила URA заключалась в акустическом охвате. Тут создатель этого аппарата проявил настоящую изобретательность. Акустическая система позволяла роботу следовать за морскими млекопитающими в течение десяти-двенадцати часов, не теряя их из виду, куда бы они ни повернули.

Робот следовал за их пением.

Четыре гидрофона робота – высокочувствительные подводные микрофоны – схватывали в эти мгновения не только каждый звук, издаваемый животными, но и их взаимные координаты. Гидрофоны распределялись по всему телу робота и воспринимали звук не одновременно, а с некоторым сдвигом. Человеческое ухо не смогло бы уловить такие крошечные запаздывания звука, это было под силу лишь компьютеру. Звук – наиболее громкий – сперва достигал первого гидрофона, ближнего к источнику, и лишь затем, по очереди – ослабевая – доходил до остальных трёх.

В результате такой стереофонии компьютер воспроизводил виртуальное пространство и указывал координаты источника звука. Это пространство заполнялось данными о взаимном положении китов.

Люси, уходя на глубину, тоже издавала звуки. Компьютер хранил огромное количество данных, включая специфические звуки голосов отдельных животных. URA просмотрел свой электронный каталог, но Люси как индивидуума там не обнаружил. Автоматически была заведена новая папка на звуки, исходившие от координатной группы Люси, робот сравнил её с другими координатными группами, классифицировал их всех как серых китов и после этого ускорился на два узла, чтобы подойти к китам немного ближе.

Так же основательно, как он акустически запеленговал и упорядочил китов, робот перешёл к оптическим функциям. В его базе данных хранились хвостовые узоры, плавники и другие характерные признаки отдельных индивидов. На сей раз роботу повезло. Электронный глаз отсканировал удары хвоста идущего перед ним кита и быстро идентифицировал его как Люси. Незадолго перед этим в машину были введены все данные китов, участвовавших в нападениях, и теперь робот знал, какому из животных он должен уделять неусыпное внимание.

URA скорректировал свой курс на несколько градусов.

Пение китов разрешало звуковой контакт с машиной на дистанции более сотни морских миль. Звуковые волны перемещаются в воде в пять раз быстрее, чем в воздухе. Люси могла плыть куда угодно и с любой скоростью.

Робот уже не мог потерять её из виду.

26 апреля

Киль, Германия

Железная дверь скользнула в сторону. Взгляд Бормана окинул гигантскую конструкцию симулятора.

Глубоководный симулятор, казалось, подгонял природу под масштаб человека. Люди создали вторичный мир, одну из тех его идеализированных копий, с которыми человек был в более доверительных отношениях, чем с действительностью: кому захочется вживую столкнуться с истинной жизнью Средневековья, если Голливуд уже всем всё показал? Кому интересно знать, как издыхает рыба, как её вскрывают и потрошат, если можно купить её куски, лежащие во льду? Американские дети рисуют кур о шести ногах, потому что куриные окорочка продаются в фасовках по шесть штук. Молоко пьют из пакетов и воротят нос от содержимого коровьего вымени. Восприятие мира исказилось и порождало в человеке заносчивость.

Борман был в восторге от симулятора и его возможностей. И вместе с тем симулятор наглядно показывал, насколько слепым может стать изучение, если его объект моделируется, а не наблюдается в естественных условиях. Планету старались не столько понять, сколько подогнать под себя. В этом ярком диснейлэнде человеческое вмешательство в природу получало новое, ужасное оправдание.

Всякий раз, входя в этот зал, Борман думал: никогда нам не получить достоверные сведения о том, что мы делаем.

Через два дня после несчастного случая на «Солнце» он снова был в Киле. Пробы дна и холодильные ёмкости были срочным грузом отправлены под опеку Эрвина Сьюсса, который вместе с командой геохимиков и биологов немедленно приступил к исследованию добычи экспедиции. Когда Борман прибыл в институт, анализы шли полным ходом. Уже сутки команда неустанно пыталась выявить причины распада гидрата. Кажется, им удалось выйти на след. Симулятор мог идеализировать действительность, но в данном случае он, судя по всему, способен был пролить свет на правду об этих червях.

Сьюсс ждал его у пульта монитора. С ним были Хейко Салинг и Ивонна Мирбах, специалистка по глубоководным бактериям.

– Мы сделали для наглядности и компьютерное моделирование, – сказал Сьюсс.

– Значит, это проблема уже не только «Статойла», – сказал Борман.

– Не только.

Сьюсс кликнул мышкой у одного символа. Появилось графическое изображение: разрез гидратного покрова стометровой толщины и лежащий под ним газовый пузырь. Салинг указал на тонкий, тёмный слой на поверхности:

– Это черви.

– Давайте увеличим, – сказал Сьюсс.

На экране появился вырез поверхности льда. Были видны отдельные черви. Сьюсс продолжал увеличение, пока монитор не заполнил один-единственный экземпляр. Он был грубо стилизован, отдельные участки тела ярко окрашены.

– Красное – это серные бактерии, – пояснила Ивонна Мирбах. – Синее – это археи.

– Эндо– и экзосимбионты, – пробормотал Борман. – Червь забит бактериями, и они живут на нём.

– Верно. Это консорциум. Бактерии нескольких видов, работающие вместе. – Впрочем, это было ясно уже людям, которых привлёк Йохансон, – добавил Сьюсс. – Они понаписали целые тома отзывов о симбиотическом образе жизни червя. Но они не сделали должных выводов. Никто не задался вопросом, что, собственно, делают эти консорциумы. Мы всё время исходили из того, что лёд дестабилизируют черви, хотя нам было ясно, что они не могут этого сделать. Это делают не черви.

– Черви – только транспорт, – сказал Борман.

– Именно так. – Сьюсс кликнул на другом символе. – Вот здесь ответ на ваш газовый прорыв.

Стилизированный червь начал двигаться. Изображение было набросано за недостатком времени очень грубо. Это была скорее последовательность отдельных картинок, чем мультфильм. Раскрывались щипцеобразные челюсти, и червь начинал вгрызаться в лёд.

– Теперь следи.

Сьюсс опять увеличил изображение. Было видно несколько червей, вогнавших свои тела в гидрат. Потом вдруг…

– Боже мой, – сказал Борман. Воцарилась мёртвая тишина.

– Если это происходит по всему континентальному склону… – начал Салинг.

– Происходит, – сказал Борман без выражения. – Видимо, даже одновременно. Чёрт, мы должны были дойти до этого ещё на борту «Солнца». Куски гидрата были просто перемазаны бактериями.

Он ожидал увидеть приблизительно то, что увидел. Он этого боялся и очень надеялся, что ошибается. Но действительность превзошла худшие ожидания – если это была действительность.

– По отдельности всё, что здесь происходит, хорошо известно, – сказал Сьюсс. – Каждое из явлений само по себе не представляет из себя ничего нового. Новое возникает во взаимодействии. Как только все компоненты приходят в связь друг с другом, распад гидрата становится очевидным. – Он зевнул. Это было странно неуместным перед лицом этих жутких картинок, но никто из них за последние сутки не смыкал глаз. – Я только не нахожу объяснения, откуда взялись эти черви.

– Я тоже не нахожу, – сказал Борман. – Хотя думаю об этом дольше тебя.

– Ну, и кого будем теперь информировать? – спросил Салинг.

– Хм. – Сьюсс положил палец на верхнюю губу. – Дело секретное, верно? Поэтому в первую очередь мы должны поставить в известность Йохансона.

– А почему сразу не «Статойл»? – предложил Салинг.

– Нет. – Борман отрицательно покачал головой. – Ни в коем случае.

– Ты думаешь, они это замнут?

– Йохансон – это лучший вариант. Насколько я могу судить, он нейтральнее Швейцарии. Пусть он и решает, кому и когда…

– Нет времени делегировать решение кому бы то ни было, – перебил его Салинг. – Если симулятор хоть приблизительно передаёт то, что творится на континентальном склоне, то мы, строго говоря, должны информировать норвежское правительство.

– Тогда уж все североморские государства!

– Хорошая мысль. И Исландию тоже.

– Минуточку! – Сьюсс поднял руки. – Прямо крестовый поход какой-то. Ведь это пока всего лишь моделирование.

– Верно, – сказал Борман. – Не надо преждевременно пугать людей. Мы пока и сами не знаем всего с достоверностью. Да, мы знаем, как это происходит, но результат – это экстраполяция. В настоящий момент мы можем лишь утверждать, что в атмосферу попадёт большое количество метана.

– Ты бредишь? – воскликнул Салинг. – Мы прекрасно знаем, что произойдёт.

Борман непроизвольно ощупал то место, на котором подрастали его усы.

– Ну хорошо. Мы можем это опубликовать. Этого хватит на дюжину первых полос в газетах. Но каковы будут последствия?

– Какие последствия будут, – рассуждал Сьюсс, – если в газетах объявят, что Земля вот-вот столкнётся с метеоритом?

– Ты считаешь это сравнение подходящим?

– Да.

– Я считаю, мы не должны принимать решение сами, – сказала Мирбах. – Давайте действовать шаг за шагом. Сперва поговорим с Йохансоном. В конце концов, к нему идут все нити. Кроме того, если рассматривать это с чисто научной точки зрения, честь открытия принадлежит ему.

– Нет, червей обнаружил «Статойл». Но будь по-вашему. Пусть Йохансон. А что потом?

– Потом привлечём правительство.

– И опубликуем всё это дело?

– Почему же нет? Всё публикуется. Мы знаем про корейские и иранские ядерные программы и что какие-то идиоты распространяют возбудителя сибирской язвы. Мы знаем всё о BSE, о свиной чуме и об овощах с изменёнными генами. Во Франции люди десятками умирают от каких-то бактерий из заражённых моллюсков. Боже мой, и никто не бежит в панике в горы, чтобы спрятаться.

– Да, – сказал Борман, – но если мы гласно задумаемся об эффекте Стореджиа…

– Для этого наши данные слишком поверхностны, – заметил Сьюсс.

– Моделирование показывает, как быстро идёт разложение.

– Но оно не говорит определённо, что произойдёт потом.

Борман хотел ответить, но Сьюсс был прав. Они могли думать, что произойдёт, но они не могли это доказать. Если сейчас выйти с этим, не запасшись неуязвимой теорией, то нефтяное лобби всё заболтает. И аргументация рухнет, как карточный домик. Пока что было рано.

– Ну хорошо, – сказал он. – Сколько времени нам нужно, чтобы представить связные результаты?

Сьюсс наморщил лоб.

– Думаю, следующая неделя.

– Это чересчур долго, – сказал Салинг.

– Да вы что! – возмутилась Мирбах. – Это чересчур быстро. Закажи одну только таксономическую экспертизу нового червя – и будешь в ожидании месяцами грызть ногти.

– В данной ситуации это чересчур долго.

– И всё же, – решил Сьюсс. – Ложная тревога ничего не даст.

Борман кивнул. Он не мог отвести взгляд от монитора. Моделирование закончилось. И всё же оно продолжалось перед его внутренним взором, и от того, что он видел, волосы вставали дыбом.

29 апреля

Тронхейм, Норвегия

Сигур Йохансон вошёл в кабинет Ольсена, закрыл за собой дверь и уселся напротив биолога.

– Есть минутка? Ольсен ухмыльнулся:

– Ещё бы! Я же вывернулся ради тебя наизнанку.

– И что ты разузнал?

Ольсен заговорщицки понизил голос.

– С чего начать? С историй про монстров? Или с природных катастроф?

Становилось уже интересно.

– Начни с чего хочешь.

– Давай, для разнообразия начнёшь ты? – Ольсен весело взглянул на него. – Почему бы тебе не сказать мне, ради чего я сутками работаю на тебя Ватсоном, а, Холмс?

Йохансон задумался, сколько он может рассказать Ольсену. Ему было ясно, что тот просто лопается от любопытства. Он бы и сам на его месте лопался. Но тогда через несколько часов об этом будет знать весь НТНУ.

Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Выглядела она достаточно безумной, чтобы сойти за правдоподобную. Пусть Ольсен считает его придурком, с этим жить можно. Он тоже понизил голос и сказал:

– Я подумываю о том, чтобы выступить с новой теорией.

– А именно?

– Всё это срежиссировано.

– Что?

– Ну, все эти аномалии. Медузы. Исчезновение лодок. Мёртвые и без вести пропавшие. Мне просто пришла в голову идея, что всё это взаимосвязано.

Ольсен непонимающе таращился на него.

– Назовём это верховным заговором. – Йохансон откинулся на спинку, чтобы посмотреть, как Ольсен будет заглатывать эту наживку.

– И чего ты собираешься этим добиться? Нобелевской премии или места в психбольнице?

– Ни того ни другого.

– Ты меня разыгрываешь.

– Нет.

– Разыгрываешь. Кого ты имеешь в виду? Чёрта? Тёмные силы? Зелёных человечков? Людей Икс?

– Это пока лишь идея. Должна же быть взаимосвязь, а? Все феномены пришлись на одно и то же время, неужто это случайное совпадение?

– Я не знаю.

– Вот видишь. Ты тоже не знаешь. И я не знаю.

– Какого рода связь ты за этим видишь? Йохансон развёл руками:

– Это зависит от того, что ты мне сейчас расскажешь.

– Ловко вывернулся, – Ольсен усмехнулся, выдвинул ящик стола и достал целую стопку бумаг. – Улов из интернета, – сказал он. – Если бы я не был таким отвратительным прагматиком, я бы мог поверить в ту чушь, которую ты сейчас нёс.

– Ну, и что там у нас?

– Все пляжи Южной и Центральной Америки закрыты. Люди больше не заходят в воду, а медузы забивают рыбачьи сети. Коста-Рика, Чили и Перу говорят об апокалиптическом нашествии. После «португальской галеры» появился ещё один вид – очень мелкие, с необычайно длинными и ядовитыми щупальцами. Вначале их приняли за «морских ос», но выглядят они иначе. Наверное, новый вид.

Опять новый вид, подумал Йохансон. Невиданные черви, невиданные медузы…

– А что с «морскими осами» у берегов Австралии?

– Всё то же. – Ольсен порылся в стопке бумаг. – Они всё прибывают. Катастрофа для рыбаков, а туризм уже давно на последнем издыхании.

– А что с рыбой? Медузы не причиняют ей какого-нибудь урона?

– А рыба ушла. Большие стаи просто исчезли у берегов, затронутых этой заразой. Экипажи траулеров утверждают, что рыба покинула свои естественные угодья и ушла в открытое море.

– Но ведь там для неё нет корма.

– Может, она села на диету. Почём мне знать?

– И ни у кого нет никаких объяснений?

– Всюду работают кризисные штабы, – сказал Ольсен. – Но ты ничего не узнаешь. Я пытался.

– Это значит, что на самом деле всё ещё хуже.

– Может быть. – Ольсен вытянул из стопки листок. – Если ты посмотришь на этот листок, то увидишь тревожное пресс-сообщение, которое потом больше нигде не упоминается. Медузы у западноафриканского побережья. Возможно, и у Японии, наверняка у Филиппин. Предположение о гибели людей, потом опровержение, потом молчание. Но смотри. Сейчас будет самое интересное. Есть одна такая водоросль, она уже несколько лет изредка мелькает в печати. Водоросль-убийца, pfiesteria piscicida. Если уж нападёт, то её не уймёшь. Делает больными людей и животных. До сих пор она бесчинствовала в основном по ту сторону Атлантики, но теперь, кажется, добралась до Франции. И как следует добралась.

– Есть мёртвые?

– Ещё как. Французы не больно словоохотливы на сей счёт, но эта гадость проникла в страну через омаров. Это везде написано, я проверил.

Он подвинул Йохансону часть бумаг.

– Потом исчезновения лодок. Были зафиксированы сигналы бедствия, но большинство из них не имело смысла. Они обрывались на полуслове. То, что случалось, происходило слишком стремительно. – Ольсен помахал в воздухе следующим листком. – Но кем бы я был, если бы не знал больше, чем всё остальное человечество? Три таких сигнала бедствия попали в сеть.

– И что?

– Что-то напало на лодки.

– Напало?