Текст книги "Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал"

Джексону не терпелось поставить точку в этом вопросе. Он согласился, что американцы стремятся установить вину каждой организации посредством доказательства вины ее индивидуальных членов: «В точности как вы предлагаете». После установления вины организации трибунал может распространить присущую ей уголовную ответственность на всех ее членов. Конечно, добавил Джексон, каждому члену виновной организации будет дана возможность доказать, что его записали туда принудительно или сочли членом организации по ошибке. Но он не сможет оспаривать саму виновность организации. Джексон покинул совещание в уверенности, что они с Никитченко нашли общий язык[215]215
  Ibid.


[Закрыть].

Неудивительно, что местоположение трибунала тоже вызвало споры. Никитченко и Трайнин имели строгий приказ Москвы настаивать на Берлине – находящемся в советской оккупационной зоне городе, где состоялась капитуляция нацистов. Джексон выступал за Нюрнберг на том основании, что он удобнее всего и к тому же был, по его словам, «местом рождения» нацизма. Обе стороны стояли на своем. 4 июля этот спор обострился, и Никитченко предложил выход из тупика. Можно будет провести несколько главных процессов: например, Карла Германа Франка (нацистского губернатора Чешского протектората) можно будет судить международным трибуналом в Чехословакии, а других нацистских вождей – например, в Польше. Ввиду ответственности Геринга за авианалеты на Англию, возможно, британское правительство захочет провести суд над ним у себя. Предложение Никитченко застигло всех врасплох. Барнс возразил: его правительство пришло к убеждению, что всех главных военных преступников нужно судить в Германии[216]216
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 4, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack22.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Ближе к обеду Джексон попросил разрешения удалиться, чтобы отпраздновать американский «день вражды с британцами». Впервые за эти дни, согласно дневнику Джексона, Никитченко улыбнулся[217]217
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 4, 1945 (в разговоре с Никитченко Джексон имел в виду День независимости, отмечаемый американцами ежегодно 4 июля. – Примеч. ред.).


[Закрыть].

Долгие и напряженные дискуссии о правовых и организационных вопросах вымотали всех участников. Иногда советские и западные представители собирались после работы, и это помогало им лучше узнать друг друга. Вечером 6 июля Джексон пригласил советских делегатов на ужин в «Кларидж». Американцы были в смокингах; Никитченко, Трайнин и Трояновский пришли в серых костюмах, а посол Гусев – в темном пиджаке и полосатых брюках. После ужина Джексон произнес тост за генералиссимуса Сталина, а Гусев за президента Трумэна. Американцы произносили речи, и Джексон даже похвалил книгу Трайнина. В ответ на предложение американцев что-нибудь сказать Никитченко (как отметил Джексон, «с явным удовольствием») произнес несколько фраз и стал ждать перевода. По словам Джексона, он говорил «с достоинством и дружественно, а когда речь заходила о страданиях России – довольно красноречиво». Трайнин тоже произнес «очень достойное благодарственное слово». Этим вечером Джексон записал в дневнике, что ужин был «очень успешен в плане налаживания отношений», хотя и отметил, что советские представители «пили очень мало и несколько презрительно смотрели на желтую жидкость, которую нам подали под названием водки»[218]218
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 6, 1945.


[Закрыть].

* * *

Пока в Лондоне делегаты союзников пытались преодолеть свои разногласия, главы их правительств планировали встретиться в Германии лицом к лицу. 3 июля Джеймс Ф. Бирнс, которого Трумэн только что назначил госсекретарем, телеграфировал Джексону, что вопрос о военных преступниках, скорее всего, будет обсуждаться на встрече «Большой тройки» в Потсдаме (пригороде Берлина), которая начнется 17 июля. Впервые после смерти Рузвельта британский, американский и советский лидеры должны были встретиться очно. 4 июля Джексон ответил Бирнсу (которого знал по недолгой совместной работе в Верховном суде), что переговоры в Лондоне идут тяжело, в основном потому что советским и американским представителям трудно понять правовые системы друг друга. Хотя некоторые проблемы удалось сгладить, «правовая философия и мировоззрения глубоко различаются», и «даже достигнув согласия, мы обнаруживаем, что вкладываем в слова разный смысл». Джексон объяснил, что он всеми силами старается принять как можно больше советских предложений, чтобы достичь четырехстороннего соглашения, сохранив при этом суть американского плана[219]219
  Ibid. B. 110. F. 2. Byrnes to Jackson, cable, July 3, 1945; Jackson to Byrnes, cable, July 4, 1945.


[Закрыть].

Прения в Лондоне вступили в новую и решающую стадию. В течение недели, начиная с 5 июля, редакционная подкомиссия в составе Олдермана, Трайнина, Фалько, Барнса и Дина сопоставляла американский план с предложенными поправками остальных участников и пыталась прийти к согласию. Экстрадиция оказалась больным вопросом. Олдерман и Барнс утверждали, что у них нет полномочий поручить своим правительствам вести переговоры с другими странами о выдаче военных преступников, в частности тех, кому гарантировали убежище или предоставили иммунитет от уголовного преследования. Трайнин допустил, что это может сорвать все договоренности, и дискуссию отложили на неопределенный срок[220]220
  LOC-RHJ. B. 93. F. 2, 4. Power Conference – Church House, July 5, 1945. См. также: APYULS. Report of American Member of Drafting Subcommittee, July 11, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack24.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

По некоторым ключевым вопросам удалось достичь консенсуса. Председатели трибунала должны ротироваться от процесса к процессу, и правительства смогут заменять судей по причине болезни. Большинство вопросов должны решаться голосованием судей с решающим голосом у председателя. Но для вынесения вердиктов и приговоров потребуются голоса трех судей из четырех. Делегаты согласились, что ссылка на приказы вышестоящих не будет освобождать от уголовной ответственности, но даст судьям возможность учесть это при вынесении приговора как смягчающее обстоятельство. Согласились также переименовать документ, прежде называвшийся «Статутом», в «Устав»[221]221
  Ibid.


[Закрыть]. Главные разногласия сохранялись – например, место для трибунала, – но некоторые второстепенные удалось уладить.

Утром 7 июня Джексон и Донован улетели в Германию, чтобы собрать больше доказательств. Джексон все еще не до конца осознал масштаб нацистских злодеяний. Оба провели первый вечер в штаб-квартире УСС в Висбадене, на действующей фабрике шампанского, чья продукция была «отличного качества», как отметил Джексон в своем дневнике. Из Парижа к ним приехал Джон Харлан Эймен и привез пакет документов, в том числе стенограмму совещания Гитлера с его генералами в рейхсканцелярии 5 ноября 1937 года. На этом совещании Гитлер впервые раскрыл свои планы военного захвата «жизненного пространства» (Lebensraum) для Германии. (Это совещание позже стали называть конференцией Хоссбаха.) Аллен Даллес, начальник базы УСС в Берне, приехал из Швейцарии и привез с собой четырех потенциальных свидетелей-немцев, в том числе бывшего сотрудника МИД Германии[222]222
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 7, 1945. Совещание получило это название по имени гитлеровского адъютанта Фридриха Хоссбаха, который записывал стенограмму.


[Закрыть].

На следующее утро Джексон и Донован выехали во Франкфурт, чтобы обсудить место проведения процесса с генерал-лейтенантом Люциусом Д. Клэем, заместителем главы военной американской зоны оккупации. Клэй незадолго до того вернулся из Берлина и рассказал им, что этот город вполне может служить местом размещения международного трибунала. Поскольку его оккупируют четыре державы, делегация США останется в пределах американской зоны контроля. Но на случай, если у Джексона будет возможность выбора, Клэй настоятельно рекомендовал Нюрнберг. Во Франкфурте Джексон и Донован также посовещались с американским дипломатом Робертом Д. Мерфи, который рассказал им мрачные истории о том, что происходило в Берлине. Советские власти уже отправили тысячи мужчин из своего сектора Берлина на принудительные работы в СССР. По дороге из Франкфурта Джексон ненадолго остановился в Нюрнберге и осмотрел здание суда и тюрьму. Они понравились Джексону, и он решил ближе к концу месяца вернуться сюда с британскими, французскими и советскими коллегами[223]223
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 8, 1945; NARA. RG 260. AG 000.5. B. 3. F. 4. Clay to Jackson, cable, July 9, 1945. Клэй также руководил Советом по управлению группой войск США.


[Закрыть].

По возвращении в Лондон Джексон быстро понял, что до соглашения все еще далеко. 13 июля он встретился с Никитченко, Трайниным, Гро и Максуэлл-Файфом и попытался добиться от них согласия по вопросу о временны́х рамках процесса. Максуэлл-Файф предположил, что разработка вердикта займет около месяца, а процесс может начаться примерно через три недели. Никитченко и Гро не хотели назначать дату. Никитченко резонно возразил, что советская сторона не имеет представления о том, «в каком состоянии доказательства». Он добавил, что не знает, будет ли он с Трайниным служить советскими представителями в Следственном комитете; это решит Москва[224]224
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 13, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack27.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

Затем делегаты обратились к более спорным аспектам плана, в частности к суду над нацистскими организациями. В последней редакции мимоходом заявлялось, что в ходе суда над каждым бывшим нацистским руководителем трибунал может провозгласить его организацию «преступной». Джексон предупредил, что ни один американский судья не согласится с такой формулировкой, не оставляющей организации возможности для защиты. Трибуналу придется заранее объявить, что, например, гестапо и СС обвиняются в преступлениях, чтобы их бывшие члены могли выступить в защиту этих организаций. Никитченко оторопел. Что, если сотни эсэсовцев явятся защищать СС в международном трибунале? Джексон отверг это предположение как надуманное. Максуэлл-Файф согласился с американским коллегой – никто не станет заведомо «совать голову в петлю»[225]225
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 13, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack27.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

Трайнину и Никитченко предложение Джексона казалось абсурдным. Одно дело – позволить человеку защищаться на том основании, что он вступил в СС или гестапо по принуждению или его ошибочно приняли за другого. Совсем другое – позволить нераскаянным эсэсовцам и гестаповцам публично защищать эти организации. Кроме того, уверял Трайнин, всем и так известно, что творило гестапо. Джексон не согласился: нельзя ожидать от американских судей, что они «все знают о гестапо». Он напомнил, что Америка слишком далеко отстояла от театра военных действий, отметив, что сам «предельно шокирован» информацией, которую получил от УСС и из других источников после приезда в Европу, а ведь он, как высокопоставленный государственный чиновник, был и раньше более-менее в курсе происходившего. Джексон вновь заверил Никитченко и Трайнина, что прежде всего стремится найти вернейший способ подвести под трибунал как можно больше нацистских военных преступников[226]226
  Ibid.


[Закрыть].

Советских делегатов явно впечатлили заверения Джексона. Через несколько дней Никитченко, Трайнин, британцы и французы в предварительном порядке приняли американскую поправку: трибунал официально известит о намерении осудить эти организации, и их члены смогут свидетельствовать в их защиту в той форме, какую судьи сочтут справедливой[227]227
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 16, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack30.asp (дата обращения 10 января 2023 года). См. также: Tusa A., Tusa J. The Nuremberg Trial. London: Atheneum, 1983. P. 79–80.


[Закрыть]. Советскую сторону удовлетворило объяснение, что это только формальность для успокоения американцев и что ни один бывший эсэсовец или гестаповец не осмелится выступить, рискуя оказаться под арестом.

На следующей неделе все старались достичь компромисса по другим вопросам. Американцы и британцы согласились приложить к обвинительному заключению важнейшие доказательства и представить их трибуналу до заслушивания дела. Французы и советские представители со своей стороны согласились, чтобы эти доказательства заслушивались в ходе открытого процесса и обвинение могло тогда же добавлять новые. Но Джексон и Никитченко по-прежнему расходились в мнениях о том, как помешать подсудимым выдвинуть на суде встречные обвинения против союзных держав. Никитченко настаивал, что этого лучше всего добиться прямым запретом нацистской пропаганды. Джексон призывал к более тонкому подходу. Он предвидел, что защита попытается обвинить правительства союзников в таких действиях, которые вынудили Германию «воевать оборонительно». По его мнению, этого можно избежать, включив в статью 6 дефиницию «агрессивной войны». Джексон следовал советам Отдела по военным преступлениям ВЮС, который предупреждал, что защита попытается оспорить причины войны[228]228
  APYULS. Minutes of Conference Sessions of July 17, 1945 ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack32.asp (дата обращения 10 января 2023 года); Minutes of Conference Session of July 18, 1945. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack33.asp (дата обращения 10 января 2023 года). См. также: University of Wyoming, American Heritage Center, Murray Bernays Collection (3817). B. 4. F. 5. Definition of Aggression Memo for Mr. Alderman, July 9, 1945, а также: Protocol – The Charge of Launching a War of Aggression.


[Закрыть]. Максуэлл-Файф поддержал предложение Джексона. Никитченко и Гро считали, что включать эту дефиницию нет необходимости.

Спор о том, нужно ли давать дефиницию «агрессивной войне», выявил глубокие разногласия. На совещании 19 июля Никитченко и Гро заявили, что действия Германии уже охарактеризованы как «агрессивные» в документах союзников и потому трибуналу не нужно вновь вдаваться в этот вопрос. Джексон возразил, что обвинение должно прямо сейчас определить этот термин, чтобы избежать любых споров о его значении во время самого процесса. Никитченко отмел возражения Джексона: он был уверен, что обвинение сможет парировать любые аргументы защиты и что судьи наверняка будут держать ход процесса под контролем. Кроме того, – как он повторял вновь и вновь, – преступность нацистских вождей уже установлена; трибунал соберется лишь для того, чтобы определить «меру вины» каждого из подсудимых[229]229
  LOC-RHJ. B. 93. F. 2. Transcript of July 19th Meeting. См. также: APYULS. Minutes of Conference Session of July 19, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack37.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Он все еще представлял себе будущий суд по образцу советских показательных процессов.

Максуэлл-Файф, как и Джексон, ожидал, что бывшие нацистские вожди будут отчаянно защищаться – ведь они, как известно, еще во время войны занимались оправданием своих действий. Он напомнил остальным о заявлениях Риббентропа, что Германия «не ведет агрессивной политики». Затем он сослался на прогноз британской разведки: подсудимые заявят, что Германия напала на Норвегию для предупреждения агрессии британцев. Он предупредил: «Полагаю, что мы создадим себе проблемы, если не определим понятие агрессии». Джексон согласился с мнением, что подсудимые не преминут обвинить Британию, Францию и СССР в проведении такой внешней политики, которая «заставила их (немцев. – Примеч. ред.) воевать». Он заметил, что, судя по документам, захваченным союзниками в немецком МИД, такая позиция там сложилась давно и непонятно, что смогут ответить на такую линию защиты судьи (выбранные четырьмя державами-обвинителями, по одному от каждой). Гро подвел итог: либо дать дефиницию «агрессии» в статье 6, либо предоставить это судьям. Он предпочитал второй вариант, доказывая, что важно не создавать у мировой публики впечатления, будто «защите заранее заткнули рот»[230]230
  Ibid.


[Закрыть].

Этот ключевой вопрос все еще не был решен к пятнице 20 июля, когда советские делегаты пригласили своих западных коллег на обед в отеле «Савой». Планировалось, что на следующий день Никитченко, Джексон, Фалько и Максуэлл-Файф со своими помощниками вылетят в Нюрнберг, чтобы оценить этот выбранный Джексоном город с точки зрения удобств для проведения будущего трибунала. Но за обедом Никитченко объявил («с явной неловкостью», как писали американцы), что он с Трайниным не смогут полететь. Джексон предложил перенести поездку, но Никитченко отказался от подобного предложения. Американцы сделали вывод, что Никитченко выполняет приказ Москвы. Они не ошиблись[231]231
  Taylor T. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 64–65; LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 20, 1945; B. 112. F. 4; Alderman S. S. The London Negotiations for War Crimes Prosecutions (позже опубликовано в: Negotiating with the Russians / Eds R. Dennett, J. Esrey Johnson. New York: World Peace Foundation, 1951.


[Закрыть]. Советские руководители понимали, что этот визит привяжет всех к Нюрнбергу, если условия будут найдены приемлемыми.

Ил. 8. Роберт Джексон (четвертый справа), Дэвид Максуэлл-Файф (третий справа) и другие по дороге в Нюрнберг для инспекции города как потенциального места проведения Международного военного трибунала. Июль 1945 года. Источник: Офис Главного советника США. Фотограф: Чарльз Александр. Предоставлено Библиотекой и музеем Гарри С. Трумэна

Ил. 9. Нюрнберг в руинах. Июль 1945 года. Источник: Офис Главного советника США. Фотограф: Чарльз Александр. Предоставлено Библиотекой и музеем Гарри С. Трумэна. Фотография – дар Роберта Джексона

Джексон и другие отправились в Нюрнберг 21 июля без советских представителей. Состояние города произвело сильное впечатление на Максуэлл-Файфа, который впервые после войны посещал Германию. «Старый город внутри крепостных стен был грудой руин», – писал он впоследствии, вспоминая горы щебня вперемешку с разлагающимися трупами[232]232
  Maxwell Fyfe D. P. Political Adventure. P. 90.


[Закрыть]. Все согласились, что по практическим и символическим соображениям нюрнбергский Дворец юстиции будет «лучшим местом для трибунала», как писал Джексон[233]233
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 21, 1945.


[Закрыть]. В тот же день Советская военная администрация в Германии направила в Москву секретный рапорт об ухудшении положения в Берлине, отметив рост преступлений против местного населения, совершаемых мужчинами «в форме Красной армии»[234]234
  Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 8581. Оп. 2. Д. 136. Л. 61–64.


[Закрыть]. Автор рапорта выражался намеренно туманно. На самом деле красноармейцы бесчинствовали в городе после его капитуляции и продолжали грабить и насиловать, невзирая на половинчатые меры советских оккупационных властей по водворению порядка[235]235
  О советской оккупации в Берлине см.: Naimark N. M. The Russians in Germany: A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1997.


[Закрыть]. Советская сторона продолжала настаивать на том, чтобы трибунал заседал в Берлине, но перспектива реально выступить в роли принимающей стороны выглядела все тревожнее.

Когда делегаты вновь собрались в Лондоне, они продолжили спорить о терминологии, используемой в статье 6. Никитченко показал советскую редакцию от 23 июля, согласно которой преступлениями считались нарушения законов и обычаев войны, зверства против мирных жителей, а также планирование и развязывание агрессивной войны конкретно в интересах европейских держав Оси. Никитченко вновь повторил, что он против дефиниции «агрессии», и отметил, что она не приведена даже в Уставе новосозданной Организации Объединенных Наций. «Очевидно, когда говорят об агрессии, все понимают, о чем идет речь, – сказал он, – но, когда пытаются дать ей определение, возникают проблемы, с которыми до сегодняшнего дня никому не удалось справиться»[236]236
  APYULS. Redraft of Definition of «Crimes», Submitted by Soviet Delegation, July 23, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack43.asp (дата обращения 10 января 2023 года), а также: Minutes of Conference Session of July 23, 1945. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack44.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

Джексон не соглашался с презумпцией, что завоевательная война преступна только тогда, когда ведется определенными странами. Такое представление противоречило его глубоко усвоенным понятиям о правосудии. Он утверждал, что преступление есть преступление, независимо от того, кто его совершил. Трайнин пытался убедить Джексона, что тот напрасно тревожится. Возможно, в будущем будет создан постоянный международный суд, но данный трибунал организуется специально для суда над бывшими нацистскими руководителями. На следующий день Джексон внес встречное предложение – указать в преамбуле к статье 6, что под юрисдикцию данного трибунала подпадают только те, кто совершал преступления в интересах европейских стран Оси. Тем самым будет внесено некоторое уточнение, желаемое советской стороной, но его не впишут в дефиниции[237]237
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 23, 1945 и Minutes of Conference Session of July 24, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack47.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Никитченко ответил уклончиво.

Джексон также возразил против французской поправки к пункту обвинения о «преступлениях против мирных жителей» (также в статье 6), но по менее благородным причинам. Он объяснил, что давний принцип внешней политики США – не вмешиваться во внутренние дела других государств, и сослался на «печальные времена в нашей собственной стране, когда с меньшинствами обращались несправедливо». По его словам, притеснение меньшинств в Германии и уничтожение евреев стали «международным делом» и предметом международного права только потому, что эти действия были неотъемлемой частью немецких планов агрессивной войны. Он хотел, чтобы в Уставе эта связь была оговорена явным образом. Гро возразил против призыва Джексона сузить терминологию и указал, что за последний век совершалось немало гуманитарных интервенций для защиты национальных меньшинств от притеснений. По его словам, было бы насмешкой считать, что такие вторжения оправданны лишь в ответ на ведение правительством «агрессивной войны». На сей раз Максуэлл-Файф и Никитченко поддержали Джексона[238]238
  Ibid. Позже СССР изменил позицию по этому вопросу.


[Закрыть].

25 июля Джексон предложил поправку к статье 6, на этот раз описав зверства или «преступления против мирных жителей» как нарушения международного права – в том случае, если они совершались в связи с «агрессивной войной». Гро протестовал: сторона обвинения не уполномочена кодифицировать международное право. Затем он выставил более общий довод – и на этот раз попал в самый нерв проблемы. Американцы, похоже, намеревались оказаться победителями в судебном процессе на том основании, что война «была нелегитимной», тогда как европейцы хотели использовать трибунал для того, чтобы продемонстрировать миру ужасы нацистской оккупации. Джексон ответил, что одно не исключает другое, но, чтобы процесс оказал долгосрочное влияние, страны-обвинители должны настаивать на преступности «агрессивной войны». Советская сторона, конечно, с самого начала выступала именно за это – но теперь обеспокоилась. Гарантирует ли джексоновская поправка к преамбуле, что никто не будет разбирать действия самих стран-союзников?[239]239
  APYULS. Redraft of Definition of «Crimes», Submitted by American Delegation, July 25, 1945. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack49.asp (дата обращения 10 января 2023 года) и Minutes of Conference Session of July 25, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack51.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]

Никитченко предложил сделать перерыв на несколько дней, чтобы все могли как следует изучить предложенные поправки[240]240
  APYULS. Minutes of Conference Session of July 25, 1945.


[Закрыть]. Остальные понимали, что это позволит ему проконсультироваться с советским руководством. Линии связи были короче обычного: Сталин, Молотов и Вышинский находились в Потсдаме.

В тот же день Никитченко послал Вышинскому длинную телеграмму, где доложил, что переговоры продвигаются. Оставались два важных пункта разногласий: место проведения трибунала и рамки его юрисдикции. С первым все было ясно. Британцы и американцы хотели Нюрнберг, а Никитченко и Трайнин следовали московским директивам и по-прежнему отстаивали Берлин. Второй пункт был сложнее. Он и Трайнин протестовали против формулировок статьи 6, которые, на их взгляд, «дают возможность признать международным преступлением и военные мероприятия» Советского Союза и других стран-союзников, «проводимые в качестве обороны против агрессии»[241]241
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 10. П. 8. Д. 83. Л. 44–45; цит.: АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 3. Л. 122.


[Закрыть].

Вышинский передал эту телеграмму Молотову, а тот представил полный отчет Сталину. Он доложил, что достигнуто общее согласие в том, что международный трибунал должен расследовать обвинения против главных немецких военных преступников в нарушении законов и обычаев войны, совершении зверств и ведении агрессивной войны. В проект внесли множество поправок, и многие советские предложения были приняты. Затем Молотов перешел к неулаженным разногласиям по поводу местоположения трибунала и формулировки того пункта обвинения, в котором шла речь об «агрессивной войне». Он подчеркнул: НКИД считает принципиально важным переформулировать статью 6 так, чтобы стало ясно, «что речь идет о фашистской агрессии». Молотов отметил, что Никитченко и Трайнин еще не сумели склонить западных представителей к этой позиции[242]242
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 3. Л. 122; Там же. Л. 121–123.


[Закрыть].

Пока советские руководители знакомились с отчетом Никитченко, Джексон вылетел в Германию для приватной встречи с Бирнсом. Они откровенно поговорили между собой. Джексон не надеялся, что переговоры с советскими делегатами к чему-либо приведут. Бирнс разделял его мнение, что достичь согласия было бы «очень хорошо» – но не ценой справедливого суда. Он был совершенно согласен с Джексоном, что никакая дефиниция военных преступлений «не может ограничиваться» европейскими странами Оси. Это не отвечало бы сути международного права. Бирнс рассказал, что вел подобные же утомительные дискуссии с советским послом Иваном Майским по вопросу репараций. Майский хотел, чтобы США посылали репарации с оккупированных ими стран напрямую в СССР, а не в малые страны Восточной Европы. Между тем советские власти тащили из своей оккупационной зоны в Германии «все, что не было приколочено», включая телефонные коммутаторы, туалеты и лошадей. Бирнс высказал мнение, что было бы глупо поддерживать желание СССР «судить кого угодно за мародерство», учитывая, что делали в Германии советские войска[243]243
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 26, 1945.


[Закрыть].

Перед возвращением в Лондон Джексон посетил Берлин. Он был там в 1935 году и хотел снова увидеть город своими глазами. Он записал в дневнике, что Берлин – это «масса щебня и развалин, под которыми все еще лежат тысячи непогребенных и неопознанных тел». Повсюду были мобилизованные работники, «в основном женщины, и ни одного молодого мужчины». Джексон прошелся по руинам дворцов, оперных театров и рейхсканцелярии. Он обнаружил, что стол Гитлера в его кабинете перевернут, а письма фюрера к Герингу разбросаны по всей комнате. «Если русские вот так же собирают все доказательства, мы немного получим из этого источника», – гласила дневниковая запись Джексона[244]244
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, July 27, 1945.


[Закрыть].

* * *

25 июля Потсдамская конференция ненадолго прервалась: Черчилль вылетел в Лондон в ожидании результатов британских всеобщих выборов. 28 июля, когда конференция возобновилась, проигравшего выборы Черчилля сменил новый британский премьер-министр Клемент Эттли, а Идена – новый министр иностранных дел Эрнест Бевин. До этого перерыва министры иностранных дел медленно вырабатывали соглашение о том, как обращаться с нацистскими военными преступниками. Молотов, Бирнс и Бевин были в курсе лондонских переговоров, и все стремились довести вопрос до успешного разрешения. 30 июля Молотов предложил начать работу международного трибунала с рассмотрения дел главных военных преступников – Геринга, Риббентропа, Гесса, Розенберга, Кейтеля и Круппа. Он также объявил, что СССР готов принять «любой выбор места», что означало заметную смену позиции. При этом Молотов настаивал, чтобы правительства стран-союзников предельно четко выступили за экстрадицию и пообещали любыми доступными способами добиваться выдачи суду военных преступников, в том числе из нейтральных стран-убежищ[245]245
  АВПРФ. Ф. 0639. Оп. 3. П. 12. Д. 12. Л. 1, 4 // СССР и Нюрнбергский процесс. Неизвестные и малоизвестные страницы истории: документы / Под ред. Н. С. Лебедевой. М.: МФД, 2012. С. 214 (примеч. 1 к документу № 66); Ginsburgs G. Moscow’s Road to Nuremberg. P. 106.


[Закрыть].

К тому времени Потсдамская конференция частично разрешила вопрос о репарациях, чем сняла одно из главных препятствий для МВТ. Главы союзных стран отказались от попыток выработать общий подход к этой проблеме и договорились, чтобы каждая из четырех держав взимала репарации со своей оккупационной зоны так, как сочтет нужным, – чем, собственно, СССР и так уже занимался. Сталин также гарантировал обмен немецких станков и другого капитального оборудования из британской и американской зон на продовольствие, уголь и прочее сырье из советской зоны. Так называемое Потсдамское соглашение не упоминало прямо трудовых репараций, чем устраняло один из источников беспокойства Джексона. Но советские руководители интерпретировали это соглашение как разрешение действовать по-своему[246]246
  Tudda C. Cold War Summits: A History from Potsdam to Malta. New York: Bloomsbury Academic, 2015. P. 29–30.


[Закрыть].

Теперь СССР уже не нуждался в санкции со стороны международного трибунала, позволившей бы требовать репараций с Германии. Но Сталин по-прежнему полагал, что участие в нем очень полезно. Трибунал даст Советскому Союзу возможность занять место среди послевоенных великих держав и показать миру, какие жертвы он понес ради победы. 2 августа, в заключительный день Потсдамской конференции, Сталин, Трумэн и Эттли вновь подтвердили намерение подвергнуть главных военных преступников «скорому и верному суду» и выразили надежду, что лондонские переговоры приведут к заключению договора по этому вопросу. По настоянию Сталина лидеры пообещали опубликовать список главных подсудимых-нацистов до 1 сентября[247]247
  The Berlin (Potsdam) Conference, July 17 – August 2, 1945, A Decade of American Foreign Policy // Avalon Project at Yale University Law School. http://avalon.law.yale.edu/20th_century/decade17.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

Сталин в Потсдаме дал ясно понять, что поддерживает проект МВТ, и, когда переговоры в Лондоне возобновились, Никитченко и Трайнин стали гораздо уступчивее. Лейбористское правительство Эттли назначило британским делегатом лорд-канцлера Уильяма Джоуитта на смену черчиллевскому назначенцу Максуэлл-Файфу. Джоуитт умело посредничал между Никитченко и Джексоном, и делегаты достигли консенсуса по основным пунктам разногласий, включая формулировки статьи 6. Американцы и британцы были удовлетворены таким поворотом событий: Джексон злорадствовал в дневнике, что советские представители «заглотили нашу наживку со всеми потрохами»[248]248
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, August 2, 1945.


[Закрыть].

Истина была сложнее, потому что советская сторона тоже получила большую часть желаемого. Никитченко согласился, чтобы «первые судебные процессы» в рамках международного трибунала прошли в Нюрнберге, но продолжал настаивать на том, что постоянной штаб-квартирой трибунала должен был служить Берлин. В этом случае советские власти пользовались бы престижем, принимая на своей оккупационной территории трибунал, избегая при этом трат на снабжение самих судебных процессов. Никитченко больше не настаивал на поправке, по которой «агрессивная война» считалась бы преступной лишь тогда, когда ее вели европейские страны Оси, – но только потому, что Москва сочла приемлемым четкое ограничение юрисдикции МВТ военными преступлениями этих стран[249]249
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 14–15.


[Закрыть]. По мнению советских руководителей, это предотвратило бы превращение суда во всеобщий хаос. Джексон добивался, чтобы вместо термина «агрессия» использовалось «преступление войны», но по предложению Джоуитта и в виде уступки советской стороне его заменили в статье 6 термином «преступления против мира», предложенным ранее Трайниным[250]250
  APYULS. Minutes of Conference Session of August 2, 1945, ICMT. http://avalon.law.yale.edu/imt/jack59.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Другим спорным вопросом в течение последних двух месяцев была экстрадиция. Делегаты договорились, что они предпримут необходимые шаги для выдачи на суд МВТ главных военных преступников из своих стран и попытаются добиться экстрадиции тех, кто нашел убежище в других государствах[251]251
  Советские представители хотели утвердить такое положение и для рядовых военных преступников, но удовлетворились гарантией того, что в соглашении не будет содержаться ничего противоречащего Московской декларации от октября 1943 года.


[Закрыть].

В конечном счете все четыре делегации сделали уступки. Джексон больше не настаивал на том, чтобы дать дефиницию «агрессии», и, по крайней мере на время, оставил надежду повлиять на международное право Уставом МВТ. Гро согласился на несколько выхолощенную версию «преступлений против мирных жителей», которые по предложению Джексона переименовали в «преступления против человечности» (этот термин предложил в ходе прений КОНВП американский юрист Герберт Пелл, эту же формулировку предпочитал влиятельный польско-британский юрист Герш Лаутерпахт), но ограничили область ее применения преступлениями, «совершенными во исполнение или в связи с другими преступлениями в рамках юрисдикции настоящего Трибунала». На практике это означало, что данное обвинение покрывает лишь преступления, совершенные от имени государства-агрессора в связи с планированием или ведением агрессивной войны[252]252
  Филипп Сэндс пишет, что термин «преступления против человечности» Джексону предложил Лаутерпахт (Sands P. East West Street. P. 113). Лаутерпахт несомненно знал, что КОНВП использует этот термин в своих обсуждениях.


[Закрыть]. Наконец, британцы отказались от своей идеи приговора по внесудебному указу[253]253
  APYULS. London Agreement of August 8th 1945. http://avalon.law.yale.edu/imt/imtchart.asp (дата обращения 10 января 2023 года) и Charter of the International Military Tribunal, Nuremberg Trial Proceedings (NTP). Vol. 1. http://avalon.law.yale.edu/imt/imtconst.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

8 августа в Черч-Хаусе закрылась Лондонская конференция. В 11 утра перед небольшой группой журналистов и фотографов состоялась церемония подписания Лондонского соглашения и Устава МВТ в Нюрнберге. Объявили, что Никитченко будет главным советским обвинителем, а Гро – заместителем пока еще не назначенного представителя Франции[254]254
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, August 8, 1945. В конце концов Гро не вошел во французскую делегацию.


[Закрыть]. Этим представителем суждено было стать Франсуа де Ментону, бывшему министру юстиции и тогдашнему генеральному прокурору нового французского правительства – он только что руководил судебными процессами против главных деятелей режима Виши. Публика давно знала, что главным американским обвинителем будет Джексон. Представители Британии еще не были названы, но скоро стало известно, что главным обвинителем будет сэр Хартли Шоукросс, а его заместителем – Максуэлл-Файф.

13 августа Вышинский сообщил Молотову, что Комитет главных обвинителей (бывший Следственный комитет) в течение недели начнет в Лондоне работать над обвинительным заключением, и попросил его подобрать в помощь Никитченко четырех помощников обвинителя, двух машинисток, стенографиста и двух переводчиков с английского и немецкого[255]255
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 37. Д. 2219. Л. 1.


[Закрыть]. Советские руководители также всерьез задумались о том, кого они могли бы включить в список подсудимых Нюрнбергского трибунала. В советских тюрьмах не было заключенных ранга Геринга и Риббентропа – большинство главных нацистов сдались американцам. Вышинский и Молотов обсудили главных немецких военных преступников, находившихся под стражей в СССР, и остановились на списке из пяти имен: фельдмаршал Фердинанд Шёрнер, вице-адмирал Ханс-Эрих Фосс, генерал-лейтенант Райнер Штаэль, бывший немецкий посол в Болгарии Адольф Бекерле и замминистра пропаганды Ханс Фриче (бывший с Гитлером в бункере в его последние дни). 20 августа Вышинский отправил этот список главе НКВД Лаврентию Берии. Тот не отвечал больше недели. Выдать заключенных МВТ означало выпустить их из-под контроля НКВД[256]256
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 210. Л. 1–3. На самом деле Фриче возглавлял отдел радио в Министерстве пропаганды. Советская сторона переоценивала или преувеличивала его важность.


[Закрыть].